Текст книги "Проклятая (СИ)"

Автор книги: Мария Сакрытина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

– Идиот! – орала я, топчась на безнадёжно маленьком клочке земли и пытаясь вспомнить нужную схему.

– Я не знал! – вопил в ответ Арман.

За тот вечер я узнала две вещи: во-первых, драконы тоже горят, и, во-вторых, я помню все до единой схемы – потому что сама, без всяких книг, со страха призвала всех "духов", о каких успела прочитать.

– Круто! – восхитился драконыш, глядя, как бесплотные слуги гасят огонь. – Ну, что, пошли в лабиринт?

Этому кретину всё было мало.

Третьей вещью, которую я выяснила, оказались ожившие мертвецы. В нашем мире точно существуют некроманты и какой-то из них "поднял" вот этих… этих… мерзавцев.

"Мерзавцы" выскакивали из гробов в самый ненужный момент и нифига не укладывались обратно. Горели они плохо, бегали быстро, орали громко и страшно, и если бы не мои духи, мы бы с Арманом не только не добрались до сокровищ, но и из лабиринта бы никогда не вышли.

– Ух ты! – кричал Арман на бегу. – Кру-у-уто!

А я вспоминала все известные мне ругательства, но про себя – бегать так быстро, да ещё и говорить, как этот драконыш, у меня не получалось. Пару раз Арман даже нёс меня на руках.

– А-а-а!

– Да не ори ты! – улыбался драконыш, кругами подходя к очередному гробу. – Нет тут ещё никого…

Ещё. Стоило Арману откинуть крышку (лучшие сокровища ведь в гробах, да?), как из каменного ящика тут же выпрыгивал очередной злой, неприкаянный, полуразложившийся мертвец и с потусторонним рёвом кидался на нас.

И мы бежали дальше.

Но весело действительно было. Самым весёлым оказалась физиономия Армана, когда сокровища мы-таки нашли – свитки. Много свитков.

– Ух ты! Круто, – подцепленным у драконыша словечком восторгалась я, роясь в бесконечных рукописях.

– Если бы я раньше знал! – рычал выдохшийся, чёрный от копоти драконыш.

Сокровища мы увезли. За нами бежала толпа мертвецов, но мы оказались быстрее. Правда, у края леса нам встретилась весьма подозрительная бабушка, на поверку оказавшаяся ещё одним зомби. А я говорила Арману, что нормальная страха никогда у проклятого леса не поселится. Драконыш отмахивался: "Ничего, ничего, ты посмотри, какая у неё избушка, давай тут переночуем, у меня крылья, в смысле, руки уже от усталости отваливаются". Зато когда бабка, услышав: "А вам мертвецы не докучают? Нет? Ну, скоро начнут – за нами тут целая толпа гонится", с рёвом: "Воры! Это вы украли моё сокровище!", кинулась на нас, сверкая зелёными, мёртвыми глазами, Арман бежал быстрее всех. И крылья потом не отваливались, когда он, наконец, смог обернуться драконом.

– Я же говорил: оставь эти чёртовы свитки!

– Я же говорила, она ненормальная!

Нашим личным рекордом чуть не стала драка в полёте – ещё не факт, кто бы выиграл. У меня духи, а они манёвренней.

Но Арман в итоге отнёс меня домой – в мою "грязную спальню". И оставил трястись над свитками и предвкушать бездну интересных вещей, которые мне эти свитки откроют, когда я закончу с переводом.

– Ну можно я хоть твою корону возьму? – клянчил Арман, вышагивая по комнате. – Ну не солидно мне как-то без сокровищ возвращаться!

Я кивнула, лишь бы отстал. Утром выяснилось, что Арман, совсем по-драконовски, захапал все мои украшения – вкупе с короной, то есть, тиарой.

"Ну прилети только ещё!" – ворчала я, обыскивая комнату.

Но на душе стало легче. И даже будто бы теплее.

Ещё где-то неделю я спокойно занималась переводами. Училась, упражнялась со схемами, пока не решаясь пробовать те, что нашлись в свитках – больно жуткие.

Потом мир взрослых обо мне неожиданно вспомнил.

Мне прислали служанок и личного камердинера короля, дабы сообщить, что вечером состоится осенний бал, и я должна на нём непременно быть.

Моё мнение по поводу бала не спросили и просто принялись готовить: бегать туда-сюда с водой, какими-то маслами, платьями и заколками…

Уже через час я мечтала, чтобы эта свара испуганных, дрожащих девиц (камердинер сбежал быстрее всех) оставила меня в покое. Но кто-то явно напугал их больше, чем я, так что, несмотря на ужас, они очень старались сделать меня красивой.

Мне не было до них дела, а выглядеть хорошо нравилось, так что отделались девицы лёгким испугом.

Предвкушая что-то очень неприятное, я дожидалась вечера, когда в сопровождении фрейлин пойду в цветочный павильон, где обычно устраивали балы.

Мои фрейлины были одеты в цвета королевы и не поднимали на меня глаз. Да ладно, чего уж там. Я их практически и не замечала. Больше тревожило, что я, кажется, опять не знаю правил. Ну до чего просто с духами! Или Арманом. Почему тут не бывает так же?

На балу присутствовали монахи. Какие-то странные, не с книгами и в рясах, как обычно, а одетые, как придворные, только вооружённые чем-то непонятным, что слепило глаза и вызывало дрожь. Я старалась не обращать на них внимания и сосредоточиться на церемониях.

Танцевал со мной какой-то плюгавый парнишка в очень богатых одеждах. И больше никто.

Парнишка тому же Раулю и в подмётки не годился, так что каждый раз, когда он отпускал мою руку, я украдкой вытирала её о платье. И ждала, когда это мерзкое представление закончится.

А закончилось оно неожиданно. Парнишка, замирая на каждом слове и пожирая меня глазами, просипел: "Ваше Высочество… Алисия… Вы такая красивая! Позвольте предложить вам… Станьте… станьте моей женой!".

Щас!

Я вскинула брови и сообщила, что он очень милый, конечно, но я его совсем не знаю.

Тем временем в зале установилась мёртвая тишина, даже музыканты наконец-то заткнулись. Все смотрели на нас. Я, как обычно на публике, мигом почувствовала себя не в своей тарелке.

Парнишка оказался тем самым принцем, за которого меня хотел посватать отец. К стыду своему, не помню даже, как Его Высочество звали. Но зато он очень эффектно упал передо мной на колено и принялся осыпать комплиментами.

Я оглянулась, встретилась взглядом с отцом – напряжённым, хмурым – с мачехой, довольной просто до неприличия. И почувствовала себя так, будто меня кинули в каменный мешок и крышка над головой захлопывается.

Ой, неспроста тут монахи…

Принц тем временем замолчал и выжидающе уставился на меня. Как и все в зале.

Я облизала пересохшие губы.

А, была-не была!

– Благодарю, Ваше Высочество, но не думаю, что могу стать вам достойной супругой, – начерта тебе то и дело сеющая смерть полу чокнутая дамочка, будь она хоть трижды прекрасна!

Принц, ошеломлённый, поднялся и тоже повернулся к отцу.

Голос Его Величества раскатисто прошёлся по залу:

– Подумай, дочь, стать королевой Лебелии – великая честь! Иначе…

Иначе?! Я сжала кулаки. Ты продержал меня взаперти полтора месяца и говоришь про какое-то "иначе"?!

– Что "иначе", папочка? – протянула я. – Отправишь меня в настоящую темницу? Отрубишь голову? Четвертуешь?

Тишина в земле стала практически осязаемой, когда я повернулась к принцу.

– Знаете, Ваше Высочество, я вызываю духов вплоть до третьего уровня, кричу по ночам и, когда злюсь, убиваю людей, заставляя их агонизировать минут десять. Вы всё ещё хотите на мне жениться?

Принц побледнел и пролепетал:

– Но… как же… договор…

– Алисия! Как ты смеешь мне перечить! – перебил его король. – Я приказываю тебе!

– Да пошёл ты! – усмехнулась я, прибавив ещё одно слышанное от Армана словечко. Кажется, непристойное – по залу пронёсся рокот, а король, вскочив, проревел:

– Взять её! Под замок!

Вот. Прошла отцовская любовь…

Я улыбнулась и мысленно приказала духам защищать меня.

Тогда я только подозревала, что монахи опасны.

Они скрутили меня в два счёта, а проснулась я в подвале монастыря, того, у столицы, вся в заговорённых цепях, уставшая до безумия и жутко злая.

Ну я тебе, папочка устрою!

Ну я вам всем устрою!

Время в подземелье текло непонятно, так что не уверена, сколько я там пробыла, когда ко мне явились стражники-монахи и повели куда-то наверх – в уютный кабинет отца-настоятеля.

– Ваше Величество, поймите, – внушал мягкий старческий голос. – Она не человек. Она даже не ведьма. Она – одержимая.

Меня втолкнули в комнату и заставили упасть на колени. Звякнули цепи. Но и отец, и сидящая рядом и вяло обмахивающаяся веером мачеха сделали вид, что ничего не заметили.

– Она, – выдохнул король. – Она же моя дочь.

Я никогда ещё не видела его таким расстроенным. Странно, но это меня тронуло. Словно на секунду почудилось, что этот человек родной мне не только по крови. Словно он сможет мне помочь. Защитит меня.

– Моя дочь, – потерянно повторил король.

– Но не наследница больше, – жеманно протянула мачеха. – И она сама выбрала свою судьбу. Вы, сир, видели, как она отказала Его Высочеству, наследному принцу Лебелии.

– Она просто… не в себе, – неуверенно произнёс отец. И тут же, обращаясь к настоятелю, взмолился. – Вы же говорили, что сможете помочь ей! Что избавите её от этого!

– Ваше Величество, мы можем лишь держать её под контролем, – вздохнул монах. – Но с возрастом её сила растёт. И даже мы скоро будем беспомощны перед ней. Ваше Величество, единственный способ справиться с ней – убить сейчас, пока она ещё слаба. Пока это ещё возможно.

– Но моя дочь…

– Она больше не ваша дочь, сир. Ваша дочь умерла в младенчестве. То, что вы видите – чудовище, принявшее облик вашей дочери. Чудовище, занявшее её тело. А тем временем душа принцессы мучается в пламени ада. Спасите её, сир. Это единственное, что вы можете для неё сделать.

И монах протянул королю какой-то свиток… документ. Медленно, Его Величество взял перо…

О, боже.

Я думала, догадывалась, но не представляла, что он… меня…

– Отец!

Он вздрогнул. Поднял взгляд на меня.

Монах подал знак кому-то у двери, а сам зачастил:

– Сир, это чудовище, убившее нашу возлюбленную королеву. Само его существование угрожает вам и вашей семье. Будьте мужественны!

Меня схватили за шею, но я успела крикнуть:

– Отец, прошу, не заставляй меня! – прежде, чем мне заткнули рот кляпом.

Я не хотела. Видит бог, я не хотела. Этот человек не сделал мне ничего плохого. Да, глядя, как он подписывает мне смертный приговор, я вспоминала, что именно он отдал приказ убить Максимилиана, пыталась злиться… но чувствовала только жалость. Он был беззащитен, а я могла его убить. Но видит бог – не хотела!

Перо плясало по пергаменту, но подпись всё же была поставлена. Высочайший приказ.

– Ты убила мою жену, ведьма, – подняв взгляд от документа, выдохнул король… отец, не смотря, впрочем, мне в глаза.

Она была моей матерью!

– Правильно, Ваше Величество, – улыбнулся настоятель, пряча документ и переглядываясь с мачехой. – Это угодно богу.

– Сир, не стоит делать из этого трагедию, – пропела та. – Идёмте.

Меня схватили дюжие монахи-рыцари, а король поднялся и, пошатываясь, подошёл к креслу королевы, подал мачехе руку… Я смотрела, как они уходят, знала, что меня ждёт, предчувствовала боль от ужасного, слепящего оружия монахов, выжигающих моё проклятье… мой дар, саму меня.

И молила: "Не заставляй меня!".

Дверь за королевской четой не успела закрыться, когда заговорённые цепи со злобным шелестом впились в мои руки, шею, грудь… Я закричала, а отец замер в дверях, завороженно глядя на меня.

Что-то восклицал монах-настоятель. Ему вторили другие. И, я чувствовала, знала: во всём здании читают молитву об изгнании злого духа. О моей смерти.

Боль сделалась невыносимой, голову пронзила яркая вспышка.

Да нет же, я не хочу умирать! Почему я? Почему?!..

Рассказывали, что монастырь трясся в ту ночь. Что над ним полыхало пламя ада. Врут. Ничего такого, я же помню. Всё ведь помню, будь проклята моя память!

Они просто умерли. Все, до единого. Со всеми этими слепящими игрушками, рассыпавшимися в прах, как и мои браслеты. Все-все. Кто-то мучительно – кто находился ко мне поближе, кто-то – нет.

Конечно, среди них был и мой отец. Я рыдала потом у его тела, как… как девчонка. Он приговорил меня к смерти, мучительной смерти. Он сам "выбрал свою судьбу". И я так умоляла его не заставлять меня… Я же просила…

А мачеха, натурально, сбежала. Хитрая ведьма, она прекрасно чувствовала, когда пахнет жареным. Окрестности монастыря были безопасны, там она и укрылась. А потом кинулась во дворец, довольная донельзя. Я же ей на руку сыграла, неожиданно. Она теперь была королева-мать, регентша при малолетнем сыне-короле. Так-то.

И наверняка собиралась устроить против меня крестовый поход, потому что, когда я вернулась во дворец забрать свои свитки и переводы, королева уже приказала их сжечь. Так что я, натурально, практически из огня их вытащила.

– Ты мерзкая ведьма! – кричала мачеха и билась в фальшивых рыданиях, пока меня очень осторожно, вежливо даже, окружали стражники. – Будь ты проклята! Проклята!

Я убрала последний свиток в дорожную сумку, выпрямилась и пробормотала:

– А я уже.

Браслетов на мне не было, и вся челядь смотрела на меня широко открытыми от ужаса глазами. Они боялись меня. Они ждали, что я сейчас начну мстить мачехе – и им заодно.

Ибо я чудовище.

– Ты умрёшь! – орала королева. – Ты будешь гореть в аду!

А сама дрожала – незаметно почти, но… Вчерашнее паническое бегство в потёмках не осталось безрезультатным?

– Тварь! Дьявольское от…

– Тихо! – рявкнула я. И, когда установилась абсолютная, мёртвая тишина, звенящим от злости голосом продолжила. – Запомни раз и навсегда, Величество, на носу заруби: ты хотела трон – ты его получила. Это последняя твоя интрига против меня. Если я захочу, править буду я…

– В королевстве мертвецов! – взвизгнула мачеха.

– Неважно, – хмыкнула я, поправляя ремень сумки. – Но я не хочу. Поэтому правь, матушка. Воспитывай брата, живи, наслаждайся… Я не буду мешать. Я даже оставлю дворец, мне тут не нравится. Но если кто-то, ты или кто-то ещё посмеет мне помешать, нарушить мой покой… вы очень сильно пожалеете.

Двор с ужасом внимал, хотя у меня от усталости заплетался язык, дрожал голос, и выходила какая-то чепуха.

"Дух четвёртого уровня", которого я вызвала во дворе монастыря, обернул меня невидимым покрывалом и унёс подальше от этого кошмара.

Потом рассказывали, что я исчезла в клубах дыма, попутно прокляв королеву. Дым – фи, но я и сама удивлялась, почему не убила, не заколдовала эту сучку. Да, кому-то надо было править, да мой братик ещё младенец (жутко крикливый и безобразный)… Но на самом деле, у меня просто не осталось сил. Бросься они на меня все скопом – стражники, слуги – я бы еле-еле отбилась. А может, и впрямь потом стала бы королевой мертвецов – глубину своего дара я и сама тогда не знала.

Дух принёс меня в трактир, где мы останавливались с Арманом – в Предгорье. Я заплатила за комнату, и, оставшись одна, рухнула на кровать, перемежая рыдания истеричным смехом.

Так началась моя "взрослая" самостоятельная жизнь.

Часть 2. Чары

Арман нашёл меня месяц спустя. К тому времени я успела окончательно привыкнуть переезжать с места на место, ничему не удивляться, торговаться с трактирщиками и врать, что я травница. Это было очень легко – в травах я действительно разбиралась. Но чисто теоретически. Я знала, чем сушёный розмарин отличается от сушёных же цветков календулы и что когда надо использовать. Но заставь меня искать эту траву в лесу…

Забавно: люди верили. Вообще я быстро поняла, что если старательно вести себя как остальные – как все – относиться будут соответственно. Главное – не слишком выделяться, быть скромной, милой и, ещё лучше, робкой. Первое время меня это завораживало – совершеннейшие незнакомцы улыбались мне, когда встречали на улицах, разговаривали вежливо, желали доброго дня и совсем не боялись.

Я чувствовала себя, словно стала частью большой семьи. Это было сродни магии.

Арман, кстати, поступал также. Он в жизни бы не обернулся драконом на людях – очень внимательно за этим следил. Даже несмотря на мои дразнилки и подначивания.

Да и мне совершенно не хотелось показывать, кто я. Я даже привыкла не обращаться постоянно к духам – стирать одежду, например, если это не придворное пышное платье, совсем нетрудно. Да и волосы в косу заплести легко. Куда сложнее на первых порах было не шарахаться от дружелюбных незнакомцев мужского пола. В их глазах частенько загорался тот же огонёк, что у Армэля и Рауля. Он не сулил мне ничего хорошего, но я скоро научилась его не замечать. Они не были опасны, эти незнакомцы. Не опасней монахов, по крайней мере.

Да, после монахов я тоже научилась бояться.

Кстати, монахи и были основной проблемой. Они, оказывается, жили повсюду. Не попасться им на глаза, замаскироваться оказалось ужасно сложно, но Арман научил меня паре приёмов, которые успешно работали. Дракон тоже монахов недолюбливал. Узнав, что я прикончила целый монастырь, лишь рассмеялся и заявил: "Так им и надо". Я удивилась, но Арман добродушно ухмыльнулся и сказал: "Алиска, они по другую сторону баррикад". А, когда я не поняла, сделал большие глаза и на следующий же день потащил меня в трёхдневное путешествие через море к разрушенной Ромулии.

– Они понастроили там свои монастыри. Ты увидишь, – говорил Арман. – Но это не их земля. Наша. Она была нашей задолго до их появления. Их Спаситель тогда ещё и не родился.

По-моему, именно во время этого путешествия мы оказались в трактире, где мне в руку впервые попала лютня. Сам менестрель напился до беспамятства, а я просто попробовала повторить парочку его песен. Для себя и Армана.

Талант к песням прорезался у меня так же неожиданно, как и к танцам. "Ты настоящая принцесса!" – говорил Арман, восхищённо глядя на меня.

Ну да. Принцессы же должны сладко петь и красиво танцевать.

Но что б я ещё раз исполнила что-то такое в трактире! Эти странные, воняющие перегаром люди, больше напоминающие животных в сумраке общего зала, забросали меня медяками и постоянно кричали что-то похабное. Даже Арман под конец не выдержал и увёл меня. Точнее, унёс, обернувшись драконом, на другой остров.

О! Что действительно было тогда первый раз, так это море. Бескрайнее, беспокойное, вздыхающее, точно громадное животное, – совершенно, абсолютно очаровательное. Над ним в облаках было куда холоднее, и ещё чешуя Армана становилась очень скользкой. Но море было таким красивым… Крики чаек, разноцветные пятнышки кораблей и волны, волны, и запах соли, и свежий ветер…

А ещё оно было очень синим. И ярким. Всё становилось ярким по мере того, как мы подлетали к таинственной Ромулии. Дома я никогда не знала таких сочных красок. Особенно в Утёсе.

Арман всё повторял: погоди, ещё немного, и ты не будешь рот закрывать от удивления. От красоты, скорее, но это мелочи.

Долетев до земли бывшей Ромулии, мы остановились в ближайшем портовом городе. Без зазрения совести наведались в храм, высидели молитву (Арман покривлялся). Благодаря ухищрениям дракона монахи не обратили на нас ровно никакого внимания.

А вечером Арман потащил меня за город, к роще.

Да, рот у меня и впрямь не закрывался.

Сначала это казалось тенями. Туманом, игрой неверного лунного света. Я потёрла глаза и вдруг нос к сносу столкнулась со странным…эм-м-м… человеком. У него имелись рога и бараньи ноги – копытца и шерсть колечками. И такие лукавые глаза, каких я никогда ни у кого не видела. Яркие и, к тому же, лиловые.

Арман дёрнул меня за руку, и человек-баран, смешно подпрыгнув, поманил нас к кострам.

– Не бойся, Алис, посмотри: это же весело, – шептал дракон, таща меня за собой.

Весело стало после странного напитка, который какая-то голая девица налила в серебряный рожок из громадного котла. Напиток был холодный, бодрящий и очень вкусный. И после него всё это ненормальное сборище перестало казаться странным.

Помню, как мы танцевали с Арманом в центре хоровода людей-баранов. Луна сверкала в алых глазах дракона, а сам он смеялся и повторял:

– Это наш мир, Алиска!

Хоровод сочного синего, серебряного и лилового вихрился у меня перед глазами, врезался в память. И духота – летнее марево, замерший воздух, замершее время…

Утром Арман объяснял, что раньше эти существа – нимфы, сатиры, дриады – жили везде. Но родиной их считалась старая Ромулия, потому с её разрушением, беднягам пришлось худо. А с принятием христианства и вовсе невыносимо.

– Монахи думают, мы умрём, если перестать в нас верить, – говорил Арман. – Глупости. Но что могут знать эти зануды со своими книгами и крестами?

А я блаженно подставляла лицо яркому ромульскому солнцу, вдыхала сочные, одуряющие ароматы местных цветов и наслаждалась. Бурчание дракона про сожжённых ведьм и уничтожение древних свитков меня совершенно не трогало.

Ведь мне это не грозило.

В Ромулии мы провели три месяца. А, да, и за это время ко мне посваталось, кажется, полстраны.

– Чего они липнут к тебе, как мухи? – бурчал Арман. – Да, ты, конечно, красивая. Но они ещё просто не знают, как ты во сне пинаешься.

Они просто не знают, что у меня Дар. А мне так понравилось флиртовать и притворяться, что я сама иногда о нём забывала.

Через три месяца Арман получил весточку из дома и заявил, что ему пора, но он скоро вернётся. Совсем скоро, я даже заметить ничего не успею.

"Совсем скоро" заняло почти полгода. Всё это время я не делала ровным счётом ничего – только валялась на пустынных пляжах, флиртовала, плясала на местных праздниках – очень частых по сравнения с моей родиной – ходила на свидания, кружила головы и даже пару раз ходила танцевать с туманными существами под луной.

Мне нравилась свобода. Я не понимала, почему раньше просто не взяла и не уехала от отца? Что меня держало? Что заставляло терпеть жизнь при дворе, которая мне совершенно не нравилась?

Позже я решила, что просто боялась свободы. Она была непонятной, неизведанной и странной, тогда как следовать чужим приказам, подчиняться – привычно и обыденно. Новое всегда опасно, всегда пугает.

Дурой я была.

Вернувшись, Арман снова потащил меня на поиски сокровищ – на этот раз у него даже имелась карта с расплывчатой кляксой и крестом. Но неунывающий дракон решил, что клякса похожа на мою страну, а значит, почему бы не слетать?

Мне не хотелось покидать Ромулию, здесь было слишком хорошо – слишком солнечно, слишком весело, слишком беззаботно… Но кто бы смог возразить дракону, охваченному жаждой приключений?

По дороге мы остановились на фестивале празднования урожая где-то в Предгорье.

Мне всегда нравились горы, а вот Арман бурчал, что вроде как летать там сложно и погода непонятная, и льёт вечно, и холодно, и сели… Нытик.

Помню, были танцы на улицах и гремела музыка – просто оглушительно. Арман куда-то исчез, ко мне подскочил какой-то парень, схватил за руку и принялся на непонятном гортанном языке что-то говорить. Я вдруг запаниковала, попыталась вырваться, но держал незнакомец неожиданно крепко.

А потом мой взгляд упал на его запястье, и на долгое, ужасно долгое мгновение я ослепла. Чётки у него на руке висели, скрученные на манер браслета. Освящённые, судя по всему, чётки.

Парень так и не понял, наверное, почему я отшатнулась. Но ему хватило дурости побежать за мной. А я… На какое-то мгновение мне почудилось, что я снова в монастыре. И меня снова обвивают цепи-змеи.

В панике я упала на колени, прижала кулаки к глазам. В уши ввинчивался гул празднующего города, где-то еле-еле различался голос Армана, зовущий меня. Кажется, где-то там был и мой голос, воющий от страха.

Но ощущение цепей и горящих крестов оказалось сильнее всего.

Я рухнула на мостовую и потеряла сознание.

Мне бы, казалось, не привыкать просыпаться среди мертвецов. Столько раз, чему уже удивляться… Да, собственно, я вовсе и не удивилась, открыв глаза и увидев рядом тело того юноши с чётками. Что меня ошеломило – тишина, неестественная и абсолютно… мёртвая?

Держась за стены, страдая от головокружения и тошноты, я пошла в сторону площади, где мы с Арманом расстались. Надо найти дракона… надо попросить… унести меня отсюда… надо…

Когда я услышала над собой хлопанье крыльев, то даже обрадовалась. Подумала, это Арман наконец-то явился за мной. Но подняла голову и поняла, что дракон другой. Крупнее и, судя по рисунку чешуи – старше. И только после до меня дошло, что это, кажется, отец Армана.

Но зачем он здесь?

И как оказался так быстро?

Раздумывать больше, чем над одним вопросом моя голова отказалась. Зато на первый ответ нашла быстро. Я ахнула, захлебнулась воздухом и, не разбирая дороги, спотыкаясь о тела, кинулась к площади.

Арман лежал там, у фонтана, кстати, тоже почему-то пересохшего. Лежал, глядя пустым взглядом в небо. Мёртвым.

Я до крови прикусила прижатую ко рту ладонь. Не может быть… Нет!

Я бы кинулась к нему, но ноги словно приросли к каменной плитке. Я просто стояла. И смотрела.

И не верила.

Хлопанье крыльев стало громче.

Отец Армана, поменяв облик, наверное, ещё в полёте, рухнул рядом с сыном и сделал то, на что я так и не решилась – бросился проверять пульс, слушать дыхание, оттягивать веко.

У меня снова подкосились колени, и я рухнула на каменные плиты.

Я и так отлично знала, что Арман, как и все вокруг, мёртв.

Из-за меня.

– Маленькая идиотка! Ты так и не научилась держать себя в руках! – прорычал отец-дракон, подхватывая Армана на руки. – Если ты ещё раз приблизишься к моему сыну, я лично прослежу, чтобы от тебя остался обугленный труп, которые ты так любишь!

Его слова не подходили к образу убитого горем отца, но тогда мне было не до того, чтобы отмечать эту странность.

Я молча смотрела, как отец-дракон, осторожно перешагивая тела, идёт к краю площади. Мимо затихшего фонтана… мимо меня…

И тогда случилось чудо, равное тому, о которых рассказывают клирики. Рука Армана дрогнула, пальцы сжались. И он тихо произнёс-выдохнул:

– Алиса?

Я рванулась было к нему, но отец-дракон зарычал:

– Я что сказал, девчонка?! Всё! Дружба кончилась!

Арман завозился у него на руках, а я замерла. И медленно отступила. На шаг. И ещё на шаг. И ещё.

Пока не споткнулась о чьё-то тело и не упала.

Над головой захлопали крылья и последнее, что я видела, прежде чем потерять сознание во второй раз – густая рваная тень, закрывшая звёзды.

Драконы улетали домой, оставляя меня в городе трупов.

В королевстве мертвецов.

Позже, много позже я прочитала в чьём-то трактате, что драконов крайне сложно убить. Что на них не действует почти никакая магия.

"Почти" и "крайне сложно" не значит невозможно.

Я очнулась следующей ночью среди той же тишины совершенно одна – если не считать мертвецов. И долго брела потом, пытаясь выбраться, забыв даже, что могу вызывать духов.

А в ближайшей деревне, где оказалось под утро, рассказывали ужасные истории про кровавый праздник. Кровавый урожай.

И про меня, конечно.

А я больше не могла держать себя в руках. Я шарахалась от людей, боясь увидеть у них страшные слепящие оружия, боясь снова потерять сознание и проснуться королевой мертвецов.

Я смогла купить еду и сбежала в лес, нашла какую-то сырую пещеру у реки и провела там три дня, просто боясь выйти на свет.

Я причинила боль другу. Единственному дорогому для меня человеку. Дракон-отец не прав – это проклятье, проклятье, проклятье!

Или я действительно чудовище? А что если монахи правы, и я одержима? Я же не хотела тогда, на празднике. Я не хотела!

Это не я!

Но нет, это была я. Я и только я. Я долго прислушивалась к себе, пыталась найти признаки присутствия другого существа. Ничего.

Монахи! Они просто ничего не понимают. Кому ещё знать о проклятье, как не мне? Вот и Арман говорил…

Я зарыдала, только вспомнив его имя. Долго, навзрыд, захлёбываясь слезами. Но странно, после этого мне сделалось легче. Легче принять: это я. Я такая. Я убиваю. Я не могу себя контролировать. Я пробовала, но я не могу.

Они все говорят, что я чудовище. И я вижу – они правы. Да. Да! Я чудовище! Королева мертвецов. Это я, и зачем мне бежать от себя?

Я как колдунья из баллад.

Но почему "как"?

Это было как озарение. Выбитая из-под ног почва возвращалась. Я – чудовище, я – колдунья.

Я нашла себя.

Я выбралась из пещеры и зашагала по лесу, не разбирая дороги. И, конечно, меня привело к людям. Вроде бы, разбойники. Хотя точно не знаю. Но они так обрадовались, что к ним явилась "юбчонка на радость"…

Не думаю, что они так уж радовались, когда я убила их. Сама. Спокойно.

Свободно.

Да, чёрт возьми, да! Пусть я буду одна. Но свободна.

Как чудовище.

Но почему же "как"?

Раньше я думала – и слышала много раз – что если принять себя такой, какая ты есть, станет легче. Я очень чётко поняла, какая я, осознала, почему меня боятся. Почти год среди других людей, так сказать инкогнито, всё расставил по местам.

И я сама ужаснулась. И ничего легче не стало. Скорее наоборот, мне казалось, что внутри меня постоянно бушует вьюга. Я даже укутывалась в пледы, одеяла, меха, – всё, что услужливо приносили мне духи. Теплее не становилось. Ледяное сердце, говорят, не греет. Моё леденело с захватывающей дух быстротой. И я замерзала вместе с ним.

У меня случилось ещё около трёх (или пяти?) приступов. Совершенно без повода – если не считать таковым моё постоянное уныние и упадок духа. И теперь, как после смерти Максимилиана, я умудрилась убивать не только людей – которых и поблизости-то не было. О, я размахнулась не на шутку – выжигала траву, деревья, оставляя голую землю и камень. И каждый раз круг (всегда круг, идеально-правильный), в центре которого я просыпалась, становился больше. Я уничтожила лес, добралась до ничем не повинных деревушек поблизости, одну обезлюдела (из других вовремя сбежали жители – мудро, я всё равно не могла остановиться. Да и не собиралась, если честно. Я же чудовище, монстр. И веду себя соответствующе).

Тем временем духи строили дом – надо же мне где-то жить. Мне очень не нравилось ютиться в пещере – и кошмары там снились особенно изощрённые, кстати. Я теперь постоянно видела чёртов монастырь и цепи-змеи, и мёртвого Армана в мёртвом же городе…

Духи поняли меня довольно своеобразно – под домом я вообще-то не имела в виду чёрный замок, удивительно подходящий моему настроению. Этакое жилище горя и тоски – каменное, чёрно-серое, со стонущими сквозняками, тёмными комнатами и маленькими оконцами-бойницами. Я-то представляла себе нечто уютное – особняк в цветах, например. Хотя какие цветы – всё равно исчезнут, стоит мне в очередной раз потерять сознание.

Итак, приступы становились всё чаще. Каждый раз после них я чувствовала ужасную слабость и еле-еле могла встать – а это было необходимо: духов каждый раз приходилось вызывать заново. Не думаю, что они умирали, хотя… Не знаю, меня они не волновали. Как не волновали бы орудия труда, например. Те же перья для письма.

Постоянно было холодно. На своё отражение в зеркале я смотреть уже не могла – тощая, почти скелет, девица с бледной, как у мертвеца кожей, потрескавшимися губами и громадными мешками под глазами. Да, у меня снова пропал аппетит и очень часто, работая со свитками, которые духи мне приносили со всего мира, я забывала спать.