Текст книги "Два короля (СИ)"
Автор книги: Мария Костылева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
9
В Вакрее их маленький отряд провёл ещё около недели, решив сделать перерыв на то время, пока у Грапара будет заживать рука. Сам Грапар, конечно, был против, но вняв убедительным доводам Мароля и Жерры (эти двое умели приводить убедительные доводы), в конце концов согласился. Кто смог, пошёл работать; Мадбир – вышибалой в клуб карточных игроков, Элья – в подтанцовку к какой-то певичке, местной звезде, выступавшей по вечерам в самом известном вакрейском трактире. Мароль тоже где-то работал; где – никто не знал, однако он неизменно возвращался под вечер с деньгами. Так что устроились на время – и стали выжидать.
За эти дни Элья выучила город лучше, чем Аасту; узенькие улицы и подворотни, заброшенные дома, замкнутые дворики, тенистые парки – она бы без труда смогла затеряться здесь, скрываясь от погони, например; она знала, где переждать дождь и в какой фонтан нужно кинуть монетку, чтобы когда-нибудь вернуться. Она знала горбатый мостик через городскую речку, расположенный в таком глухом квартале, что туда, помимо немногочисленных местных жителей, забредали только влюблённые и будущие самоубийцы – на этом мосту по вечерам можно было встретить одинокого старого трубача. Иные могли гулять по городу и не знать, откуда доносится музыка – а Элья знала. И Грапар тоже. Они отдали этому трубачу едва ли ни половину своих сбережений – и нисколько не жалели об этом, потому что деньги вдруг перестали иметь для них значение. Совсем.
Зачем он звучал здесь, этот отголосок некогда существовавшей страны за Драконьим Хребтом, которую много лет назад унесла неведомая война? Зачем приходил в безлюдный квартал? Это было им неизвестно. Но при особенных состояниях души любую магию начинаешь воспринимать как нечто, само собой разумеющееся. А если старый трубач играет только для двоих – то это наверняка магическая тайна, призрак из того мира волшебства, двери в который для многих своих подданных запер король Эрест III, будто не знавший, что настоящее волшебство не способны удержать никакие запоры. Элья всё чаще думала об этом, и любые счастливые совпадения или просто удачные моменты относила к волшебству, как будто доступному ей теперь.
– Как ты думаешь, я могу быть волшебницей? – спросила Элья, лежавшая на мягкой траве под пронзительно-золотой от солнца липой.
– Вполне возможно, – отозвался Грапар. – В Клане Альбатроса магов гораздо больше, чем людей без магических способностей.
Элья подскочила, приняв сидячее положение.
– Правда?!
Он только усмехнулся и легонько взъерошил ей волосы. Той самой рукой, которая ещё пару дней назад причиняла ему столько неудобств, а теперь двигалась вполне охотно. И всё благодаря медальону, который Грапар с той ночи носил, не снимая. Конечно, опирался он сейчас на другую руку – но дело явно осталось за малым…
Элья взахлёб принялась рассказывать, как (возможно!) уберегла их обоих от гибели в момент падения воздухоплава. Вдруг и правда у неё есть дар? Вдруг она умеет колдовать?..
Предположения звучали довольно наивно, но Грапар слушал внимательно и не перебивал. Элья уже заметила, что ему вообще нравится её слушать – независимо от того, что она говорит. Сам же он, когда был с ней, говорил очень мало.
Никто не знал, что они в парке. Никто вообще ничего не знал. Они сбегали из дома тайком, в разное время и под разными предлогами. Терялись в лабиринтах Вакрейских улочек – не таких открыточных, как в Драгарике, но зато сохранивших более явный налёт старины – и неизменно находили друг друга, даже не сговариваясь заранее о месте встречи.
Только Лэрге, казалось, о чём-то догадывался. Но он, в любом случае, молчал, и лишь изредка задерживал на Элье пытливый взгляд. Довольно неприятный, надо сказать – словно бы граф осуждал её, или даже презирал. Именно поэтому у Эльи сердце ушло в пятки, когда она, вернувшись однажды с работы и заглянув в комнату мужчин, обнаружила, что Грапар и Лэрге стоят друг напротив друга и ожесточённо ругаются – стараясь, впрочем, не повышать голосов. Хотя, если сказать по правде, ожесточён был только Грапар – а вернее, разъярён – в то время, как Лэрге сохранял невозмутимость. Только подбородок чуть задрал, свысока глядя на собеседника. Здесь же сидели Жерра и Мароль. Вошедшую они едва заметили.
– Это смахивает на оскорбление, – холодно произнёс граф. – Я ничего не подслушивал. Мне ваше общение с предметами интерьера абсолютно неинтересно, господин Грапар. Это была шутка. Просто шутка. Клянусь, я и представить себе не мог, что принц Панго жив…
– Принц жив?!
Все взоры тут же обратились к Элье. Грапар метнулся к двери, довольно бесцеремонно отстранил девушку здоровой рукой и выглянул в коридор.
– Ты ещё громче не могла сказать? – ядовито поинтересовался он, закрывая дверь. – Потом посмотрел на Лэрге: – Ты тоже хорош. Нужно уметь выбирать место и время для подобных разговоров.
– Так это секрет? – шёпотом спросила Элья.
– Разумеется. Секрет, за который уже не единожды расплачивались головой.
– Но он правда жив?
– Более того, – сказал Лэрге, – его, похоже, хотят сделать правителем новой Шемеи.
Элья нахмурилась и повернулась к Грапару:
– Так ты же говорил, правителем станет человек с кровью Шемейских Владык, а Панго – сын Эреста…
Грапар тяжело вздохнул.
– Он не солгал, – справедливости ради, заметил Лэрге. – Но чтобы знать это, необходимо быть в курсе родословной дворянских семей Шемеи.
– Я не в курсе, – сказала Элья. Быстро, требовательно, сразу как бы давая тем самым понять, что ей необходимо всё знать от начала до конца.
Лэрге вежливо улыбнулся:
– Но вы ведь наверняка в курсе, что Владыка отдал в жёны… Ну, или это было без согласия Владыки… – поправился он, увидев, как нахмурился Грапар. – В общем, общеизвестно, что недавно почившая королева – это сирота, которую воспитывал бывший правитель Шемеи.
– Говори ещё тише, – приказал Грапар.
– Как скажешь… Так вот, многие считают, что она была безродной. На самом же деле, она принадлежала к древнему шемейскому роду, но родители её умерли, когда девочка была совсем маленькой. Всё их богатство отошло казне, а саму девочку сердобольный Владыка, водивший дружбу с её отцом, взял к себе на воспитание. После его свержения, она стала женой Эреста и родила ему детей: трёх дочерей и одного сына, Панго. Следовательно, они являются наследниками не только короля, но и шемейской дворянки. О Панго и Инерре, полагаю, рассказывать не нужно?
Ну ещё бы. Историю о принце, влюбившегося во фрейлину своей молодой жены и сбежавшего с ней в предгорья Драконьего Хребта, знали все подданные Татарэта. Закончилось всё весьма трагически – в убежище пары проникли разбойники, ограбили дом, убили девушку (по слухам, беременную) и тяжело ранили принца. Однако Панго выжил; более того, он во всеуслышание заявил, что это было спланированное покушение, за которым стоял его отец, поклялся отомстить и стал собирать войско, чтобы двинуться на Аасту. Благодаря своей разведке, Эрест узнал об этом. Небольшой отряд, который к тому моменту удалось собрать Панго, был окружён. Принцу было обещано помилование, но он предпочёл смерть и спрыгнул с обрыва прежде, чем гвардейцам Эреста удалось его схватить.
«Теперь там, в Эйголе, они с Инеррой соединились навечно», – со слезами на глазах говорили друг другу впечатлительные придворные дамы, которых очень трогала история любви принца и фрейлины.
Кто-то больше жалел законную вдову Панго – та, говорят, очень любила своего неверного супруга, и после его смерти не снимала траура более двух лет, пока сама не скончалась от чахотки.
Эта история породила множество кривотолков, её рассказывали и пересказывали друг другу по всей стране, на разные лады, с разными подробностями. Кто-то говорил, что несчастная Инерра, на самом деле, жива, и мраморная усыпальница, которую безутешный принц заказал для упокоения своей возлюбленной, пуста. Кто-то сказал, что от этого союза остался ребёнок, которого сейчас прячут за семью замками где-то в горах. Были и те, кто утверждал, что Панго вовсе не погиб, а пошёл на хитрость, и сейчас собирает силы для борьбы с отцом…
Выходит, последние были правы?
– Давно, конечно, надо было всё рассказать… – вздохнул Грапар, которому Элья адресовала свой вопрос.
– Вот именно, – холодно заметил Лэрге.
– Но эта не та информация, которую разбалтывают направо и налево…
«Мне мог бы и сказать, – обиженно подумала Элья, садясь в кресло. – Я-то не «право-лево».
Она несколько ревниво глянула на Жерру и Мароля, спокойно, без следа удивления, слушавших разговор, но промолчала.
– Мы рискуем жизнями ради дела, – напомнил Лэрге, – и, я считаю, имеем право знать. Тем более, Жерра, Мадбир и Мароль, я полагаю в курсе?
– Жерра и Мароль, – сказал Грапар. – Мадбир наёмник… Он с нами постольку поскольку. Так что при нём – ни слова. Даже между собой. Да и вообще ни при ком. Если окажется, что у кого-то язык без костей – отрежу собственноручно.
Элью передёрнуло. Она почему-то была уверена, что Грапар не шутит. И имеет в виду всех.
– Я должен принести извинения. – Грапар угрюмо посмотрел на Лэрге. – Но и ты должен понять… чем меньше народу знают об этом, тем лучше. И да, прошу прощения за несдержанность. Однако, сам понимаешь, как только я услышал про «посадить на трон мёртвого принца Панго»… Такими вещами не шутят.
– Да… – Лэрге склонил голову. – Согласен. Я тоже приношу свои извинения. – Потом посмотрел на Грапара исподлобья. – Но сейчас уже поздно отступать. Пора всё-таки ввести нас с Эльей в курс дела.
Элья не удержалась и ласково улыбнулась ему. Она теперь была щедра на улыбки для всех – к большому неудовольствию Грапара, который, впрочем, старался это неудовольствие скрывать и даже называл её флирт «обманной тактикой». А Элье просто было хорошо, и ей казалось, что её тепла хватит на весь мир – почему бы не поделиться, хотя бы немного, хотя бы капелькой? В конце концов, никому, кроме Грапара – особенно, графу – она ничего позволять не собирается. А много ли греха в одной улыбке или в ласковом взгляде?
Но она заметила, что и сейчас Грапар резко дёрнул щекой и отвернулся.
– Хорошо, – сказал он сухо. – Сопротивлению некоторое время назад стало известно, что принц выжил и его держат под очень надёжной охраной в Кабрийском округе в местечке под названием Сакта-Кей. Огромный особняк, окружённый каменной стеной с воротами, запирающимися на крепкий засов. Сакта-Кей находится недалеко от того места, где произошло убийство Инерры. Это целый гарнизон, который живёт там без малого три года. Куча гвардейцев и два мага. У некоторых есть семьи, и членам этих семей, так же, как и самим охранникам, запрещается покидать Сакта-Кей. Если им нужно выйти за ворота, время входа и выхода отмечается в специальном журнале, а появляться вне территории особняка можно только в гражданской одежде. Там всё очень строго. За неисполнение правил могут запереть на несколько дней в специальную камеру или даже посадить в карцер. Для всех это место – закрытая лаборатория, где занимаются разведением очень ценных культур, которые, тем не менее, могут представлять опасность для здоровья. Тёмный народ маленького городка по соседству сторонится этих людей – мало ли, заразные. В общем, очень удобно. Одного только не учли Эрестовы приспешники – детей.
– А там есть дети? – удивилась Элья.
– Ты невнимательно слушаешь. Я же сказал: у некоторых есть семьи. А семьи – это во многих случаях означает «ещё и дети». До шести лет дети мало понимают, что происходит, а потом их нужно отдавать в школу. С некоторыми уезжают и их матери… Впрочем, не о матерях речь – они под страхом смертной казни не могут рассказывать об особняке в Сакта-Кей. Дети тоже не должны ничего рассказывать… но если по секрету своему лучшему другу (только никому-никому!), то рассказать, конечно, можно. Так они считают. А у друга есть родители. И он им, допустим, говорит: «Представляешь, Киким жил в секретной лаборатории! С ним там жил человек, который часто ходил в богатой одежде, а на руке носил кольцо с синим камнем… Этот человек ещё собачку нарисовал на трёх ногах и подарил рисунок Кикиму…». И представь себе, попались такие родители, которые были в курсе, что у принца, когда он был маленьким, имелась собачка. Которая лишилась одной из ног, ещё в детстве – но он всё равно очень её любил. А то, что сапфир – фамильный камень королевского дома, известно всем… Дальше была сложная проверка, но теперь нам известно точно, что в Сакта-Кей скрывается его высочество, живой и невредимый. И он тоже знает о нас.
– Очень интересно… – произнёс Лэрге и усмехнулся. – Такой козырь в рукаве утаил…
– Мне было важно, чтобы ты помогал нам из идейных соображений. А к принцу Панго люди относятся неоднозначно, в том числе, шемейские дворяне.
– Уверяю тебя, если шемейским дворянам придётся выбирать между Эрестом и Панго, то они, конечно, выберут последнего.
– А ты? – спросил Грапар.
– Я тоже, разумеется. Хотя мою позицию ты знаешь – я вообще за более прогрессивную форму правления.
– Его высочество тоже. Но он знает, что для людей подобные перемены всегда тяжелы, особенно, резкие, поэтому речь пока идёт о постепенных изменениях. О Парламенте он, кстати, тоже, насколько я знаю, подумывает…
Раньше Элья бы демонстративно закатила глаза к потолку, но теперь попыталась внимательно следить за разговором. Всё, чем жил Грапар, стало вызывать в ней живейший интерес. Но потом девушка всё равно, конечно, отвлеклась: воображение стало рисовать ей, как она вместе с Грапаром перебирается ночью через высоченную каменную стену и прокрадывается к зарешёченному окошку, за которым томится несчастный принц…
Грёзы разрушило хрустальное дребезжание невидимого стекла.
Арлейна, сама о том не ведая, оборвала Грапара на полуслове – наверное, у неё было какое-то важное сообщение.
– Девочки, можно ваш ключ?
Получив ключ, Грапар вместе с зеркалом ушёл в соседнюю комнату, пообещав вернуться минут через пять.
Лэрге обескураженно молчал.
– Я так и не понял, – сказал он хмуро, – как Сопротивление собирается всё это провернуть?
– А тебе и не положено это понимать, – отозвался Мароль. – Никому из нас. Грапар, конечно, в курсе, но раньше, чем принц Панго окажется на свободе, мы ничего не узнаем.
– Это не потому, что он нам не доверяет, – поспешила сказать Жерра, успевшая неплохо изучить графа, – просто таковы порядки… Сопротивление довольно жестоко обходится с теми, кто их нарушает.
Лэрге задумчиво кивнул, продолжая хмуриться.
– А вы-то что думаете? – спросил он. – Посадить на трон принца в обход смерти его отца будет очень непросто… Ему нужна хорошая поддержка.
– У него будет эта поддержка, – сказала Жерра. – Во-первых, Сопротивление. А во-вторых, когда люди узнают о том, что Панго жив, я уверена, сторонников у него будет едва ли ни больше, чем у Эреста! Шемея – не единственная страна, которой не нравится нынешний режим… Вернее, Шемейский округ, простите.
– Вряд ли… – подумав, отозвался Лэрге. – То, что ты говоришь – это серьёзный раскол, а Грапар только что ясно дал понять, что его высочество против решительных перемен…
– Я не говорю, что не могу ошибаться. Но такой поворот кажется мне разумным.
– Такой поворот чреват гражданской войной.
– Тебе обязательно всё время спорить?! – окрысилась Жерра. – Пусть бы и так! Пусть бы и война! Нарывы нужно вскрывать, чтобы гной вытекал! Или ты не согласен?
Лэрге сразу пошёл на попятный:
– Я просто размышляю.
– То есть, ты всё-таки не согласен?
– В общем и целом – согласен. Но речь идёт о сотнях, а то и тысячах невинных жизней. А их потеря будет неизбежна, если в стране окажутся два короля…
Мароль хмыкнул и принялся набивать трубку:
– Да не будет никакой гражданской войны. Не такое сейчас время. Придумают что-нибудь умы великие… а наше дело маленькое. Если и появится второй король, то только в слухах. Спорных, кое-чем подтверждающихся – и, наоборот, опровергаемых… Слухи – это оружие помощнее листовок.
– И в чём смысл? – не понимал Лэрге.
– А смысл в том, что какое-то время спустя так же, потихоньку, Панго сменит на престоле Эреста.
– Такие вещи «потихоньку» не делаются.
– Делаются, ещё как. Наоборот, если создавать шум, то ничего не получится. А вот если действовать осторожно, исподволь, следя за тем, чтобы не было утечки информации, тогда есть все шансы на успех. Заметь, Сопротивление – довольно крикливая организация. Но ты только сейчас узнал о том, что затевается на самом деле, разве нет?
Лэрге ещё подумал-подумал и, наконец, кивнул.
– Пожалуй, в этом есть зерно истины, – признал он.
– Угу, – отозвался Мароль с видом «я-всегда-говорю-только-разумные-вещи». – Согласись, это звучит более правдоподобно, чем воплощение сказки о двух королях.
Лэрге усмехнулся:
– В истории есть примеры, когда эта сказка становилась былью. Тёмные короли противостояли Светлым и наоборот… Иногда появлялось одновременно два Тёмных, но это уже детали.
– Я думаю, что и в самой сказке было два Тёмных, – сказал Мароль. – Просто об этом мало кто знал.
Элья непонимающе переводила взгляд с одного на другого. Наконец, дождавшись паузы в разговоре, нетерпеливо поинтересовалась:
– Что за сказка такая? Какие ещё короли?
– Ты не знаешь? – удивился Мароль. – Мне её ещё в детстве читали… Любопытная сказка.
– О Светлом и Тёмном короле?
– Угу.
– Расскажи!
Мароль ухмыльнулся и выдохнул облачко табачного дыма.
– Я никогда никому не рассказывал сказок.
– Значит, самое время начать! – заявила Элья и откинулась на спинку кресла, демонстративно скрестив на груди руки и как бы показывая тем самым, что она никуда отсюда не уйдёт, пока не узнает про двух королей. Причём Элья чувствовала, что её просьба пришлась Маролю по душе – а ей в последнее время было приятно лишний раз позволять людям делать то, что им по душе. Ну и сказку тоже, конечно, хотелось послушать.
– В общем, эти два типа якобы правят одним небольшим миром – название и местоположение которого, конечно, неизвестно, – сказал Мароль. – Светлый король – это тот, кому каждый человек хочет служить на самом деле. А Тёмный хочет, чтобы каждый человек служил ему. И он делает всё, чтобы приманить к себе как можно больше людей. Он осыпает их всякими благами, одаривает землями, он может даже менять обстоятельства так, что дорога в его дворец кажется единственно верной, и ты шагаешь по ней легко и с удовольствием. А когда приходишь, понимаешь, что наконец оказался на своём месте, и что именно о такой жизни ты всегда мечтал… Потом, правда, выясняется, что служба тяжела, и иной раз приходится идти против своей совести – но значит, так надо, других-то вариантов нет, раз ты уже здесь. Тем более, у соседнего короля, говорят, и того хуже: чёрный, иногда смертельно опасный труд, не всегда, к тому же, оплачиваемый, и можно легко попасть в опалу ни за что. И неважно, что именно туда тебя иногда тянет, да так, что мочи нет – это всё обман, блажь… Короче говоря, штука в том, что при всём при этом Тёмный король питается человечиной. И многие понимают, что пришли не туда, только в тот момент, когда он начинает их жрать. Но есть те, кто идёт по зову своего сердца – либо сразу сворачивают на более тернистый путь, либо покидают шикарный дворец Тёмного короля, чтобы прийти к Светлому…
– Где смертельно опасно и можно легко попасть в опалу? – мрачно уточнила Жерра.
– Если верить тому, что рассказывают у Тёмного. Может, кстати, и правду рассказывают, кто знает…
Наверное, сказка имела какое-то продолжение, но Мароль дорассказывать не успел: вернулся Грапар.
Да и Элья, глядя, как её мужчина бережно заворачивает в тряпицу зеркало Арлейны, тоже забыла о сказке.
***
Из окна на чердаке харчевни, закрытой днём, как и подобает всем уважающим себя заведениям подобного рода, было видно ласточкино гнездо под кровлей. Элья долго стояла, высунув голову, и смотрела, как иссиня-чёрная птица деловито что-то вкладывает в распахнутые жёлтые рты… Элья прилетела сюда, словно на крыльях – таких же примерно, как у этой ласточки. А теперь что-то тянуло в груди, словно каменная плита лежала на сердце.
Ласковые, но настойчивые руки обхватили её, оттащили от окна в чердачную полутьму, почему-то пахнущую не пылью, как обычно бывает на чердаках, а тёплой землёй и сухой травой.
Элья с самого начала дала себе слово, что не будет спрашивать, однако сейчас помимо своей воли выпалила:
– Грапар… а что будет потом?
Глупый вопрос, конечно. Она не имеет право ни на что рассчитывать. Она не имеет право ничего ожидать.
– Я что-нибудь придумаю.
– Она ведь… – беспомощно пролепетала Элья.
– Она – это прошлое, – сказал Грапар так убеждённо, что невозможно было ему не поверить. И в глаза при этом смотрел. По-особенному, по-честному.
Неужели это правда? Неужели он действительно готов оставить Арлейну… ради неё?
Может ли такое быть?
Его руки говорили: может. Его губы говорили: может. И тяжесть в груди начала потихоньку таять, и свет из окна будто стал ярче, и не видно было уже ни кровли, ни гнезда с птенцами: только солнце и небо, небо, небо!..
***
Они условились о встрече и на следующий день – их последний день в Вакрее. Это был и последний день весны – самой лучшей весны в жизни Эльи, о чём она и хотела сегодня сказать Грапару. Просто так, чтобы он лишний раз улыбнулся.
Первый летний месяц, который из-за птичьих перекличек называли звонким, приветствовали, как правило, по всей стране, а не только в Аасте, где приход каждого месяца был поводом устроить праздник. Принарядился и Вакрей. На главной площади открылся базар, где обязательными товарами всегда были скворечники и кормушки – нужно же задобрить глашатаев лета! – а ещё продавали разный инвентарь для работ на полях и в огородах, амулеты для хорошего урожая, семена и одежду для тёплой погоды.
Бесцельно потолкавшись меж торговых рядов – денег всё равно не было – Элья загляделась на скобяные товары. Искусный мастер украсил простые предметы домашнего обихода изящно выкованными цветами и травами, головами животных, птицами и звёздами.
«Когда мы будем жить вместе с Грапаром, – подумала Элья, – у нас обязательно в прихожей будут висеть крючки в форме букетов, а на крыльце – вот такой фонарик, оплетённый железным плющом… Надо узнать, кузнец местный или приезжий, и взять адресок, на всякий случай…».
Элья подошла к продавцу – невысокому пареньку в надвинутой на самые глаза шляпе – и поинтересовалась:
– Скажите, а это всё – ваша работа?
Паренёк поднял голову – и девушка обомлела: перед ней стоял Мароль.
– Нет, не моя, – буркнул он. – Вы что-то хотели?
Элья огляделась, но мнущаяся рядом семейная пара пока только разглядывала поделки, и покупать ничего не стремилась.
– Так ты здесь подрабатываешь? – шепнула она Маролю.
– Тебе-то что? Иди куда шла, ты привлекаешь ко мне ненужное внимание.
– А ты не любишь внимания? – лукаво улыбнулась Элья. Девушка уже научилась не придавать значения его грубости и пропускала её мимо ушей.
– Я сказал, иди куда шла. Грапар уже, небось, заждался.
Элья отпрянула от него.
– Что ты имеешь в виду? – холодно спросила она.
Мароль хмыкнул:
– Девочка, я вырос в семье, в которой готовили агентов тайной службы короля. У меня нюх на любое притворство.
– Где-где ты вырос?! – изумилась Элья во весь голос.
Но Мароля отвлекли, чтобы поинтересоваться стоимостью затейливо изогнутых дверных ручек, и он легонько толкнул Элью в сторону: иди, мол, мешаешь.
Девушка оскорблённо хмыкнула – не больно-то и хотелось! – и, гордо подняв голову, направилась в сторону нужного ей переулка. А на душе было неспокойно – отношения с ней могли повредить репутации Грапара как лидера, а если знает хотя бы один, то скоро могут узнать и все остальные… Интересно, догадывается ли об этом сам Грапар?
Грапар, к её удивлению, лишь пожал плечами.
– Этого следовало ожидать. Мароль и правда прошёл такую школу в детстве, что теперь от него вряд ли что возможно скрыть – зато он сам скроется от кого угодно… Но ты не волнуйся, во всём отряде нет человека, который был бы мне более предан, чем Мароль.
– А я? – шутливо возмутилась Элья. Они как раз шли по пустынному участку набережной, который очень любили, и она даже приостановилась, скрестив на груди руки.
– Ну, в тебе я не сомневаюсь, – улыбнулся Грапар, приобнимая её за талию.
– Так он действительно из семьи шпионов? – шёпотом спросила Элья.
– Ну… это не совсем шпионы. Они, скажем так, выполняют секретные задания Эреста. Очень приближённые к нему люди, причём такие, что служат ему с тех пор, как он оказался на троне.
Элья нахмурилась.
– Ничего не понимаю. Но ведь тогда, по идее, у Мароля должна быть фамилия…
– У него и была. Лишили, когда он отказался заниматься семейным делом и решил пойти в музыку. Ты ведь знаешь, у него талант…
– Но ведь необязательно заниматься семейным делом всё время, чтобы не лишиться фамилии, – недоумевала Элья. – Выучился бы музыке, подумаешь… Агент-пианист – это ведь даже лучше, чем просто агент!
Грапар помрачнел.
– Он хотел уйти совсем.
– Да придумал бы что-нибудь, выкрутился бы! Сколько таких случаев…
– Это не от него зависело, хорошая моя. Видишь ли, его семья была категорически против. Его родной отец моментально написал прошение о том, чтобы среднего сына лишили фамилии. Потом братья Мароля насильно приволокли его к королевским магам, где ему запечатали дар, и…
– Так он волшебник?!
– Был.
– И его… но это же ужасно, Грапар!
– Да. Причём, насколько я знаю, магические способности у него были развиты ненамного хуже музыкальных, а запечатывать развитый дар – это совсем не то, что запечатывать дар младенцу. Процесс длится не несколько минут, а часа два-три. Это довольно болезненно и весьма унизительно, потому что мага сковывают по рукам и ногам, чтобы не мог шелохнуться, и в таком беспомощном состоянии он пребывает всё это время. Так, в основном, поступают с магами-преступниками, приговорёнными к заключению. Мароля же подвергли этой процедуре просто за то, что он хотел заниматься музыкой.
Элья потрясённо качала головой. У неё в голове не укладывалось, что с человеком могли так поступить. Причём родные люди.
– Когда его выставили из училища за драку, – сказал Грапар, – он пытался подрабатывать в каких-то кабаках и на концертах, но без бумажки об образовании и без фамилии с ним мало кто хотел иметь дело. Будь ты хоть трижды гений – без диплома ты, в лучшем случае, прослывёшь выскочкой. А слово «непрофессионал» сейчас считается едва ли ни оскорблением, насколько ты знаешь. Это всё издержки той системы, которую навязал своим подданным Эрест.
И Элья впервые в жизни почувствовала, как она ненавидит короля страны, в которой живёт. Ей вспомнилось, как замирало её сердце, когда она смотрела на Эреста, идущего по Белой Площади, то благоговение, которое она испытывала, глядя, как он приветствует жестом своих подданных, тот трепет, с которым она сделала реверанс … Как стыдно, как мерзко, как отвратительно! Ей задурили голову так же, как и всем остальным!..
– Ненавижу его, – прошипела Элья. – Ненавижу Эреста.
Грапар остановился и серьёзно посмотрел на неё.
– Послушай, – сказал он негромко, – издержки есть везде. Покалеченные жизни были и в Шемее. Они есть и в других странах, это неизбежно. Не надо никого ненавидеть. Ты не должна ненавидеть, понимаешь? Только не ты.
Тронутая его непривычной интонацией, неподдельной горечью в голосе, Элья почувствовала, как в горле образуется комок, а сердце словно отпускают невидимые тиски. Слёзы, не спрашиваясь, сами собой потекли по щекам.
Конечно, она не может никого ненавидеть. Она может только любить. И любит сейчас всех, даже Эреста.
Элья уткнулась лицом в грудь Грапару.
– Спасибо, – пробормотала она. – Не знаю, что на меня нашло… Но эта история…
– Я, кстати, был бы тебе благодарен, если бы она осталась между нами. Никому не говори о том, что я тебе рассказывал, особенно, Маролю. Он, конечно, делает вид, что плевать хотел на магию, что это была приемлемая цена за возможность заниматься любимым делом, пусть и недолго… но такие переломы не срастаются, ты ведь понимаешь.
– Никому не скажу, – пообещала Элья.
– И не смей жалостливо на него смотреть. – Грапар успел достаточно хорошо её изучить.
– Не буду. Пойдём?
– Пойдём. Вон к тому мосту. У меня здесь назначена встреча с кое-кем.
– И с кем это? – Элья подняла голову и подозрительно на него посмотрела.
Грапар усмехнулся.
– С нашим единомышленником. Тебе, кстати, будет особенно интересно с ним познакомиться.
– Да? Почему?
– Увидишь… – Его лицо вдруг сделалось серьёзным. – Элья, скажи, а ты веришь в судьбу?
Элья улыбнулась.
– Как же можно в неё не верить после всего, что с нами случилось?!
– Ты знаешь… мне родители всегда говорили, что человек должен устраивать свою судьбу сам. Мол, не бывает такого, чтобы было что-то «суждено», а присказку «от судьбы не уйдёшь» выдумали ленивые и трусы. Между тем как за всю свою жизнь я не раз убеждался, что она есть, эта самая судьба. И жизнь научила меня, что от неё действительно не уйдёшь. Но наверное… наверное, её всё-таки можно обмануть, как думаешь? Может, у нас получится?
У Эльи сладко ёкнуло внутри.
– Наверное, – сказала она, тоже очень серьёзно.
А про себя подумала: «На самом деле, нет. Просто я и есть твоя судьба. А ты думаешь, что тебе суждено было прожить свою жизнь рядом с Арлейной. Никого обманывать не придётся. Боги сами всё расставляют по местам».
Возле моста их уже ждали. Худой белобрысый парень, сунув руки в карманы поношенной курточки, нервно переминался с ноги на ногу.
– Ты всё-таки пришёл, – сказал ему Грапар. Негромко, в меру торжественно, с такой признательностью в голосе, будто тот своим появлением спас город от наводнения или от чумы.
Парень дёрнул головой, как бы кивая, и облизнул губы.
– Ты точно уверен, что готов идти со мной дальше?
– Д… да… – запинаясь, ответил парень. – Боги велели мне… продолжать дело родителей… Я ничего не боюсь!
Последнее он почти выкрикнул, и Элья нахмурилась. «Единомышленник» вёл себя как-то не очень нормально.
– Рад это слышать, – невозмутимо сказал Грапар. – Позволь познакомить тебя с Эльей. Она тоже помогает мне в моём нелёгком деле. Элья, это Равес.
Парень впервые посмотрел на неё, и девушка не смогла сдержать удивлённого возгласа: светло-серые миндалевидные глаза, светлые ресницы, тонкие губы, чуть заострённый нос – такой же, как у неё.
Равес был типичным представителем Клана Альбатроса.
***
– Ты сдурел?! – шипела Жерра, меряя шагами комнату. Она воспользовалась тем, что Элья ушла мыться перед долгой дорогой – когда ещё доведётся? – и втащила сюда Грапара, которого подловила в коридоре. – Всё так хорошо складывалось! Элья была самой подходящей кандидатурой! Зачем тебе понадобился этот полоумный?!
