Текст книги "Два короля (СИ)"
Автор книги: Мария Костылева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
Клан Альбатроса: Два короля
1
На изломе весны Ааста начинала походить на гигантский пёстрый муравейник. А всё из-за Большой Ярмарки, которая неизменно открывалась в пятнадцатый день синего месяца – к слову, самого ясного месяца в году, то есть идеального для уличных гуляний. В это время в столицу государства Татарэт съезжались люди со всех уголков страны и гости из соседних государств, что за Драконьим Хребтом; иногда даже можно было встретить представителей Великих Кланов – народов, как будто к Татарэту не относившихся, хотя и живших, по факту, на его территории. Многие, кому не хватило места в трактирах и на постоялых дворах, селились в окрестных деревнях, а иногда даже в лесах, причём власти города предоставляли желающим бесплатные палатки, которые можно было получить на вокзалах и станциях воздухоплавов. В общем, Большая Ярмарка была мероприятием известным и оттого крайне хлопотным, но чиновники стремились организовать всё на высшем уровне, тем более, что именно в Аасте последние лет десять располагалась главная резиденция его величества Эреста III – город просто обязан был не ударить в грязь лицом! Сам монарх, кстати, почитал своим долгом хотя бы раз на Ярмарочной Неделе посетить Белую Площадь – правда, никогда не было известно заранее, какой именно день он выберет.
Как так случилось, что именно Белая Площадь стала сердцем главного весеннего торжества, уже никто не мог вспомнить. Площадь была небольшой, уютной и в обычные дни очень тихой. Однако с первыми лучами солнца первого дня Ярмарочной Недели всё менялось кардинальным образом. На самой Белой Площади и прилегавших к ней улицах яркими цветами распускались шатры и палатки, затевались аттракционы для детей и взрослых; воздух полнился ароматами свежей выпечки, подогретого вина с травами и пряностями, печёных фруктов. А ровно через семь дней всё исчезало; невозможно уже было найти ни торговца, ни уличного музыканта, ни попрошайки. Даже мусора не оставалось – дворники в Аасте служили добросовестные, некоторые даже с фамилиями; впрочем, им, возможно, немножко помогали королевские маги. Гости столицы, не уехавшие на Ярмарочной Неделе, разбредались по другим кварталам, совершали прогулки по паркам, посещали картинные галереи и салоны. В общем, город ещё примерно до конца весны был наводнён туристами – что, конечно, благополучно сказывалось на бюджете не только Аасты, но и Татарэта в целом. А о том, какие денежные реки бурлили здесь в самом начале недели, ходили легенды! Однако же, при всём при этом, несправедливо будет сказать, что Ярмарочная Неделя организовывалась ради прибыли. В Аасте в принципе любили праздники, и зачастую некоторые из них случались просто так, сами по себе – но оттого отмечались с неменьшим удовольствием, чем, скажем, день рождения короля. Одним словом, Большая Ярмарка для многих была просто поводом хорошо повеселиться семь дней кряду.
Элья, танцовщица придворного театра, очень любила Ярмарку, но каждый раз, чтобы попасть туда, ей приходилось немножко хитрить. Вот и сегодня она решилась сбежать на Белую Площадь после утреннего выступления хотя, по идее, должна была присутствовать на внеочередной репетиции. Но мало ли, что там взбрело в голову постановщику! Элья-то прекрасно знала, что и безо всяких репетиций станцует так же замечательно, как и всегда.
«Как я хочу сегодня добраться до площади? – спросила она себя, лёгким шагом выходя через главные ворота дворцового парка. Двое стоявших на страже гвардейцев в белых мундирах – один молодой, другой – пожилой, крепенький, усатый – поднесли руки в синих перчатках к чёрным лаковым киверам и, как по команде, улыбнулись. – Хочу ли я прогуляться по городу? Или, может, прокатиться на монорельсе?.. Пожалуй, всё-таки второе. Отличная погода для того, чтобы немножко полетать!».
Элья радостно помахала гвардейцам в ответ на приветствие и, убрав под шляпку выбившуюся белокурую прядь, устремилась к станции.
Белая изящная монорельсовая дорога ажурным облаком поднималась над разноцветной Аастой. Такого чуда не существовало больше нигде в мире; а всё, конечно, потому, что в стране были лучшие на свете инженеры, сумевшие построить такую конструкцию, совершенную и внешне, и технически, и лучшие на свете маги, которые смогли создать специальные, управляемые силой мысли кристаллы для вагонеток. В Татарэте всё было самым лучшим – Элье это внушали с самого её детства.
Монорельсовой дорогой могли пользоваться только очень обеспеченные люди. Танцовщица придворного театра к таковым не относилась, однако недавно ей выдали жалованье, и девушка без колебаний вручила четверть этой суммы водителю вагонетки. Экономить без надобности Элья не любила: она вполне могла прожить несколько дней на широкую ногу, ни о чём не задумываясь и ничего не подсчитывая, а когда от жалованья оставался лишь один серебряный тат с мелочью, то легко переходила на хлеб и воду до следующей получки.
Водитель вагонетки подал ей руку и помог усесться на заднее сидение – узковатое, но вполне удобное.
– Можно попросить вас ехать очень-очень быстро? – Элья нетерпеливо ёрзала, теребя помпончики на своей тёплой вишнёвой накидке, повязанной поверх платья затейливо, в несколько слоёв – дань моде и задержавшимся в Аасте холодам.
– Как прикажете, госпожа.
Водитель был угрюмый и раздражающе спокойный, явно из семейки хранителей дороги. Как и все уважаемые предприятия в Татарэте, монорельс Аасты был именно семейным бизнесом, и говорили, что лет пятнадцать назад, когда дорогу только-только построили, братья Реллы вообще никого до вождения не допускали; только когда спрос повысился до невозможности, они начали брать на обучение людей со стороны.
Водитель сел спереди, Элья – за ним, расправив на сидении широкую малинового цвета юбку.
Вагонетка рванула с места, как срывается в галоп соскучившаяся по хорошей скачке лошадь. Элья пискнула от удовольствия и, презрев правила безопасности, перегнулась через бортик, чтобы видеть, как пёстрым лоскутным одеялом разворачивается под ней Ааста: снежно-белые стены домов и яркие черепичные крыши, воды главной городской реки и каналов, полные ослепительной небесной лазури, мостики, изгибающиеся над этими водами, цветастые лавки на мостиках, песчано-жёлтые памятники шемейских времён, бережно сохранённые Эрестом III, нежно-зелёные облака пробуждающихся от зимней спячки парков… ух! Небо словно ударило по глазам: это вагонетка ринулась ещё выше, чтобы перейти на линию, ведущую к Белой Площади.
Водитель, верный своему обещанию, довёз пассажирку за считанные минуты. Сбежав по ступенькам станции и тут же затерявшись среди палаток, Элья с головой окунулась в яркую, искрящуюся, тёплую атмосферу весеннего праздника. Она успела и покидать в мишени камни, и поучаствовать в хороводе – а потом, раскрасневшаяся, подбежала к клетке с попугаем-предсказателем и отдала пару монет мужичку в смешной узорчатой шапочке. Это тоже было у неё своего рода традицией – хозяин приносил свою чудо-птицу каждый год.
– Вода… – изрекла птица, когда Элья осторожно стукнула по клетке три раза. – Вода…
Девушка задумчиво склонила голову.
– Может, он пить хочет? – спросила она у владельца попугая.
Тот почему-то оскорбился и сказал, что ежели госпожа не верит в пророчества, то пусть лишний раз его птичку не мучает!
Элья только фыркнула и, гордо задрав острый носик, отправилась дальше. Подумаешь, велика важность…
Купив у лоточника кекс с нежно-тягучим шоколадным сердцем, она двинулась дальше. Чего тут только не было! Развалы с одеждой и обувью на любой вкус и кошелёк, часовые механизмы и игрушки, принадлежности для письма, изящная посуда, украшения с засушенными цветами, парики, вазы, настольные игры, бусы! А ещё, конечно, обереги – без них не обходилась ни одна Большая Ярмарка. В Татарэте магией могли пользоваться только люди, состоявшие на королевской службе, иногда – солидные семейные предприятия, но никто из них не занимался изготовлением подобных диковин. Так что обереги, если и имели какую-то волшебную силу, скорее всего, делались с использованием так называемых «вторичных» источников магии, что, конечно, не лучшим образом сказывалось на качестве. Но продавцы без зазрения совести врали, будто эти чудодейственные вещи они покупали у кланов по соседству, где никто не накладывал запреты на магию, и искренне верившая этим россказням толпа за несколько дней сметала весь ассортимент. Элья, по правде говоря, тоже верила, но слишком уж не любила очереди – и потому, с сожалением глянув на волшебные поделки, поспешила к следующей палатке.
В этот момент кто-то вдруг окликнул её по имени.
Элья развернулась, заранее готовая обрадоваться, хоть и не поняла по голосу, кто её позвал.
К ней шла девушка в тёмно-коричневом приталенном пальто и чёрной шляпке – скучный, хоть и не лишённый изящества образ. По-прежнему, не имея ни малейшего понятия, кто это, Элья приветливо помахала рукой. Она обожала встречать знакомых неожиданно – старых и новых; всегда искренне улыбалась, засыпала их вопросами, и всякий раз была готова превратить случайную встречу в незабываемый день с посиделками в кондитерских, прогулками по городу и визитами к общим друзьям.
Элья узнала девушку в самый последний момент, когда до той оставался шаг.
– Жерра!
Они обнялись.
Жерра очень изменилась с тех пор, как Элья видела её в последний раз – то есть, с момента выпуска из королевской школы-приюта. Тогда это была пухленькая румяная отличница, улыбчивая, благожелательная, с неизменными солнечными зайчиками в карих глазах. Сейчас же перед Эльей стояла хрупкая, несколько угловатая молодая женщина с очень бледным худым лицом. Из-под шляпки выбивались тёмно-каштановые волосы.
– Как ты изменилась, – заметила Жерра. Взгляд её при этом был не столько радостный, сколько изучающий: она оценивающе осмотрела вишнёвую накидку Эльи, маленькую чёрную шляпку с махровыми цветами, яркую пышную юбку и чёрные блестящие полусапожки.
– Ты тоже очень изменилась! Я так рада тебя видеть! Мне казалось, ты уехала из Аасты сразу после выпуска…
– Я и уехала. – Губы Жерры растянулись в суховатой улыбке. – Но, как видишь, вернулась. А ты как? Всё танцуешь?
– Конечно, танцую, что я ещё могу делать! – рассмеялась Элья. – Три года назад меня зачислили в труппу придворного театра. Мы выступаем для министров в перерывах между их совещаниями – они все очень ценят искусство, особенно, главный министр Дертоль – а иногда и для короля…
Щебечущая Элья не заметила, как изменилось лицо её собеседницы. Теперь Жерра смотрела на свою бывшую одноклассницу со странным, почти брезгливым выражением.
– Вот как… – протянула она. – Хорошо же ты устроилась.
– Прекрасно, – подтвердила Элья, просияв. – А как ты? Чем занимаешься?
– Лекарствами. Я химик, если ты помнишь.
– Конечно, помню! Ты ведь уезжала как раз работать в какую-то лабораторию… пойдём, посидим где-нибудь, ты всё мне расскажешь!
Жерра ответила не сразу.
– Можно… Почему нет?..
Голос у неё был несколько деревянный, но Элья не обратила на это внимания.
– Отлично! Я знаю неподалёку замечательную кондитерскую…
– Нет, – неожиданно резко ответила Жерра. Но тут же смягчилась: – Видишь ли, я как раз шла на встречу с кое-кем. Туда, в ресторанчик за углом. Можешь пойти со мной, если хочешь.
Элья с радостью согласилась. Ведь чем больше компания – тем веселее! Да и жутко интересно было посмотреть, что это за «кое-кто» такой. Не жених ли?..
– Ну, если я не помешаю… – протянула она ради приличия.
– Не помешаешь, конечно. Мои друзья будут рады с тобой познакомиться. Заодно и поговорим.
«Ага, друзья, – повторила про себя Элья. – Ну что ж, так даже лучше!».
В каких, оказывается, шикарных ресторанах обедала Жерра! Впрочем, шикарным он был именно для Эльи, у которой после поездки на монорельсе денег было ровно до выдачи следующего жалованья, и то только если отложить покупку новых туфель на живой месяц. Для большинства жителей Аасты ресторан «Колокол» был вполне доступным местом, хотя и не из тех, ужин в которых станешь позволять себе каждый вечер.
Людей здесь сейчас хватало, почти все немногочисленные столики оказались заняты – обычное явление для Ярмарочной Недели. И всё же ощущения тесноты не создавалось, несмотря на то, что «Колокол» сам по себе был небольшим рестораном. Всё вокруг было выполнено в ныне модном стиле, название которого Элья запамятовала: большие окна, собранные из нескольких маленьких стеклянных квадратов, повсюду бронзовый растительный орнамент с изящными извивами, круглые столики накрыты кремовыми, под цвет портьер, скатертями. В глубине зала стоял белый, сверкавший лаковыми боками рояль. А светлый, уходящий в вышину потолок как бы накрывал зал куполом, создавая ощущение, будто ты и правда сидишь в большом колоколе.
За одним из столиков Жерру ждали двое мужчин. Они оба поднялись, поздоровались и выдвинули стулья, чтобы девушки могли сесть. Одного – высокого, с завязанными в короткий «хвостик» русыми волосами – звали Грапаром, другого – рыжеволосого, маленького, похожего на мальчишку – Маролем. И, если первый оказался довольно приветлив, то второй, мрачный и неразговорчивый, изображал галантность с явной неохотой. Будь он здесь один, Элье бы пришлось долго думать, что заказывать, однако обходительное поведение Грапара внушало уверенность, что о деньгах можно не беспокоиться. Впрочем, наедаться сейчас Элья посчитала не очень пристойным (хотя есть хотелось ужасно), поэтому она взяла себе десерт и чашку пиррея – пряного, очень популярного в Аасте горячего напитка.
– Вы все работаете вместе, да? – спрашивала Элья, ковыряясь ложечкой в воздушном сливочном облачке на своей тарелке. Должно быть, очень представительная кондитерская фирма – без магии явно не обошлось.
– Да нет, – улыбнулся Грапар. Улыбка у него была очень располагающая, как бы добавлявшая тепла серым глазам. – Мы с мужем Жерры были хорошими друзьями… Учились вместе, по работе тоже часто пересекались…
– Ты замужем?! – тут же обернулась изумлённая Элья к однокласснице.
– Была, – лаконично отозвалась та, не поднимая головы. Она сосредоточенно наматывала на двузубую вилку странного вида макароны – розоватые такие, будто их в свекольном соке варили.
– Тарем погиб полгода назад, – сказал Грапар, тоже после небольшой паузы.
Элья ахнула:
– Какое несчастье! Мне очень жаль, Жерра…
Вместо Жерры, никак не прореагировавшей на это сочувственное восклицание, снова заговорил Грапар:
– Да… Прискорбное событие. К сожалению, в Сольховских рудниках иногда случаются взрывы…
– Угу, – поддакнула Жерра. – Сами по себе случаются… Смотрите, этот тип опять здесь.
Через несколько столиков от них сидел молодой человек и что-то писал. Элья, которая со своего места хорошо видела склонившуюся над бумагами фигуру, даже с такого расстояния определила, что простой по виду серый камзол на незнакомце – из хорошего бархата, а висевшая на поясе шпага со сверкающим позолотой эфесом стоит, по меньшей мере, десять её жалований. Работа у парня явно стопорилась. Хмуря густые брови и иногда раздражённо отводя от лица вьющуюся каштановую прядь, которая так и норовила упасть на глаза, он писал что-то на свитке, потом некоторое время сидел, покусывая кончик пера, а потом раздражённо перечёркивал написанное.
– Он занимается серьёзным делом, – наставительно заметил Грапар. В ответ на эти слова Жерра закатила глаза, а Мароль едва слышно фыркнул.
– А вы разве знаете, что он пишет? – удивилась Элья.
Мароль снова усмехнулся и принялся набивать массивную трубку. Элья обратила внимания на его руки: узкие, суетливые, с длинными пальцами и выступающими венами. Странно было видеть этого мальчика с трубкой… хотя теперь, приглядевшись к нему, Элья поняла, что он вовсе не мальчик, а, как минимум, её ровесник. Может, даже старше.
– Я в прошлый раз подсмотрел, – сказал Мароль. Манера говорить у него была слегка развязная, а голос хрипловатый. – Этот господин пишет обращение шемейских дворян к королю Эресту. С просьбой изменить государственный строй. Ну, только более возвышенными словами, естественно.
Элья тихонько хихикнула. Шемейские дворяне такие смешные! Аристократические семьи, некогда приближённые ко двору Шемейского Владыки, жили словно в другом веке. Они по-старинному воспитывали своих детей, нанимая за баснословные деньги домашних учителей и гувернёров, соблюдали те традиции, о каких иные уже и забыли – например, праздновали день Святой Ларбет – и ненавидели короля, который упразднил дворянство и заставил их работать, тогда как властитель Шемеи выплачивал деньги представителям этого сословия просто так, якобы за военную службу – которую они, по сути, не несли. Шемейских дворян никто никогда не притеснял, но они считали слияние Шемеи и Татарэта личным оскорблением и неустанно призывали народ к восстанию. Как правило, безрезультатно, потому что даже многие из тех, кто застал времена Шемеи, уже давно пришли к выводу, что политика короля Эреста – лучшая, какую только можно желать.
– Да, жалкое зрелище, – презрительно согласился Мароль. – Как будто можно таким образом чего-то добиться…
– Почему бы тебе не сыграть что-нибудь? – вдруг спросила его Жерра. – Смотри, сцена пуста.
– Сыграть? – мрачно посмотрел на неё Мароль.
– Ну да. Он очень хорошо играет, – добавила Жерра, глянув на Элью. – Когда-то в оркестре даже солировал.
– Ой, так конечно, надо сыграть! – обрадовалась Элья. – А я станцую! А то здесь как-то слишком тихо и скучно, вы не находите? – обратилась она к Маролю.
– Станцуете? – недоверчиво переспросил тот.
– Ну да! Я ведь танцовщица, в придворном театре служу! И у меня почти всегда сольные партии. Пойдёмте, устроим им всем концерт! Знаете что-нибудь весёленькое?
Мароль пару раз моргнул.
– Ну… можно и весёленькое. Вспомню ради такого дела.
Он улыбнулся даже, хотя глаза при этом оставались холодными. Элья сделала вид, что не заметила – каждый улыбается, как умеет.
Впрочем, до Мароля ей дела особого не было. Куда больше Элью занимал Грапар. Нельзя было однозначно назвать этого человека красивым, но что-то в нём было очень притягательное: то ли эта ненавязчивая галантность, то ли улыбка, то ли общее ощущение… А значит, ей следовало станцевать так, чтобы Грапар просто глаз не смог отвести! А потом, после первой композиции, можно будет и его вытащить на парный танец – якобы просто для того, чтобы подать пример всем остальным…
Не дожидаясь, пока Мароль положит дымящуюся трубку на блюдечко, девушка сбросила вишнёвую накидку и легко пробежала по залу в сторону рояля.
Мароль – когда он встал, оказалось, что рост его немногим выше, чем у Эльи – с угрюмой целенаправленностью двинулся следом.
Когда хрустальные звуки первых аккордов рассыпались в воздухе – мелодия словно пробовала мир на вкус – Элья, медленно вдохнув и выдохнув, встала в исходную позицию. Давно волнение перед выступлением не было настолько сильным! Пойманная бабочка менее отчаянно бьётся в ладонях ловца, чем билось в эту минуту сердце в груди танцовщицы.
Тем временем Грапар, не отводя взгляда от сцены, негромко проговорил:
– Молодец, хорошая работа. Она ведь из Клана Альбатроса, верно?
– Да, – так же негромко ответила Жерра, тоже следя за Эльей, но с куда меньшим благодушием. – Её родители погибли во время крушения Лебединого Моста.
– Прекрасно, – с чувством произнёс Грапар, и могло показаться, что он говорит о порхающей по залу девушке в ярко-малиновом платье, хотя на самом деле это было не так. – Просто прекрасно.
А Элья и правда порхала. Пожалуй, так хорошо она не танцевала уже давно, хотя каждый раз старалась выступать с душой. Но то всё-таки была работа. Сейчас же она посвящала танец исключительно Грапару и, видя его улыбку, без труда делала каждое своё движение совершенным. Тем более, Мароль для сопровождения выбрал композицию, которую Элья очень хорошо знала. Да что там, все знали – то была известная «Фантазия» некогда очень модного столичного композитора. Сложная, правда – но безумно красивая!
Она рассчитала так, чтобы к финалу оказаться рядом с роялем и сказать Маролю, какую композицию играть следующей (медленный танец, конечно), однако, только смолкли последние аккорды и зал начал наполняться аплодисментами, как молодой человек – тот самый шемейский дворянин – вскочил со своего места и подбежал к Элье. В руках у него была непонятно откуда взявшаяся белая роза.
– Граф Лэрге Саввей, – представился он и поклонился. – Я бы хотел выразить вам своё восхищение: вы превосходно танцуете.
И – снова с поклоном – вручил ей розу.
Приятно было ужасно, чего скрывать. У Эльи так и замурчало всё внутри от оказанного ей внимания. А неожиданный почитатель её таланта, не теряя времени даром, уже учтиво протягивал руку:
– Позвольте угостить вас чем-нибудь прохладительным. Вы ведь, вероятно, хотите пить?
Элья, памятуя о своих планах потанцевать с Грапаром, собиралась было отказаться – однако задумалась: а что, если вместо Грапара, пригласить на танец этого… Лэрге? Чтобы Грапар поревновал?..
Она вложила свою ладонь в руку шемейского дворянина, но сказать ничего не успела: молодой человек уже повёл её к столику.
– Да я, собственно… – пролепетала Элья, беспомощно оглянувшись на Мароля, который, решив, что так оно и должно быть, уже наигрывал какую-то другую мелодию, совершенно для танцев не подходящую.
– Господин… э… граф Саввей…
– О, не нужно этих церемоний. Зовите меня просто Лэрге.
К счастью для Эльи, они не успели сесть за заваленный бумагами столик – рядом материализовался Грапар.
– Дорогая Элья, неужели вам так наскучила наша компания?.. Молодой человек, – обратился он к Лэрге, – не слишком хорошо было с вашей стороны уводить девушку, вы же видели, что она сидела с нами! И потом, вы ведь, кажется, заняты, вы же пишете… – Грапар взял со столика исчирканный листок. – О, пишете самому его величеству! И что-то, я смотрю, интересное…
Лэрге вырвал листок из рук Грапара. Жест был такой резкий, что Элья испуганно отшатнулась, выдернув свою руку из его руки. Однако Лэрге вовсе не собирался буянить. Он вытянулся по струнке, словно на параде, и надменно воскликнул:
– Это вас не касается!
Элья слегка поджала губы, сдерживая улыбку. Граф со своими замашками выглядел немного комично.
– Ну, почему же… – протянул Грапар, слегка сощурившись. До чего же его неподдельная уверенность выгодно смотрелась рядом с показной горделивостью этого петуха со шпагой! – Я от природы человек очень любопытный.
– Доносчик, что ли? – презрительно уточнил Лэрге.
– Даже будь я доносчиком, вы думаете, меня могли бы заинтересовать подобные игры в песочнице?
– Да что вы можете понимать в этом! – Лэрге вздёрнул подбородок. Посетители «Колокола» уже в открытую наблюдали за перебранкой, хотя пока не вмешивались.
Грапар снисходительно улыбнулся:
– Вы, должно быть, недавно в городе, и не знаете, что здесь есть сообщество шемейских дворян, для которых бумагомарательство подобного рода – уже давно пройденный этап. Сейчас они перешли к куда более решительным действиям…
– Вы имеете в виду мелкие стычки на рынках и зачитывания манифестов на окраинах города? – уточнил Лэрге. – Вы в самом деле считаете это решительными действиями? Я лично полагаю, что вопрос куда более масштабный и серьёзный, а значит, требует и более серьёзного подхода.
– Вы хотите сказать, вооружённого восстания?
– Ну, зачем же так сразу… Я придерживаюсь мнения, что начинать следует с переговоров. В данный момент, например, я пишу обращение к его величеству, которое он, я убеждён в этом, не сможет проигнорировать…
– Простите, что вмешиваюсь, – перебила его Элья так вежливо, как только могла, – но может, вы продолжите эту увлекательнейшую беседу за нашим столиком? Мне кажется, Жерра уже заскучала.
Жерра, оставшаяся в полном одиночестве, на самом деле совершенно не скучала. Погружённая в себя, она сидела, позабыв про остатки еды, остывавшие на тарелке, и вертела в руках вилку.
«Наверное, своего мужа вспоминает», – подумала танцовщица. У неё в голове не укладывалось, что Жерра к двадцати годам уже успела побывать замужем и стать вдовой. Это проложило между ними глубокую пропасть – ведь ветреная Элья даже и не помышляла пока о создании семьи.
– Да, в самом деле, – спохватился Лэрге. – Простите меня, Элья, но это письмо уже несколько дней не выходит у меня из головы, только о нём и думаю! У меня всегда так. Я, видите ли, не могу успокоиться, пока не доведу начатое дело до конца.
– Похвальное качество, – заметил Грапар. – Но всё же нужно уметь делать перерыв. Хотя бы для того, чтобы собраться с мыслями. Беседа в хорошей компании, кстати, очень тому способствует. – Он сделал рукой приглашающий жест. – Прошу.
– Благодарю вас.
Вопреки опасениям Эльи, разговор за столом совершенно не касался политики. Лэрге, как выяснилось, и правда перебрался в Аасту совсем недавно – до этого жил в студенческом городке, Стагерри: сначала учился, потом даже немного преподавал.
– И какая же, позвольте узнать, была у вас специальность? – спросила Элья доброжелательно.
– О, специальность моя преинтереснейшая! – оживился Лэрге, обрадованный её вниманием. – Я занимаюсь мировой экономикой. На мой взгляд, ничего важнее сейчас просто быть не может! Мир стоит на пороге огромных перемен!
– Действительно, очень интересно, – согласилась Элья. – Не правда ли, господин Грапар?
– Да, потрясающе, – кивнул тот. – А какие перемены вы имеете в виду, граф Саввей?
На самом деле, ничего скучнее мировой экономики, по понятиям Эльи, быть не могло. Поэтому, предоставив вести беседу Грапару, она отвернулась и принялась смотреть на маленького рыжего человека, по-прежнему сидевшего за роялем.
И только теперь прислушалась.
И только теперь услышала.
«Тарарим, тарарим, тарарим…» – пронеслось по клавиатуре: так начинающийся дождь рассыпает капли на зеркальную гладь лужи в безлюдном переулке. Короткая пауза – и вот изливается из глубин низких октав тягучая, густая мелодия, как бы исподволь вплетаясь в ещё не утихнувший звон. И снова пауза. И – нечто резкое, короткое, нервное, царапающее, охватывающее сердце одновременно и восторгом, и тревогой…
Музыка и Мароль. Тогда Элья впервые узнала, что это такое, и была совершенно потрясена удивительным контрастом между самим парнем – неказистым, низеньким, невежливым и вообще не очень приятным – и огромной силой, которая таилась в извлекаемых им звуках. Каждый новый аккорд словно переворачивал мир, и Элье оставалось только дивиться окружающим, которые не слышали этого, не понимали, не чувствовали…
Закончив играть, Мароль кивнул на жидкие аплодисменты и последовал к своему месту.
– Вы просто великолепно играете! – воскликнула Элья, когда он сел и взял в руки трубку. – У меня слов нет… Чья это музыка?
Мароль закурил и пожал плечами.
– Ничья. Импровизация.
В этот самый момент с улицы вдруг донеслось:
– Король! Король! Король на Ярмарке!
Элья обрадованно вскочила. Даже работая в придворном театре, она не так уж часто видела короля – обычно их труппа выступала для министров. А посмотреть, как его величество гуляет по Белой Площади, ей тем более хотелось – прежде Элья не попадала на тот день, когда король появлялся здесь.
К удивлению девушки, остальные продолжали сидеть. Причём не только за её столиком – никто из посетителей «Колокола» даже и не думал подниматься и бежать на улицу.
– Вы не хотите посмотреть? – изумилась Элья.
Мароль презрительно хмыкнул:
– Что мы там не видели? А вы тем более.
– В самом деле, Элья, – вступил Грапар, – вы же каждый день на него смотрите. Посидите лучше с нами. Мы-то точно остаёмся.
– Да не смотрю я на него каждый день! У нас придворный театр, а не Королевский. Это разные вещи!
– Стало быть, всё-таки хотите сходить?
Элья кивнула. Растерянно повернулась к Жерре, но та демонстративно глядела в другую сторону, потягивая пиррей. Поднялся Лэрге.
– Я, если позволите, составлю вам компанию. Не могу допустить, чтобы с вами что-нибудь случилось в ярмарочной толчее.
– Вы очень добры, – благодарно улыбнулась Элья.
И приказала себе с этого момента не смотреть на Грапара. У него был отличный случай проводить её на площадь – он его упустил. Теперь пусть сидит, локти кусает.
Лэрге же её почти покорил. Во-первых, сказал, что на правах новенького угощает всю компанию (а значит, и Элью тоже). Выяснил счёт, оставил необходимое количество блестящих татарэтских тулимов и щедрые чаевые, так что в целом получился почти целый тат. Помог Элье надеть накидку (жест был немного старомодный, но ужасно милый). Потом облачился в тёмно-коричневый плащ, нахлобучил на голову широкополую шляпу, подал девушке руку, и они вышли из «Колокола».
Элья всё-таки позволила себе один взгляд в сторону Грапара, когда прощалась со всеми. Но взгляд был мимолётный, так что его, считай, и не было вовсе.
Когда за парочкой закрылись двери, Мароль (предварительно переглянувшись с Грапаром) как бы между прочим подошёл к столику, за которым прежде сидел шемейский граф. Пару бумажек тот забрал с собой, но здесь оставалось ещё несколько черновиков. Мароль собрал их, аккуратно свернул и, сунув за пазуху, вернулся на своё место.