Текст книги "Два короля (СИ)"
Автор книги: Мария Костылева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
7
У Эльи идея возникла сразу же. На следующий день, с самого утра – благо пока Грапар собирался с мыслями, речи о продолжении пути не шло – Элья решала не самую лёгкую задачу: необходимо было найти в городе Стамаре рояль. И рояль нашёлся. Громоздкий, с мутными лаковыми боками, некогда светлыми, он был притащен наёмниками на главную городскую площадь и водружён в самом её центре.
Люди в Стамаре будто никогда не слышали музыки и не видели танцоров, и потому смотрели на разворачивающееся на площади действо с недоверием.
Пока Мароль копался в рояле, запуская в его нутро тонкие пальцы и попеременно нажимая клавиши – видно, пытался настроить – Элья нервно топталась рядышком. Зычный голос Мадбира, возвещавший о том, что в город Стамар прибыла столичная звезда, танцевавшая для самого короля, заставлял её тревожно кусать губы. Маленькая центральная площадь провинциального городка вдруг показалась огромной, кончики пальцев на руках и ногах похолодели, в коленях появилась предательская слабость. Это не было похоже на обычный мандраж перед выступлением – это был липкий, противный страх.
Никогда прежде Элье не приходилось выступать перед равнодушными. Перед теми, кому плевать, как изящно она двигается, какая у неё растяжка, как она тянет носок и вживается в роль – главное, чтобы можно было показать пальцем, одобрительно усмехнуться, когда, например, из-под взметнувшейся юбки покажется стройная щиколотка… Им плевать на искусство, в них слишком много первобытного, ими, как животными, владеют инстинкты… И ей, Элье, лучшей танцовщице придворного театра, сейчас придётся развлекать эту толпу – в неудобном платье, в раздолбанных сапогах. Выступать на потеху неблагодарным зрителям. Которые, может, ещё и не заплатят ничего…
Зря она всё это затеяла, ох, зря…
Мароль заиграл вступление. Подвижное, громкое. Казалось, весь мир вокруг, от тёмно-серой грязи под ногами до светло-серого неба наверху, изготовился в предчувствии зрелища…
Вступление кончилось… и началось снова, потому что Элья не двигалась.
Горожане, конечно, не увидели прокола, хоть и продолжали ухмыляться. И это бесило больше всего – то, что они не понимали, но смеялись над ней.
Однако тут вдруг за неплотными рядами Элья различила движение – высокая фигура в знакомой шляпе с узкими полями прошлась по площади и остановилась в просвете. Замерла, глядя на девушку – тоже замершую.
«Я сейчас – его последняя надежда», – подумала Элья.
Она заставила себя улыбнуться. Она стянула с ног сапоги. В одну руку взяла свой новый шейный платок, другой приподняла подол платья – слегка, но зрители тут же одобрительно загудели. И босиком запорхала по площади, по утоптанной до твёрдости камня земле, по подсохшим коровьим и лошадиным лепёшкам, всё быстрее и быстрее, то перелетая в шпагате с места на место, то кружась, как заведённый волчок, то изгибаясь мостиком. Некоторые элементы были излишне фривольными, такие на танцевальных уроках они выполняли лишь в качестве тренировки, для развития гибкости, а в придворном театре, например, подобного бы точно не потерпели. Но Элье было плевать. Сейчас самое главное было – впечатлить, поразить, эпатировать. Вон, Карлену, который споро обходит площадь с зимней шапкой в руках, уже кидают монеты. Колесом, что ли, пройтись?..
Но на колесо Элья так и не решилась. Последнее фуэте, последний аккорд – и вот она уже стоит в классической «завершающей» позе: нога отведена назад, голова слегка повёрнута, будто танцовщица оборачивается, глядя кому-то вслед, левая рука на поясе, правая, с платком, поднята вверх.
Ободрительный свист, выкрики. Кто-то захлопал в ладоши, зазвенели монеты…
Элья перевела дух, изящно поклонилась и замахала зрителям платком.
Подошёл Карлен с шапкой.
– Неплохо, по-моему, а? – весело спросил он, показательно тряхнув полным тулимов головным убором.
Элья даже не посмотрела в его сторону. Дошли бы до дома, там бы и пересчитали! Да и ей сейчас куда важнее было то, что её выступление понравилось зрителям, даже более того – восхитило. Пусть они не министры королевского дворца – но ведь тоже живые люди, способные чувствовать музыку, наслаждаться искусством танца…
Какой-то мужичок в не очень чистом переднике – торговец овощами? пекарь? – подошёл к ним вразвалочку и бросил в шапку пару монет.
– Хороша, девка, – сказал он Элье, ухмыльнулся и довольно ощутимо шлёпнул её пониже спины.
Элья так и застыла. Никто ничего не сделал – площадь продолжала гудеть, Карлен стоял, любуясь тулимами в шапке, медными и серебряными, а где-то там, в толпе, наверное, уже давно не было Грапара, иначе бы он непременно оказался рядом и сломал бы этому ублюдку что-нибудь.
Но, привыкшая вступать в противостояние с мужчинами только с помощью других мужчин, Элья допустила лишь мгновение бездействия. А когда это мгновение истекло, она размахнулась и влепила наглецу такую оплеуху, что у самой заболела ладонь.
Карлен честно пытался вступиться, одной рукой вцепившись в мигом озверевшего мужика. Даже Мароль выбрался из-за рояля: неспешно подойдя к эпицентру разгоравшегося конфликта, покачал головой и с ухмылочкой заметил, что местная публика, видимо, ещё не доросла до столичных звёзд. Теперь возмущённо заворчала уже вся толпа – негодующая и озлобленная – и кто знает, чем бы всё это закончилось, если бы не внезапный звук оглушительной силы, буквально сотрясший площадь. Глубинный, утробный гул, исторгнутый словно самими земляными недрами, заставляющий каждую косточку, каждый нерв в теле противно дрожать, проникающий через уши в самую середину головы, и вибрирующий там, невыносимый и страшный…
Далеко не все удержались на ногах. Элья же лишь пошатнулась, сохранив равновесие – только уши зажала ладонями, да так крепко, что заныла голова. Но даже в таком состоянии эта голова продолжала работать.
Танцовщица очень быстро поняла: что бы это ни было – оно было ей на руку. И тут же выпрямилась, встала спокойно. Даже расслабилась, потому что гул уже начал затихать, и его вполне можно было вытерпеть, не корча гримас.
Грапар, только что спрятавший зеркало за пазуху, уже пытался протиснуться к ней, но Элья не видела его, хотя и обводила собравшихся на площади людей взглядом исподлобья. Взглядом торжествующим, не предвещавшим ничего хорошего.
– Кому-то ещё что-то не нравится? – громко спросила она. И даже руки на груди сложила. Ралетта раскритиковала бы её за этот жест, ну да наплевать – чай, не Королевский Театр.
Паника тут же прошла. Люди застыли. Расширенные от ужаса глаза смотрели на хрупкую фигурку, стоявшую посреди площади.
– Магичка! – пискляво крикнул кто-то.
– Она же столичная звезда… – прошёлся шёпоток по рядам. – А там ведь все колдуют!..
– Брешешь!
– Да говорю тебе, там все…
Перед «столичной звездой» почтительно расступились. Карлен, к счастью, не растерялся, галантно предложил девушке руку.
Так они и пошли по площади: танцовщица, босиком, Карлен, с шапкой монет в руке, и Мароль, помахивавший Эльиными сапогами. Она потом скажет ему спасибо за то, что сообразил их подобрать, но сейчас смазывать эффект бытовой вежливостью было нельзя.
Никто не посмел встать на их пути, лишь слышался повсюду приглушённый боязливый говорок.
– Что это было? – вполголоса спросил Мароль, когда они достаточно далеко ушли с площади.
– Понятия не имею, – так же тихо отозвалась Элья. – Хотя есть предположения…
Грапар тем временем затерялся в толпе.
***
Он высказал ей всё потом, полчаса спустя, когда Элья сидела всё в том же кресле в доме Кальды, спрятав гудящие ступни в большие войлочные тапки.
– Ты хоть понимаешь, что натворила? – голос у Грапара был негромкий, но от его звуков по коже пробегал холодок. Притихли все: белая, как королевский фарфор, Жерра, оба наёмника, невозмутимый Мароль со скрещенными на груди руками. Не было только запропастившейся куда-то хозяйки и Лэрге – он, кажется, вознамерился самостоятельно отыскать воришку, и его никто не видел с самого утра. Впору было беспокоиться, если бы головы сидящих в комнате не были бы заняты другим.
– Это ведь ты достал зеркало, – напомнила Элья. Девушку и без его упрёков не покидало ощущение, будто она сейчас по уши в той самой субстанции, от которой только что отмывала свои ноги.
Однако Грапар не унимался.
– Я был вынужден это сделать, иначе они бы вас просто разорвали!
– А что, я должна была поклониться и сказать спасибо? Да меня в жизни так не унижали!
– Забудь свои дворцовые замашки! – прогремел Грапар. Элья вздрогнула, но подавила в себе желание сжаться калачиком, закрыв руками голову. – Нам нельзя привлекать к себе такое внимание, это равнозначно смерти! Или ты до сих пор думаешь, будто ввязалась в какую-то игру?!
– Ну, прости, – вздохнула Элья, попытавшись сделать вид, что он вовсе её не испугал. – Я постараюсь держать себя в руках. Честно-честно. Я всего лишь захотела заработать немного денег…
– И, кстати, заработала! – подал голос Карлен, кивнув на лежавшую на столе шапку с монетами.
– Молчать, когда я говорю!! – развернулся к нему Грапар. Его спина была такой прямой, словно кто-то заменил ему позвоночник на стальной прут. – Заработала она… Этого всё равно недостаточно, между прочим. Так что вы рисковали зря!
– Я заработаю ещё, – сказала Элья.
Грапар снова посмотрел на неё. Внимательно, изучающе.
– У нас ещё три города впереди, – сказал он. – Потом придётся решать, насколько безопасный путь мы выберем, чтобы добраться до побережья.
Элья кивнула. Она поняла.
***
Они покинули Стамар на следующий день, а потом, после нескольких часов утомительного перехода, почти без перерывов, оказались в Драгарике – маленьком городке, который будто сошёл с шемейской открытки: песчаного цвета домики, извилистые узкие улочки, маленькие окна и кованые решётки. И всё везде вычищено, вымыто, подкрашено – любо-дорого посмотреть.
За десяток монет удалось снять небольшой флигель, пристройку к богатому дому, которую использовали в качестве склада. Здесь было прохладно, и запах стоял, как в старой библиотеке, хотя ни одной книги Элья так и не увидела. Мароль с Грапаром достали пару световых кристаллов – и жёлтые пятна заплясали по блестящим бокам вёдер и леек, по железным полкам и сваленным на них свёрткам с неизвестным содержимым, по старым лампам, бутылкам и банкам, по ветхим коврам и пустым рамам, по рыжему кирпичному крошеву, усеявшему земляной пол… Стало почти уютно.
За громоздким стеллажом, в дальнем углу склада, пряталось маленькое окошко – туда Элья и попросила перенести свой тюфяк. Просила наёмников, но Карлен чистил револьвер, и на подмогу Мадбиру пришёл Лэрге. Это было очень лестно – вроде бы граф, а смотри-ка, таскает для неё тюфяк…
– Это что? – Мадбир поднял с пола зеленоватый предмет размером с ладонь, похожий по форме на плоскую раковину. На том месте, где у раковины должны были бы смыкаться створки, зияли неровные чёрные отверстия. Смотрелось это всё до странности изящно.
– Это моё. – Лэрге быстро забрал «раковину» и сунул её к себе за пазуху. – Выронил.
– Так что это?
Граф пожал плечами.
– Безделушка, – сказал он. – Подарок.
Мадбир хмыкнул:
– Ой, темнишь ты, сиятельство.
– Я говорю правду. – В голосе Лэрге звякнули металлические нотки.
– Да ладно, не кипятись. От кого подарок-то? От женщины?
– Я не собираюсь отвечать на подобные вопросы.
Делая вид, что не замечает усмешки Мадбира, Лэрге сердито прошёл к своему тюфяку и небрежно пристроил на какую-то большую корзину свой плащ, шляпу и ножны со шпагой.
– Ну ещё бы… – негромко, но очень весомо проговорил Мароль, подпиравший пирамиду сложенных друг на друга сундуков. Элье, по-прежнему стоявшей у стеллажа, было видно практически всё узкое помещение. – Она ведь замужем, не так ли?
– Прошу прощения? – развернулся к нему Лэрге.
– Госпожа Клесса, – сказал Мароль. – Она ведь замужем за этим… полицейским. Который сейчас в Илане.
«Интересно…» – подумала Элья.
Граф шагнул вперёд, руки его сжались в кулаки.
– Эй-эй, спокойно! – подал голос Грапар.
Лэрге остановился – но рук не разжал. И взгляда тоже не отвёл.
– Что? – ухмыльнулся Мароль. – Ты ведь не будешь отрицать, что как-то раз ночью – а может, и не одной – залезал в окно дома госпожи Клессы, пока её муж был в отъезде?
– Ты следил за мной. – Лэрге не спрашивал, не восклицал. Таким тоном обычно зачитывают обвинение подсудимым.
– Ну разумеется, следил. Я за всеми следил. Мы не берём в Сопротивление абы кого – проверяем каждого.
– Это правда, – сказал Грапар. Он подошёл к Лэрге ближе, чтобы вмешаться, если ситуация выйдет из-под контроля. – Он следил за тобой по моему приказу. Это стандартная процедура, мы должны были убедиться, что ты не шпион. Таковы правила.
– И что, убедились? – холодно поинтересовался Лэрге.
– В том, что ты не шпион – да. Впрочем, я и без того был в этом уверен. А твоя личная жизнь никак нас не касается. – Последние слова Грапар проговорил, очень выразительно глядя на Мароля. Но тот лишь усмехнулся.
Лэрге с досадой качнул головой.
– Понимаю, как это выглядит со стороны… но со всей ответственностью заявляю: я действительно залезал в окно этого дома, но лез я вовсе не к госпоже Клессе. Мне был нужен кабинет её мужа.
– Любопытно. Зачем? – спросил Грапар.
– Меня очень заинтересовал его визит в Илану, и я хотел собрать больше информации об этом.
Элья молча и внимательно смотрела на него, улыбаясь краешком рта. Лэрге очень старался говорить спокойно – но она видела, что граф нервничает. Ей захотелось, чтобы он сейчас глянул в её сторону – она бы тогда улыбнулась шире, как бы намекая на то, что кое о чём догадывается, и посмотрела бы на его реакцию. Очень уж хотелось понять, было ли у них что-то с Клессой, или нет…
– Мне казалось, залезать в окна чужих домов – недостойно дворянина, – заметил Грапар.
– У меня не было выбора. Неужели вы не понимаете, что от этой миссии вполне может зависеть судьба всей страны?!
– Ну-ну, – сказал Мароль.
Лэрге резко шагнул к нему.
– Оставьте свои дурацкие намёки. – От того тона, каким он это сказал, даже у Эльи по спине пробежал холодок, и ей тут же расхотелось провоцировать графа – взглядом, улыбкой или ещё как. – Они оскорбительны, и не столько для меня, сколько для женщины, сомнение в добродетельности и честности которой не может возникнуть ни у одного нормального человека, кто хоть сколько-нибудь с ней знаком. И, если вы придерживаетесь иного мнения, то, боюсь, до побережья мы доберёмся не в полном составе. Я ясно выражаюсь?
– Ну ещё бы, – отозвался Мароль. – Предельно ясно.
– Так, вот только дуэлей мне тут не хватало, – повысил голос Грапар. – Совсем уже? Вам мало проблем? Лэрге, никто никого не хотел оскорбить, угомонись. Раньше всё было по-другому, теперь ты член Сопротивления. Постарайся не реагировать на всё так остро. Помни об общем деле.
– Не знаю, что там было «по-другому», – медленно произнёс Лэрге. Смотреть при этом он продолжал на Мароля. – Но моя честь по-прежнему при мне. И я не могу позволить, чтобы…
– Ты можешь позволить, – отрезал Грапар. – Бери вон пример с Эльи. Она тоже вряд ли могла раньше позволить себе танцевать на публике, задирая ноги выше головы. Но теперь приходится. Потому что от этого зависит, насколько безопасен будет наш путь до залива.
Элья опустила глаза, чувствуя, как щёки заливает румянец. То ли унизил, то ли комплимент сделал – непонятно.
– Безопасен? – Лэрге нахмурился. – Я правильно понимаю, что если у нас не хватит денег, то идти всё-таки придётся через Белобор?
– Правильно, – не стал отрицать Грапар. Видимо, после разговора о слежке он пришёл к выводу, что продолжать скрывать что-то от Лэрге – себе дороже.
– А какая альтернатива? – спросил тот.
– Воздухоплав.
Мадбир громко присвистнул.
– Правда?! – обрадовалась Элья. – Ой, да я ради этого сутки напролёт готова плясать! Всю жизнь мечтала полетать на воздухоплаве!
Лэрге покосился на неё, явно желая что-то сказать по этому поводу, но передумал. Вместо этого заметил Грапару:
– Ближайшая станция – в Каргане, но мы всё дальше и дальше уходим от него…
– Легальная станция, – уточнил Грапар.
– Ясно, – только и сказал на это Лэрге. Но Элья видела, что графом тут же овладела тревога. Он нахмурился, прошёлся туда-сюда среди стеллажей… Наверное, это тоже, как и многое в деятельности Сопротивления, противоречило его принципам – использование нелегальной станции воздухоплавов. Удивительно, на сколько компромиссов ему приходилось идти с самим собой…
Элья же вся была в предвкушении. Подумать только, у неё есть возможность полетать!
Даже над Аастой воздушные лодки появлялись очень редко. Именно поэтому они всегда вызывали ажиотаж среди тех, кто стоял на земле – особенно, у детишек. Если идёшь по улице, и вдруг видишь, как все дети вокруг бегут куда-то, седлают заборы, забираются на водосточные трубы и крыши небольших построек – значит, где-то в небе плывёт в неизвестный край величественный воздухоплав. Задираешь голову, жмуришься от солнца… где он, где? Вроде несолидно уже бегать за воздухоплавом, возраст не тот, а ноги так и норовят сорваться с места. В школе-приюте девочки говорили, что увидеть в небе воздухоплав – это к счастью…
Элье как-то раз повезло видеть восемь воздухоплавов сразу – Эрест однажды принимал делегацию из Маратты, где они являются самым распространённым транспортным средством. В основном, потому, что магией в Маратте могут пользоваться все, кто имеет дар, без исключений – а специальным образом настроенные магические кристаллы были залогом того, что воздухоплав будет держать путь именно туда, куда нужно водителю, и, конечно, не упадёт на землю. Элья хорошо помнила, как эти кристаллы, прикреплённые к плетёным бортам удлинённых корзин, сверкали на солнце, а собранные в группы надувные шары над каждой корзиной были похожи на обрывки кучевых облаков, спустившиеся ближе к земле.
– Не расстраивайтесь, Лэрге, – весело сказала Элья графу, – подумаешь – нелегальная станция! Зато представьте, как быстро мы доберёмся до побережья! И потом, вы ведь, небось, никогда не летали?
– Никогда… – рассеянно согласился Лэрге.
– Странно, граф – и никогда не летал на воздухоплаве, – заметил Мароль. Интонации его по-прежнему были едкими, да и на Лэрге он смотрел весьма недружелюбно.
Ответный взгляд тоже был, мягко говоря, прохладен.
– Мне передалась любовь отца к железным дорогам, – сказал Лэрге. – И поэтому всем средствам передвижения я с детства предпочитаю поезда.
– Ваш отец был инженером? – заинтересовалась Элья.
Лэрге снисходительно улыбнулся ей.
– Мой отец был графом, как и я. Но при этом – разносторонне развитым человеком. Он увлекался и биологией, и физикой, и химией… – здесь Лэрге отвесил церемонный поклон сидевшей на перевёрнутом ящике Жерре. – Даже несколько картин написал. Но больше всего его действительно привлекало инженерное дело. И особенно – железные дороги. В частности, он участвовал в прокладке тоннеля через массив Сольхо, самого длинного из ныне существующих.
– Здесь тоже можно было поклониться в мою сторону, галантный вы наш, – заметила Жерра. Взгляд её сделался ещё более неприятный, чем у Мароля, хотя голос звучал ровно. – Мой муж погиб как раз во время прокладки этого тоннеля. Тарема отправили на самый опасный участок, наблюдать за работами.
– Я очень сожалею, – Лэрге скорбно опустил голову, – но…
– Он тоже был инженером, – продолжала Жерра, словно не слыша графа. – И, кстати, всегда говорил, что поганое это место – Сольховские рудники. Люди перестали там добывать самоцветы не потому, что те закончились, а из-за рудничного газа. Тарем писал Эресту об опасности – но тому нужно было, чтобы тоннель через Драконий Хребет доделали раньше, чем Илана доделает свой. Когда произошёл взрыв, из-за которого погибли пятьдесят семь человек, Тарем поклялся, что не оставит этого просто так, что люди ещё узнают о том, с каким безразличием его величество относится к жизням своих подданных… А потом случился очередной взрыв, и он умер. Как и пять его ближайших помощников.
– Тоже рудничный газ? – спросил Лэрге.
Жерра криво улыбнулась.
– Это был слишком удобный, слишком локальный взрыв для рудничного газа. Но официально – да, конечно.
Лэрге понимающе кивнул:
– Вы считаете, что это подстроил король?
– А по чьему ещё приказу это могло случиться? Эта страна несвободна, дорогой граф – не только потому, что её завоевали, но и потому, что её подданные не могут свободно жить и мыслить. Иначе их просто уберут. Я молчу об этой идиотской системе с фамилиями. В позапрошлом году я создала один препарат, способный очень быстро залечивать различные нарушения кожных покровов – в том числе, и очень серьёзные. Так меня затаскали по всяким инстанциям! А патент так и не дали… В итоге я сожгла все свои записи и уничтожила разработки. Им это не нужно – мне тем более.
Повисла небольшая пауза.
– Скоро всё изменится, – серьёзно сказал Лэрге.
Жерра недоверчиво глянула на него исподлобья и криво усмехнулась.
– Мне бы твоя уверенность.
***
Элья продолжала танцевать в своём мешковатом синем платье и босиком. Теперь уже без музыкального сопровождения, под хлопки зрителей: начинали Карлен с Мадбиром, а остальные подхватывали ритм.
– Элья, тебе просто цены нет, – говорил Грапар. Без улыбки, просто констатируя факт. – Ты спасаешь нас всех.
Заработать ей действительно удалось довольно много. После Драгарики был Койгиль, потом Барт – довольно крупный город, по сравнению с теми, где им приходилось останавливаться раньше. Здесь жил очередной «сочувствующий» – на жильё тратиться не пришлось.
В последний вечер в Барте Элья, Лэрге, Мароль и Жерра сидели в одной из комнат того гостеприимного дома, где им повезло прожить последние пару дней. Комната была небольшая, небогато обставленная, но довольно уютная. Элья понимала, что это, возможно, последний островок цивилизации перед долгой сложной дорогой – денег на воздухоплав они уже собрали, поэтому дальше будет только путешествие до станции, практически по бездорожью, если верить Грапару, потом перелёт – и море. Поэтому Элья блаженствовала: она сидела на забавном полукруглом диванчике, упираясь спиной в мягкий валик, и лениво разминала босые ступни, горевшие после танца на последней площади.
В комнату бодрым шагом вошёл Грапар с газетой в руках.
– Ну как? – спросил он у Эльи.
– Всё хорошо, – улыбнулась та.
– Тогда всем спать, завтра на рассвете выходим.
– Что пишут? – сидевший в кресле Лэрге кивнул на газету в руках Грапара.
– Вести из столицы. Хочешь почитать?
– Хочу.
Грапар хмыкнул и отдал ему последний выпуск бартовских «Голосов».
Лэрге неспешно развернул газету.
– Тебе же сказали: спать, – не выдержал Мароль.
– Я пока не хочу спать. – Глаза Лэрге скользили по строчкам.
– А по-моему, ты просто пытаешься всем продемонстрировать, что никто тебе не указ. Хотя казалось бы – ты ведь не сам свою фамилию заработал, с чего бы тебе нос задирать?
– Начинается, – проворчал Грапар. – Мароль, у тебя просто пунктик. Понятно, что ты с некоторых пор терпеть не можешь дворян, но не стоит отыгрываться на своих товарищах. Что прошло – то прошло.
Лэрге сидел с таким видом, как будто разговор его не касался вовсе. Прочитал первую страницу, перелистнул. Взгляд на Мароля граф не поднимал.
– А с каких пор ты не любишь дворян? – поинтересовалась Элья у музыканта.
Мароль неопределённо хмыкнул и, откинувшись на спинку кресла, принялся набивать трубку табаком.
– Да был один… – отозвался он. – Учились вместе. В музыкальном. Ну, он как-то раз вывел меня из себя – так же важничал, как наш Лэрге – я и врезал ему как следует. А дворянчик этот возьми да и выхвати шпагу. Буйный тип попался, у них вообще ведь не приветствуется на безоружного нападать. Бесчестно, видите ли… А этот таки пырнул меня пару раз – я еле выкарабкался потом. Меня отчислили, его нет. Просто потому, что у него была фамилия. Дворянская, а не заработанная. То есть, ни он, ни его семья ничего не сделали для того, чтобы к нему относились как-то по-особенному. И всё же именно так к нему и отнеслись. А меня выкинули на улицу. Вот с тех пор и не люблю.
– Какой ужас! – воскликнула Элья. – И ему совсем-совсем ничего не было? За такое положена Королевская Тюрьма! Мне как-то раз господин Дертоль рассказывал одну историю…
– Ничего ему не было, – буркнул Мароль. – Потому что «равенство» в Татарэте – это только красивое слово, фантик, скрывающий пустоту, если не что похуже…
– Перебивать даму нехорошо, – рассеянно заметил Лэрге, переворачивая очередную страницу.
Музыкант, обычно невозмутимый, так и остолбенел: замер в кресле, изумлённо выпучив глаза. И вдруг его лицо свирепо исказилось:
– Слушай, ты…
– Так-так, стоп, – Грапар примирительно поднял руки. – Мароль, в самом деле, нельзя же по одному недоумку судить обо всём шемейском дворянстве!
– Да ты на него посмотри, он же издевается, – процедил Мароль. – Хорошим манерам он ещё меня учить будет… Он же всех нас ни во что не ставит! Предложи я ему свою трубку, наверняка откажется, побрезгует – как же, холоп, плебей!..
– Почему же… – Лэрге положил газету на подлокотник кресла. – Если предложишь, закурю.
У Мароля брови взлетели вверх.
– Ты ведь не куришь, – заметил он.
– Вот и ответ, кто из нас двоих брезгливый.
– Да нет, бери… – Мароль привстал, протягивая трубку, и граф без колебаний её взял.
– Ты с ума сошёл? – спросила Жерра. – Не хватало нам второго курильщика! О себе бы подумал – это ведь чистый яд!
– Не волнуйтесь, Жерра. – Лэрге поднёс к трубке спичку, и табак вспыхнул с лёгким шипением. – У меня иммунитет.
– Буду я ещё за идиотов волноваться, – буркнула Жерра и отвернулась, чтобы не видеть этого безобразия.
Мароль сел, откинувшись в своём кресле, и его тонкие губы изогнулись в усмешке. Он смотрел на графа с интересом, как на невиданное насекомое. Впрочем, все так на него смотрели.
Лэрге же курил, как ни в чём не бывало. Он был практически неподвижен, шевелилась только рука с трубкой и, по всей видимости, губы, только губ было не видно – таким густым был выходящий из трубки дым. Сквозь облака этого дыма белело, расплываясь, лицо графа, казавшееся в этот момент странно чужим, и иногда поблёскивали глаза.
В затопившем комнату молчании Лэрге поднялся на ноги, подошёл к окну и распахнул створки. Наверное, вспомнил, что двоим из них ещё спать в этой комнате – а именно, Элье и Жерре. Струйки дыма проворно заскользили прочь, всасываясь в заоконную темноту.
– Крепковато, – заметил граф в тишине.
– Ну ещё бы, – хмыкнул Мароль.
– Спасибо. – Лэрге подошёл и протянул ему трубку. Потом повернулся так, чтобы его видели все присутствующие. – Разрешите откланяться. Если завтра выходим на рассвете, то и правда, пожалуй, стоит выспаться. Доброй ночи.
Элью, как обычно, пропустили к умывальнику первой – в прохладную, наполненную лиственным ароматом ночь. Подошедшее вплотную лето тихонько приветствовало мир соловьиной трелью. Вот-вот разольётся по земле солнечным жаром, отразится в ярких крышах Аасты, взобьёт белые облака, под которыми стремительное путешествие на монорельсовой тележке будет ещё более чудесным, чем обычно…
Она не сразу вспомнила, что Ааста осталась в прошлой жизни.
Тряхнула головой – мечты рассыпались и опали на траву вместе с каплями колодезной воды.
Пора было возвращаться в реальность.
Поджидая Жерру, чтобы погасить кристаллы, Элья от скуки (и немножко от любопытства) взяла оставленную Лэрге газету. Вдруг какие-нибудь вести из дворца?
Однако, если такие в газете и были, до них Элья не добралась, прикипев взглядом к первой полосе.
«КРОВАВОЕ УБИЙСТВО В ДОМЕ ИЗВЕСТНОГО СЫЩИКА», – гласил заголовок.
Глаза Эльи заскользили по строчкам:
«В Аасте конец живого месяца ознаменовался страшной смертью молодого человека по имени Маррес, сына известного столичного сыщика Сагро Ловора. По предварительным данным, смерть Марреса стала итогом ссоры, произошедшей между ним и его младшим братом Гереком. Младший Ловор, отличающийся крайней вспыльчивостью, опрокинул на брата стеклянный шкаф для хранения посуды. Так как шкаф был очень тяжёлым, то без магических способностей, коими Герек Ловор хоть и не умеет пользоваться, но всё же обладает, по-видимому, не обошлось. Сагро Ловор, прибежавший на место происшествия, обнаружил младшего сына над трупом старшего. От увиденного детектива хватил удар, и на данный момент состояние его здоровья…».
– Элья, давай спать. – В комнату вошла Жерра. – Завтра вставать рано. Что ты там читаешь?
– Убийство… – пролепетала Элья. – В Аасте…
– Кто-то из твоих знакомых?
– Да нет…
– Ну, тогда нашла чем удивить. Ложись, я погашу свет.
Элья легла, но сна у неё не было ни в одном глазу.
Фамилия друга господина Дертоля, которую Элья тщетно старалась вспомнить в разговоре с Грапаром, была Ловор.
Какое странное и страшное совпадение.
