Текст книги "Пай-девочка"
Автор книги: Мария Королева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
Но Юку это не остановило, ей бы в свахи пойти, миллионами бы ворочала.
Она решила, что мне стоит попробовать знакомиться по Интернету. И заставила меня опубликовать свою анкету на знаменитом сайте знакомств.
А в рекламных, так сказать, целях, анкету с информацией обо мне украсила Юкина фотография.
Меня завалили электронными письмами. Я даже приободрилась немного – потому что все желающие со мной познакомиться мужчины писали в основном одно и то же – какая я красавица, какая умная и тонкая, какая сексапильная и идеальная. Потом я вспоминала что, в сущности, это были комплименты не мне, а Юке. И тогда мне становилось немного грустно.
Знакомиться по Интернету мне, в общем, понравилось. Как беспроигрышная лотерея. Правда, не могу сказать, чтобы мне особенно везло. Но было по крайней мере интересно.
Сначала ты узнаешь человека таким, каким он хотел бы видеть себя сам. Я договариваюсь встретиться с безупречным мачо без в/п, с ч/ю, допустим, у памятника Пушкину. Наряжаюсь, все путем, макияж, маникюр, эпиляция. После получаса бесполезных топтаний по площади вдруг замечаю подозрительно поглядывающего на меня потливого прыщеватого персонажа с сальными волосенками. А он ещё имеет наглость заявить: «девушка, а вы мне точно свою фотографию посылали?» Минут пятнадцать я бодро развлекаю убогого. А потом он ненатурально-деловым тоном говорит в мобильный телефон что-то о ваучерных фьючерсах и, скупо извинившись, убегает якобы на деловое совещание. У меня повышается настроение – если такие ещё на что-то надеются, то, может, и мне когда-нибудь повезет?
– Настя, неужели тебе так никто из них не понравился? – недоумевала Юка.
– Ну, почему же… Были интересные люди.
– Так в чем же дело? Может быть, ты лесбиянка?
– С ума сошла! – возмущенно воскликнула я. – Вопрос не в том, понравился ли мне кто-нибудь из них. А в том, понравилась ли кому-нибудь я.
– Неужели ты совсем безнадежна?
– Похоже на то, – весело подтвердила я.
Конечно, сама я так не считала. Просто мне было легче согласиться с Юкой, чем вступать в бессмысленный спор. Я вообще спорить не люблю – наверное, потому, что не умею. Вот Юка – это да. Она сразу же начинает атаковать наивно ввязавшегося в спор собеседника аргументами, забрасывать его жизненными примерами. В итоге – будьте уверены – она выставит спорщика дураком.
Безнадежной я себя отнюдь не считала.
Я, как ни странно, всегда верила в то, что чудеса иногда случаются. Звучит это сентиментально. Но мне казалось, что рано или поздно все произойдет само собой.
Без помощи Интернета.
И даже без участия Юки.
Само собой – случайно.
И – вы не поверите – но я оказалась права.
Глава 5
Я думала, что Юка обрадуется, когда я ей скажу, что решила начать прыгать. Она всегда хвалила меня за отчаянные поступки. А надо признаться, такие поступки я совершаю не так – то и часто.
Но Юка хвалила меня и за мелкие победы – за то, что я научилась ходить на каблуках, за то, что я перестала стесняться носить мини. За то, что однажды я подошла на улице к симпатичному молодому человеку и с игривой улыбкой спросила у него, который час, а потом, когда он попросил мой телефон, нацарапала ему на ладошке номер.
Это Юка уговорила меня так поступить. Мы приметили того молодого человека в Александровском саду Мы прошли мимо, и я ей сказала – видишь того мужчину в кожаном пиджаке? А он ничего, красивый! И тогда она настояла, чтобы я поинтересовалась у него, сколько времени. Кстати, он почему-то мне так и не позвонил. Но разве теперь это имеет значение?
Поэтому Я уж никак не ожидала, что в ответ на мое самодовольное заявление о будущих прыжках Юка скажет, нахмурившись:
– Сдурела? Не валяй дурака.
Я опешила:
– Юка, но почему? Ты сама сто раз говорила, что мне надо быть смелее.
– Я имела в виду смелее в отношениях с людьми. С мужчинами. Парашюты здесь ни при чём. Этот спорт не для тебя.
Она так снисходительно это произнесла, что мне захотелось нарочно сказать ей что-нибудь назло. Вообще-то я и не думала пробовать себя в парашютном спорте. Я была уверена, что Генчик обо всем забудет. Ну, а если даже и не забудет, то мне придется вежливо извиниться и сказать свое решительное «нет». Юка права – какая из меня парашютистка? Я даже машину водить не умею. Да что там машину, я даже не катаюсь на велосипеде. С детства у меня плохая координация движений. Юка любит мне об этом напоминать в самые неподходящие моменты, – например, когда на какой-нибудь вечеринке я начинаю танцевать. «Сядь на место, Настя, – с довольно противным смешком говорит она. – Ты что, забыла? Что у тебя плохая координация движений?»
Но в тот момент мне хотелось ей досадить. Поэтому я
– Ты и правда так считаешь? Ну, посмотрим… Я вообще решила попробовать.
– Надеюсь, ты все же шутишь, – хмыкнула она. – Вспомни свой сегодняшний прыжок, ты же едва не описалась от страха.
– Ну и что! Генчик говорил, что ты тоже боялась прыгать сначала.
Юка холодно улыбнулась:
– Так бы сразу и сказала.
– Ты о чем?
– О том, что на самом деле никакие парашюты тебе не нужны. Ты просто хочешь трахнуть Генчика.
Я в очередной раз удивилась её проницательности. Что бы там про нее ни говорили, но Юка все-таки была очень умной. Или просто слишком хорошо знала меня.
– Никого я трахнуть не хочу!
– А пора бы. – Ох, и нехорошая была у нее в тот момент улыбка. – Что ж, Генчик в этом смысле – не самый худший вариант. Думаю, что он хорош в постели. Только смотри не подцепи от него что-нибудь, я слышала, что он не особенно разборчив. Впрочем, думаю, что тебе известно о том, что такое презерватив.
– Да как ты можешь… Ты меня ненавидишь! – воскликнула я.
– Наоборот, я тебя люблю, ты же знаешь, – спокойно улыбнулась Юка. – И я хочу тебе помочь разобраться. Если ты просто хочешь Генчика, то на кой тебе сдались парашюты?
Умела же она так повернуть. Обидеть меня, а потом ещё и выставить все так, будто бы просто хотела мне помочь. И долгое время я думала, что так оно и есть. Но потом, когда уже начала прыгать, поняла, что Юка просто панически боялась конкуренции. Её страх оказаться задвинутой на задворки общественного внимания был, пожалуй, сильнее моего страха высоты.
Но тогда я eщё этого не понимала. Я и представить себе не могла, что Юка, совершенная Юка, может бояться меня.
– Юкочка … Значит, ты считаешь, что я ему не разонравлюсь, если откажусь прыгать?
Она внимательно посмотрела на меня, а потом вдруг подошла и порывисто обняла – моё лицо уткнулось в её пахнущие яблочным шампунем волосы.
– Дурочка ты моя, – она ласково погладила меня по голове, – глупенькая дурочка, вот ты кто. Конечно, не разонравишься. Думаешь, ему охота тратить на тебя свое драгоценное время и учить тебя прыгать, да ещё и бесплатно? Да он же просто решил за тобой приударить!
– Ты уверена?
– Конечно!
– И он не будет меня презирать, если я скажу ему, что боюсь высоты? И прыгать не собираюсь? Точно не будет, а?
– Точнее некуда. Вот увидишь.
– Тогда я прямо сейчас и скажу.
– Вот и молодец. Скажи и возвращайся в номер. У меня есть хорошая травка.
– Хорошо, Юк, я быстро!
– О’кей. Буду ждать.
До следующего утра больше я Юку не видела. Не знаю, действительно ли она меня ждала. Потому что больше всего на свете моя Юка ненавидела ожидание. Я знаю точно только одно – в наш номер я так и не вернулась. Потому что в ту ночь я стала женщиной.
Генчика я нашла в гостиничном номере, где он проживал с Димкой Шпагиным.
– Заходи, красавица, – сказал он, впуская меня в прокуренное помещение.
Это была не комната, а декорация к фильму об особенностях холостяцкою быта – обе кровати не застелены, на столе – грязные пластиковые тарелки с объедками, банка с томатным соком, самодельный кальян – пластиковая бутылка с вырезанным в ней отверстием и пробкой из фольги.
– Извини, здесь бардак.
– Бардак – это слишком мягко сказано, – усмехнулась я, – скорее здесь притон.
– Да ладно тебе. Что за снобизм? – Он присел на краешек кровати и хлопнул ладонью рядом с собой. – Садись, Настена. Могу угостить тебя вафельным тортом «Причуда». Будешь?
– Нет, спасибо.
Я присела рядом с ним на кровать. От близости Генчика все мои мысли плавились, как масло на сковородке.
– Может быть, покурить хочешь? – Он кивнул на самодельный кальян.
Я отрицательно помотала головой – от кальяна невыносимо пахло пепельницей. Я не так уж часто курю марихуану, ни если и делаю это, то предпочитаю скручивать косячки – джоинты. По-моему, так выглядит куда эстетичнее.
– Я на самом деле просто поговорить пришла.
– Я тебя внимательно слушаю.
Он придвинулся ближе – нарочно или случайно, не знаю. Его обтянутая стильными джинсами нога при этом оказалась в опасной близости с моей ногой. На какое-то мгновенье я пожалела о том, что не сменила потрепанный спортивный костюм на что-нибудь более женственное и симпатичное.
Надо брать пример с Юки – она вот никогда не позволит себе появиться на людях в таком убогом костюме. По аэродрому она расхаживала в черных клешеных брючках, плотно обтягивающих её упругий зад и в открываюших пупок топиках. Конечно, мои пупок лучше не выставлять на всеобщее обозрение, пока я не скину по крайней мере пять лишних килограммов, нагло оккупировавших то место, где у Юки находится талия. Но это вовсе не значит, что я тоже не могу принарядиться.
Я подумала об этом, но тут же махнула рукой – да какая теперь разница? Все равно Генчик не захочет и в сторону мою смотреть после того, как я объявлю ему, что больше не собираюсь прыгать с парашютом.
– Никогда.
Это мое твердое и окончательное решение.
– Генчик… Я вот что сказать хотела. Наверное, ты во мне ошибся.
– Возможно, – улыбнулся он.
Я удивленно вскинула на него глаза.
– Да, Настена, я в тебе ошибался. Честно говоря, я всегда считал тебя незаметной серой мышкой и только сегодня понял, какая же ты смелая и сексуальная. У меня открылись глаза.
Моя решимость дрогнула. Генчик говорит, что я сексуальная – а разве не эти слова я мечтала услышать от него все те два года, что мы знакомы? И неужели у меня язык повернется объявить ему, что он ошибся – я имею в виду, ошибся сейчас, а все это время был прав, считая, что я серая мышь?!
Но я должна сказать… Потому что в противном случае завтра придется прыгать. А я не смогу.
Не смогу.
И точка.
– Генчик…
– Да, красавица. Ты, кажется, что-то хотела сказать.
– Да. Это по поводу прыжков…
Он прикоснулся указательным пальцем к моим губам и тихо сказал: – Не надо сейчас о прыжках. О прыжках мы поговорим завтра.
А дальше произошло самое естественное, что могло произойти в тот момент. Генчик наклонился к моему лицу и выжидательно помедлив пару секунд, меня поцеловал. Я закрыла глаза и обхватила руками его шею. Я держалась за его шею, как за спасательный круг.
– Ты так смешно зажмуриваешься, когда целуешься, – сказал он, отстранившись. – Некоторые люди закрывают глаза, когда выпрыгивают из самолета. Я не уважаю таких людей.
«Хорошо что мне было так страшно прыгать, даже не закрыла глаз, – подумала я. – Хотя, наверное, с закрытыми глазами я чувствовала бы себя куда комфортнее.»
А его рука тем временем скользнула под мою спортивную кофту. И уверенно расположилась на моем толстом животе. О Боже, если он вздумает пойти дальше, если я ему это разрешу, значит, через несколько минут он увидит складки на моих боках. И тогда все будет кончено – раз и навсегда.
– Можно я выключу свет? – прошептала я.
– Если хочешь.
Он отпустил меня, и я босиком прошлепала к двери, возле которой располагался выключатель.
– Стой! – вдруг сказал Генчик. – Повернись ко мне.
– Что случилось?
– Хочу просто как следует тебя рассмотреть перед тем как ты выключишь свет, – улыбнулся он.
Его взгляд словно разбирал меня на миллион отдельных черточек.
Глаза. Брови. Родинка на щеке. Губы, ресницы, 6еловатый пушок над верхней губой. Колени, руки, пальцы, на ногах.
Мне стало неуютно.
Я вдруг заволновалась о том, о чем в другой день и не вспомнила бы. А чистые ли у меня пятки? А не выбилась ли из-за уха строптивая прядь?
– Ну, посмотрел уже? – не выдержала я. Я могу выключить свет и вернуться?
– Ты так хочешь меня? – обрадовался Генчик. – Надо же, никогда бы не подумал, что ты у меня такая горячая девушка.
Я щелкнула выключателем и осторожно пробралась к кровати, в темноте два раза напоровшись на письменный стол.
Генчик протянул ко мне руки, и я присела на его колено.
Я поцеловала его в щеку.
У него была соленая щека, как будто он плакал, но я знала – это вряд ли. Я втянула в рот тонкую складочку его кожи, слегка прикусила губами, потом отпустила. Я не видела выражения его лица, зато чувствовала его неуверенные руки на своей спине. Он не то обнимал меня, не то отстранить пытался. А ладони были мокрыми, я это даже сквозь толстый спортивный костюм чувствовала. Заостренным кончиком языка я коснулась мягкой мочки его уха, быстро, словно ужалила. И он вдохнул шумно – как человек, который долго находился под водой и вот вынырнул наконец на поверхность.
Этот вздох – как стартовый пистолет. Минуту назад он был замершим каменным изваянием, и тут же едва ребра мне не переломал, обнимая.
Всё остальное вспоминается смутно. Он подхватил меня на руки, ногами я крепко обнимала его бедра, мимоходом заметив, что на Генчике нет брюк. Его тело было горячим, словно полдня он провел на солнцепеке. Он терся о меня животом, нажимая всё сильнее.
Странно, но я совсем не почувствовала той адской боли, о которой с садистским удовольствием иногда рассказывала мне Юка. Однажды моя Юка, выпив сладкого хересу, рассказала мне, как она лишилась девственности. Я слушала её с любопытством и с отвращением.
– Не завидую я тебе, Настька – пьяновато улыбаясь, вещала она. – У тебя этот кошмар ещё впереди, а я, слава Всевышнему, через это уже прошла. Давно.
– Что, прямо такой кошмар.
Юка округлила глаза. В этот момент она была похожа на девчонку в пионерском лагере, пугающую соседку по спальне байками о красной руке.
– Хуже не придумаешь. Больно так, словно тебя разрывают пополам. За ноги берут и разрывают. Хуже, наверное, только роды.
– Ты же не рожала.
– А ты не придирайся! – Она стукнула кулаком о стол.
Моя боль была острой и молниеносной, как электрический разряд. Одна секунда – и боль вежливо уступила место сладости. Я даже сначала не поняла, что случилось.
– Настенька, – Генчик гладил меня по голове, – почему ты не сказала?
– Разве это что-то изменило бы? – улыбнулась я.
– Нет – подумав, ответил он. – Ты полежи здесь. Я сейчас принесу тебе полотенце. И скажу Димке Шпагину, чтобы он сегодня переночевал где-нибудь ещё.
Я кивнула, всё ещё улыбаясь. Я чувствовала какую-то странную бодрость.
Это была самая длинная в моей жизни ночь.
Утром я снова сидела в небольшом самолете Эл-410.
Одна из аэродромных красоток звали её Катя, но окружающие предпочитали называть её Кисой – ни с того ни с сего одолжила мне свой прыжковый комбинезон. Киса эта была модницей – сама она прыгала в другом, серебристом комбинезоне с вышитыми золотыми звездами на груди. На земле такой наряд мог бы показаться вульгарным, но в затяжном прыжке на фоне голубого неба или в серых облаках Киса выглядела как золотая комета. Даже красивее, чем Юка.
– Настя, не будешь же ты прыгать в этом рванье, – сказала она, презрительно глядя на комбинезон, который мне выдали на аэродроме.
То был уродливый «общий» комбинезон грязно-зеленого цвета с внушительной дырой на левом колене. В нем прыгали начинающие парашютисты, у которых пока своего комбинезона не было.
Сказать, что я удивилась, значит, не сказать ничего. Киса эта была девицей самодовольной, раньше она в мою сторону и не посмотрела бы. Я даже не была уверена, что она помнит мое имя, хотя мы были знакомы почти два года. А тут – предлагает мне один из своих шикарных комбинезонов. Да весь аэродром знал, как Киса трясется над своими «комбезами»! Никогда она никому не давала их поносить!
– Ну… У меня пока другого нет, – вполне миролюбиво улыбнулась я.
– Генчик сказал, что ты всерьез решила начать прыгать, – усмехнулась Киса. – Хочешь, одолжу тебе свой красный комбез? Мне он все равно стал маловат.
Ага, вот оно что, Генчик. Мне сразу все стало ясно – это Генчик подговорил Кису дать мне красный комбинезон. Подумав об этом, я улыбнулась. Генчик обо мне заботится. Ему не все равно. Значит, я вовсе не девушка на одну ночь.
В это невозможно поверить, так не бывает, особенно с такими, как я. Но похоже, то самое чудо, в которое я стеснялась верить, все-таки произошло!
– Конечно, хочу, – воскликнула я. – Ты правда дашь мне свой красный комбинезон?! Да это же самый красивый на свете комбинезон!
Киса снисходительно улыбнулась:
– Да ладно тебе. Я сейчас заказала себе ещё круче, из белой блестящей ткани, а на попе вышито огромное красное сердце.
– Классная идея. – В тот момент я была готова расхвалить, что угодно. Даже если бы Киса сказала, что она собирается сшить комбинезон из палаточного брезента с аппликацией цвета блевотины на груди, все равно я сказала бы ей – классная идея.
– А что это ты вдруг решила прыгать, если не секрет? Ты уже два года здесь тусуешься. Со своей подружкой Ликой.
– Не знаю… Что-то вдруг захотелось. Я вчера в первый раз попробовала и поняла, что это моё, – легкомысленно соврала я. – Я прыгала в тандеме с Генчиком!
Я ничего не могла с собой поделать, мне хотелось кричать имя «Генчик», на каждом углу, мне хотелось, чтобы весь аэродром узнал о том, где именно провела я сегодняшнюю ночь и кто заставляет меня прыгать.
Я понимала, что это глупо, что это повредит моей репутации, что в гостеприимной постели Генчика в свое время перебывала половина аэродрома, что это, в конце концов, не значит. Но ничего, ничего поделать не могла.
– Ладно, держи, – Киса протянула мне комбинезон, аккуратно упакованный в полиэтиленовый пакетик. – Пойду я. Я записана в третий взлет.
Уже уходя, Киса обернулась, с усмешкой посмотрела на меня и сказала:
– Ты с ним поосторожнее, мать.
Наверное, она имела в виду Генчика.
Но в тот момент мне было все равно. Я уже вообразила себе что он тоже давно в меня влюблен, что все остальные девушки для него ровно ничего не значили, он просто развлекался с ними, пока ждал меня.
Только потом, несколько месяцев спустя, я поняла, что имела в виду Киса. Но тогда было уже поздно. Впрочем, буду рассказывать обо всем по порядку.
Итак, я сидела в Эл-410 (парашютисты ласково называли этот самолет «Элкой»). На мне был потрясающий Кисин комбинезон. На левой руке – высотомер, похожий на компас. Желтая стрелочка будет показывать высоту – пять тысяч метров, четыре, три, две. На тысяче восьмистах я должна была выдернуть релиз, открывающий парашют. Релиз – небольшая пластмассовая трубочка, находящаяся в районе правого бедра. Генчик выдал мне кожаный шлем и пластиковые очки, защищающие глаза от ветра. Скорость свободного падения может доходить до двухсот пятидесяти километров в час (у тех, кто занимается фри-флаем и может лететь к земле головой вниз, скорость даже выше), поэтому без очков не обойтись.
Но самое главное – за моей спиной был парашют, похожий на яркий рюкзачок
Я казалась себе красавицей. В то утро я получила столько комплиментов, сколько не получала за всю свою жизнь. Права была Юка – ничто не красит женщину так, как секс. Я не знаю, можно ли наш с Генчиком секс назвать хорошим. Наверняка в понимании Юки это был весьма посредственный секс. Когда она рассказывала мне о своих любовниках, она употребляла такие выражения – «я улетала на небеса», «мне стало так хорошо, что захотелось умереть», «кончая, я дрожала, словно меня посадили на электрический стул». Ничего подобного я не испытала – я не дрожала и умирать мне вовсе не хотелось. А хотелось смеяться, хотелось уснуть, уткнувшись в его подмышку, хотелось говорить с ним о каких – то пустяках, хотелось, наконец, завернуться в простыню и исполнить для него восточный танец. Что я и сделала, а сонный Генчик сказал, что я ненормальная, но я поняла, что это был комплимент.
Утром все, даже аэродромная уборщица тетя Ляля, заметили, что я посвежела так, словно вернулась с курорта. Что у меня блестят глаза. А Дима Шпагин, второй инструктор, с которым я должна была постигать парашютные азы, даже сказал, что я похудела. Хотя как я могла похудеть за одну ночь?
Только Юка по-прежнему на меня дулась.
Она тоже была в самолете. Она даже на меня не смотрела. О чем-то весело болтала с Кисой, не обращая на меня ни малейшего внимания.
Она прекрасно знала, что меня задевает. Что сейчас, как никогда, мне необходима её поддержка. Мне вдруг вспомнилась история с десертной вилкой в баре. Как я представила себе, Что убиваю Юку, и сpaзy же мне стало намного легче.
А если бы мне вздумалось убить её сейчас? Ну вот прямо сейчас? Можно быстро сорвать с неё парашют и вытолкнуть из самолета. Никто даже не успеет понять, что случилось. Эта мысль немного меня отвлекла. Я представила, как беспомощная Юка летит к земле и орет от настоящего неразбавленного ужаса. «Хорошая игра, – подумала я. – Если играть время от времени в Юкино убийство, то жить становится на порядок проще. Даже странно все это… Ведь по большому счёту я её люблю!»
И все же мне было страшно.
Я сидела на неудобной жесткой скамеечке и тихо умирала. Мне казалось, что мои конечности стали пластилиновыми. От страха.
Думаете, остальные парашютисты пытались меня утешить и приободрить? Как бы не так! Наоборот, все утро мне приходилось выслушивать страшные истории.
«А ты знаешь, Настя, что, если парашют не откроется, твое тело, ударившись о землю, подпрыгнет на три метра вверх?» – вкрадчиво улыбаясь, спросил меня парашютист Жора.
«Заткнись!» – прошипела я.
«Да не волнуйся, это безболезненная смерть. Многие умирают, ещё не долетев до земли, от разрыва сердца», – оптимистично предположил он.
Мои инструкторы – Генчик и Димка Шпагин – заставили меня просмотреть видеокассету с основными разновидностями «отказа» основного купола.
– Отказ основного купала – это штатная ситуация, ты должна быть готова к этому всегда, – серьезно сказал Дима Шпагин.
Оказывается, стропы парашюта могут закрутиться, перехлестнуться, маленький вытяжной парашют (так называемая «медуза») может зацепиться за ногу спортсмена, и тогда основной купол не раскроется вообще.
Всё утро мы занимались на специальном тренажере, имитирующем нераскрывшийся основной купол парашюта.
– Если ты поняла, что купол не открылся, то ты должна закинуть ноги назад, прогнуть спину, – объяснял Шпагин, – потом выдернуть подушечку отцепки основного купола. И только потом дернуть кольцо запаски.
Я висела под потолком в специальной подвесной системе, стараясь запомнить, что он говорит. Хотя сомневаюсь, чтo мне может реально пригодиться эта информация. Потому что если мой парашют не раскроется, если запутаются стропы, то меня сразу же парализует страх, и все равно ничего сделать я не смогу.
Для того, чтобы раскрыть запасной парашют, нужно какие – то три секунды. Справа, на груди, находится так называемая подушечка сцепки, похожая на подушечку для швейных игл. Она пристегивается с помощью липучки, поэтому выдернуть её не так-то просто.
А кольцо запасного парашюта находится слева, у самого сердца.
Иногда я трогаю его ладонью – и мне становится спокойнее.
И вот я сижу в самолете, высота три тысячи метров (если верить высотомеру, пристегнутому к моей руке). Рядом сидит сонный Генчик. Дима Шпагин держит меня за руку, и я стараюсь, чтобы моя рука не дрожала.
Зачем, зачем я согласилась прыгать?
– Первый уровень АФФ самый легкий – сказал Генчик. – Напоминаю, что ты должна делать.
Мы выходим из самолета последними. Ты – в середине. Выпрыгиваем, ты прогибаешь спину, а мы с Димкой будем держать тебя в процессе всего свободного падения. Все, что тебе нужно сделать, это устойчиво лежать на животе. И контролировать высоту по высотомеру. На высоте тысяча восемьсот метров ты откроешь парашют. Все поняла?
– Да, – побелевшими губами прошептала я.
И вот высота – четыре с половиной тысячи метров. В самолете зажигается лампочка – это сигнал, что можно прыгать. Выпускающий – Жора – открывает дверь и делает знак первому парашютисту – пошёл. Сначала выпрыгивает Вася Семушкин – он скайсерфер. Его ноги пристегнуты к нетяжелой плоской доске, чем-то напоминающей сноуборд.
Следующими самолет покидают Юка и Киса, которые решили прыгнуть вместе. Обе сразу переворачиваются на голову. Я вижу, как их облаченные в яркие комбинезоны фигурки исчезают в облаках.
Мы – самые последние.
– Все, пошли. – Генчик сжимает мое плечо.
Дура, дура, ну какая же я все-таки дура! Если бы можно было вернуть вчерашний день. Да ни за что, ни за что на свете я не согласилась бы прыгать! Но вчера мне было все равно. Вчера я лежала в постели рядом с Генчиком и ничуть не стеснялась своих не слишком худых бедер. Генчик курил – прямо как любовник из американского фильма – почему-то в американском кино влюбленные всегда курят после секса. И мне казалось, что время остановилось. Я сомневалась в том, что завтра вообще наступит когда-нибудь. Что, завтра надо прыгать с парашютом? Легко! Нет проблем! Да и какое это имеет сейчас значение?
– Настя, Настя, не тормози! – Димка Шпагин подталкивает меня к двери.
На негнущихся ногах я подхожу к краю. Генчик осторожно выбирается из самолёта, он стоит на специальной ступеньке снаружи, и я вижу его лицо на фоне облаков. Он улыбается, но я так нервничаю, что даже не могу улыбнуться в ответ. Генчик крепко держит меня за специальную пришитую к комбинезону петлю (парашютисты ласково называют её «колбаской»), Димка Шпагин крепко держит меня с другой стороны.
Всё надо прыгать.
Я делаю вид, что улыбаюсь.
Я делаю вид, что мне всё по фигу – пытаюсь представить, что я – это не я, а Юка, которая покидает самолет с невозмутимым лицом.
Один шаг, и я опять задыхаюсь от крика. Сначала мне кажется, что я по какому – то страшному недоразумению попала в стиральную машинку – некая неведомая сила хаотично бросает из стороны в сторону мое тело. Краем глаза я вижу быстро улетающий вверх самолёт. Я понимаю, что самолёт здесь ни при чём, это я несусь вниз со скоростью двести пятьдесят километров в час – и от этой мысли я начинаю визжать ещё громче. Слава Богу, что встречные потоки ветра тоже визжат, да ещё посильнее моего. Так что Генчик вряд ли слышит мои вопли – это самое главное.
Я вспоминаю, что кажется, надо расставить руки в разные стороны и посильнее прогнуть спину – тогда я смогу лечь на воздушный поток. Усилием воли заставляю своё тело слушаться. И вот – я лежу на животе, а подо мной – расчерченная на квадратики земля. Я не вижу, как она приближается, на такой высоте это совсем незаметно. Я осторожно поворачиваю влево и вижу Генчика – он улыбается и складывает в колечко большой и указательный пальцы.
Я киваю ему, да все о’кей, но потом вспоминаю, что на парашютном языке этот жест означает – посмотри на высотомер, дура!
Я смотрю на высотомер – тысяча восемьсот. Пора раскрывать парашют! Моя правая рука метнулась вниз, я сразу нащупала релиз и осторожно дернула.
Резкий толчок – и я вижу над своей головой наполняющийся воздухом купол парашюта. Все в порядке. Стропы не запутались и не перехлестнулись. Я жива, я это сделала, ветер наконец угомонился и перестал надрывно гудеть в ушах, запотели пластиковые очки, Генчик и Димка Шпагин улетели вниз и только потом раскрыли свои скоростные парашюты. Я увидела немного левее себя аэродром. Так любопытно взглянуть на наш аэродром с высоты. Маленькая аэродромная гостиничка казалась спичечным коробком. Вертолеты напоминали безобидных букашек.
На земле, возле старта, лежала огромная надувная стрелка ярко-розового цвета. Стрелка показывала направление ветра. Я знала, что приземляться надо против ветра.
Потом я увидела яркие купола. Один из них, красный, принадлежал Юке. У Юки был спортивный, скоростной купол «Стилет-120». Скорость парашюта зависит от площади купола. Мне выдали ученический парашют с большим куполом, модель «Арбалет».
А внизу ждал Генчик. Он подбежал ко мне и с размаху хлопнул по плечу – я едва на землю не повалилась, потому что от мощного выброса адреналина у меня всё ещё подгибались колени.
– Ну как? Я честно говоря, сначала испугался за тебя! Ты была в полуобмороке и даже не смотрела на высотомер.
– Ошибаешься. Я была в обмороке, – рассмеялась я.
– Но у тебя всё хорошо получилось! Ты классно лежала на животе, очень устойчиво. Поздравляю, первый уровень АФФ пройден.
– Здорово. – Я чувствовала некую странную гордость за себя саму. У меня все получилось. Это было такое необычное чувство. Никогда раньше ла ничего подобного.
– И что ты теперь думаешь о прыжках? – Он интимно наклонился к моему уху. – Ты прежнему считаешь, что это лучше, чем секс.
Я посмотрела на него, его глаза смеялись.
– Нет, теперь считаю, что чуточку хуже, – тихо сказала я.
И только мы вдвоем могли понять, что я имела в виду.
