Текст книги "Пай-девочка"

Автор книги: Мария Королева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Глава 2

Я ненавижу свой будильник. Готова запустить им с размаху в стену, выбросить его с пятнадцатого этажа, растоптать каблуками или просто садистски разобрать на безобидные винтики. Нехитрая мелодия, издаваемая моими электронными часами, ассоциируется у меня с адскими муками пробуждения. Я убежденная сова. К тому же по утрам я похожа на спившегося Карлсона – оплывшее лицо, взлохмаченные волосы и воспаленные щелочки красных глаз.

– Ну зачем, зачем вставать так рано? – сонно бормочет Юка, плотнее закутываясь в тяжелое одеяло.

– Это не рано. Семь часов уже, – зевая изо всех сил, говорю я, – я обещала Генчику уложить его парашют.

– Генчику, – Юка открывает глаза, – да, что только не сделаешь ради любви.

Я запускаю в нее подушкой. Изо всех сил.

– При чём тут любовь? Я работаю укладчиком парашютов.

– Ага, я знаю, – издевательски улыбается, – только обычно спишь до полудня, а сегодня встала в семь. Генчик же попросил.

Я надменно пожимаю плечами и молча выхожу из комнаты. Все равно она всегда права, и мы обе это знаем

На старте есть небольшое кафе, которое работает с самого рассвета. Я прошу чашку кофе, мне подают пластиковый стаканчик, и кофе в нем почему-то холодный.

– Не спится, Настенька? – улыбается буфетчица. Она всех знает по именам и некоторых даже кормит в долг.

– Да вот Генчику обещала парашют уложить на первый взлет, – объясняю я, прихлебывая кофе.

– Генчику? Сомневаюсь, что он проснется на первый взлет. Они тут вчера гуляли всю ночь.

Проснется, – уверенно говорю я, – договорились же.

– Ну а Лика где?

– Спит, наверное.

Ликой она называет Юку. И вообще, все на аэродроме называют Юку Ликой.

В половине восьмого на старте появляются сонные парашютисты. Их немного – основная масса отдыхает от вчерашней гулянки. Вообще, приезжают на аэродром не прыгать, а пообщаться. Погонять ночью на машинах по взлетной полосе, марихуану покурить – в кругу близких друзей.

Генчика среди утренних парашютистов нет, и это очень странно.

Я слоняюсь без дела, пью уже четвертый стаканчик жидковатого кофе.

В восемь первый самолет взлетает, и Генчика на его борту нет. Не участвует он ни во втором, ни в третьем взлете.

В половине двенадцатого на старте появляется розовая выспавшаяся Юка в белой мини-юбке.

– Ну что, влюбленная, не спится? – громко приветствует она меня. – Уложила Генчиков парашют?

– Не кричи на весь аэродром, – бормочу я, и Юка замолкает. Наверное, ей становится меня жалко.

Я люблю Юку и искренне считаю её лучшей подругой. Ну а тогда, два года назад, я её почти ненавидела.

Я снова работала курьером – на этот раз не в фирме, а личным Юкиным. Она просила меня отвезти в очередное модельное агентство её черно-белые фотографии: роковая Юка на берегу моря, роковая Юка под душем в купальнике… Она просила меня отвезти рукописи её литературному агенту. Она, наконец, просила меня отвезти в ремонт её стоптанные туфли.

Она говорила:

– Солнышко, сделай милость, отвези за меня конспекты сволочи-историчке. А то меня опять выгонят! Ко всему прочему Юка успевала ещё и учиться в каком-то там институте.

Она просила:

– Подруга, съезди, пожалуйста, в цветочный магазин на Тверской, купи землю для кактусов. А то дождь на улице, мне выходить неохота.

Она приказывала:

– Настюха, срочно ноги в руки и дуй в ближайший ларек «Союзпечать», купи свежий номер «Из рук в руки», да поторопись, а то опять все расхватают!

Должно быть, кто-то подумает, что Юка просто мной помыкала. Издевалась. Использовала в корыстных целях. Превратила в личную прислугу. Не спорю, наверное, со стороны так оно и смотрелось. И в то же время общение с ней преобразило меня. Я постройнела, похорошела, стала лучше одеваться.

Юка придирчиво следила за моим внешним видом. Мы не были знакомы и месяца, а она уже заставила меня постричься.

– У тебя, Настя, грушевидная форма лица, – поведала она мне между дел, – толстые щеки и маленькие бесцветные глазки. Уж извини, но буду говорить, как есть. Ну, где ты ещё найдешь подружку, которая скажет тебе правду в глаза?

– Ты просто пытаешься внушить мне комплекс неполноценности.

– Дура. Я пытаюсь сделать тебя привлекательной. Сексапильной. Чтобы ты нравилась мужчинам. Чтобы у тебя, у дуры, и правда наконец появился бойфренд.

– Ага, и поэтому говоришь, что у меня толстое лицо! При чём тут мое лицо?

– При том, что тебе не идет коротенькая челка. И длинные волосы тебе носить нельзя, потому что они у тебя жидкие и какого-то неопределенного цвета.

Но я же их накручиваю! Получаются красивые кудри! – возмутилась я. – Сплю на бигудях, мучаюсь…

– И в итоге выглядишь как заведующая овощной базой! Но ничего, я как-нибудь отведу тебя к своему парикмахеру.

«Как-нибудь» случилось через несколько дней, в воскресенье. Рано утром зазвонил телефон. Я нехотя разлепила глаза и поплелась к аппарату. Из старенькой пластмассовой трубки лавиной хлынул бодрый Юкин голос. Юка потребовала:

– Вставай. Собирайся. К девяти приедешь в салон «Медея» на Чистопрудном бульваре. Спросишь Свету, она тебя будет ждать. До скорого! – и повесила трубку.

Я посмотрела сначала на стенные часы (пять минут девятого), потом на свое зеркальное отражение (припухшая от длительного сна физиономия, торчащие во все стороны бигуди). Как бы поступили девяносто девять процентов женщин, окажись они случайно на моем месте? Уверена на все сто, они перезвонили бы Юке и отсрочили встречу с парикмахером как минимум на час. А то и вовсе перезванивать никуда не стали бы – просто не поехали, и все!

А я понятное дело, быстро сняла бигуди, наскоро умылась, опрокинула чашку обжигающего кофе, поймала такси и прибыла в салон «Медея» с пятиминутным опозданием.

Юкина парикмахерша Света до отвратительного была похожа на саму Юку. Высокая, блондинистая, с холеными смуглыми руками. И такая же наигранно-жесткая. И такая же хамовато-очаровательная.

– Вы, Настя, опоздали, – заявила она, – а время у меня не резиновое!

Я пролепетала что-то вроде «извините» и послушно уселась в вертящееся кресло перед огромным зеркалом. Света запустила профессионально быстрые пальцы в мои нечесаные кудри и вынесла приговор.

– Какой кошмар! Вы одалживаете бигуди у своей бабушки?

– Почему это?

– Потому что. Сейчас никто не использует колючие бигуди. Только спиральные. Да и то это пойдет не всем. Вам вот, например, не пойдет, – она извлекла из кармана рабочего халата огромные ножницы с загнутыми концами, – будем делать короткую стрижку.

– Постойте, – перепугалась я, – совсем короткую, что ли?

– Не совсем, Света улыбнулась снисходительно и устало, – обрежу до подбородка. Чтобы щеки закрыть.

– Но я не стригла волосы с десятого класса, – ныла я.

– И не расчесывала с детского сада, должно быть. Теперь понятно, почему они у тебя в таком отвратительном состоянии. – Света щелкнула ножницами, и на пол полетела первая длинная прядь.

– Постойте, я ещё не дала согласия.

– Вас никто и не спрашивал. Ликочка уже обо всем со мной договорилась, выбрала стрижку. И даже оплатила мою работу.

Я не сразу поняла, что она называет Ликочкой Юку.

Спорить со Светой было бесполезно, управляемые её руками ножницы безжалостными пчелками летали вокруг моей головы. А я с сожалением смотрела на пол. Там, вперемешку с пылью, с уличной грязью, валялись мои как-то сразу потускневшие кудри.

– Голову выше! – скомандовала Света.

Я машинально подчинилась, вскинула подбородок, рассеянно посмотрела в зеркальную глубину и вдруг увидела себя. Зрелище оказалось настолько необычным и заманчивым, что я инстинктивно подалась вперед, чем, похоже, смертельно обидела Свету.

– Блин, ну ты и дура, кто же дергается так резко, чуть ухо тебе не отрезала, – моментально перешла на «ты» парикмахерша.

Но я, не обращая на внезапную фамильярность никакого внимания, смотрела на свое лицо. Я никогда не носила короткую стрижку. Сердобольная мама всегда мне говорила:

– Доченька, волосы – это твое богатство. Личико-то у тебя невзрачное, так пусть хоть волосы будут длинными и пышными. Завьешь кудри, сохранишь чистый естественный цвет. Так, может, на лицо никто и не посмотрит!

И я простодушно маме верила. В детском саду носила легкомысленные две косички до талии, в школьные годы – строгий пучок на затылке. В старших классах гордо распускала волосы по плечам. Многие одноклассницы к тому времени сделали себе модные стрижки, я же искренне гордилась своей шевелюрой.

И вот теперь выясняется – все было напрасно, все зря. Зря проводила бессонные ночи, ворочаясь на старомодных рогатых бигуди. Зря часами расчесывала непослушные мокрые кудри, выдирая пряди волос.

Потому что мне идет только короткая стрижка.

Стрижка каре.

Стрижка каре маскирует мои круглые щеки.

Стрижка каре приподнимает лоб.

Стрижка каре делает лицо строгим и тонким.

Было много и других аргументов в пользу стрижки каре. Но тут в мои медоточивые мысли вмешался резкий и звонкий Светин голос:

– Так, а теперь будем красить волосы. Блондинкой станешь, как Мэрилин Монро.

Не обращая внимания на замаскированную издевку, я полностью доверилась её профессионализму. И даже глаза закрыла – чтобы не видеть процесса своего преображения. Сидя в неудобном парикмахерском кресле, зажмурив глаза, я отчаянно ждала чуда. Чудо свершилось. А как иначе можно объяснить тот факт, что волос на моей голове стало ровно в два раза больше? Что глаза заблестели, и вдруг выяснилось, что никакие они не бесцветные, а самые настоящие нежно-голубые, как у традиционных романтических героинь.

– Что, не нравится? – усмехнулась парикмахерша.

– Да это же… Не то слово… Я даже не знаю, что сказать…

– Конечно, не ахти, – надула губки она, – волосы у тебя слишком жесткие. Ничего приличного не сделаешь, да и укладывать сложно.

– Мне всегда казалось, что жесткие волосы – это хорошо.

– Кто тебе сказал такую глупость? – фыркнула она.

Эта Света вела себя совершенно недопустимо – в конце концов, она была всего лишь обслуживающий персонал, парикмахер, а я – её клиент. Но в тот момент я не обратила на её принужденное хамство никакого внимания. Я была увлечена только собой – своим волшебным, как мне тогда показалось, превращением.

Наверное, в тот день я впервые поняла, что Юка была моей лучшей подругой. Или, правильней даже сказать, единственной подругой. Что Юка действительно хотела сделать из меня красавицу, что так оно в итоге и вышло, и я стала красавицей – благодаря Юке.

Так я думала.

Но я ошибалась.

Самый красивый мужчина на свете, Генчик, появился в кафе у взлетной полосы в половине пятого вечера. Я успела уложить два десятка парашютов, и тайком от Юки пообедать вкусными, но калорийными блинчиками со сметаной, и перекинуться парочкой безобидных фраз почти со всеми аэродромными обитателями, и даже отчаянно заскучать успела.

И тут появился он (следует написать с большой буквы – Он) – небритый, сонный, с ментоловой сигаретиной в обветренных губах.

– О, Настюха! – хрипло приветствовал он меня. – Доброе утро! Как спала? Уложишь мне парашютище?

– Во-первых, сейчас скорее вечер, нежели утро. Во-вторых, я жду тебя тут с половины восьмого утра. Специально будильник поставила. Ты мне сказал, что собираешься прыгнуть в первом взлете, – выплеснула я на него ливень накопившихся обид.

Он растерянно замолчал, потом нахмурился, как бы что-то припоминая, и виновато заулыбался:

– О, Настенька! Блин, прости меня, урода! Забыл, каюсь, совершенно забыл! С меня шоколадка. Ты какой любишь, темный или, может, белый.

– Шоколадкой здесь, Генчик, не отделаешься! – вдруг вступила в разговор буфетчица. – Девчонка здесь с самого утра околачивается! И как тебе только не стыдно.

Судя по всему, Генчику как раз совсем не было стыдно. Он устало зевнул, потом как-то по-детски потер внушительным кулачком слипающиеся глаза. И вежливо сказал:

– Ну, ладно, Насть, я действительно виноват. Что ты хочешь? Хочешь, переплыву Волгу на одной руке, как Чапаев?

– Чапаев не Волгу переплывал.

– Какая разница? Хочешь, куплю тебе огромный торт? Или подарю породистого котенка? Или буду три недели подряд возить на своем авто на аэродром.

– На аэродром я езжу с Юкой. – Я вовсе не капризничала. Просто мне хотелось во что бы то ни стало затянуть разговор, подольше постоять вот так напротив него, и чтобы он уговаривал меня, не обращая больше ни на кого внимания.

– Ну что тогда? – не сдавался Генчик. – Могу прочитать стихотворение вслух. Встать на колени и облобызать твои ноги. Или… О, придумал. А хочешь, я бесплатно прыгну с тобой тандем?

– Идет! – вдруг согласился знакомый голос за моей спиной.

Я обернулась.

Юка.

Красивая. Умело подкрашенная – мужчина ни за что бы не догадался о наличии косметики на этом безупречном лице, но я-то была знакома со всеми Юкиными штучками. Ярко-красный прыжковый комбинезон очень шел к её темным волосам и смуглой коже. В таком виде она напоминала типичную кавер-герл – девочку с обложки журнала мод.

– Идет! – сказала Юка. – Я уже давно собираюсь приобщить Настьку к парашютному спорту.

– Вот и хорошо, – вздохнул Генчик, который явно рассчитывал на то, что я откажусь. Тандем – это дорого, такой прыжок стоит больше ста долларов.

– Юка пошутила, – улыбнулась я, – не буду я прыгать никакой тандем. Я высоты боюсь.

Я боюсь высоты.

Нет, не совсем так.

Любой нормальный человек боится высоты. Боязнь высоты – это одна из сторон инстинкта самосохранения, а он, как известно, отсутствует лишь у шизофреников и маленьких детей.

Я боюсь высоты панически, маниакально. Стоит мне только подумать, скажем, о смотровой площадке Останкинской телебашни, как ладони мгновенно становятся холодными и липкими, а сердце падает куда-то в бездонную глубину внутренней пропасти.

В самолетах я пью новопассит и никогда не сажусь у окошка. Среди парковых аттракционов едва ли выберу чертово колесо. А на профессиональных парашютистов всегда смотрю снизу вверх, с примесью легкой зависти.

И раздраженного самолюбия. Мне никогда нс стать такой. как они. Как не стать победительницей международного конкурса красоты. Или президентом Соединенных Штатов Америки.

Мне прыгнуть с парашютом?

Мне?

Пусть даже один-единственный раз?

Пусть даже в тандеме с самым красивым мужчиной на земле?

Да ни за что на свете!

– Ни за что на свете! – сказала я, пожалуй, чересчур поспешно.

– А почему, Насть? – удивился Гена. – Я не пошутил. И правда могу прыгнуть. Хоть сегодня вечером.

– Боюсь, никак не получится, – глупо заулыбалась я, – я просто не хочу, я никогда не думала, что…

– Да брось ты, – Генчик зевнул, – вот увидишь, тебе понравится.

Черт возьми, он меня уговаривал!

Генчик!!

Меня!

Как это было приятно, мне хотелось, чтобы эта минута все тянулась и тянулась, словно резиновая. Конечно, он мне не в матримониальный союз вступить предлагал, но все-таки…

– Это здорово, Настя, ради этого стоит жить.

«Это точно, – подумала я. – Ради таких вот моментов и стоит жить. Жаль, ты никогда не поймешь, что я имела в виду».

– Значит, мы договорились! – Довольная Юка пожала Генчику руку. – Сегодня вечером!

– А ты что, Юк, Настина секретарша? – ухмыльнулся Гена.

Я удивленно и благодарно посмотрела на него, а Юка как-то сразу потухла и улыбаться перестала. Она терпеть не могла, когда кто-нибудь разговаривал с нею в снисходительном тоне. У нее вообще было гипертрофированное чувство собственного достоинства. Она приказывала, она командовала – а если вдруг кто-нибудь не подчинялся, молчаливо и долго злилась.

– Ладно я пошла укладывать парашют! – улыбнулась она. – Предпочитаю делать это сама. В отличие от некоторых.

– Не злись, Юк, – слабо возразила я вслед уходящей Юке, – ну, хочешь я уложу парашют тебе? Бесплатно!

А ты пока чаю выпила бы! Извини меня!

– Боюсь, у тебя не будет времени мой парашют укладывать, – Юкины губки сжались в ниточку – тебе же надо к прыжку готовиться. Памперс пристегнуть только не забудь, а то мало ли что!

Она развернулась, эффектно тряхнув волосами. Красивые у неё были волосы – прямо как в рекламном ролике шампуня от перхоти. Спина прямая, походка от бедра, как у какой-нибудь Синди Кроуффорд. Даже я, несправедливо обиженная, невольно ею залюбовалась.

– Извини… ещё раз пробормотала я, обращаясь к её удаляющейся спине.

А вот на Генчика, казалось, её совершенная красота и сексуальная походка не производят ровно никакого впечатления. Он даже ей вслед не смотрел, и это – сама не знаю почему – мне льстило.

– А за что ты извиняешься? – вдруг вмешался Генчик. – Пусть себе уходит! Слишком уж она наглая, эта твоя Лика!

– Нет, что ты. Юка – моя лучшая подруга. Самый близкий человек.

– Странная у вас дружба. Весь аэродром о вас сплетничает. Когда обкурится.

Я удивилась:

– Как это сплетничает? Зачем о нас сплетничать? Что интересного?

– Ну. Лика просто ведет себя с тобой как капризная барышня с восторженным поклонником. Командует, а ты бегаешь за ней, словно карликовый пудель… Поговаривают… Ты точно не обидишься?

– Нет, – уныло заверила я.

– Поговаривают, что вы того…

– Чего?

– Ну, лесбиянки! – Он покраснел.

– Да ты что? Какая мерзость! Но это же полный бред. Внезапно Генчик перестал казаться мне самым красивым мужчиной на свете. Я вдруг – это была словно наркотическая галлюцинация – вдруг заметила, что у него не очень хорошая кожа – вся в крупных порах на носу. А нос, кстати, был слишком маленьким для мужчины. Такие встречаются у смазливых голливудских героев и у гомосексуалистов из американских порнографических комиксов.

– Я и сам понимаю, что бред. – Он потрепал меня за плечо. – Не злись.

– А я и не злюсь.

– Ты красивая, когда злишься. – Он показал мне язык.

– Понимаешь, Юка очень много для меня сделала. Может, это прозвучит слишком пафосно, но она изменила мою жизнь.

– Наверное, это какая-то страшная тайна, – он взял меня под руку, – но я, если честно, не большой любитель секретов, поэтому можешь не рассказывать.

Я – то вижу, что ты просто её любишь. А в тандеме – то почему ты не хочешь прыгнуть?

Галлюцинация рассеялась. Теперь Генчик стал прежним, привычным Генчиком – с нереальными синими глазами и улыбчивым загорелым лицом.

– Я высоты боюсь!

– Это поправимо. Я тоже боюсь высоты

– Да ну?

– Нет, правда! Знаешь, как меня уговаривали сделать первый прыжок? Я думал, что описаюсь от страха.

– Ни за что не поверю, – смеялась я.

– А это так. Правда, я учился прыгать по классической системе. Никаких тандемов, никакого свободного падения. Восемьсот метров, самораскрываюшийся круглый купол, парашютисты называют его – дуб. Очень сложно было сделать первый шаг.

– Для меня – невозможно.

– А тебе и не придется. Ты будешь пристегнута ко мне, и шаг вниз сделаю я. А ты просто доверься мне. Или не доверяешь? – шутливо расстроился он.

А мне совсем не хотелось, чтобы Генчик расстраивался. Я осмелела и, кокетливо улыбнувшись, сказала: За тобой хоть на край света!

– Значит, договорились?

– Ну… если ты так считаешь…

– Понял. Давай где-то часикам к семи подходи на старт. Комбинезон и шлем я тебе дам… Красавица ты моя.

Я улыбнулась. Как он это сказал – красавица! Правда, Генчик называл красавицами всех аэродромных барышень. Но мне он почему-то никогда этого не говорил. Мы вообще с ним редко разговаривали.

Но все равно – от внезапно нахлынувшего счастья я готова была сплясать аргентинское танго прямо на коврике для укладки парашютов!

Самый лучший мужчина на земле назвал меня красавицей.

Красавицей я стала два года назад.

Совершенно неожиданно.

Я вошла в парикмахерскую на Чистопрудном бульваре толстозадой замарашкой в дешевом пальто, а вышла ослепительной блондинкой с аккуратной модной стрижкой.

Красавицей я шла по утреннему бульвару до метро.

Красавицей я ехала в переполненном вагоне. И с неуверенным удовольствием ловила чужие взгляды, то и дело прилипающие к моему лицу. Мне казалось, что мужчины смотрят на меня восхищенно, а женщины – завистливо. Впервые поездка в общественном транспорте превратилась для меня в волнующее приключение. Я вдруг вспомнила жалобы своих подруг (в том числе и Юки) на повышенное внимание транспортных приставал к их персоне. Все они говорили, кокетливо поправляя при этом челку: «Ты не представляешь, Насть, как меня это все достало. Захожу в вагон, а все только на меня и смотрят. Особенно мужики. Чувствуешь себя так неудобно…»

Только теперь я поняла, что эта томная усталость была не более чем обыкновенным женским лукавством.

Я вышла из метро красавицей и красавицей же дошла до дома. Уснула красавицей и красавицей же проснулась.

Я была красавицей до тех пор, пока не встретилась вечером с Юкой.

Мы, по обыкновению, решили отправиться в одно из наших любимых уютных кафе, затерявшееся в хитросплетении душных арбатских переулков.

Я немного опоздала, Юка уже сидела за угловым столиком и цедила крепкий кофе из крохотной псевдофарфоровой чашечки. В глубине души я надеялась, что она меня просто не узнает. Я подойду к её столику и вежливо спрошу низким хриплым голосом: «Девушка, здесь не занято?» Юка вскинет глаза и начнет меня исподтишка рассматривать так, как одна красивая женщина рассматривает другую, цепко и холодно, словно потенциальную соперницу.

А потом наконец скажет: «Извините, но занято. Я жду подругу. А ваше лицо мне знакомо». Тут я и раскрою карты. Улыбнусь и своим обычным голосом скажу: «Юка, да это же я, Настя! Ага, не узнала!» Она близоруко прищурится, растерянно улыбнется. С этой минуты и начнется наша новая дружба, дружба двух красавиц, роковых женщин, уверенных в себе разбивательниц сердец. Я, конечно же, не буду больше работать её секретарем. Мы будем встречаться каждый день, ходить на дискотеки, в рестораны, казино, на мировые премьеры, бега и… где там ещё обычно отдыхают красавицы?

Но Юка, несмотря на свое плохое зрение, приметила меня сразу. Я ещё и к столику её подойти не успела, как она весело вскричала:

– Явилась! Ну, наконец-то стала похожа на человека! Более или менее. – Она дежурно чмокнула меня в щеку, а губы её были сухими и горячими.

– Правда, здорово меня подстригли? – похвасталась я, а потом, подумав, добавила: – Все мужики в метро на меня пялились!

– Да ну? – прищурилась Юка. – С чего бы это?

– Как будто сама не знаешь. Я стала красивой. Скажешь, нет?

– Ага, и скромной к тому же, – засмеялась Юка. – Честно тебе сказать? Ты выглядишь как хорошо причесанная бочка.

– Что ты имеешь в виду? – насторожилась я.

– Маленький рост. Толстый зад. Немодное отвратительное платье. А сверху – более или менее приличная прическа. Она, конечно, отвлекает внимание от всего вышеперечисленного. Но не слишком.

– Ты просто завидуешь! – вырвалось у меня.

Хотя лучше бы я промолчала.

Юкины накрашенные бледно-розовой помадой губы искривились в усмешке.

– Завидую, значит? – вежливо переспросила она.

– Ну… я имела в виду…

– Ты имела в виду, что я тебе завидую? – подсказала она. – Ну, конечно, у меня столько поводов для зависти.

– Ладно, извини. – Мне даже расхотелось есть.

– Дура ты. Я не завидую. А говорю так, потому что хочу тебе помочь. Хочу, чтоб ты стала красивой. Стройной. Модно одетой.

– Но что же делать, если хорошая фигура не дана мне от природы?

К нам подошла официантка в белоснежной накрахмаленной блузе.

– Что кушать будем? – ненавязчиво улыбнувшись, спросила она.

– Мне ещё один двойной кофе, салат «Стройность» и минеральную воду! – не заглядывая в меню, распорядилась Юка.

– А мне жареный картофель со сметаной, чай и шоколадное пирожное.

– Принесите ей тоже салат «Стройность» вместо картошки. И никаких пирожных, – приказала она.

А что такое салат «Стройность»? – подозрительно поинтересовалась я.

– Жуткая вкуснятина. Зерна проросшей пшеницы, немного сырой морковки и листья салата.

– Эй, ты что? Я же не наемся этой гадостью? – взбунтовалась я. – Я же не обедала. И потом, в этом кафе мои любимые пирожные.

– Все. С сегодняшнего дня начинаешь меньше жрать. И больше ходить пешком. И ещё четыре раза в неделю посещаешь плавательный бассейн вместе со мной.

– Но зачем?

– Будем исправлять ошибки природы! – безмятежно улыбнулась она.

Через некоторое время я действительно немного похудела, моя талия была на целых три сантиметра тоньше Юкиной. Наверное, я могла бы похудеть и быстрее, если бы в точности выполняла все её рекомендации. Но беда в том, что я урожденная сластена. Конечно, в присутствии Юки я не позволяла себе и сладкого чаю, зато одинокий ужин часто скрашивала калорийными булками и песочными пирожными, промазанными клубничным вареньем. К тому же я, что называется, склонна к полноте. В отличие от моей Юки, которая может хоть каждый день есть шоколадные пломбиры и песочные торты – все равно её щеки останутся пикантно впалыми, а бедра – по-подростковому узкими.

– На самом деле от природы я не так уж хороша, – иногда говорила мне Юка.

Вообще-то она не любила себя ругать, но, пребывая в определенном настроении, могла посетовать на какой-нибудь из своих недостатков, которые мне, почти в нее влюбленном, казались полностью надуманными.

Юка говорила:

– У меня широкая кость. Ты никогда не замечала, Настя?

– Никогда, – честно призналась я.

– Это хорошо, – улыбнулась она, – значит, я талантливо умею это скрывать. На самом деле у меня не такая уж и маленькая попа. Просто я умею выбирать правильные штаны.

– По-моему, ты очень красивая.

– Спасибо, милая. А вот ты… – Она язвительно улыбнулась. – Ты, Настя, одеваться не умеешь вовсе.

– А что поделаешь.

– Как это что? Ты разве не хочешь измениться?

– Хочу, – уныло сказала я, хотя вовсе не была уверена в искренности своего стремления к переменам.

– Ну, вот видишь! – обрадовалась она. – И я тобой непременно займусь. Не можешь же ты вечно выглядеть как престарелая учительница химии.

И она не обманула.

К сожалению.

Однажды она напросилась в гости. Выпив чашку чаю и вежливо просмотрев альбомы с моими школьными фотографиями (просмотр она сопровождала не слишком лестными комментариями типа – «О, какие у тебя были толстые теки!», «Слушай, ты что, считалась самой уродливой девочкой в классе?«), она отправилась к стенному шкафу и вытряхнула всю мою одежду на пол. Я не сопротивлялась. Впрочем, сопротивляться Юке – это все равно что стать на пути у идущего в атаку танка.

– Так, это что за тихий ужас? Так, а эту кофточку тебе, наверное, подарила бабушка! – бормотала Юка, перебирая мои наряды. Я заметила, что большую часть вешен она складывает в объемистый пакет, и сразу заподозрила неладное.

– Что это ты собираешься делать с моими вещами?

– Ты имеешь в виду с этими, в пакете? А, так это мы сейчас отнесем на помойку, – добродушно объяснила она.

– Что значит на помойку! – всполошилась я. – А что же мне носить?

– Пока будешь носить то, что я не выбросила. Черные брючки и черную водолазку. А на днях я тебе принесу новые вещи.

– Юка!

– Что Юка? Я добра тебе желаю, дурища. Потом благодарить меня будешь. Кто ещё, кроме меня, тобой займется?

Новые вещи появились у меня уже к вечеру. Все они были немного поношенными, зато, по мнению Юки, подходили мне идеально.

Красное платье на бретельках.

Обтягивающие светлые джинсы с яркой вышивкой во всю штанину.

Полупрозрачная блуза цвета хаки.

Легкомысленная розовая майка, оставляющая пупок голым.

Юбка из искусственного меха, окрашенная «под леопарда».

Идиотского вида ночная рубашка с рюшами – правда, потом выяснилось, что это бальное платье, причем очень дорогое.

– Издеваешься? Ты хочешь, чтобы я вес это надела?! Да ни за что! Это одежда для проститутки.

– Это одежда для сексапильной, уверенной в себе женщины, – поправила меня Юка.

Как ни странно, отчасти она оказалась права.