Текст книги "Испытание смертью или Железный филателист"

Автор книги: Мария Арбатова

Соавторы: Шуммит Датта Гупта
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Глава двенадцатая
ГИБЕЛЬ УГО

Отто пил пиво в угловом уличном баре на месте которого сходились две бойкие улочки. Их названия он даже не пытался запомнить, как имена людей, которых больше никогда не планировал видеть.

Они с Уго последнее время часто посещали это местечко. Им нравилось, что можно сидеть на кончике уличного треугольника перед крохотной площадью, словно на вершине горы, и обозревать панораму сразу обеих улиц.

Мимо них двигались гудящие автомобили, медленные телеги, прогуливающиеся белые женщины, черная прислуга с корзинами на головах, нагруженные тюками торговцы, военные, бездомные собаки…

Последний раз они вместе сидели тут перед поездкой на крокодилью ферму. Отто выдал Уго денег в счет аванса. Собственные деньги удесятерили качества военного пилота, он не только набрался в десять раз быстрее обычного, но и расхвастался именно в такой же пропорции.

Сперва эпизоды его побед касались черных проституток, к которым он попытался затащить Отто за свои деньги. После того как исчерпались истории про девиц с экзотическими именами и столь же экзотическими способами обслуживания клиента, начались охотничьи рассказы, из которых следовало, что Уго отстрелял и изрезал как минимум половину животного мира Южной Африки.

Отто не ожидал, что отчет о поездке к старому хирургу, разделывающему крокодила армейским ножом, военный пилот воспримет, как то, что кто-то оспаривает его звание главного супермена страны.

Потом пошли госпитальные истории о том, какие мошенники и неумехи трудятся военными врачами. И все это под финал перешло в сагу о том, как Уго работал пилотом на недавних ядерных испытаниях на побережье.

Видимо, это были те же самые испытания, о которых говорила Тиана, но из текстов Уго следовало, что он чуть ли не руководил ими.

Каждый новый виток рассказа сопровождался воплем:

– Я вижу, ты мне не веришь?!!

Бармен устал вздрагивать от этого вопля, а Отто устал соглашаться со всеми услышанными глупостями, хотя на всякий случай спросил:

– А правда, что муха цеце не боится радиации?

– Ты что, издеваешься надо мной? Какая еще муха цеце? Там все умерло… там мертвая зона! Там больше никогда не появится ни одна муха! – Уго замахал руками и крикнул официанту: – Где мое виски, я тебя убью за твое «поли-поли»!

Официант услужливо подбежал с новым стаканом.

– «Поли-поли» на их языке означает «никогда не надо торопиться»? – спросил Отто.

– Да, это стиль жизни черномазых. Поэтому мы их хозяева! – Уго глотнул виски. – Зачем ты ездил к колдуну? До сих пор не наелся экзотики? Ты еще не понял, что они все могут?

– У нас в цирке тоже с успехом отпиливают голову дамам, – усмехнулся Отто.

– Наши колдуны не только отрезают части тела у детей, они умеют оживлять трупы! Ты не понимаешь, что это ЮАР! Они заговаривают отрубленную человеческую руку и велят размахивать ею в магазине перед началом дня! За эту руку люди платят бешеные деньги и тут же богатеют! Сам видел. – Уго перешел на шепот: – Колдуны сотрудничают с полицией, могут рассказать, где лежит труп и кто убийца. Но полиция сама их боится.

– А ты боишься?

– Я ничего не боюсь, Отто. Я видел такое, от чего все местные колдуны обосрались бы, взявшись за руки!

– Тебе хорошо, Уго, ты – супермен! А я только выгляжу большим и сильным, в душе я маменькин сыночек. В школе все парни занимались боксом, а я собирал марки, – вздохнул Отто. – Официант, и мне виски!

– Полицейские мне рассказывали про секты оборотней, людей-леопардов… Ночами они надевают клыки и когти и рвут встречных на части. А утром сами ничего не помнят! Колдуны делают их из обычных людей – днем их не распознаешь!

Видя распалившегося, скандалившего клиента, официант торопливо принес второе виски.

– Самым страшным, что я видел в жизни, была война, – сказал Отто. – Мне и сейчас снится бомбежка. А тебе снятся кошмары?

– Мне снится такое… Снится, что небо закрывает пена ядерного гриба! И я не могу улететь от него даже на сверхзвуковом самолете! Ядерное облако залезает мне в рот, глаза, уши, ноздри! И сжирает меня, – тяжело сказал Уго, словно выдавливал из себя слова. – Это пострашнее черных колдунов! Я работал на испытаниях ядерной бомбы в Калахари.

– Что ты несешь? Какие испытания ядерной бомбы могут быть в Калахари? Я им говорю, трихлорэтилен в химчистках давно заменен на перхлорэтилен, а они не верят! Здесь каменный век!

– Отто, ты не видишь дальше своих жалких химчисток! ЮАР уже не страна с соломенными хижинами, а страна с ядерной бомбой! – почти прорычал Уго, и его стальные глаза налились кровью. – Я покажу тебе фотографию, от которой ты поседеешь. Взрыв был малой мощности, и без хорошей погоды я бы ничего не зафиксировал. Я принесу тебе фотографию из кабины самолета! Мы со вторым пилотом позировали на фоне ядерного гриба! Ты думаешь, я заливаю?

– Уго, ну скажи, зачем человеку сниматься на фоне ядерного гриба, если у него голова на плечах? Если человек видит ядерный гриб, он должен побыстрей сматываться! – усмехнулся Отто.

– Ядерный гриб… это же… это же, как небо упало на землю! Это же не описать словами! Ты, жалкий лавочник, не видевший ничего, кроме денег! – заорал Уго. – Чем ты гордишься передо мною? Тем, что лижешь задницу клиентам, чтобы они взяли твой залежалый товар? Во всей твоей жизни меньше смысла, чем в одном моем полете!

Теперь на них обернулись не только сидевшие за соседними столиками, но и прохожие на улице. Это было слишком.

Отто встал из-за стола и холодно сказал:

– По мне лучше быть честным лавочником, чем завравшимся пилотом!

– Я – завравшийся пилот? – Уго треснул кулаком по столу так, что из подпрыгнувшей пепельницы высыпались окурки, а официант метнулся собирать их. – Ты завтра же увидишь эти фотографии! И заткнешься!

– Если увижу, то заткнусь! – ответил Отто и, не попрощавшись, пошел по одному из катетов треугольника, на вершине которого стоял их столик.

Сегодня Отто пил пиво и курил, ожидая Уго и рассматривая обе улицы так, словно сидел на носу катера, рассекающего водную гладь.

Справа от него ела дыню приятная блондинка в соломенной шляпке. Перед ней стояла тарелка с куском дыни, а в вазе вальяжно возлежала нарезанная дыня, и над ней неприятно жужжала пчела.

Отто отметил, что дыня такая же светлая, как его рубашка, и что молодая женщина наверняка ждет нескольких подружек, иначе зачем бы ей заказывать целую дыню?

На противоположной стороне одной улицы, куда упирался взгляд, пылали красками ящики с овощами и фруктами, а возле них пританцовывал молодой черный парень.

К парню подошла худая ободранная собака, он погладил ее по голове. Собака доверчиво села рядом с его ящиками и начала самозабвенно чесаться, блохи не давали ей покоя.

Отто перевел взгляд налево, там, возле лавки с дешевенькой женской одеждой, мешая прохожим, прямо на тротуаре стояли манекены в ярких платьях. Одежду продавала сидевшая на пороге лавки и сосредоточенно курившая рыжая тетка в черном платье с крупными оранжевыми бабочками.

Отто посмотрел на часы: Уго опаздывал на пять минут. Однако вскоре он появился с правой стороны улицы. Отто помахал ему рукой, Уго ответил и ускорил шаги.

Что-то не понравилось Отто в остановившемся густом дневном воздухе, но все случилось так быстро, что он только задним числом сумел понять, что не понравилось. И не понравилось ему, что нежившаяся на асфальте блохастая собака внезапно подпрыгнула, как ужаленная пчелой, и стрелой полетела прочь, поджимая хвост.

Слева на площадь перед баром ворвались два открытых полугрузовых джипа с вооруженными повстанцами, мгновенно открывшими бурную стрельбу по прохожим, витринам, ящикам с овощами, манекенам. Падая на пол, Отто успел ухватить взглядом, как рыжая продавщица одежды нырнула внутрь лавки.

В отличие от нее блондинка в соломенной шляпке, сидевшая по соседству с Уго над куском дыни, зажала уши руками и заорала, как резаная, не меняя позы. А дыня на ее столе разлетелась от автоматной очереди по всей округе сладкими липкими лоскутками.

Отто дополз до блондинки и сдернул ее на пол. Она не я была забрызгана дыней и продолжала орать. Видно, Только приехала в ЮАР и первый раз видела такую переделку.

Повстанцы ворвались, как шаровая молния, и так же быстро исчезли, понимая, что полиция спешит по следу. Площадь была засыпана битыми стеклами, разлетевшимися овощами и фруктами, пара манекенов лишилась голов, на тротуаре стонали раненые. Торговец овощами пронзительно закричал над убитой полной женщиной, упавшей возле его ящиков.

Из лавок и домов выскочили люди и бросились к пострадавшим. Отто подбежал к лежавшему ничком Уго, перевернул его на спину – на него в упор смотрели мертвые стальные глаза пилота.

Из памяти всплыли слова Уго: «Мать ходила к колдунам, когда я был мальчиком, просила закрыть меня от врагов. И видишь, прошел столько войн почти без царапин…»

Отто закрыл ему ладонью глаза, залез в карман, достал бумажник Уго, открыл. Там было несколько фотографий. Отто забрал их, положил бумажник обратно и быстро ушел. Ему не хотелось ждать полиции и тратить вечер на свидетельские показания. Для этого здесь и без него была масса народа.

Глава тринадцатая
СНОВА КАМЕРИНО

Прямого рейса Йоханнесбург – Венеция не было, и Отто летел на перекладных, отсыпаясь в самолетах. Ждать багажа в шумном и бестолковом неапольском аэропорту Каподичино не пришлось – с собой был только желтый кожаный портфель, ведь Отто прилетел на полтора дня.

Он не любил Каподичино потому, что жители Неаполя в любой беседе спешили напомнить, что во время Первой мировой аэродром функционировал как военная база для защиты города от австро-венгерских и немецких воздушных ударов. И Отто чувствовал, что они подчеркивают это потому, что он немец.

Как будто у самих итальянцев после этого не было сумасшедшего Муссолини, полный титул которого звучал – «Его Превосходительство Бенито Муссолини, глава правительства, дуче фашизма и основатель империи». Почти как у Иди Амина, именовавшего себя «Его Превосходительство Пожизненный Президент, Фельдмаршал Аль-Хаджи, Доктор Иди Амин, Повелитель всех зверей на земле и рыб в море, Завоеватель Британской Империи в Африке вообще и в Уганде в частности, кавалер орденов "Крест Виктории"».

Перед глазами Отто снова встало мертвое лицо Уго, посещавшего Иди Амина, и он снова запретил себе об этом думать. Это было слишком тяжело. И вообще, ЮАР казалась ему пахнущей кровью, отрезанными частями детских тел, жутким знахарским зельем, невыносимым запахом львиной мочи в джунглях, потом золотоискателей и жужжанием мухи цеце.

Он остро нуждался в том, чтобы хоть чуть-чуть передохнуть от коктейля этих запахов, посмотреть на других людей, перестать озираться то на призрак Чаки, то на пальбу повстанцев, то на подползающую сколопендру, то на спешащего отнять сумку наглого бабуина, то на парящего над центральной улицей города стервятника.

Отто зашел в таверну недалеко от аэропорта и по-итальянски кликнул официанта. Пицца по-неаполитански с помидорами, перцем и анчоусной пастой и чашка эспрессо с корицей вернули его к жизни.

Он хотел было пройтись сквозь любимые улицы с миниатюрными рыбными лавками и развешанным на веревках сушащимся бельем, напоминавшим довоенное детство, но посмотрел на часы и пошел искать машину до Камерино.

Дорогу из Неаполя в Камерино знал наизусть, ведь столько раз летал в Италию с севера Африки. Так что спокойно заснул на заднем сиденье, не обращая внимания на то, как эмоциональный водитель машет руками, ежесекундно обращаясь к Мадонне с просьбой покарать колдобины на шоссе, наглые соседние машины, слишком яркое солнце, слишком старую машину и слишком бессердечное правительство.

Отто планировал заночевать в Камерино и был уверен, что хозяин маленькой гостиницы, в которой он всегда останавливался, когда учился в школе Данте Алигьери, найдет комнатку в любое время суток. Так и случилось.

А потом зашел выпить рюмку анисового ликера «Варнелли» в то самое уличное кафе, прижавшееся к стене старинного здания, сложенной из выщербленного кирпича и обвитой красными листьями винограда.

Когда толстый, угрюмый, шаркающий ботинками дядька принес местный ликер и сигареты, Отто спросил:

– Скажите, работает ли тут по-прежнему такой веселый парень, кажется, Антонио?

– А вы его знали? – удивился дядька.

– Примерно как вас.

– Этот придурок уехал из Камерино.

– А встретил ли он свою любимую русскую артистку? – спросил Отто.

– О, вы и про это знаете, синьор? – вытаращил глаза дядька. – Антонио – сумасшедший, у них весь корень такой! Его дядька внезапно умер от разрыва сердца. Вот так сидел в своей обувной мастерской и умер прямо с молотком в руках, спаси его душу, Мадонна! И этот безмозглый Антонио за два дня продал обувную мастерскую за бесценок и уехал в город, как будто его там кто-то ждет! А ведь мог стать моим зятем…

Дядька грустно покачал головой и, шаркая ботинками, пошел к соседнему столику, за который его громко звали.

Отто искренне пожалел, что вместо веселого парня встретил его несостоявшегося тестя. Но подумал, что Антонио, который столько раз посмотрел и выучил наизусть дурацкий фильм «Из России с любовью», все равно не усидел бы в скучном крохотном Камерино.

Потом Отто заглянул в церковь, снова пофотографировал ее рассыпающиеся стены и, надышавшись чистым альпийским воздухом, отправился в гостиницу. Однако спать не хотелось, и рука потянулась в желтый портфель за книжкой, купленной в букинистическом перед отъездом.

Книжка была именно о том, от чего он собрался отдохнуть, но что не собиралось отпускать его. Так, якобы случайно, трогают языком больной зуб, содрогаясь от боли, как от удара током. Книжка, конечно же, была о великом воине Чаке.

О том, как его мать страдала от равнодушия знатного мужа; как отец выгнал их с матерью за то, что, когда юный Чака пас скот, собака загрызла овцу; как их приютили в родном краале Нанди, но старшие мальчики издевались над Чакой; как он научился защищаться; как в тринадцать лет убил черную мамбу, в укусе которой хватало яду на целый полк; как во время инициации получил специальный передник-умутшу и с ненавистью швырнул его в лицо отцу; как постепенно выбивался в лидеры.

Книга была написана на основе исторических фактов, но в манере африканских сказаний, и Отто плохо понимал, где правда, а где лирические образы.

Там было написано, что в 1802 году начался голод, и мать Чаки с детьми приняла деревня его тетки. Для Чаки сделали несколько охотничьих ассегаев и щит из черной коровьей шкуры. После этого он начал изнурять себя тренировками в метании копья и ассегая и стал победителем в пастушьей игре уку гваза инсема. Играющие юноши выстраивались вдоль крутого склона, и кто-то сталкивал сверху круглый клубень величиной с футбольный мяч. Пока клубень катился, юноши метали в него заостренные палки, чтобы потом от руки победителя уку гваза инсема на охоте не успевал убежать ни один зверь. Позже Чака стал первым и в палочных, и в групповых боях. Он сколотил и натренировал группу, позволившую постепенно подчинить себе остальных пастухов. В девятнадцать с помощью двух метательных копий и тяжелой палицы победил леопарда. К двадцати одному году воин Чака достиг роста метр девяносто, был невероятно умен, силен, красив и властен. Вместо традиционных боевых приемов предложил воевать метательным копьем, максимально сократив дистанцию с противником, и отказался от обуви, максимально облегчив передвижение.

Отражая щитом удары метательных копий, он научился цеплять щитом щит противника, отводить его и протыкать человека насквозь с боевым кличем «Нгадла!», означавшим «Я поел!». И переводящимся не то «Я силен и непобедим», не то «Я сыт твоей смертью». Но копье было слишком легким и часто ломалось, а метание ассегая во врага казалось Чаке добровольным разоружением. Он решил модернизировать оружие, создав нечто среднее между копьем и ассегаем, и нашел для этого лучшего кузнеца. Кузнецов боялись потому, что для закалки клинков они использовали человеческий жир, и когда в деревне пропадали люди, в первую очередь подозревали кузнецов. Для изготовления ассегая для Чаки кузнец содрал шкуру с четырех баранов живьем, оставив ее только на голове и ниже колен. Посадил их в загон, ожидая, кто из них умрет последним. Шкуру последнего, самого сильного барана пустили в работу, ибо она обладала самой большой жизненной силой и предназначалась для запасных мехов. Для этой плавки сделали новую печь, загрузили ее железной рудой, древесным углем и оплодотворили воздухом.

Отверстие в основании печи, предназначенное для входа воздуха и выхода железа, напоминало женский половой орган, расширенный, как при деторождении. Глиняное сопло, которое вводилось в него, лепили в форме фаллоса. Кузнец шептал заклинания и сыпал в печь порошок из толченых раковин устриц и мидий, улучшающий качество железа. Но когда процесс плавки подошел к концу, раздался вой и страшный хохот. Возле печки появился колдун. Это был высокий, сильный мужчина с тяжелым копьем и полированной палицей в руках. Плечи его покрывала накидка из шкур, от пояса до колен свешивались полоски меха, а лицо почти целиком скрывали хвосты животных. Подмастерья кузнеца от страха натянули на головы козьи шкуры, дрожал и сам кузнец. Чака не выдал своего волнения и с достоинством ответил на вопросы колдуна.

Позже он узнал, что колдун принадлежал к ужасному братству инсвелабойя. Инсвелабойя и были торговцами человеческими органами, из которых изготовляли «сильнодействующие снадобья». Вместе с инсвелабойя на людей охотились прирученные ими гиены. Уходя, колдун сказал, что видит в чужаке будущего великого вождя и поможет колдовством в изготовлении оружия, благодаря которому Чака подчинит себе половину Африки. Работа продолжалась, пока Чака не одобрил форму и вес клинка, и тогда кузнец приступил к самой ответственной части изготовления оружия. Он достал из специального горшка человеческие сердце, печень, жир и начал произносить заклинания…

Отто затошнило, он с отвращением захлопнул книгу, не дочитав, что впоследствии Чака стал еретиком и открыто высмеивал подобные суеверия современников. А победоносный ассегай назвал словом икʼва, которое подражало звуку, производимому клинком, когда его вытаскивают из глубокой раны.

Глава четырнадцатая
ПОДАРЕННЫЙ АССЕГАЙ

Отто зашел к Тиане буквально на чашку чая. Они не виделись после поездки к колдуну. Тогда, привезя Тиану домой, он практически донес ее до спальни на руках.

Она рухнула в постель и свернулась калачиком прямо в том розовом с белой отделкой платье, в котором лежала на грязном полу хижины у ног старика.

Отто прикрыл ее пледом, дал стакан со снотворным, тщательно запер дверь и предупредил охранника дома, что хозяйка нездорова.

Сегодня Тиана встречала его в гостиной, сидя на диване в окружении котов, в домашнем халате. Форма одежды означала: «Я не слишком старалась к твоему приходу». Проджети кинулась разливать чай преувеличенно старательно.

– Только чаю? – переспросила Тиана. – Проджети готовит сегодня мидии, кашу из красной кукурузы и тыквенные блины.

– Спасибо, но я сыт, – заулыбался Отто и взял в руки чашку чая.

Он понимал, что после долгого и душевного обеда вдвоем будет очень трудно уйти просто так, а настроя на сокращение дистанции у него не было.

– Ты опять прятался от меня на крокодильей ферме? – спросила Тиана с упреком.

– Я улетал по делам фирмы. Заодно встречался с одним серьезным филателистом, показывал ему ваши марки. Они практически не доходят до Европы, и их можно выменять на очень ценные экземпляры. Я говорю о марках из бантустанов.

– Из бантустанов? У них есть свои марки? – удивилась Тиана.

– Конечно, например, бантустан Зулуланд получил статус Британской колонии и начал изготавливать марки в 1888 году. Конечно, для этого брались доступные марки Британии, и на них допечатывалось слово ZULU LAND. – Отто отхлебнул чаю и осторожно погладил кота. – А когда бантустан Зулуланд был присоединен к колонии Наталь, стали использовать марки Наталя. Но это, конечно, не такой раритет, как марки, выпущенные после поражения зулусов в англо-зулусской войне и раздела зулусского королевства на тринадцать мелких частей…

– Раздел произошел с согласия Динузулу – вождя одной из этих частей! – подсказала Тиана с нажимом учительницы.

– Это меня не так волнует. Меня волнует, что в 1886 году там были ручным способом изготовлены собственные марки! – Рассказывая о марках, Отто всегда сиял. – На них на африкаанс было написано: «Новая республика Южная Африка»! Любой филателист продал бы за такую мирку душу дьяволу!

– Мне кажется, химчистки и марки вполне заменили тебе отношения с женщинами, – скривила губы Тиана.

– Моя жена говорила то же самое, слово в слово, – засмеялся Отто. – Как ты себя чувствуешь после той ужасной поездки?

Тиана помолчала, потом посмотрела на него в упор и с вызовом сказала:

– Свободной!

Отто промолчал, осторожно почесывая за ухом голубого кота, подсевшего к нему. Было непонятно, стала Тиана свободной после поездки к колдуну от Гидона или от Отто, но предпочел не уточнять.

Пауза стала такой неловкой, что Проджети стала спасать настроение хозяйки:

– Скажите, мэм, быть может, мне все же погреть тыквенные блины? Эти ваши печенья к чаю только портят желудок!

– Не стоит. Ты ведь видишь, Отто забежал к нам на минутку, он слишком занят, чтобы есть твои тыквенные оладьи и слушать мои упреки, – многозначительно ответила Тиана, предложив Проджети поиграть в игру «Он нас не любит».

И Проджети с удовольствием подхватила игру, тяжело вздохнув и покачав головой.

Это было так смешно, что Отто засмеялся и сказал:

– Я приехал, чтобы пригласить тебя прокатиться на яхте, хотя… понимаю, что с яхтой у тебя связаны не самые лучшие ассоциации. Но я приглашаю не на берег океана, а прокатиться по реке Вааль.

– На яхте? – оживилась Тиана, и Проджети тут же натянула на физиономию радостную, заинтересованную маску.

– Джон сказал, что на реке Вааль лучшая рыбалка. Надеюсь, там нет мухи цеце? – спросил Отто, наслаждаясь произведенным эффектом.

– Мистер напрасно так боится мухи цеце! Сейчас вообще не ее сезон! У нас ее никто особо не боится, лихорадка страшнее! У нас ведь три вида лихорадки! – успокоила Проджети.

– А почему именно Вааль? – поинтересовалась Тиана обновленным голосом.

– Мне нравится название… в нем есть какая-то немецкая мелодика! – Отто поставил чашку на блюдце. – Не забудь взять с собой шляпу, брюки, куртку и резиновые сапоги. Это ведь рыбалка!

– Да, конечно, – растерянно кивнула Тиана.

– Хочу пригласить туда и Проджети. Конечно, небезвозмездно. Хозяин яхты сказал, что у него есть мальчик-прислуга, но вы же понимаете, что такое мальчик? – поднял брови Отто. – Его будет занимать рыбалка, а не обслуживание.

– Господин прав, ведь рыбу надо готовить прямо на берегу. Мальчик этого не сможет, – закивала Проджети. – Ведь когда запекаешь свежую рыбу на костре, надо сначала обложить ее специальными листьями, а потом обмазать специальной глиной.

– Ну вот и славно! – Отто встал. – Завтра в семь заезжаю за вами, там все будет приготовлено и для ночлега, и для банкета.

– А по поводу чего банкет? – насторожилась Тиана.

– Я заключил отличную сделку. Мое итальянское начальство в полном восторге от открывшихся перспектив ка южноафриканском рынке. – Отто погладил руками столешницу, на которой на этот раз была не скатерть, а ажурные расшитые салфетки. – Если не ошибаюсь, этот стол сделан из родезийского тика, из которого делают рукоятки ножей?

– Да. Мы с Гидоном купили его у антиквара, и если нас не обманули, стол сделан из знаменитого демонтированного моста через реку Нгвези, – кивнула Тиана. – А что?

– Заговорил про рукоятки ножей и вспомнил, что читал в поездке книжку про Чаку. Теперь хочу посмотреть, как выглядит настоящий ассегай, – признался Отто.

– Ассегай? – вскинула брови Тиана. – Проджети, ты не выбросила ассегай, который подарили Гидону на юбилей?

– Скажите, мэм, кто же в здравом рассудке выбрасывает ассегай хозяина? Духи этого не одобрят. Ассегай ведь слуга человека, который его купил или получил в подарок, – затараторила Проджети. – Как говорится, не обнажай ассегай, чтобы убить комара, но если идешь биться с лисицей, ассегай помнит, что на дороге можно встретить льва! Мэм, я пойду принесу его из кладовки.

– Проджети боится наводить порядок среди вещей Гидона. Она считает, что в беспорядке духи заблудятся, передерутся и им будет не до нас, – усмехнулась Тиана. – А я хочу избавиться от всех вещей Гидона. Мне кажется, они держат меня в заколдованном круге.

– Колдун Вуусани не говорил выбросить вещи господина, а его надо слушаться во всем. Вы же знаете, мэм, он спас меня девочкой, когда все уже плакали и расшивали мне платье для смерти… Ассегай уложен в большом сундуке возле двери. Сейчас я его принесу.

И Проджети понесла по лестнице свои свирепые формы, громко стуча деревянными подошвами новых сандалий.

– После моей поездки к колдуну она носит эти сандалии для храбрости, считает, что стук каблуков распугивает мелких духов. Однажды в саду она сплющила этими сандалиями большую гадюку, как сигаретный бычок.

– Может быть, ей нужна помощь? – спросил Отто.

– Ей не нужна. Это тебе нужна помощь, потому что ты боишься остаться со мной наедине даже на секунду! – сказала Тиана и отвернулась к окну.

Фраза была ловушкой, из которой не так легко выбираться.

Отто потер ладонью лоб и неохотно ответил:

– Тиана, не буду скрывать, я долго приходил в себя после визита к колдуну. Мне надо еще немного времени.

– Хорошо, – кивнула Тиана.

И это прозвучало как «Я не верю ни одному твоему слову».

– Извини, что перехожу на прозу, – закрыл тему Отто. – Сколько рандов заплатить Проджети за поездку?

Название валюты в ЮАР происходило от названия хребта Виватерсранд, находящегося в провинции, набитой месторождениями золота. Ранд равнялся ста центам, но Отто, как немцу, было проще считать в шиллингах.

– Дай сколько не жалко, ты ведь заключил сделку и снимаешь яхту! – презрительно напомнила Тиана. – Неужели при этом важно считать такие мелочи? Ты строишь из себя романтика, но, по-моему, весь твой романтизм в том, чтобы продать лишнюю химчистку.

– Тиана, мы, немцы, только кажемся жадными, на самом деле просто любим порядок в деньгах. Никогда ничего не пытаемся получить даром и исправно платим налоги.

– Не понимаю, как можно экономить на чаевых при оплате прислуги? – резким, почти скандальным тоном спросила Тиана, сняла с колен кота, встала с дивана и прошлась по комнате.

Оба понимали, что обсуждение недостатков Отто было всего лишь легитимным высказыванием раздражения по поводу отсутствия развития отношений.

– Ведь ты, наверное, какой-нибудь аристократ, и полностью твоя фамилия не Шмидт, а фон Шмидт! Неужели немецкие аристократы разбазаривают деньги на яхты, чтобы потом экономить на спичках?

– Приставка «фон» не всегда означает «знать», – мягко сказал Отто. – Иногда «фон» означает просто «из». Например, из такого-то городишки или из такой-то деревушки.

Но в этот момент по лестнице загрохотали сандалии Проджети, и она, запыхавшись, взбежала по кованой лестнице в гостиную, протягивая Отто копье с огромным мечом в виде наконечника сверху.

Оно выглядело потрясающе, и Отто начал рассматривать его, напрочь забыв о Тиане и о времени. В ассегае была логика алебарды, но по форме он походил не то на узкую лопату для чистки снега на дорогах, не то на весло с тяжелым металлическим наконечником.

Повертев ассегай в руках, человек понимал, насколько мощным был бившийся им воин и какой убойной силой обладал этот кентавр из копья и меча. И еще изумляло, насколько гениален был его молодой изобретатель Чака.

– Забери себе, – предложила Тиана и очень обидным тоном добавила: – Он поможет тебе завоевать африканский континент машинами-химчистками.

– Мне кажется, это оружие благороднее и честнее того, что изобретают современные ученые, – не выдержал ее насмешек Отто.

И оба поняли, кого именно из ученых он имел в виду.

– Спасибо за такой роскошный подарок! Мой ответный будет не хуже! – Он посмотрел на часы и охнул. – Опаздываю на встречу! Значит, договорились, заезжаю завтра в семь!

Он поцеловал Тиану в щеку, кивнул Проджети, взял ассегай, неизменный желтый портфель и побежал по лестнице вниз.

Тиана посмотрела в окно, как он пересекает двор, и заметила:

– Знаешь, Проджети, он ужасно силен. Гидон еле поднимал ассегай двумя руками, а Отто несет его словно у него в руках зонтик.

– Это нехорошо, мэм, когда ассегай одного мужчины дарят другому, духам это может не понравиться! – осторожно напомнила Проджети.

Но Тиане было неинтересно отвечать на ее глупости.

– Когда мы приехали от колдуна, он нес меня на руках по лестнице, не останавливаясь!

– Конечно, мэм, я думаю, он такой мужчина, с которым не соскучишься в кровати! – радостно закивала Проджети, прижимая в груди деревянный поднос, на котором собиралась унести на кухню в нижнем этаже чашки.

– Проджети, я не нужна ему, – замотала головой Тиана.

– Что вы такое говорите, мэм? Ведь он специально для вас снял яхту! Он хочет там сказать вам что-то и подарить колечко. Ведь, наверное, так делают в его стране!

– Вуусани сказал, что он не тот, за кого себя выдает, – сказала Тиана. – И я не понимаю, что это значит.

Из рук Проджети выпал и покатился поднос, она застыла, как пораженная молнией, потом глубоко вздохнула и шепотом спросила:

– Вуусани сказал, что этот немец – оборотень?

– Проджети, подними поднос! – разозлилась Тиана. – Ну что ты как маленькая девочка? Ну какой еще оборотень?

Проджети подняла поднос и начала торопливо собирать на него чашки со стола.

– Колдун никогда не скажет зря! Послушайте, мэм, как говорила моя бабушка: девятнадцать и двадцать – не одно и то же! Конечно, я не утверждаю, что он оживленный покойник или, того хуже, человек-леопард! – утешала она. – Хотя вы слышали, что люди-леопарды днем сами не знают, как ночами рвут людей на куски… Но ведь он возил вас ночью, и ничего такого не случилось!

– У меня от него очень странное ощущение. Словно он парящий в небе стервятник, который высмотрел добычу – меня, но почему-то не снижается, а продолжает следить за ней, – сказала Тиана и сама пришла в ужас от сказанного.

А Отто меж тем добрался до гостиницы, поставил ассегай на самое видное место. И теперь бледное пространство номера было в одном месте рассечено ассегаем, а в другом алело картиной с гладиолусами, словно раной, нанесенной ассегаем.

Отто начал звонить по телефону. Сначала набрал номер владельца яхты Вилли, которого старый Джон порекомендовал для поездки на Вааль.