Текст книги "Испытание смертью или Железный филателист"

Автор книги: Мария Арбатова

Соавторы: Шуммит Датта Гупта
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Глава девятнадцатая
ДОПРОС АНГЛИЧАНАМИ И НЕМЦАМИ

После трехдневного битья его пару дней не выводили из камеры, дали немного восстановиться. Отто ощущал себя куском мяса, попавшего в мясорубку, и экономил силы для допросов, на которых надеялся убедить садистов в том, что он совсем не тот, кто им нужен.

Его снова привели в кабинет Глоя. Но теперь в кресле полковника сидел не генерал Бродерик, а джентльмен благороднейшего вида в клетчатом пиджаке и очках с золотой оправой.

Глой встал возле окна, у того самого злополучного графина с оставшимися стаканами. Было видно, что джентльмен появился здесь по приказу Бродерика и против воли Глоя.

– Надеюсь, вы провели спокойную ночь, господин… господин Шмидт, так звучит ваше имя по паспорту, – вежливо начал джентльмен на безупречном английском. – Но я хотел бы узнать ваше настоящее имя.

– Мое настоящее имя Отто Шмидт, – угрюмо заметил Отто. – А ваш выговор выдает британца.

– Вы угадали, – улыбнулся тот уголками губ. – Я прилетел сюда по той причине, что ваше будущее внушает мне большие опасения.

– Мне тоже. И буду вам крайне признателен, если вы хотя бы объясните, что здесь происходит? Зачем вы задаете мне вопросы, на которые вам ответит консул моей страны? Я гражданин Западной Германии, такой же европеец, как и вы. И вы не можете не видеть, что меня здесь ежедневно пытают, – подчеркнул Отто. – По-вашему, я похож на террориста?

– В моей стране совсем другие законы, и тут я только гость, – развел руками джентльмен и выразительно поднял глаза на портрет Гитлера, не обращая внимания на Глоя. – Я готов вам помочь, но смогу сделать это только в случае, если вы поможете мне ответами на вопросы. Какова цель ваших частых визитов в страны Африки в последнее время?

– Я представляю итальянского изготовителя чистящих химикатов нового поколения и стараюсь захватить рынок, опередив конкурентов. – Отто нравился этот человек. – Меня предупреждали, что это связано с большим риском, но подтверждение я получил только теперь.

Британец явно был из разведки МИ-6. Отто вспомнил симпатичного итальянского официанта Антонио, влюбленного в главную героиню фильма «Из России с любовью» об агенте МИ-6 Джеймсе Бонде.

Видел бы этот Антонио Отто сейчас!

– Бог свидетель, впервые встречаю агента по продаже химических средств с таким глубоким интересом к ядерной физике, – усмехнулся джентльмен. – Сомневаюсь, что фирма чистящих химикатов обрадуется, узнав о расширении своего бизнеса в новые области таблицы Менделеева.

– Менделеефф – это какой-то русский? – поморщился Отто, вспоминая когда-то слышанную фамилию. – Наша фирма никогда не сотрудничала с русскими. Их рынок наглухо закрыт для немцев после войны.

– Занимаясь химчисткой, вы не знаете, кто такой Менделеев? – удивился джентльмен.

– Зачем мне знать фамилии людей, не связанных с моим бизнесом?

– Список стран, посещенных вами за последнее время, наводит на размышления. Иран, Израиль, Египет, Иордания, Кувейт, Ливан. Причем арабские страны и Израиль вы посещаете по разным паспортам. – Он показал отпечатанный на машинке лист бумаги. – Получается, что вы узкий специалист по горячим точкам.

– Вы не можете не знать, что у всех коммерсантов по два паспорта: один – для арабов, другой – для евреев. Любого коммерсанта интересует его собственный бизнес, а не бесконечный конфликт между арабами и евреями, ставший их главной религией, – ответил Отто. – Чем горячее точка, тем она слаще для коммерсанта. Чем выше риск, тем жирнее вознаграждение. Нефтяные и кровавые пятна трудно выводить без наших химикатов!

– Я бы не шутил в вашем положении, – покачал головой джентльмен. – В списке посещенных вами стран также Португалия – во время фашистской чумы; Алжир – во время переворота; Тайвань – непризнанный Китаем.

– Люди хотят ходить в чистой одежде при любом режиме и во время любых переворотов, – ответил Отто.

– Список посещенных вами стран – это маршрут военного корреспондента Би-би-си, а не торговца химикатами. И мы с вами понимаем это одинаково отчетливо. Правила игры таковы, что раз уж вы попались, в ваших интересах говорить правду.

– Если б вы видели, как меня били несколько дней подряд, вы бы поняли, что после этого человек говорит правду, только правду и ничего, кроме правды! – Отто бросил выразительный взгляд на Глоя, тот не выдержал взгляда и отвернулся к окну.

– Поверьте, я отношусь к вам с сочувствием и симпатией. – Джентльмен красноречиво приложил руку к сердцу. – Я видел среди изъятых у вас вещей альбомы с марками. И кое-что в этом понимаю с тех пор, как отец привез мне целый конверт марок из Индии, где служил долгие годы…

– Ну, раз вы тоже филателист, то признаюсь, лучшую часть своей коллекции я за бесценок приобрел именно в горячих точках, где люди не знают цены маркам, – сказал Отто и кивнул на Глоя. – И напрасно вы разговариваете со мной, как они.

– Кто они?

– Но я же понимаю, что вы не имеете отношения к полиции и разведке ЮАР. А здесь… в этой тюрьме… – Отто поднял глаза на портрет Гитлера, – реальный концентрационный лагерь. И это говорю вам я – немец! В конце концов, ведь вы, англичане, исключили ЮАР из Британского содружества! Зачем вы приехали сотрудничать с их разведкой?

Отто понимал, что в данном контексте Глоя уже не интересует его мнение о сегрегации.

– У вас хороший английский, – ушел от ответа джентльмен.

– Плохой… у меня хороший французский и сносный итальянский, – признался Отто. – Нет лучшего способа выучить язык, чем торговля.

– Господин Шмидт, или как вас там… Вы мало похожи на фаталиста. Напротив, вы гедонист – любитель кутежей, хорошего вина, изысканных женщин, дорогих предметов искусства, уникальных марок. – Джентльмен поднял седую бровь. – Вы правильно поняли, что здесь другие правила. Но вы не поняли, что если не начнете говорить, то они не будут с вами церемониться!

– А сейчас, по-вашему, со мной церемонятся? – спросил Отто, ему не надо было поднимать рукава и задирать штанины для демонстрации синяков, лицо было щедро раскрашено побоями, хотя охрана старалась работать, не оставляя синяков. – Я не видел себя в зеркале, и у вас больше информации о том, как я выгляжу. Вы так и не ответили, почему сотрудничаете с ними, если прервали дипломатические отношения?

– Вы арестованы по статье «Терроризм», а террористы сегодня стирают границы. Сотрудничество против них необходимо, – словно оправдываясь, мягко ответил джентльмен. – Если вы думаете, что в Мекке в ноябре с террористами расправились спецслужбы Саудовской Аравии, то вы ошибаетесь! Они ничего не сделали бы без ГИГН.

– Что такое ГИГН? – машинально спросил Отто, хотя эта информация вряд ли помогла бы его освобождению.

– Ну, я еще готов поверить, что вы не знаете, кто такой Менделеев, но ни за что не поверю, что вы не знаете, что такое ГИГН, – укоризненно покачал головой джентльмен. – ГИГН – это антитеррористическое подразделение Французской жандармерии.

– О Франции мне интересны совсем другие вещи…

– Например, какие? – лукаво поинтересовался джентльмен.

– Ну, например, что около шестисот лет до нашей эры финикийцы передали секрет мыловарения на юг Франции. Или что Франция стала родиной «сухой» чистки одежды после того, как парижский красильщик Жан-Батист Жоли уронил на скатерть керосиновую лампу и увидел, что после этого с нее исчезли жирные пятна, – заученно повторил Отто. – Я рассказываю покупателям историю чистки одежды.

– Так вот, представляете, аравийское правительство не давало ГИГН подавить теракт до тех пор, пока местный духовный авторитет не вынес специальную фетву, разрешающую применять силу для освобождения заложников. – Джентльмен сделал вид, что не услышал слов Отто. – Ведь ислам запрещает насилие в мечети. Так что перед лицом общей угрозы государства учатся закрывать глаза на различия внутренних правил жизни.

– Мы, немцы, всегда преклонялись перед англичанами за их принципиальность, за их достижения в политической жизни. А вы допрашиваете меня под портретом Гитлера, словно с ним не воевал Черчилль, – упрекнул Отто.

– Да разве я вас допрашиваю? Разве так допрашивают? Мы с вами просто беседуем, как два приятных друг другу собеседника, – ушел от упрека англичанин.

– Но после беседы вы отправитесь обедать в клуб, а я – в пыточную. И это права и свободы человека, которые обещала защищать Великобритания во всем мире? – Отто смотрел ему в глаза из-под набухших от синяков век.

– Но Британское королевство не заключало договора о том, что будет защищать вас в южноафриканской тюрьме, когда вы попадетесь по статье о терроризме!

После этого допроса Отто отволокли в камеру и вернули на несколько дней в прежний режим: завтрак, кабинет Глоя, избиение, ведро воды, крик из динамика и сержант с охранниками каждый час.

В ожидании очередного допроса Отто стоял в кабинете Глоя со снятыми наручниками и кандалами, когда в кабинет вместе с хозяином вошли трое мужчин, недомолвками выяснявших отношения на английском. По выговору Отто понял, что они немцы.

Однако, наткнувшись глазами на портрет Гитлера, с подробно выписанными усиками, гости умолкли и переглянулись.

– Прошу. – Глой сделал вид, что не заметил недоумения, показал на приготовленные стулья и встал у окна.

Двое сели рядом за его стол, а третий сбоку.

Сидящий сбоку откашлялся, предложил Отто сесть на стул и представился консулом.

– Почему вы еще не решили вопрос о моем незаконном аресте? – спросил Отто, пытаясь добавить в голос металла, сил на который не было.

– Видите ли, господин Шмидт, – замямлил консул. – Вы арестованы на территории ЮАР по такой суровой статье, что здешние законы не позволяют мне защищать вас.

– За каким чертом Германии консулы, которые не защищают своих граждан? – наступал Отто.

– Перейдем к допросу, – перебил один из мужчин за столом. – Господин Отто Шмидт, сколько лет вы прожили в Алжире?

– Около двадцати.

– Вы познакомились с покойной женой в Алжире?

– Да.

– Почему вы вернулись в Германию?

– Когда жена забеременела, ей стало тяжело переносить местный климат. Она ведь немка, хотя и долго жила в Африке. Сначала я один приехал в Штутгарт искать работу по специальности технического чертежника. Но не нашел и согласился работать чернорабочим в химчистке гостиницы «Хилтон». Мне обещали платить, как квалифицированному рабочему, и перевести в этот статус, если буду добросовестно трудиться. Я таскал тюки с грязной одеждой, чтобы содержать семью. Быстро стал руководителем подразделения и вызвал супругу к себе.

– Почему вы заключили брак только в Германии, а не сделали этого в Алжире?

– Ну ведь это так понятно! Мы хотели, чтобы все было как у наших родителей до войны.

– Из материалов дела видно, что вы не рассказали Тиане Крамер, что у вас дети-погодки. Почему вы скрыли это?

– Не хотел травмировать бездетную женщину.

– Где сейчас ваши дети?

– По вашему выговору и манере вести беседу, я понял, что вы из Bundesnachrichtendienst. Значит, вы лучше знаете ответ на этот вопрос.

– Откуда бы мы ни были, вы должны ответить на вопрос.

– В полиции Германии открыто уголовное дело о похищении моих детей, оно передано в Интерпол.

– У вас есть подозрения о том, кто мог это сделать?

– У меня нет подозрений, у меня есть совершенно точная уверенность, что это сделала теща, считающая меня виновником смерти жены. Сотрудники пансионата дали полицейским показания, что детей забрала бабушка. Последняя информация, пришедшая мне в Рим, была о том, что, возможно, она увезла их в Австралию.

– И это главная причина, по которой вы все время ездите по чужим странам?

– Если бы вы не задали вопроса о детях, я бы ответил, что этого требует мой бизнес. Но раз вы все знаете, надо ли объяснять, насколько трудно жить на родине, где умерла твоя жена, откуда украли твоих детей?

– Вы можете назвать точный возраст детей?

– Конечно. У них всего одиннадцать месяцев разницы. Сын родился в январе 1965 года, а дочка – в декабре 1965 года. Но уже в Мюнхене, а не в Штутгарте. Мне предложили в Мюнхене более престижную работу в той же системе, в химчистке гостиницы «Хилтон».

– Как вы оказались в Бельгии?

– Фирма перевела меня работать в бельгийское отделение наших прачечных. А жене предложили работу преподавателя в школе для детей сотрудников НАТО. У нас было две большие зарплаты, и мы сняли отличную квартиру недалеко от Гранд-плас.

– Сколько лет было детям, когда их похитили?

– Сыну было пять лет, дочке – четыре года.

– Как вам удалось превратиться из чернорабочего в представителя компании?

– Вы же знаете, мы, немцы, плохо относимся к случайностям. А это главное качество в работе химчистки. Клиенту не важно, что у вас не получилось вывести пятно или сломалась машина, ему важно получить чистый костюм вовремя. Я, например, не понимаю, как восточные немцы ездят на «трабантах». Это какой-то вечно ломающийся миксер на колесиках. Но многие считают это машиной… Так и с химчисткой, основное правило работы которой – надежность.

– Полагаете, этого было достаточно?

– Конечно, нет. Плюс к этому у меня установились хорошие связи с фирмами, выпускавшими материалы для химчисток, – химикаты, машины. После двадцати лет жизни в Алжире мой французский был свободным. Чтобы иметь выгодные командировки, я стал учить английский. Итальянский пришлось выучить потому, что штаб-квартира компании была в Риме. Но я полюбил его, хотя мне предложили стать представителем во всех странах мира, кроме самой Италии.

– Зачем в таком случае вы учили итальянский?

– После французского выучить его было легко.

– Вас направляли в Африку только потому, что вы знали иностранные языки?

– Меня направляли в Африку потому, что европейцы боятся быть съеденными львами или аборигенами. А меня после Алжира довольно трудно напугать.

– Почему вы не говорили всего этого сотрудникам разведки ЮАР?

– Как можно разговаривать с людьми, которые вас постоянно пытают? – спросил Отто, глядя в глаза допрашивающему.

Когда Отто увели, полковник Глой начал ходить по собственному кабинету из угла в угол. Консул сидел, опустив глаза в пол.

Человек, который вел допрос, с раздражением сказал Глою:

– Вы можете иметь любое мнение, но этот человек – гражданин Германии Отто Шмидт. В его деле есть фотографии с женой, с детьми. Все, что он говорит о своей работе в химчистках, совпадает с нашей информацией.

– И вас не настораживает история со смертью жены и похищением детей?

– Меня все настораживает, но у меня нет ни одного документа, на основании которого его можно обвинять в терроризме. Поэтому я работаю в германской разведке, а не в вашей! – отчеканил немец.

– Но ведь именно ваша БНД сделала так, чтобы его арестовали мы, потому что со своими вшивыми свободами и орущими правозащитниками вы не могли бы пытать его у себя! – ухмыльнулся Глой. – Вы могли взять его на Тайване, или после Тайваня в Лиссабоне, или в Мадриде, или в Осло!

– На каком языке он разговаривал с представителем британской разведки? – увел тему в сторону немец.

– На великолепном английском, – поднял вверх палец Глой.

– Господин полковник, как представитель Ведомства по охране конституции ФРГ, я вынужден заявить протест по поводу применения пыток к гражданину нашей страны, – осторожно встрял прежде молчавший гость, и консул активно закивал в его поддержку.

– Вы хотите получить от него информацию нашими руками и не запачкать перчаток? – снова ухмыльнулся Глой. – Я даю вам неделю для его допросов и посмотрю, с каким результатом вы уедете отсюда без пыток!

– Мы уедем отсюда с прекрасным результатом. Всю неделю мои сотрудники не тронут его пальцем и будут допрашивать круглосуточно, – ответил сотрудник БНД. – Но только не в этом кабинете. Я – немец, и мне здесь неуютно. – И кивнул на портрет Гитлера.

– Не волнуйтесь, в нашем учреждении достаточно кабинетов. Найдем на любой вкус, – пообещал Глой.

И немцы круглосуточно допрашивали Отто ровно неделю, но он уже не понимал, как устроено время. Все плыло у него перед глазами, он то переставал видеть, то переставал слышать, то переставал чувствовать тело, то забывал собственное имя. И даже иногда разговаривал про себя с призраком Чаки, являвшимся поддержать его.

Глава двадцатая
ДОПРОС ИТАЛЬЯНЦАМИ И ФРАНЦУЗАМИ

Потом его ненадолго оставили в покое, если полуголодное существование и постоянные крики в камере можно назвать покоем. Но Отто так измотался, что уже почти не слышал криков и не чувствовал голода.

Сильно мешало, что с него теперь сваливались тюремные штаны, и когда водили на допросы, поддерживать их руками в наручниках было трудно.

Люди, которые приехали допрашивать Отто в очередной раз, оказались итальянцами. Это было видно за версту. После дистиллированного англичанина и едущих на допросе катком немцев они вели себя как парни, зашедшие выпить с Отто молодого вина.

Один был постарше, другой помладше. Видимо, подчиненный. Вся его активность исчерпывалась киванием и поддакиванием.

– Господин Отто Шмидт, как часто вы бываете в Италии?

– Часто. Там штаб-квартира фирмы, в которой я работаю, – ответил Отто на прекрасном итальянском.

– Вам нравится жить в Италии?

– Да, нравится.

– И вы интересуетесь ее историей?

– Немного…

– И вы можете отличить гимн Италии от другой музыки?

– Смотря какой.

Итальянцы с изумлением уставились на Отто.

– Возможно, вы имеете в виду гимн, известный под названием «Братья Италии», а возможно, отрывок из оперы Верди «Набуко»… который теперь исполняется в качестве гимна.

Итальянцы многозначительно переглянулись, а Глой снова повернулся к окну. Это было его любимой позой на допросах Отто, проводимых не им. И Отто все время пытался представить, что полковник видит в это окно. Ведь сам он уже давно не видел ничего, кроме стен камер, тюремных коридоров, этого кабинета и пыточных комнат в подвале.

– Вы обучались искусствоведению в Риме и Камерино для души или планировали работать в этой области?

– Не знаю, как ответить на этот вопрос… Если б не война, я бы учился этому вовремя в Германии, мой отец владел маленькой галереей, а я – только коллекцией марок. Кстати, меня, как коллекционера, всегда потрясало, что в Италии нельзя использовать марки Ватикана, и наоборот!

– Вы же понимаете! Ватикан делает вид, что он больше всей Италии! – возмущенно согласился итальянец. – Извините, давайте к делу. Вы не делали попыток учиться искусствам раньше?

– Я имею профессию технического чертежника. Потому что учиться живописи было бы для меня в юности большим риском, ведь художники голодают. А у меня погибли родители, и не было никаких тылов. Но, вернувшись из Алжира, я так и не нашел в Германии работы чертежника. Зато институт Данте Алигьери научил меня видеть богатство итальянской архитектуры, – сказал Отто с такой интонацией, словно они сидели в смокингах на светском рауте, и поправил тюремную рубаху.

– Вы объехали всю Италию?

– Почти. После лекций хотелось увидеть места, которые нам показывали на слайдах. Я посетил почти все памятники Раннего итальянского Возрождения, Позднего итальянского Возрождения, барокко, рококо, ампира… У меня целая коллекция фотографий жемчужин итальянской архитектуры. Конечно, мы изучали и современную живопись – от импрессионистов до экспрессионистов, но это меня меньше интересовало. Я – консерватор…

– Вы понимаете, за что вам предъявлены обвинения в терроризме?

– Мне не предъявлены обвинения в терроризме. Меня шантажируют этими обвинениями и при этом не могут предъявить доказательств.

Итальянцы синхронно обернулись к Глою, но тот уставился в окно, словно не слушал чужой беседы. И слов но вовсе не планировал потом внимательно прослушивать с переводчиком ее магнитофонную запись.

– Но вы должны хотя бы догадываться, за что оказались здесь!

– Трудно не догадаться, когда вас ежедневно пытают, – усмехнулся Отто, и итальянцы снова свернули шеи в сторону невозмутимого Глоя. – Судя по тому, о чем меня спрашивают, здесь пропал без вести сумасшедший, с женой которого у меня был роман. Им дали приказ добиться от кого-то признаний, и они ткнули пальцем в меня.

– Но почему именно в вас?

– А в кого еще, если у нее больше не было романов после исчезновения мужа? А они, – Отто кивнул на Глоя, – рассчитывают выбить из меня какие-нибудь показания. И я бы уже давно с удовольствием признался во всем, что им нужно, лишь бы меня оставили в покое, но просто не знаю, какую роль мне написали в чужом сценарии.

Пожилой итальянец покачал головой, и молодой услужливо подхватил этот жест. Допрос крутился вокруг итальянских памятников.

Было видно, что у итальянцев нет особого интереса к Отто и они приехали ради галочки. Тем более что Италия была настроена проамерикански и сотрудники ее разведки СИСМИ смотрели на юаровских соколов, как на извергов и людоедов.

Когда Отто увели, пожилой напомнил Глою, что Италия – одна из первых стран Европы, подвергшаяся в семидесятые атакам террористов. И если кто умеет работать с террористами, то именно итальянцы. Потому что имеют ежедневный тренинг в борьбе с мафией.

И что после мюнхенского теракта в Италии создано полицейское спецподразделение NOCS, в состав которого входят Карабинерский отряд по борьбе с терроризмом, боевые пловцы «TESEO TESEI», парашютно-десантный полк «COL MOSCHIN» и спецотряд, отвечающий за безопасность ядерных объектов. И уж если во всех этих структурах на Отто, проживающего в Италии, нет ничего, то юаровской разведке не стоит радоваться тому, что добропорядочный коммерсант оговорит себя в результате пыток. И напоследок, не удержавшись, добавил про портрет Гитлера.

Вслед за немцами допрашивать Отто приехали французы. И началось все то же самое, только французов интересовала его жизнь не во Франции, а в Алжире. И Отто подробно рассказывал на хорошем французском, как дальняя тетка увезла его в Алжир сразу после окончания войны.

Ему было одиннадцать, и Алжир потряс его воображение. Отто словно попал в сказку, где старый город напоминал декорации в театре, люди были одеты не так, как в Германии, еда казалась неожиданной, а отношения непривычными. Там, где старик в Германии сделал бы подростку замечание, в Алжире старик гладил его по голове и рассказывал что-то наподобие притчи.

Конечно, было не безоблачно. Они поселились в лачуге, по его прежним немецким представлениям. Тетка устроилась работать на производство продовольствия для Германии. У тетки, как и у Отто, никого не осталось после войны, а в Алжир ее вытянула подружка детства.

Тетка болела, у нее опухали ноги, и она с трудом справлялась с нагрузкой. Отто ходил в школу для детей эмигрантов и подрабатывал, подтаскивая на базаре фрукты и овощи. Главное, что они были сыты и с неба не сыпались бомбы.

Отто влюбился в море, фантастически синее небо, пустыню, верблюдов, белую колоннаду набережной Касьбы, сказочные фонтаны, резкий спуск к порту, площадь Мучеников, узкие переулки старого города, перевозящих по ним поклажу осликов.

Влюбился в странное, съехавшееся со всего мира население этого перекрестка арабского мира: в смуглых, черных, белых, желтых. В ткущих ковры, делающих бусы, продающих еду, лепящих глиняные горшки, жарящих на углях баранину, ловящих креветок…

Рассказывал и про войну за независимость, которая, к счастью, их не задела. Про то, как умерла тетка, и он остался совсем один, пока не встретил будущую жену, тоже немку, семья которой уехала в Алжир из Германии перед войной.

Но французов интересовало не это. Они все время вежливо подводили вопросы к строительству Францией на алжирской земле полигона для ядерных испытаний, к проведенным в 1960 году атмосферным ядерным испытаниям возле города Регган в провинции Адрар.

Отто прекрасно знал о том, что они взорвали там ядерный заряд в шесть раз больший, чем американцы в Хиросиме, и в три с половиной раза больший, чем в Нагасаки. А потом устроили еще шестнадцать подобных взрывов. И что огромное количество людей до сих пор умирало из-за этого на юго-западе Алжира.

Но он понимал, что в его положении не стоит обсуждать с французами аморальность их ядерных испытаний в колонии. В том числе и те, которые после освобождения Алжира они перенесли во Французскую Полинезию. И произвели больше двух сотен взрывов, уничтоживших все живое на берегу и изуродовавших сотни людей.

И потому, будучи европейцем, он торжествовал вместе с алжирцами, когда была объявлена независимость, а президентом был выбран Ахмед Бен Белла.

Отто тогда работал техническим чертежником. Все инженеры и архитекторы в Алжире были швейцарцами, говорившими по-английски, по-немецки, по-французски и по-итальянски. А большинство местных арабов говорили только по-французски. И когда Бен Белла решил переименовать улицы и написать их названия арабской вязью, местные жители не смогли их прочитать…