Текст книги "Испытание смертью или Железный филателист"

Автор книги: Мария Арбатова

Соавторы: Шуммит Датта Гупта
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Количество смертей от осложнений, кровоизлияний, болевого шока при операции, столбняка и заражения крови никого не интересовало, так же как и количество бесплодных после подобной экзекуции. Обрезание ставило своей целью освободить девочку от сексуальности, сделать ее удобной, фригидной рабыней.

Но варвары придумали не только обрезание, они калечили женщин разнообразными способами. В одних местах им оттягивали уши; в других – вставляли в нижнюю губу тарелку; в третьих – заставляли после смерти родственника рубить фаланги пальцев; в четвертых – надевали на шею удлиняющие ее металлические кольца, после чего начиналась дистрофия шейных мышц; в пятых – татуировали губы до голубого цвета; в шестых – наносили на лицо и тело шрамы; в седьмых – удлиняли лица, привязывая к щекам деревянные бруски; в восьмых – сажали в клетку и насильно кормили до нездоровой полноты.

«Звери! Дикари! Варвары!» – отчаянно думал Отто.

– Звери! Дикари! Варвары! – эхом отзывался на непонятном языке женский крик из динамика.

Крик снова замер на полуслове, ключ в двери повернулся, и в камере снова появился сержант с двумя охранниками.

– Встать! Смирно! Проверка! – заорал он бодрее, чем в первый раз.

Отто не пошевелился. И тогда один из охранников грубо встряхнул его и поставил в вертикальное положение.

– Нет ли у вас каких-нибудь жалоб? – бесцветным голосом спросил сержант.

– Никаких, – сказал Отто, презрительно глядя ему в глаза.

– Отлично, – кивнул сержант без всякого интереса. – Следующая проверка через час.

Они вернулись в тюремный коридор, а крики вернулись в камеру. Еще через какое-то время в двери открылось окно, и на него поставили миску с баландой и лепешкой. Но Отто уже не хотел есть, он уже ничего не хотел.

Он понимал, что теперь сержант с охранниками будет появляться через каждый час, как кукушка из часов, и надо набраться сил, чтобы не броситься на него и не получить наказание за сопротивление… кому? сотруднику тюрьмы? полиции? разведки? контрразведки?

Впрочем, какая разница, главное дотерпеть до приезда консула. Ведь уже утро, и если в консульство официально не сообщат об аресте, это непременно сделают Джон или Тиана.

А женщина все кричала и стонала, и через некоторое время Отто уже даже начал спрашивать ее:

– Милая, ну чем я могу тебе помочь?

Глава семнадцатая
ПЕРВЫЙ ДОПРОС

Он и не помнил, что было дальше, потому, что погрузился в полусонное, полубредовое состояние и очнулся только, когда зашли два охранника и, завинтив кандалы и наручники, повели его длинными серыми коридорами.

Во вчерашней подвальной комнате за столом сидел вчерашний полковник Глой. Отто указали на стул перед ним. Глой поздоровался любезнее вчерашнего и заговорил «на вы»:

– Вы находитесь в тюрьме контрразведки ЮАР. В ваших интересах честно отвечать на вопросы.

– После сегодняшней ночи я в этом не сомневаюсь, – попытался пошутить Отто пересохшими губами. – Но я хотел бы видеть консула моей страны.

– Увидите, когда придет время, – ледяным тоном ответил Глой. – Ваше имя?

– Отто Шмидт.

– С какой целью приехали в ЮАР?

– Моя фирма продает машины для современной химчистки и уже оснастила ими огромную часть Африки.

– То есть категорически не желаете говорить, на какую разведку вы работаете?

– Послушайте, господин полковник, понимаю, что в вашей стране… с подозрением относятся… к любому иностранцу. – Отто тщательно подбирал слова. – Но я законопослушный гражданин Западной Германии, и меня интересует только бизнес.

– Господин Шмидт, вы, видимо, не поняли, что вас арестовали за терроризм не в вашей блудливой Европе, где можно сидеть в тюрьме и давать интервью журналистам, – поднял бровь Глой. – Мы в ЮАР умеем защищать интересы государства.

– Какую угрозу вашему государству представляют современные машины-химчистки? – пожал плечами Отто. – Я объехал весь континент и первый раз попал в подобную ситуацию!

– Похоже, вы меня не поняли. Встретимся завтра, – раздраженно перебил Глой и скомандовал охраннику: – В восьмую его. Работайте!

Охранники вцепились в Отто и грубо поволокли из кабинета по коридору, по лестницам, толкнули дверь в подвале и впихнули его в полутемную комнату, в которой не было ничего, кроме стульев.

Еще Отто успел увидеть ведро с водой и только подумал: зачем оно здесь? Но тут же был оглушен ударом, от которого упал и сжался под серией новых ударов. Он не помнил, сколько его били, но, видимо, до тех пор, пока не потерял сознание. И тогда на него опрокинули то самое ведро холодной воды.

Когда в камере сняли наручники и кандалы, тело разламывалось, голова гудела, а ноги были ободраны – по коридорам его тащили волоком. Через некоторое время отворилось окошко, на двери и на полочку под ним рука поставила миску с баландой и лепешкой.

Очень хотелось есть и курить, но сил встать не было. Отто снова провалился в темноту и пришел в себя только во время визита сменившегося сержанта со сменившимися охранниками и несменившейся задачей. Они потребовали, чтобы встал и ответил, нет ли у него проблем?

Когда вышли, Отто, держась за стену, добрел до двери и осторожно вцепился зубами в лепешку, чтобы не слишком травмировать разбитые губы, но тут снова включили запись с пытками женщины.

А потом все это повторялось и повторялось, и он потерял счет времени и перестал слышать женский крик. Словно вошел в новый режим существования сознания, как стайер, пробежавший несколько часов и поставивший себя на автопилот.

Чтобы выжить, старался освободить голову от мыслей и прогнозов, сделать ее легкой, как воздушный шарик, но не получалось. Может быть, их интересовала его прежняя поездка в Намибию – колонию ЮАР?

В клубе для белых ему в первый же день объяснили, что в Намибии добывается уран, обогащенный на восемьдесят процентов. И весь отправляется в Америку.

Конечно, это изумило Отто, ведь официально США, Англия и другие западные страны объявили ЮАР и ее колониям экономический бойкот. Может быть, он показался этим контрразведчикам немецким журналистом, решившим предать эту тему гласности?

Может быть, их интересовало, зачем он только что объехал приграничные прифронтовые государства – Замбию, Ботсвану и Малави? Но ведь он не ввозил туда ничего, кроме машин-химчисток. И то совсем немного.

Эти страны вроде бы помогали боровшемуся с апартеидом Южно-Африканскому конгрессу, но все равно экономикой в них заправляли юаровцы. Алмазные копи в Ботсване, например, находились в руках «Де Бирс».

Может быть, кто-то написал донос, что он осуждает апартеид и сегрегацию? Что его возмущают уличные скамейки с надписью «Только для белых», магазины и рестораны только для белых? Или то, что черные в шесть вечера уезжают в свои гетто, а иначе рискуют жизнью?

Ведь Отто немец, а здесь хорошо относятся к немцам. Та же Намибия была «немецкой Юго-Западной Африкой». А немцев там тьма, все гостиницы с немецкими названиями, все фермеры – немцы. И даже черные говорят по-немецки не хуже самих немцев.

Здесь, в ЮАР, был специфический режим. Самой низшей расой считались черные, потом цветные, за ними шли индусы из огромной диаспоры, а на самом верху – белые. И все совершенно спокойно относились к тому, что за убийство черного в городе после шести часов белый не понесет никакого наказания.

Джон с одобрением рассказывал, что в юаровской тюрьме томится священник методистской церкви Седрик Мейзен, выступивший за права черных.

Но Отто не помнил, чтобы высказывался на тему расовой дискриминации перед малознакомыми людьми. Не могли же Джон или Тиана написать на него донос?

Следующий день прошел в точно таком же режиме: завтрак, кабинет следователя Глоя, избиение, ведро воды, крик из динамика и сержант с охранниками каждый час.

И следующий день тоже, и следующий…

Потом полковник Глой взбесился и дал распоряжение поставить заключенного рядом со стенкой по стойке смирно на двадцать четыре часа. Перед Отто был стол, а сзади – стена, к которой запрещалось прикасаться. Как только он касался стола пальцами или облокачивался о стенку, охранник бил по пальцам и орал:

– Встать по стойке смирно!

Отто стоял, охранники менялись и сливались для него в одно негативное пятно, одетое в форму. Он простоял двадцать четыре часа и попросил, чтобы вывели в туалет. Но в туалете упал без сознания. Его окатили ведром воды и поволокли в камеру, где ждали крики из динамика и сержант с охраной каждый час.

Это был беспросветный ад.

Глава восемнадцатая
ДОПРОС БРОДЕРИКОМ

Потом в тюрьму приехал арестовывавший Отто генерал Бродерик. Полистав протоколы допросов, он буркнул:

– Мне сразу казалось, что мы его слишком рано берем! Я прочитал все материалы – у нас почти ничего на него нет!

– Нет, так выбьем, – заискивающе заглянул ему в глаза Глой.

Именно Глой подготовил материалы на арест Отто и был уверен, что немец заговорит в первые дни обработки. Но теперь, когда Отто молчал на той стадии, когда заключенные рассказывали и все, что было, и все, чего не было, Глой растерялся. Он понимал, что отвечать за ошибку именно ему.

– Глой, вы идиот! Судя по протоколам, вы уже сделали с ним все, что умеете! Даже продержали сутки на ногах! И никакой информации! Какого черта мы его арестовывали? – уничтожающим тоном спрашивал Бродерик.

– Господин генерал! У нашего агента было подозрение, что он устроил на яхте прощальную вечеринку…

– Какого именно агента?

– Черной домработницы, приставленной к вдове физика… Проджети Мбгеле. – Глой полез в сейф, достал папку и распахнул ее перед Бродериком.

– И давно в штате контрразведки ЮАР служат черные домработницы? – брезгливо отодвинулся от папки Бродерик.

– Но это не первое ее задание, господин генерал!

– Вы хоть понимаете, что он гражданин Германии? Вы представляете, какой вой поднимется на весь мир, если мы арестовали его из-за фантазий черной домработницы?

– Вы же сами говорили, господин генерал, что слишком много совпадений, – напомнил Глой. – Он общался с вдовой физика Крамера и пилотом «научного самолета»!

– Ах да, видел эту сумасшедшую, когда его арестовывали. И кстати, она орала, что Крамера убил именно я. – Генерал строго посмотрел на полковника. – Чем вы это можете объяснить?

– Только тем, что это третье совпадение! – восторжествовал Глой. – А столько совпадений не бывает просто так!

– Не заговаривайте мне зубы, полковник! Каким образом у нее могла оказаться эта информация? – заорал Бродерик.

– Господин генерал, я с пристрастием допрошу охрану, которая была с вами на яхте во время ликвидации израильского физика! – Глой вытянулся по стойке смирно.

– Да пока вы не можете допросить с пристрастием даже немца! – презрительно скривился Бродерик. – Вот что, полковник, я не могу каждую секунду напоминать при арестованном, что вы идиот. Я поставлю на стол стакан, и каждый раз, когда буду двигать его, считайте, что я громко сказал: «Глой, вы – идиот!» Приведите арестованного!

Когда Отто ввели в кандалах и наручниках, сидевший за столом Бродерик дружелюбно посмотрел на его разбитое лицо и, с отвращением глядя на Глоя, приказал:

– Немедленно снимите все это! Что это вы тут устроили за Средневековье? Куда он может убежать на территории тюрьмы?

Охранники бросились отпирать кандалы и наручники. Отто предложили сесть на стул перед Бродериком, Глой встал у него за спиной, охранники – у двери.

Войдя в кабинет, Отто остолбенел – прямо над столом висел огромный парадный портрет Гитлера. Полковник был фанатом Гитлера и Кальтенбруннера, а ЮАР – одной из немногих стран мира, в которых подобные портреты не вызывали омерзения к хозяину кабинета.

По всему миру эти портреты висели только в антифашистских музеях. В остальных местах их жгли, рвали, топтали и карикатуризировали, а здесь его обнимала тяжелая золоченая рама.

В памяти вспыхнули слова Тианы: «Когда капкан щелкнул на лапе, Гидон пошел к какому-то человеку, курирующему испытания от разведки, и увидел в его кабинете портрет Гитлера! Гидон устроил в кабинете дикий скандал, потребовал снять портрет и принести публичные извинения еврейскому народу. Его оттуда вытурили, чуть морду не набили. А он написал в ответ ноту протеста в Министерство иностранных дел».

Все сходилось: Гидон Крамер приходил именно в этот кабинет и был убит именно генералом Бродериком. Но торговец химчистками Отто никогда не видел Гидона и не мог узнать от него никакой информации, представляющей опасность для ЮАР.

– Стакан воды, – тихо сказал Бродерик, и Глой наперегонки с охранниками побежал к графину, стоявшему в компании стаканов на подоконнике.

Когда стакан воды из графина на подоконнике был поставлен перед генералом, Глой показал охране глазами, что ее место за дверью.

– Я требую адвоката и немецкого консула, – сказал Отто, хотя из уст человека с настолько разбитым лицом слово «требую» звучало неубедительно.

– Вы не имеете права на адвоката, – вежливо ответил Бродерик, он играл «доброго следователя». – Статья девятая закона о терроризме. Больше ничего. Понятно?

– Какой терроризм? Вы напрасно тратите время, я занимаюсь исключительно химчистками! Скажите честно, что вам от меня нужно? – вздохнул Отто.

Все время, проведенное в тюрьме, он не видел чистого стакана с чистой водой, с удовольствием попил бы сейчас из такого стакана и теперь воспринимал его как элемент пыток.

– Не пудри нам мозги своими химчистками, мы давно за тобой следим! – заорал Глой, стараясь показаться особенно грозным при начальнике. – В номере гостиницы проведен обыск, все твои бумаги и вещи у нас!

Бродерик красноречиво показал Глою глазами на стакан воды.

– Это Гитлер? – на всякий случай спросил Отто.

– Гитлер, – равнодушно кивнул Бродерик.

– Странно, что вы допрашиваете немца под портретом Гитлера… Господин генерал, объясните, на каком основании меня подвергают пыткам? – спросил Отто. – Когда я нарушил законы вашей страны?

– Пыткам? Полковник, арестованного подвергают пыткам? – Бродерик поднял бровь.

– Ни в коем случае! – отрапортовал Глой. – Лицо у арестованного разбито после того, как он спровоцировал драку с охраной.

– Итак, Отто Шмидт, как вы познакомились с недавно погибшим пилотом Уго Ластманом? – начал допрос Бродерик, и Отто понял, что за стеной перед большими магнитофонами с большими крутящимися катушками сидят люди и фиксируют на пленке каждый его вздох.

– Господин генерал, если у вас все мои бумаги и вещи, вы могли видеть объявление, которое я дал в газету, – объяснил Отто. – Нашей фирме был нужен пилот, я попросил кандидатов заполнить анкеты. Пришло около ста анкет.

Бродерик задал Глою взглядом вопрос: «Правда?» Глой кивнул, и Бродерик с раздражением подвинул стакан на столе.

– Почему вы выбрали именно этого пилота?

– Потому, что он немец. Его родители, как и мои, западные немцы, а мы, западные немцы, умеем работать и держать слово. А почему еще я мог его выбрать? – удивился Отто. – Среди ста анкет больше не было ни одной от западного немца.

Бродерик снова задал Глою взглядом вопрос: «Правда?» – Глой кивнул, и Бродерик снова с раздражением подвинул стакан вправо.

– Там были восточные немцы… но мы, западные немцы, считаем, что они кляузники и лентяи, – заметил Отто.

– И вы даже не читали его анкету полностью?

– Может, и читал. Но когда перед вами сто анкет, они все сливаются в одну, – пожал плечами Отто. – И еще… Вы будете смеяться, но фамилию Ластман носил учитель великого Рембрандта.

Бродерик кинул недоверчивый взгляд на Отто и вопросительный на Глоя. Глой пожал плечами.

– Рембрандт – это который писал картины? – уточнил Бродерик.

– Да. Я обучался в Италии искусствоведению.

– Зачем? – прищурился Бродерик.

– У моего отца, убитого русскими, до войны была маленькая галерея… Господин генерал, почему я арестован по такой нелепой статье, как терроризм? Вы обнаружили в моих вещах пистолет? Или, может быть, бомбу?

– Мы обнаружили там радиоприемник, – многозначительно напомнил Глой.

– А вы рассчитывали обнаружить там граммофон с пластинками? – усмехнулся Отто, видя, насколько Глой перепуган визитом начальства.

Бродерик еще раз подвинул стакан в сторону края стола, выразительно глядя на Глоя.

– Как вы познакомились с Тианой Крамер?

– Случайно. Мы играли в карты в клубе в Блантайре. Ворвались повстанцы, начали палить, и я затащил ее за барную стойку.

– И что было дальше?

– Она решила, что я спас ей жизнь. Наверное, так и было. И пригласила к себе в гости в Йоханнесбург.

– С какой целью она ездила в Блантайр?

– У нее частые головные боли после какой-то аварии. И черная домработница все время отправляет ее к колдунам. Она ездила в Блантайр к колдуну.

Бродерик глазами снова задал Глою вопрос: «Правда?» – Глой снова кивнул, и стакан снова сдвинулся в сторону края.

– Я не понимаю, зачем вы, белые люди, играете в одни игры с черными дикарями? Я непременно отвезу Тиану в хорошую немецкую клинику…

– Какие отношения связывают вас с Тианой?

– Это вторжение в мою частную жизнь, – напрягся Отто.

– Вы арестованы за терроризм, это означает, что для нас не существует границ вашей частной жизни! – заорал Глой.

– Я протестую! Впрочем, мои признания не оскорбят честь этой женщины. – Отто выбрал самую доверительную интонацию. – Видите ли, господин генерал, я попал в сложную ситуацию. Похоже, эта женщина любит меня, но я не готов ни жениться, ни сказать ей об этом… В каком-то смысле арестом вы решили мои проблемы. Тиана очень больна. К тому же говорила, что ее муж перед гибелью сошел с ума.

– Она рассказывала, чем занимался ее муж?

– Насколько я понял, они вместе изучали в американском университете историю, потом он приехал в Йоханнесбург, впутался в криминал, сошел с ума, был застрелен за долги. И у нее после катастрофы не осталось больше никого, кроме двух котов и черной домработницы. А мы, немцы, очень сентиментальны… Господин генерал, я рассказал вам все. Вышлите меня в Германию, если я опасен для вашей страны, но международное право запрещает применять пытки.

– Я тебя заставлю говорить! – вдруг крикнул Глой. Бродерик от неожиданности резко двинул стакан, и тот упал на каменный пол так, что брызги стекла разлетелись по кабинету.

– Уведите, – сказал Бродерик раздраженно.

Глой дал сигнал охране, и Отто вытащили из кабинета, заперли в коридоре в наручники и кандалы и поволокли в камеру.

А Бродерик подвинул к себе ту самую папку, от которой прежде брезгливо отворачивался, и начал читать тот самый рапорт, записанный на магнитофонную пленку и дословно перенесенный на бумагу.

«Я уже рассказывала господину капитану, что этот немец все ходил к нам. И хозяйка просто влюбилась в него без памяти. Не хочу врать господину капитану, не знаю, что у них там было в Блантайре. Хозяйка говорила, что он спас ее от повстанцев, но я думаю, она просто соскучилась жить без мужчины. Как говорит моя тетка, при сильном голоде не варят суп из гусениц. Господин капитан понимает, хозяйка еще не старая женщина, ни детей, никого, одни болезни после той аварии. И я сперва порадовалась, что ей теперь не так одиноко. Но потом хозяйка стала жаловаться, что у них никаких таких отношений. Господин капитан понимает, что такое, если мужчина ведет себя, словно он ей брат. Дарит всякие подарки и всякие приятные вещи и цветы. Потом я заметила, что каждый раз, когда ему было совсем не сбежать от постели, он делал так, чтобы дать ей две таблетки снотворного. Я пересчитывала таблетки в пачке. Я всегда давала ей одну. Еще хочу сказать господину капитану, когда он поехал с хозяйкой к колдуну Вуусани – а это очень сильный колдун, он видит землю насквозь, – колдун сказал ему при хозяйке: ты – не тот, ты – оборотень, ты – другой человек, чем все думают. Вуусани не ошибается. Забыла сказать про снотворное. Хозяйка никогда не запивает снотворное из стакана, такого сроду не было. Она ненавидит пить из стакана, она пьет из чашки. Значит, точно немец бросал в стакан по две таблетки. Ему надо было ее усыпить. Не знает ли господин капитан, не полагается мне премия? Ведь я догадалась, что он никакой не жених. А что ему надо от хозяйки что-то другое! Я же запоминала каждую мелочь, как велел господин капитан…»

* * *

– Глой, вы рехнулись, когда подшивали этот бред в его дело? – спросил Бродерик, с интересом глядя на Глоя.

– Господин генерал, благодаря этой домработнице вы ликвидировали Гидона Крамера до того, как произошли утечки информации! – напомнил Глой.

– Работайте! Мне нужен результат! – Бродерик резко встал из-за стола и вышел из кабинета, хлопнув дверью.

Глой посмотрел на портрет Гитлера, на осколки стакана на полу и подумал, что для арестованного немца нужны более сложные методы. Придется отдать приказ осторожно бить его подряд три дня. Главное, чтобы не убили…

И после этого Отто били три дня подряд. Но он был так измотан, что заснул под мордобой, потому что в камере кричала женщина из динамика, а здесь тишину нарушали только звуки тупых ударов и прилежное сопение охранников.