Текст книги "Гребень Клеопатры"

Автор книги: Мария Эрнестам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Глава одиннадцатая

Все молчали. За стеной послышался смех кого-то из клиентов. Он пришел к Фредерику с вопросом о том, как вести себя с детьми. Но сейчас Фредерик был не в состоянии его проконсультировать.

Анна сидела, уставившись на что-то за его спиной, и Фредерику пришлось обернуться, чтобы посмотреть, что это. Мари нервно теребила нитку на свитере. С ее губ сорвалось ругательство. Ситуация создалась неловкая, и, чтобы сказать хоть что-нибудь, Фредерик прошептал, что, должно быть, Эльса Карлстен сделала это сама. Она и никто другой.

– Наверное, у нее с головой не все в порядке. Такие издевательства кого угодно сведут с ума, – продолжил он. И добавил, что это не снимает с них ответственности, и он теперь всю оставшуюся жизнь будет винить себя в том, что неправильно оценил ситуацию и невольно способствовал убийству. – Как я мог! – воскликнул Фредерик. – Эльса выглядела вполне нормальной, когда рассказывала нам свою историю. Мне было ее жаль… Я и не думал, что…

– Что? О чем ты не думал?! – выкрикнула Анна и разрыдалась.

Фредерик вскочил со стула, обнял ее, погладил по голове и начал утешать. У Мари дрожала нога. Анна постепенно успокоилась и спросила, какие последствия может вызвать случившееся. Если медицинское освидетельствование выявит, что смерть насильственная, будет ли Эльса молчать? Видел ли кто-нибудь, как она к ним приходила? Неужели она и вправду заплатит им деньги?

Упоминание о деньгах вывело Мари из транса. Нога у нее все еще дрожала, но голос звучал спокойно.

– Я согласна с тобой, Фредерик, – сказала она. – Мы совершили ошибку. Не приняли ее намерения всерьез. Мы идиоты. Думали, что сможем сами разобраться в ситуации. Но я не вижу причин винить себя. У нас у всех непростые жизненные ситуации. Родственники, с которыми сложно общаться, мстительные коллеги. Мы думали, что нашего жизненного опыта будет достаточно, чтобы помочь Эльсе, но ошиблись. Обратного пути нет. Теперь надо попытаться найти выход из ситуации.

Фредерика удивило ее спокойствие. Он и не ожидал такой рассудительности от подруги. Сам он ужасно нервничал, когда снова заговорил:

– Если я понял правильно, Эльса задушила мужа подушкой. Заставила замолчать навсегда. Есть в этом нечто символичное, ведь столько лет его слова причиняли ей боль. Чего мы не знаем, так это защищался ли он? Нет ли на теле следов борьбы? На теле Эльсы, естественно. Установят ли врачи истинную причину смерти?

– Не знаю. Но мы должны это выяснить, – сквозь слезы сказала Анна. Она нервно теребила прядь волос. – Я часто бывала с папой в больнице, так что знаю многих врачей и могу их расспросить. Сошлюсь на то, что у меня старый отец и я хотела бы знать, что с ним произойдет в последние минуты жизни.

Фредерик чувствовал, как нелегко Анне дались эти слова. Словно она ожидала наказания Божия. Ведь она наверняка больше всего на свете боится, что ее отец умрет дома один, когда никого не будет рядом.

Он попытался успокоить ее:

– Эльса сказала, что купит пирожных, пойдет домой и будет на кухне пить чай. Она собирается сидеть за чашкой чая с пирожными и читать книгу или смотреть в окно часа два в полной тишине. Так ведь она сказала? Неужели человек, только что совершивший убийство, может сохранять такое самообладание? Вам это не кажется странным, особенно учитывая, с какой радостью она это сказала?

Анна и Мари ничего не ответили. Может быть, Эльса таким образом хотела отпраздновать свое освобождение. Да, она открыла дверь клетки не самым лучшим способом, но ведь она это сделала. Теперь у нее появилось время для самой себя. Она может потратить его на детей и внуков или на путешествия. И ей больше не придется дрожать от страха по ночам.

Фредерику пришла в голову запоздалая мысль:

– А может, он вообще умер естественной смертью! – воскликнул он. – Эльса просто сбила нас с толку. Кто знает, что там ей привиделось в ночи! Наверняка врачи скажут, что ее муж умер в результате второго инфаркта. Он слишком много пил и глотал лекарства без разбору… старый и больной человек… ему недолго оставалось жить. Да, Эльса приходила к нам и просила убить своего мужа. Но мы будем отрицать этот факт. Без сомнения, у него случился инфаркт. Может, он заподозрил, что жена собирается его оставить, и сердце не выдержало. Такое случается. А все эти подушки и ангелы смерти… Эльсе вполне могли привидеться. Она не похожа на убийцу.

Мари вздохнула.

– Думаю, ты прав, – сказала она. – Конечно, ты прав. Какие же мы идиоты! Тут же решили, что это убийство! Думаю, нам надо затаиться на пару дней и ничего не предпринимать. Посмотрим, как будут развиваться события. Анна пусть все осторожно разузнает в больнице. Но я согласна с тобой, Фредерик. Ханс Карлстен наверняка скончался от старости или от инфаркта, и мы тут не при чем. Невозможно предвидеть все.

Анна кивнула. Какое-то время они сидели молча, потом Мари, извинившись, вышла. Анна и Фредерик достали чертежи новой виллы за городом, которую им предстояло обустраивать, и сосредоточились на работе. Через час к ним присоединилась Мари. Все имеют право отдохнуть, подумал Фредерик, вспоминая Эльсу.

Через несколько часов он сидел в «Фата-моргане» и слушал, как Миранда поет: «Raus mit den Männern aus dem Reichstag, und raus mit den Männern aus dem Landtag, und raus mit den Männern aus dem Herrenhaus, wir machen draus ein Frauenhaus!».[5]5
  Выбросим мужчин из рейхстага, выбросим из правительства, выбросим из власти и создадим женское государство (нем.).


[Закрыть]

Было странно слышать в ночном клубе песню о том, что мужчин надо вышвырнуть из правительства и поставить женщин на все ведущие посты в стране. Еще более странным было то, что песня написана в период между двумя мировыми войнами, которые развязали именно мужчины. Теперь и у Фредерика была своя война. Нет, никогда ему не понять этих загадочных женщин. Может, было бы к лучшему, если бы они получили власть в стране, чтобы направлять свою энергию на политику, а не на убийство мирно спящих мужей. Опять он об убийстве… Они же решили, что это был инфаркт. «Инфаркт», – снова и снова повторял он, пытаясь убедить себя в том, что это правда. Должно быть правдой.

Первое, на что обратила внимание Миранда, когда услышала его рассказ, – это на то, что никто из них троих не упомянул о гонораре.

Ее номер вызвал шквал аплодисментов. Зал был полон, но Фредерику удалось найти укромное местечко. Он не хотел, чтобы Миранда видела его, когда поет, достаточно того, что она ощущала его присутствие, знала, что он в зале и слушает ее.

Окончив выступление, Миранда поблагодарила публику, спустилась со сцены, пробралась между столиков, улыбаясь посетителям, и подсела к Фредерику. На ней было узкое красное платье, черный парик, волосы подобраны кверху, и только несколько локонов свободно падали на шею. Она откинулась на спинку стула, достала золотистый портсигар и вынула оттуда черную сигариллу. Фредерик, словно зачарованный, наблюдал, как она зажигает сигариллу и выпускает аккуратное колечко дыма. У его бабушки был такой же портсигар, он перешел по наследству маме, и та хранила его в ящике бюро. Она никогда им не пользовалась, но, когда Фредерик увидел его и попросил отдать ему, получил отказ. Якобы он мог его испортить. Он обещал обращаться с портсигаром осторожно, но это не помогло. Стыдно было вспоминать, как он тогда унижался ради этого портсигара.

К ним подошел официант и поставил перед Мирандой напиток. Она с улыбкой поблагодарила и сделала глоток. Потом повернулась к Фредерику:

– А что с деньгами?

Он ничего не понял, и она раздраженно повторила вопрос:

– Эльса Карлстен дала вам задание убить ее мужа. Теперь он мертв, и она думает, что это вы его убили. Она поблагодарила вас за хорошо проделанную работу. Когда она собирается платить?

Он случайно задел ее бокал, и пара капель попала ему на руку. Он посмотрел на кроваво-красные капли и быстро вытер их, невольно вспомнив, как Мари вонзила ножницы в руку своему шефу. С этого все и началось. Он рассказал Миранде о случившемся с мужем Эльсы в гримерке еще до выступления, вот почему она задала такой конкретный вопрос. Но Фредерика он все равно смутил.

– Она сказала, что скоро заплатит. Но я не потому…

– Что не потому?

Он сглотнул:

– Я не потому рассказал тебе о том, что случилось. Это ужасно. Я так много думал об Эльсе в последние дни… и тут эта неожиданная смерть. И теперь я вижу в этом руку судьбы, вмешательство чего-то сверхъестественного. Не человеку и не паре денежных купюр решать судьбы людей!

Миранда погладила его по руке, и Фредерик почувствовал, что вспотел.

– Я и не говорила, что вы к этому причастны, – ответила она ему сладким голоском, словно кошка, которая только что заметила птичку со сломанным крылом и предвкушает удовольствие. – Всего лишь спросила о деньгах. Скончался муж этой женщины от старости или она задушила его подушкой, какая разница? Мы все равно не узнаем правду, просто вам удобно верить, что Эльса тут ни при чем. Вы же желаете ей добра, не так ли? Теперь она собирается выплатить вам вознаграждение. Отказ ее удивит. Она же уверена, что именно вы убили ее мужа. Может, лучше позволить ей верить в это? Иначе останется только второй вариант: что это она сама задушила мужа подушкой. А мы же не хотим, чтобы об этом кто-то узнал? Пусть все, кроме Эльсы, думают, что ее муж умер естественной смертью, так будет лучше, уверяю тебя.

Фредерик не видел в этом никакой логики, особенно ему не понравилось это «мы» и «вы», как будто Миранда имела ко всему произошедшему непосредственное отношение.

– Конечно, он умер естественной смертью! И мы не можем принять эти деньги, потому что мы этого…

– Не делали? Ты это хотел сказать?

Фредерик кивнул. Миранда провела кончиком языка по губам.

– Я вот о чем подумала. Вам и в голову не приходит, что кто-то из вас троих мог выполнить заказ Эльсы. Что этот кто-то и был тем ангелом возмездия, которого она видела ночью. Ангелом с прекрасными волосами. А ведь ваше агентство называется «Гребень Клеопатры». Все не так просто, как кажется на первый взгляд.

Миранда хитро улыбнулась и, выпустив новое колечко дыма, положила ногу на ногу. На ней, как всегда, были чулки в сеточку. Фредерик хотел что-то ответить, но не сумел ничего придумать. Миранда склонилась к нему ближе, и он ощутил аромат ее духов, старомодный, зрелый аромат.

– Помнишь кроликов, Фредерик? Помнишь, каково это – быть наказанным?

Ему не хотелось вспоминать. Он так часто видел эти сцены перед глазами, что из них можно было бы собрать полнометражный фильм. Зачем Миранда мучает его, заставляя вспоминать прошлое? Фредерик взмолился, чтобы она оставила его в покое, но она настойчиво повторила вопрос. Ее зубы блестели в полумраке, как маленькие жемчужины.

И он внезапно перенесся из «Фата-морганы» в гостиную своего детства.

Часы тикают на стене. В коричневом кожаном кресле сидит мама, положив ногу на ногу и опершись на подлокотник. Она сидит молча и смотрит прямо перед собой невидящим взглядом. Перед ней стоят отец и Фредерик в штанишках и кофте, пытающийся понять, что происходит. Отец подпирает его подбородок пальцем, таким твердым и холодным, что взрослый Фредерик сразу понимает: это был не палец, а дуло ружья.

Фредерик до смерти напуган. Ему понадобились все его силы, чтобы сдержать тошноту, подступившую к горлу, на которое давило холодное дуло. Ему было трудно дышать, все его члены сковало страхом. И он знал: бояться у него есть все основания. Пока отец кричал, он чувствовал себя в какой-то степени в безопасности. Эти приступы ярости возникали внезапно и так же быстро проходили, и Фредерик к ним уже привык. Другое дело, когда отец спокойно и холодно планировал наказание. Такое случалось редко, но заканчивалось всегда плохо. Фредерик сделал что-то непростительное. Теперь его ожидало наказание. Тщательно продуманное.

Фредерик молился, чтобы не описаться от страха. Краем глаза мальчик увидел, как мама пошевелилась в кресле. Он пытался заставить себя не смотреть в ее сторону, но не смог сдержаться и невольно дернул шеей, отчего дуло ружья еще сильнее уперлось ему в горло. Из глаз у него хлынули слезы. Слабость мальчика разгневала отца, и его глаза превратились в две узкие черные щели.

«Я думал, ты уже большой. Что ты – мужчина. Сын, которым я могу гордиться. Сын, который будет помогать родителям. Мы ведь семья. А в семье все должны помогать друг другу, разве нет?»

Фредерик не смог бы ответить, даже если бы захотел: ему мешало дуло – но он знал, что от него и не ждут объяснений. Объяснения нужны женщинам, а не мужчинам, – так говорил отец. Мужчины действуют, а не рассуждают. Мама тогда только улыбнулась и ничего не сказала.

Мальчик чувствовал, что происходящее доставляет отцу удовольствие, ему нравится издеваться над сыном. Он растянет эту пытку надолго, будет мучить Фредерика до тех пор, пока тот не описается от страха или его не вырвет прямо на ковер в гостиной. Но пока он находил в себе силы упрямо смотреть отцу в глаза и слушать.

«Но ты не мужчина! Ты ничтожество! Молокосос! Тебе все игрушки подавай. Ну что ж, тогда мы с тобой поиграем. Тебе повезло – нам нравится играть, не так ли, Мишель?»

Папа все время говорил «мы». Фредерик уже тогда знал, что всю жизнь будет ненавидеть это обобщение, словно отец, мать и он сам были чем-то единым, как Бог Отец, Бог Сын и Святой Дух, про которых твердили в церкви. «Мы все едины, – говорил священник. – Все мы, люди, – часть тела Иисуса, его плоть и кровь». Отец снова заговорил. Ответа от жены он не ждал, да она ничего и не говорила. Женщина в кресле напоминала статую. Белую мраморную статую, которую нарядили в платье.

«Я думал об этом весь день. Нам нужна особенная игра. В которую мы сможем играть вдвоем, ты и я. И я придумал прятки. Но не обычные прятки. Мы спрячем что-то особенное, и, когда мы это найдем, должно случиться что-то особенное».

Папа замолчал и убрал ружье. Рука Фредерика непроизвольно взлетела к горлу, но папа дернул ее к себя. Он сунул мальчику в руку охотничье ружье и сжал его пальцы вокруг дула. Фредерик пошатнулся под тяжестью ружья и невольно сделал шаг назад, чтобы не упасть. Отец засмеялся. Тихо и издевательски.

«Есть что-то особенное в ощущении ружья в твоей руке, согласен? Оружие всегда сопровождает настоящих мужчин. С ним много чего можно сделать веселого, но, прежде всего, оно помогает выжить. Что можно добыть с помощью ружья?»

Впервые в жизни от него ждали ответа, но Фредерик не понимал какого. «Добыть что? Ты убиваешь животных, убиваешь и продаешь. Ты сдираешь с них шкуры, отрубаешь им рога и когти, рубишь их на куски, чтобы выставить на продажу. Ты это хочешь услышать? Для этого тебе нужно ружье?»

«Молчишь? Ты не знаешь? Не знаешь, для чего нужно ружье? Правда не знаешь? Меня это огорчает, но что поделать, ты у нас современный ребенок. Которому ни разу в жизни не пришлось голодать. И никогда не приходилось мерзнуть. И, несмотря на это, ты ведешь себя по-свински по отношению к людям, которые тебя кормят и одевают. Упрямишься, проказничаешь… Хотя от тебя требуют только одного – чтобы ты вел себя хорошо».

Папа показал пальцами, как мало требуется от Фредерика, и этот жест пробудил сидящую в кресле статую к жизни. Мальчик услышал голос, спокойный и уверенный, но не осмелился повернуть голову. Мама спросила, закончили ли они, потому что она собиралась поиграть перед ужином. Ее явное безразличие к происходящему лишило отца выдержки, и он нагнулся к Фредерику, обдавая его запахом пота. Мальчик смотрел на него не мигая.

«Ты должен спрятать ружье! – заорал отец. – Если я не найду его за пять минут, ты победил, а если найду, то возьму его, выйду на улицу и застрелю всех этих чертовых кроликов, которых ты держишь во дворе! А потом мама сделает нам из них рагу, и ты съешь все до последнего кусочка. Ты должен навсегда запомнить, что тебе очень повезло, ведь у тебя есть горячий ужин каждый день. И если я ни разу не найду ружье за всю неделю, а играть мы будем каждый вечер, то я оставлю тебя в покое. И не благодари меня за снисходительность – ты ее не заслуживаешь. Понял? Отвечай, пацан!»

«Да, папа», – хотел прошептать Фредерик, но не смог, язык его не слушался. Он почувствовал, что штанишки стали горячими и мокрыми. Мальчик молил Бога, чтобы тот не дал папе застрелить его кроликов. Лисен, маму-крольчиху с мягким коричневым мехом. Белянку с розовым язычком. Черныша, названного так из-за черных «носочков» на лапках, словно он прошелся по саже. Малыша – самого пушистого из всех, с серым мехом, маленького смельчака. Малыш всегда первым утаскивал большой лист салата и первым бросался Фредерику навстречу.

Он держал кроликов уже несколько месяцев. Лисен ему подарил сосед, у которого, как он выразился, было больше кроликов, чем надо. Крольчиха была беременной, толстой и неуклюжей и вскоре окотилась тремя детенышами, с которыми ей приходилось делить клетку, пока новый хозяин что-нибудь не придумает. Папа был в хорошем настроении, когда сосед предложил Фредерику крольчиху, и ответил «да» – поставив условием, что Фредерик сам будет за ними ухаживать. И мальчик хорошо о них заботился. Он построил им настоящую клетку, застелил дно сеном, следил, чтобы там было чисто, и каждый день давал им еду и воду. Он и не подумал о том, что в других домах едят крольчатину. И был так счастлив, что отец разрешил ему держать кроликов, что не мог думать ни о чем, кроме своих новых друзей.

Кролики с благодарностью принимали его заботу: они были совсем ручные. Фредерик их просто обожал, с ними он не замечал своего одиночества. Зверьки искренне радовались его приходу и охотно давали себя погладить. Когда он зарывался носом в мех Лисен, ему казалось, что она пахнет, как мамины платья в шкафу.

«Ты меня понял?!» – заорал папа.

Фредерик собрал все свои силы и выдавил: «Да, папа», сгибаясь под тяжестью ружья. Мальчику пришлось вцепиться в него обеими руками, чтобы удержать. Он боялся случайно спустить курок, но надеялся, что ружье стоит на предохранителе, что папе не пришло в голову разнообразить эту и без того жестокую игру.

«Я начинаю отсчет. Пять минут. На старт! Внимание! Марш!»

Отец посмотрел на часы. Теперь он снова говорил спокойно, как обращался к сыну, когда у них бывали гости. Потом подошел к жене.

«Время музицировать?» – поинтересовался он. Мишель ничего не ответила, подошла к роялю, села и начала играть. Это был «Чикаго». Совсем свежий мюзикл. Ноты ей прислали из Америки. История о красивой убийце. Мама с таким энтузиазмом говорила об этом мюзикле.

«When you’re good to Mama, Mama’s good to you».[6]6
  Когда ты добр с мамой, мама добра с тобой (англ.).


[Закрыть]

Фредерик тогда недостаточно хорошо знал английский, чтобы перевести текст, но уже понял – то, что пела мама, имело какое-то отношение к происходящему в их доме. Смех отца преследовал его в прихожей, он слышал его раскаты на фоне маминой песни в каждой комнате, в которую вбегал в поисках места, куда можно было бы надежно спрятать ружье. Фредерик открывал шкафы, даже подумал было о мамином, но не осмелился: ему строго-настрого запрещалось совать нос в ее вещи, и наказание было бы ужасным. Может, спрятать ружье на кухне, за веником? Нет, это невозможно. Фредерику стало по-настоящему страшно, когда он пробегал мимо гостиной и увидел, что папа сидит на диване и слушает музыку. Он не собирался подглядывать за ним. Отец был спокоен и уверен в себе. Он придет через пять минут. Не раньше и не позже. «Мы, мужчины, держим слово».

Фредерик схватился за ручку входной двери с мыслью спрятать ружье в лесу, но понял, что это опасно. У отца ружей много, но если пропадет хоть одно, он придет в ярость, и тогда с Лисен и остальными будет покончено. К тому же мальчик боялся подходить к клетке. Если кто-то из крольчат высунет мордочку ему навстречу, у него случится истерика, и он уже ничем не сможет им помочь.

«Спокойно, Фредерик, спокойно. Куда папа никогда не заходит? О чем он не знает? Есть ли в доме такие места?» Он пытался унять дрожь, сотрясавшую тело, и рассуждать спокойно. И наконец вспомнил. Его собственная комната! Туда папа заходил, только чтобы проверить, навел ли сын порядок. Фредерик побежал к себе, бросил взгляд на заправленную постель, стул с одеждой, шкаф с игрушками, книжную полку, ковер на полу и желтые шторы. Увидел ножницы, клей, краски, бумагу на полу, где он сидел и рисовал пару часов назад, не подозревая, что его относительно спокойный мирок окажется под угрозой. Мамин голос.

 
Давай все делать вместе,
До последних дней.
Мама вас погладит,
Коль добры вы к ней.
 

И тут его осенило. Он бросился к кровати, вытащил матрас, обтянутый полосатой тканью. Схватив ножницы, разрезал ее. Краем уха Фредерик слышал, как из гостиной донеслось: «Осталось две минуты». Мама продолжала петь о том, как все хорошо теперь. Женщину отпустили, несмотря на то, что она убила своего мужа. Пребывание в тюрьме положило начало ее карьере знаменитой певицы.

Теперь Фредерик пытался засунуть ружье в дыру, но это оказалось непросто из-за толстой ваты, которой был набит матрас. Обливаясь потом, мальчик начал выдирать вату – клок за клоком, чтобы ружье уместилось. Он запихал обратно вату, швырнул матрас на кровать и аккуратно заправил ее, как того требовал отец. Не зная, что делать с остатками ваты, он в отчаянии сунул их под ковер. Потом хотел бежать в кухню, но передумал, вернулся в комнату и лег на кровать. Папа не поверит в такое хладнокровие у «сопляка». Это его единственный шанс.

Когда раздалось: «Я иду!», он дернулся, как от удара, и судорожно сглотнул. Ему показалось, что он покидает свое тело и поднимается к потолку, чтобы наблюдать оттуда за происходящим кошмаром. С потолка он видел и слышал, как папа обходил все комнаты в доме, методично проверяя шкафы и ящики. Аромат гратина,[7]7
  Картофельная запеканка с луком-пореем.


[Закрыть] стоящего в духовке, наполнял дом. Наверное, этот магический аромат и спас его тот в первый вечер. Папа лишь заглянул в его комнату и продолжил поиски. Пока наконец не крикнул из кухни, что на сегодня охота закончена, первый раунд за ним – сопляком.

За ужином папа ел с аппетитом. Он был в хорошем настроении и сказал, что теперь, по крайней мере, пацан поймет, что такое охота. Мама, взглянув на них безо всякого интереса, процедила, что если они не оценили отличный французский гратин, в следующий раз подаст ливерную колбасу. Они оба поспешили похвалить еду, папа чмокнул маму в щеку, и она даже не отшатнулась. Стол был красиво сервирован: льняные салфетки, зажженные свечи. «Ненавижу вульгарность за столом», – как-то раз сказала мама. Папа погладил ее по бедру вместо ответа и тут же начал ковырять в зубах зубочисткой.

Последующие дни Фредерик жил в напряженном ожидании вечера. В школе он не мог сосредоточиться на занятиях, а все свободное время проводил с кроликами: вынимал их из клетки одного за другим, зарывался носом в мех, вдыхал их запах, давал им лизнуть свою руку и кормил вкусной едой. Наверное, он чувствовал, что у него нет шансов спасти им жизнь. Он нашел для ружья хорошее место, но недостаточно надежное, чтобы его не обнаружил опытный охотник.

Ему удалось продержаться пять дней. А потом папа вошел в комнату, стащил его с постели, перевернул матрас и вытащил ружье. Скорее всего, он давно уже знал, где оно лежит, и ему просто нравилось продлевать страдания сына.

Фредерик-ребенок исчез. Взрослый Фредерик оглянулся по сторонам и заметил, что на сцене – новая исполнительница, крупная певица по имени Белль. Он повернулся к Миранде, но ничего не ответил про кроликов: он знал, и она тоже знала, что ему никогда не удастся забыть этот эпизод из своего прошлого.

– К чему ты клонишь?

Это прозвучало грубо, и Миранда обиженно надула губы.

– Не разговаривай со мной в таком тоне. Я твой друг, и ты это знаешь. Даже больше чем друг. Именно поэтому я заговорила про кроликов – чтобы напомнить тебе, каково это – жить в страхе. Жизнь Эльсы Карлстен была сплошным страхом и унижением. Вы помогли ей. Неважно, каким способом, главное, что помогли. Ханс Карлстен мертв. Его вдова хочет заплатить за работу. И я знаю, на что мы потратим эти деньги.

– О чем ты?

Миранда нетерпеливо вздохнула:

– Какой ты непонятливый сегодня, Фредерик! Ну да ладно. Я всегда знала, что я – более разумная, чем ты. Подумай: если полтора миллиона разделить на три, тебе достанется полмиллиона. Это твоя часть гонорара. Понимаешь, что это значит? Это значит, что «Дворец Миранды», о котором мы мечтаем каждый вечер здесь, в «Фата-моргане», может стать реальностью. Ты же видишь, как хорошо у клуба идут дела. Михаэль гребет деньги лопатой. Идея проще простого. Это все равно что обзавестись машинкой для печатания денег. Наш собственный клуб, ты только представь! Я буду выступать для нас! Вместе с лучшими артистками, каких мы сможем отыскать. Стокгольм никогда еще не видел ничего подобного!

Фредерик хотел запротестовать, но она его перебила:

– Я прямо вижу это. Синий бархат. Хрустальная люстра. Мягкие кресла. Дизайн в стиле ретро. Телефоны на столиках, чтобы со столика номер пять можно было позвонить на столик двадцать три и пригласить кого-нибудь выпить вместе. Как в те времена, когда телефон еще не был чем-то само собой разумеющимся. Вежливый персонал. Вход только в костюмах с галстуками, чтобы публика выглядела прилично. Наш клуб будет пользоваться бешеной популярностью! Вечера с танцами. Лучшая музыка, эффектные номера. Фредерик, ты меня слушаешь?

Конечно, он слушал. Ему достаточно было закрыть глаза, чтобы увидеть перед собой «Дворец Миранды». Клуб, которого ему так не хватало в Стокгольме, клуб, владельцем которого он мог бы стать. С самыми модными тенденциями из Берлина и Парижа… принадлежащий только им двоим…

– Полмиллиона будет мало, – ответил он. – Этого едва хватит, чтобы снять помещение на короткий срок. А где взять деньги на ремонт? На мебель и аксессуары? Нам потребуется несколько миллионов, чтобы реализовать этот проект.

Миранда откинулась на спинку стула и допила то, что оставалось в бокале. Он словно ощутил, как горячительная жидкость течет ей в горло, обжигая.

– Я понимаю, – согласилась она. – Но кредит проще взять, когда у тебя уже есть какая-то сумма в наличии. Ты же знаешь, что все эти банковские кредиты только для богатых. К тому же полмиллиона – отличная приманка для инвесторов. И не забывай, Фредерик, что, помимо денег, у нас есть и другой, не менее ценный капитал.

– Какой?

Миранда прищурилась и улыбнулась ему. Зубы блеснули, как у щуки.

– Ты и я, Фредерик. Мы с тобой – наш самый главный капитал. Кто сможет устоять перед нашим обаянием? Кто усомнится в том, что мы сумеем создать самый лучший клуб в мире?

Миранда махнула рукой, и официант принес ей еще бокал вина. Красные губы полураскрыты, ресницы, слишком длинные, чтобы быть настоящими, трепещут от возбуждения.

– Агентство «Гребень Клеопатры» сделало свою работу. Клиент доволен. Кто знает, какие еще заказы вам поступят… Предприятие, «которое решит все ваши проблемы», – так звучит ваш девиз? Наивно, конечно. Но я вижу в вас большой потенциал. «Гребень Клеопатры» может стать весьма прибыльным. У людей столько проблем, требующих решения… Эльса нам это доказала, не так ли?