Текст книги "Гребень Клеопатры"

Автор книги: Мария Эрнестам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Глава шестнадцатая

Мари стояла на коленях, уставившись на скульптуру слившихся в одно целое мужчины и женщины и глиняную урну с ручками в виде рыб. Она не знала, как долго стоит так. Помнила только, что вскочила с кресла в кафе, оттолкнув Анну с силой, так что та упала, выбежала на улицу, поймала такси и поехала домой.

Домой. Мари расхохоталась. Ее смех эхом метался между покрытых белой краской стен. Она так и не удосужилась украсить их картинами. Домом для нее навсегда остался Клифден. Ресторан. Мэрроу, «Русалка». Это лишь временное пристанище. Мари могла бы собрать вещи уже сегодня, взяв с собой только самое необходимое и конверт с деньгами, и завтра утром первым самолетом улететь в Ирландию. С деньгами нет ничего невозможного. Деньги у нее есть. И уверенность в том, что это будет правильно.

«Дэвид мертв», – сказала Анна. Мертв. Мертв? Что значит – мертв? Если человек остается в твоих мыслях, в твоих воспоминаниях – жив он или мертв?

Разве, чтобы жить, обязательно нужно быть осязаемым? Разве все эти люди вокруг нее живут?

Мари встала, приподняла крышку урны и посмотрела на серый пепел на дне. Там, внизу, лежит Дэвид. Нет, это невозможно. Дэвид у нее в душе. Он не в этой урне. И теперь он стоит рядом с ней. Поднимает ее на руки и летит с ней сквозь огонь, воздух и воду, а потом опускает ее на матрас на втором этаже. Их дом в Клифдене выглядит так, словно они его только что покинули.

«Помнишь Инишбофин, Мари? Как я поцеловал тебя и назвал своим ангелом?»

Дэвид был в хорошем настроении. У него уже несколько дней не было приступов депрессии, он спокойно спал по ночам, не впадая в меланхолию и не испытывая страха. В то утро они проснулись рано, разбуженные лучами солнца, проникающими сквозь гардины.

Она обернулась к окну и смотрела, как пыль кружится в воздухе. Дэвид встал, пошел в кухню и вернулся с омлетом, ветчиной, соком и чаем. Они кормили друг друга и целовались. Дэвид сказал, что они поедут в Клегган, а оттуда на лодке в Инишбофин.

«Я несколько раз выступал там в пабах», – добавил Дэвид и рассказал, что на острове все еще живут несколько сотен человек, они занимаются рыболовством или овцеводством. Мари тут же согласилась, зная, что его хорошее настроение продлится недолго. Вскоре они уже сидели в машине. Дэвид с интересом выслушал ее мысли о том, что она тоже мечтает самовыражаться, как он – своим искусством. Мари предложила расширить ресторан и оборудовать под ним большой подвал для хранения вин. Дэвид согласился, что это будет неплохо. Они ехали, и Мари наслаждалась великолепными видами, открывавшимися со Скай-роуд.

Клегган оказалась скучной и сонной рыбацкой деревушкой. Попадая в такие, Мари нередко задумывалась о так называемом «экономическом чуде» Ирландии. Она заметила пожилого мужчину в поношенной одежде и с собакой, который охранял парковку – несколько метров посыпанной гравием земли за старыми домами, где во дворах на веревках сохло белье. Посасывая трубку, старик указал им место, принял плату через окно и сунул монетку в карман. Они с Дэвидом немного поболтали, и старик кивнул в сторону гавани. Они отправились туда и оказались среди туристов с рюкзаками и велосипедами. Запах моря и дегтя успокаивал, и, когда катер отошел от пристани, Мари, как и все остальные, с восхищением разглядывала поднимающиеся навстречу острова с ровными прибрежными лугами, как на иллюстрациях в туристических брошюрах.

Они приближались к Инишбофину. Сначала показались руины из серого камня, когда-то бывшие стенами мощной крепости, защищавшей остров от захватчиков. На пристани снова образовалась толкучка. Туристы сели на велосипеды и отправились кружным путем, чтобы насладиться «традиционным ирландским пейзажем», как прошептал ей на ухо Дэвид. Пока они плыли на катере, он молчал. Так же молча они пошли на запад и свернули с дороги на луг. Мирно пасущиеся овцы равнодушно взирали на путников.

Через какое-то время они повернули обратно. Дэвид зашел в паб поговорить с владельцем, а Мари осталась снаружи. Она стояла и разглядывала руины крепости, думая, что в таком виде та выглядит еще величественнее. Мари была голодна, и, когда Дэвид вернулся, они отправились в новенький отель, обещавший «tea and scones» – чай с лепешками. Там они сделали заказ и сели на террасе. Мари с любопытством разглядывала фойе отеля. Здание было красивым, но слишком современным для этого острова. Сидя на террасе, они пили чай и смотрели на остов старого корабля в воде всего в нескольких метрах от отеля.

Дэвид озвучил ее мысли:

«Красивый отель. Но зачем он здесь? Туристы приезжают в Ирландию не для того, чтобы увидеть новостройки. Они хотят посмотреть на затонувший корабль, на стариков, пасущих овец, на древние руины, рассказывающие им о кельтских воинах. И все же им нужен комфорт. Богатые туристы любят путешествовать в укромные уголки, не тронутые цивилизацией, но не готовы жертвовать комфортом. Им не приходит в голову, что так называемая „сельская идиллия“ и „первозданный рай“ на самом деле просто ирландская нищета».

«Что ты хочешь сказать?»

«Что именно нищета привлекает сюда туристов и приносит государству неплохие доходы. Поэтому старинные объекты необходимо сохранять, особенно в таких местах, как Коннемара. С развитием цивилизации миф о девственной Ирландии исчезнет без следа. Мы должны охранять наши руины и беречь развалюхи-дома, наших овец и стариков, не позволять им одеваться современно и отвлекаться от рыбалки на телевизор. Наверное, то, что я говорю, касается любого уголка планеты. Бедность нужно беречь, иначе богачам не на что будет посмотреть перед тем, как улечься на пуховые перины в дорогих отелях с кондиционерами».

Мари посмотрела на остов корабля. Пожилой мужчина установил на берегу мольберт и собирался писать морской пейзаж.

«Тебе не кажется, что это звучит цинично?»

«Вовсе нет. Это правда жизни».

Дэвид бросил кусочек лепешки птице, которая проворно подхватила его и полетела к руинам на горизонте.

«Ты преувеличиваешь, Дэвид. Я согласна, отель современный. Но туристический бизнес создает рабочие места и улучшает благосостояние людей. Ты же сам сказал, что туризм приносит экономике Ирландии доходы. Я не считаю, что бедность надо поддерживать. Достаточно того, чтобы люди не причиняли вреда природе. Но, по-моему, сельское хозяйство тоже прибыльная отрасль в Ирландии, разве нет? Овцы и лошади останутся, даже если пастухи наденут современную одежду».

Дэвид повернулся к ней и взял ее лицо в свои руки.

«Ты такая наивная, Мари. Такая неопытная… Моя Мари. Ты ангел. С тех пор как встретил тебя, я верю, что Бог существует».

И он ее поцеловал. Сначала медленно и осторожно, а потом крепко, до боли.

«Это были…» – выдохнула Мари, когда он наконец оторвался от нее.

Мари хотела сказать, что это – самые красивые слова, которые она когда-либо слышала, но Дэвид снова стал целовать ее, и она забыла обо всем на свете. Ей не хотелось думать о том, что его Бог всегда был с ними, с самого начала. Творчество – его Бог. В которого он не переставал верить, сколько бы тот его ни предавал. Бог, о котором он говорил на кладбище в Карне.

Расплатившись, они пошли к руинам. Птицы свили там гнезда, старые камни поросли травой. Несколько туристов сидели на земле с бутербродами в руках. Море простиралось вдаль, меняя цвет от синего до серого. Дэвид молчал.

Только по дороге домой, когда катер вышел из гавани, он снова заговорил. Мари стояла у перил и смотрела на воду, когда он подошел и обнял ее сзади.

«Когда бедность исчезнет, у нас останется только море, – сказал он. – Огромное, неисследованное море. И мы можем только предполагать, что творится там, на большой глубине».

«А что там творится? Я думала, люди эксплуатируют море так же активно, как и сушу, разве не так?»

Дэвид крепко сжал ее в своих объятиях.

«А тебе известно, что хотя шестьдесят процентов земной поверхности занимает вода, о дне морском мы знаем гораздо меньше, чем, например, о Луне. Люди долго думали, что жизни на такой глубине быть не может: там слишком темно. Но они оказались неправы. Там обитает около десяти миллионов различных видов живых организмов. И мы пока исследовали только мизерную их часть. В океане гораздо больше живого, чем мы можем себе представить. Гигантские рыбы до двадцати метров длиной и весом с тонну. Которые поедают более мелких рыб. Медузы, крабы, киты…»

«Ceratias holboelli».

«Ты способная ученица, Мари. А ты знаешь, что самая глубокая впадина в океане глубиной одиннадцать тысяч метров? По сравнению с ней наше море – просто лягушатник. Если бы только можно было ходить по дну и дышать!»

С этими словами он наклонил ее вперед, и Мари почувствовала, как ее ноги отрываются от палубы. Крепко обхватив за талию, Дэвид приподнял ее и держал над водой. Она полулежала на перилах вниз головой и беспомощно болтала ногами в воздухе. Мари попросила отпустить ее, сначала спокойно, потом в панике. Но Дэвид продолжал говорить, словно ничего не слышал:

«Разве знания о жизни на глубине не побуждают тебя захотеть стать кем-то больше, чем ты есть? Если прозрачные существа безо рта и органов пищеварения способны высосать жир из туши кита на глубине в тысячи метров и выжить в полной темноте, то такое развитое существо, как ты, наверняка тоже смогло бы. Моя русалка. Моя рыжеволосая русалка. Расправь свои плавники!»

В лицо ей брызнуло соленой водой, Мари закричала. Только услышав возмущенные голоса других пассажиров, Дэвид ее отпустил. Увидев ее перепуганное лицо, он расхохотался.

«Русалочка моя, ты решила, что я сброшу тебя за борт? Плохо же ты обо мне думаешь! Куда подевалось твое чувство юмора? Ты случайно не сошла с ума?»

Она стояла, уставившись в его глаза цвета морской воды. Бледная, словно рыбье брюхо, кожа. Грубой вязки свитер, джинсы и поразительной красоты руки. Она взяла их и осторожно лизнула кончики пальцев.

«Да, ты прав, – ответила Мари. – Я действительно теряю рассудок».

Воспоминания рассеялись, и Мари снова оказалась в квартире, которая была так далеко от дома.

Мари, ты ангел. С тех пор как встретил тебя, я верю, что Бог существует. При воспоминании о том, как Дэвид говорил эти слова, у нее мурашки бежали по коже. Мари помнила его прикосновения к ее лицу. Ей казалось, что его руки легко, одним движением, могут свернуть ей голову, как кукле Барби. В детстве у нее были куклы, которым можно менять головы с разными прическами. Это было гораздо проще, чем соорудить новую прическу.

Мари сунула руку в урну и коснулась пальцами пепла. Он был мягкий на ощупь и похож на пыль. Мари подумала, что ей следовало поехать в Рэнвиль-Пойнт и развеять пепел по ветру, как она и собиралась. Но тогда она передумала. Она увезла пепел с собой. И скульптуру тоже.

– Ты мертв, Дэвид? – спросила она у пустой квартиры.

– Конечно нет, – ответил он и усмехнулся такому нелепому вопросу.

Мари осторожно закрыла урну и повернулась к нему. Дэвид выглядел точно так же, как в тот день на Инишбофине. Даже волосы влажные. На кофте – пятно от джема, который они намазывали на лепешки.

– Конечно нет, – повторил он, – пока ты жива, я тоже жив, Мари. Ведь я – твоя фантазия, не так ли? Я живу в твоих мыслях и снах. Этого достаточно. Мы всегда будем вместе. Пока смерть не разлучит нас, сказали бы другие, но нас с тобой не может разлучить даже смерть.

Мари бросилась к нему в объятия, но ничего не почувствовала. Она словно обнимала облако, просачивающееся между пальцами, как пепел.

– «Гребень Клеопатры» получил новый заказ на убийство, – пробормотала она, уткнувшись лицом ему в плечо.

– Меня это не удивляет, – ответил он голосом, который звучал только для нее. – Вы хотели управлять событиями, но пока что они управляют вами. Да и как бы вам это удалось? В аду пусто, все черти – на земле и творят всяческие бесчинства. Что вы теперь будете делать?

– Не знаю. Я знаю только, что один старик хочет, чтобы мы помогли уйти из жизни его жене, которая лежит в коме.

– И вы еще сомневаетесь?

Мари видела скелет, просвечивающий сквозь тонкую кожу.

– Я выгляжу, как те существа из морских глубин. Ты сейчас это подумала, да? Очень может быть. Ты вспоминала про Инишбофин. И ты не знаешь, стоит ли помогать старику и его несчастной жене, как пару недель назад не знала, помочь ли жертве домашнего насилия. Ты меня разочаровываешь, Мари. Может, ты и правда сходишь с ума?

Она погладила его по волосам. Они показались ей теплыми.

– Я не одна. Мы работаем втроем. И вместе решим, что нам делать.

– Хорошо. Делай то, что должна делать.

Мари поняла, что Дэвид исчезает из ее сознания и к ней возвращается способность рационально мыслить. Она вскочила и побежала к телефону. Онемевшими пальцами набрала номер, и когда на другом конце ответили, поняла, что поступила правильно.

– Фредерик, – прошептала она. – Нам надо поговорить. «Гребень Клеопатры» получил новый заказ.

Глава семнадцатая

Фредерик сидел в бархатном кресле в «Фата-моргане». Посетителей было мало: вечер только начинался. Большинство придут позже, а ближе к полуночи почти не останется свободных мест. Михаэль, хозяин клуба, будет ходить и болтать с гостями, потирая руки и подсчитывая в уме прибыль. Евро, кроны – какая разница… Михаэль говорил, что к обменному курсу надо относиться с любовью. Для него, немца, который родился во время Второй мировой войны в семье, потерявшей все свое состояние, главной валютой так осталась немецкая марка.

Чтобы прогнать мысли о том, что случилось за последние недели, Фредерик совершал долгие прогулки. От ароматов кафе его начинало подташнивать, и он говорил удивленным Анне и Мари, что ему надо «выйти подышать». Садился в метро, проезжал несколько станций, выходил, шел к озеру Меларен и долго гулял по берегу. Большие суда проходили мимо, и Фредерик испытывал непреодолимое желание броситься в воду, доплыть до корабля и попросить взять его с собой, увезти в неизвестном направлении – все равно куда. Однажды он даже снял с себя пиджак, закатал рукава рубашки и попробовал пальцами ледяную воду, но не отважился нырнуть. Иногда Миранда находила его там. Он редко приглашал ее с собой, но она, видимо, подсознательно чувствовала, когда у него появлялось желание проветриться. Они часто гуляли вместе, и Миранда знала, где его можно найти, помимо «Фристадена», куда ей по-прежнему не было доступа. Фредерик пока не решался рассказать о Миранде своим подругам.

«Трус», – дразнила она его, когда была в хорошем настроении. «Предатель», – шипела, когда была раздражена. Он просил ее потерпеть. Она в ответ считала по пальцам дни, назначая дату, когда он должен будет представить ее Анне и Мари. И он невольно вспоминал, как когда-то сам считал дни в страхе, что отец все-таки найдет ружье.

Миранда все время говорила о деньгах.

– Ты должен действовать, Фредерик, – твердила она. – Никогда еще мы не были так близко к осуществлению нашей заветной мечты. Ты станешь богачом, если примешь верное решение. Уже через год мы сможем открыть «Дворец Миранды».

– Почему ты так в этом уверена? – резко спросил Фредерик.

– Потому что идея создать такое агентство, как «Гребень Клеопатры», гениальна в своей простоте, Фредерик. Решать людские проблемы. Вам это удалось. Я уже говорила тебе это. Немного рекламы, и у вас появятся новые заказы в стиле…

– Замолчи! Замолчи, черт тебя побери!

Он заорал так громко, что прохожие удивленно посмотрели на него и ускорили шаг.

– Не ори на меня, Фредерик. Не надо изображать из себя жертву! Мы-то с тобой знаем, что ты способен действовать жестко и хладнокровно. Вспомни охоту на медведя. Когда погиб твой отец. Его застрелили. Никто так и не понял, кто это сделал. И все же трудно поверить, что его убил кто-то из охотников…

Лес. Одинокие деревья. Камни, покрытые мхом, осока… Охота. Ружья, рюкзаки с термосом и бутербродами. Лучший охотник в округе. Самый меткий стрелок. Знаток своего дела. С годами папа все шире улыбался, когда приятели хлопали его по спине. Пришлось застрелить его. Для этого нужна была только твердая рука и жгучая ненависть в сердце. Мужчины должны воспитывать мужчин. Отец сказал это вполголоса, чтобы мама не услышала, хотя она все равно не отреагировала бы.

Утро. Мрачное и холодное, с серыми облаками, плывущими так низко над землей, что казалось, верхушки ели рвут их в клочья. Влажная земля под ногами. Куски коры и шишки на тропинках. Колючие кустарники. Бесстрашные охотники. Они заняли позиции и часами ждали добычу, которая могла и не появиться. Медведь показывался в тех местах так редко, что мало кто верил в его существование. Но следы говорили о другом: трупы коров, поваленные заборы огородов. От голода медведь становился все смелее и смелее. Нужно было остановить его, прежде чем он начал нападать на людей.

Он тщательно выбирал позицию, чтобы хорошо видеть остальных охотников, и поджидал жертву. Он всем своим существом ощущал: она близко. Наконец зверь показался из лесу. Широкая спина. Мускулистые руки. Сучки трещат под тяжелыми ботинками. Курчавые волосы. Тулуп. Он тщательно прицелился и спустил курок. Пуля попала точно в цель. Тишина. И снова ожидание.

Прошло несколько часов. Потом послышались отчаянные крики. Отца нашли на тропинке с простреленной головой. Раненому медведю удалось скрыться. Несколькими днями позже тушу мертвого зверя нашли в овраге в нескольких километрах от места охоты. Фредерику досталась его шкура.

– Ты же знаешь: так и не удалось выяснить, кто сделал тот выстрел, – ответил он Миранде. – Я был вне подозрений. Моя позиция располагалась очень далеко от той тропинки…

– Ну хорошо, допустим, стрелял не ты. Но горевал ли ты по отцу?

Миранда улыбалась, и в эту минуту Фредерик ненавидел ее. Хорошо, что, ей надо готовиться к выступлению, и она скоро оставит его в покое. Сегодня в «Фата-моргану» должна прийти Мари, и ему не хотелось знакомить ее с Мирандой. Не самый подходящий момент. К тому же Миранда всегда стремится быть в центре внимания, и в ее присутствии он не сможет сосредоточиться на делах, а именно о них хотела поговорить Мари.

По телефону она взволнованно сообщила, что «Гребень Клеопатры» получил новый заказ. Она бормотала что-то насчет старика и его жены, лежащей в больнице, что-то об исполнении обещания, но так волновалась, что Фредерик ничего не понял. Поэтому попросил ее прийти сюда. В «Фата-моргану» в Старом городе, в его секретное убежище. Мари удивилась, но согласилась.

Фредерик поднял глаза и увидел, что к его столику приближается Михаэль. Темный костюм, серая рубашка, начищенные до блеска ботинки. Седые волосы зачесаны назад, открывая лоб, на лице – старческие морщины. Высокие скулы и острый нос, как у ястреба. Ему, наверное, не меньше шестидесяти пяти, и все же он остается весьма привлекательным пожилым мужчиной, который легкой походкой идет между столиками, пожимая посетителям руки.

Михаэль подошел к Фредерику, уселся за его столик и откинулся на спинку кроваво-красного кресла.

– Как дела, Фредерик? – спросил он с легким немецким акцентом. Интересно, сколько лет он живет в Швеции? Видно, что он привык к здешнему образу жизни, но все равно остался расчетливым немцем. Фредерик никогда не осмелится спросить, как давно Михаэль переехал сюда. Их отношения были приятельскими, не больше, такими пусть и остаются.

– Хорошо, – ответил он коротко. Михаэль знал, что Фредерик недавно основал со старыми друзьями свое дело, но не расспрашивал подробности.

– Хорошо? Ну и замечательно, – улыбнулся Михаэль, кладя ногу на ногу. Фредерик оценил его дорогие носки, которые, вероятно, доставали до колен. Михаэль – эстет, он никогда не наденет короткие носки, открывающие волосатые икры, – для него это совершенно недопустимо.

– У моего клуба дела тоже идут неплохо. Все больше завсегдатаев. Сам понимаешь, постоянная клиентура с полным кошельком в нашем деле очень важна. Это залог стабильной прибыли.

Фредерик решился нарушить табу:

– А сколько у тебя подобных заведений? Наверное, целая империя развлечений?

– Империя? – рассмеялся Михаэль, и звук «р» в слове «империя» прозвучал по-немецки раскатисто и звонко. – В Швеции налоговые декларации не подлежат обнародованию. Это не значит, что нам есть что скрывать, нет, просто твои дела – это твои дела, и никто в них не вмешивается. – Михаэль сложил руки в шутливом жесте, как будто просил прощения. – Впрочем, тебе я могу открыть тайну. Моя так называемая «империя» состоит из пяти клубов в Гамбурге, трех в Берлине и еще нескольких в других городах Германии, в частности, в Кёльне и Франкфурте. Всего их десять. Часть клубов – элитарные. И везде есть постоянные клиенты. Я даю им то, чего они хотят, разумеется, в рамках закона. Репутация для меня важнее денег.

– Но живешь ты в Швеции.

– Да, это так.

Михаэль обернулся, чтобы убедиться, что весь персонал на своих местах и занят делом. На сцене рабочие устанавливали декорации к вечернему шоу.

– Тебе тут больше нравится?

Наверное, не стоило спрашивать. Михаэль редко говорил о своей личной жизни. Фредерику было известно только то, что у него есть дочь, которая замужем за шведом, и это – одна из причин, почему Михаэль с женой переехали в Стокгольм. Через пару лет его жена умерла от воспаления легких.

– Поначалу нравилось. Пока не случилось несчастье.

– Какое несчастье? – не удержался от вопроса Фредерик. Михаэль поднял взгляд к потолку.

– Я не люблю об этом говорить, – произнес он, наконец. – Сотрудники клуба ничего не знают. Артисты тоже. Но тебе расскажу. Потому что твоя фирма обещает решить все проблемы. «Гребень Клеопатры». Гениальная идея. Лучшая из всех, что мне известны.

– «Гребень Клеопатры»? Но откуда ты знаешь?.. – Фредерик понял, что это Миранда. За его спиной она рассказала Михаэлю про «Гребень Клеопатры». Интересно, что именно?

– «Гребень Клеопатры» – самое гениальное изобретение современности. И по-видимому, дела у вас идут отлично.

Фредерик прокашлялся. Уголком глаза он видел, как подняли занавес и на сцене появилась артистка в длинном платье и перчатках. Послышались первые звуки песни.

– У людей много проблем. Помочь ближнему своему – благое дело, даже если для этого иногда приходится избавляться от негодяев. Вы ведь помогли той старой женщине – как ее звали, Эльса?.. Думаю, вы поступили правильно. Только представь, ведь если бы когда-то отважным заговорщикам удалось убить Гитлера, сколько жизней можно было бы спасти. Вот так и надо смотреть на вещи, Фредерик. Мои родные со мной бы согласились.

Фредерик в панике вспомнил, что вот-вот придет Мари.

– Я состоятельный человек, – произнес Михаэль. – Я много лет усердно работал и скопил солидную сумму. Но после того, что произошло, деньги потеряли для меня всякое значение. Они мне не нужны. Я хочу только одного – чтобы справедливость восторжествовала. И готов за это заплатить.

Как Эльса, подумал Фредерик. Для нее деньги тоже не имели значения.

– Чего ты хочешь? – прямо спросил он. Михаэль склонился над столиком и придвинул к Фредерику голову. Он хотел что-то сказать, но его отвлекли. Фредерик проследил за его взглядом и увидел Мари. Она выглядела так, словно бежала сюда бегом. Тушь размазалась, глаза покраснели и опухли от слез.

Михаэль встал и, протянув ей руку, представился владельцем клуба, добавив, что приветствует ее в мире иллюзий. Мари назвала свое имя и сказала, что они с Фредериком коллеги. Михаэль кивнул и пододвинул ей свободное кресло. Мари села. Михаэль остался стоять.

– Мы как раз обсуждали вашу фирму, – сказал он. – «Гребень Клеопатры». Отличное название. Царица Клеопатра, возлюбленная Юлия Цезаря и Марка Антония, проиграла войну и покончила с собой. Если я правильно помню, она дала укусить себя ядовитой змее. – Он поклонился Мари. – Оставляю вас. Вижу, вам надо поговорить наедине. Надеюсь, вам, Мари, понравится в нашем клубе. Заказывайте, что пожелаете. Я угощаю. Было приятно с вами познакомиться. Sehr nett.[9]9
  Очень приятно (нем.).


[Закрыть]

И он отошел от столика. Мари удивленно поглядела ему вслед, потом на сцену, где женщина в длинном платье, нарочито картавя, исполняла французский шансон.

– Ты никогда не говорил нам, Фредерик, что бываешь здесь. И часто это случается?

Фредерик смотрел на ее вьющиеся волосы и глаза цвета лаванды. В лесу не растет лаванда.

– Почему у нас с тобой ничего не вышло, Мари? – проигнорировав ее вопрос, спросил он. – Почему ты выбрала этого Дэвида из Ирландии? Ведь он так плохо обращался с тобой. Я не знаю всех деталей, ты мало что рассказывала, но…

– Фредерик! – Мари взяла его за руку. – Фредерик, я люблю тебя. Ты очень много для меня значишь. И можешь поверить, я тысячу раз раскаивалась, что… но я не осмеливалась… а потом, после Дэвида, был неподходящий момент.

Фредерик почувствовал во рту привкус крови.

– Не осмеливалась? Почему ты не осмеливалась на это со мной, но осмелилась с Дэвидом и чуть не осмелилась с Карлстеном, который сидел рядом с тобой на похоронах?! Ты же видела его первый раз в жизни! Причем на похоронах его отца, к смерти которого мы все трое причастны! Вот это действительно неподходящий момент. А для тебя он оказался очень даже подходящим, чтобы снова влюбиться!

– Ни в кого я не влюбилась. Просто сидела и болтала с симпатичным человеком. Вот и все. Это не имеет к тебе никакого отношения. И вообще, по какому праву ты так со мной разговариваешь? Откуда я могла знать, что интересую тебя, если ты меняешь подружек как перчатки? Даже скажи я «да», что бы это изменило? Возможно, я интересна тебе только потому, что между нами никогда ничего не было. Ты просто хочешь новизны в отношениях.

Фредерику стало стыдно. Унизительно спрашивать женщину, почему она выбрала не тебя.

– Неважно, – сказал он. – Мы здесь не для того, чтобы говорить об этом.

– А знаешь, о чем я думала по дороге сюда? О том, что ты – один из самых красивых мужчин, которые мне когда-либо встречались. И что чувства, которые я к тебе испытываю, – самые теплые и красивые, которые только бывают на свете. Это любовь, основанная на доверии и нежности. Вот только нужна ли она тебе?

Фредерик посмотрел на нее.

– Ты желаешь мне добра, Мари, я знаю. Прости меня. Глупо спрашивать, почему тебя не любят. Зачем унижаться? Расскажи мне лучше про новый заказ. По телефону я ничего не понял.

Мари смотрела на сцену. Женщину в длинном платье сменила пара, которая дуэтом исполняла песню на немецком. «Freundin». «Подруга». Мари вздрогнула. Нет, сейчас не время влюбляться.

– Когда похороны закончились, Анна попросила меня прийти в кафе. Если бы ты не ушел, она позвала бы и тебя. А где ты был, кстати?

– Я ушел. Не мог больше это выносить.

Мари сглотнула. Она заметно нервничала.

– Если ты видел, что я сидела рядом с сыном Эльсы, кстати, его зовут Лукас, наверное, заметил и то, что соседом Анны оказался пожилой мужчина, друг Эльсы. Его зовут Мартин Данелиус. Анна, разумеется, ему очень понравилась. Как всегда. Что в ней есть такого, чего нет в нас? – Она невольно улыбнулась, и Фредерик ответил ей улыбкой. – Этот Мартин тут же поведал Анне всю историю своей жизни. Может, потому, что его жену тоже звали Анной. То есть зовут. Они познакомились еще в школе и были счастливы вместе, хотя у них и не было детей. Но потом все изменилось. У его жены болезнь Альцгеймера, и теперь, после удара, она лежит в коме.

Мари замолчала и взглянула на сцену. «Meine beste Freundin, meine beste Freundin…» – раздавалось оттуда. «Моя лучшая подруга». Фредерик пытался понять, о чем она думает.

– Это песня о лесбийской любви, – сказал он. – Когда дружба между женщинами перерастает в нечто большее. Написана между двумя мировыми войнами. Тогда люди были куда терпимее, чем сейчас, и открыто говорили о том, о чем сейчас предпочитают шептаться. Знаешь, сколько в Германии тех лет было талантливых композиторов и авторов текстов, которые создавали произведения, воспевавшие демократию и свободную любовь? Потом к власти пришел Гитлер, и все закончилось. Но прости, я отвлекся. Ты говорила про жену Мартина. Сколько ей лет?

– Около восьмидесяти. Она больна уже давно. И прежде чем потерять рассудок, взяла с Мартина обещание. Она прекрасно понимала, что ее ждет, и боялась оказаться прикованной к постели. И заставила мужа пообещать, что, когда придет время, он поможет ей… перебраться на другую сторону. Красивая история. Только вот одно «но»… Эльса знала о его проблеме и порекомендовала ему обратиться в «Гребень Клеопатры». Что он и сделал. И обещал хорошо заплатить. Ты понимаешь, о чем я?

Фредерик молчал. Ему на ум пришла нелепая и смешная мысль: все люди вокруг гораздо богаче, чем кажется на первый взгляд. Например, Михаэль. Фредерик почувствовал тошноту и опустил голову на руки. «Гребень Клеопатры» получил новый заказ. Как и хотела Миранда. «Теперь ты довольна?» – мысленно спросил ее он. В голове у него прозвучало: «Да, довольна».

– Тебе нехорошо? – откуда-то издалека донесся до него голос Мари, и Фредерик заставил себя снова посмотреть на нее. Сейчас, с покрасневшими от слез глазами, она напоминала ему кролика. – Я тебя понимаю. Мы с Анной тоже в шоке. Трудно осознать, как мы оказались в такой ситуации и как из нее теперь выбираться. Но у меня было пару часов, чтобы придумать, что нам делать.

– И что же?

– Я хочу исчезнуть. Я предложила Анне вернуть деньги Эльсе и уехать из города. Но она сказала, что уже слишком поздно. Она зарезервировала для отца комнату в доме престарелых и не может это отменить. Я ее понимаю. Хотя сама готова была отказаться от своих планов вернуться в Ирландию. Или уехать туда без этих кровавых денег. Короче говоря, мы должны сообщить этому старику, что не можем ему помочь.

– Разумеется, – прошептал Фредерик.

– Фредерик, с тобой все в порядке?

Чувство утраты. Как тогда… Он уже начал верить, что все обошлось, когда отец вошел к нему в комнату и нашел ружье. Чувство полной и безвозвратной утраты. Когда отец с ружьем в руке быстрыми шагами вышел во двор, он бежал следом и умолял сжалиться над ним и его кроликами. А как описать чувство, которое он испытал, когда отец распахнул дверь клетки и стал хватить кроликов одного за другим за загривок и швырять на траву. «Даю вам последний шанс. Покажите, как вы умеете прыгать, жалкие твари. Докажите, что в вас осталось хоть что-то от диких животных». Неуверенные, но радостные движения кроликов на траве. В первый и последний раз они оказались на свободе. Они запрыгали к лесу и исчезли между деревьями. Отец расхохотался. «Вот теперь начнется настоящая охота. Пойдем, пацан, я тебя кое-чему научу».

– Я в таком же шоке, как и вы с Анной. Не знаю, что сказать. Разумеется, мы должны отказаться, а потом затаиться на какое-то время. Это не так сложно. Мне приходилось скрываться и раньше, а потом я всегда возвращался обратно. – Фредерик с трудом подавил тошноту. – Я не хочу даже думать о том, как на самом деле умер муж Эльсы, – прошептал он. – Он мертв, и я предпочитаю верить, что он умер естественной смертью. И никогда больше не вспоминать об этом. Но мы не должны больше браться за подобные дела. Надеюсь, Мартин не станет убивать жену сам, если мы откажемся. Судя по твоим словам, он твердо намерен исполнить клятву, и его можно понять. Он оказался в чрезвычайно сложной ситуации. Я понимал и Эльсу, когда она рассказывала об издевательствах, которым подвергал ее муж.