Текст книги "Гребень Клеопатры"

Автор книги: Мария Эрнестам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Мария Эрнестам
Гребень Клеопатры

Анне

Первая ведьма

Когда средь молний, в дождь и гром,

Мы вновь увидимся втроем?

Вторая ведьма

Когда один из воевод

Другого в битве разобьет.

Третья ведьма

Заря решит ее исход.

Первая ведьма

Где нам сойтись?

Вторая ведьма

На пустыре.

Третья ведьма

Макбет там будет к той поре.

Первая ведьма

Мурлычет кот, зовет. Иду!

Третья ведьма

Зов жабы слышу я в пруду.

Все вместе

Зло есть добро, добро есть зло.

Летим, вскочив на помело!

Исчезают.[1]1
  У. Шекспир. Макбет. Акт 1. Сцена 1. – Перевод Б. Пастернака.


[Закрыть]

Глава первая

Мысль о создании «Гребня Клеопатры» пришла ей в голову, когда шеф сообщил, что больше не нуждается в ее услугах. Именно так он и выразился: «Больше не нуждаюсь в ваших услугах». Стоило начальнику произнести эти слова, как Мари поняла, что это единственное, что ей запомнится из их разговора. Человек, на которого она работала три года, больше в ней не нуждается, он готов выбросить ее, как старую ненужную тряпку.

«Странно, – подумала Мари. – Ты пользуешься тряпкой изо дня в день, месяц за месяцем. Моешь ее, выжимаешь, вытираешь ею стол, кладешь рядом с раковиной, а потом в один прекрасный день замечаешь, что она плохо пахнет, и выкидываешь в помойку. То, что неприятный запах – результат долгой и верной службы, не имеет для тебя никакого значения. Со мной он поступает точно так же».

Мысли о тряпке отвлекли Мари, и она не сразу поняла, что имеет в виду ее шеф. Точнее, Шеф – с большой буквы. Она всегда думала о нем только как о Шефе с большой буквы и так к нему и обращалась, хотя всю работу на фирме выполняла в одиночку. Юхан занимался другими делами: например, гордо демонстрировал клиентам и инвесторам результаты так называемой совместной работы.

И все же Мари нравилось быть его ассистенткой в аудиторской конторе, которую они основали несколько лет назад, когда им угрожало увольнение из той компании, где они работали. Основать свое дело оказалось не так легко. Они назначили себе мизерную зарплату и вкалывали день и ночь, чтобы найти клиентов. А когда дела наконец пошли хорошо, устроили праздник с шампанским.

Мари любила свою работу, но чувствовала, что ей чего-то не хватает. Сидя в офисе, она мечтала поскорее попасть домой, чтобы Дэвид встретил ее на пороге, сжал в объятиях и со словами «забудь про работу» отнес в спальню, а потом среди ночи приготовил омлет с беконом и спросил, что она предпочитает – поздний ужин или ранний завтрак. Ей хотелось, чтобы он был с ней нежен, как раньше, готовил мидии с шафраном и кориандром и свой фирменный пирог.

Юхан тем временем завел старую песню о том, что слияние перспективно для будущего предприятия. Мари не понимала, зачем он это говорит. Она сама принимала участие в переговорах с фирмой, с которой им предстояло объединиться. Это ее проект, и Юхан об этом прекрасно знал. Но теперь ей было наплевать. После перемены, которая произошла с Дэвидом, ей было все равно, станет ли она начальницей или останется ассистенткой. Она выполняла свою работу и получала за это зарплату. Больше ее ничего не интересовало.

Юхан, похоже, заканчивал свою речь. Он перегнулся через стол и попытался взять Мари за руку. Она увидела, как его руки приближаются, будто две отвратительные скользкие змеи, и поняла, что не вынесет их прикосновения. Рядом на столе лежали ножницы, и в мозгу у нее пронеслась чудовищная мысль: хорошо бы отрезать Юхану руки, как отрезают головы ядовитым змеям. Никогда еще Мари так остро не реагировала на своего шефа. Мысль о физической близости с ним всегда казалась ей невозможной, и их телесный контакт ограничивался дружеским объятием на Рождество, хотя они были примерно одного возраста: ей сорок два, Юхан немногим старше. Вероятно, ее внешность не располагала к сексуальным домогательствам. Слишком светлая кожа, слишком полная фигура, и вся она слишком естественная, слишком обычная, слишком добрая, слишком… никакая. Как-то раз на вечеринке Юхан напился и спросил, почему у нее все время сползает бретелька лифчика. Она отнеслась к этому как к пьяному бреду.

– Вот так обстоят дела, – подытожил Юхан, возвращая ее к реальности. – Партнеры хотят, чтобы я стал исполнительным директором. Я такого не ожидал, но они настаивают. Тебя они оставлять не хотят. Я пытался их переубедить, но безуспешно. Мне очень жаль. Но я думаю, ты без проблем найдешь новую работу. Я дам тебе отличные рекомендации. А может, ты захочешь открыть свое дело или поработать фрилансером. Или отправиться в путешествие, отдохнуть от работы …

– Как это мило с твоей стороны – заботиться о моем будущем.

Лучше бы она промолчала. Могла бы предвидеть его реакцию. От сочувствия не осталось и следа.

– Что ты имеешь в виду, Мари? – огрызнулся босс.

Раньше такая агрессия напугала бы ее и расстроила, но не сегодня. Подняв глаза и прочитав злобу на лице начальника, Мари решилась. Она вскочила, окинула его взглядом: торчащие из ноздрей волоски, рубашка с засаленным воротником, залысины в когда-то густых волосах, змеи вместо рук. Она ухватилась за край стола руками, пытаясь сохранить спокойствие. Это не помогло.

– Подлый лицемер!

Изумление на его лице. Почему ей не пришло в голову сказать это раньше?

– Ты только посмотри на себя! Как ты разжирел! Как ты отвратителен! Как самодоволен! Думаешь, ты что-то собой представляешь! Говоришь, что тебя против воли назначили директором! Делаешь вид, что тебе жаль, когда на самом деле ты безмерно счастлив и доволен собой! Ты действительно считаешь, что заслужил эту должность? Вообразил, что у тебя есть право так со мной поступать? Да это меня ты должен благодарить за все! Это подло, Юхан. Из-за таких, как ты, мы оказались в полном дерьме. Ты и подобные тебе – самодовольные, тупые, эгоистичные ничтожества, которым плевать на все и вся. Особенно на женщин. Вы их только используете в своих целях. И после всего этого ты еще имеешь наглость изображать сочувствие? «Путешествовать… отдохнуть…» Как ты жалок, Юхан, как омерзителен…

– Мари, милая, прекрати. Мы могли бы расстаться как цивилизованные люди. После всех этих… – Юхан тоже встал. Лицо у него раскраснелось, и только сейчас Мари заметила пятно от кофе на брюках. «Его будет трудно отстирать, – мысленно позлорадствовала она. – Чудесно».

– После всех этих лет? – перебила его она. – Конечно. Мы несколько лет работали вместе. И все эти годы я спасала твою задницу в самых сложных ситуациях. Писала за тебя проекты, делала расчеты… занималась твоими делами и покупала тебе эти чертовы билеты на футбол…

– Но, Мари, милая, пожалуйста…

– Что «пожалуйста»? Ты уже два раза повторил «милая». Да, я милая, и что с того? Всем в офисе это известно. Я всегда была слишком мила с тобой. «Мари… можешь сделать это? Мари, знаешь… дети, жена, дом, врач, прием, конференция…» И милая Мари делает и организует, помогает и проверяет. Как здорово, что есть Мари, готовая решить любую проблему… Тебе так не кажется?

Юхан открыл и снова закрыл рот с таким глупым видом, что она расхохоталась бы, если бы не бурлящая в ней злость.

– У тебя какие-то проблемы, Мари?

– Проблемы? У меня проблемы? Нет у меня проблем! Меня только что вышвырнули из компании, которую я создала своими руками. Я – а не ты! Ты не справишься один, Юхан. Если только не найдешь такую же «милую» ассистентку, как я. Но шансов у тебя мало. И я с удовольствием посмеюсь, когда увижу, как тебя вышвырнут отсюда. От души посмеюсь!

Юхан тяжело дышал.

– Ты с ума сошла! – выплюнул он, брызнув слюной Мари в лицо.

Она брезгливо вытерла щеку и почувствовала, что окончательно теряет над собой контроль. Она смотрела на Юхана, словно читая его мысли: «У Мари истерика. Надо что-то придумать. С ней надо быть поосторожней. Она может нажаловаться новым партнерам, наврать что-нибудь».

– Я дам тебе рекомендацию, несмотря на то, что ты считаешь, что я разжирел и использую умных женщин в своих целях… Кто тебе сказал, что ты умнее меня? Ведь это я сижу в кресле начальника, а не ты, такая умная.

– Интересно, как ты заорешь, когда я воткну эти ножницы тебе в руку!

Мари сама не заметила, как произнесла это, только услышала эхо собственных слов в ушах. А ее левая рука уже послушно схватила ножницы, подняла их и направила острием прямо в волосатую руку Юхана на столе. Левую или правую? Правую! Это она левша, не он.

Только когда Юхан заорал, она осознала, что сделала. Окровавленные ножницы, лежавшие теперь на столе, оставили глубокую рану в его правой руке. Босс переводил взгляд с раны на ножницы и на Мари и вопил:

– Ты что?! Ты… Ты с ума сошла, Мари! Совсем спятила! Ты меня ранила! Ты…

Он побледнел и упал на стул. Ну да, она забыла: его же мутит от вида крови, он даже не смог присутствовать при родах жены, как та его ни умоляла. Юхана можно пожалеть. Многие так и делали. Мари услышала шаги – в кабинет вот-вот кто-то войдет, пора уходить. Свои вещи она заберет потом. Если захочет. Пиджак все равно старый, туфли тоже порядком поизносились. Она купила их, когда сломался каблук, – первую попавшуюся пару. Дэвид ужаснулся бы, если бы их увидел, но разве это имело теперь значение?

Юхан побледнел, глаза у него закатились. Мари наклонилась и посмотрела на лицо, которое когда-то находила красивым.

– У тебя желтые зубы, Юхан. Если собираешься стать директором, пей поменьше кофе или разорись на отбеливание. Да и подтяжка тебе не помешает.

Не дожидаясь ответа, она повернулась и вышла из кабинета. На улице сделала глубокий вдох и огляделась по сторонам. Светило солнце. Мари достала мобильный и набрала номер Анны.

Глава вторая

Уже давно пора было закрываться, но Мари и Анна сидели в кафе и горячо обсуждали случившееся, ежеминутно поминая Юхана. Когда Мари позвонила Анне и призналась, что воткнула ножницы в руку шефа, та ответила, что это стоит отметить бокалом сухого вина. Пора наконец покончить с Юханом, этим паразитом на теле эволюции. Мари знала, что Анна именно так отреагирует на случившееся, поэтому ей и позвонила. Выйдя из офиса, она долго жадными глотками вдыхала воздух, чтобы успокоиться. А Анна всегда знала, что делать в критических ситуациях.

Мари считала их дружбу опровержением всех математических аксиом, потому что в этом случае параллельные прямые все же пересекались. Да и с точки зрения физики тоже: ведь Анна была плюсом, а Мари минусом, настолько они разные.

Девушки познакомились еще в юности, когда подрабатывали в летнем кафе. Они сразу решили держаться вместе, потому что их хозяин был настоящим деспотом. Анна даже написала на стене в туалете: «Гитлер жив. Он держит кафе в Стокгольме». Мари сравнение не понравилось, но она понимала, что Анна озвучила то, что думали все, только помалкивали. Такой уж была Анна – честной, прямой и презирающей условности.

А еще она была воплощением женственности. Летом ходила босиком или в простых сандалиях и такой легкой походкой, что казалось, у нее под ногами словно распускаются цветы. Ее вьющиеся темные волосы блестели на солнце. Ни один мужчина не мог устоять перед красотой Анны, их тянуло к ней как магнитом, и ее можно было назвать пожирательницей мужчин, что Мари и восхищало, и отталкивало одновременно. Она тысячу раз слышала, как Анна по телефону объясняет очередному поклоннику: их любовное свидание на прошлой неделе – вовсе не повод встретиться снова.

Анна много работала за границей, в барах и ресторанах. У нее даже был свой магазинчик в Берлине. Она подрабатывала моделью и кондитером во Франции, жила на барже в Амстердаме с австралийцем, с которым познакомилась на ферме в Израиле. От него Анна родила дочь Фандиту, или Фанни, как та себя называла, которая теперь жила в Стокгольме, изучала экономику, носила тщательно выглаженные костюмы и рано ложилась спать. Анна часто жаловалась Мари, что сама не понимает, как у нее получилось воспитать такую зануду.

Именно необходимость заняться дочерью, которая могла «погрязнуть в нормальности», заставила Анну бросить австралийца, вернуться в Стокгольм и открыть кафе под названием «Фристаден», то есть «Город свободы» – уютное заведение на Сёдере. Анна обставила его на свой вкус. Посетители могли отведать супы и пироги ее собственного изготовления по самым гуманным в столице ценам. Само собой, скоро у Анны появились постоянные клиенты, которые часами сидели за столиками, наслаждаясь любимыми блюдами и иногда запивая их кое-чем покрепче кофе за счет заведения. Готовила Анна просто фантастически: несмотря на то, что она бросала в кастрюлю все подряд, отмеряя пропорции на глазок, получалось отменно вкусно. Правда, по слухам, однажды кто-то из посетителей выловил из тарелки с супом черные кружевные трусики-стринги, но Анна утверждала, что этот «кто-то» просто выдает желаемое за действительное.

В этот темный и промозглый октябрьский вечер она ждала подругу при свечах. Мари сразу поняла, что Анна уже приложилась к бутылке. «Когда-нибудь это ее убьет», – подумала Мари. Ей уже не раз приходилось отводить пьяную в стельку подругу домой и укладывать спать. Но если двадцать лет назад Анна после бурной ночи просыпалась свеженькой как огурчик, те времена давно прошли. Конечно, она все еще очень привлекательна, но глаза уже не так блестят, как раньше, да и усталость дает о себе знать. Однако это не мешало Анне по-прежнему вести разгульную жизнь.

«Лучше я перестану смотреться в зеркало, чем брошу веселиться, – сказала она как-то раз. – Я чувствую себя молодой как никогда».

В какой-то мере Анна была права. Полупрозрачная блузка с глубоким вырезом притягивала внимание к полной груди. В ложбинке – кулон с черно-белыми символами инь и ян. Она выпрямилась, и Мари словно увидела себя ее глазами: светловолосая, чуть располневшая, всегда в костюмах мрачных тонов и практичных туфлях на низком каблуке. Мари могла бы выглядеть и получше, но зачем? Ее светлые волосы и глаза очень необычного, почти лилового цвета и так завораживали мужчин, а кожа была чистой и гладкой, как у младенца. Мари не пыталась бороться с появляющимися морщинками и лишним весом: она считала, что внешность не должна противоречить внутреннему состоянию: старое дерево, сколько его ни покрывай побелкой, все равно потрескается.

Анна подняла бокал, приветствуя подругу:

– Я так давно ждала, что ты наконец совершишь поступок. Ножницы – это великолепно. Ты годами работала на этого придурка, да еще и личную жизнь ему помогала устраивать, в то время как твоя собственная катилась под откос. Как я понимаю, ты с ним так и не переспала. Впрочем, это наверняка было бы ужасно.

– Анна!

– Так оно и есть. Зато теперь перед тобой открылись новые возможности! Юхан, конечно, идиот, но в данном случае он прав: ты можешь начать свое дело. Это не так сложно, как кажется. Большинство фирм предлагают услуги и продукты, вовсе не нужные обычным людям, которые работают, принимают душ, занимаются сексом, спят, обустраивают дом, немножко смеются и много плачут и в конце концов умирают. Остается лишь придумать, как помочь им решить повседневные проблемы. Вот этим и займись! А пока можешь поработать у меня. Кафе мне уже надоело. Я бы занялась дизайном. К тому же за это лучше платят.

Мари чувствовала, что пьянеет. Она понимала: ее поступок совершенно нелогичен. Схватила ножницы и вонзила Юхану в руку. Но ощущение, которое она в тот момент испытала… она словно обрела власть над всем миром и самой собой.

– Мне кажется, я была способна его убить, – призналась она.

В кафе вошел Фредерик.

– Вы обо мне? – спросил он. – Я могу выйти и снова войти. Или убить того, о ком идет речь. У меня для этого подходящее настроение. В метро хотел дать билет контролеру – проштамповать, и знаете, что сказал мне этот урод? Что я должен развернуть билет, чтобы он мог поставить штамп! А у меня руки заняты. Я говорю, что буду безмерно ему признателен, если он соблаговолит сделать это сам. А он заявляет: «Это не моя работа – разворачивать билеты, моя работа – их штамповать!» А вы говорите – убийство…

Мари смотрела на Фредерика с восхищением. Узкие бедра, черная кожаная куртка, темные волосы аккуратно причесаны, глаза цвета янтаря и чувственные губы. Он чертовски привлекателен. Она уже в который раз подумала, что совершила ошибку, когда не ответила на его поцелуй.

Они познакомились так давно, что ей даже не хотелось об этом вспоминать. Мари и Анна поехали в отпуск в Италию, где обошли все музеи, осмотрели все памятники и перезнакомились (речь идет, разумеется, об Анне) со всеми итальянцами. Когда Анну в очередной раз пригласили выпить в бар, Мари так расстроилась, что готова была разрыдаться от отчаяния и зависти. Она извинилась и вышла из ресторана, чтобы не выдать свое состояние. А потом одна блуждала по темным улочкам, пока не зашла в какое-то кафе. Она заказала кофе и кусок торта с кремом, прекрасно зная, что это отразится на ее бедрах и тем самым уменьшит и без того мизерные шансы на знакомство с мужчиной. Смотрела на официанта и думала: скажи он ей что-нибудь, хотя бы «Ciao bella»[2]2
  Привет, красавица! (итал.)


[Закрыть] – и она пойдет за ним на край света.

Мужчина за соседним столиком словно прочитал ее мысли. Он поинтересовался, не шведка ли она, и, получив утвердительный ответ, тут же подсел к ней. Они проболтали несколько часов, пока Мари не вспомнила про Анну и не предложила Фредерику вместе пойти в маленький отель, где остановились подруги.

Анне он тоже понравился, и они сидели до утра уже втроем, попивая вино, болтая, смеясь и плача. Так и подружились.

С тех пор трое друзей больше не расставались. Как-то вечером, когда Анна веселилась в ночном клубе, Фредерик сделал осторожную попытку поцеловать Мари. Она гордо отвернулась, подумав, что Анна ему отказала и он ищет утешения в ее объятиях. Потом она в этом горько раскаивалась, но утешала себя тем, что не стоит портить все случайным сексом. Фредерик больше никогда не пытался ее поцеловать, и их дружба оказалась на удивление прочной.

Вот и теперь они сидели втроем в кафе, наблюдая за игрой теней на стенах. Когда Анна выкрасила их в зеленый цвет, Фредерик счел, что это слишком смелое решение, но Анна в очередной раз доказала, что у нее отличный вкус. На этот раз Фредерик выбрал старое кресло, которое досталось Анне от бабушки, а Мари – кресло-качалку, тоже антиквариат. Она смотрела на Фредерика и Анну и радовалась, что им удалось остаться друзьями, несмотря на полную приключений молодость. Сначала Анна много путешествовала, и им приходилось довольствоваться короткими встречами и телефонными разговорами, потом Мари провела несколько лет в Ирландии. Фредерик в основном жил в Стокгольме, но как только у него появлялись деньги, отправлялся в многомесячные странствия. Всегда один. И вот им всем уже за сорок, и все трое – одиноки, даже Анна, несмотря на то, что у нее много любовников.

Мари пришлось еще раз рассказать о том, что произошло в офисе. Фредерик заметил, что если долго подавлять свои эмоции, это всегда заканчивается приступом беспричинной агрессии.

– Видимо, ты давно мечтала проткнуть босса ножницами. Или хотя бы наорать на него. Подсознательно. Но терпела и молчала. Так оно всегда и бывает. Ты молчишь и терпишь, пока какая-нибудь ерунда не станет последней каплей, и – взрыв.

– Ты считаешь увольнение ерундой?

– Нет, конечно нет. Это просто ужасно, Мари. Но я всегда чувствовал: эта работа не для тебя. Теперь ты свободна. Это надо отпраздновать. У нас есть шампанское? Я хочу выпить за начало твоей новой жизни!

– Хорошо же начинается эта новая жизнь! Я чуть не зарезала человека ножницами! А если он заявит в полицию?

– Не думаю. Что он им скажет? «Моя ассистентка напала на меня с ножницами!» Хотя ему, наверное, было чертовски больно. А даже если ты и хотела убить его, что с того. Всем порой приходят в голову подобные мысли. Взять хотя бы меня и сегодняшнего контролера. Это в природе человека, как инстинкт выживания.

Анна поставила на стол большую кастрюлю и стала разливать суп. Мари обеими руками взяла тарелку и вдохнула восхитительный аромат баранины, томатов и фасоли. Она старалась есть аккуратно, но несколько капель упало на брюки, напомнив ей о пятне на брюках Юхана. Она вздрогнула и подумала о Дэвиде и его стремлении выжить с помощью искусства. Что-то совершенно особенное. Недоступное черни.

– Не знаю, при чем тут выживание. Но насчет агрессии ты прав. Иногда меня пугает собственная ярость.

Фредерик похлопал ее по плечу.

– Если тебе от этого станет легче, знай: статистика утверждает, что девяносто процентов убийств совершают мужчины. Во всем мире. Не смотри на меня так. Я не горжусь тем, что я мужчина. Но назови мне хоть одну страну, где женщины создали бы армию, развязали войну, убили всех женщин в стане противника и взяли в плен мужчин репродуктивного возраста. А мужчины поступали так во все времена.

Анна допила остатки супа прямо из тарелки и вытерла рот рукой. Мари подумала, что в свете свечей подруга кажется такой же молодой, как тогда, когда они сидели в той гостинице в Италии. Словно прежняя Анна жила внутри нее, как живут одна в другой русские матрешки.

– Какая интересная мысль! Только представь: мы с Анной начнем убивать всех женщин подряд и притаскивать домой за волосы самых красивых мужчин. Странно, почему такая идея до сих пор не приходила нам в голову? Впрочем, не все потеряно. Эволюция – процесс циклический, у нее нет начала и нет конца.

Фредерик откинул голову и расхохотался. Мужчина, согласно статистике, потенциально способен на убийство. Может ли он в приступе слепой ярости убить человека? Такое трудно представить. К тому же, насколько Мари знала, у Фредерика вообще нет врагов. Несмотря на внешность Джеймса Бонда и характер ковбоя Мальборо, он самый мягкий и безобидный человек из всех, кого она знала.

Фредерик редко рассказывал о старых друзьях и еще реже – о своих отношениях с женщинами. А его семья… отец давно умер, мать жила одна где-то на севере. Вот и все, что знали о нем подруги. Больше он не рассказывал, а они не спрашивали.

«Фредерик, – думала Мари, – я почти ничего о тебе не знаю, хотя мы дружим уже столько лет и говорим обо всем на свете. Я знаю, почему осталась одна. Но почему ты так и не женился ни на одной из многочисленных женщин, что бывали в твоей жизни? Они приходили и уходили: Лиза, Ильва, Карин, Аннет… Исчезали, оставляя после себя только слабое эхо имен… Я так одинока. У меня есть только ты, Анна и Дэвид… хотя уже не тот прежний Дэвид. Но я почти не общаюсь со своей семьей, а бывшие коллеги забудут меня уже через пару месяцев. Это меня пугает. Я боюсь ощущения собственной ничтожности, ненужности забытого всеми человека Дэвид много об этом говорил. Но разве я делаю что-то, чтобы это изменить?»

Ей вспомнились слова Анны о том, что надо помогать людям решать их повседневные проблемы. Идея проста. Нужно ли конкретизировать, какие именно проблемы? Вовсе нет. Можно основать фирму, которая отвечает на вопросы прежде, чем клиент успевает их задать. Агентство, которое реально поможет людям побороть страх. Сколько на свете таких же напуганных людей, как она сама?

– Мне кажется, – начала она, – что поскольку я теперь без работы, да еще и напала на босса с ножницами… может, мне и правда основать свое дело? С вашей помощью.

Поймав обращенные на нее взгляды друзей, Мари поняла, что высказала единственно правильную идею. Странно, что она пришла ей в голову только сейчас.

– Сколько лет мы уже дружим? Сколько лет ты, Анна, ищешь смысл жизни, мотаясь по всему свету? А ты, Фредерик, всегда говорил, что тебе никто, кроме нас, не нужен. Анна считает, что нам следует только выяснить, что людям действительно надо. Почему бы им не прийти к нам и не рассказать о своих проблемах, а мы поможем им найти решение? Втроем мы обладаем массой полезных навыков. Я – опытный экономист, управляла рестораном в Ирландии, у меня большой опыт общения с властями. Ты, Анна, можешь все. Фредерик, если я не ошибаюсь, преподавал разные предметы во всех школах города, а кроме того, изучал юриспруденцию, и вообще – у него золотые руки. Помещение у нас уже есть. Куда приятнее приходить сюда и чувствовать запах свежеиспеченных булочек, чем видеть постную мину Юхана. Нам надо только найти кого-то, кто займется кафе, а мы тем временем превратим комнатку за кухней в нашу штаб-квартиру. У нас все получится, я уверена!

Только начав говорить, Мари поняла, насколько эта идея гениальна. Проста, логична и естественна. И как они раньше до этого не додумались!

– Фредерик, ты все время подрабатываешь то тут, то там, я – безработная и могу делать все, что хочу… Анна, ты только что сказала, что хочешь сменить род деятельности. Думаю, у тебя будет возможность проявить талант дизайнера. И даже знаю, кто мог бы помочь нам с кафе. У меня есть соседка, я всегда ей втайне завидовала, видя, как она счастлива, имея троих здоровых малышей и мужа, который ходит с ней в магазин за покупками. Но недавно мы встретились на улице, и он призналась, что если в ближайшем будущем не выберется из дома и не поговорит с нормальным взрослым человеком, ее можно будет смело отправлять в психушку. «Даже у скамейки в парке жизнь интереснее, чем у меня», – пожаловалась она. А потом извинилась за приступ откровенности и пожелала мне всего хорошего. Думаю, она согласится работать в кафе, пока дети в садике.

Анна и Фредерик не отвечали, обдумывая ее слова. Потом Анна поднялась и исчезла в кухне. Мари хотела уже повторить вопрос, но Фредерик ее опередил:

– Почему бы и нет, – сказал он. – Фирма, которая решит все ваши проблемы. Все гениальное просто. Ты права, у нас троих действительно хватит знаний и опыта на целую бригаду. А главное, нам нравится работать вместе. И не надо торчать в офисе с восьми до пяти!

Анна вернулась из кухни с подносом и поставила стол три бокала с кофе по-ирландски. То, что надо, подумала Мари. Анна знает, чем меня порадовать. Ей вспомнилась песня Дэвида: «I’ve been a wild rover for many a year, and I’ve spent all my money on whiskey and beer».[3]3
  «Я скитался много лет и потратил все деньги на виски и пиво. Я полжизни бездомным бродягою был…» – «The Wild Rover», популярная шотландская народная песня.


[Закрыть] Она взяла бокал, отпила и зажмурилась. Как вкусно. Фредерик тоже был доволен.

– Может, эта фирма станет решением и наших проблем тоже, – сказал он. – Я обеими руками «за». Только, может, обсудим завтра, на трезвую голову? Утро вечера мудренее. Ты как, Анна?

– Согласна. А пока давайте погадаем на кофейной гуще. Конечно, кофе по-ирландски не совсем для этого подходит, а вот виски восьмидесятилетней выдержки – определенно.

Все послушно заглянули в свои бокалы. Мари смотрела, как сливки таят прямо на глазах, и на поверхности вырисовываются точки и линии. Камни, ракушки, пляж… «Почему я вижу пляж? Неужели прошлое никогда не оставит меня в покое?»

Мари открывала входную дверь с надеждой, но уже в прихожей поняла, что надеялась напрасно. Никто не ждет ее дома, чтобы услышать рассказ о новой фирме. Квартира пуста и безлика. Ей так и не удалось сделать съемное жилье своим домом. Не зажигая света, она прошла в ванную, разделась, сложила одежду на край ванны, надела ночную рубашку и легла в постель.

Во сне Мари снова перенеслась туда. Перед глазами возникли трава, каменные стены, пасущиеся лошади… Она видела горы, исчезающие в тумане, ощущала запах моря, слышала шум волн, бьющихся о скалы. Ирландия сама как скала, поднимающаяся из моря. Короткая кромка пляжа, а потом – бездонная глубина, смертельная для новичков.

Дэвид всегда смеялся над ее сравнениями.

Они поехали в Рэнвиль-Пойнт – как всегда, когда Дэвиду хотелось подышать свежим воздухом. По дороге полюбовались квакерской деревушкой Леттерфрэк, проехали Талликросс, где решили, что сегодня, если только не помешает дождь, непременно должны увидеть Кроуг-Патрик – священную гору. В Талли сделали остановку и выпили пива. Мари хотела спросить Дэвида о выставке и о реакции посетителей на скульптуры, но сдержалась. Если захочет, сам расскажет. Оставалось надеяться, что его молчание означает – повод праздновать есть.

Они оставили машину там, где кончалась дорога, и отправились вверх пешком. Красота природы всегда поражала Мари и вызывала у нее странное беспокойство: она чувствовала себя лишней в этой гармонии целого. Зеленые холмы, мирно пасущиеся, монотонно пережевывая траву, овцы, старинные развалины, похожие на поросшие травой скелеты. Озера вокруг Баллинакилл-Бэй привлекали сюда множество туристов, готовых терпеть дожди и туманы ради этой красоты. Им хотелось увидеть своими глазами, как прошлое и настоящее сосуществуют в одном мгновении, и услышать в завываниях ветра молитвы древних кельтов, когда-то населявших этот зеленый остров. Море штормило, но солнце ярко светило. Дэвид снял куртку.

Они поднялись на вершину холма и подошли к самому краю. Внизу простирался пляж, усеянный камнями и ракушками. Казалось, до него невозможно добраться, не переломав рук и ног. Но когда Мари оказалась здесь впервые, она видела там человека, смотревшего на море. «Он слетел вниз, – объяснил ей Дэвид. – Когда-нибудь я покажу тебе, как это делается».

Но вместо этого показал ей тропинку между скалами. Они без особого труда спустились вниз, сели на камни и долго смотрели на море. Дэвид сказал, что Рэнвиль-Пойнт – его любимое место, хотя туристы обычно предпочитают более крутые скалы Моэра. «Конечно, они выше. Но мне хватает и этой высоты. И я скорее предпочту низкие скалы без туристов, чем высокие, где праздно шатаются толпы зевак».

На этот раз Мари вспомнила про тропинку и предложила спуститься вниз, но Дэвид отказался: он хотел любоваться видом сверху, раз уж выдался ясный день.

Он расстелил на земле покрывало. Мари подумала, что сейчас он расскажет ей, как прошла выставка и как отзывались о новых скульптурах, которые она считала самыми лучшими его работами. Переплетенные тела рыб из податливой глины, которые его так завораживали. Самец кусает самку во время любовного акта, и они срастаются вместе, так что даже кровообращение у них становится общим.

«Вот что я называю настоящей любовью», – сказал тогда Дэвид. Мари пугала мысль о том, что кровь Дэвида могла бы смешаться с ее собственной, лишая ее контроля над своей жизнью. Но Дэвид с увлечением продолжал описывать повадки рыб. Увидев скульптуры, она была уверена, что профессионалы оценят его талант, ведь даже ее, которая ничего не смыслит в искусстве, скульптуры привели в восторг. В один прекрасный день Дэвид получит всеобщее признание.

Но он продолжал молчать. Сел на покрывало, достал полупустую бутылку красного вина из одного кармана, печенье из другого.

«Последняя трапеза», – пошутил он.

Она улыбнулась этому библейскому сравнению, взяла печенье и посмотрела на Дэвида. Он сидел, нахмурив лоб. Веснушки ярко выделялись на бледной коже. Рыжие волосы завивались колечками на затылке, и она подумала, что он выглядит настоящим ирландцем, какими их представляют себе иностранцы. Даже поет и играет на флейте. «Но не все ирландцы такие. Только мой», – сказала себе она.