Текст книги "Блеск чужих созвездий. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Мария Доброхотова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Таня подошла к решетке, чтобы увидеть, как на пол падают и рассыпаются волосы ее подруги. Виталина неспешно командовала “Еще!”, и когда стражник собирал очередную прядь, руки Росси чуть поднимались, как будто она хотела помешать, но не решалась. Только смотрела огромными черными глазами на Таню, будто не могла поверить, что это происходит именно с ней.

– Еще!

Таня со смесью ужаса и отвращения наблюдала за Виталиной: ей нравилось! Она будто расслабилась, томно покачивалась, и голос ее со скрипа сменился на приятную хрипоту. Амин видела отчаяние Росси, ненависть Жослена и получала удовольствие.

– Ты психованная стерва, – протянула Таня, наблюдая за странным процессом. Ее сердце рвалось на части при виде совершенно несчастной Росси, и она повторяла:

– Это просто волосы. Просто волосы, Росси.

А та мотала головой и чуть не плакала. Когда на пол упала последняя прядь и ножницы звякнули о стол, Росси схватилась за голову, от ужаса вращая глазами. Ее пальцы нащупывали короткие пеньки, коже было прохладно без облака волос, а шее – непривычно легко. Росалинда медленно встала, как во сне, и хотела было уйти, спрятаться в камере, чтобы никто ее не видел, но стражник остановил ее и впервые подал голос:

– Постой. Мы еще не закончили.

Росси замерла, вскинула полный страха взгляд на Таню. Та нахмурилась.

– Что еще? Оставь ее!

Виталина чуть помедлила, а потом хрипло ответила:

– Дело нужно довести до конца, Татана. Смотри, смотри внимательно. Это ты привела сюда своих милых друзей. Это все происходит с ней из-за тебя.

– Да что с тобой не так?! – воскликнула Таня, окончательно сбитая с толку отчаянием подруги, пространными фразами Виталины и криками Жослена.

Снаружи лил отчаянный осенний дождь, хлестал в окна лаборатории Свирла, но в глубоко в темницах было тихо и спокойно. На стуле посреди зала сидела Росалинда, по-прежнему сложив руки на коленях в унизительном смирении. Треск намыливал ей голову из таза, который принес с собой. Вода стекала по ее лицу и шее, намочила ворот платья.

– Ты заключенная, а у заключенных водятся вши, блохи и Матерь знает, что еще. Но есть способ с эти бороться. Вот что мы сделаем, – Виталина наклонилась к лицу Росси так низко, как могла. – Мы побреем тебя, – в этот момент Росалинда всхлипнула, а Жослен всем телом врезался в решетку, издав яростный вопль. Девица Амин подняла взгляд и с нескрываемым восторгом посмотрела на пленников. – Да, побреем до блеска, не упустим ни волоска. Именно так поступают с такими, как ты. И должна предупредить. У Треска только опасная бритва. Не дергайся, будь добра, иначе он может промахнуться, а мы же не хотим этого? – почти нежно предупредила Виталина. Теперь она не смотрела на Таню, отвернувшись к ее компаньонке. Ждала, словно стервятник на ветке дерева. Замер Сен-Жан, не в силах поверить в происходящее. Его ранимое сердце разрывалось от жалости к верной подруге и своей беспомощности. Он мог только смотреть, как и Таня, в груди которой разгоралось пламя ярости. О, это была фатальная ошибка злобной, недальновидной Виталины. Свирлу бы запереть своенравную девицу, отправить к отцу домой, сделать что угодно, но не допускать к пленникам. Но он был уверен, что Виталина не нарушит его приказ и не нанесет увечий его товару на обмен, а об остальном думать у него не было времени.

Когда лезвие бритвы коснулось головы, Росси заплакала. Слезы двумя дорожками катились по щекам, сливались на подбородке и капали на подол. Губы шептали: “Татана. Татана”, – будто та могла выбить дверь камеры и спасти ее. Плечи дрожали от сдерживаемых рыданий, а в глазах застыла обреченность. Так могла бы выглядеть девушка, которая переживала насилие, но никак не стрижку, и Таня ясно поняла, что волосы много значили для ее подруги, были ей жизненно необходимы. Виталина причиняла ее подруге почти физическую боль, и прощения она не дождется. Танино лицо потемнело. Брови сползли к переносице, руки сжались в кулаки. В груди полыхала ненависть. Желая уничтожить Таню, Виталина внезапно вернула ее к жизни.

“Вжух… Вжух…” – в почти полной тишине было слышно каждое движение бритвы. С легким всплеском стражник погружал инструмент в воду и снова возвращался к работе. Между двух темных берегов остриженных волос появлялась полоска непривычно светлой кожи, которая никогда не знала солнца. Вскоре все было готово. Росси была мокрая, несчастная. И абсолютно лысая.

– Иди в камеру, – приказала Виталина и наблюдала, как Росси покорно бредет к месту своего заточения. Ее лицо было все мокрое от слез, тело трясло мелкой дрожью. Таня не видела, как ее подруга добрела до кровати, но услышала, как ее вырвало.

– Росалинда – заключенная, а заключенные должны быть помечены, – прохрипела Виталина, вплотную подойдя к Тане.

– Бред! – воскликнул Жослен, снова стуча кулаком по решетке. – Ты – бурундова подстилка, ты просто издевалась над ней.

– Ну что, Татана? Как ты? – спросила Виталина, не обращая внимания на крики.

И Таня улыбнулась так холодно и злобно, как никогда в своей жизни не улыбалась.

– Замечательно.

– Храбрись, храбрись. Это только начало. Молись Великой Матери, чтобы дракон поскорее пришел за тобой.

– А ты молись, – прошипела Таня, – чтобы я до тебя не добралась. Я или Влад, он-то свободен.

И ее драконий язык никогда не звучал так чисто и гневно, как в тот момент.

– Влад? – переспросила Виталина и хрипло рассмеялась, как старая ворона. – Твой Влад никогда мне ничего не сделает! Ни мне, ни кому-либо еще. Потому что он мертв, Татана!

Таня сделала шаг назад. Ужас прокатился от затылка вниз по спине, и заныло в груди.

– Ты врать! Ты врать, бурундова трещина! – закричала она, обличительно тыкая в сторону Амин пальцем.

– Нет, дорогая. Я сама видела его тело. Твой Влад самый мертвый доктор в этом городе. И это тоже твоя вина, – отчеканила Виталина.

Таня прислонилась к стене. В ушах зашумело, и она сползла на пол. Весь мир скукожился до камеры в Богом забытом мире, в подвале лаборатории алхимика-психопата. Открытое, горящее гневом сердце приняло удар со всей силы, не защищенное ни апатией, ни цинизмом, и боль разлилась от головы до пальцев ног. Таня закрыла глаза, утопая в этой боли, и на несколько минут мир вокруг перестал существовать.

Покойся с миром, Владимир. Ты не предавал свою Таню, ты умер из-за нее.

***

Им требовалось время. Росси для того, чтобы смириться с потерей прекрасных волос и последствиями, которые это повлечет за собой в ее жизни, Жослену – со своей слабостью и беспомощностью. Требовалось время и Тане, в течение которого она переживала смерть Влада, друга, ставшего кем-то большим, а также трагедию Росси, виновницей которой она стала. Возможно ли было остановить Виталину? Таня начала осознавать, что слишком далеко зашла в своей гордости, и от этого стали страдать ее друзья. Стоила ли ее неприступность слез и отчаяния подруги? Могла ли Таня, наступив себе на горло, умолять Виталину перестать, возможно, самой шагнуть навстречу ее безумию, но оградить малышку Росси? Таня размышляла, где проходит граница ее ответственности за чужие жизни. Сама того не желая, она возглавила небольшой отряд и сделала это именно благодаря непокорности и готовности вступить в спор, встать грудью на защиту… чего угодно. Жизни друзей или своих принципов. Вся история ее пребывания в чужом мире оказалась историей борьбы и противостояния, и теперь ей предстояло ответить для себя, насколько ее бунт был оправдан.

Они молчали почти двое суток. Когда стражник бросил тарелку с едой перед камерой, Таня, вопреки обыкновению, ловко утащила ужин себе и вгрызлась в сухое куриное мясо. Она собиралась жить и мстить, а для этого нужны были силы. И только на третий день она начала разговор. Первой.

– Жослен, – позвала Таня, – мне нужно объяснить. Я не поняла, что теперь будет с Росси.

– Да, Татана! – горько воскликнул Сен-Жан. – Да! Ты ничего не понимаешь, и поэтому всем вокруг тебя плохо и больно! Ты обречена на огонь, и нас тянешь в самое пекло, не заботясь о том, выживем мы или нет. Твоя борьба за жизнь важна, а все остальные ложатся под твои ноги на пути к свободе. Ты словно… словно дракон!

Он закрыл лицо руками и замолчал, раскачиваясь из стороны в сторону. Таня посмотрела на руки, которые сбила, когда в ярости от гибели Влада колотила бетонную стену. Кожа была содрана, раны саднили, но эта боль была ничем по сравнению со словами Жослена. Перехватило дыхание от ощущения, что ей всадили в живот ледяной клинок, от которого мертвый холод пополз к сердцу и вниз, к ногам. Таня схватилась за живот, согнулась. Пришлось несколько раз глубоко вдохнуть, чтобы сохранить хоть какое-то спокойствие.

– Прости, – заговорил Сен-Жан. – Прости, ты не виновата. Мы сами за тобой сюда пришли. Просто внутри такая боль, и я не справляюсь с ней, вот и отыгрываюсь на тебе.

– Нет, Жослен, – покачала головой Таня, но дрожь в голосе с головой выдавала ее боль. – Ты прав. Я играю в драконьи игры, а с доски улетают другие. Я не лучше, чем Виталина.

Наверное, стоило успокоить ее, но любые слова, которые приходили в голову Сен-Жану, звучали глупо и наиграно.

– Между вами есть разница, – наконец решился он. – Ты хочешь выжить. А она – развлечься. Поэтому тебя я смогу простить, а ее – нет. Но мне потребуется время, Татана.

– Я понимаю, – ответила та, прижимаясь затылком к холодной стене. – Этого уже много.

В подземелье снова стало тихо и умиротворенно, будто в каменных мешках не страдали, не менялись, не взрослели три совершенно разных человека, чья любовь друг к другу подвергалась испытанию.

– Но ты можешь рассказать? – вновь нарушила молчание Таня. – Зачем Виталина это сделала?

– Попробую, – Жослен подошел к решетке, чтобы его было лучше слышно, и просунул руки между прутьев. – В Илирии женщины не стригутся коротко. В моей стране даже мужчины ходят с длинными волосами, за исключением рабочих и простых солдат, которым они мешают. И становятся пристанищем вшей. Длинные косы – признак добропорядочности. А налысо бреют рабынь с Паучьих Островов. Или бывших рабынь, ставших проститутками. В любом случае, бритая голова – это приговор. Даже когда волосы отрастут, за Росси закрепится слава продажной женщины. Она не получит хорошей работы, не выйдет замуж, разве что за бывшего заключенного или уедет с каторжником в ссылку. Побрив ее налысо, Виталина фактически лишила ее жизни.

Таня смотрела прямо на стену и решеткой, не зная, что сказать. Голова кружилась. Она и подумать не могла, что Росси плачет не просто по красивой прическе, а по своей судьбе. Таня вспомнила, как ее гнали в Илибурге отовсюду, где бы она ни появлялась, кроме, разве что, церкви.

– Она стала, как я.

– Тебя мало кто видел. И мы знаем, что ты из другого мира, странного и дикого. Это все объясняет. Но если бы ты захотела жить в Илибурге, шансов на приличную жизнь у тебя бы не было.

В дальней камере всхлипнула Росси.

– Я ведь просто хотела заработать, – сквозь слезы проговорила она. – Амин предлагал хорошие деньги за прислуживание таинственной тэссе. Я была так рада, что меня выбрали! А потом Мангон предложил еще два раза по столько же. Я не верила своему счастью! Я бы выкупила закладную за дом и, может быть, хватило бы на приданое. Если бы я знала, о, если бы я знала! – и она разрыдалась в голос, впервые за три дня выплескивая все, что накопилось в ее нежном сердце.

– Росси, прости меня, – все, что могла сказать Таня. Но ответа не получила.

Спустя несколько часов она забылась тревожным сном. Провалилась во тьму, потому что ворочащаяся в сердце тревога не давала нормально спать. Она приносила с собой странные видения, наполовину состоявшие из яви, наполовину – из страхов. Очнулась Таня от звука голосов.

– Росси! Росси, – это Жослен пытался дозваться до подруги, не разбудив Таню.

– Что случилось? – откликнулась Росалинда. По бодрому голосу было ясно, что она не спала.

– Я хочу предложить кое-что. Только обещай, что подумаешь.

– Хорошо, – бесхитростно согласилась та.

– Выходи за меня замуж, – выпалил Жослен.

– Что? – переспросила Росси, и Таня на своей соломе закрыла рот рукой от удивления и странного восторга.

– Послушай, я знаю, что кандидат я не очень. Но вроде нравился тебе… до всего этого. И я подумал, может быть, ты согласишься быть моей женой?

Таня подобралась поближе к решетке, чтобы лучше слышать.

– Знаешь, пару недель назад я бы прыгала от восторга, – спустя минуту заговорила Росси, и слова ей явно давались с трудом. – Но сейчас все изменилась. На мне почти клеймо. Я в отчаянии, постоянно плачу, а еще от меня пахнет так, будто я месяц жила в коровьем хлеву. Я не гожусь в жены. И не нуждаюсь в твоей жалости.

– Что за бред? – с излишним жаром воскликнул Жослен и продолжил тише: – Я знаю тебя, знаю, насколько ты добрая и нежная. Ничего не изменилось. Я не позволю никому судить тебя. И не хочу никому тебя отдавать.

– Ты же не любишь меня, Жослен, – с тоской проговорила Росси, прижимаясь лбом к холодным прутьям.

– Я люблю тебя. Как подругу, да, но это отличное начало. Пожалуйста, выходи за меня.

Росси молчала. Было слышно, как она всхлипывает. Ее сердце разрывалось между любовью и остатками гордости, Таня прекрасно это понимала. И несмотря на то, что не чувствовала себя больше достойной ее дружбы, с наигранной строгостью проговорила:

– Давай убирай слезы и соглашайся! Я не буду слушать в ночах твои сожаления!

Росси хихикнула сквозь слезы.

– Если ты не возьмешь меня в мужья, никто же больше не возьмет! – подыграл ей Сен-Жан. – И я умру в одиночестве.

– Ну хорошо, – от слез у Росси началась икота, и согласие ее вышло совсем не таким, каким бы хотелось. Все было совсем не так, как в мечтах, что уж говорить. – Я буду твоей женой.

– Я так рад, дорогая.

Жослен протянул сквозь прутья руку, и Росси сжала его пальцы.

Став свидетелем жизнеутверждающей сцены посреди отчаяния темницы, Таня еще больше укрепилась в желании выбраться оттуда. Она заснула, придумывая план побега, и проснулась с такими же мыслями. Впервые взялась за свой блокнот с тех пор, как угодила в лапы Ястина, и исчеркала несколько страниц схемами и пунктами, но ничего дельного не придумывала. Жослен тоже оживился, да и Росси начала наконец разговаривать. Некоторыми своими соображениями Таня делилась с друзьями, и если сначала они скептически относились к ее идеям, постепенно тоже заразились энтузиазмом.

– Ты открывала когда-нибудь замки? – спросил Жослен, передавая Тане шпильку Росси, которая теперь была ей не нужна.

– Никогда, – призналась Таня.

– Тогда у тебя ничего не получится. Просто вертеть ее бесполезно. И в обратную сторону тоже, – комментировал он. – А так ты ее сломаешь. Ну вот, я же говорил!

– Ты не помогаешь, – Таня выбросила бесполезные железки за решетку.

– Эй, я нашел тебе заколку! Это почти полдела.

Все планы они обсуждали только ночью, эксперименты проводили тогда же. И хоть они оценивали свои шансы как крайне призрачные, не хотелось, чтобы кто-то подслушал их маленькие секреты. Однако в ту ночь было неспокойно. Началось все с отдаленных криков, но глубоко в подвале понять что-то было невозможно.

– Что там происходит? – спросила Таня, вставая на носочки, будто это помогло бы слышать лучше.

– Не понятно. Может быть, восстание добралось до лаборатории? – предположил Жослен.

– Интересно, а если нас найдут мятежники, нас освободят? – спросила Росси.

– Может быть. Если вообще спустятся сюда. Иначе мы умрем от голода, – мрачно улыбнулась Таня.

– Спаси Матерь! Что ты такое говоришь? Я же только стала невестой.

Они замолчали, тревожно прислушиваясь к далеким звукам. Приникли к решеткам, вжались в них и замерли в ожидании. К ним никто не приходил, кроме угрюмого стражника, с тех пор, как Виталина устроила торжество мести, и шаги их нового посетителя были так легки, что они узнали о нем, только когда он появился в дверном проеме. Друзья отшатнулись от решеток, не зная, кто это и что от него ждать: было видно только силуэт человека в плаще, и им вполне могла оказаться Виталина или сам Свирл. Человек скользнул вперед, в пятно света, и у Тани перехватило дыхание.

В темнице, облаченный в неизменный черный плащ, стоял Тень.

Глава 6. Прикосновение дикости

У Тани в ее двадцать лет был весьма скудный опыт общения с людьми в целом и мужчинами в частности. Ее друзья были молодыми людьми, в меру легкомысленными, чтобы устраивать веселые вечеринки и влезать в легкие отношения, в меру серьезными, чтобы добросовестно учиться и заниматься спортом. Товарищи отца, которые часто засиживались на маленькой кухне, были добрыми и простыми, они до сих пор относились к ней, как с малышке Танюше. Но в общем и целом, в ее кругу были обычные жители спального района Москвы, и никаких обеспеченных бизнесменов там отроду не водилось. Поэтому, что творится у богатых мужчин в их серьезных головах, Таня могла только догадываться. И она считала, что приоритеты таких людей – собственная выгода, ради которой они вполне могут пройтись по паре-тройке голов для достижения большой цели. К таким личностям она относила и хладнокровного Мангона, поэтому хоть втайне и надеялась на его помощь, серьезно на нее не рассчитывала ни минуты. Его появление в темнице вызвало искреннее удивление, которое пересилило все иные чувства.

– Мангон, вы пришли за нами? – Жослен задал вопрос, который интересовал всех троих.

– Нет, люблю свободный день провести в темницах психованных ученых, – Тень демонстративно вытащил из-за плаща огромную связку ключей. – Татана, ты как? – он стал подбирать ключ к замку ее камеры.

– Нормально. Не моюсь, сплю на сухой траве, разговариваю с Виталиной. Как обычно, – пожала плечами Таня, и Тень усмехнулся, взглянув на нее.

– Как вы узнали о нас, дэстор Мангон? – робко спросила Росси.

– Свирл постарался. Он использовал лучший способ оповещения – распространил слухи среди бедных и пьяниц, и в одном из кабаков я услышал о замечательных гостях архимагистра. Росалинда, а с тобой что случилось?

– С ней случилась Виталина, – с плохо скрываемой ненавистью ответил Жослен.

– Эта тэссочка славится извращенной натурой, – кивнул Тень. Очередной ключ повернулся в замке, и он распахнул дверь. – Ты свободна, – и насмешливо поклонился.

Таня сделала шаг вперед и вышла из клетки. В сердце вспыхнула бешеная радость. Она все еще была там, внизу, в полутьме и холоде, но уже никакие решетки не сдерживали ее, и это чувство оказалось слаще всего, что ей приходилось испытывать. Когда Тень принялся подбирать ключи к камере Жослена, на лестнице послышались торопливые шаги: кто-то бежал к ним.

– Топают, как слоны, – Тень бросил связку Тане. – Открывай, я разберусь.

В темницу влетели два стражника с оголенными шпагами.

– Дэсторы, что за старомодные нравы? – воскликнул Тень, разводя руки, будто приглашая к драке. – Где же ваши пистолеты?

– Стой на месте! – приказал один из стражников. – Мы позвали подмогу. Сейчас здесь будет целый взвод, вам не сбежать.

– И вам тоже, дэсторы, и вам тоже, – Тень бросился вперед, ловко уходя от летящей шпаги.

– Татана, замок, пожалуйста! – взмолился Жослен.

– Точно! – спохватилась Таня, отворачиваясь в тот момент, когда стражник, что пониже ростом, полетел головой в стену. У нее дрожали руки, она честно перебирала ключ за ключом, но они или отказывались поворачиваться, или не входили в скважину. За спиной раздавались звуки борьбы и болезненные вздохи, Тень попытался что-то сострить, но задохнулся от удара. Росси, наблюдавшая за схваткой, иногда вскрикивала, чем нервировала еще больше. Внезапно раздался выстрел, отразившийся от высоких сводов, Таня вздрогнула от неожиданности и выронила ключи.

– Проклятье! – простонала она. – Все с начала.

– Эти двое отдыхают, – сказал Тень, поправляя капюшон и маску. Таня оглянулась: один из стражников лежал без сознания у стены, второй был застрелен. – Как у тебя?

– Я упала ключи, – извиняющимся тоном ответила Таня.

Тень нервным движением запустил руку под капюшон.

– Ничего, соберись. Мы откроем эти камеры. Но у нас мало времени.

– Нет, – внезапно сказал Жослен, и голос его был непривычно строг. Таня подняла удивленный взгляд. – Вам нужно идти.

Мысль оставить друзей в темнице обожгла, как пощечина.

– Что ты говоришь? Я не брошу вас! – она снова принялась перебирать ключи, но все было бесполезно. Жослен протянул руку сквозь прутья и положил ее на запястье Тани. Пальцы у него были холодные и на удивление чистые.

– Сейчас придет подмога, и с ней вы не справитесь. Даже если выпустите нас. Мы окажемся здесь все вместе, и никто нам больше не поможет.

– Но как же это, Жослен? – с несчастным видом выдохнула Таня.

– Это не предательство, слышишь? – Сен-Жан заглянул ей в глаза, и в его взгляде не было злости или осуждения, только понимание. – Ты не предаешь нас. Если вы выберетесь, у вас будет шанс спасти нас. Если останетесь, мы умрем все вместе.

– Он прав, Северянка, – поддержала его Росси, и на глазах у нее блестели слезы. – Бегите, а потом возвращайтесь за нами.

Таня почувствовала, как сдавило грудь и защипало глаза. Она протянула руку и погладила подругу по голове и лицу.

– Я вернусь, – пообещала она. – Если надо, мертвая, но вернусь.

– Я люблю тебя, Северянка.

– И я вас люблю.

Таня не могла отойти от камер, будто это был шаг в пропасть, все стояла и гладила плечо Росси, но вдруг почувствовала, как горячие пальцы взяли ее руку.

– Татана, нам пора.

Она подняла взгляд на Тень. Кивнула. И несколько секунд спустя они бежали по лестнице вверх, перепрыгивая через ступеньки. От непривычки сбилось дыхание, и Таня упивалась этим ощущением, которое помогало немного отвлечься от мыслей об оставленных друзьях. Тень крепко держал ее за руку. Ему приходилось задерживать шаг, но он терпеливо тащил Таню за собой.

Они выскочили в коридор, где все было по-прежнему: деревянные панели на стенах, картины со степенными господами и выложенные мозаикой ромбы на полу. Таня совсем недавно считала эти ромбы, а казалось, что с тех пор прошла вечность – не меньше. В лаборатории было темно и тихо, и на стенах светили электрические свечи в медных держателях – дешевая подделка под настоящий огонь.

Тень позволил ей выдохнуть и тут же потащил ее дальше, к выходу. Он уже не беспокоился о тишине, и их шаги гулко раздавались в пустом коридоре. Вот и огромные двери. Тень налег на них плечом и вытащил Таню на морозный воздух. На мгновение она задохнулась от свежести, зажмурилась, словно слепая крыса, хотя на улице горело всего два фонаря да луна насмехалась с недоступной высоты. Пройдя еще несколько шагов, Тень остановился и развернул Таню к себе за плечи.

– Как ты себя чувствуешь? – в его голосе слышалось беспокойство.

– Голова делает круги из-за воздуха. Я рада двигаться, а сердце… Про него пока не спрашивай.

– Хорошо. Тогда слушай внимательно. Нам придется пройти по открытой площади вдоль дома. Потом завернем направо и будем почти в безопасности. Но этот путь нужно пробежать, и нас сможет увидеть каждый, кто окажется рядом. Если что-то случится, и мне нужно будет задержаться, иди вот сюда, – он вложил в руку Тане кусок бумаги. – Это адрес. Ивовая улица, 21. Повтори.

– Ивая улица…

– Ивовая, Татана, Ивовая улица.

– Ивовая улица, – послушно повторила Таня, дрожа всем телом от холода и волнения, – двадцать один.

– Отлично. Повторяй, как молитву, потому что она спасет тебя. Там ты найдешь убежище, где тебя никто не достанет. Волноваться не о чем, все оплачено. Жди там, я приду, – он посмотрел в глаза Тане, будто хотел убедиться, что она все поняла, а потом надвинул свой капюшон на глаза. – Ну все, пора.

Таня огляделась и подобрала с земли какую-то доску. Бесполезный кусок дерева, но с ним она чувствовала себя на грамм спокойнее. Они с Тенью пробежали коротким переулком и вылетели на одну из центральных улиц, на которой Таня была единственный раз в сопровождении Влада. Тогда это был ее путь домой. Фонари вдоль дороги были слепы, горел только один вдалеке. Брусчатку присыпал первый снежок, похожий на соль. А поперек дороги стоял отряд хорошо вооруженной стражи. Они не успели всего на минуту, чтобы зажать беглецов в переулке.

У Тани упало сердце, желудок скрутило от ужаса. Перед ними были не ленивые охранники лаборатории. Это была городская стража, которая наставила на них блестящие в лунном свете ружья. Задние ряды достали шпаги, хотя перед ними был всего лишь худощавый мужчина в плаще и девчонка.

– Это конец, да? – спросила Таня, чувствуя, как леденеют конечности. – Тогда… Тогда я возьму слева, а ты возьми справа.

– Не двигаться! – прокричал стражник, стоявший впереди и упиравший приклад в плечо. – У нас приказ от Кейбла арестовать вас. Ради сохранения ваших жизней поднимите руки и опуститесь на колени, иначе я буду стрелять!

Таня понимала одно: в темницу больше она не пойдет. У нее отобрали надежду на возвращение домой, друзей, даже душевное спокойствие. У нее не осталось ничего, за что оставалось цепляться, кроме свободы, и она была готова отстаивать ее до последнего. Таня сделала шаг, выставила левую ногу вперед и замахнулась деревяшкой, будто приготовилась отбивать бейсбольную подачу. Сзади раздался тихий шорох, и резкий, пронизывающий до костей порыв ветра подхватил плащ Тени, унося его в сторону.

“Вот и умница, драться в этой тряпке, наверное, очень неудобно”.

Она подумала, что готова, хотя это было не так. Нахмурилась, придавая себе суровый вид, и не догадывалась, какой худой и несчастной выглядит со стороны. Стражники смотрели прямо на них, и вдруг глаза их округлились от страха. То-то же, отчаяние загнанных в угол людей – это вам не шутки. Кто-то из мужчин крепче прижал к плечу ружье, кто-то наоборот опустил оружие. Они смотрели во все глаза, оцепеневшие, растерянные, и взгляд их поднимался все выше. И тут Таня заметила, что перед ней на земле вырастает тень. Раздался хлопок, словно простыня развевалась на ветру. Таня обернулась и охнула.

Над ней возвышался огромный дракон. В лунном свете его чешуя отливала обсидианом. Длинный хвост обвивал задние лапы, на которых он стоял, крылья хлопали по бокам и задевали фасады стоящих по обеим сторонам от широкого проспекта домов. Дракон задрал голову и издал утробный рык, полный гнева. Когда он опустился на передние лапы, мостовая дрогнула, и на стражника уставились два огромных глаза с вертикальными зрачками.

“Что ты делаешь, тебе же нельзя!” – успела подумать Таня, прежде чем Мангон покосился на нее и небрежным движением головы отбросил в сторону. Удар о брусчатку выбил воздух из легких, Таня застонала, поворачиваясь набок. Он хотела видеть, что происходит, потому что стражники ожили будто по движению волшебной палочки, первый ряд прицелился и грянули выстрелы дюжины ружей. Оглушительный грохот пролетел по проспекту, отражаясь от домов, размноженный несколько раз. Но пули, встречаясь с драконьей чешуей, падали на камни дороги бесполезными железками. Мангон посмотрел на них, склонив голову, почти любопытно, а потом дыхнул огнем. Стражники рассыпались в разные стороны, ближе к зданиям, но половина из них повалилась на землю, охваченные пламенем. Люди кричали от боли, катаясь по ледяной брусчатке, командир велел держать строй и целиться, но некоторые солдаты не смогли справиться с ужасом и пытались скрыться от гнева дракона. Мангон повернулся направо и дыхнул еще раз, сжигая беглецов, а слева раздалась серия выстрелов. Одна из пуль попала в приподнятое крыло и порвала кожистую складку. Дракон взревел от боли и ярости. Он повернулся налево, где выжившие отчаянно колотились в двери дома, к которому жались, и больше не дышал огнем, а кинулся на них, чтобы собственными лапами рвать, давить и убивать. Раздались крики ужаса, но они быстро обрывались.

Все закончилось в считанные минуты. Если кто и спасся, то наверняка сейчас убегал переулками подальше от безумного чудовища. На проспекте остались только мертвые и несколько стонущих, умирающих стражников. И Таня. Дракон обернулся, долгим взглядом посмотрел на нее, и Таню будто облили ледяной водой: в желтых глазах не было и искры осознанности. Она уже видела такое, месяц назад, в подвале Серого Кардинала. Молодой красный дракон, не вынесший раздирающей его сущности, поддался ей, навсегда прощаясь с человечностью. И с Мангоном сейчас происходило то же самое. Влад предупреждал: у Адриана не осталось сил, еще одно превращение, и он навсегда останется диким животным. Величественным, всесильным, но животным.

Дракон медленно шел к Тане. Ему некуда было торопиться, ей – бежать. Чешуйки вокруг его пасти были окрашены кровью, словно покрыты красной глазурью, и оторвать взгляда от них было невозможно. Дракон открыл пасть, демонстрируя огромные клыки, такие, которые не могли присниться и в кошмаре. От него пахло огнем и кровью.

– Мангон! Мангон, дерись с собой! – отчаянно крикнула Таня. Дракон прислушался, посмотрел на нее, как будто даже задумался, а потом дохнул горячим воздухом, обжигающим кожу. Он ее не узнавал, но достучаться до человека, спрятанного в мощном теле, было ее последним шансом.

– Мангон… Нет, Тень. Тень! Это я, Татана! – вновь закричала она. Морда размером с внедорожник была совсем рядом, и от нее несло железом и дымом. – Тень, ты помнишь меня?

Дракону было все равно. Он мотнул головой, сбивая человечка с ног, и распахнул пасть.

– Адриан! – в отчаянии заорала Таня. – Адриан, услышь меня!

Дракон замер, с лязгом захлопнул пасть. Таня почувствовала болезненную радость и вскочила на ноги.

– Адриан! Адриан, ты помнишь, у дракона тоже есть чувства? Да? Ты там, я знаю. Я Татана, и я твой друг, – она вытянула руку, в душе уверенная, что сейчас же лишится ее. – Друг. Я за тебя, – ее голос стал тише, проникновеннее. – Я на твоей стороне.

Морда была совсем рядом, и желтые глаза смотрели прямо, строго и безучастно. Время замерло. На улице было тихо: никто их стражников больше не стонал, и даже ветер не завывал в проулках, только сердце стучало оглушительно, словно большой барабан. Толстые брови дракона, украшенные острыми черными чешуйками, нависли над глазами, будто внутри чудовища шла страшная борьба. Через несколько бесконечно мучительных мгновений дракон ткнулся в ладонь Тани носом, испачкав ее чужой горячей кровью. Отступил, замотал головой, прогоняя морок. Зарычал, выпустил дым из носа и снова сделал пару шагов назад. Когда он посмотрел на Таню, глаза его горели, и ей показалось, что видит в них отчаяние и борьбу. Дракон поднял голову к безучастному небу и протяжно зарычал, а потом взвился в воздух, сбив Таню с ног. Сидя на холодном камне, умирая от страха, она смотрела, как его чешуя сверкает в ночном небе и как он быстро скрывается вдали. Когда дракон превратился в точку, Таня все еще сидела на земле, обхватив голову руками. Реальность доходила до нее постепенно, толчками. Она обнаружила себя в одиночестве, испуганную и продрогшую, посреди незнакомой улицы, превратившейся в поле боя. Поднявшийся ветер принес запах крови и горелого мяса. Шатаясь, Таня поднялась и пошла прочь, повторяя, как молитву: Ивовая улица, двадцать один.