Текст книги "Блеск чужих созвездий. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Мария Доброхотова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 5. Гостеприимный дом Свирлов

Пол покрывали мраморные плиты, белые, в черных прожилках. По центру аккуратно вырезанные плитки складывались в многоцветные восьмиугольные звезды, напоминавшие румбы. Таня насчитала тринадцать звезд на своем пути. Она дрожала. От волнения, непонятного страха и предвкушения. Смотрела под ноги, старалась не наступать на звезды, как в детстве, будто это могло привести к чему-то страшному. Например, разверзнется пол, сбрасывая всех в лаву, или активируется скрытый механизм, запуская встроенные в стены арбалеты. Когда она была еще девчонкой, Таня часто фантазировала о подобных трудностях, когда перешагивала трещины в асфальте на пути в школу. Нахлынули воспоминания о доме. Таня решила, что попросит мага перебросить ее в родные дворы, откуда ее выкрали, а потом принялась думать о том, как встретит отца. Воспоминания о нем причиняли боль. Отец только вернулся из больницы, ему нужен был покой, и Таня боялась, что пропажа единственной дочери может оканчательно подкосить его. Он не был талантливым папой, совершал много ошибок, рядом с ним пришлось рано повзрослеть и часто подставлять ему плечо, когда он не справлялся с чувствами. Но отец старался, как мог, и любил дочь всем сердцем, единственную семью, которая у него осталась. Ее душа, мечущаяся в другом мире под чужими звездами, изо всех сил стремилась домой.

Таня не заметила, когда появились стражники. Они будто возникли из ниоткуда и теперь шли по пятам, шагая в ногу. Таня подняла голову и огляделась. На стенах белые деревянные панели, поверх них – картины, а впереди невысокий проход. Вот она, комната перемещений?

Лакей распахнул дверь и отошел в сторону, молчаливый и безучастный. Таня вздохнула, унимая трепет, и в компании Жослена и Росси вошла. Но никакой комнаты внутри не оказалось. Там была лестница, ведущая вниз, в темноту.

– Вы ошибались? – хрипло спросила она, обернувшись. – Мне надо в комнату помещений.

– В комнату перемещений, – поправил Жослен. Он был бледен и держал за руку Росси. – Магистр должен ее там ждать.

Стражник сурово посмотрел на них.

– Шагайте вниз!

Друзья переглянулись. Они поняли, что попали в передрягу в тот же момент, что и Влад в кабинете Свирла, и до них донесся отголосок его отчаянного крика.

– Позовите дэстора Свирла, – Жослен выступил вперед, пытаясь загородить спиной девушек. – Вышло какое-то недоразумение.

– Шагайте вперед, – с нажимом повторил стражник, – иначе я столкну вас с лестницы.

Двое его товарищей встали рядом с ним, высокие, коренастые, Жослен и одного не смог бы побороть, не говорят уже о троих.

– Пойдем, пожалуйста, – попросила Росси, сжимая его предплечье. – Не лучшее время драться.

Таня в это время прикидывала, сможет ли она вырваться из западни. Против одного у нее были шансы, если поставить на внезапность. Но даже с ее навыками боя против троих не выстоять. И Таня, злобно посмотрев на стражников, принялась спускаться.

По ее ощущениям лестница вела вниз на глубину двух этажей. Чем ниже они спускались, тем холоднее становился воздух, тем больше пахло сыростью и бетоном. Когда ступеньки закончились, друзья оказались в полнейшей темноте. Стражник нашарил выключатель на стене, щелкнул, и вспыхнула электрические лампочки – неслыханная роскошь по меркам Илибурга. Одна осветила лестницу, другие – темницу.

Дверь была распахнута, и Таня увидела решетки, вмурованные в бетонные стены. Помимо них в просторной комнате стоял стол, рядом – два стула. Больше в помещении ничего не было.

– Вперед! – скомандовал стражник.

– А у тебя не очень со словарным запасом, да? – усмехнулся Жослен и тут же получил такой тычок в спину, что пробежал несколько шагов.

– Жослен! – взвизгнула Росси. Ее схватил под руку один стражник, Таню – второй, Жослен достался третьему.

– Что происходит? – повторяла Таня, крутя головой. – Я не понимаю. Что происходит?

– Приказ Свирла, – рявкнул мужчина, захлопывая железную дверь.

– Татана! – закричала Росси, когда ее сунули в другую камеру. Лязгнула одна дверь, вторая. В замках повернулись ключи. Стражники, не говоря больше ни слова, направились к выходу.

– Эй, постойте! – завопил Жослен, хватаясь руками за решетку. – Вы не можете оставить нас здесь! Эй!

Таня оглядела камеру, насколько могла в скудном свете далекой лампочки. Каменный мешок с решеткой вместо одной стены. Солома в углу, судя по запаху – свежая. Ни лежанки, ни стула, даже отхожего места не было. Она обошла камеру по кругу, запустив пальцы обеих рук в волосы и больно их оттягивая.

– Думай. Думай. Думай.

Росси кричала. Жослен ее успокаивал, как мог, хотя сам пребывал в ужасе: его голос дрожал. Все три камеры находились рядом, и если вытянуть руки, он мог левой коснуться руки Тани, правой – Росси. Постепенно крики сменились всхлипываниями, Росси опустилась на пол и заплакала. Жослен, оказавшийся посередине, подошел ближе к Тане.

– Ты знаешь, что произошло?

– Нас забрали, – Таня не узнала собственный голос. – Свирл не хотел меня возвращать домой. Влад… Влад! Не мог же он…

– Привести нас сюда специально? – закончил Жослен, и от одной мысли об этом волосы поднялись у него на руках. – Но зачем?

– Не знаю. Не понимаю. Это ведет меня с ума, – Таня снова дернула себя за волосы. – Надо подождать. Кто-то придет, спросим информацию и тогда будем думать.

Но прошло много времени, прежде чем хоть кто-то появился в темнице. Таня не знала, сколько именно, здесь, внизу, в полутьме, скованная отчаянием, она сразу потеряла счет времени, которое тянулось, словно резинка. Она не могла решить для себя, что причиняло ей большую боль: необходимость расстаться с мечтой, которая была так рядом, нужно сделать лишь правильный шаг, и вот он, дом, или предательство Влада, которого она считала дядюшкой. Жослен попытался было строить теории, но Таня его оборвала: и без того было тошно. Вскоре стало тяжело стоять, и от безысходности она села на солому, прислонившись спиной к холодной стене.

Первым их навестил стражник. Он принес еду: сваренные до состояния каши овощи, хлеб и воду. Ни Таня, ни Росси есть не стали. Только Жослен, превозмогая отвращение, пихал в рот ложку за ложкой и глотал, не жуя.

– Ешьте, нам нужны силы, – просил он. – Выпейте хотя бы воды. Без нее мы не выживем.

Таня послушалась. Вода оказалась чистой и прохладной, не так плохо, как могло было быть. Когда стражник пришел во второй раз, его сопровождал мужчина. Уверенно расправленные плечи, длинная шея, аккуратно уложенные волосы. В слабом свете Таня узнала его не сразу, но когда увидела знакомое лицо, радостно воскликнула:

– Ястин! Это я, Татана. Ястин, ты спасаешь нас!

Ястин подошел к решетке, заложив руки за спину, посмотрел на Таню, на несъеденные овощи.

– Зря ты не ешь. Так ты не доживешь до его возвращения.

Таня подошла вплотную к решетке, чтобы лучше видеть лицо мужчины.

– Ты спасаешь нас? – мрачно спросила она.

– Ах, Татана, как интересно было показывать тебе мой мир. Как забавно было смотреть, как ты, словно сопливое дитя, шатаясь, делаешь по нему шаги. Принимаешь глупые подарки и ищешь друга в каждом, кто протягивает руку, – он сунул руку между прутьев, но тут же отдернул ее, увидев, какой плотоядный взгляд бросила на нее Татана. – Но вот беда, ты – ключ к силе Мангона. А я не могу ему позволить обрести ее.

– Так не позволяй! Отправь ее домой, и дракон никогда больше не найдет ее, – закричал Жослен.

– Кто тут у нас? О, молодой художник, любимчик Вашона? Занятная у тебя компания, Татана, – Ястин прошелся вдоль камер, потом вернулся к первой. – Художник прав, мы могли бы вернуть тебя домой. Но тогда мы бы еще долго искали Мангона. Видишь ли, никто не знает, где он. А ты?

– Он бросил меня, даже не прощался, – со всей возможной злостью ответила Таня, надеясь, что Ястин поверит в ее обиду и не решит, что она что-то скрывает. Темница оставляла простора фантазии на тему того, как он может попробовать добыть сведения.

– Жаль. В любом случае, мы постараемся дать ему знать, что вы у нас… в гостях. И мы будем ждать его. О, мы очень соскучились, – улыбнулся Ястин. Он был все так же красив, даже в полутьме, в темнице, Ястин прямо держал спину, и костюм сидел на нем без единой складочки.

– Зачем тебе это? – спросила Таня.

Ястин посмотрел на нее, как на умалишенную. Он не собирался говорить ничего лишнего и задерживать здесь дольше, чем нужно. Увидев, что Ястин собирается уходить, Жослен крикнул:

– Где Влад! За сколько он продал нас?

Мужчина обернулся на полпути.

– Влад продал? – переспросил он. – За сколько? Хех. Пусть это останется нашей с ним тайной. Ах да, я кое-что принес вам. Шонт, отдай одеяла!

Стражник послушно поднял бесформенную кучу с пола.

– Ночи здесь невероятно холодные, – продолжал Ястин. – Конец осени как-никак. За дальней стеной идет канализационная труба, по ней часто течет теплая вода, ложитесь лучше там. Надеюсь, вы оцените мою доброту.

Стражник подошел к камерам, и Росси протянула тонкую ручку, ожидая, что тот подаст одеяла. Но стражник просто выронил их на пол так, что девушка не смогла бы до них потянуться.

– Ну ты и бурундова трещина! – прорычала Таня. Она не собиралась показывать свою ярость, но поступок стражника совершенно вывел ее от себя. Тот подскочил к камере и громко ударил по прутьям, заставив отскочить.

– Молчать! Я не позволю так со мной разговаривать.

– Шонт! Держи себя в руках, – приказал Ястин. – Запомни, чтобы волос с их голов не упал! Только живые они представляют хоть какую-то ценность для Мангона. Все действия только по моему приказу. Понял?

– Да, дэстор, – зло ответил стражник.

– Вот и славно. Пошли, мне пора возвращаться домой, сегодня на ужин индейка…

Их шаги вскоре стихли. Таня, Жослен и Росси вновь остались одни.

– Хорошо, давайте займемся одеялами, – предложила Таня. Она была единственной, кто мог дотянуться до них кончиками пальцев и подтащить к себе. Затем из ее рук, сдирая кожу о прутья, одеяло принял Жослен и передал Росси.

– Ну хоть хорошее дал, ублюдок, – проговорил он.

Таня передвинула солому к дальней стене, где правда оказалось теплее, и села, закутавшись в одеяло. Но почти тут же ее окликнула Росси.

– Северянка! Северянка, – ее голос был скулящим, несчастным. Тане пришлось подниматься и идти к решетке.

– Что случилось?

– Я не могу сказать, – Росси почти плакала.

– Ну же, говори скорее.

– Не могу, – повторила она.

– Росси, я сейчас уйду обратно! – пригрозила Таня, чувствуя, как поднимается раздражение.

– Пусть Жослен закроет уши.

– Что? Ох, хорошо. Жослен, закрой уши!

Сен-Жан, совершенно не понимая, что происходит, зажал уши руками.

– Северянка, – продолжила Росси, убедившись, что Жослен ее плохо слышит. – Мне нужно в уборную.

– Раздави меня каток! – пробормотала Таня по-русски. – Ну так сходи! Только не далеко у стены, там тепло, там нужно спать.

– Так как же я, Северянка? Здесь же нет уборной. И слышно, и пахнуть будет.

– Ну так не ходи! – Таня в раздражении повысила голос.

Жослен опустил руки, спросил:

– Все уже?

И девушки хором воскликнули:

– Нет!

– Росси, мы в беде, – продолжила Таня. – Мы не можем быть приличными. Не сейчас.

– Хорошо, – ответила Росалинда, и слышно было, как она плачет от стыда.

Таня вернулась на свое место. Она закуталась плотнее в одеяло, стараясь отвлечься от окружавшей ее реальности и не слышать, как снова спрашивает Жослен, можно ли открыть уши, как Росси истерично кричит “Нет!” и как всхлипывает, справляя естественные потребности. Ее мечты в одно мгновение превратились в настоящий ад.

***

Посетителей не было в течение нескольких дней, если не считать стражника, который приносил еду. Именно завтраками, обедами и ужинами Таня отмеряла проходящие дни. Их не морили голодом, в металлических мисках, которые с глухим стуком стражник ставил перед камерами, находилось и мясо, и овощи, и запеканки. Самые простые, водянистые, разваренные и несоленые, но свежие блюда. Скорее всего, это была еда, предназначенная для слуг и именно с их стола попадала вниз, в темницу. Иногда Таня ела, когда телу становилось невыносимо, и желудок сводило резкой болью. Но чаще всего смотрела на тарелку с равнодушием, так же, как она относилась к условиям, в которых приходилось жить, к запаху своего тела и холоду. Ей было все равно. Большую часть дня она сидела, набросив на плечи одеяло, положив руки на согнутые в коленях ноги, и смотрела вперед, на решетку и висящую на противоположной стене тусклую электрическую лампу. Таня не просто не хотела есть, она теперь не особо стремилась жить.

Мечта, цель, то, что все это время согревало ее жмущееся от страха в чужом мире сердце, была слишком близко. Таня уже не просто ждала возвращения домой, в мыслях она была там. И когда Свирл за шкирку выдернул ее из ощущения безопасности, справиться с этим сил не хватило. Раньше Таня черпала их в страстном намерении вернуться, в злой уверенности, что она достигнет цели, и когда та развалилась на части, брать новые силы стало просто неоткуда. И Таня смирилась.

Поэтому, когда в их холодной обители появился новое существо, она даже не сразу подняла голову. Ее заинтересовал только возглас Росси, которая чего-то испугалась. В темнице появился призрак.

Он замер в дверном проеме, слегка покачиваясь. Это была дама в пышном белом платье, как будто свадебном, оно закрывало грудь, и руки, и плечи. Волосы скрывал капюшон белого плаща с золотыми тесемками. На том месте, где у призрака должно быть лицо, висела маска, украшенная жемчугом. Она скрывала все от лба до подбородка, если таковые под ней имелись, и только выложенные красными камнями губы алели на белом, словно капли крови.

Призрак замер на некоторое время, а потом двинулся в сторону камер. Именно тогда закричала Росси, а Таня подняла голову. Призрак остановился напротив ее камеры и склонил голову набок. Таня почувствовала далекий отголосок страха, но только усмехнулась и тоже наклонила голову к плечу.

– Тебе страшно? – прошипела гостья.

– Нет, – откликнулась Таня.

Призрак зашипел, поднял руку к маске, и стало видно, что кисть у нее не в перчатке, а перемотана бинтом и почти не гнется.

– Ты знаешь, кто я? – продолжала приставать неизвестная женщина.

– Не интересно.

До Тани долетели обрывки разговора Жослена и Росси, они о чем-то взволнованно переговаривались вполголоса.

– Ты знаешь, – гостья выговаривала слова странно, будто не могла открыть рот или округлить его, и на ум сразу приходило сравнение с Вуком, которому говорить нормально не позволяла пасть.

– Может, и знаю, – пожала плечами Таня. Эти загадки ей были так же неинтересны, как еда или судьба этого проклятого мира.

– А если так? – призрак снял дорого украшенную маску и отбросил ее в сторону. Под ним обнаружилось перемотанное бинтами лицо.

– Ты знаешь, что у тебя на лице тряпка? – голос Тани оставался бесцветным. – Я его все еще не могу видеть.

Гостья задрожала, тихонько завыла от гнева, схватилась было за прутья решетки, но зашипела, будто железо обожгло ее. Может, и правда какая-то сверхъестественная тварь? Если здесь водятся драконы и оборотни, то почему бы не быть какой-нибудь мумии-дворянке?

– Виталина, вот ты где. Я мог бы догадаться, – в темницу спустился Ястин. Таня не видела его уже несколько дней, и его красивое лицо с правильными чертами не вызывало теперь ничего, кроме неприязни. На отвращение не было сил. – Помнишь, что сказал дядя? Не вредить им.

– Виталина? – вскинула голову Таня, и в ее глазах впервые за много часов появилось подобие интереса.

– А ей?! – сипло взревела гостья, и голос ее срывался, будто горло было серьезно повреждено. – Этой твари можно мне вредить?!

Таня решила было, что мумия в подвенечном платье набросится на Ястина, но оказалось, что ей тяжело двигаться. Это было незаметно, пока она изображала из себя призрака, но сейчас, попробовав сделать резкие движения, женщина просто проковыляла несколько шагов.

– Виталина? – вновь подала голос Таня. – Ты жива?

Гостья обернулась, и юбки взметнулись белым облаком.

– А ты бы предпочла, чтобы я там подохла?!

– Ты жива! – проговорила Таня и рассмеялась, закинув голову, запустив руки в волосы. Сквозь оцепенение она чувствовала, как ее сердце отпускают ледяные тиски, и чувство вины испаряется, как влага под лучами солнца. Виталина выжила! Все картины ее обгорелого тела, примотанного к стулу, остались плодом фантазии, ночным кошмаром, который не оставит ее никогда, но будет рассеиваться с приходом утра. Она смеялась и смеялась, долго, истерично, хрипло, до икоты, не в силах остановиться.

– Что ты смеешься? – Виталина подошла к камере, чтобы лучше разглядеть безумно хохочущую девчонку. – Отвечай!

– Татана смеется от радости. И облегчения. Она думала, что убила тебя, – глухо сказал Жослен, заставляя повернуться к себе. Он прислонился лбом к прутьям, и в свете электрической лампочки было видно, как впали щеки и под глазами появились синяки. – Она единственная, кто рвалась тебя спасать, собиралась кинуться в огонь, несмотря на то, что ты вела себя с ней всегда, как последняя стерва.

– Ох, надо же, она хотела меня спасти, – протянула Виталина, перемещаясь ближе к Сен-Жану. – Только меня меня вытащил из огня Ястин, а не она.

– Ей не позволили, – Жослен пожал плечами. – Наверное, посчитали, что ты не достойна ее смерти.

– Конечно, она же не дракон, – усмехнулся Ястин. – Это только драконы достойны служения, богатства и жертв.

Он стоял у дальней стены напротив пленников, прислонившись к ней спиной и скрестив руки на груди. С поразительным спокойствием он наблюдал за картиной, которая разворачивалась перед ним. Его единственной задачей было не допустить кровопролития, чтобы обезумевшая Виталина не испортила приманку для дракона, а страх и боль, которые ощущались почти физически, когда эти люди сходились в споре, были лишь частью забавного представления.

– Да, она предназначена для дракона, – прошипела Виталина. – Для великого храброго Мангона, благочестивого Мангона, надежды Илирии. Никто не обращает внимания, как хрустят под его каблуком кости людей, у него же так блестит чешуя, – она схватилась за край бинта и потянула, разматывая. – Что такое наши убогие жизни по сравнению с бессмертием дракона?

– Вообще-то они не бессмертны… – попытался вставить слово Жослен, но его больше не слушали.

– Что значат наши судьбы по сравнению с огнем, который он несет?

– Пока огонь несете только вы, – упрямо бурчал Сен-Жан.

– Меня можно оставить в пламени, меня можно лишить последнего, и это будет веселой шуткой, – бинты ослабли и начали сползать с лица. – Говорите, боялись, что я сгорю? Да лучше бы я сгорела!

– Не нужно снимать их, – попробовала остановить ее Таня. – Тут грязно, можно взять инфекцию.

Но Виталина никого не слушала. Последние витки бинта ей пришлось буквально отрывать от обгорелого лица и головы, на которой не осталось волос. Кожа была очень красной, местами лопнули волдыри, обнажая плоть, но оправившись от первого впечатления ужаса, Таня подумала, что все не так уж и страшно. От глаза протянется шрам – это точно, и от носа, возможно, кожа станет неровной, но Виталине точно не стоит опасаться, что ее лицо станет похоже на личи.

– Как тебе? Нравится? – спросила Виталина, и теперь стало понятно, почему она так странно произносит слова. Наверняка у нее болела каждая мышца, а рот стянула запекшаяся корочка, и двигать губами было неприятно. Таня испытала что-то вроде сочувствия, хотя даже воскрешение Виталины не избавило ее от отчаяния.

– Здесь грязно, – спокойно повторила она. – Твоя кожа воспаляется, будет гной. Ты нуждаешься в докторе и лекарстве. И все с тобой будет хорошо.

“Не то, что со мной”.

– О, я просто так не уйду, – Виталина держала в руках бинт, свисающий с ее головы, и не знала, что с ним делать. – Я хочу причинить тебе такую же боль, от которой страдаю я.

– Поздно. Ястин уже сделал все за тебя.

Это было признание в своей капитуляции, но навряд ли Виталина или ее друг поняли, насколько близки они были к тому, чтобы растоптать ее окончательно. Если бы Амин была умнее и не столь упорно думала о себе, она бы увидела, что Татана стала хрупкой, как сталь на морозе, что достаточно затоптать угли ее гордости и ярости, чтобы она легла пластом и стала ждать смерти. Виталина была зла, но недостаточно умна, а Ястин хотел только заполучить Мангона, поэтому позволил случиться тому, что случилось.

– Виталина, Татану нельзя трогать. Никого нельзя пытать. Приказ дяди.

– О, а я и не буду их пытать. Просто дай мне десять минут. Всего лишь маленькая месть, мой добрый Ястин, я ее заслужила, – и она вышла из темницы, с трудом передвигая ноги. Тане страшно было представить, каково ей сейчас было подниматься два пролета по лестнице. Наверняка у нее болела вся поверхность кожи, и какой же ненавистью нужно гореть, чтобы превозмогать такую боль. Мысль о мести, которую затеяла Виталина, заронила крупицу беспокойства.

Ястин тем временем сел на один из двух стульев и приготовился ждать. Он закинул ноги на стол, и Тане с ее соломы было прекрасно видно высокие сапоги из качественно выделанной кожи. Ястин сложил руки на груди и вид имел крайне скучающий. Как же все поменялось! Совсем недавно Ястин был обаятельным незнакомцем, смущающим Росси и дарящим неловкой Тане ничего не значащие сувениры. Теперь он представал отвратительным самовлюбленным тюремщиком, готовым наблюдать за чужими мучениями со скучающим видом. Как такой человек может так убедительно носить маску учтивой добропорядочности?

– А что, если Мангон не придет? – спросил Жослен.

– Придет, – усмехнулся Ястин. – У него нет выбора: Татана – его последний шанс, и вы все, – он показал на камеры, – это знаете. Произошел переворот, и больше никто не отдаст свою дочь на растерзание зверю.

– Он прав, Жослен, – проговорила Росси. Она была далеко, и Таня еле расслышала ее слова. – Он обязательно придет, и тогда в наших жизнях больше не будет прока.

– Но у вас еще есть время, – Ястин выглядел довольным тем, что в его руках находятся чужие судьбы. – Наслаждайтесь ими.

Росси тихонько всхлипнула, и Жослен протянул ей руку.

– А вы знаете, кто такой Айронгу? Дракон такой был? – неожиданно подала голос Таня. Ястин поднял на нее взгляд, но рассмотреть ее лицо было невозможно: она сидела слишком далеко, и тень скрывала почти всю фигуру. Вдвойне сбивало с толка то, что вопрос был задан равнодушным тоном, в отличие от того же художника, который явно переживал, и над ним легко было насмехаться.

– Знаю. Он все таскался за Мангоном, но исчез почти год назад. Скорее всего сдох. А какое тебе до него дело?

– Потому что я его видела.

На мгновение Ястин потерял самообладание. Глаза его расширились, он качнулся назад и, чтобы не упасть, спустил ноги со стола. Еще один дракон! Если Айронгу жив, это изменило бы расстановку сил, нарушило все планы и поставила под угрозу все, к чему они так долго шли.

– Это бред, – он наконец взял себя в руки.

– Я видела его, Ястин. Молодой красный дракон. Он чуть не убил меня огнем. А знаешь, где я его видела? – Таня сделала паузу, подалась вперед и проговорила, растягивая гласные: – У Мангона в замке.

– Тот самый дракон, который чуть не снес ползамка? – спросил Жослен, и его волнение доказывало лучше всего: Татана не врет.

– Зачем бы Мангону скрывать дракона в замке? Когда его можно было ввести в Совет и укрепить свои позиции?

– Потому что они искали что-то. Например, способ иметь человечность без жертв. Если они нашли ответ, Мангон может не приходить, Ястин, и все твои дела станут просто смешные, – Таня откинулась на спину, и тень опять скрыла ее. Айронгу был мертв, а все исследования Мангона зашли в тупик, но этого никто не знал, это была маленькая тайна Тани и Адриана.

Ястин некоторое время молча созерцал фигуру в клетке, лицо его было темно, а мысли лихорадочно метались от одного к другому. Наконец он сказал:

– Тогда вы мне больше не нужны, понимаешь? – голос его был наполнен ядом.

– Да все равно, – отозвалась Таня.

– Почему бы мне, – Ястин наклонился вперед, глаза его превратились в две презрительные щелки, – просто не убить вас.

– Тоже можно, – кивнула Таня, и тон ее остался спокоен. Но слишком тонок был тот лед, на который она ступила, возможно, стоило вообще молчать, но бессилие топило ее в своих темных волнах, отбирая способность здраво рассуждать. – Но я верю, что в тебе есть хорошее. Ты делал мне оленя и жирафа.

– Это просто бумажки, – фыркнул Ястин.

– Или нет, – пожала плечами Таня и замолчала. Тут не о чем было говорить. Ястин тоже это понимал. Он поднялся, оглядел камеры еще раз: испуганную служанку со спутанными волосами и грязным лицом, бледного художника и чужеземку, жмущуюся в темном углу. Общение с драконом явно не пошло ей на пользу, она стала самоуверенной и дерзкой. Как отвратительно.

– Возможно, ваша подруга только что вынесла всем вам смертельный приговор, – сказал он, обращаясь к Росси и Жослену, и стремительно вышел. Когда его шаги стихли, Сен-Жан позвал Таню:

– Ты слышишь меня? Татана, не рассчитывай на его милосердие. Я вижу, как надежда отбирает у тебя последние силы, поэтому не мучай себя.

Таня не ответила. Милый Жослен не знал, что надежды у нее не осталось.

***

Виталина верила, что ее ненависть – извращенный способ любить, а разрушение – своего рода созидание. Созидание ничего из прекрасного. Если Виталина не могла заслужить любви и дружбы такой, какую имела эта мерзкая иномирянка, то она могла причаститься им, разрушив. Она не отдавала отчета в своих действиях, не задумывалась над ними, она жила чувствами и привыкла потакать им. Сейчас ее захватила жажда мести, больше всего она хотела причинить Татане боль, но проклятый Свирл ясно дал понять, что трогать пленницу запрещено. Он Виталину, конечно, не убьет за самоуправство, но вот отправить в какой-нибудь северный храм Матери – это он мог, и даже отец ничего поделать с этим был бы не в состоянии. Нет, связываться со Свирлом – дело гиблое. Он смотрел на Виталину, как кобра на птенца, и привыкшая к интригам девушка чувствовала себя несмышленным младенцем в его присутствии. В его глазах под жуткими подвижными бровями скрывалась ледяная злоба, зиждящаяся на холодном расчете, и ей нечего было противопоставить такой силе.

Виталина хромала по комнате и думала. Навязчивые мысли о мести терзали ее, словно подкожные паразиты. Вокруг нее стояли книги в высоких шкафах, комнатка, которую ей выделили, была библиотекой зелий. У окна стояло два кожаных кресла, торшер с электрической лампочкой и стол. Электричество оставалось дорогим удовольствием, и то, что Свирл провел его к каждому светильнику в лаборатории, говорило о его богатстве и сумасбродной одержимостью наукой. Любой, будь то токи или алхимия. Он рассказывал, как работник при установке лампы схватился за оголенный провод, и его знатно тряхнуло, а на руке остался ожог. Вот бы к камере чужеземки бросить провода, к ее или ее друзей…

И тут Виталина с радостью, которая свойственная только психопатам, подумала о друзьях Татаны. О, эта великая сила – люди, которые готовы встать за нее, словно горы. Они же ее главная слабость. Особенно малышка Росалинда, глупая деревенская девчонка, которая решила влезть в драконье гнездо. Пожалуй, лучше и не придумаешь.

Поэтому, когда Таня подумала, что больше не увидит мумию Виталины, та объявилась в подземелье в компании стражника. У того в руках был таз и что-то еще, что оказалось свертком, который он разложил на столе. Было уже поздно, ужин давно прошел, и по недостоверным расчетам время приближалось к восьми часам вечера. Таня напряглась, когда Виталина остановилась напротив ее камеры, но даже не пошевелилась. Так и сидела в своем углу, закутавшись в одеяло, и наблюдала из-под полуопущенных век за сумасшедшей девицей.

– Треск, выведи Росалинду и посади на стул, – просипела Виталина.

Таня вскинула голову. Это было неожиданно. Она приготовилась к нападкам в свою сторону, и ей было все равно, каким ядом приготовилась плеваться Амин, но того, что Виталина тронет Росси, Таня даже не предполагала. Стражник тем временем отомкнул замок и вытащил испуганную девушку на середину комнаты, силой усадив на стул. Прямо напротив Тани.

– Эй, что ты собралась делать с ней? – закричал Жослен неожиданно яростно, и эхо заметалось под сводом темницы.

– Ничего особенного, – проговорила Виталина, не отворачивая от Тани прорези в бинтах, через которую наблюдала за миром. – Росалинда заключенная, и нужно провести некоторые процедуры.

– Не трогай ее, – прорычал Жослен, тщетно сжимая прутья решетки.

– Я не причиню вреда твоей подруге. Ни один волос… Ой, а вот этого я не обещаю. Треск! Отрежь ей одну прядь.

Молодой стражник со спокойным лицом взял инструмент из своего свертка – им оказались ножницы, – выдернул прядь из спутавшейся косы и отрезал ее под корень.

– Нет! – воскликнула Росси, хватаясь за голову.

Таня наблюдала за этим представлением с недоумением.

– Ты резала волосы, – усмехнулась она. – Как страшно.

Трекс тем временем расплел ленту, и волосы Росси темными волнами упали на ее плечи.

– Нет, пожалуйста, не нужно, – она сползла со стула на пол, цепляясь пальцами за пряди, тщетно пытаясь спрятать их. Жослен все кричал, требуя прекратить, а Виталина следила за Таней. Та же носила короткие волосы с четырнадцати лет, брила затылок и пока не понимала, в чем трагедия происходящего.

– Еще одну, – скомандовала Виталина. Стражник рывком за волосы вернул несчастную Росси на место, намотал на кулак толстую прядь и обрезал ее. Росалинда взвыла, чем наконец привлекла внимание Амин.

– Давай я объясню тебе, – голос у нее срывался и хрипел: огонь сильно повредил ее связки. – Я сделаю то, чего ты заслуживаешь, чего бы мне это не стоило. Если ты будешь сидеть смирно, все пройдет быстро и безболезненно. Если будешь вырываться… Ножницы очень острые, я не хочу, чтобы ты порезалась. Поняла? Руки на колени! – крик перешел в кашель: горло явно не сравлялось с нагрузкой. Но Росси послушалась. Она опустила дрожащие руки на колени и смотрела теперь только вперед, в камеру Тани, и во взгляде ее было такое отчаяние, что корка льда, покрывшая Танино сердце, треснула. Это всего лишь волосы, через год уже будет симпатичная стрижка, через три – приличная длина. Но Росии так дрожала, с такой мольбой смотрела на Таню, что та стала подозревать: что-то здесь не так. Вот и Жослен беснуется в камере. Она не видела его, но прекрасно слышала угрозы и рычание, которые вообще были ему не свойственны.

– Отпусти ее, мразь! Ты не достойна и волоса с ее головы, имей хоть каплю самоуважения, не пачкай своим дерьмом всех окружающих!