Текст книги "Блеск чужих созвездий. Часть 2 (СИ)"

Автор книги: Мария Доброхотова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

– Если стража на месте, – сказал он, – то перед воротами разойдемся. Я найду другой путь. Встретимся в лаборатории.

Впрочем, его осторожность оказалась излишней: стражи не было, а сам город представлял собой тревожное зрелище. Дома и лавки, которым в это время полагалось быть открытыми, закрывали ставни, а таверны и закусочные в столь неприбыльное время продолжали работать. Из-за их дверей слышались песни и крики, пьяные компании бродили по улицам. Один такой прохожий запутался в ногах и чуть не навалился на Росси, но Мангон ловко поймал его за шиворот и пинком отправил в сторону.

– Что, к Бурунду, тут происходит?! – прошипел он, как сделал бы Тень, и Таня вдруг почувствовала, в каком он гневе и растерянности. Они проходили мимо небольшой площади, на которой был установлен фонтан в виде дракона. Центральную фигуру явно пытались сбить с пьедестала, но это не удалось, только крылья обломали и голову, они валялись тут же, в фонтане. На площади собрались люди, в основном, молодые. Две девушки красили дракона в желтый цвет, цвет шутовства, какой-то парень мешал им, мочась на статую.

– Город взбунтовался против драконов, – озвучил Владимир очевидную вещь. – Для большинства это еще забава, они пьют, веселятся и глумятся. Но есть те, кто пошел убивать Мангона, кто за всем этим стоит, – он специально не обращался к Тени как к дракону, помня, что у каждого камня мостовой есть уши, – и они настроены серьезно.

– Нужно собрать Великий Совет, – в полголоса ответил Тень. – Один, без возможности обращаться… У Мангона нет шансов.

– Он мог бы поговорить с людьми, – предложил Влад. – Сделать заявление, выслушать требования. Насколько я понимаю, Илирия – последнее государство, находящееся под полной верховной властью драконов, народ всегда гордился этим и любил вас… Их. Нужно дать ему время повеселиться, а потом призвать всех к порядку.

– Я хочу понять, есть ли Мангона гвардия и на чьей стороне полиция. Особенно третье отделение.

– Ну а прежде всего, нужно отдохнуть. Сюда, моя лаборатория в этой подворотне, – Владимир повернул направо в арку, мимо маленькой забегаловки, из которой вышли, обнявшись, двое пьяных студентов. Здесь, далеко от центра, почти вплотную к восточной части стены, располагалась лаборатория Влада по прозвищу Странник. Ее окна выходили на тихий дворик с неработающим фонтаном под раскидистой липой. Лавочку под ней Владимир сколотил сам и сам же белил ее каждую весну. Окна на первом этаже были забраны решетками, на втором располагались жилые комнаты. Это был его дом, его пристанище, полученное через непосильную работу, порой позор и гонения. И сейчас на зеленой двери лаборатории какой-то парнишка вешал плакат с красной надписью “драконы – тупые ящеры”.

– Вали, это что такое?! – взревел Владимир, буквально подлетая к нему. Парень вздрогнул и обернулся. У него оказалось простое непримечательное лицо, глупая челка и низкий лоб. Кожа его была оливковой, как и у большинства местных.

– Дэстор Влад! Как это вы тут оказались? А у нас это… восстание, – заикаясь, начал Вали. – Мы драконов свергли.

– Это кто – мы? – сердито посмотрел на него врач. – Ты лично что ли сверг?

– Нет, но говорят, что замок Мангона сожгли, а его лично над пепелищем распяли и тоже подпалили, – парень переводил взгляд с уставших незнакомых девушек на Влада, с него на устрашающего мужчину в черном плаще, он боялся и одновременно захлебывался от восторга. Незнакомец в черном усмехнулся.

– Дракона? Сожгли? – переспросил Влад. – Ты бы еще сказал, что они русалку утопили или оборотня в лес на съедение отвели. Ну-ка, снимай это позорище, и чтобы я больше ничего про восстание не слышал!

– Ну как же это, мастер? – спросил Вали, с несчастным видом снимая свои художества. – Ведь решается судьба города. Да что там города, страны! Надо участвовать.

– Вот ты и участвуй: делай лекарства и спасай страну. А хотя… Съезди к старой Марте, привези ей трав на зиму, – врач махнул рукой, открывая дверь в лабораторию. – Подальше от всего этого. А если узнаю, что в городе остался, уволю к Бурунду, и не послушаю эти песни про больных сестер, – он сурово свел брови, чтобы никто не посмел усомниться в серьезности его слов. – Что смотришь? Снимай!

Владимир открыл дверь, отпихнув Вали в сторону, и пропустил гостей в свою обитель. Встретила их узкая темная прихожая, свет в которую поступал только через стекло черного выхода. Здесь было прохладно – дом, скорее всего, не отапливался, и витал тот особый запах обеззараживающих средств, которые встречаются в любой приличной лекарне, смешанный с ароматом сухих трав. Владимир засуетился, принимая верхнюю одежду, и Таня вдруг ясно представила его в маленькой квартире на пятом этаже в спальном районе Твери. Он бы так же говорил “да оставьте обувь тут”, “давайте я повешу пальто”, “тут есть тапки, но только одна пара”, как делал бы это в узком коридоре с обоями в цветочек и линолеумом на полу. Таня увидела во Владе радушного и хлебосольного хозяина, чуть одичавшего без теплой женской руки, но все равно знающего, как принимать гостей.

– Росси, давай затопим печи, – предложил он, распахивая дверь в комнату, которую звал в гостиной. В центре стоял диван в окружении двух массивных потертых кресел. Перед ними – чугунная печь, черная, с позолоченными ободками и ручкой, рядом с ней простые приборы на треноге. От нее шли металлические трубы вдоль стен, ныряли в другие комнаты, разнося тепло. В гостиной было уютно и чисто, но довольно захламленно. На столиках лежали журналы и книги, пробирки, чашки, какие-то статуэтки. Со стен скалилась пара масок с рогами, уныло опустил кисточки цветастый коврик, обнаружились даже мутные фотографии, на которых вполне был узнаваем Владимир, молодой и улыбчивый. В одном шкафу со стеклянными дверцами стояла посуда, навевая воспоминания о родине, в другом – колбы, пробирки и почему-то свернутый улиткой ремень. Таня обошла комнату по кругу, рассматривая картины, фотографии, фигурки. У нее появилось чувство, что она погрузилась в мир Владимира, явившийся экзотическим переплетением оставленной России и местной культуры.

Росси сразу пошла к печи, открыла дверцу и принялась со знанием дела укладывать в нее дрова, которые обнаружились тут же, в поленнице. В ее движениях чувствовался опыт деревенской жизни, незаменимый в отсутствие центрального отопления.

Мангон же не проявлял никакого интереса к происходящему вокруг. Он снял плащ, и оказалось, что под ним удобный черный свитер, из-под которого выглядывал воротник сорочки, словно у студента какого-нибудь престижного колледжа. Вместе с маской Мангон оставил образ Тени и теперь стоял, сосредоточенный и почти злой, и смотрел, как внутренний дворик по сантиметру занимает солнце.

– Я включил воду, – заявил Влад, вновь появляясь в гостиной, – печи затопим, и скоро станет теплее. Эти поганцы, мои ученики, ленились прогревать комнаты, за что им достанется отдельно. Росси, ты уже сложила клетку? Вот умница, – он по-отечески похвалил девушку, и ты заулыбалась. – Давай подожгу. Я там на твераневой плитке чайник поставил. Чай попьем и будем отдыхать.

Владимир на удивление быстро сладил с Росси, и они хлопотали уже на пару, попросив Таню сесть и не мешать. В комнату вошел большой пушистый кот дымчатого серого цвета. Он с недовольным видом оглядел гостиную, занятую чужаками, прошел в одну сторону, потом в другую. У него была острая мордочка и кисточки на ушах, а на хвосте была такая длинная шерсть, что свисала метелкой.

– Ильич, уйди с дороги! – прикрикнул Владимир, внося в гостиную большой поднос с горячим чайником. – Ошпарю, потом не ной мне! А вот и чай.

За ним шла Росси с чашками в руках, сложенными “розочкой”, как складывала их любая российская бабушка. Таня обняла себя за плечи: она как никогда остро почувствовала тоску по дому. Гостеприимство Владимира было замечательным и довольно милым, но выглядело, словно самовар с баранками на улицах какого-нибудь европейского города: узнаваемо, но до боли чужеродно. У Тани в московской квартире так же хранили чашки, стоял сервиз в гостиной, а вечерами они пили с папой чай, но то было настоящим, родным, незаменимым.

– Таня, чего загрустила? – окликнул ее Влад. – Возьми вангетки, вот, в коричневом пакете. Это конфеты, – он произнес это слово по-русски, тихо, чтобы Мангон не услышал. Дракон казался погруженным в свои мысли и навряд ли замечал, что происходит вокруг. – Адриан, хватит смотреть в окно, садись с нами, – Влад вдруг перешел с Мангоном на “ты”, будто приключение сблизило их, стерло все условности.

Мангон вздрогнул, когда его выдернули из глубоких раздумий, и обернулся, вопросительно подняв бровь.

– Присоединиться к чему?

– К чаепитию, – Влад обвел руками небольшой столик, на котором дымился чайник со свежезаваренными местными травами, жались круглыми боками чашки, аккуратной горкой возвышались вангетки. – Не кривись, нужно выпить горячего, крепче спать будешь.

Мангон медленно подошел к столику, посмотрел на него сверху вниз, словно на странного зверя. Мягко ступая лапами, подкрался кот, потерся о его ноги и, не дождавшись угощения, запрыгнул на кресло. Таня и Росси смотрели снизу на Мангона, ожидая, что же он сделает.

– Этот день не может быть более странным, – наконец сказал Адриан и опустился на диван рядом с Таней. Ему с его длинными ногами было явно неудобно сидеть, но он смолчал. Таня бы предпочла, чтобы Адриан выбрал другое место, но на одном кресле сидела Росси, на другом вылизывал пузо кот. Чувствовать близость Мангона было странно, в ее душе все еще бушевала буря, она не знала, как относиться к этому человеку, и продолжала страдать по Тени, поэтому сжимала чашку в холодных руках и старалась не смотреть направо.

– Ваш чай, дэстор Мангон, – Росси подала его чашку на блюдце, и Адриан молча принял ее. Сделал глоток. Лицо его осталось возмутительно бесстрастным, хотя он заявил:

– Это не чай, – и отставил чашку.

– А что же тогда? – Влад усадил Ильича себе на колени – тот возмущенно мяукнул – и тоже пригубил горячий напиток.

– Что угодно, но не чай. Татана, помнишь, я угощал тебя циньсиньским улуном? Вот это был чай.

Росси и Влад заинтересованно посмотрели на Таню, будто хотели узнать, когда же она успела отведать такой дорогой напиток в компании дракона. Таня вдруг покраснела, сама не зная отчего.

– Нормальный чай, – с досадой сказала она, чувствуя, как горят щеки. – Пейте, дэстор Мангон. Травы есть полезные для спокойствия.

Адриан выразительно покосился на нее, но ничего не ответил. К чашке, впрочем, он тоже больше не притронулся. Каждый за столиком в той гостиной чувствовал, какое напряжение царит вокруг, понимал, сколько вопросов не задано и ответов не получено, и все же молчал. Самое странное чаепитие, в котором принимала участие Таня, и, пожалуй, она многое бы отдала, чтобы его не состоялось.

Когда чашки опустели – конфеты остались нетронуты, – и молча сидеть больше не осталось сил, поднялся Влад:

– Ну что, друзья мои, а теперь нужно немного отдохнуть. Адриан, предлагаю тебе свою спальню, а девушкам две гостевые. Они маленькие, и в них давно не убирали пыль, но надеюсь, вы достаточно устали, чтобы не заметить этого, – нервно улыбнулся он. – Я посплю на диване.

– Все хорошо, Влад, – проговорила Таня, касаясь его руки. – Спасибо.

– В таком случае, Росалинда, пойдем, поможешь мне с постельным бельем.

– Я бы еще посидела немного, дэстор Странник, – беспечно отозвалась Росси.

– К сожалению, я без тебя никак не справлюсь, – настойчиво повторил Влад, делая страшные глаза, и Росси пришлось подняться. – Дело в том, что я понятия не имею, куда складывает белье горничная, а приходит она раз в две недели, кроме того… – Владимир вышел, увлекая за собой Росалинду, и голос его стих, а за ним и стук девичьих каблучков. В гостиной вновь повисла тишина. Мангон сидел близко, едва ли не касаясь ее, и Таня чувствовала его тепло и до боли знакомый запах кардамона и шалфея. И как она раньше не заметила, что они с Тенью даже пахнут одинаково?

– Наверное, у тебя есть вопросы? – тихо спросил Мангон.

Нелепее начала разговора трудно было придумать. В груди Тани вмиг вспыхнула ярость.

– О да. Например, как ты можешь нормально спать ночью? – прошипела она.

– В последнее время я плохо сплю ночами. Все больше провожу их на балконе одной тэссы, – отозвался Мангон, и в его голосе послышались знакомые насмешливые нотки. Это смутило Таню и еще больше разозлило ее, поэтому она обернулась, чтобы кинуть Тени какую-нибудь колкость, но увидела, вспомнила, что его рядом больше нет.

– Кажется, ты ненавидишь меня? – спросил он.

– Да, – коротко бросила в ответ Таня.

– За то, что обманывал тебя?

Таня несколько мгновений обдумывала дипломатичный ответ, но тактичность не была сильной стороной ее натуры, поэтому настоящие чувства вновь выплеснулись наружу.

– Я похожа на игрушку? – горько спросила она. – Можно меня крутить, оторвать руку, ногу, поменять их? Можно надеть смешное платье или заставить танцевать? – когда она злилась, акцент у нее становился совершенно ужасным, она забывала слова и путала их. – Можно дать мне друга, а потом отобрать его?! Посмотри, у нее исчезать земля под ногами, как это смешно! Так?

Ее голос дрожал от гнева и слез, которые не могли пролиться, от боли, которая раздирала грудь. Потеряв Тень, она чувствовала себя так, будто оставила на пепелище Серого Кардинала своего настоящего друга, а не вымышленного.

– Я никогда не играл с тобой, – ответил Мангон. – И как бы я хотел…

– Чтобы все было по-другому, – Таня закатила глаза. – Я уже слышала сто раз. А ладно, забывай это, – зло сказала она, отворачиваясь. – Все нормально. Ты жедракон.

“У драконов есть сердце и чувства, им тоже ведомы и любовь, и боль”. Какая ирония, рассказывая про других, Тень на самом деле имел в виду себя.

– Я не согласен это забыть, – голос Мангона прозвучал глухо и совсем рядом. – Потому что мне не все равно. Снять маску Тени перед тобой и увидеть ужас на твоем лице… Это было настоящим ударом, я даже не думал, что будет так сложно.

Таня не обернулась. Мангон положил локти на колени, сцепил длинные пальцы и продолжил:

– Я просто был заинтригован. Хотел поговорить с тобой, узнать, какая ты, ведь до сих пор мне не приходилось встречаться с людьми из обратных миров. Просто так ты бы со мной разговаривать не стала, ты боялась меня и ненавидела по вполне понятным причинам. Но когда тебе, несмотря на это, хватило сил в открытую выступить против меня, мне стало немного интересно. Тогда и пригодился Тень.

– Ты придумал его для меня? – Таня наконец повернулась и посмотрела в знакомые янтарные глаза.

– О нет, – улыбнулся он. – Ты особенная, но не настолько, извини. Тень существует очень давно. Он – глоток свежего воздуха в моей жизни, способ не быть Мангоном.

– Не быть Мангоном?

– Это сейчас не важно, – с нажимом проговорил Адриан. Он сидел на расстоянии вытянутой руки, ближе, чем когда-либо в своем истинном облике, и Таня понимала, что все еще боится его. – Я не думал, что разговоры с тобой станут такой же отдушиной, как и брождение по крышам или выпивка в компании простых мужиков.

– О, крыши, выпивка и я. Отлично.

– Речь не об этом, – раздраженно проговорил Мангон. – Я хочу сказать, что мне самому не нравится, во что это все превратилось. План был не такой! Я хотел просто узнать, кого не пожалел для меня Амин, а потом найти с Айронгу способ вернуть человечность, а тебя отпустить домой. Великая Матерь мне свидетель. Я не собирался болтать с тобой ночами, учить твой язык и покупать для тебя безумно дорогие платья, чтобы доказать, что ты в них можешь быть прекрасна! – в конце он стал говорить громче, и Таня отпрянула, удивленная бурными эмоциями.

– Я и не просила ничего… – начала было она, но Мангон снова ее прервал:

– Ты хоть слово поняла из того, что я хотел сказать?

Таня набрала в грудь воздуха, чтобы достойно ответить, но ее прервали. Сзади раздалось вежливое покашливание: в дверях стоял Влад.

– Друзья мои, предлагаю сделать перерыв в криках друг на друга и немного отдохнуть. Спальни готовы.

Таня и Мангон выразительно посмотрели друг на друга. Оба были в смятении, и короткий разговор ничего не расставил по местам, но они слишком устали, чтобы выяснять отношения, а Таня вообще не была готова слушать какие-либо доводы. Влад прав, отдых был лучшим выходом.

Адриан поднялся, отряхнул с брюк невидимые крошки. Таня встала вслед за ним.

– Дэстор Мангон, – тихо позвала она. Он быстро обернулся. – Скажите Тени, что я буду скучать. Очень-очень сильно.

– Татана…

Но Таня уже обогнула старенький диван и шла прочь из гостиной. Видеть полное раскаяния лицо Мангона было выше ее сил.

Наверх вела простая, но крепкая деревянная лестница. Наверху обнаружился такой же тесный коридорчик, в котором с трудом расходились три человека. Влад показал Мангону свою комнату, и тот исчез за дверью, не сказав ни слова. Таня бросила ему вслед встревоженный взгляд, но ее окликнула Росси:

– Татана, все в порядке? Мангон так кричал, – тихо спросила она.

– Да говорил немного громче, чем обычно, – отмахнулась Таня. – Помнишь, как он злился, когда Виталина сделала ужин?

Они улыбнулись воспоминаниям, ставшим вдруг далекими и неожиданно теплыми, но потом в памяти всплыла Виталина, примотанная к стулу, воображение услужливо дорисовало языки пламени, и улыбка исчезла без следа.

– Давай отдыхать, – предложила Таня.

– Да, Татана. Я хотела попросить, – Росси немного помялась. – Можно я посплю с тобой? Мне будет очень страшно одной. Я знаю, что это дом Влада, он наш друг, но в этом городе, когда по улицам бродят мятежники… Я все жду, что они вломятся в окна.

– Конечно, Росси, – кивнула Таня. – Отдадим кровать для Влада.

Они объявили Владимиру, что он не должен больше ютиться с котом на диване, и вошли в очередную комнату, которая ненадолго стала принадлежать им. Здесь было простенько и уютно. Основательную кровать на толстых деревянных ножках Росси застелила свежим бельем, на невысоком комоде стояла пузатая ваза в компании статуэтки дракона и стеклянной лампы для свечи. Скромную обстановку дополняли платяной шкаф в углу и ковер на полу. Окно выходило на залитый солнцем дворик, но в комнату солнце пока не проникало. Несмотря на это, Росси дернула рычажок рядом с рамой, и на стекло опустились медные пластинки, напоминавшие жалюзи.

– К вечеру солнце будет здесь. Я хочу, чтобы ты отдохнула, – пояснила она. – Ночную одежду я не взяла, извини, слишком была напугана. Вот, Влад дал нам мужские рубахи, говорит, что они чистые. Ты уж потерпи, – Росси скривилась, будто предлагала Тане какую-то непристойность. А Таня смотрела на подругу, несчастную, с этими глупыми рубахами в руках, и любовь затопила ее сердце.

– Все равно на одежду, – сказала она. – Я так рада, что ты жива, Росси.

– И я тоже, – ответила Росалинда, и дрожащий голос предвещал обильные слезы. – О, Татана, как я рада, что ты со мной!

Росси бросилась Тане на шею, уже не сдерживая слез, и некоторое время они стояли так, обнимаясь, давая себе время перевести дух и осознать все, что с ними произошло. Потом они переоделись и улеглись под холодные одеяла: комнаты все еще не успели прогреться, хотя в черных батареях, проходивших внизу стен, журчала горячая вода. Росси, измученная слезами, уснула почти сразу, прижавшись лбом к плечу подруги. Таня же еще долго лежала, глядя в крашеный потолок, и пыталась пережить события этого утра. Но перед глазами то и дело возникало лицо Мангона, а в ушах звучал его голос: “Ты хоть слово поняла из того, что я хотел сказать?” Как страшно было понять, это меняло все, и как дальше жить с этим пониманием, было совершенно не ясно. Но через некоторое время к Тане пришел сон, тяжелый и беспокойный, и избавил ее от размышлений.

***

Когда Таня проснулась, был уже вечер. Она обнаружила это, дернув за рычажок у окна и впустив в комнату фиолетово-красный свет умирающего дня. На душе было тяжело, но дышалось куда проще, чем несколько часов назад. Поистине сон решает многие дилеммы. В животе заурчало – голод брал свое, как бы не сотрясался мир вокруг, и молодой организм требовал еды. Таня тихо переоделась, стараясь не будить Росси, и спустилась в гостиную.

Квартира Влада прогрелась за целый день. Почти все двери в ней оказались открыты, а сам хозяин обнаружился в лаборатории. Она была не такой большой, как зал, выделенный Владу в Сером Кардинале, зато это была настоящая лаборатория, больше напоминавшая кабинет алхимика. Таня удивленно присвистнула, войдя, и принялась осматриваться.

– Добрый вечер, Танюша, – поприветствовал Владимир по-русски. Мангона рядом не было, и он мог не опасаться, что он догадается об их связи. – Как ты себя чувствуешь?

– Жить можно, – пожала плечами Таня, рассматривая свое кривое отражение в большой пузатой колбе. Влад некоторое время следил за ней, будто желая удостовериться, а не врет ли, а потом, довольный увиденным, спросил:

– Ну, как тебе моя берлога?

– Она потрясающая, – улыбнулась Таня. – Особенно серванты в гостиной.

– О да, – улыбнулся в ответ Влад. – Известно, что можно увезти человека из деревни, а вот вывести деревню из человека не получится. С родиной так же. Посмотри, какой перегонный куб. Я заказывал его выдувку на стекольном заводе, по моим собственным чертежам, – гордо сказал он. – Красивый, правда?

– Я в этом ничего не понимаю, – призналась Таня, – но выглядит внушительно.

– О, у меня есть кое-что для тебя, – Влад открыл люк в полу, нырнул в помещение внизу на минуту и вернулся с коробочкой. – Там мои холодильники. Я голосую за развитие электричества, но пока это привилегия для богатых, поэтому приходится ставить твераневые баллоны, чтобы сохранить медикаменты. Это для тебя. Надеюсь, не поздно.

Таня с любопытством смотрела, как Владимир открывает деревянную шкатулку. В ней, пересыпанные опилками, лежали ампулы.

– Это вакцины от местных болезней. Я выбрал самые опасные и сделал когда-то эти препараты для себя. Как видишь, я жив-здоров, поэтому могу предложить их тебе. Навряд ли тебе захочется закончить жизнь с гноящимися глазами или от разлагающегося кишечника.

– О нет, – ответила Таня. Она аккуратно подцепила ногтем одну из ампул и просмотрела желтую жидкость на свет. – Я планирую умереть в огне дракона.

– Кстати об этом. Сначала закатай рукава, оба. Колоть сразу все не желательно, но соблюдать календарь прививок у нас не получится, – сказал Влад, набирая в многоразовый шприц с металлическим поршнем вакцину. – Кстати о твоем жертвоприношении. Мне ответил Свирл, он готов отправить тебя домой в ближайшие дни.

Сердце у Тани замерло, она даже не почувствовала, как игла вошла в плечо.

– В ближайшие дни? То есть я могу скоро увидеть папу? – голос предательски дрогнул.

– И обязательно увидишь, – заявил Влад, прикладывая к месту укола ватку. – Надо только кое-что купить из расходников. Товар редкий и дорогой, но у меня есть сбережения, должно хватить.

– Влад, – Таня схватила его руку, в которой он сжимал второй шприц, и посмотрела ему в глаза. – Я же не смогу вернуть деньги.

– Танюш, если ты вернешься домой, ты отплатишь мне сполна, – его взгляд был настолько добрым и нежным, словно он и вправду был ее добрым дядюшкой. Могла ли Таня подумать, что встретит таких замечательных людей в этом забытом богом мире? – Ну вот и все. Возможно, завтра ты будешь чувствовать себя не очень хорошо, но это нормально. Если что, обращайся прямо ко мне.

Таня сидела, прижав вату к ранке, где букет иномирных вирусов начали свои попытки уничтожить ее организм, и собиралась с силами, чтобы задать важный вопрос врачу. Влад суетился, перебирая инструменты, наводя на столе порядок. Вскрытые ампулы полетели в корзину, за ними отправилась игла.

– Владимир?

– Да, Танюш? – он повернулся, спокойный, домашний.

– А у тебя умирали пациенты? – голос предательски сорвался, засипел.

Влад нахмурился, поправил инструменты в металлическом изогнутом лотке.

– Конечно.

– Я имею в виду, умирали ли люди… ну… из-за тебя? То есть, не ты их конкретно убил, – поспешно поправилась она, – но ты понимаешь, что мог бы их спасти, но не спас?

Влад посмотрел на нее долгим тяжелым взглядом из-под кустистых бровей. Он, конечно, понимал, о чем беспокоится Таня, что гложет ее еще не встречавшуюся с настоящими дилеммами совесть, но вопрос всколыхнул другие, его собственные воспоминания. В его глазах на несколько секунд появилась такое глубокое несчастье, старое, отравляющее кровь и сны, что у Тани холодок пробежал по спине.

– Да, Танюш, такое часто случается. Если честно, почти каждый раз, когда умирает кто-то из моих пациентов, я думаю, что мог бы его спасти. И ненавижу себя за то, что не смог. И его ненавижу.

– А пациента-то за что? – Таня удивленно распахнула глаза.

Влад скривил губы в подобии улыбки.

– За то, что не принимал лекарств, не поставил ребенку прививку, ходил полуголым по морозу и прочее, прочее. За то, что заставил меня чувствовать… Вот все это, – он снова отвернулся к столу, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами.

– И как ты справляешься?

– Как и все врачи – черствею душой. Цинизм, сарказм, здоровая злость – наши лучшие друзья. Пациенты часто недовольны этим, но что ж поделать, – Влад развел руками. – Иначе сердце не выдержит, надорвется и встанет. И так я точно уже никому не помогу. Э-эх, не хотел я всего этого, хотел в микроскопы смотреть и в чашку Петри палочкой тыкать. А жизнь-то, она вон как повернулась.

– И как же это – научиться быть циничной и злой? – спросила Таня, легко уворачиваясь от яда чужой боли и возвращаясь к своей. Она представила, как щит из цинизма и равнодушия защищает ее от мыслей о Виталине, что сгорела в драконьем замке, как за ним не слышно воображаемых криков.

– Жизнь сама нас учит, девочка моя, быть злыми и прыскать сарказмом направо и налево, – невесело усмехнулся Влад. – Ты попробуй остаться если не доброй, то хотя бы по возможности справедливой – вот это та еще задачка.

– Один человек сказал мне, что справедливости не существует, что то, что хорошо одному, принесет боль другому, – от воспоминаний о Тени стало только хуже.

– Если не справедливость, то что же признает твой друг?

– Милосердие, – пожала плечами Таня. – По крайней мере, он уверен, что не достоин его.

– Ну, это не ему решать. Иногда Бог твердо намерен быть милосердным, и как бы ты ни уворачивался, догонит и простит тебя.

Влад хотел продолжить мысль, но не успел: в дверях появился Мангон. На нем был черный плащ, маска спущена под подбородок. Он внимательно посмотрел на Влада и Таню, которая застегивала рукава, но никак сцену, открывшуюся ему, не прокомментировал.

– Я собираюсь в таверну поужинать, – просто сказал он.

– Не боишься выходить на улицу? – спросил Влад, снова перекладывая предметы на столе.

– Как Тени мне нечего опасаться.

– Если честно, я бы тоже не отказалась поесть, – Таня потерла живот, который уже ощутимо сводило от голода.

– Но я не успел купить продуктов, – Влад сокрушенно развел руками. – Однако я не думаю, что выходить сейчас на улицы – лучшая идея.

– Не выходите, – пожал плечами Мангон, натягивая капюшон по самый нос. – А я хочу послушать, что говорят люди. Что смотришь, Татана? Ты со мной?

Странно, как менялся его голос, стоило ему только натянуть маску на лицо. Пропадали холод и чопорность, появлялись разные краски и интонации, например, игривая, как сейчас. Он снова становился Тенью, насмешливым и свободным.

– Влад, я хочу в эту…

– Таверну, – подсказал Тень.

– Да. Со мной все в порядке, я могу стоять за себя, если что, – Таня чувствовала себя так, будто отпрашивалась у отца. Владимир нахмурился.

– Одних я вас не отпущу, и не уговаривайте, – от встал и принялся убирать бумаги, над которыми работал, когда вошла Таня. – А тебе бы надеть юбку. Женщина в брюках точно привлечет внимание, особенно с белыми волосами и кожей.

– Что, Влад, может, завалялась у тебя юбка какая-нибудь? – спросил Тень.

– Адриан, что за глупости? Откуда?

– Неужели девушки никогда у тебя ничего не забывали? – он почти в открытую смеялся.

– Без юбки пока никто не уходил, – резко ответил Влад.

– Кажется, ты не заставлял их терять голову?

– Да что с тобой такое? – сердито спросил смущенный врач. Он пристально посмотрел на Мангона, явно не узнавая старого знакомого в этом бесстыжем призраке.

– О, когда он надевает эту тряпку, он становится… – Таня запнулась, подбирая слово: ее знаний катастрофически не хватало, чтобы выразить противоречивое отношение к этому человеку.

– Давай я подскажу тебе. Невыносим, – протянул, почти мурлыкнул Тень.

Таня закатила глаза. Слово, которое он подобрал, было самым точным.

– Вот, возьми это, – Владимир достал из шкафа коричневый плащ, шерстяной, старый и очень длинный. Таня натянула его на плечи, спрятала голову в объемном капюшоне. Ей в нос ударил запах слежавшейся ткани и пыли. Кажется, плащ давно никто не надевал. Она покрепче затянула тесемки и только тогда вспомнила о Росси, которая наверняка испугается, проснувшись в незнакомом доме одна.

– Ты права, – согласился Влад. Он уже надел короткую куртку, напоминавшую дубленку, и был готов выходить. – Я разбужу ее и предупрежу, чтобы не волновалась. Подождите меня на улице.

Лабораторный дворик тонул в прозрачных сумерках. Здесь пахло сладковато, то ли перегноем, то ли нечистотами: к канализации подключился еще далеко не каждый дом. Липа сбрасывала пожухлые листья и они кружились в воздухе, словно мертвые мотыльки. В промежутке между крышами было видно кусок ночного неба, на котором зажигались звезды. Он были здесь намного бледнее, чем далеко от города, и все равно тревожили душу, далекие, чужие. Тень стоял рядом, и они с Таней не говорили друг другу ни слова. Любая мысль, как начать разговор, казалась неуместной и глупой. Время тянулось бесконечно, и когда Влад все-таки появился на пороге лаборатории, Таня тихо выдохнула от облегчения.

– Я предупредил Росси и дал ей поручение, чтобы ей не было скучно. Я пообещал принести ей еды, так что отведи нас в место поприличнее, – сказал он, зябко засовывая руки в карманы.

– Разве я могу отвести вас в дурное место? – возмутился Тень.

– Я его не узнаю, – тихо признался Влад. – И мне это не нравится.

– А мне не нравится настоящий Мангон, – тихо ответила Таня по-русски. – Надутый мороженый индюк. Кстати, ты знал, что современные ученые считают, что динозавры – это не ящеры вовсе, а предки птиц. Может, и драконы – это просто стервятники-переростки?

– Это бы все объяснило, – улыбнулся Влад.

Тень шел впереди, беспечно пиная камушки, попадавшиеся на мостовой. Никто не смог бы подумать, насколько внимательно он вслушивается в чужую речь, еле слышно звучавшую за его спиной.