Текст книги "Шоко Лад и Я"
Автор книги: Мария Бомон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
Глава 5
Должно быть, ад – это особняк с четырьмя спальнями, перед которым стоит бордовый «ровер» и цветут огромные гортензии. Такая мысль пришла мне в голову, пока я шла по Рипон-драйв в Финчли, в Северном Лондоне, к дому, в котором я провела первые двадцать два года своей жизни. Окружающий пейзаж выглядел удивительно умиротворенным: небо светло-серого цвета, парочка голубей чистили перышки у бордюра. А еще один гадил на крышу машины моего отца. Судя по всему, это дьявол пытается усыпить мои подозрения кажущимся спокойствием, но я не попадусь на его хитрые уловки.
Перед уходом я умоляла Энта составить мне компанию.
– Мне бы очень хотелось, Эми, но это лишь все усугубит. Ты же знаешь, я не могу находиться в обществе твоей мамы более пяти минут, с тех самых пор как ты придумала историю о моем намерении стать священником.
– Ну, пожалуйста, – продолжала упрашивать я.
– Мои познания в Библии не тянут на нужный уровень. Она задаст мне вопрос о Матфее, Марке, Луке и Иоанне, а я все испорчу, продиктовав ей номера их телефонов и рассказав о размере членов.
Он помог мне надеть пальто и пожелал удачи.
– Молодец, Эми, ты поступаешь правильно… Кстати, «Я сделал все по-своему» или «Свеча на ветру»?
– Что ты сделал?
– Просто думаю, какую песню ты бы хотела заказать на собственные похороны.
Я вставила ключ в замочную скважину и открыла входную дверь.
– Привет! – выкрикнула я оптимистично, хотя радости в тот момент отнюдь не испытывала.
– Я на кухне, – отозвалась мама, – только поставлю овощи на плиту.
Понятно, значит, мы не сядем за стол по крайней мере еще час. Если мама начинает готовить, она доводит овощи до такого состояния, что их скорее можно пить через соломинку, нежели накалывать на вилку. Хрустящие овощи годятся лишь для тех, кто намного презреннее гомосексуалистов, членов Ирландской республиканской армии и, возможно, даже писателей порнографических книг. То есть для эмигрантов.
Эта мысль придала мне сил, и я почувствовала себя немного лучше, ведь, во всяком случае, мое признание не начнется со слов: «Мам, на самом деле я француженка».
– Ты что, не была сегодня в церкви? – спросила я, зайдя на кухню.
– Конечно, была. Почему ты спрашиваешь?
– Твое платье, оно немного…
– Что с ним не так?
С чего начать? Просто оно розовое, блестящее, обтягивающее… В общем, платье в стиле Лизы. Если бы мама надела его в церковь, ее вполне могли, не раздумывая, забросать камнями.
– Просто потрясающее платье (первая ложь за день). Очень тебе идет (вторая). А где папа? (Мгновенная смена темы разговора, прежде чем я вырою себе глубокую яму, из которой потом ни за что не выберусь.)
– Исчез в гараже, как только мы вернулись со службы. Теперь мое присутствие ему просто невыносимо, – сказала мама, тяжело вздохнув.
Просто невероятно, но в шестидесятые годы, когда свинг находился на подъеме, родители были даже моложе, чем я сейчас. Если бы я не видела доказательств своими глазами (не дающих мне покоя фотографий мамы с начесом и длинными ресницами, как у Мэри Квант, и папы с кустистыми бакенбардами), ни за что бы не поверила, что они когда-то были другими, не пятидесятилетней пожилой парой. Зато не сомневаюсь, лето любви [20]20
Такое название в прессе получило лето 1967 года, когда газеты пристально следили за жизнью хиппи.
[Закрыть]они провели, никоим образом не нарушая норм общественного поведения, пока их ровесники курили травку и закидывали камнями полицейских – должен же был хоть кто-то идти правильным путем. Держу пари, хиппи необычайно радовались вешалкам отца, ведь на них они могли повесить куртки, вернувшись с войны в середине семидесятых.
Я наблюдала за папой, склонившимся над работой. Он даже младше Мика Джаггера. И всегда был младше, хотя в это непросто поверить. Я попыталась представить, как он запрыгивает на сцену и кричит: «Здравствуй, Лос-Анджелес, как насчет капельки рок-н-ролла?» Нет, слишком невероятно. Абсолютно не сочетается с его вязаной кофтой на пуговицах.
– Привет, – громко поздоровалась я.
– Здравствуй, Эми, – ответил отец, повернувшись ко мне.
Когда я гляжу на отца, то понимаю, от кого унаследовала свою внешность. Конечно, у меня нет лысины и волосы мои не поседели – по крайней мере пока. Однако я обладаю некоторыми другими семейными чертами: гены, отвечающие за предрасположенность к большой груди, тоже достались мне по папиной линии. У обеих его сестер пышные формы и огромный бюст, как у Долли Партон [21]21
Долли Партон (р. 1946) – певица кантри, также снималась в кино. Известна по фильмам «Стальные магнолии» и «Разговор начистоту».
[Закрыть]. Большая грудь приводит меня в еще большее уныние, чем чересчур длинный нос.
– Что это будет? – спросила я про небольшую деревяшку, которую папа обтесывал странного вида инструментом.
– А, такая штука, ее можно потом куда-нибудь пристроить.
– Очередная штуковина? Ну да ладно, рассказывай, как ты тут поживаешь.
– Сама знаешь, Эми…
Вообще-то не знаю. Я прекрасно помню, как несколько дней назад обещала выполнить важную миссию: поговорить с папой, чтобы мама, наконец, успокоилась. Но это вовсе не означает, что я подозреваю папу в интрижке. Я пыталась представить себе отца после выступления в Лос-Анджелесе за сценой с парочкой фанаток на коленях… Да, мысль просто смешная. Отец не мог заниматься этим с женщиной, не являющейся моей мамой, хотя, если хорошенько подумать, в высшей степени невероятно, чтобы он занимался сексом и с ней. Во всяком случае, не в своей вязаной кофте на пуговицах.
Но нужно хоть что-то узнать, по крайней мере попытаться разобраться в его поведении.
– Мама говорит, в последнее время ей нечасто удается тебя увидеть.
– О, я ужасно занят. Похоже, у моего бизнеса открылось второе дыхание, – сказал он с внезапным приливом энергии. – Вокруг ведут сплошные разговоры о глобальном снижении спроса, но людям всегда нужно куда-то вешать свои рубашки.
– Только если они у них будут, – пробормотала я.
– Что ты сказала?
– Можно потерять последнюю рубашку, когда лишишься работы… Например, при сокращении кадров, – объяснила я, запинаясь.
– А… Очень смешно. Вот, тебе наверняка понравится, – сказал он, ныряя в огромную картонную коробку и вытаскивая охапку вешалок. – Это мое очередное великое изобретение. Вешалки с разноцветным пластиковым покрытием помогут разделить одежду по цветам. На голубых будет висеть одежда для работы, на розовых – каждодневная, на желтых… Да не важно, придумаем. Возьми несколько.
Так я и знала, думала я, пока папа запихивал вешалки в пакет, прежде чем протянуть его мне. Вместо того чтобы ужинать и распивать вино с какой-ни будь девицей в короткой юбке, он засиживается по ночам и совершенствует цветные вешалки. Что ж, человечество теперь ни за что не перепутает деловой костюм со штанами от домашнего тренировочного. В честь отца воздвигнут памятник. Да, мама оказалась не права, и это еще мягко сказано.
– Спасибо, пап, – улыбнулась я. – Давай посмотрим, может, обед уже готов?
Родители на кухне загружали посуду в посудомоечную машину, а мы с Лизой сидели в гостиной за столом из красного дерева, которым пользуются обычно лишь раз в неделю – по воскресеньям. Мы уже покончили с закусками и основным блюдом, избежав разговора о Шоко Лад и ее ужасной книге.
– Трусливый зайчишка, – прошептала Лиза. – Я так и думала, у тебя просто никогда не хватит духу.
– Жду подходящего момента, – ответила я.
– Ха! Я считала паузы в разговоре – целых семнадцать. Была возможность обсудить эту тему во время любой из них, но ты так и не решилась. Только посмотри на себя: тебе уже почти двадцать шесть, а предки даже не в курсе, что ты куришь.
– Ладно, и о курении я им тоже скажу. Вот увидишь, – заявила я с вызовом. Да, я непременно сообщу родителям и о своей вредной привычке.
Вошла мама с пирогом, следом за ней появился папа с заварным кремом.
Нет времени лучше, чем настоящее, подумала я. Куй железо, пока горячо. Я осуществлю свое намерение прямо сейчас. Да, решено.
– Мама, папа, я хотела бы поговорить с вами об одной вещи. Я…
– Проповедь, которую читал сегодня утром Реверенд Свинтон, была просто потрясающей, верно, Брайан? – сказала мама, полностью проигнорировав меня.
Правда ужасно, когда происходит подобное? Вы собираетесь огорошить родителей кошмарным известием – например, вы беременны, или принимаете наркотики, или арестованы за магазинную кражу, – но близкие не обращают на вас ни малейшего внимания.
Я взглянула на Лизу. Она закатила глаза, видимо, испытывая столь же сильное разочарование. Я пожала плечами, словно говоря: «Не могу же я сделать это сейчас», – а она изо всех сил пнула меня под столом.
– Да, великолепная проповедь, – согласился папа. Он даже не заметил, что я сморщилась от боли.
– Его вдохновила статья из вчерашней газеты, – продолжила мама.
«Возможно, она говорит о «Новом заде Кайли»?» – с надеждой подумала я. Такой заголовок красовался на обложке газеты «Сан».
– Та самая, про омерзительную сексуальную оргию в частной школе.
Черт, вовсе нет. Здравствуйте, танцоры из «Риверданса». Вернулись еще раз мастерски сплясать на бис?
– Он сделал акцент на том, что сама по себе оргия просто отвратительна, но более того, мы имеем дело с влиянием печатного слова на неокрепшие умы, и если бы школы уделяли больше внимания чтению проповедей, возможно, молодежь…
– Мама, Эми кое-что хочет тебе рассказать, – перебила ее Лиза.
– Нет-нет.
Ни за что на свете я не смогу сделать это прямо сейчас.
– Да, хочешь. Или это сделать мне? – Она прищурила глаза, чтобы придать лицу серьезное выражение.
– Что такое, Эми? – спросила мама, тоже прищурив глаза: она почуяла какую-то опасность.
Впрочем, и папа тоже. Он схватился за стол так, что костяшки его пальцев побелели. Папа попадал в подобные ситуации и раньше и мог предвидеть неизбежно надвигающиеся неприятности. Может быть, он догадается поступить, как обычно поступает в таких случаях? Я бросила на отца умоляющий взгляд маленького несчастного котенка.
– Кто-нибудь смотрел вчера вечером документальный фильм о дикой природе? – громко спросил он, поняв намек. После многолетней практики папа выяснил, что лучший способ отвлечь кого-то из Бикерстаффов от возможности сделать ошеломляющее заявление – сказать что-нибудь, настолько не относящееся к теме, чтобы мама и Лиза застыли в недоумении. Не всегда, конечно, помогает, и остается лишь надеяться.
– Передача была о слонах, – продолжил он, – удивительные животные. Единственные млекопитающие с четырьмя коленями, которые не умеют прыгать.
– Тихо, Брайан, – вмешалась мама. – Эми собиралась нам что-то рассказать.
По крайней мере, он сделал все, что мог.
Я снова взглянула на Лизу, и по выражению ее лица мне стало ясно: обратного пути нет. Да, Лиза права. Нужно было сделать это уже давно. Конечно, сначала я почувствую себя будто в аду, но другого выхода не существует.
– Вообще-то с какой-то стороны мое известие просто замечательное, – сказала я, смело ринувшись вперед, – просто поразительное, невероятное, потрясающее…
Папа поднял голову, воодушевившись моими словами.
– Но сначала, скорее всего вы будете слегка шокированы.
Папино лицо снова вытянулось.
Я решила убить двух зайцев сразу, залезла в карман и вытащила сигарету из пачки «Би энд Эйч». Повертев ее в руке, я снова взглянула на маму. Сегодня она видит свою всегда послушную, почтительную дочь в последний раз, теперь все будет по-другому.
– Слушайте, мне нелегко об этом говорить, – сказала я, заставляя себя не отводить взгляда от мамы, – поэтому, думаю, не стоит ходить вокруг да около…
Я уже собиралась покаяться, когда солнце выглянуло из-за туч, его лучи проникли сквозь стеклянную нишу, подсветив маму сзади мягким светом. Казалось, она слилась с витражами на стеклах, став одной из фигур в центре, словно это уже не моя мать. Миссис Бикерстафф явилась взору небесным видением – святая Шарлотта из Финчли.
Спасибо тебе, Господи, как раз подходящий момент.
– Ну, скажи, наконец, Эми, – приказала мама.
– Я… я только собиралась сообщить вам, что… На самом деле Лиза должна кое в чем признаться.
– Что? – воскликнула сестра.
– Ты ведь собираешься в Гонконг с Дэном, который входит в «Триаду»?
Лиза чуть не подавилась куском пирога, папа закрыл руками уши, а святая Шарлотта пристально посмотрела на меня и холодно произнесла:
– Эми Бикерстафф, пожалуйста, скажи мне, у тебя во рту, случайно, не сигарета?
Глава 6
Джордж Майкл, проходя мимо, на секунду остановился и взглянул на меня.
– Как она прекрасна, – прошептал он бесстрастно.
Да, тут он прав, я никогда не выглядела лучше, нежели в этом открытом гробу. Запомните: чтобы произвести потрясающее впечатление, не нужны ни диеты, ни ботокс, ни карточки из магазина «Харви Нике». Просто И обратитесь к владельцу похоронного бюро.
Джордж Майкл смахнул слезу и медленно прошел дальше, пока не оказался рядом со специальной сценой у алтаря. Он взял микрофон и сообщил, что придется призвать все свое мужество, чтобы пройти через это. Ведь сегодня ему предстоит самое тяжкое выступление за всю свою жизнь. Церковь была наполнена прихожанами, тысячи людей наблюдали за происходящим на огромных экранах, расположенных снаружи, а миллионы телезрителей застыли в напряжении перед телевизорами. Они хотели услышать песню, над которой Джордж провел уйму бессонных ночей. Его близкий друг сэр Элтон заслуженно известен своим талантом переписывать песни так, чтобы они отражали печаль нации. Стараясь превзойти Элтона на этот раз, Джордж вложил все свои силы в сочинение гимна с душераздирающим текстом, ставшего своеобразной данью уважения мне. Наконец он собрался с духом, и прозвучали первые аккорды…
– Эми!
Оглядев переполненный вагон, я увидела Джулию с огромным пакетом, проталкивавшуюся по направлению ко мне.
– Я зову тебя уже давно. – Она подошла и бросила свою ношу на пол. Я никогда еще не видела такой громадный пакет.
Черт! Я погрузилась в мечты, а меня отвлекли в самый кульминационный момент.
– Я тебя не сразу узнала. Зачем ты надела солнечные очки? – прощебетала Джулия.
Обожаю латинские танцы в клубе «Тропикана».
– О, просто болят глаза, – соврала я.
– Тяжелые выходные?
– Можно и так сказать.
Вчерашний день стал настоящей катастрофой. После того как я сообщила Лизину сенсационную новость, начался сущий ад. Я использовала отвлекающий маневр и избежала неприятного разговора, но сестра не скоро меня простит. По крайней мере, одного я добилась: теперь мама знает, что я курю. Одна тайна открыта… Кто знает, сколько еще осталось? Между мамой и Лизой разгорелась настоящая битва, а мне удалось незаметно ускользнуть. Уверена, если бы я этого не сделала, мои похороны действительно состоялись бы (Джордж, появившись перед небольшим семейным собранием в крематории «Голденс Грин», исполнил бы новую песню). Как только я добралась до квартиры, выключила телефон и поблагодарила ангела-хранителя, что Энта нет дома и не придется рассказывать о своем идиотском поведении.
Сегодня утром я по-прежнему пряталась, ведь обо мне говорили все. Точнее, о Шоко. Казалось, все газеты города подхватили инициативу «Мейл». Даже в «Таймс» была статья посередине первой страницы под заголовком «Священник обеспокоен кражей алтарных свечей». Остальные акцентировали внимание на развращении нравов в частных школах. Я не могла набраться смелости и прочитать и их, но ведь и так ясно, кто во всем виновен. Хотя я-то уж точно не продавала наркотики шестиклассникам из Харроу. Самой жуткой оказалась статья в «Мейл»: под заявлением «Кто может назвать и освистать эту женщину?» в ней поместили картинку – очертание женской головки в профиль. Это, конечно, совсем не я, но, Бог мой, у девушки на рисунке моя прическа.
Когда я увидела его на пути к метро, то немедленно нырнула в аптеку и купила дешевые солнечные очки. Я чувствовала себя Викторией Бекхэм, когда та пыталась остаться неузнанной во время похода в магазин «Теско» за памперсами. Однако, даже несмотря на маскировку, Джулия все же заметила меня в метро.
– Я не знала, что ты ездишь по ветке «Пиккадилли», – сказала я Джулии, когда поезд остановился в «Финсбери-парк». Она села на освободившееся рядом со мной место, и я заметила на ее пакете надпись «Луи Вюиттон». Такой же ярлычок красовался на открытой сумке, которую она поставила на колени, а также на кошельке, косметичке и брелоке. Какой-то перебор с «Луи Вюиттоном» для одного дня.
– Теперь я живу на этой линии. Переехала на станцию «Арнос-Гров» на выходных.
– А мне казалось, ты ненавидишь Северный Лондон.
– Ненавидела, – сказала она с ухмылкой, – но это было до того, как встретила Алана. Теперь мы будем жить вместе.
– Постой, – пробормотала я, – ты же познакомилась с ним только в прошлый вторник. Впервые пошла с ним на свидание… Когда именно?
– В четверг.
– А в пятницу утром решила, будто он тебя бросил.
– Вовсе не бросил, – надула Джулия губки, – просто бежал от себя. Мой бойфренд чересчур чувствителен для футболиста.
– Я удивлена, что ты не довела это дело до конца. Ну, ты понимаешь, я говорю о помол…
Она сунула мне под нос бриллиант. Камень был громадный, и если бы кто-то попытался ограбить Джулию, она легко могла использовать украшение в качестве кастета или для устрашения любого грабителя.
– Не волнуйся, мы не собираемся слишком быстро объявлять о помолвке. Такое поведение несколько опрометчиво, – заверила она. – Алан утверждает, что ему нужно для начала упрочить положение в защите. «Хэллоу» не станет печатать свадебные фотографии, если жених не входит в основной состав.
Когда Джулия рассказала о карьерных планах Алана, я, наконец, смогла найти объяснение избытку «Луи Вюиттона». Видимо, моя коллега теперь живет под лозунгом «Жены футболистов, вперед, вперед, вперед!».
Не успела я сесть за стол, как зазвонил телефон. Мэри! Конечно же, это непременно окажется именно она. Мне удалось провести выходные, ни разу не поговорив с ней, но такое счастье не могло длиться вечно.
– Разве это не потрясающе, дорогая? – воскликнула Мэри. – Я хочу пригласить редактора из «Мейл» на любовное свидание и осыпать его сладкую попку легкими поцелуями.
– Как ты можешь такое говорить?
– Я так говорю, ангел мой, потому что он оказал нам невообразимую услугу, а именно сыграл роль небезызвестного Майка Рида.
– Кого?
– Слава Богу, имя Майка Рида было на слуху задолго до твоего времени. Работал диджеем давным-давно, когда я еще слушала хит-парады и иногда даже решалась включить телевизор. Абсолютно несносен, бездарно использовал эфирное время и постоянно разносил в пух и прах, чужие хиты. Его жюри состояло из парочки заурядных бездельниц, которые и двух слов связать не могли, зато названная ими песня потом все лето держалась в чартах на первом месте. «Расслабься, не говори, что дело дрянь», – пропела она хрипло.
– И какое отношение все это имеет к нам?
– Неужели я должна растолковывать такие простые вещи? На твоем месте я бы серьезно задумалась о «налоговом убежище» где-нибудь на Каймановых островах. Нужно же будет где-нибудь скрыть триллионы, когда выручка от продаж взлетит до небес. А сейчас давай вернемся к насущным вопросам. Ты уже рассказала обо всем своей очаровательной мамочке?
– Э… почти. – Наконец-то мне удалось вставить словечко.
– Ты должна сделать нечто большее, чем «почти», дорогая моя. Полагаю, миссис Бикерстафф имеет право знать, как ее дочь зарабатывает себе на жизнь, прежде чем ты приступишь ко второму роману.
– Но… черт! Что ты сказала? – беспомощно пробормотала я.
– Я предвидела твою реакцию, но послушай меня, пожалуйста. Если твой некомпетентный редактор обладает хотя бы каплей здравого смысла, то, заказав несколько переизданий твоей книги, он бросится к телефону и станет предлагать контракт на следующий роман Лад. Итак, с моей стороны будет крайней беспечностью, если я не посоветую тебе поднапрячь мозги и начать обдумывать сюжетные линии. Ни в коем случае не хочу вмешиваться в творческие планы, но продолжение станет вполне уместным. Остроумные комментарии Донны в конце первой книги наталкивают на мысль, будто должно что-то последовать. Я уже представляю себе, как наша маленькая распутница превратится в Гарри Поттера эротики. Послушай, уверена, у тебя еще уйма работы, но мы скоро вернемся к этому разговору. Надеюсь, тебе в голову придут только «грязные» мысли.
С этими словами она разъединилась, а я так и осталась сидеть, открыв рот и держа в руке трубку, из которой доносились короткие гудки.
– Выглядишь так, будто заглотнула огромную рыбину, – заметила Джулия. – О чем разговор?
– Да так, семейные разборки.
– Ну конечно, семейные. Так я и поверила. Ты похожа на одного из членов семейки Уолтон [22]22
Телесериал о жизни бедной виргинской семьи в период Великой депрессии (1972–1981).
[Закрыть]– сказала она, деланно зевая.
Я не ответила, поскольку начала читать письмо, пришедшее на мою почту:
Зачем тебе понадобились солнечные очки? Снова проблемы с контактными линзами или неуклюжая попытка избежать разговора со мной? Я по-прежнему хотел бы узнать твою точку зрения по поводу нашей «ерундовой» газеты. Обдумай эту проблему по пути к моему кабинету. Встреча назначена на 9.30 утра. Жду, когда мне уделят немного внимания. Хотелось бы пообщаться с представителем многочисленных читателей, не желающих мириться с «чушью».
Проклятие! Я даже не видела Льюиса сегодня утром, но ему как-то удалось заметить, когда я пришла. Подняв глаза к потолку, я принялась искать взглядом камеры слежения, но увидела лишь треснутые плитки. Ах да, я совсем забыла, что на мне до сих пор солнечные очки. Теперь понятно, звезды носят их вовсе не затем, чтобы избежать преследований, для них это прекрасная возможность заявить окружающим:
– Эй, взгляните на меня. Я ношу солнечные очки даже в темных ночных клубах, и поэтому я либо известная личность, либо идиот.
Меня уж точно можно отнести ко второму типу. Сняв очки, я швырнула их в корзину для мусора.
– Нет, Элизабет, – сказала я твердо, – не стану задействовать свои связи, чтобы достать тебе приглашение на торжественный званый прием в честь Бена и Джей Ло, самой восхитительной и безупречной пары в Голливуде.
Я, слегка разозлившись, повесила трубку. Лиз Херли звонит уже четырнадцатый раз за сегодняшнее утро. Она не понимает, что по крайней мере одна из нас занимается настоящим делом? Затем мой взгляд переместился на толпу людей, собравшихся вокруг огромного тикового стола. Все они ждали моего решения. Да, верно, пора вернуться к работе.
– Ладно, послушайте, – начала я, – Диди, ты пойдешь на конференцию с Расселом Кроу. На этот раз постарайся запечатлеть тот момент, когда он заедет кому-нибудь кулаком в лицо. Крис, я читала твою статью «Привет, Гвинет», мы не сможем ее напечатать. Поработай над стилем и принеси материал, когда текст станет менее сентиментальным. Это же не «Хэллоу», в конце концов! Фиона, подыщи подходящее место для моего интервью с Джорджем Клуни. Только ничего похожего на будуар: не нужно, чтобы ему в голову пришли какие-нибудь нехорошие мысли.
Наблюдая за тем, как все опрометью выбежали из кабинета, я на несколько секунд задумалась о переменах в дальнейшей судьбе журнала «Девушка на работе». Как только Льюис пригласил меня на разговор о текущих проблемах, в котором приняли участие сотрудники редакции, и услышал, наконец, меткие замечания человека, не желающего мириться со всякой чушью, он назначил меня заместителем редактора, а затем… Посмотрите только, какой у нас тираж, и можете сколько угодно лить слезы, уважаемые сотрудники «Космо».
Дверь кабинета Льюиса распахнулась, и этот потрясающий мужчина медленно направился ко мне. Он подошел к огромному столу, и я заметила, что на его обычно безмятежном челе появились капельки пота. Да, видимо, и впрямь случилось что-то серьезное. Позвонив на ресепшн, я попросила не подзывать меня к телефону.
– Даже если это Мадонна? – затаив дыхание, уточнила секретарша.
– Тем более она, – резко ответила я. – Что-то произошло, Льюис?
– Дело в тебе.
– Но я думала, что неплохо справляюсь, – прошептала я. Его заявление стало для меня настоящим шоком.
– Верно, ты справляешься блестяще, поразительно, изумительно. Черт возьми, да ты просто гений! Наш никудышный жалкий журнал с дурацкими объявлениями о работе был бы без тебя безжизненным, словно дохлая утка. Но разве ты до сих пор не поняла, в чем заключается проблема? Я все это время использовал твои потрясающие способности, но прятал свои истинные чувства. А теперь больше не могу закрывать на них глаза. Эми… я… я люблю тебя.
Я взглянула в его огромные карие глаза, которые стали совсем влажными от слез.
– Я все испортил, верно? – вздохнул он. – Понимаю, теперь ты, скорее всего, захочешь уйти и принять предложение «Вэнити фэр». Я просто влюбленный дурак.
Сердце колотилось в груди, я хотела уступить его уговорам, подняться со стула и забыться в его объятиях. Но, черт возьми, я же в первую очередь профессионал.
– Ради Бога, прекрати эту ужасную пытку, скажи хоть что-нибудь! – умолял он. – О чем ты сейчас думаешь?
– Ну же, Эми, так о чем же ты думаешь? – спросил Льюис, прищурив глаза.
Мне пришлось вернуться из мира грез в реальность и наконец-то взглянуть на сотрудников, собравшихся у стола в кабинете Льюиса. Фиона, редактор рубрики развлечений, ей никогда не удавалось увидеть своими глазами ни одного интересного события, поэтому отзывы она составляет на основе рецензий из других журналов. Крис, еще один редактор газеты, пишущий… Я и сама не знаю, что именно он пишет. Возможно, просто постоянно работает над резюме.
И Диди, личный ассистент Льюиса.
Она делала заметки в блокноте, с подозрением посматривая на меня. Диди считала Льюиса своей личной собственностью, и, переступив порог кабинета, я почувствовала себя преступницей, которую следует застрелить за вторжение на чужую территорию. А все из-за Диди. Находясь на самой вершине секретарской иерархии, она воображает себя моей начальницей. Вернее, по ее мнению, она вообще руководит остальными работниками.
Совещание шло уже двадцать минут, и пока что я не высказала ни единой мысли и не выразила своего мнения ни относительно бредового содержания газеты, ни по какому-то другому поводу. Вместо этого я снова погрузилась в свои абсурдные фантазии. Зато по крайней мере удалось отвлечься от неприятных мыслей после разговора с Мэри. А то у меня уже возникло такое чувство, будто она приоткрыла банку с отвратительными жуками.
Но теперь Льюис желал знать, что я думаю обо всем этом.
О чем? Я ведь совсем не следила за дискуссией.
– Думаю… хм… хорошая идея, – сказала я, надеясь, что он продолжит обсуждение.
– Итак, ты бы с готовностью купила журнал или газету, где будет статья о секциях стрит-данса? Забавно, я и не подозревал, что ты такая поклонница красивого тела, – сказал он, даже и не подумав перейти к другому вопросу.
Я густо покраснела, а Диди взглянула на меня со злорадной усмешкой. Скорее всего, она теперь утвердилась во мнении, что у самого незначительного сотрудника офиса (после прыщавого шестнадцатилетнего подростка, заправляющего картриджи в офисные ксероксы) нет причин для посещения совещаний на высшем уровне.
И хотя мне неприятно это говорить, но Диди, может быть, в чем-то права, на сей раз она, видимо, не ошиблась. Какого черта я тут сижу? Уверена, и Льюис придерживается того же мнения.
– Послушайте, – громко сказал он, – очевидно, Эми вот-вот умрет со скуки…
Я почувствовала, что покраснела еще больше: огромный биф-томат в парике мышиного цвета.
– …и не могу сказать, что виню ее за это. Мне и самому ужасно скучно. Наверняка мы способны придумать что-нибудь получше. Давайте посмотрим газеты, вдруг нас что-нибудь вдохновит.
О нет, только не это!
Проигнорировав мою немую мольбу, он потянулся к газетам, взял пачку и бросил на стол. Проклятие! Дурацкий «Мейл» окажется теперь на самом верху.
– Боже, она везде! – воскликнула Фиона, показывая на первую страницу, где был изображен профиль женщины с прической, как у меня.
– Ну, статьи о сексе помогают распродать тираж, – отметил Льюис. – Немного иронично, не находите? Ведь редактор «Мейл» просто обязан публично осудить подобную писательницу, а не создавать ей рекламу. Видимо, Шоко затронула какую-то затаенную струну у публики. Кто читал ее книгу?
Почему все смотрят на меня? Такое просто не может происходить на самом деле, должно быть, я вижу какой-то странный сон. Но, к сожалению, все более чем реально. Я абсолютно уверена, ведь состав «Риверданса» снова собрался в моем животе: группа девушек из Вегаса, высоко подбрасывающих ноги, и выстроившиеся в ряд подвыпившие латиноамериканские беженцы, участвующие в групповом туре из Бенидорма. Возможно, они там хорошо проводят время, а вот мне стало трудно дышать.
Поскольку все молчали, Льюис продолжил:
– Вообще-то несколько недель назад я взял книгу у сестры…
Господи, Господи, о Боже, это не может происходить на самом деле! Кто-нибудь, скажите, пожалуйста, что сегодня утром в капуччино мне подмешали наркотик…
– …и несмотря на хвастовство и преувеличения, свойственные книгам для девушек, должен сказать: она на удивление хороша.
В этот момент я разрывалась между двумя желаниями: убежать и начать новую жизнь на Внешних Гебридах и сплясать на столе от радости, потому что… Льюису понравилась моя книга!
– Но то, что я думаю, к теме не относится. Очевидно, Шоко Лад просто хорошо вписалась в дух времени.
Не имею ни малейшего понятия, что такое дух времени. А потому не уверена, должна ли чувствовать себя польщенной, ведь непонятно, во что я там «вписалась».
– Вероятно, нам нужно присоединиться к процессии. Итак, у кого-нибудь есть идеи?
– На самом деле никто ничего не знает о Шоко, и это самое интригующее, – начал Крис.
– Да, продолжай, – подбодрил его Льюис.
«Нет, остановись немедленно!»– взмолилась я.
– Ну, она может быть кем угодно. Не знаю даже… Например, стриптизершей из Сохо, отошедшей от дел директрисой школы из Танбридж-Уэллса или просто занудной секретаршей и старой девой. Ничего личного, Диди, – извинился он перед самой занудной в офисе секретаршей и старой девой, проигнорировав меня. – А что, если попросить психиатра прочитать книгу и составить психологический портрет этой женщины? Или же можно использовать излюбленный способ бульварной прессы и предложить награду любому, кто выследит ее.
– Не уверен, что мы сможем выделить деньги на награду из нашей прибыли, но мыслишь ты в верном направлении, Крис, – сказал Льюис, а я вжалась в стул и попыталась незаметно уползти под стол. – Эми, ты молчишь уже довольно давно. Что ты думаешь по поводу феномена Лад?
Проклятие, теперь я уже стала феноменом. Я застыла, так и не доведя до конца попытку исчезнуть, и теперь на стуле находилась лишь половина попы.
– Хм… э… – Черт возьми, о чем я могу думать? У меня сейчас лишь одно желание: чтобы идиотская шумиха с феноменом Шоко Лад закончилась навсегда. – Хм… – И почему каждый раз, стоит мне открыть рот в присутствии Льюиса, я не могу издать никаких звуков, кроме невразумительного мычания? – Э… – Нужно что-нибудь сказать. Скорее произнести любое предложение, состоящее из подлежащего и сказуемого. Или по крайней мере вымолвить хоть какое-нибудь слово. – А… я предпочитаю Бриджит Джонс.
