Текст книги "Ты не в моем вкусе (СИ)"

Автор книги: Мария Бокарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Глава 7

После разговора с Рафальским я взглянула на часы и на всех парах помчалась на остановку, чтобы успеть к бабушке в больницу. Когда я вошла в палату и увидела пустую койку, то на какой-то момент у меня перед глазами остановился весь мир. Я почувствовала как сердце перестало биться, а в горле образовалась пробка, которая не давала сделать даже короткий вдох.

Поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с бабушкиной соседкой по палате, пожилой женщиной тут же встревоженно спрашиваю:

– А-а где? – невнятно бормочу едва слышно, боясь услышать ответ, но она ничего не успевает сказать, потому что у меня за спиной раздаётся мужской голос:

– Валентина

Оборачиваюсь и, сквозь густую пелену, вижу перед собой седовласого мужчину, в белом халате. Он подходит ближе, кладёт на мое плечо руку, а я с глубокой надеждой смотрю в его светлые, непроницаемые глаза и несмело спрашиваю дрожащим голосом:

– Где моя Бабушка?

– Татьяна Александровна в реанимации, ее состояние стабильное, кризис миновал, хорошо, что это случилось в больнице, под наблюдением врачей, случись такое дома, боюсь, что скорая могла бы не успеть, – он говорит официальным тоном, но мне удается уловить в его голосе ноты сожаления.

– Что с ней? К ней можно? – произношу с трудом, потому что на грудь по-прежнему давит кулак страха, не позволяя сделать глубокий вдох.

– Нет, к ней сейчас нельзя, – отвечает решительно и спокойно, – Валентина, вашей бабушке нужна операция и если раньше я не мог дать вам прогнозы, то сейчас, к моему сожалению, у вас не так много времени.

– Сколько?

– Недели две – это максимум.

– Я вас поняла, – задумчиво опускаю глаза в пол и делаю шаг в сторону, чтобы уйти, но тут же у себя в голове принимаю решение, которое, на мой взгляд, единственное и верное. Оборачиваюсь, чтобы уверено добавить, – я найду деньги в ближайшее время.

Из больницы я выхожу потерянной, с чувством ответственности перед своей семьей. Бабушка – это единственный человек во всем мире, который меня любит и нет никого в этой жизни, дороже ее.

Пусть Рафальский издевается надо мной сколько влезет, но я должна сделать все, что в моих силах, я должна оплатить эту операцию.

Ужиться под одной крышей с самонадеянным хамом – будет непросто, но я готова. Другая бы на моем месте скакала от радости, как кузнечик, что ей выпал шанс быть круглосуточно рядом с самым популярным парнем в университете, но меня ни чуть не радовал этот факт, даже наоборот.

Он снова добился своего, а я вынуждена быть марионеткой в его руках. Целый месяц безоговорочно прислуживаться, готовить и убирать за ним, унижаться и потакать, и как бы сейчас не взвывала моя гордость, у меня не было другого выхода. Иногда обстоятельства сильнее нас, это как выпить горькое лекарство – противно, но необходимо. Вот и я должна наступить на горло собственной гордости, ради здоровья моей единственной бабушки, но на душе от личного убеждения легче не становится, там сейчас как-то нравственно скверно и грязно.

Я не торопилась сама звонить Рафальскому, ведь он обещал вечером написать, надеюсь, что он не передумал, потому что других вариантов у меня нет.

Вечером, когда я вышла из душа и едва успела закрутить на голове полотенце, телефон известил о новом смс. Отправитель уже был известен, я записала этот номер, поэтому на экране отображался абонент – Рафальский.

«Ты подумала над моим предложением?»

Пальцы тут же принялись набирать ответное сообщение:

«Я согласна, только при одном условии»

Отправила и замерла в ожидании, крепко сжав в руках телефон и зажмурив глаза, проговаривая про себя, что все делаю правильно. Он ответил быстро:

«Лопушок, ты не в том положении, чтобы ставить мне условия (подмигивающий смайлик) Но я готов тебя выслушать»

Сообщение я прочитала с особой интонацией, с такой, которая свойственна только ему. С насмешкой, с ехидством и даже улыбка его предстала перед глазами, тоже особенная, не такая, как у всех, только одним уголком губ.

В ванной я продолжаю стоять по-прежнему без одежды, уткнувшись в экран, где открыто его сообщение и не тороплюсь отвечать, а вместо этого, невольно вспоминаю его образ.

Чёрные глаза, резкие скулы, волевая линия рта, причёска в стиле гранж, с характерным беспорядком на голове, этот парень точно не обделён красотой, жаль, что природа поскупилась также наполнить его содержимое.

Возможно, что внешне он нравится мне, но я старалась об этом не думать, но вот раздражает – точно!

Опомнившись, я дала себе мысленно пощёчину, чтобы больше не возвращаться к странным размышлениям и быстро напечатала сообщение:

«Никто в университете не должен об этом знать»

Я не успела выпустить из рук телефон, как вновь раздалась очередная трель смс.

«Нет проблем, Лопушок! Спокойной ночи»

Мне больше нечего ответить, поэтому я запахнула на себе домашний халат и, с чувством выполненного долга, отправилась на кухню пить чай с мятой перед сном. После, недолго посмотрела телевизор и когда легла под тёплое одеяло, руки сами потянулись за телефоном, чтобы написать:

«Спокойно ночи»

Думаю, что оставить его сообщение без ответа было бы неправильно, ведь это он оплатит операцию моей бабушке и спасёт ее, а значит, я должна быть ему за это благодарна. Хоть заплатить мне за это придётся не слабой ценой, но ведь других вариантов с работой у меня нет и ещё неизвестно, сколько бы мне пришлось ждать, если бы не он, возможно, что тогда было бы уже поздно.

Утром, когда я ехала в автобусе на учебу, ко второй паре, мне позвонили из больницы и попросили срочно подъехать, чтобы подписать документы на согласие. Я пулей выскочила на следующей остановке, поймала такси и изменила направление маршрута, где конечной точкой, вместо университета, была больница.

Пока ехала, не могла толком понять, что случилось. Если от меня требуют подписать согласие на операцию, значит она уже планируется и бабушке ее сделают бесплатно? Только успела подумать и тут же запретила себе радоваться раньше времени.

В кабинете мне дали на подпись документы, в которых говорится, что я даю своё согласие на то, чтобы бабушку перевезли в специально-оборудованном транспорте в область, в клинику Боголюбова.

– Разве операцию будут делать не здесь? – Озадачено спрашиваю

– Я думал вы знаете, – недоуменно ответил врач, – операция оплачена в лучшей кардиологии области, сегодня сутра мне позвонили и попросили, чтобы я дал вам на подпись документы, – он поднимает глаза и прямо спрашивает, – вы не переводили деньги?

– Я н-не зна… не…, – пока я мнусь с ответом, врач перебивает меня

– На вашем месте, я бы не отказывался, там работают кардиологи от Бога, да и у нас в больнице такие операции не практикуют.

Я взглянула на мужчину и мне захотелось ему поверить, хоть и по-прежнему смутно понимала, что происходит, но подпись нацарапала.

Как выяснилось, бабашку сейчас перевезут в клинику на специально-оборудованном транспорте, а завтра уже состоится операция.

Мне так и не дали время с ней побыть, я толко мельком успела заметить ее бледное лицо, на котором отсутствовал привычный розовый румянец.

Стоя на улице, и провожая отдаляющийся вой сирены, сердце тревожно забилось, глаза забила плотная пелена слез, а ладошки вспотели от волнения. Я даже не сразу услышала, как в кармане зазвонил телефон, машинально ответила, не взглянув на экран.

– Привет, Лопушок! Я своё обещание выполнил, теперь твоя очередь, – знакомый мужской тембр раздаётся из динамика и я тут же замираю.

Значит это он. Даже тут он сделал все по-своему, без моего участия, и клинику выбрал, и врача, и даже организовал транспорт.

Я убираю телефон от уха, смотрю на экран и понимаю, что ещё утро, а он уже успел решить мою проблему. Точнее решится она только тогда, когда бабушка пойдёт на поправку, но процесс уже запущен. Неожиданно, но свои обязательства этот черноглазый выполняет молниеносно.

– Можно вопрос? – сухо спрашиваю

– Может для начала ты все-таки поздороваешься? – раздаётся как всегда весёлый и увереный голос

– Привет

– Ну теперь спрашивай, – довольно усмехается

– Зачем тебе это? – ровно произношу и продолжаю смотреть вдаль, где только что за горизонтом скрылась машина скорой помощи

– Разве я не сказал? – изображает удивление

– Что именно?

– Что мне нужна домработница

– Сказал

– Ну тогда я не понимаю, почему ты задаешь глупые вопросы. Я помогаю тебе – ты помогаешь мне, взаимовыгодное сотрудничество, – я не вижу, но точно знаю, что он сейчас ухмыляется, а потом добавляет серьезно, – жду тебя на парковке, возле больницы

– Ты? У больницы? Зачем? – Изумленно интересуюсь

– Скажи, у тебя шея и правда такая длинная, я просто как-то не замечал?

– Что? Нормальная у меня шея, Рафальский, на свою посмотри, – сердито воплю в трубку

– Тогда почему до тебя доходит, как до жирафа, Лопушок? Повезу тебя знакомься с твоим местом обитания на ближайший месяц, ты ведь не передумала? – произносит издевательским тоном

– Нет! Сейчас подойду, – шумно выдыхаю и недовольно закатываю глаза.

Я ещё не успела его увидеть сегодня, а он уже одним напоминанием о том, что может все решать за меня, смог меня разозлить, причём так, что эта злость вытеснила из меня всю тревогу и волнение. Остается только надеяться на то, что за этот месяц мой хрупкий сосуд с раздражением на этого парня выдержит этот напор, и его на разнесет в дребезги.

Я поморщилась, крепко сжала пальцы в кулаки и двинулась на парковку, искать чёрный BMW. Может черноглазый не такой уж страшный и ужасный, каким я его себе вообразила, но что-то мне подсказывает, что мое детство, прожитое в деревне, мне поможет держаться уверено. Почему? Да потому что там я нажила опыт общения с козлами и другими парнокопытными…

Глава 8

Сегодня стоял жаркий майский день. В такую погоду, с самого утра, все торопятся побыстрее выйти на улицу и понежиться под ласковыми лучами, но только не я. Солнце ещё в детстве поцеловало меня в щеку и теперь, каждый раз, когда его жгучие жадные лапы касаются моей кожи, то она тут же покрывается маленькими крапинками ненавистных веснушек.

Несмотря на погоду, в темном салоне автомобиля совсем не жарко, даже наоборот, слегка прохладно и, вместо веснушек, появляются мурашки. Мы всю дорогу молчим, на фоне играет какое-то радио, но мы оба его не слушаем. Мне непривычно видеть Рафальского таким сосредоточенным, он точно сейчас о чем-то задумался, но я стараюсь на него не смотреть и собрать свои мысли.

Только тогда, когда мы подъезжаем к моему дому, он глушит мотор, поворачивается ко мне и с серьёзным видом спрашивает:

– Сколько тебе нужно времени, чтобы собрать все необходимое?

– Ну, я не знаю, – говорю неожиданно мягко, – Максим, а может я все-таки буду просто приходить к тебе, как на работу, делать дела и на ночь уходить домой? – Спрашиваю с надеждой, но тут же натыкаюсь на его острый, упрямый взгляд

– У тебя 15 минут

Один тон его голоса даёт понять, что с ним спорить бесполезно и что-то доказывать – тоже, даже мой твёрдый характер неспособен бороться с ним, особенно тогда, когда чёрные глаза искрятся, как раскалённые угли. Я не могу предугадать, что сейчас в его голове, но вижу, как он напряжен, поэтому просто тяжело выдыхаю и иду домой собирать вещи, я дала слово и отказываться просто не имею права.

Когде я выхожу из подъезда, уже с сумкой, он стоит на улице, облокотившись бёдрами на блестящий капот иномарки, и задумчиво курит сигарету. Увидев меня, бросает бычок под ноги, втаптывает его кроссовком в землю, чтобы потушить и выхватывает из рук мои тощие котомки.

– Садись в машину, – сухо бросает, а сам убирает мои вещи в багажник.

Я какое-то время стою на месте и не спешу выполнять его приказ, смотрю на крепкую фигуру парня и не могу свыкнуться с мыслью, что мне придётся жить с ним целый месяц в одной квартире. С Максимом Рафальским, самым популярным парнем в университете, который для одной половины – запредельно желанный, а для другой – ужасно опасный.

Я принадлежу к последним, для такой как я, он может быть только опасным, только, почему я его не капельник не боюсь. Даже сейчас, когда на его лице нет ухмылки или насмешки, а взгляд такой суровый и колючий, мне все-равно не страшно.

– Лопушок, чего застыла? Пошевелись, у меня скоро тренировка, – твердый голос врезается в мысли и я понимаю, что опять разглядывала его, а он это заметил.

Резко отвожу взгляд в сторону и торопливо юркаю в салон автомобиля.

Мы снова молчим, не знаю почему молчит он, но я думаю о бабушке. Как она перенесла дорогу? Как пройдёт операция? И каким будет восстановление? Мне сейчас очень хочется быть с ней рядом, но я даже не попыталась ничего для этого сделать. Эти вопросы один за другим всплывают в моей голове и я не знаю, где искать на них ответ.

– Чего такая мрачная, из-за бабушки переживаешь? – Вдруг нарушает тишину спокойный голос Рафальского, словно прочитав мои мысли, когда мы заезжаем на парковку единственного элитного жилищного комплекса в нашем городе.

– Да, я должна была поехать с ней, – отчаянно вздыхаю

– Ты ей там ничем не поможешь. Лучше перестань нервничать, а завтра вечером, сама съездишь к ней и убедишься, что все хорошо, – произносит это так бесцветно, без лишних эмоций, но я понимаю, что он пытается меня поддержать.

Странно, но до этого момента мне казалось, что он думает только о себе, не умеет замечать чужие проблемы, ему до них нет никакого дела, но сейчас, он говорит искренне.

– Наверное, ты прав

– Приехали, – говорит, не глядя на меня, открывает дверь и выходит из машины.

Я выхожу следом, спешу к багажнику, чтобы забрать свои вещи, но он берет их сам, игнорирует мою протянутую руку и молча идёт мимо, словно не замечая. Вокруг очень красиво: одинаковые высокие дома, территория с зелёными аллейками, большим детским городком и маленькими магазинчиками, не то что у нас, среди пятиэтажных хрущевок, поэтому я послушно плетусь за ним и с интересом смотрю по сторонам.

Квартира у Рафальского оказалась большой, двухуровневой, с дорогим ремонтом, от чего я тут же почувствовала себя в ней чужой, маленькой букашкой. Молча замираю на пороге и робко верчу головой, пока не слышу над ухом громкий шепот:

– Ну как, Лопушок, нравится?

От неожиданности я вздрагиваю и так же тихо спрашиваю:

– Ты живешь не один?

Он игриво усмехается и говорит уже привычным, насмешливым тоном:

– Не один, – смотрит в глаза, ожидая мою реакцию, но я стараюсь не показать того, как сейчас напрягалась и он продолжает, – ближайший месяц – с тобой.

«Фух!» – Подумала про себя и, если бы он сейчас так пристально на меня не пялился, я бы ещё шумно выдохнула от облегчения, но только не надолго закрыла глаза, стряхнув с души и тела оцепенение.

С той мыслью, что мне придётся прислуживать за Рафальским, я как-то более менее свыклась, но вот, чтобы еще обхаживать какую-нибудь мажористую истеричку, к этому я совсем не готова.

– Тогда почему говоришь шепотом?

– Да потому что ты даже от шепота вздрогнула, – бросает ключи на полку и проходит в гостиную, продолжает говорить, не оглядываясь, – не бойся, Дюймовочка, здесь жаб нет, тебя никто не тронет, в этой норе живет только один расчётливых крот.

– Ну, вообще-то, Дюймовочка работала прислугой у мыши и всего за пол зернышка, а не за сумму с пятью нулями

Он смеётся, качает головой и поворачивается ко мне, чтобы одним взглядом заставить сдвинуться с места.

– Может мы вместо того, чтобы обсуждать сказку, лучше посмотрим твою комнату и пообедаем, наконец, а то я проголодался.

Я тут же делаю уверенный шаг и понимаю, что я пришла не в гости, а на работу, а значит, нужно быть порасторопней и успеть ещё что-нибудь сготовить.

Рафальский провёл мне небольшую экскурсию по квартире, показал мне все комнаты, кроме своей и даже, запретил в ней убираться. На первом этаже была гостиная, гардеробная и кухня, а ещё балкон, похожий на террасу. Узкая лестница вела на второй этаж, где были две комнаты через стенку, одна из которых моя, небольшой холл и ванна.

Я решила не тратить время на то, чтобы разобраться с вещами, сразу спустилась на кухню, чтобы приготовить что-нибудь на обед и замерла в изумлении. На кухне, у плиты, стоял Рафальский, в спортивных штанах и домашней футболке, он разогревал суп в небольшой кастрюле и когда услышал, что я спустилась, не оборачиваясь, спросил:

– Борщ любишь?

– Борщ? – Глупо повторяю, словно ослышалась

– Отговорки, что ты следишь за фигурой не прокатят, – он оборачивается, скользит по мне оценивающим взглядом и шутливо хмыкает, – тебе запрещено худеть, я бы даже сказал, что вес необходимо поднабрать, а то даже подержаться не за что

Меня задевают сказанные слова, касающиеся моей внешности, поэтому я недовольно шиплю, пытаясь его уколоть:

– Знаешь что, тогда твой борщ не в коня корм, я только от чёрной икры толстею и от эклеров. Тебе не следует волноваться по этому поводу, потому что если бы там и было, за что подержаться, то это бы делал точно не ты.

– Хорошо, учту, – спокойно ухмыляется и ставит на стол две тарелки с красным супом, – А ты не Лопушок, ты его плод – репей, такая же колючая.

На этот раз я не нахожусь с ответом, потому что от запаха уже выделяется слюна, а в желудке проснулся крокодил, который вскоре рискует умереть от голода.

– Садись есть, колючка, – устало произносит Рафальский и опускается на стул.

Я сажусь напротив и молча пробую его стряпню, которая оказывается неожиданно вкусной, почти такой же, как у моей бабушки.

– Ты сам готовил? – Удивленно спрашиваю

– Почему тебя это удивляет?

– Ээм… Просто… – пока придумываю, что ответить он перебивает

– Просто ты думала, что я могу только тратить родительские деньги, зажиматься по углам с размалеванными куклами и прожигать жизнь в клубах, – голос звучит твёрдо, но я слышу в нем что-то еще, едва уловимое, похожее на отчаяние, – ты это хотела сказать?

– Нет, – честно отвечаю, – просто этот борщ очень похож на тот, что готовит моя бабушка.

Он принимает мои слова за лживое оправдание, я замечаю это по его поникшему настроению, поэтому виновато опускаю глаза в тарелку.

– Ешь лучше молча, Лопушок, – невесело отвечает, а мне почему-то становится неловко, хоть и сама хотела его уколоть.

Когда тарелки уже опустели, я встаю из-за стола, чтобы вымыть посуду, но этот черноглазый парень снова меня удивляет.

Подходит к мойке и, не обращая на меня никакого внимания, моет за собой тарелку.

Я оторопело гляжу на эту картину и несколько секунд хлопаю глазами, стараясь понять, что я тут делаю, но потом произношу это вслух:

– Рафальский, напомни, зачем я здесь? Ты сам себе неплохо готовишь, посуду за собой моешь, тогда что делать мне?

Он не торопится отвечать, спокойно реагирует на мой вопрос, выключает воду и вытирает мокрые руки полотенцем, а потом невозмутимо произносит:

– Я способен вымыть за собой тарелку, да и посуда не входит в твои обязанности, с этим неплохо справляется посудомойка. Обед я приготовил ещё вчера, потому что сегодня бы ты не успела, а идти на тренировку голодным нельзя, – он снова говорит будто не со мной, смотрит в сторону, включает кипятиться чайник, а потом отворачивается к окну, – но учти, Лопушок, ужин сегодня с тебя.

– Хорошо, – послушно киваю, – что мне сегодня ещё нужно сделать, просто, я пока не знакома со своими должностными обязанностями, поэтому было бы не плохо, чтобы ты первое время ставил сам мне задачи.

– Сегодня с тебя только ужин, можешь заняться своими делами, ключи оставлю на полке в коридоре, карту с пин-кодом – тоже. Можешь прогуляться или сходить в магазин, если захочешь, продукты выбирай на своё усмотрение, – проговорил деловым тоном, по-прежнему задумчиво глядя в окно, так и не обернувшись ко мне.

Я не привыкла разговаривать со спиной, поэтому молча стою, как вкопанная и разглядываю под ногами белую, керамическую плитку.

Мне ещё многое хочется спросить, например, как доехать от сюда до университета? Как часто я смогу ездить домой, чтобы полить цветы и проверить квартиру, будут ли у меня выходные и самое главное – смогу ли я завтра после учебы съездить в другой город, проведать бабушку. У меня сейчас очень непонятное состояние, я не привыкла от кого-то зависеть и спрашивать разрешения, даже с бабушкой у нас всегда были доверительные отношения и я всегда делала то, что хочу, поэтому сейчас меня выворачивает наизнанку и коробит от того, что все свои шаги я должна согласовывать с ним, с опасным и расчетливым Максимом Рафальским.

– Что-то ещё хочешь спросить, Колючка? – поворачивается с едва заметной улыбкой, будто предугадывает ход моих мыслей, но я, по непонятным мне причинам, отрицательно мотаю головой.

– Тогда налей нам чай, мне через 20 минут выезжать, – он отходит от окна и направляется вверх по узкой лестнице, – поищи все в верхнем ящике.

Он исчезает за изгибом лестницы, а я спешу выполнять своё первое небольшое поручение.