Текст книги "Стану смелой для тебя (СИ)"
Автор книги: Мария Акулова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
Глава 3
Глава 3
При подготовке к встрече с Черновым Санту бросало из крайности в крайность. Откровенно штормило.
Она сделала высланное проверочное задание в тот же вечер, а вот отправила практически в самый дедлайн. Потому что бесконечно перепроверяла, то и дело находя, что можно было бы улучшить. Где облегчить формулировку, где усилить аргументацию.
Она выбирала одежду тщательней, чем на любой из пережитых торжественных дней. Так, будто хоть кому-то есть разница, будет на ней белая, молочная или миндальная блузка.
Умом понимала, что её дотошность сейчас направлена не туда и вообще скорее вредит, чем помогает – выматывает нервы ещё до того, как появился повод, – но справиться с собой могла далеко не всегда.
Пусть не хотела, но прокручивала в голове возможный сценарий такой (не)желательной встречи. Иногда скатывалась к чему-то обидно-глупому в своем исполнении. Похожему на обвинения Чернова в том, что взял от её отца максимум, воспользовался им, а о них забыл. Сама же фыркала из-за того, как пафосно-бессмысленно звучало даже в голове. Закатывала глаза, чувствуя стыд и досаду, потому что действительно испытывала по отношению к мужчине обиду. Никому не нужную. Безосновательную. Глупую, в общем… Испытывает и не может её пережить.
Иногда представляла, как сможет поразить. Пыталась предугадать его вопросы, сыпала своими правильными ответами… Чуть-чуть гордилась тем, что поступила дальновидно и теперь действительно могла предугадывать. Ведь пользуясь тем, что свободное посещение лекций предполагает не только возможность в принципе на них забить, но и ходить на те, которые интересны лично тебе, пусть ты и не записан на предмет, Санта посещала лекции Чернова. Он об этом, конечно же, не знал. В аудитории всегда хватало людей. Он наверняка не пытался высечь в памяти каждую мордашку. Тем более, что Санта обычно оставалась на галерке.
Старшекурсники относились к присутствию «левой малолетки» спокойно. Им куда интересней был сам Чернов. Харизматичный практик, чьи кейсы «основаны на реальных событиях», в реальности же помогают. Для магистров это уже важно. А для Санты… Наверное, важно было всегда. Она отдавала себе отчет, что хранить влюбленность к человеку, который когда-то был частью жизни твоего отца, а для тебя может разве что так и остаться кумиром в профессии, – дурость несусветная. Но опять-таки… Умом можно понимать всё, и при этом продолжать переживать… И ходить влюбленной.
Чудес Санта не ждала, дефилировать под офисом Чернова, чтобы привлечь внимание невзначай, не собиралась. Даже под машину бросаться или тревожить в соцсетях. Положа руку на сердце, была бы совсем не против, свою детскую влюбленность побыстрее пережить. Но как-то…
Это оказалось сложно.
Она ходила на свидания. Она встречалась с парнями. Она жила полноценно. Но в сердце всё равно хранилось два образа: отца и его ученика.
Скорее всего, отчасти из-за потери первого чувство ко второму и усугубилось. Санта потеряла своего самого важного, она зачем-то решила искать его в человеке, впитавшем науку и манеру…
И, кажется, нашла на свою голову.
Девушку часто возвращало в воспоминания о дне похорон. Он был, наверное, худшим в её жизни. Хотя худшей скорее всего была вся та смазанная неделя. Новость о кончине. Неверие. Необходимость что-то организовывать. Какие-то люди. Тихая пелена шока, укутавшая их с мамой дом. Морг.
Стоя на кладбище, чувствуя, как моросит дождь, Санта переживала адскую боль, которая усиливалась с каждым новым всхлипом мамы.
Сама она не плакала – не могла. Наверное, в первую очередь не могла поверить. И, возможно, позволить себе. Ей казалось, что если расплачется она – это и будет безвозвратный конец. Что он наступит с её признанием. Поэтому глаза были сухими, а душу разрывало.
Ей очень хотелось за кого-то схватиться так же, как мама держалась за неё. Но Елена не выдержала бы, а больше у них не было никого.
Вместе с этим осознанием пришел особенно сильный холод. Пробрало до дрожи. Санта помнила, что зачем-то скользила взглядом по толпе чужих людей, будто в ней ища поддержку. И единственный человек, чьи глаза заставили остановиться – был Чернов.
Он стоял поодаль. Сбоку. Ненавязчиво. Он не рвался с речами. Переговаривался с каким-то мужчиной. Увидел, что она смотрит на него. Не пытался ни улыбнуться, ни подбодрить, ни состроить скорбь. Просто выдерживал её взгляд, и Санте тогда показалось, что боль тоже выдерживал.
Это сложно объяснить, но для неё это было важно. Ведь редкий человек может смотреть в глаза в такие моменты. Всем почему-то стыдно, неловко, непонятно. Чернову – нет.
Тогда ей стало легче. Показалось, что он будто говорит: на меня можно будет положиться…
Но получилось, что Санта сама придумала – сама поверила. А потом сама же разочаровалась. Потому что положиться нельзя ни на кого. Они с Еленой правда остались одни. Но они сами же выгреблись. Честь им и хвала…
В понедельник в назначенное для встречи время Санта была на месте. Всё сделала для того, чтобы избавить себя же от лишних поводов волноваться.
Приехала заблаговременно, припарковалась неподалеку, зашла в уборную на первом этаже БЦ, в миллионный раз проверила гладкость собранных в конский хвост волос, не отпечаталась ли на веках тушь, не застряла ли между зубов зелень, пусть она и не ела её.
Блузка была идеально выглажена. Юбка – оправлена. Пиджак аккуратно застегнут. Это наверняка должно было показаться Чернову слегка комичным – ведь речь всего-то о стажировке студентки-выпускницы, к чему такой официоз? Но Санте было важно выглядеть хорошо.
Это придавало уверенности. Этому её учил отец, для которого первой визиткой был опрятный внешний вид. После смерти Петра они с мамой долго не решались сделать что-то с наполненной костюмами, галстуками, слишком белыми рубашками и слишком блестящими туфлями гардеробной. Будто бы оставляли отцу шанс вернуться.
Сейчас же дочь вспоминала ту комнату как одну из серий его науки.
Мнение о тебе составляется очень быстро. Не отбрасывай себя же в аутсайдеры внешней непривлекательностью. Чтобы продать себя дорого – выглядеть нужно соответствующим образом.
Если она не ошибалась, когда-то что-то в этом духе Пётр говорил Даниле. Тогда ещё совсем молодому и совсем… Другому. Он хмыкал, но кивал… И если поначалу позволял себе шастать в джинсах и конверсах, то со временем стал всё больше уподобляться наставнику. Вероятно, убедился, что слова Щетинского – не пустой звук.
Дыхнув в ладошку, Санта проверила свежесть, и только убедившись, что пусть «покупать» её сейчас никто не планирует, но уж на стажировку она точно тянет, набрала номер офис-менеджера, который должен был спуститься за ней и проводить…
Навстречу из лифтов вышла молодая, довольно дружелюбная девочка. На этаж Веритас они поднимались в тишине, но перед самым выходом Тамара (а девушку звали именно так) чуть склонилась к Санте, будто чтобы по большому секрету сказать:
– Не переживай… Данила Андреевич сегодня в хорошем настроении… И я слышала, что задания ты сделала хорошо. Сам читал…
Санта слушала похвалу с затаенным дыханием, а после «сам читал» покрылась мурашками. Пусть это и закономерно, но зачем-то захотелось найти в этом двойной смысл, которого нет и быть не может…
Благо, отвечать Тамаре не пришлось.
Лифт остановился на этаже, створки разъехались.
Первой Санта увидела длинную стойку с фирменным лого. Дальше – снующих перед ней людей.
Сердце укололо легкой ностальгией. Пусть сам офис даже отдалено не напоминал Лексу – другие цвета, другое расположение. Но когда-то там, у отца, было так же. Когда-то в такую же атмосферу Санта влюбилась. Под впечатлением от неё выбрала профессию…
– Чай-кофе?
Тамара проводила пришедшую к кабинету с табличкой «Чернова Д.А. Партнер АО «Веритас», руководитель практики корпоративных споров», будто по-хозяйски открыла дверь, приглашая…
Санта почувствовала себя неловко, вскинула взгляд, поймала улыбку…
– Данила Андреевич немного задерживается. Встреча. – Тамара пояснила, кивнув в сторону переговорной с прозрачными стенами. Санта проследила за направлением, её сердце забилось быстрей, потому что Чернова она узнала бы даже со спины. Широкой. Обтянутой тканью темного синего пиджака. С короткой стрижкой. С зажатым между пальцами маркером, который он использует, как указку, очерчивая что-то на доске… – Попросил извиниться и проводить.
Тамара вернула Санту в реальность, она сглотнула, отрываясь.
Кивнула, почему-то не рискнув снова посмотреть в глаза офис-менеджеру. Наверное, потому что прекрасно понимала: щеки заалели. Потому что это могло бы выглядеть странно…
– Хорошо, спасибо.
Санта вошла в кабинет, расправив плечи. Остановилась по центру, оглянулась на оставшуюся в двери Тамару…
Она снова улыбалась.
– Там недолго. Они заканчивают.
Пояснила, пусть вопросов Санта и не задавала, после чего вышла, оставив Щетинскую наедине в кабинете.
С закрытием двери в нём резко стало очень тихо. Санта снова почувствовала себя немного не в своей тарелке, в животе словно что-то перевернулось… Так иногда бывало в детстве, если вдруг появляется возможность сыграть во взрослую жизнь. Чувство вседозволенности. И сейчас оно же.
Потому что тут каждая мелочь, наверное, имеет значение для Данилы. И она к каждой же может притронуться. Не зачем-то. Просто…
Санта сделала оборот вокруг оси, осматриваясь…
Девичий взгляд сам собой выцепил на тумбе у стены фотографию. В череде блестящих кубков, стеклянных наград с гравировками и табличками. Рядом с несколькими оформленными в рамки дипломами. За медной Фемидой с мечом и весами.
Пусть лучше бы ничего здесь не трогать, Санта не сдержалась. Приблизилась к тумбе. Увидела фото ближе, чочувствовала, что сердце забилось быстрее…
Горло зачем-то сжалось, а пальцы потянулись за рамкой.
Она взяла в руки фото собственного отца, пожимавшего руку Чернову. Наверное, давнишнее. Потому что Пётр на нём выглядел чуть моложе, чем перед кончиной. А Чернов… Каким-то счастливым. Борзоватым. Довольным. И гордым.
Хотя в этом оба мужчины сходились. Гордыми выглядели оба.
Заставить себя оторваться от разглядывания, а может даже пожирания взглядом изображения, Санте было откровенно сложно, но она смогла.
Скользнула по поверхности тумбы, чтобы убедиться, что больше фотографий здесь нет… Вернулась к изображению…
Не сдержалась – повела пальцем по стеклу, будто бы поглаживая ворот отцовского пиджака. Когда-то так делала мама, повзрослев – и сама Санта…
Почему-то уколол вопрос, а делает ли кто-то так Чернову…
Даже фыркнуть пришлось, отвечая себе же. Себя же осаждая.
Конечно, делает. Он взрослый, красивый, успешный и умный мужчина. Отбоя очевидно нет.
И нет смысла пялиться на него на фотографии.
Впрочем, как нет смысла трогать чужие вещи, придумывая себе какие-то душещипательные смыслы.
Это просто формальность. Дань наставнику. Как и согласие встретиться с ней…
Санта поставила фото на место, отступила, пряча руки за спиной и с силой их сжимая, а потом вздрогнула, моментально разворачиваясь, потому что услышала:
– Это фотография с вручения мне адвокатского. Твой отец пришел поздравить. Мне было очень приятно. Там по лицу видно.
Санта замерла, будто завороженная следя за шевелением мужских губ, параллельно отмечая, что Чернов закрывает за спиной беззвучно отворенную чуть раньше дверь.
Дальше – расстегивает пиджак и вопреки требованиям этикета прячет руки в карманах брюк.
Несколько секунд смотрит на неё молча. Вероятно, чего-то ожидая.
Потом же полуулыбается-полуусмехается, склоняя голову в приветствии и произнося негромкое, бархатистое:
– Добрый день, Санта. Давно не виделись…
Глава 4
Глава 4
– Присаживайся. Чай-кофе предлагали?
Данила указал рукой на стоявшее напротив его стола кресло, продолжая при этом с интересом смотреть на девушку.
Они правда давно не виделись.
Но то ли обстоятельства последней встречи, то ли что-то другое почему-то отпечатало лицо младшей Щетинской в памяти Данилы слишком хорошо.
Тогда, на похоронах, она была совсем молоденькой. И очень бледной. А ещё абсолютно безэмоциональной.
Сейчас – куда живее, но кое-что без изменений. Она красивая. А ещё её внешность будто бы подтверждает, что имя когда-то ей выбрали не зря.
Святая Санта очень походила на испанку. Особенно сейчас. Особенно с гладко собранными волосами и с учетом взмаха длиннющих чернющих ресниц, под которыми – распахнутые зеленые глаза.
Данила не спрашивал, почему Пётр и Елена выбрали такое неожиданное имя для единственной дочери, но Щетинский сам как-то поделился историей.
Она вызвала у Данилы усмешку, но комментировать тогда ещё парень не стал. Вообще довольно быстро понял: твоё мнение представляет для окружающих ценность далеко не всегда. И если можешь сдержаться – задумайся об этой опции. Умение вовремя смолчать, не бросаться на амбразуру, когда не просят, и не махать флагом с надписью «справедливость» там, где справедливости не ищут, помогает по жизни.
Но если говорить объективно и вот сейчас, то и имя, и девушку Данила считал красивыми. Не слепой ведь.
Только в отличие от дня похорон, сейчас Санта очевидно немного смущалась (что вполне логично), из-за этого порозовела. Отвечая на вопрос, перевела голову из стороны в сторону. Быстро оторвалась от его лица, сначала подходя, а потом опускаясь в кресло…
Прежде, чем обойти стол и сесть в свое, Данила ещё раз скользнул по профилю, понимая, что она объединила в себе черты родителей в равной пропорции. Мамина женственность, отцовская яркость. Наверняка в самом Щетинском текла какая-то не совсем славянская кровь, но об этом Данила тоже никогда не спрашивал. Ну и не спросит уже…
Делая шаги по кабинету, он чувствовал девчонкин осторожный скошенный взгляд. И её же напряжение.
Она сидела с ровной спиной, с силой сжимала устроенные на коленях пальцы, как и сами колени. Дышала медленно и аккуратно. Контролировала сглатывания.
Делала всё, что выдает человека, которому очень важно произвести правильное впечатление. Ни грамма расслабленности.
Данила знал – хлопни он сейчас внезапно в ладоши, Санта как минимум подпрыгнет, а то и взвизгнет.
Не потому, что истеричка. Потому, что себя накрутила.
Наверное, правильно сделала.
Наверное, это лучше, чем вести себя безалаберно расслабленно.
Наверное, вторая манера вызвала бы в нём раздражение. А эта… Какое-то отеческое тепло, что ли…
Хотя куда ему метить в отцы? Тем более, ей.
Одновременно с тем, как Данила опустился на свое место, Санта опустила взгляд на колени.
На его вроде как подбадривающее:
– Не переживай, я тебя не съем…
Отреагировала вялой улыбкой и пожатием плеч… Смелой попыткой всё же посмотреть в лицо… И быстрым трусливым «шагом назад». Потому что долго не выдержала, пусть он и старался улыбаться. Снова опустила свои. Данила был почти уверен: сильнее сжала длинные пальцы.
Тоже красивые, кстати.
Он успел заметить.
Впрочем, как и длину шеи. Правильность черт. Точеность фигуры. Изящность запястий и щиколоток.
Всё то, что замечать – непрофессионально. Всё то, что замечают мужчины.
– Не хочу начинать со лжи, поэтому предлагаю сразу честно…
Санта явно ожидала чего-то другого, ведь стоило Даниле вновь заговорить – не выдержала, снова посмотрела вопросительно.
– За тебя попросила твоя мать.
А услышав, будто мысленно выдохнула. Значит, она в курсе. Значит, всё уже неплохо.
– Но это не значит, что вы должны что-то большее, чем дать объективную оценку…
Санта заговорила, Данила улыбнулся в ответ, кивнув с задержкой, непроизвольно вспомнив Елену и то, что у них общая манера: искать оправдания для него, когда он-то в этом не нуждается. В принципе, и без этого замечания обязанным себя не чувствовал. Но приятно, что она мыслит так же.
Или просто делает вид, что мыслит, а предложи он ей подрасти немного, обидится смертельно…
Такой опыт у него конечно же был. Но вывод из подобного поведения можно сделать один: проблема не у Чернова, проблема у «обиженца». Так что для самой Санты лучше оказаться человеком более дальновидным.
– Я посмотрел твои задания, Санта…
Данила сказал, уловив новое нервное сглатывание и сбившийся вдох.
Стало чуточку интересно, что случись, скажи он: «всё плохо», но недостаточно, чтобы врать. Потому что на самом-то деле всё было хорошо. С кое-какими неточностями и без учета нюансов, которые являются важными для практика, но приобретаются только с пока что отсутствующим у малышки опытом. Который «Веритас» сможет ей дать. Потому что «по-книжному» она исполнила задание на отлично. Данила расписался бы в её зачетке под соткой без сомнений. В оценках студентам он не жадничал. Хлебнут практики – сами поймут, где накосячили. И вот если этот косяк вылезет в практике под его началом – тут будет сложнее. Ответственность будет выше. Разговор будет серьезней. Он не импульсивный, без причин с людьми не прощается, но за неумение учиться на собственных ошибках по голове не гладит. У Санты собственных пока нет. А уровень – уже достойный. И за неё даже немного обидно, ведь свои отказы она получала явно не из-за того, что плоха. Просто кому-то было лень читать. Где-то – лень разбираться. Кто-то забил место «своим». Важную роль сыграло то, что она – Щетинская. Но девушка пока не разочаровалась и не сдалась. Молодец...
– Если хочешь, отправлю тебе файл с замечаниями, но в целом мне показалось, что ты справилась отлично.
Данила думал, что пусть скупая (более красочно он не особо-то умел), но похвала, заставит Санту «отмереть». Стать более эмоциональной, расслабленной, улыбнуться там… Снова зарумяниться… Но нет.
Санта услышала, замерла на секунду – взглядом и телом – будто прокручивая в голове, а потом кивнула, смотря Даниле в глаза.
– Спасибо. Да. Я, конечно же, хочу…
Санта сказала серьезно, а Данила почему-то улыбнулся. Наверное, это могло выглядеть не очень красиво, будто с издевкой, но он ничего плохого не вкладывал. Просто забавно, как человек может сам же себя загнать в нервы, И что ты ни делай, как ни хвали – будет сидеть, будто на электрическом стуле, а кнопка с напряжением у тебя.
– А вообще чего ты хочешь, Санта?
Вновь кивнув, Данила задал следующий вопрос, склоняя голову. Отметил, что девичьи плечи чуть дрогнули на обращении. Ещё отметил, что в отличие от девочки, которой вот сейчас откровенно неловко, ему самому… Как-то приятно.
Он немного ныряет в прошлое, которое до сих пор считает своей большой удачей и ценностью.
И фотография с её отцом стоит на тумбе действительно не просто так. Никого, кроме Щетинского, ставить туда Даниле не хотелось. Наверное, уже и не захочется.
Разве что потенциального сына, который когда-то родится (если пожелание Елены сработает), и решит идти по отцовским стопам.
– В профессии?
Санта задала уточняющий, Данила ответил кивком.
– Возвращаясь к просьбе твоей мамы, она хотела бы, чтобы ты попробовала себя в Веритас. Но мы с тобой понимаем, что информации немного недостаточно… Чего хочешь ты? Организовать стажировку – не проблема. Но раз мы за что-то беремся, предлагаю подойти основательно. Ты хочешь стать судебщиком? Ты когда-то была в заседании? Тебя интересует процесс?
– Я проходила практику в суде. Мне было интересно. Не могу сказать, что я люблю процесс, но хозяйственное меня интересует.
– А что ещё интересует?
Санта говорила, будто шла по минному полю. Выверено произносила каждое слово, только убедившись, что это – именно то, которое передаст закладываемый смысл максимально хорошо.
Наверное, делала это подсознательно, но эта манера говорила о многом. Она производила впечатление излишне осторожного человека. Пожалуй, даже боязливого. Это разительно отличало её от отца. Это скорее всего не шок из-за первой встречи, а отличительная черта.
– Многое.
Санта начала с односложного ответа, пожимая плечами. Посмотрела в сторону, будто думая…
Данила отметил, что в уголках девичьих губ заиграла улыбка. Вспомнил, что ей идет. Потом снова поймал взгляд…
– Честно говоря, я люблю уголовное. Но в первую очередь из-за преподавателя…
Санта призналась, Данила улыбнулся…
– Бузинский с моих времен – тот ещё сердцеед…
Замечание сначала зажгло в глазах Санты новые искорки, но она быстро их сама же потушила. Девочка настроена по-деловому. Девочка не хочет показаться легкомысленной.
– Он просто очень увлекает… В предмет.
Санта дала, на самом-то деле, четкую характеристику, но почему-то при этом в очередной раз зарумянилась и опустила взгляд. Вздохнула…
– Мне просто нравится учиться, если честно. Почти нет предметов, которые не увлекли бы. Поэтому…
– Окей. Давай тогда я постараюсь помочь. Есть сферы, в которых может себя реализовать юрист. Кто-то идет в суд. Долго сидит в аппарате или в помощниках на нищенской зарплате, делая при этом огромный объем работы, надеясь на конверт от своего судьи. Это сложный путь, но перспектива есть. Но ты в первую очередь должна будешь соответствовать запросу конкретного человека к тебе. Если это тебя интересует – у меня есть знакомые судьи. Стажировка в хозяйственном – не проблема.
Санта уверенно мотнула головой. Данила принял отказ, немного даже ему радуясь. Пусть он не знал девушку близко, но сходу понимал: судебный серпентарий очевидно не для неё.
– Есть нотариат. Многие думают, что это – скучная работа, но поверь мне, всё зависит. Хороших нотариусов, которые не боятся браться за что-то ещё кроме доверенностей, ценят в любое время. Углубиться в любую тему не так уж и сложно. Придумывать для себя же вызовы и находить, в чём можно вырасти, как профессионал, тоже. Было бы желание. Зарекомендуешь себя хорошо – будешь обласкана клиентами. Сама выбирать, что делать. У меня есть такие. Они с радостью покажут тебе…
Данила не договорил, Санта снова мотнула.
– Нет, спасибо.
– Хорошо, – Данила принял. – Но мне кажется, тебе бы подошло…
Только смолчать не смог. Сказал без нажима, поймал новый взгляд. Санта смотрела дольше, чем в прошлые разы. Будто действительно думала… И снова мотнула.
– Ещё есть инхаусы. Есть госслужба. Нормопроектировщики. Прокуратура. Частная адвокатура. Ты пришла в юрфирму. Почему?
Скорее всего Санта ожидала, что продолжит Данила в том же духе. Его короткое вводное – её ответ, но он решил сократить, чем вызвал легкое недоумение и паузу.
Девушка провела несколько секунд, глядя перед собой в пространство. Потом – оглянулась на тумбу. После – на Данилу. И можно было уже не отвечать…
– Я хочу быть, как отец.
Потому что ответ очевиден. И потому что он плох.
* * *
Санта смело могла бы считать себя человеком довольно тонко чувствующим. Умела читать по лицам, взглядам, выражениям и интонациям. С Черновым было чуть сложнее, потому что девушка сама волновалась сильнее обычного. Но в тот момент, когда, услышав её «хочу быть, как отец», он скривился, откидываясь на спинку кресла и окидывая её долгим взглядом, Санта поняла отлично: он то ли ожидал, то ли хотел услышать что-то другое. Он как бы разочарован…
– Это плохо?
Продолжая чувствовать длинный задумчивый взгляд, Санта не выдержала первой. Задала вопрос, вновь рискуя, поднимая на Данилу глаза.
Во рту стало сухо, Санта даже пожалела, что не попросила хотя бы воды…
Потому что он – красив, каким был всегда. А у неё снова, как в детстве, язык готов прилипнуть к нёбу.
Готовясь к встрече, Санта в глубине души надеялась, что её влюбленность – возрастное и временное. Пройдет. Но как-то… Вот сейчас смотрела и испытывала мучительный дискомфорт.
И смотреть не могла. И не смотреть не могла.
Рисковала… Переживала мучительный кульбит в желудке и очередной приступ тахикардии… Отводила взгляд… Чувствовала тоску.
В отличие от Чернова, не могла бы честно сказать ему, что они «давно не виделись». Потому что для неё этот мужчина всегда был где-то рядом. На фотографиях, парах, в мыслях.
Всегда в костюме и при галстуке. Определенно научившийся продавать себя задорого. С опрятно лежащими волосами и явно контролируемой щетиной на лице. С цепким взглядом, парой складок на лбу…
С ведущими от скулы к подбородку длинными пальцами. Которые против воли притягивают внимание, и Санте хочется сглотнуть сильней. Сильней же пересыхает в горле.
– Да, плохо.
Санта продолжала следить за пальцами, которые оторвались от подбородка, опустились на столешницу… Чернов побарабанил ими, а потом только заговорил, привлекая внимание к лицу…
И заставляя вновь покраснеть. Ведь всё это время он смотрел на неё. И конечно же видел, что Щетинская ведёт себя, как цирковой пуделёк. С открытым ртом следит за действиями дрессировщика.
Мог бы усмехнуться, пристыдить. Но не стал. Честь ему и хвала.
– Ты никогда не станешь, как отец.
Санта понятия не имела, осознает ли Данила, какие ужасные слова для неё говорит, но в его тоне не было ни намека на жалость или сожаление. Ровный, спокойный. И слова такие же.
– Никто не станет. Он был тем, кем был, потому что делал то, что хотел сам. Если твоя мотивация сводится к желанию быть, как он, высок риск, что как-то утром ты проснешься с пониманием, что жизнь просрана, Санта…
Чернов сказал без нажима, но Санта всё равно скривилась на этом неожиданном «просрана». Прозвучало слишком по-панибратски. Будто они действительно давно знакомы и даже могут просто говорить о жизни. Почему-то сходу стало понятно: с другим претендентом на стажировку вот так он разговаривать не стал бы. И как бы впору радоваться, а Санте стало неприятно.
– Или не проснусь…
Слова сорвались с девичьих губ раньше, чем Санта успела потушить протест. Сказано было грубовато для неё. И смелости надолго не хватило.
Быстрый взгляд в мужские глаза, будто с вызовом, и резко на колени, как только во взгляде Чернова мелькают смешинки.
Ведь очевидно: для него подобный вызов – слабоват. Он уверен, что прав. Да и чего греха таить? Сама Санта боится того же. Просто ни с кем и никогда это не обсуждала. А Чернов так быстро раскусил…
Хотя не должен был. Это ведь не его дело.
– Ладно. Наверное, пока рановато для таких серьезных разговоров.
После недолгой паузы на попятные первым пошел сам Данила. За что ему спасибо… Которое Санта сказала мысленно.
– Чтобы принимать какие-то решения, нужно себя испытать. Поэтому всё нормально. Идя на стажировку, ты не подписываешь пожизненный контракт. Но я просто хочу, чтобы ты помнила о разнообразии, которое предполагает выбранная тобой профессия. Я учу этому студентов, стараюсь донести до каждого… Для человека, получившего качественное юридическое образование, открыты все двери. Куда-то можно заходить с ноги. Там будет легко. Куда-то придется долго стучаться. Кулаком, а может лбом. Где-то конкретно выбивать. Каждый решает для себя. Я знаю людей, просидевших несколько лет на тухлом предприятии и убедивших себя, что достигли потолка в профессии. Мол, расти больше некуда. Хотя, на самом деле, они всего лишь ударились темечком о личный потолок и оказались неготовыми двигаться дальше, пробивать его. А ещё неготовыми признаться себе же в своей посредственности. Точно так же я встречал людей, понимающих, что потолка, как и голубого неба, которое мы вроде как видим, подняв голову, по факту не существует. Это иллюзия. Ни когда ты применяешь право, ни когда вершишь правосудие, ни когда интерпретируешь или пишешь. Зато в каждой из сфер есть недосягаемый, но манящий горизонт. Кого-то это пугает. Для кого-то это азартный вызов. Нашей профессии можно посвятить жизнь в режиме двадцать четыре на семь, но при этом не понять и половины причинно-следственных. В этом её сложность. В этом её интерес. Пока ты молодая – пробуй. Ты правильно делаешь, что начинаешь рано. Но не оказывай себе же медвежью услугу, подменяя свои желания ожиданиями отца, которых скорее всего не было…
Санта слушала, затаив дыхание.
Ловила себя на том, что хотелось одновременно запомнить всё до последнего слова… И поспорить тоже хотелось.
Но дело в том, что Санта Щетинская не спорит. Максимум – рефлексирует. И к словам Данилы наверняка ещё сто раз вернется. Но если желание спорить сдерживать она научилась, то последние слова зажгли то, справиться с которым Санта всё же не смогла.
– Почему вы думаете, что не было?
Девушка спросила, смотря на собеседника с пусть замаскированной, но скорее всего видной ему надеждой. Впитывала каждую из реакций. Сначала взгляд Чернова был спокойным, потом стал чуть грустным. Дальше – на губах появилась легкая усмешка, они приоткрылись…
– О тебе мы с твоим отцом почти не говорили, Санта. К сожалению, мне нечем с тобой поделиться в этом плане. Но я помню его. Мне кажется, я знал его достаточно хорошо, чтобы достоверно предполагать. Он хотел для тебя счастья. Если твое счастье в профессии – он был бы доволен. Если нет – принял бы. И если я могу тебе помочь в этом разобраться – сделаю всё зависящее.
Вслед за усмешкой губы растянула уже пусть еле-заметная, но улыбка. Адресованная лично Санте. Снова отбросившая ненадолго в детство, где вот такие – адресные – Санта коллекционировала, а ночами улыбалась сама, вспоминая…
И пусть это было глупо, но отчетливо понятно: скорее всего эта улыбка тоже полетит в заброшенную когда-то копилку…
– Спасибо вам…
Санта поблагодарила довольно тихо, глядя больше на воротник мужского пиджака, чем в лицо Чернова. Уловила, что тот кивнул…
– Только давай выясним сразу один момент. Надеюсь, ты на меня за это не обидишься. Умная ведь… Умница, я бы даже сказал…
Данила произнес, Санта замерла, смотря насторожено и покрываясь мурашками, потому что в ответном взгляде – задумчивость.
– Твоя мать просила, чтобы я курировал тебя лично. Долг перед твоим отцом я ощущаю каждый день. Без него меня не было бы. Это я понимаю. Он тратил на меня много времени. Своего. Личного. Отчасти можно даже сказать, что он забирал его у тебя. Но, думаю, ты в этом ключе даже не размышляла. Поэтому я с радостью посвящу свое время тебе. Но так получилось, что вот именно сейчас у меня его в обрез. Я могу замотаться. Я не всегда вспомню сам подойти и спросить, как дела. Иногда у меня просто не будет для тебя заданий. Воспринимай это, пожалуйста, не как попытку от тебя отделаться. Если ты хочешь работать – я тебе в этом помогу. Но, прошу, напоминай о себе. Не стесняйся. И не воспринимай близко к сердцу отсутствие надлежащего по твоему мнению внимания или возможную грубость. Я не ору. Не оскорбляю. Но я – тоже человек, у которого иногда бывают сложные дни. А ты же девушка, вы такое чувствуете…
Последнее предложение Данила произнес снова с улыбкой, Санта почувствовала, что ушам становится жарко… Хотела прикусить язык, но позволила себе тихое:
– Это сексизм… – Быстрый взгляд и отмеченную новую усмешку.
– Разве что чуть-чуть.
Жар пополз по девичьим щекам, Данила смотрел… И молчал.
