Текст книги "Аксель. Новая жизнь (СИ)"
Автор книги: Марина Зимняя
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
16
Семь лет назад
– Определись уже: конкур или волтиж. Что ты мечешься? Доченька, ты не сможешь совместить!
– Так и скажи, что ты просто не хочешь со мной заниматься! У тебя уже есть любимица. Ты только с ней и возишься!
– Диана! Не придумывай! Я уделяю одинаковое количество времени всем своим ученикам.
– Мама! Я что, слепая, по-твоему? Алена Максимовна говорила тебе, что не выйдет из нее гимнастки. А ты все равно заставила Калинину с ней заниматься. И сама часами возишься с этой замухрышкой!
– Диана! Когда ты оставишь девочку в покое? Что ты к ней прицепилась?
– Да она бездарная! Ты попусту тратишь время!
– Не тебе оценивать чьи-либо способности. И не тебе распоряжаться моим временем. У Ульяны большой потенциал. Она очень трудолюбивая. Девочка за три года провела такую работу над собой, которую люди порой за всю свою жизнь не осваивают.
– Ты просто жалеешь этого гадкого утенка!
– Вместо того, чтобы критиковать. Ты бы лучше поучилась у нее...
– Чему? Чистить лошадь!?
– И этому тоже. Ты совсем не занимаешься Лавандой.
– Мама! Тут полно людей, которые получают за это зарплату. Почему я должна делать их работу?
– С тобой бесполезно разговаривать.
– Ну так пойди поговори со своей любимицей. С ней же тебе интересней, чем с родной дочкой. "Ах, какая Ульяна начитанная! Девочка в тринадцать лет читает Ремарка!". – приложив руку к груди, Диана парадирует мать. – Как же тебе со мной не повезло. Да, мама? Книжек я не читаю, учусь отвратительно. Если бы ни клуб, шаталась бы по каким-нибудь подворотням, – припоминает случайно подслушанный разговор родителей. И как только мама ее тогда не распинала: бездарь, лентяйка, пустышка... Как же больно было слышать эти слова. Да еще и от кого? От мамы, которая уже выбрала себе другую дочь.
– Диана! Хочешь заниматься, значит, будем работать… Но учти, ты должна выбрать что-то одно. Я с тобой вместе гоняться за двумя зайцами не собираюсь. Если выбираешь вольтиж, то за конкур забудь!
– Хорошо! Я хочу тренировки с трех часов!
– Нет! С трех до пяти, время Ульяны!
– Ну и что!?
– Я все сказала! Ты будешь заниматься после нее... Девочка сюда автобусами добирается. А твою царскую попу возят. Прекрати, пожалуйста, вести себя, как ревнивый ребенок. Повзрослей, наконец! Я в четырнадцать лет младшую сестру уже воспитывала и отцу помогала. И стирка, и уборка, и готовка – все на мне было. А ты живешь, как принцесса и постоянно всем недовольна!
***
– Ник! Ты видел, в чем эта лохушка сегодня пришла? – Диана толкает парня, экипирующего лошадь.
– Нет!
– Ну, в принципе, ты ничего не потерял… – запрыгивает на ограждение. – Опять заявилась в платье, которое ей бабушка, наверное, на рынке купила. Ужас! Ну и уродство! Я бы в жизни такое на себя не надела. Она еще целый пакет яблок тащила. Идиотка! Будто ее Аксель здесь с голоду помирает.
– Диан! Да что ты к ней цепляешься – раздраженно спрашивает парень. – Тебе какая разница, в чем она ходит? Мне лично по барабану...
– Ничего… Она сейчас гимнастический костюм наденет, и все забудут ту цветастую тряпку, в которой она по улице расхаживает, – подает голос Богдан.
– Дан! Ну ты даешь! От тебя я такого не ожидала! Неужели, и ты туда же!? Да она же жирная! – восклицает Диана.
– Да какая она жирная? Классная у нее фигура! Диан, в тебе говорит зависть… – Богдан скручивает две фиги, показывает их на уровне груди. Еще несколько ребят, находящихся в деннике, переглядываются и смеются.
– Тупые животные, – с усмешкой бормочет себе под нос Диана. – Да вы на сиськи реагируете, как Скрудж Макдак на золотые монеты. Вам вообще пофигу, что в принципе человек из себя представляет! Главное, чтобы были сиськи! – покачав головой, повторяет девушка. А парни продолжают хохотать. – А хотите, я сделаю вам подарок? Посмотрите…
– Не хотим, Диан, – не дает закончить фразу Никита.
– Через пару лет покажешь, – не переставая ухмыляться, выдает Богдан.
– Дебилы! – спрыгивает с ограждения и направляется на выход. – Придурки! – задыхается от злости девушка. Фигура у нее классная. Была бы она такой, если бы мама не гоняла ее по несколько часов в день.
***
Ерзаю на стуле, нервно поглядывая на дисплей телефона. Это ж надо такое придумать. Провести контрольную в первую неделю учебного года. Только наша математичка, может такое учудить. Сама себе проблемы создала. Весь класс получил двойки. А она сидит, негодует теперь. За голову хватается, причитает… Оставила нас после шестого урока. Вызывает к доске по списку. Правда, у нее и здесь все шиворот навыворот. Опять она начала с Щукина, а не с Белецкого. Снова смотрю на утекающее время на дисплее телефона. По ее логике, я буду предпоследней. Окидываю кабинет взглядом. Передо мной еще. Считаю… Шестнадцать человек. Если шестнадцать умножить на пятнадцать минут, которые она мурыжит каждого ученика. Сидеть мне здесь до вечера.
– Елена Владиславовна, – поднимаю руку. – А можно я буду следующей?
– Ты хочешь сказать, что ты готова?
– Ну… – мнусь я. – Просто я на тренировку опаздываю!
– Габеркорн! Сиди и повторяй таблицу умножения! Позорище! Из шести заданий только одно верно решено! Пойдешь, когда придет твоя очередь!
Ну, это она преувеличивает… Как можно в седьмом классе не знать таблицу умножения? Уж в чем, в чем, а в этом я уверена. На память никогда не жаловалась. Шепчу: – Как же я ненавижу эти абсциссы и ординаты! – роняю голову на парту. Даже вникать не хочу. Ну не интересно мне это!
Математичка вызывает Туманова. Я продолжаю лежать лицом в тетради.
– Габеркорн! – повышает голос она. – Иди отсюда! Завтра, чтобы тетрадь с домашней работой лежала у меня на столе. И дополнительно решишь все номера с восьмой страницы.
– Спасибо! Елена Владиславовна! – подскакиваю со стула и под недовольный гул одноклассников выбегаю из класса. На самом деле ни такая уж и плохая она тетка. Знает прекрасно, что я совсем не математик, но за старания выводит мне в каждой четверти трояк. Все потому, что я всегда выполняю домашку. Правильно или ни правильно – не важно. Главное – делаю.
На улице ветрено. Бегу по тротуару, придерживая юбку тенниску, то и дело норовящую надуться парашютом. Эта ненавистная всем форма и мне уже порядком надоела. В других школах ходят в джинсах и таких проблем, как светить повсюду трусами, не знают. Пообедать не успею, переоденусь и сразу на автобус. Бабушка должна была сегодня приехать. Надеюсь, она привезла яблоки. Огромная яблоня полосатого Аниса ежегодно дает бабушке богатый урожай вкуснейших ароматных фруктов. Аксель просто обожает яблоки, а я стараюсь как можно чаще его ими баловать. Никогда не покупаю в магазине. Кормлю его только теми фруктами, которые привозит бабушка или покупаю у бабулек из частного сектора. Несколько бабушек с небольшого, ими же организованного рыночка хорошо меня знают. Я их постоянный покупатель.
Открываю дверь. В нос бьет запах жареных пирожков. Ох, бабуля! Нельзя мне такое! Зачем ты меня так испытываешь!?
– Ульяша! Это ты – доносится из кухни.
Бегу на голос. Расцеловываю бабушкины щеки. Кусаю половинку пирожка, которую она держит в руке.
– Ай! Горячий! Бабуль, – пытаюсь продышаться я.
– Так чего ты бросаешься? Я разломила, чтобы проверить, не сырой ли! Показалось, что они не пропекаются!
Дышу быстро, пытаюсь остудить обожжённое нёбо. – Пропеклись... Ба! Вкусно!
– Уля, ты куда?
– Переодеваться! Бабуль, я очень опаздываю. Вечером поболтаем. Хорошо! – говорю, стягивая школьную форму.
– А пообедать?
– Не успею! Я не голодная! В столовой поела, – произношу, ныряя в футболку.
– Ой! Ульяш! Я ж тебе платье купила! – Бабушка срывается в другую комнату. Вздыхаю. Опять платье… Но обижать бабушку не буду. Она заносит в комнату пакет с желто-оранжевой тканью. – Может, примеришь?
– Давай, – стягиваю футболку. И выхватываю бабушкин очередной подарок. Не буду расстраивать ее. Она старалась. Пусть порадуется. Мельком бросаю на себя взгляд в зеркало. Ой, да ладно. От меня не убудет!
– Ой, какая ты красавица! – восхищается бабушка.
– Спасибо, бабуль! В нем я и пойду!
– Может, все же перекусишь? Или давай я с собой тебе соберу?
– Не надо, ба! А ты яблоки привезла?
– Да! На балконе целый пакет.
– Я возьму для Акселя?
– Бери, конечно.
Выхватываю с десяток яблочек. Бабушка в своем репертуаре. Все равно собирает мне сверток с пирожками и сует в пакет, в который я накидала яблок. Не протестую. Угощу кого-нибудь. Лучше так… Она ведь не отстанет и вечером заставит меня поглотить все наготовленное. Бабуля слышать ничего не хочет про распорядок и режим. А слово диета и вовсе считает ругательным.
Бегу на остановку и молюсь, что бы сегодня на девятке работал дядя Гриша. Водители автобусов, на которых я езжу в комплекс, отлично меня знают. Были случаи, когда им приходилось задерживаться на минуту – другую из-за моих опозданий. Я их самый регулярный пассажир. За последние три года едва ли наберется дней десять, которые я пропустила из-за болезни. С понедельника по пятницу, а иногда даже по субботам, в тринадцать тридцать пять я как штык стою на остановке. Я могу не пообедать, не переодеться, прогулять классный час или факультатив, но в комплекс я поеду, даже если с неба посыплются камни.
***
Попросив у конюха нож и нарезав яблоки на четвертинки, я отправилась в леваду побаловать Акселя. Кстати говоря, угощения перепало не только ему. Лаванда и Бехлюль, пасущиеся по соседству, тоже не отказались перекусить. Забираю коня, веду готовить его к тренировке. За снаряжением настраиваюсь на рабочий лад. Рассказываю Акселю все сегодняшние новости. Жалуюсь на математичку, которая чуть было не заперла меня в школе навечно, а точнее до вечера... Он самый лучший слушатель. С ним можно поделиться абсолютно всем. И мне плевать, что некоторые переглядываются и прыскают от смеха, когда застают наши дискуссии.
Передаю корду Светлане Олеговне.
– Ты еще не готова?
– Пять минут! Я быстро переоденусь, – кидаю тренеру и убегаю в раздевалку.
В моем шкафчике всегда пара комплектов спортивной одежды, на случай, если я не успею забежать домой после школы. Второпях я не стала собирать сумку. Кроме яблок и пирожков ничего с собой не взяла. Дверца моего шкафчика приоткрыта. Распахиваю ее и вытягиваю с полки первую попавшуюся вещь. Топ изрезан на ленточки, лосины тоже представляют собой нечто лапшеобразное. Тяну лиловую ткань комбинезона. На первый взгляд он целый. Но… Я уже поняла, чьих рук это дело. Рассматриваю еще одну испорченную вещь. Спереди, прямо на груди огромная неровная дырка. И чего ты добиваешься? Всеми силами пытаюсь понять Диану, но у меня ничего не выходит. Дочь тренера не терпит меня с самого первого дня. Мне ничего не остается, как принять ее ненависть за ревность.
Уверена, что был бы у меня другой тренер, она бы себя так не вела. Но Светлана Олеговна сама выбрала меня. А когда Алена Максимовна категорично меня забраковала. Сказав, что время упущено, что в десять лет начинать поздно, что конституция тела у меня не подходящая и я совершенно не годна для гимнастики. Светлана Олеговна сама стала заниматься со мной, а спустя месяц настояла, что бы тренер по гимнастике еще раз меня посмотрела. Нехотя, Алена Максимовна все же взяла меня в группу, а спустя год призналась, что ошиблась, назвав меня бесперспективной.
Надеваю комбинезон задом наперед. Огромная неровная дыра открывает лопатки и доходит до середины спины. Рассматриваю в зеркале стрелки, ползущие от краев неровно покромсанной синтетической ткани. Ей, наверное, никогда не надоест портить мои вещи…
17
Наши дни
– Тимур, отстань от меня. Ты не видишь? Я занят!
– Пойдем! Такого ты еще точно не видел… Там девчонка такие вещи исполняет! Походу я влюбился! – Тимур падает на диван, разваливается на нем.
– Не рановато?
– Что?
– В тринадцать лет, влюбляться не рановато?
– Самое время! Чтоб ты знал, у меня уже, – задумывается, – десять девушек было!
– Ага! Двадцать!
– Не веришь?
– Верю! Спасибо, что сообщил мне эту важную информацию.
– Егор! Потом посмотришь на свои графики! Пойдем!
До чего же назойливый пацан. Боюсь, что долго я его не выдержу. Дверь кабинета открывается. Удивленно пялюсь на друга. Как он это делает? Сегодня в одном месте, завтра в другом. Я, к сожалению, ни такой легкий на подъем. Ден заходит. Тимур подскакивает с места, протягивает ему руку.
– Ты что, язык проглотил? – с довольной лыбой пялится на меня.
– Когда мы созванивались, ты был в Сургуте!
– Это было, – смотрит на часы, – шестнадцать часов назад. – Обмениваемся рукопожатием. Он приземляется в кресло напротив меня. – А у тебя тут очень даже, – окидывает оценивающим взглядом пространство вокруг себя. – А какие тут девушки! Я, между прочим, тут уже минут двадцать нахожусь. Там одна, – кивает в сторону двери, – такие сальто крутит. У меня аж спину прихватило от одного зрелища! Впервые такое вижу! Бывают же люди без башки. На скачущем коне такое вытворять!
– Это вольтиж – прерывает его Тимур. – Я ему говорю: Пойди, посмотри! А он сидит тут, в ноут пялится!
– Так! Давай! Скройся отсюда! – отмахиваюсь от пацана. Он кривит недовольную физиономию, встает с дивана.
– Тим! А как зовут ту девушку?
– Ульяна! Только я ее уже застолбил, – уверенным тоном говорит этот сученыш.
– Сгинь, – выпроваживаю его. Он уже корни здесь пустил. Дома от него никакого спасения. И тут постоянно крутится рядом. Тимур хлопает дверью.
– Чего ты так с ним?
– Веришь или нет, но он меня уже достал… Не думал, что взрослый пацан будет доставлять столько проблем.
– Да какие с ним могут быть проблемы? Ему же подгузники менять не нужно!
– Слушай! Я его вчера чуть не убил… А он ходит, улыбается, как ни в чем не бывало.
– Что натворил?
– На Ямахе сюда прикатил.
– Ну и?
– Ты больной!? Еще ни хватало мне его с асфальта соскребать. Я ему: Как тебя гайцы не вздрючили? А он: "Они меня не догнали!". Наглая морда! Чего ржёшь? На хера мне такая ответственность?
– Когда ты стал таким душнилой? Не понимаю, чего ты с ним возишься! Отправь к мамке!
– Он ей не нужен.
– Че, так и сказала?
– Ага! Точнее, нужен, но с наследством. А без наследства говорит: "Воспитывай его сам!".
– Егор! А он случайно не твой? – Ден стучит пальцем по подбородку. – У вас ямочки одинаковые! У тебя же как раз терки с паханом начались после того, как он на ней женился. Ты случайно не наследил перед уходом?
– Так по какому делу ты такой путь проделал – спрашиваю, не отрывая взгляда от графика. Наблюдаю разворот тренда.
Денис поднимается с места, обходит стол и становится позади меня.
– Мой тебе совет. Переключайся на инвестиции. Не мне тебе объяснять, что прибыль в инвестициях более предсказуема. Да, меньше... Но, как говорится, лучше синица в руках... Зачем тебе торговать? Только нервы тратить. Диверсифицируй портфель и живи спокойно! У тебя наследство! Занимайся им. Кстати, ты же говорил, что откажешься. Почему передумал? Из-за пацана?
– Да.
– Он сто процентов твой!
– Не лезь не в свое дело…
– Он знает?
– Нет. И не должен знать! Поэтому закрыли тему. Рассказывай... Какие у тебя проблемы?
***
Жизнь совершенно нелогична. В восемнадцать лет оказаться на улице с тремя сотнями в кармане. Скитаться по друзьям, общагам, коммуналкам. Разгружать вагоны, что бы просто прокормиться. Карабкаться и вгрызаться в жизнь, сотни раз ошибаться, спотыкаться, связываться не с теми людьми. Много лет налаживать эту самую жизнь и в итоге наладить. Строить планы, пользоваться плодами того что удалось заработать. И тут ни с того ни с сего человек, который указал тебе на дверь херову тучу лет назад, вдруг включает тебя в завещание… Не десять лет назад, ни пять. А сейчас, когда его деньги больше не делают погоды в моей жизни.
Если бы ему удалось дожить до совершеннолетия Тимура, я бы никогда не узнал, что мог быть его наследником. Но он понимал, что не доживет, поэтому я здесь. Он осознано сделал меня – ублюдка, опекуном своего сына. Как насмешка! Мой отец всегда был слепцом. Он видел только красивых баб и породистых лошадей. Все остальное проходило мимо его взгляда. В отличие от него мне не понадобилось делать тест ДНК, чтобы понять, что Тимур мой.
Вот так, ни гадано, ни жданно, я стал отцом тринадцатилетнего подростка, которого увидел впервые. И все эти годы считал братом. Четырнадцать лет назад, ноль целая одна десятая доля процента погрешности только утвердили сомнения отца. Но, думаю, даже стопроцентный результат не смог бы его убедить в том, что мать меня не нагуляла. Он не хотел верить, а я не хотел ничего ему доказывать.
Брата я бы без зазрения совести передал матери-кукушке вместе с наследством. Это наследство стало костью поперек горла и не вызывало во мне ничего, кроме отторжения. А сына не смог... Понял, что он ей не нужен, и отказался от этой идеи. Ден догадался сразу. А меня ведь тоже молнией прошило, когда я его только увидел. Не думал, что такое бывает. Не мог отец не догадываться. Это просто невозможно! Я точная копия матери. Блеклые гены отца не смогли победить яркие цыганские гены матери.
Моя мать – метиска, унаследовавшая темные волосы и смуглую кожу от отца цыгана и тонкие изящные черты своей русской матери. Парадокс… Мой отец больше всего на свете любил женщин смешанных кровей и породистых лошадей. Вторая его жена, с которой у меня и случилась кратковременная связь, на зло ему, тоже была метиской. Тимур – точная копия меня и моей матери. От отца у него только отчество и фамилия.
Буквально за несколько дней нахождения здесь у меня сложились все пазлы. Судя по тому, как идут дела в комплексе. Его руководство никогда не гналось за прибылью. Комплекс едва держится на плаву. Теперь я уверен, что бывшая хозяйка была очередной любовницей моего любвеобильного папаши. Мимо такой бабы он точно пройти не мог. Единственное, в чем я еще не разобрался, так это то, для чего был этот трюк. Зачем ей понадобилось продавать свое дело именно отцу? Думаю, для того, чтобы в определенный момент он вернул ей его обратно. Но он не успел... Слишком красноречивым было отчаяние в глазах женщины, чтобы не понять того, что она не планировала уступать мне свое место.
Мое эффектное появление наделало шума. Все как с ума посходили с этими лошадьми. В один день на мою жизнь было совершено покушение сразу двумя девицами. Одна чуть взглядом не застрелила, а вторая чуть горло не перегрызла. Вот только первая успела заявить свои права на коня. А вторая оказалась менее проворной. Ее кобылу уже забрали. Да и не оставил бы я ее, как бы она не просила. Хотя она и не просила, а требовала. Настоящая истеричка, ничего общего со своей матерью. Если бы Светлана Олеговна не забрала ее, я бы вызвал санитаров. По этой дуре явно психушка плачет. Я не оставил бы ее лошадь не только потому, что та старая и больная, а потому, что не нужна она была своей несостоявшейся хозяйке. Как выяснилось позже, директорская дочь не слишком то ей дорожила.
Единственным светлым пятном в этой всей истории оказалась девушка, на которую не может наглядеться мой сын. А я даже в ее сторону смотреть не хочу. Точнее хочу, но не буду. За такой, как она, нужно ухаживать. А я предпочитаю не заводить длительных отношений.
– Егор! Ты домой собираешься или нет? – в приоткрытую дверь просовывается голова Тимура. Никуда от него не деться.
– Ты еще здесь?
– Ну так ты же отнял у меня мотоцикл!
– Такси никто не отменял!
Пацан недовольно морщится.
– Поехали! Я жрать хочу!
Твою мать! Его еще и кормить нужно! По пути домой заказываю пиццу этому оглоеду.
– Ты знаешь! Я никогда не думал, что она мне надоест, – выдает Тимур. – Тебе самому не надоело жрать где попало и что попало?
– Я привык.
– Слушай! Давай наймем кого-нибудь? В Москве у нас была повар…
– Мы не в Москве.
– Блин! Ну какая разница! Тебе что, денег жалко, что ли? Найди какую-нибудь тетку, которая пару раз в неделю будет приходить и готовить что-нибудь. Если тебе в лом. Я сам могу найти!
– Хорошо!
– Егор! Почему ты постоянно такой загруженный? Тебе бабло на голову свалилось, а ты ведешь себя так, будто великое одолжение делаешь, принимая эти деньги.
– Закройся, а!
– Все! Все! Молчу! – Тимур, насупившись, складывает руки на груди. С виду здоровый лоб. А внутри маленький ребенок. Вижу, что обижаю его. Наверное, я действительно с ним слишком резок. Ну никак не могу я принять сложившуюся ситуацию. Никак мне ее не переварить.
***
Звонок телефона будит меня далеко заполночь. Выматерившись, направляюсь на звук. Если этот засранец опять свалил куда-нибудь на гулянку. Я его просто придушу. И буду дальше жить спокойно. Наверное, снова во что-нибудь влип… Трубка валяется на кухне.
Абонент, пытающийся дозвониться мне, заставляет мой мозг пробудиться в один момент. Принимаю вызов.
– Егор Александрович, помогите мне, пожалуйста! Мне больше не к кому обратиться… – голос, покоривший меня с первого звука, звучит иначе. Дрожит, но от этого не перестает быть таким же бархатным и глубоким.
