Текст книги "Аксель. Новая жизнь (СИ)"

Автор книги: Марина Зимняя

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

23

– Какого черта, Маша? Какого черта вы туда поперлись? – кулак Макара снова припечатывает по стене. Штукатурка на месте удара покрывается мелкими трещинками. Маша, забившись в угол прихожей, сидит на полу. Плачет, обхватив голову руками. – Зачем ты ее в это втянула? Зачем? Я просил тебя лезть? Скажи, просил?

– Я хотела помочь. Я слышала, как ты разговаривал по поводу продажи квартиры. Ты совсем с ума сошел? Из-за таких копеек продавать квартиру!

– Я не собирался ее продавать. Дура! Я не об этой квартире говорил тогда. Родители разводятся, разменяться хотят. Отец ищет однушку в нашем районе. Что смотришь, глазами хлопаешь!? Дура! Какая же ты дура! Зачем ты потащила ее с собой? До утра подождать не могла? И вообще, нашла с кем связываться! Ты меня спросила!? Нужна мне такая помощь!? – Макар трясет разбитой кистью. Светлый ламинат под его ногами покрыт алыми бисеринками крови. – На какой хер вас понесло туда ночью?

– Она сама вызвалась, Макар! Я не просила ее ехать со мной, – всхлипывает девушка. – Я даже не поняла толком, как это все произошло! Мы зашли, а через несколько минут меня выставили за дверь, а ее оставили…

– Собирайся. Поехали!

– Куда?

– Туда! Она звонила мне! Ей помощь нужна была. У меня телефон только утром проснулся. Не стал заряжать его в дороге. Не думал, что в этом есть такая острая необходимость!

– Нет! Не надо! Ее там уже нет! Я и сама еле ноги унесла! Хорошо, что охранник мне сказал, что она сбежала! Представляешь, что бы они со мной сделали? Макар! Она его чуть не убила… Я когда возвращалась за ней, оттуда скорая неслась.

– Сука!!! – снова бьет в это же место, но уже ладонью. Почему ты вообще оставила ее там!? Ментов нужно было вызывать! Какого хрена ты уехала!? – Макар не перестаёт лупить по стене.

– Я испугалась, Макар! Просто испугалась! Но она ведь сбежала! – Маша поднимается с пола, подходит и пытается ухватиться за его руку.

– А если он ее…

– Макар! Причем тут она? Посмотри на меня!!! Посмотри, в каком я состоянии! Ты подумал, какого мне!? А если бы там оставили меня, а не ее... Ты бы так нервничал? Переживал бы так? Ты слышишь вообще меня? Она его чуть не убила! Хотя это неизвестно. Может, он скопытится в больнице. И пойдет твоя Ульяна сидеть вслед за папочкой.

– Ты совсем сдурела? Что ты говоришь!

– Говорю то, что вижу! И то, что чувствую! Ты все эти годы носишься с ней, как с хрустальной вазой. Ульяна то! Ульяна это! Я с тобой живу! Я тебе жрать готовлю! Я твои тряпки стираю! Я! – Маша закрывает лицо ладонями, ее плечи содрогаются. Девушка вздрагивает, всхлипывает. Отнимает ладони от лица. – Тебе и дела до меня нет! Я хотела помочь решить проблему, в которую ты попал по собственной тупости...

– Так на хера живешь тогда со мной? Помощница...

– Потому что люблю тебя. Много лет люблю! Ты знаешь это и пользуешься мной. Мной пользуешься, а глаза свои бесстыжие в сторону все время косишь! Думаешь, я не вижу этого? Ты куда?

Парень, еще раз припечатав по стене, уходит на балкон. Маша, помедлив несколько минут, идет следом за ним.

– Тебе даже возразить мне нечего, – говорит севшим голосом. – Скажи, зачем мы вместе? Зачем, Макар?

– Я тебя никогда не держал... И сейчас не держу, – произносит парень, выпустив изо рта струю сизого дыма.

– Макар…

– Собирайся! Поедем ее искать.

– Где ты собираешься ее искать? Там лес кругом. Я звонила ей. Абонент вне зоны действия сети, – говорит девушка, опустив голову.

– Маша! Если с ней что-нибудь случится, – качает он головой.

– Что с ней случится? Здоровая девка выйдет на трассу. Поймает попутку. Доберется как-нибудь!

– Это ты бы добралась как-нибудь!

Глаза девушки вспыхивают.

– Да! Я бы добралась! А она у нас особенная. Она без твоей помощи пропадет: зачахнет, засохнет и сдохнет!

Макар, не отрывая взгляда от Маши, тушит сигарету в блюдце, полном окурков. Импровизированная пепельница соскальзывает с узкого подоконника застекленного балкона. Со звоном разбивается, рассыпая свое содержимое по полу.

Маша молча идет за веником. Слезы не перестают бежать по щекам девушки.

– Поехали! Потом уберёшь, – говорит он, направляясь на выход.

– А не надо никуда ехать! – взор Маши устремлен во двор. – Вон, посмотри! Привезли твою обожаемую Ульяну! Погляди! Погляди! Погоди-ка… Мне кажется, я даже знаю, кто ее привез!

Макар возвращается на балкон.

– И кто?

– Новый хозяин ее конюшни! Я почти уверена в этом! Я его соцсети мониторила... А знаешь, почему он ее привез! Сказать тебе? Да потому что спит она с ним из-за коня своего. Трахается с ним, чтобы он не продал ее Акселя. Сама неделю назад рассказывала мне тут, что он пол ляма за него запросил или всем известные услуги… А знаешь! Я сама ей это посоветовала. Денег то у нее все равно нет, и она, наконец, воспользовалась моим советом! Непорочная наша! А что? Да она только в плюсе будет! Посмотри какой мужик! И машина какая! Что пала твоя Мадонна? Макарушка... Чего молчишь? – Маша бросает веник, так и не начав уборку. Выскакивает с балкона. В дверь звонят. Маша возвращается назад, а Макар подрывается с места.

– Макар! Не открывай! Прошу тебя, не открывай! – виснет на нём девушка.

– Почему?

– Прошу тебя! Пожалуйста! Не надо! – плачет Маша, но он уже распахивает дверь.

***

Моя душа словно выжженная пустыня. Сердце сплошь покрылось трещинами, а поверх него гуляет перекати поле, царапая своими сухими ветками мою и без того истерзанную плоть. Бабушки больше нет... Эту новость мне сообщил папа, когда мой телефон все же ожил после долгих и упорных манипуляций, проводимых мною на протяжении нескольких часов. Он уехал на работу, так и не узнав, что я не ночевала в соседней квартире. Ему позвонили из больницы, когда он уже начинал свою рабочую смену.

Егор собирался переставить мою сим-карту в другой телефон, но я не позволила. До утра сидела и колдовала над своим. Мне нужно было занять себя хоть чем-то. Слишком много событий случилось со мной за минувшие сутки. Слишком много эмоций потрясло мою психику. Для меня слишком много…

На мне спортивный костюм Тимура и его же здоровенные Найки. Пришлось сказать ему, что меня сбила машина. Не серьезно. Так, лишь зацепила зеркалом. А Егор помог мне, поскольку стал свидетелем этого происшествия.

Ноги с трудом поднимаются, переступая по ступенькам. Боже... Как же хорошо, что мы живем на первом этаже, и до площадки мне сейчас нужно преодолеть всего лишь семь ступенек. Достаю из чудом не утерянной сумки ключ. С ней я была срощена намертво, держала ее крепко, боялась потерять, пока бежала сквозь заросли. Ее я берегла, в отличие от туфель, которые выбросила почти сразу. Вставляю ключ в замочную скважину, а потом поворачиваюсь и звоню в соседскую дверь. Не собиралась этого делать, не хочу видеть ее, но все равно продолжаю жать на звонок. Дверь открывает Макар. Весь взъерошенный, с шальным взглядом. Я знаю этот взгляд. Макар сейчас на взводе. Опускаю глаза и вижу разбитые костяшки на его правой руке. Он смотрит на меня, не моргая. Позади него стоит Маша и, сложив руки в умоляющем жесте, едва заметно качает головой из стороны в сторону. В ее глазах мольба. А мне плевать на нее. Я позвонила в эту дверь по другому поводу...

– Бабушка умерла. Прощание завтра в полдень в ритуальном зале на Чкалова, – говорю это исключительно Макару. Смотрю сквозь бывшую подругу. Ее я не вижу и никогда не захочу видеть. Он молча смотрит на меня. А я и не жду никаких вопросов. Разворачиваюсь и, прежде чем он окликнет меня, ныряю за дверь своей квартиры.

***

Кирнос Артур Владленович полежал в частной клинике сутки, а на вторые улетел вслед за семьей на Филиппины. Уже на утро после произошедшего Егору удалось выяснить, что он не сел на самолет, в отличие от своей жены и дочери. Его семья не захотела портить себе отпуск и откладывать отдых из-за небольшого недоразумения, случившегося с Артуром Владленовичем в гостинице "Ривьера".

Оказалось, что он, будучи в нетрезвом состоянии, не удержался на ногах и, падая, ударился виском об угол прикроватной тумбочки. Эту историю поведал мне Егор после похорон бабушки. Где и как он раздобыл эту информацию, я не знаю. Но знаю одно: даже если бы его не стало, даже если бы он сдох, я вряд ли сожалела бы о смерти этого человека. Вряд ли…

Почему я так зачерствела душой? Почему Макар, который ни в чем передо мной не виноват, стал абсолютно безразличен мне? Я не перекинулась с ним ни единым словом, хоть он и пытался несколько раз завести со мной разговор. Просто один человек, надев кирзовые сапоги на свои стройные ножки, как следует побродил в них по болоту, а потом вытер их подошвы о мою душу, напоследок смачно плюнув в нее.

У нее хватило совести заявиться вместе с Макаром на похороны. Она держала букет бардовых гвоздик, вцепившись в руку своего парня, то и дело бросая на меня взгляды, в которых читалось: "Не рассказывай ему! Прошу…". И я не рассказала. Никому и никогда не расскажу этого. Слишком больно вспоминать это предательство. Слишком тяжелые воспоминания связаны у меня с той ночью.

– Уля! Может, поработаем пока без верхушек. Ты удержишь ее такими руками, – Вероника кивает на мои поджившие ссадины на ладонях.

– Ник! Я же в перчатках, – демонстрирую ей кожаные беспалые перчатки, одну из которых я сейчас пытаюсь застегнуть на запястье.

– И как тебя угораздило, Уль? Что-то ты совсем рассеянная в последнее время. Соберись уже, – говорит она и помогает застегнуть мне кнопки на второй перчатке.

– Не волнуйся! Я больше не подведу, – говорю ей, заскакивая на деревянный тренажёр. Делаю стойку на руках и поперечный шпагат в воздухе. Чувствую, как светло сиреневая ткань гимнастического костюма пропитывается кровью на левом колене. Опять корочки лопнули. Эти ранки будут заживать долго, в этом можно не сомневаться.

Вероника морщится.

– Уля! Боюсь, что перчаток недостаточно. Сейчас я принесу тебе наколенники, – говорит тренер.

А от входа доносится:

– И шлем ей принеси, хотя, наверное, его надевать уже поздно… – Егор подходит к нам. И совершенно бесцеремонно начинает меня отчитывать. – Ты нормальная вообще? Подождать пока все заживет не вариант?

Я возвращаюсь в сидячее положение, оседлав деревянную лошадь.

– Егор Александрович! В чем, собственно, проблема – спрашиваю, понимая, что сейчас он попросит меня спуститься с Феликса и непременно потащит в дальний угол зала, чтобы снова отчитать меня, как нашкодившего ребенка. То ли тот поцелуй, который я не предотвратила. То ли мое молчаливое согласие остаться у него той ночью. То ли осознание того, что я теперь действительно его должница. Не знаю, что из этого. Может, что-то определенное, а может все в совокупности дает ему повод думать, что он имеет право общаться со мной в подобном тоне.

– Пойдем, поговорим, – кивает он в сторону, указывая на выход из зала.

– Егор Александрович! У меня тренировка. Сейчас подойдут ребята. Я не могу уйти.

Егор поворачивается к Веронике. Та, взглянув на часы, ретируется на выход, сказав, что вернется минут через десять.

– Зачем?

– Что, зачем?

– Зачем вы ее отправили?

– Ты слышала, чтобы я сказал ей хотя бы слово?

– Вы глазами ее отправили!

– Уля! О чем я тебя просил?

– Я не могу сидеть дома. У меня тренировки. Я и так подвожу команду.

– Я просил тебя не пользоваться общественным транспортом. И вообще лишний раз по улицам не шастать!

– У меня нет личного водителя!

– Сколько раз я тебе сказал, что ты всегда можешь позвонить мне, и я отвезу тебя туда, куда тебе нужно?

– Я не хочу вам докучать... Вам что, делать больше нечего? Катать меня туда-сюда!

– Спускайся, – требует он.

– Не хочу!

– Лучше спустись!

– Нет. Не мешайте мне. У меня была разминка. Вы ее прервали.

– Ты сама напросилась, – он заскакивает на широкую спину деревянного коня и садится позади меня. Берет меня за талию и тянет на себя. Я упираюсь спиной в его грудь, а он, понизив голос, говорит мне на ухо: – Я просил тебя не обращаться ко мне на "вы"?

– Здесь я буду обращаться к вам только так, – спиной чувствую размеренные удары его сердца. А мое почему-то начинает стучать, как заведенное.

– Когда мы будем видеться не "здесь"?

– Я вам уже все сказала. Я думала, вы меня поняли, – шепчу, проглотив из неоткуда взявшийся ком в горле.

– Уль! Я ведь позаботиться о тебе хочу. Не отталкивай меня. Этот отморозок со дня на день вернется. Ты уверена, что он не захочет отомстить тебе?

– Не думаю, что он будет мне мстить. А если и будет, то, скорее всего, не мне, а Маше. Это ей он заплатил деньги и не получил того, чего хотел.

– Но хотел то он этого от тебя, а не от нее. Ты думаешь, сто тысяч – деньги, которые могут его сильно волновать. Это ты пробила ему башку, а не Маша. Ты задумывалась над этим? Не страшно?

Он говорит все это полушепотом, склонившись над моим ухом. Крепче прижимает меня за талию к себе. В его словах, несомненно, есть доля истины, но и то, что он предлагает. Не устраивает меня от слова совсем. Я не хочу еще больше вгонять себя в долги перед ним. Я прекрасно осознаю, что он со временем захочет в расплату. Не могу сказать, что он не симпатичен мне. Скорее наоборот. После всего, что он сделал для меня, я посмотрела на него иначе. Не вижу я больше в этом человеке того заносчивого козла, которым он мне представился при первой встрече. Я искренне благодарна ему за то, что он откликнулся в ту ночь на мою просьбу о помощи. Благодарна за то, что оставил Акселя в комплексе. Но заводить с ним отношения лишь в благодарность за это я не готова.

Ответить я не успеваю. В зал дружно заваливается команда вольтижеров. Ребята уставились на нас так же дружно, как и заскочили в зал. Егор отлипает от меня, спрыгивает с коня и уходит из зала, не обращая внимания на кучку спортсменов, сканирующих его любопытными взглядами.

24

За щекой зубная щетка. В руках расческа, совсем не бережно раздирающая мою ни высушенную на ночь шевелюру. – Вот было бы у меня четыре руки, – думаю я, остервенело раздирая спутанные волосы. Будильник прозвенел около часа назад. Я отключила его и благополучно продолжила спать дальше.

Сегодня мне снилась бабушка. Ее не стало две недели назад. Я видела ее страдания и понимаю, что смерть стала ее избавлением от страшных мук. Как бы кощунственно это не звучало. Для нее так будет лучше. Она очень страдала.

Она приснилась мне впервые со дня похорон. Приснилась такой, какой я помню ее до болезни. Мы вместе с ней собирали персики. Красивые крупные бархатные мячики, которые я срывала с обвисших ветвей дерева. То тут, то там подпертых специальными деревянными рогатками, вырезанными дедом Петей из дикого фундука. Я срывала персики, чувствуя их аромат и тепло сочной мякоти, обтянутой тонкой велюровой кожицей, освобождая дерево от тяжести вызревших плодов. Отдавала их ей, а она укладывала фрукты в корзины, периодически отмахиваясь от ос, кружащихся над осыпавшимися и разбившимися плодами. Мы болтали и смеялись. А потом несли две полных корзины домой. По пути бабушка пела песню своим неповторимым зычным голосом, половину слов которой я не понимала, но слушала с невероятным упоением.

Я шла чуть позади нее и наблюдала за тем, как колыхается на ветру ее цветастая косынка. Из-под нее выглядывали черные, как смоль волосы, собранные в тугой пучок на затылке. Бабушка оборачивалась ко мне и добрым лучистым взглядом подгоняла идти быстрее. Она всегда и во всем меня подгоняла. Она была такой шустрой и проворной, что умудрялась всегда делать по несколько дел сразу. Она могла одновременно варить пятилитровую кастрюлю вкуснейшего кубанского борща, печь блины, оттапливать творог и параллельно с этим помогать деду распутывать рыболовные снасти. Сон был такой красочный, такой прекрасный. Неудивительно, что сегодня мне не хотелось просыпаться.

И вот теперь я опаздываю. А точнее, уже опоздала на свой автобус, который ушел около двадцати минут назад. Следующий автобус, проходящий мимо комплекса, должен быть примерно через пятнадцать минут. Но и на него я, скорее всего, тоже не успею.

Звонок в дверь отрывает меня от воспоминаний. Если это Макар, то уже пора поговорить с ним. Я избегаю его вот уже две недели. Не отвечаю ни на звонки, ни на сообщения. Не знаю, как общаться с ним, ни затрагивая той темы, связанной с Машей. Ее, кстати, я видела лишь пару раз, и то мельком. После похорон она больше не появлялась мне на глаза. Вероятно, поняла, что я не стану выдавать ее постыдной тайны. Сейчас я впервые жалею о том, что мы соседи. Не могу сказать, что Макар очень настойчив. Если бы очень хотел, думаю, давно бы уже выловил меня где-нибудь. Но, скорее всего, он и сам чувствует, что от паузы, возникшей в наших дружеских отношениях, потягивает неприятным душком, а точнее, смердит, как от навозной кучи. Уверена, что он понимает это, поэтому так вяло настаивает на выяснении причин моего странного поведения.

Не вытаскивая зубной щетки изо рта и даже не накинув халат. Прямо в пижаме иду открывать дверь. Распахиваю ее и наблюдаю перед собой совсем не Макара. Егор держит перед собой два ящика персиков, стоящих один на другом, и, не дожидаясь моего разрешения, заходит в квартиру.

– Привет! Думал, уже не застану тебя, – говорит осторожно ставя свою ношу на пол.

– Что это?

– Витамины! Ты знаешь! Тимур уплетает их в невероятных количествах. Каждый день покупаем по дороге домой. Они местные. Бабка утверждает, что ничем не обработанные, – он подхватывает один персик из ящика и показывает мне его румяный бок, по которому ползет розовый жирный червяк. – Думаю, он, – Егор указывает на червяка, – пестициды жрать не будет. Не волнуйся, они не все червивые. Но попадаются... Ты сегодня решила прогулять?

– Нет! Я собираюсь, – говорю, вытаскивая зубную щетку изо рта.

– Вот и замечательно! Собирайся! Я тебя отвезу, – говорит он, и в его интонации больше нет вопроса, сплошное утверждение.

Не знаю, с чего вдруг Егор решил нанести мне визит. После того, как мы поговорили в зале перед моей тренировкой, наше общение стало представлять собой исключительно обмен вежливыми фразами. До этого он вел себя настойчивее. А последнюю неделю по утрам:

– "Доброе утро, Егор Александрович!".

– "Доброе утро, Ульяна!".

А по вечерам:

– "До свидания!".

– "До свидания! Хорошего вечера! Тебя подвезти?".

– "Нет! Спасибо!".

– "Как хочешь!".

И все на этом. Мы совсем не разговаривали. Но время от времени он захаживал на мои тренировки. Постоит, посмотрит минут десять-пятнадцать и уходит. Я даже стала ловить себя на мысли, что иногда ищу его глазами. Нет, нет, да посматриваю по сторонам. Знаю, что его отношения со Светланой Олеговной стали более дружественными, и он даже вернул ей часть полномочий. Он больше не занимает ее кабинет. И в "Орион" как на работу больше не ездит. Привозит утром Тимура, проболтается немного по комплексу. Иногда берет Локки и уезжает на нем за территорию. Один. Никогда не видела его с кем-то. Раз, у меня даже возникла мысль составить ему компанию. Я давно не баловала Акселя лесными прогулками. Выгуливаю его в основном в леваде. Но он так быстро уехал, что догонять его стало уже как-то неловко. Вечерами он забирал мальчишку, поселившегося в комплексе, и пару раз предлагал подкинуть и меня до дома. Но, получив вежливый отказ, больше не настаивал.

– Спасибо, – я опускаю взгляд на персики, стоящие около моих ног. – Зачем так много?

– Ты их просто не пробовала! Сама не заметишь, как прикончишь и еще захочешь.

– Да вы что! Я столько не съем! – не могу сдержать улыбки я. А сон то частично оказался вещим. Я проснулась от того, что в буквальном смысле захлебывалась слюнями. Мне просто жуть как захотелось персиков.

– Чай будете? Я еще не завтракала!

– Буду, – улыбается он и разувается.

– Проходите, – рукой указываю на дверь в кухню. – Я сейчас, – стою и жду, пока он скроется за дверным проемом. И только потом разворачиваюсь и, слегка оттянув сзади футболку, хотя бы немного прикрыв свою пятую точку, обтянутую шортами, больше смахивающими на трусы, ныряю в свою комнату.

***

Мне просто тупо надоело ходить вокруг да около. В первые в жизни я не знаю, как вести себя с девушкой. А может мне слишком давно не хотелось конкретную девушку? Но как к ней подойти, когда ее жизнь – непрекращающаяся драма. Когда ни один момент не кажется подходящим. Сам довел ее до нервного срыва своей выходкой с продажей коня. Потом, то ночное происшествие. Похороны ее бабушки...

Мы знакомы чуть меньше месяца, и этот период ее жизни напоминает мне, сплошной траур. Но ведь никакой траур не может длиться вечно. Может, пора встряхнуть ее уже и показать, что жизнь – это не только изнуряющие тренировки и общение лишь с несколькими людьми.

Нет у нее никого. В этом я уверен на сто процентов. Хоть мысль о наличии у нее парня и закрадывалась в мою голову поначалу. Не верилось, что такая девушка может быть одна. Но ее звонок той ночью развеял все сомнения. Стала бы она звонить мне, если бы ей было кому позвонить.

На самом деле персики жрет ни один Тимур. Мы жрем их с ним на пару. Он уплетает фрукты, как растущий организм, который требует постоянной подпитки витаминами. А я потому что она ассоциируется у меня с ними. У нее даже волосы источают аромат этих фруктов. А о коже я вообще молчу. Я жру их уже неделю и никак не могу нажраться. Бабка, ежедневно поджидающая меня около двора, не перестает петь мне дифирамбы. Говорит, что никогда еще не зарабатывала столько на одном дереве.

Я притормозил около женщины, торгующей фруктами из своего сада, прямо около собственного двора, когда искал адрес одного человека, проживающего в том поселке. Дачный поселок расположился неподалеку от города и соседствует с территорией комплекса. Теперь заезжаю к ней ежедневно за этими долбаными персиками, которые на вкус как ее губы...

Ульяна заходит на кухню. Ловлю себя на мысли, что потерял счет времени и не знаю, сколько нахожусь здесь, уставившись в одну точку.

– Простите! У меня тут слегка не прибрано. Вы пьете зеленый чай? Просто я пью только зеленый, а папа – кофе… – она смотрит на меня растеряно. Вижу, что не знает, куда деть руки. Передвигает сахарницу по столу. Расправляет льняную салфетку. – Хотите, я сварю вам кофе?

– Свари… – хотел сказать "хочу". Но хочу я вовсе не кофе.

Ульяна поворачивается ко мне спиной, становится на носочки и, распахнув шкафчик, тянется за туркой, которая стоит на верхней полке. В день первой нашей встречи она точно так же тянулась за банкой, стоящей на высокой полке в деннике, когда занималась экипировкой коня. Только тогда она была в тесных бриджах, облегающих ее гибкий стан, как вторая кожа. А сейчас она в легком свободном платье длиною чуть ниже коленей. Сегодня я любуюсь ее тонкими лодыжками и аккуратными узкими ступнями с высоким подъемом. Интересно, она ходит на каблуках? Никогда не видел ее в туфлях. Как бы ей пошли высокие шпильки…

Ульяна наливает в турку воду, насыпает кофе. Ее движения быстрые и слаженные. Она перемешивает кофе и ставит турку на медленный огонь. Наблюдаю за ней. Чувствую, что ей некомфортно от моего присутствия.

– Твой отец на работе – спрашиваю, чтобы прервать возникшую паузу. Она кивает. – А мама?

– Мамы нет. Она умерла, – говорит девушка, не переставая следить за закипающим напитком.

– Прости...

– Ничего страшного, это было давно, – говорит, отставляя пенящийся кофе с огня. Наливает его в чашку. Ставит передо мной. Двигает ко мне сахарницу и корзинку с печеньем.

Она суетится около стола. Густой и терпкий аромат свежезаваренного кофе заполняет все пространство вокруг, но его запах все равно не способен перебить ее собственный аромат. Я вдыхаю аромат ее волос и дурею. Ну что за девушка такая? Что за наваждение?

По квартире разносится трель дверного звонка.

– Ты ждешь кого-то?

– Нет, – говорит она и направляется к двери.

И тут начинается самое интересное. В квартиру вламывается парень.

– Ульяна! Где он?

– Макар. Кого ты ищешь?

– Мне Машка все рассказала! – кричит он и залетает на кухню. Парень вытаскивает их кармана толстую пачку пятитысячных купюр и шлепает ее прямо передо мной. – Подавись своими деньгами, урод. И забудь сюда дорогу! – выплевывает он. – Ульяна! Почему ты мне не сказала!? – он хватает ее за плечо и начинает трясти, как тряпичную куклу. – Почему не сказала?

Я отталкиваю его от нее, припечатывая этого психа к стене. Парень не щуплый, жилистый такой, но ниже меня на пол головы и моложе лет на десять. Мне ничего не стоит обездвижить его за несколько секунд.

– Уль! Это что за псих?

Пацан брыкается пытается вырваться. Я прижимаю его лицом к стене держу руки.

– Егор. Отпусти его! Отпусти!

Отпускаю пацана. Он поворачивается, нервно дергая плечом и обращается к Ульяне.

– Если бы ты сказала сразу! Почему ты молчала?

– Макар! Что тебе рассказала Маша?

– Что ты спишь с ним. Спишь из-за денег, которые должна ему!

– Что ты несешь? Я никому ничего не должна!

Складываю руки на груди и, облокотившись на стену, наблюдаю за ними.

– Маша сказала...

– Что еще тебе сказала Маша!? Она сказала тебе, что продала меня своему начальнику! Сказала? Что смотришь? Пойди и спроси у своей девушки, как две недели назад ночью, я оказалась вместе с ней в гостинице далеко за городом.

– Уль! Ты что?

– Что, Уль!? Она даже на похороны бабушки не постеснялась прийти после всего этого... Стояла и смотрела на меня щенячьими глазами. В которых не было ни капли сожаления, а лишь: "Не рассказывай ему, не рассказывай!". Ты думаешь я просто так от тебя две недели бегаю. Вспоминай, когда были времена, что бы я не зашла к вам хотя-бы пару раз в неделю! Я просто видеть ее не могу. Ненавижу ее! Понимаешь? Ненавижу! И тебя видеть не хочу, потому что ты рядом с ней. Потому что прошла наша многолетняя дружба и доверительные отношения закончились… Нет их больше! Все! – Ульяна всплескивает руками. – Лопнули, как мыльный пузырь! Поэтому забери свои деньги, – Ульяна припечатывает пачкой купюр в грудь парню, – и уходи. Ты ни в чем не виноват, Макар. Но прости, тебя я теперь тоже видеть не могу. – Ульяна начинает выталкивать его из комнаты. Несколько минут он еще задерживает ее на лестничной площадке. Пытается что-то сказать, выяснить. Но она, наконец, хлопает дверью и возвращается ко мне. По пути смахивая слезинки под глазами.

– Извините! Очень некрасиво получилось.

– Ну сколько можно? ИзвениТЕ, простиТЕ, проходитеТЕ, подождиТЕ, – не устаю перечислять я ее слова, адресованные мне. Мы же договаривались… – беру ее за руку и тяну на себя. Девушка не упирается, а наоборот, льнет к моей груди. Обнимаю ее. Поднимаю ее голову за подбородок, смотрю в глаза. – Ты же понимаешь, что я не просто так приехал. Я вокруг твоего дома целый час катался, все ждал, когда ты уже выйдешь. Уль! Давай по-взрослому! Ты же взрослая девушка, не ребенок. А я давно не мальчик. Ну не умею я бегать за девушками, не умею… Если сейчас скажешь "нет". Клянусь, близко к тебе больше не подойду… Ну так что? Нет?

Ульяна отрицательно качает головой.

– Уль! Я тебя не понимаю! Скажи словами: "Егор отвяжись от меня!"! – улыбаюсь, глядя ей в глаза. Не скажет... По глазам вижу, что не скажет.

– Егор. Не отвязывайся от меня...

– Прости, что без цветов. Я не смог выбрать... Какие ты любишь?

– Персики лучше цветов, – говорит она и сама тянется к моим губам.