Текст книги "Аксель. Новая жизнь (СИ)"
Автор книги: Марина Зимняя
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
25
Что я делаю? Мои руки сами обвивают его шею. Губы сами тянутся к его губам. Глаза закрываются. Ноги становятся ватными. Наши губы соприкасаются, и по моему телу рассыпаются табуны мурашек. Егор одной рукой обхватывает мою талию, отрывает от пола. Другой зарывается в мои распущенные волосы. Он прижимает меня к себе крепко. Целует, глубоко и страстно. Пьет мои губы, а я полностью подчиняюсь его власти. Ни за что не признаюсь ему, что это мой первый поцелуй. Хотя думаю, что это он и так уже понял. Тот поцелуй, который случился у него дома, не считается. Я была не в себе и сама толком не поняла, как это произошло. А сейчас я осознаю, что хочу этого. Хочу, чтобы он целовал меня. Хочу, чтобы он обнимал меня и сама хочу обнимать его.
Он разворачивается, не выпуская меня из рук, и делает шаг. В одно мгновенье я оказываюсь прижатой к стене. Он одной рукой отдёргивает занавеску в сторону, подхватывает меня за талию, и вот я уже сижу на подоконнике. Спина касается теплого, прогретого утренним солнцем стекла. Его губы начинают блуждать по моей шее. Мои руки проходятся по его затылку, пропуская сквозь пальцы короткие жесткие волосы. Шея, ключицы, плечи. Он покрывает меня поцелуями, его руки становятся наглее, стягивают свободные рукава моего платья по плечам. А я задыхаюсь и не могу ему препятствовать. Осознаю, что пора это все прекратить, но не могу сказать ни слова. Голос просыпается в тот момент, когда мое платье спускается до талии, а застежка бюстгальтера, расстёгивается, позволяя мне сделать глубокий вдох.
– Егор! Подожди! Прекрати! Хватит! – он не слышит меня, дергает расстёгнутый лиф вниз, а я хватаюсь за него, прижимая кусок полупрозрачной ткани к себе. – Не надо! Пожалуйста, не надо! – пытаюсь оттолкнуть его. Он поднимает на меня глаза с расширенными зрачками. Они у него темно карие, а сейчас и вовсе черные. Смотрит, как волк на ягненка, и мне становится жутко. Он моргает. Отстраняется, тяжело дыша. Я придерживаю одной рукой расстёгнутый лифчик. Второй пытаюсь натянуть платье обратно. Он, словно опомнившись, бросается помогать мне одеться, но я спрыгиваю с подоконника и пулей вылетаю из кухни.
***
– Уль! Не прячься! Открой! – Егор еле слышно стучит костяшками по двери моей комнаты. С момента, как я выскочила из кухни, прошло не меньше пяти минут. Я уже поправила одежду и перевела дух. Я больше не дышу, как загнанная лошадь. Стук моего сердце все ближе и ближе к привычному ритму. Я сумасшедшая... Разве можно вести себя так с мужчиной! А если бы я не опомнилась. Если бы позволила ему пойти дальше. Прижимаю ладони к горящим щекам.
– Ульяна! Открой! – не перестает караулить меня под дверью он.
– Открыто, – говорю севшим голосом. Ручка двери опускается вниз, а я отворачиваюсь. Как теперь смотреть ему в глаза? Я ведь сама позволила ему все эти действия.
Он подходит, кладет руки на мои плечи, слегка сжимает их:
– Прости, что напугал, – шепчет, склонившись над моим ухом. А у меня снова все волоски на теле становятся дыбом. Снова все тело пронизывает электрическим током. Что за реакция? Он ведь видит это. Я уверена, видит… Но все равно продолжает держать мои плечи и утыкаться носом мне в шею. – Ульяна! Ты меня с ума сведешь! Скажи что-нибудь… Не молчи.
– Нужно ехать! Я и так опоздала на индивидуальную тренировку. Не хорошо будет, если прогуляю еще и групповую.
– Уль! – теперь его руки обвивают мою талию. – Давай не поедем? Я не съем тебя, не бойся... Может, покусаю немного, но не съем. Обещаю…
– Нет! Ты же сам говорил, что отвезешь меня! Отвези, пожалуйста.
Егор выпрямляется. Но объятия свои не ослабляет.
– Ладно. Но только вечером я привезу тебя сам. Не вздумай убежать.
– Хорошо. Я сейчас быстро сумку соберу, – пытаюсь высвободиться из его объятий.
– Ты же не позавтракала.
– Я съем персик по дороге.
– Разве это еда?
– Я съем два.
***
– Может, остановишь мне здесь? – делаю попытку спрятать то, что происходит между нами, от чужих глаз. Егор всю дорогу сжимал мою руку и улыбался, как дурачок. На полпути нас остановили гаишники. И долго рассматривали его документы, время от времени исподлобья поглядывая на него. Проверив документы, отпустили. Но смотрели очень подозрительно.
– Зачем? – он поворачивается ко мне и одновременно нажимает на пульт, лежащий на панели автомобиля. Ворота медленно ползут в сторону.
– Что бы не было лишних разговоров.
– А тебе не все равно?
Я пожимаю плечами.
– Тебя здесь вроде как не любят...
Он вскидывает брови, смотрит на меня.
– Ты серьезно? Неужели ты так зависима от мнения окружающих?
– Нет! Просто…
Он заезжает на территорию и паркует машину на своем привычном месте.
– Уль! Я не собираюсь прятаться! Ты боишься, что тебя осудят за связь со мной?
– Нет, – опускаю глаза. Не знаю, как объяснить то тревожное чувство, которое рождается в моей груди. – Я просто не хотела сплетен…
– Не обращай ни на кого внимания. Если что, я заткну рот любому. Скажешь мне, если кто-нибудь побеспокоит тебя! Хорошо?
Киваю. Собираюсь открыть дверь.
– Так и убежишь, – тянется ко мне. А я быстро чмокаю его в щеку и выскакиваю из машины. Я надеялась, что он сразу уедет. Но он вышел практически следом за мной.
***
– Уль! Соберись немного! Ты не выспалась, что ли?
– Выспалась. Я пытаюсь сконцентрироваться!
– Полчаса уже пытаешься! – возмущается Вероника. Подходит ближе ко мне. Говорит на ухо: – Отправь его!
– Кого?
– Выключи дурочку, Уля! Ты не соберёшься, пока он здесь.
– Ты думаешь, он послушает меня?
– Меня точно не послушает, – Ника буравит меня раздраженным взглядом.
– Он мне не мешает!
– Он мешает всем остальным…
– Не выдумывай, – говорю я, направляясь к ребятам. Вероника не сдается. Махнув на меня рукой, она сама идет к Егору. Говорит ему что-то. Он кивает и выходит из зала.
– Что ты ему сказала?
– Ничего.
– Ника?
– Сказала, что если он не хочет соскребать тебя с пола после падения с трехметровой высоты, пусть подождет тебя снаружи. Все! Давай, давай! – подгоняет она меня. Добавляя в спину: – Молодец, Улька! Время даром не теряешь!
– О чем ты? – не могу удержаться от возмущения. И вообще, где она взяла трёхметровою высоту. Наш Феликс всего метр семьдесят в холке.
Вероника улыбается, равняется со мной, щипает за щеку.
– Расслабься, Уля! Живи и наслаждайся жизнью. Не поняла ты еще своего счастья… Это же прекрасно, когда мужчина смотрит на женщину такими глазами.
– Ты меня очень расслабила...
– Так, ребята, – Вероника хлопает в ладоши. – Где мои верхушки?
Лера и Алиса подскакивают с матов и бегут к тренеру.
***
Сегодня я выжата как лимон и голодна, как волк. Два персика с утра и три стакана воды, так себе еда даже для моего привыкшего к диетам организма.
Закручиваю волосы на макушке и ныряю в душ, подставляя уставшие плечи под упругие струи воды. Телефон трезвонит в шкафчике. А мне так хорошо, что совсем не хочется двигаться с места. Я стою под потоком воды и млею от наслаждения. Вода ударяется в основание шеи. Брызги мочат волосы на затылке. Не хотела мочить их, но они и так уже почти мокрые. Выдергиваю из волос карандаш, служащий мне импровизированной заколкой. Они каскадом рассыпаются по плечам и спине.
– Уль! Телефон! – кричит мне кто-то из девочек. – Четвертый раз звонит! Может, что-то срочное! Принести?
Не дожидаясь моего ответа, Алиса слегка отодвигает дверь душевой и просовывает мне трубку.
– Спасибо! Я бы потом перезвонила, – делаю напор меньше. Теперь вода течет медленно. Телефон оживает снова. Блин… Я уже сняла линзы. Щурюсь, пытаюсь сфокусировать зрение. В итоге принимаю вызов и по затяжному молчанию понимаю, что я приняла видеозвонок.
– Вау! – слышу запоздалую реакцию Егора. И быстрее жму на отбой. Ну чего, спрашивается, названивать? Я же сказала, что не уйду. Он пытается проконтролировать, не смылась ли я домой на автобусе. Сейчас повез Тимура домой. А потом обещал вернуться за мной. И зачем мотаться в город дважды? Тем более расстояние вовсе не близкое.
Приходится выскочить из душа, чтобы положить телефон на скамейку. Делаю воду прохладнее. Направляю поток прямо в лицо. Я не стесняюсь своего тела, но представать перед кем-то обнаженной для меня слишком. Вода охлаждает меня. Да, именно это мне сейчас необходимо...
Десять лет в лосинах и топе, за которыми практически ничего не удается скрыть, приучили меня к тому, что время от времени на меня пялятся люди. Люди мужского пола, разумеется. Не наши... Наши уже привыкли ко мне. А те, которые изредка попадают сюда или встречаются на соревнованиях. Моя фигура далека от спортивного идеала. Если бы я не контролировала питание и не изнуряла свое тело бесконечными физическими нагрузками, я бы весила как минимум килограмм на двадцать пять больше.
Я очень похожа на маму и бабушку, а они никогда не были тростинками. Мама, конечно, до зрелого возраста дожить не успела, и какой бы она была сейчас, я знать не могу. Но фотографии, которые сохранились у бабушки, наши после пожара к сожалению, не уцелели, остались только те который были на ноутбуке у папы, говорили о том, что наследственность у меня к большому спорту не располагающая. А бабушка ко всему прочему, была еще и высокой. Эдакой Аксиньей из ее любимого "Тихого Дона". Конечно, я взяла что-то и от папы. Он у меня довольно щуплого телосложения.
Интересной они были парой, мои родители. Внешне они совсем не подходили друг другу. Когда рассматриваю их совместные фотографии, понимаю, что имели в виду некоторые бабушкины подруги, которые, вспоминая маму, всегда удивлялись тому, что она в нем нашла.
Мама была красивой женщиной. Ей даже косметика была не нужна. Черные длинные волосы, такого же цвета брови в разлет, открытый взгляд, прямой аккуратный нос и пухлые губы с четким контуром. Небольшая черная родинка на правой щеке. А вот папа никогда не выделялся яркой внешностью. И на ее фоне всегда выглядел бледно. Но зато с какой любовью он смотрел на нее на немногочисленных кадрах наших семейных фотографий.
Отец женился поздно. Он гораздо старше мамы. Бабушка рассказывала, как долго он добивался маму, как красиво ухаживал. Что даже моя бабуля, которая изначально была против их отношений, растаяла от его напора. Жаль, что их любовь длилась всего восемь лет. Мой отец за всю свою жизнь был счастлив всего лишь восемь лет.
Сушу волосы полотенцем. Вечер теплый. Пока доберусь до дома, они высохнут. Желудок не перестает урчать. Я быстро надеваю платье. Собираю вещи в сумку и направляюсь на выход. Ухожу одна из последних. Ребята, с которыми я тренируюсь, разъехались. До душа я успела навестить Акселя. Завтра воскресенье, но я обещала ему, что приеду и обязательно выведу его на прогулку.
Егор уже ждет меня около машины. Щеки предательски вспыхивают от воспоминаний того, как я умудрилась засветиться в душе. Надеюсь, волосы прикрыли стратегически важные места. Как удачно я выдернула карандаш.
– Да никто тебя не видит! Садись! – он приглашает меня в распахнутую дверь автомобиля. Я и правда, сама того не подозревая, верчу головой по сторонам. Егор улыбается. Обходит машину и садится за руль. Я невольно оборачиваюсь назад и вижу огромный букет розовых и белых пионов. Я сразу почувствовала их аромат. Боже мой! Неужели это мне? Он протягивает руку назад, берет букет и кладет его мне на колени.
– Спасибо, – говорю, едва переведя дыхание.
– Тебе нравится?
– Да! Очень, – поднимаю на него взгляд. – Они очень красивые!
– Не красивее тебя!
Чувствую, как мое лицо заливает краской.
– А зачем ты звонил – спрашиваю, потому что все равно уже смущена и терять уже нечего.
– Хотел узнать, какой цвет тебе нравится больше всего.
– Белый.
Егор морщится:
– Ну, значит, я немного промахнулся…
– С чем – спрашиваю, зарываясь носом в нежные, душистые лепестки.
– Потом покажу.
***
Мой день сегодня полон сюрпризов: персики, которые ждут меня дома, цветы, которые мне никто никогда не дарил, кроме папы и Макара. А теперь передо мной стоит тарелка пасты карбонара, и я в буквальном смысле капаю на нее слюной.
Егор режет свой стейк. С улыбкой посматривает на меня.
– Я так понимаю, после шести ты не ешь – спрашивает он, отправляя кусочек мяса в рот.
– Правильно понимаешь. Обычно после шести на еду я только смотрю... Но раз уж ты заказал… Не пропадать же добру, – принимаюсь накручивать на вилку длинные спагетти.
– И что? Ты собиралась просто посмотреть меню? Ты не похожа на девушку, которая питается одними листьями салата.
– В том то и беда. Лучше бы я была на нее похожа, – прожёвываю первую вилку своего любимого блюда. Поскольку я выбирала слишком долго, Егор заказал то, на чем я дольше всего задержала взгляд. Конечно, я пожалею об этом потом. Но зато сейчас мне очень вкусно и плевать на правила, которым я следую уже много лет.
– Неужели ты бы легла спать голодной? Ты же сегодня ничего не ела!
– Нет! Я съела бы что-нибудь легкое… Йогурт или обезжиренный творог.
Мы болтаем так легко и непринужденно. Никогда бы не подумала, что мне будет так комфортно в компании постороннего человека. От вина я отказалась, поэтому Егор подливает мне гранатовый сок.
– Я на пару минут! – поднимаюсь из-за стола и направляюсь в сторону уборной. Чувствую, как чей то взгляд прожигает мне спину. Кто-то входит вслед за мной. Я поворачиваюсь и вижу Диану.
Она улыбается мне своей ехидной улыбкой. Не говоря ни слова, скрывается еще за одной дверью…
Я так и знала, что она будет меня поджидать. Мою руки, боковым зрением отмечая, что она смотрит на меня.
– Ты хочешь что-то мне сказать?
– Нет, – своей излюбленной интонацией произносит она. – Что тут скажешь! – Диана вытирает руки бумажными полотенцами, скомкав, бросает их прямо на пол. Наклоняется ближе к зеркалу, поправляет волосы и, еще раз одарив меня презрительной улыбкой, выходит за дверь. Настроения как не бывало. Возвращаюсь в зал.
– У тебя что-то случилось? – Егор замечает перемену моего настроения.
– Нет! Все в порядке. Может, отвезешь меня домой. Если честно, то я сегодня очень устала.
– Хорошо, – подзывает официанта. Расплачивается. И мы направляемся на выход.
– Тебя расстроила эта чокнутая? Что она тебе сказала – спрашивает он, выезжая с парковки.
– Ты видел ее?
– Да. Я заметил ее еще на входе, а потом увидел, как она пошла следом за тобой. Что там между вами произошло?
– Ничего. Не бери в голову. Она ненавидит меня на протяжении десяти лет. У меня уже к ней иммунитет.
– Судя по падению твоего настроения, твоя иммунная система дала небольшой сбой. Но я думаю, что смогу поднять тебе настроение.
Не отвлекаясь от дороги, он снова тянет руку на заднее сидение и кладет мне на колени коробку… Телефон.
Смотрю на него ошарашено.
– Это еще что такое?
– К сожалению, он не белый… Но розовый ведь тоже неплохо. Правда?
– Егор! Я его не приму!
– Почему? – в недоумении смотрит на меня.
– Потому что это очень дорого! – перекладываю телефон обратно на заднее сидение.
– Причем тут цена? Я хочу сделать тебе подарок. Удивительно, что твой телефон еще жив. Ты хоть что-нибудь видишь на таком дисплее?
– Я собиралась отнести его в ремонт! Завтра выходной, вот и займусь как раз этим!
– Не выдумывай! Я купил его для тебя!
Коробка снова оказывается у меня на коленях. Я отправляю ее обратно. Егор съезжает на обочину, останавливает машину.
– Дай мне свой телефон, – протягивает руку.
– Ещё чего?
– Уль! Ну что за детский сад? Тебе нужен новый телефон. Бери и пользуйся!
– Нет! Спасибо, – не могу унять раздражения. – Не много ли подарков в один день? Зачем?
Егор смотрит на меня непонимающими глазами.
– У меня слов нет…
– У меня тоже. Сдай его обратно в магазин!
– Поднял, называется настроение девушке.
– Егор! Не делай мне больше таких подарков! Пожалуйста!
– Ты первая девушка, обращающаяся ко мне с такой просьбой, – говорит он, покачивая головой и снова выруливая на дорогу.
– И много у тебя было девушек? – бормочу себе под нос.
– Мне нравится твое любопытство, – смеется он. – Не много, Уль! Штук шесть или семь.
– Ты считаешь девушек штуками?
– Ну не десятками же мне их считать, – продолжает смеяться он.
– Ты серьезно про семь штук?
– А по-твоему, это много или мало?
– Не знаю. Учитывая твой возраст…
Егор начинает смеяться громче.
– А что не так с моим возрастом?
– Ну…
– Говори, что думаешь! Говори, не стесняйся.
– Все-таки я думаю, что у тебя было больше семи девушек.
– С чего ты сделала такие выводы?
– Все! Давай закроем эту тему!
Егор продолжает посмеиваться. Мне становится то холодно, то жарко. Крепче прижимаю букет к себе, ныряю носом в нежные лепестки.
– Насколько я понял, против цветов ты ничего не имеешь?
– Против цветов не имею.
26
Тонкие пальцы с кроваво-алым маникюром прочесывают белую гриву. Рука захватывает небольшие прядки длинных жестких волос и пропускает их сквозь пальцы.
– Ешь, мой хороший! Ешь, – нашептывает тихий женский голос.
Аксель делает взмах головой. Прижимает уши к шее. Дышит, быстро раздувая розовые ноздри. Издает непроизвольные звуки, напоминающие тихое фырчанье. Не принимает угощение, уготованное ему на узкой изящной ладони. Его тонкие ноги перетаптываются на месте, корпус напряжён, он фыркает и вскидывает морду вверх.
Рука перестает наглаживать седую гриву. Ухватывается за недоуздок. Вторая ладонь не перестает прижиматься к губам коня, заставляя его нервничать еще больше.
– Жри, тварь! Жри! – кричит некто, не переставая удерживать его. Аксель вскидывает голову, издавая дикое ржание, пытается встать на дыбы. По его морде течет белая пена. Пенистые ручьи бегут по серо-белой шее коня. Резким взмахом головы он стряхивает своего мучителя на пол. Конь брыкается и размахивает головой из стороны в сторону. По помещению раздается оглушительный женский вскрик. Конь бьет копытами по бетону и с грохотом заваливается на бок.
– Аксель! Аксель! Я сейчас помогу тебе! – кричу я, пробираясь сквозь захламлённое помещение. Проход денника завален всевозможным хламом. Огромные деревянные ящики расставлены в хаотичном порядке, брикеты тюкованного сена навалены кучами. Седла, сбруя, ведра, испачканные отрубями. Барьеры из планок и брусьев представляют собой бесконечную полосу препятствий. – Аксель! Я здесь! Аксель! – наконец добираюсь до него. Аксель лежит на боку, его тело вздрагивает от конвульсий. Кровь лужей растекается под его головой. Глаза коня закатываются, шея дергается. Я ухватываюсь за недоуздок, тяну его, пытаясь поднять голову. Кожаный ремешок рвется. Его голова тяжело падает на бетон. – Аксель! Вставай! Вставай, пожалуйста! – кричу я. – Аксель! Вставай! – мой истошный крик смешивается с его последним фырканьем. Тело Акселя вздрагивает в последний раз и застывает огромной серо-белой глыбой, похожей на громадный сугроб, доживший до весны и от того утративший свою кипельную белизну. Я лежу на его вздутом боку, глажу еще теплое тело. Глажу и шепчу:
– Не умирай, Аксель! Пожалуйста...
***
Моя жизнь в последнее время похожа на червивый фрукт. Снаружи она такая же гладкая и румяная. А внутри, ближе к косточке, а в моем случае к сердцу, гниль, испещрённая черными песчинками и исполосованная изъеденными туннелями. Рассматриваю половинки разрезанного персика и откладываю их в сторону. Разрезаю следующий. Липкий сок течет по пальцам. Разделяю две половинки… Чистый. Вынимаю ребристую бордовую косточку, тяжело отделяющуюся от мякоти второй половинки. Ее острый кончик вонзается в указательный палец. Рука дергается. На подушечке пальца надувается красная бусинка. Я по инерции прижимаю палец к губам. Чувствую солоноватый металлический вкус. Бросаю персик в тарелку и подставляю руку под струю воды, льющуюся в мойку.
– Доброе утро, доченька! – в дверном проеме показывается папа.
– Доброе.
– Зачем встала так рано? Сегодня же выходной, – папа подходит к газовой плите, приподнимает чайник, проверяя его на наличие воды, и щелкает электроподжигом. Достает банку растворимого кофе.
– Па! Убери. Я лучше сварю тебе, – тянусь за туркой, которая так и осталась стоять на столе после того, как я ее вымыла.
– Так чего подскочила так рано, – не унимает своего любопытства папа. Ставя банку с кофе обратно в шкафчик.
– Сон плохой приснился.
– Расскажешь?
– Нет. Не хочу вспоминать, пап, – оставляю чайник и на его место ставлю турку.
– Дочь! У тебя появился молодой человек?
Огромный букет невозможно было спрятать от папиных глаз. Вчера он не докучал мне вопросами. Но улыбнулся теплой улыбкой, увидев меня на пороге с цветами. Он весь вечер просидел на телефоне, закрылся в своей комнаты и не выходил оттуда до глубокой ночи. Поэтому этот разговор не мог ни состояться сегодня, ни смотря на то, что вчера мне удалось от него улизнуть.
– Да, пап. Появился.
– Я очень рад. Любовь – это прекрасно, доченька. Кто-то из клуба?
Я киваю.
– Это хорошо. У вас там серьезные ребята. И давно вы…
– Нет, пап. Недавно. Пожарить тебе яичницу, – пытаюсь сменить тему. После такой тяжелой ночи я не могу настроиться на разговор о Егоре. Надеюсь, папа не обидится на меня. Я расскажу ему позже. Сейчас все равно еще нечего рассказывать.
– Поджарь, – улыбается. Папа. – Доченька, я рад, что ты не будешь одна…
– Пап! Я не одна. Ты ведь со мной.
– Скоро суд! – его слова молнией прошивают мое тело.
– Ну и что! Пусть пройдет уже, наконец. Это просто нужно пережить! – смотрю на папу, пытаюсь разгадать его мысли.
– Да, доченька. Это нужно просто пережить, – улыбается мне он. – Вчера Маша заходила, хотела с тобой поговорить. У вас что-то произошло? Поссорились?
– Нет. С чего ты взял?
– Ну я же не слепой. Я же вижу, какими прохладными стали ваши отношения. Ни ты к ним, ни они к нам в последнее время не захаживают. Это странно…
– Пап! Мне просто некогда. Ты же видишь, сколько времени я теперь провожу в комплексе.
***
– Сегодня же выходной! – отодвигаю трубку подальше от уха. Егор позвонил мне в тот момент, когда я оплачивала проезд и слушала последние новости из жизни Ариши, второй внучки водителя автобуса, которой вчера лечили зуб.
– Ой! Ульяша! Они ей и мультики включили, и цветные пломбы – выбирай, какие хочешь! И песню ее любимую спели, и шоколадку пообещали! А она все равно рот не открывает. Щека уже с яйцо надулась...
– Ну и что. Я давно не уделяла время Акселю, – отвечаю Егору и параллельно киваю дяде Вове, показывая всем видом, что внимательно его слушаю. Автобус давно тронулся, а мне приходится стоять около водителя, не смотря на то, что в салоне полно свободных мест. – Я обещала ему, что сегодня проведу с ним немного времени, – поясняю Егору, который не перестает негодовать.
– Я бы отвез тебя!
– Я прекрасно доберусь на автобусе. Не отвлекайся от своих дел, – говорю ему, собираясь положить трубку.
– Пришлось просить, Иваныча, чтобы подменил меня на полдня! Ничего без деда не могут. Я приехал, пару слов ей сказал, на плечах покатал, и она на все согласилась. Правда, пришлось на руках ее держать...
– Уль! Ты здесь? – доносится из трубки.
– Веришь – нет. Вот ей зуб сверлят, а у меня самого шестерку словно стрелой пронзает. Арише больно! И мне тоже…
– Да не больно ей было, дядь Вов. Сейчас такая анестезия хорошая... Егор! Давай позже созвонимся? Мне неудобно говорить, – продолжаю кивать дяде Вове и сбрасываю звонок. Прослушав еще несколько случаев из жизни водителя и его внуков, и уступив место новым пассажирам, прохожу вглубь салона, занимаю одно из свободных мест.
Через три остановки в автобус подсаживается Тимур. Мое лицо вытягивается от удивления. Он сразу замечает меня и расплатившись двигается в моем направлении.
– Ничего себе! – восклицаю я. – Ты и общественный транспорт!
– Привет, – он падает на сиденье рядом со мной. – Я решил, что нужно быть ближе к народу, – заявляет Тимур.
– А на самом деле?
– А на самом деле... Егор, собака сутулая, не захотел меня везти! Я на мели… Прикинь, он мне в понедельник монет отсыпал. Я думаю: Ни хера он щедрый! Что б я всегда так жил. Я и жил, ни в чем себе не отказывал. С телочкой одной замутил. Бабло, естественно, не считал… Что я чмошник какой-то? А сегодня к нему: – Денег дай! Закончились… – Тимур демонстративно выворачивает карманы шорт. А он мне: – Иди на хер! Я тебе уже давал… Учись распределять свои средства… – Ишак, не мог предупредить, что я их месяц тянуть должен был.
Не могу сдержать улыбки.
– Воспитывает тебя, брат!
– Себя пусть воспитает. Придурок... Его же хрен поймешь. То ходит, гавкает на всех, то лыбится, как будто дури какой-то накурился…
– А вчера он какой был?
– Вчера целый день ходил как под кайфом… Вчера и нужно было у него деньги просить. Сам виноват, не воспользовался моментом. Упустил такой момент, – сокрушается Тимур. – Уль! А у вас с ним случайно не это… – Тимур потирает указательные пальцы друг об друга.
– Не понимаю, о чем ты.
– Да ладно. Это же видно. Только слепой еще не понял, что ты ему интересна.
– Интересна?
– Ну... Симпатична, интересна. Короче, нравишься ты ему. Только он же взрослый, сам же не признается. Будет ходить, рявкать на всех, кто на пути попадается…
– Я так понимаю, ты ему на пути попадаешься.
– Как ты догадалась? – разводит он руками. – Ты бы присмотрелась к нему, а… На самом деле он нормальный мужик. Он меня впервые увидел полгода назад и сразу опеку оформил. Хотя до этого знать меня не знал. Пахан умер. А матери я никогда не нужен был. Она вообще в Италии сейчас живет.
– Тебя папа один воспитывал?
– Ну как, воспитывал... Я его почти не видел. Он все время в разъездах был. До десяти лет в нашем доме нянька жила на постоянной основе. Потом она меня достала, и ее уволили. Я в основном сам по себе всегда жил.
– Один? – удивляюсь я.
– Нет. Почему? У нас водитель был, горничная и повар. С ними я и обитал.
– И тебе совсем не было одиноко?
Тимур пожимает плечами.
– Ты знаешь, я обрадовался брату. Я ведь не знал раньше, что он у меня есть.
Автобус в очередной раз притормаживает. Я смотрю в окно и подскакиваю с места. Понимаю, что снова чуть не прозевала свою остановку. Спасибо дяде Вове, что он не забывает проконтролировать этот момент. Мы выходим и направляемся к комплексу.
Пока идем Тимур продолжает вещать мне о том, как они живут с Егором вместе. О том, как тот пытается посвятить его в свои дела.
– Он же с четырех обычно работать начинает. И часов до одиннадцати, а иногда и до утра что-то пишет, чертит… Я один раз по собственной глупости сунулся к нему. Хотел контакт наладить. Мне показалась, что если у нас появятся общие интересы, может, нам полегче общаться будет. Так он меня потом несколько дней доставал: – Тимур, посмотри сюда! Что ты видишь? – а я смотрю, как баран, в эти его графики. Говорю: – Палки я вижу, Егор! Красные и зеленые палки... Вот длинная зеленая палка, вот короткая… – он психует, начинает мне опять хрень свою втирать.
– Так чем он занимается?
– На бирже торгует.
– И что каждый день? – спрашиваю я вспоминая вчерашний вечер, который мы провели вместе.
– Зависит от сделок...
Мы подходим к воротам. Заходим на территорию. По пути отмечаю, что машина Дианы припаркована на своем месте. Она то что здесь делает? Последние дни она нечасто здесь появляется. На территории еще несколько машин сотрудников и Костин Фольксваген тоже здесь. Почему-то сердце начинает биться быстрее. Я уже не слушаю Тимура, который продолжает болтать, не догадываясь, что я его уже не слышу. Голова сама начинает вертеться по сторонам. Тревога нарастает все больше и больше. Я ускоряю шаг, а за тем и вовсе перехожу на бег. Огибаю манеж и спешу к площадке, на которой тренируются конкуристы. Диана верхом на Акселе объезжает территорию.
– Что ты собираешься делать? – кричу ей.
Аксель слышит меня и игнорирует ее требования продолжать путь в выбранном ею направлении. Идет в мою сторону. Она сильнее бьет по его бокам ногами и тянет повод, пытается развернуть его. Он вскидывает голову, ведет себя очень беспокойно. Наконец я подбегаю к ними, хватаюсь за мартингал.
– Слезь с него! Ты же видишь, он нервничает!
– Отвяжись!
– Диана! Не смей заставлять его прыгать! И вообще, почему ты не надела ему ногавки?
– Твое какое дело? Его седлал Костя!
– Я уверена, что Костя готовил его к прогулке, а не к конкурной тренировке!
– Не много ли ты себе позволяешь, Ульяна!? Кто ты такая, чтобы я перед тобой отчитывалась – спрашивает она, зло сверкая глазами.
– Спускайся! – кричу я не своим голосом. – Ты и его покалечишь, и сама покалечишься! Ты же знаешь, что он не возьмет ни одно препятствие!
– Отвали! – Диана пытается оттолкнуть меня ногой. Аксель нервничает все больше. Меня прошивает молнией воспоминаний. Он так же нервничал у меня во сне. Конь бьет передними копытами. Я крепко вцепляюсь в мартингал, и только это не позволяет ему встать на дыбы. Я в буквальном смысле вешу на ремнях.
– Диана! – из далека доносится крик Светланы Олеговны. Она бежит к нам следом за Костей. Тимур тоже не отстает от них. Костя подбегает и хватается за повод.
– Диана! Спускайся! – запыхавшись, произносит Светлана Олеговна. – Ты меня добить решила? Что ты творишь?
– У меня больше нет лошади, мама. Поэтому мне больше ничего не остается, как взять его...
– Спускайся, – нервно произносит тренер. Наконец Диана спешивается. Костя отводит Акселя в сторону. – Что ты задумала? Тебе было мало сломанной ноги. Не хватает нам сломанного позвоночника?
– А ты что, волнуешься за меня? – Диана подходит ближе к матери. Становится напротив нее. Смотрит прямо в глаза. – Ты все у меня забрала, мама! Папа погиб из-за тебя! – Диана тычет пальцем ей в грудь. – Лаванду продали из-за тебя! – снова толкает ее. – Ты хотя бы раз задумывалась, какого мне? Ты задумывалась о том, что она значила для меня? Что ты сделала, мама, когда этот козел начал распоряжаться нашим имуществом. Сказать тебе, что ты сделала!? Ты побежала умолять его оставить эту больную рухлядь! – она указывает на Акселя. – Лишь потому, что Ульяна расстроится… Потому что Ульяна будет страдать! Ты не попросила за Лаванду, зато просила за Акселя... А вообще, мама, ты вырастила достойную воспитанницу. Ты воспитала ее под стать себе, – теперь она кивает в мою сторону, – ты воспитала, такую же подстилку, как и ты сама!
Звук звонкой пощечины оглушает всех присутствующих. Диана прижимает ладонь к щеке. Из ее глаз брызгают слезы. Она отворачивается от матери и смотрит на меня.
– Ты мне за все ответишь, сука! – бросает она мне и быстрым шагом направляется в сторону парковки.
