Текст книги "Аксель. Новая жизнь (СИ)"

Автор книги: Марина Зимняя

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

34

Я просто сбежала. Уехала на час раньше и отключила телефон. Ну что я за идиотка! Нам просто нужно было поговорить. Нужно было рассказать ему о папе. Он бы понял. Меньше всего бы я хотела обижать Егора. Но я трусливо сбежала. Излила душу Акселю. Заверила его, что наше расставание, если и случится, то будет не долгим. А теперь иду по пыльной дороге, с каждым шагом все дальше и дальше удаляясь от последнего пристанища мамы, а теперь уже и бабушки. Мысли назойливыми пчелами роятся в моей голове. Если папу осудят, кто будет ухаживать за их могилами? Памятник запылится и цветы зачахнут… Кто будет навещать их? Я пропустила уже вторую маршрутку и продолжаю шагать вдоль дороги, как будто собираюсь идти всю ночь напролет и не хочу, чтобы этот путь заканчивался.

– Девушка! – окликает меня мужчина, выглядывающий из окна старой "Нивы". – Вы чего одна гуляете? Не место здесь для молодой девушки. Вы на автобус опоздали? Давайте подкину вас до города?

– Нет! Нет! Спасибо! – отвечаю ему и ускоряю шаг. – Я подожду автобус или маршрутку, – киваю в сторону остановки, которая на мою удачу расположилась неподалеку.

– Так девятый час уже. Здесь такой район, что можете и не дождаться, – говорит мужчина, меряя меня оценивающим взглядом. По моей спине пробегают мурашки. Он смотрит на меня точно так же, как и папаша Давида, который за все занятие не проронил ни единого лишнего слова, зато пялился так, что мне после полуторачасового урока жутко захотелось помыться.

– Спасибо, не нужно! За мной сейчас приедут, – говорю, как можно увереннее и продолжаю свой путь к остановке, пока машина ползет вдоль обочины со скоростью моих шагов.

– Садись, не бойся! Подкину до города, там пересядешь на городской транспорт. У меня две дочери, твои ровесницы. Уж им бы я точно не позволил шататься здесь в такое время. Нашла ты, конечно, место для прогулок, девочка!

На ходу скидываю рюкзак с плеча и вынимаю телефон из кармашка.

– Проезжайте! Я не сяду к вам в машину! – произношу грубо. Включаю телефон, на который начинают сыпаться сообщения. Мужик смотрит на меня, будто бы выжидает чего-то. Что мне делать? Бежать? Так он догонит меня в момент. От машины я не убегу. Пока думаю, вижу, что в далеко показывается белый автомобиль. Это "Мазда" Макара… Как он догадался? Макар притормаживает около меня. И я, не раздумывая, бросаюсь к нему в машину. Водитель "Нивы" жмет на газ и срывается с места.

– Как ты догадался? – спрашиваю, усаживаясь на пассажирское сиденье.

– Это было не сложно. Я же видел, какая ты была утром. Тебе плохо, Уль? Тебя ведь что-то мучает? Поделись... Я слишком хорошо тебя знаю. Когда дело дрянь, ты идешь либо к Акселю, либо к маме. А раньше приходила еще и ко мне.

– Папу посадят...

– Суда вроде еще не было. Откуда такая уверенность? – Макар выруливает с пыльной проселочной дороги на трассу.

– Он утром сказал мне, что его адвокат больше не гарантирует условного срока, как раньше. Дело усложнилось… Папу хотят сделать козлом отпущения. Его вина, несомненно, велика, но в этом деле есть много подводных камней, касающихся репутации фирмы, на которую он работал…

– Уль. Это жизнь. Да, это сложно принять, но разве можно что-нибудь поделать? Не думаю, что ты можешь помочь ему чем-то.

Слушаю его и понимаю, что не стоило мне делиться с ним. И действительно, что он может еще мне сказать? Да и нужны ли мне какие-то слова?

– Спасибо, что приехал за мной! Я снова попала в передрягу. Что-то последнее время ко мне, как к магниту, притягивает всяких отморозков, – меняю тему, смотрю на помрачневшее лицо Макара.

– Уль! Почему ты с ним?

– Не понимаю тебя.

– Зачем ты связалась с этим мужиком?

– Макар!

– Что? Почему ты сейчас одна? Почему он не забрал тебя. Была бы ты моей девушкой, я бы не позволил тебе бродить по вечерам где попало! Он вообще в курсе, где ты?

– Я была не где попало! Нечего читать мне нотации! Спасибо, что забрал. Ты и правда вовремя оказался рядом. Но мои отношения с Егором тебя не касаются!

– Да какие отношения? Поиграется тобой и бросит. У него же на морде написано: "Не люблю никого, кроме себя… Беру все, что нравится!".

Макар притормаживает на светофоре. Благо мы едем уже по городу. Я бросаю взгляд на табло, свидетельствующее о том, что красному гореть осталось семь секунд. Открываю дверь и выскакиваю из машины.

– Уля! – кричит мне вслед парень. Я перебегаю через газон озелененного островка. Макару сигналят, а я продолжаю свой путь. Здесь ему ни где не остановиться. Пока он сориентируется, я буду далеко. Он начинает звонить, а я сбрасываю звонки один за другим. Добегаю до остановки и прыгаю в первый попавшийся троллейбус.

***

Все мое тело жжёт огнем. Физически ощущаю его тяжелый взгляд. Я не спускаюсь с Акселя больше часа, и только присутствие Светланы Олеговны не позволяет Егору сдернуть меня с коня. Он сидит на трибуне, вытянув ноги и скрестив руки на груди, сверлит меня недобрым взглядом. Вчера вечером я снова отказалась объяснять ему свое поведение. Сообщила, что уже дома, и сразу выключила телефон. Некогда мне выяснять отношения! Я должна работать. Через несколько дней я буду в Праге. Мне нужно настроиться на отличный результат. У меня нет права на ошибку. Отрицательно качаю головой, когда вижу, что Светлана Олеговна собирается останавливать коня.

– Почему? – спрашивает она.

– Давайте еще полчаса?

– Уля. Он устал, – все же останавливает Акселя. – Да и ненужно уже! Ты идеально прогнала всю программу. Отдыхай!

– Тогда я продолжу на Смирном. Он же сейчас свободен?

– Ульяна! Хватит! Не нужно загоняться. Поезжай домой, отдохни как следует. Завтра еще раз прогоним и будем собираться в дорогу, – улыбается она.

Спрыгиваю с коня. И оборачиваюсь назад. Егор продолжает сидеть на том же месте. Попрощавшись с Акселем и тренером, иду к нему. Присаживаюсь рядом.

– Не обижайся на меня...

– Ульяна! Ты сейчас ответишь мне только на один вопрос. Я не собираюсь тратить ни твое, ни свое время. Просто я должен понимать. Мы вместе или нет?

Опускаю глаза.

– Ульяна. Просто да или нет?

– Егор. Мне нужно хорошо выступить...

– Для чего? Для того, чтобы повесить очередную медаль себе на шею или для того, чтобы уехать в Австрию?

– Ты знаешь?

– Ты собираешься уезжать?

– Если мне подвернется такая возможность, то... Да!

– То есть со мной ты обсудить это не собиралась.

– Это все не точно. У меня не много шансов...

– У твоего тренера другая информация. Она уже договорилась обо всем. Светлана Олеговна хотела тебя замотивировать. Итоги чемпионата ни на что не повлияют. Австрийцы хотят тебя в свою команду.

– Егор...

– Уля! Я не заставляю тебя выбирать. Я не имею на это право. Но ждать, когда тебе надоедят эти гастроли, не собираюсь. Если мы вместе… То ты возвращаешься, и мы подаем заявление в ЗАГС. Я тебе уже говорил о серьезности своих намерений. Если ты уезжаешь... То мы идем дальше по жизни порознь. Я не верю в отношения на расстоянии. Не хочу изводить себя и тебя ревностью… Я давно пережил этот период. Мне нужны стабильные регулярные отношения, а не свидания раз в пару месяцем. Да… Можешь себе представить, я допускал мысли о том, что мог бы мотаться к тебе на день, другой время от времени. Но боюсь, что это не для меня. Я так не смогу, да и не хочу. Я не монах, мне будет этого мало. Поэтому верности со своей стороны я обещать тебе не смогу...

Чувствую, как вспыхивают мои щеки.

– Ну, ты же сейчас…

– Вот именно, Ульяна! Я же сейчас кружу вокруг тебя, как шмель над розой, и подыхаю… Думаешь, мне просто?

– Егор. Ты мне дорог…

– Просто дорог?

Сглатываю вязкую слюну.

– Я обещала папе. Прости..., – говорю поднимая на него глаза.

– Ну, раз обещала… – Егор улыбается, слегка прищурившись. Уголки его губ дергаются вверх и тут же опускаются. – Тогда лети!

– Егор. Это важно для меня!

Он наклоняется ко мне и, едва коснувшись моих губ своими, произносит: – Удачи тебе! У тебя все получится! – Егор целует меня еще раз, но на сей раз глубоко и жадно. Отрывается от моих губ, а за тем встает и уходит. Оставляя меня на трибуне совсем одну. Одну со своими переживаниями и страхами. Слезы катятся по моим щекам, и я шепчу:

– Я бы очень хотела остаться, но не могу…

35

Неделю спустя

Папу осудили. Два с половиной года колонии поселения показались матери пострадавшего парня не слишком серьезным наказанием за искалеченную жизнь ее сына. Правда, денежная компенсация слегка остудила ее гнев, и она, успокоившись, пошла топить свое горе на дне очередной бутылки. Ведь ее единственный кормилец отныне инвалид. Инвалид по вине моего отца.

Этой информацией меня обеспечивает Макар. Несмотря на запрет папы интересоваться его проблемами до конца Чемпионата, я все же попросила друга детства поприсутствовать на суде. Папа был против, но я его уговорила, сказав, что моральная поддержка ему не помешает, а Макар ему не чужой. Что ж поделать, если самый близкий человек. А точнее, единственный близкий человек на данный момент, не может быть рядом с ним.

Меня не радует ни серебряная медаль, заслуженная мной в непростой борьбе. Ни почетное четвертое место нашей команды, которая, если быть честными, не надеялась попасть даже в первую десятку. Ни контракт с австрийской командой, который я подпишу в следующем месяце, после того, как решу вопросы относительно своей учебы. Скорее всего, придется взять академ.

Встаю рано утром. Механически выполняю все необходимые процедуры. Максимально концентрируюсь на выступлении, отрабатываю свою программу, улыбаюсь всем окружающим, с благодарностью принимаю комплементы, знакомлюсь с новыми людьми. Делаю все это автоматически, как робот. Никто не догадывается, что творится в моей душе. Никто не видит, как я тлею изнутри. Даже Светлана Олеговна... Она удивляется тому, что я просиживаю все вечера у себя в номере, ни езжу с ребятами на экскурсии, не гуляю. Я давно не ребенок. Прошли те времена, когда я делилась с ней всем наболевшим. Я намеренно отдалилась от нее, дабы не вызывать гнев Дианы. А она не стала возражать, вероятно, устав от ревности дочери... Диана не полетела с нами, и теперь моя душа болит еще и за Акселя. Ведь была бы она здесь, он бы находился в безопасности.

Седьмую ночь подряд я солю слезами подушку. Ах, как же хорошо, что мне достался одноместный номер. Наша маленькая Лерочка, планировавшая поселиться со мной, в последний момент передумала и напросилась в компанию к Веронике. А я соответственно заняла Никин номер. Листаю фотографии на телефоне. В моей бесконечной галереи сплошь Аксель. С папой фотографий у меня не много… Никогда не думала о том, что мы можем расстаться с ним. Он всегда был рядом, всегда перед глазами. Палец не престает листать снимки, пока я не дохожу до последних фото, на которых мы с Егором вместе. Закусываю губу до боли. Смотрю на то, как он обнимает меня. Тело наливается свинцом, а во рту появляется металлический привкус. Ну почему? Ну почему он не звонит? Я так надеялась на то, что он обернется, вернется и сгребет меня в охапку. Нет, я не поменяла бы своего решения, но мне так нужна была его поддержка. Но он не звонит. И я не звоню тоже. Перечитываю нашу переписку, вижу, как он появляется в сети и жду…

Каждый раз, выходя на манеж, я словно чувствовала его присутствие, но всякий раз списывала эти ощущения на волнение, которое переполняло меня через край. Откладываю телефон. Снимаю очки. Утыкаюсь лицом в подушку. Наверняка яркий макияж, который я так и не удосужилась снять, оставит на наволочке следы, но мне все равно. Мне хочется выть, кричать и плакать. Мне хочется отмотать время вспять, выбрать себе в занятие игру на пианино или пойти в художественную школу. Избавить моего отца от необходимости пахать как проклятому, для того, чтобы я могла заниматься конным спортом.

Стук в дверь грохотом разносится по помещению. Неужели это снова Вероника. Она больше всех сокрушается по поводу того, что я отделяюсь от команды и не праздную наши победы. Стук повторяется снова и снова. Я не выдерживаю и, не надев очки, бреду ко входу. Глаза щиплет потекшая тушь. Огромная футболка Егора, доставшаяся мне после моего ночного злоключения, болтается на моем исхудавшем теле, как на вешалке. Из прически вынуты все шпильки, но волосы продолжают торчать во все стороны, поскольку до душа я так и не добралась.

Бросаю затуманенный взгляд на настенное зеркало. В расплывчатом отражении – ведьма. Именно этот эпитет сразу всплыл в моей голове, как только я взглянула на себя. Усмехаюсь сама себе. Вид у меня что надо. Вероника будет в ужасе. Стук повторяется снова. Я касаюсь дверной ручки, распахиваю дверь. И мне в руки попадает огромная охапка бордовых роз. Их так много, что я едва удерживаю букет в руках. Егор делает шаг в номер и затворяет за собой дверь. Я перестаю дышать. Еще крепче прижимаю цветы к своей груди.

– Прости меня, – произносит он.

– За что? – ошарашенно спрашиваю я.

– За то, что оставил тебя. За то решил, пойти простым путем... Прости. – Он забирает у меня букет и перекладывает его на столик. Сгребает меня в свои крепкие объятия и снова просит прощение: – Прости, я конченый урод... Почему ты не рассказала мне обо всем?

– О чем? – еле шепчут мои губы. Эмоции переполняют через край. Тепло его рук, его крепкие объятья, его запах, такой дурманящий, такой родной, кружит голову.

– Мы обжалуем приговор. Я говорил с юристами. Срок можно заменить на условный.

– Откуда ты знаешь?

– Потом расскажу. – Он набрасывается на мои губы. Целует меня жадно и жарко. Мои пальцы проходятся по его коротко остриженному затылку. Он подхватывает меня на руки.

– Ты мне нужна! Я сдохну без тебя! – говорит быстро, лишь на доли секунд отрываясь от моих губ.

***

Эта ночь пролетела как миг, как вспышка сигнальной ракеты. Нам было мало друг друга… Никогда не думала, что первая ночь с мужчиной может быть так прекрасна. Раньше мое воображение рисовало совсем другие картины. Я думала, что будет больно, неприятно, что я не смогу побороть свое стеснение. В реале же все оказалось совсем иначе. А может все дело в том, что я была с любимым человеком. Может все так, потому что я его люблю?

– О чем ты думаешь? – Егор лежит полубоком ко мне, смотрит своими хитрющими глазами, которые как всегда слегка прищурены. Он будто бы улыбается ими. Я слышала где-то выражение: "Улыбаться глазами". Никогда не думала, что встречу человека, который умеет так делать. Кутаюсь в белоснежный халат, поправляя запах на груди. Мои влажные волосы рассыпаны по подушке. Он перебирает пальцами одну из прядей.

– Ни о чем!

– Совсем – вскинув брови, спрашивает он. – Тебе было очень больно?

– Немного…

– Прости. Я старался быть нежным. Но, боюсь, у меня не вышло. Ты сводишь меня с ума, – произносит он мне на ухо, слегка наклонившись, а за тем подгребает под себя. И по моему телу в который раз рассыпаются мурашки размером с гиппопотамов. – Расслабься… Больно больше не будет.

– Сейчас точно будет, – произношу, переведя дыхание.

– Тебе никогда не будет больно со мной. Только хорошо... И сегодня, и завтра, и послезавтра, – говорить он, покрывая мою шею поцелуями.

Немного отстраняюсь от него. Мне совсем не хочется портить момент, но я должна быть честной. Я должна сказать ему, что не изменю своего решения.

– Егор... Я подписала предварительный договор. Я полечу домой, только чтобы решить вопросы с университетом. Потом улечу в Вену…

– Я знаю, – говорит он, не выпуская меня из своего плена.

– Но ты же сказал, что это не для тебя...

– Я передумал. Я буду прилетать к тебе ни раз в пару месяцев, а гораздо чаще. Возможно, даже поживу некоторое время в Вене.

– А как же Тимур? И твоя работа?

– С Тимуром мы все решили. Он взрослый парень и сам, между прочим, отправлял меня к тебе. Говорил, что если я потеряю такую девушку, то буду полным идиотом. И вообще грозился отбить тебя через пару-тройку лет. По его мнению, именно через такое время я стану дряхлым стариканом, а он будет в самом соку, – с улыбкой произносит Егор.

– Это он из-за борща, – смеюсь я, – нужно найти вам помощницу по хозяйству. Парень страдает без домашней еды.

– Уже нашел. Она за ним и присмотрит в мое отсутствие.

– А работа?

– А работа у меня всегда с собой. Моя работа там, где есть Интернет.

– Егор, – наконец решаюсь расспросить его о том, что он знает о деле папы, – откуда ты знаешь о моем отце?

– Твой друг рассказал.

– Макар?

– А у тебя есть еще друг? Давай, выкладывай сразу, сколько у тебя их таких...

– Каких таких?

– В тебя влюбленных.

– С чего ты взял?

– Издеваешься?

– Не волнуйся. Мы поговорили. Он понял, что может быть мне только другом.

– У него было иное мнение на сей счет, иначе бы я ничего не узнал. Почему ты молчала? Быть может, я смог бы помочь вам раньше. У твоего отца очень тухлый адвокат. Его интересовало только то, как бы отмазать высшее руководство, которым, кстати, он и был нанят.

– Я плохая дочь, – выбираюсь из-под него и сажусь к спинке кровати. – Я действительно мало интересовалась делами папы. Привыкла, что он во всем всегда разбирался сам. Чувствовала свою вину, чувствовала угрызения совести. Но он убедил меня, что лишение свободы ему не грозит. К тому же он все время ходил на работу. И я решила, что все обойдется, само собой.

– Не волнуйся, мы разберемся. Я подключил хорошего юриста. Он обжалует приговор.

– Спасибо тебе. Ты снова меня спасаешь...

– Не преувеличивай. Разве я могу оставить любимую девушку в такой беде? – Он наклоняется и шепчет мне на ухо: – Любимую женщину… – произносит с интонацией, явно намекающей на сегодняшнюю ночь. А мое лицо снова вспыхивает и дыхание перехватывает спазмом.

36

– Давай задержимся хотя бы на сутки? – Егор обнимает меня, отнимая расческу, с помощью которой я пытаюсь собрать волосы. – Оставь... Ненужно. Дай мне еще покайфовать. Твои волосы – моя очередная слабость. Ты – моя слабость. – Заваливает меня на кровать. – Разве можно быть настолько красивой?

– Егор. У меня самолет через четыре часа. Нужно собраться…

– Ничего подобного. Через четыре часа самолет у твоей команды. А у тебя, как и у меня, он завтра в полдень.

– А как же папа? Я думаю, мне нежно попасть домой как можно скорее.

– Уль! От того, что ты прилетишь домой на двадцать часов раньше, ничего не изменится. Не волнуйся, адвокат работает, он постоянно со мной на связи. Давай задержимся? Ты ведь нигде не была, ничего не посмотрела. Давай я устрою тебе экскурсию, ну, хотя бы по Старому городу?

– А я смогу с ним поговорить?

– Послезавтра, постараюсь устроить вам встречу.

– Хорошо. Тогда мне нужно сообщить Светлане Олеговне.

– Я уже!

– Егор! – возмущаюсь я. А он затыкает мне рот поцелуем.

Его телефон отзывается входящим сообщением, на которое он предпочитает не обращать внимания. Он снова занят поясом моего махрового халата, который я затянула на тугой узел. Телефон начинает звонить.

– Ответь!

– Потом.

– А как же Старый город?

– Успеем. У нас полно времени…

Телефон не перестает трезвонить. Егор, нервно матерясь себе под нос, тянется за трубкой. Но не успевает ответить на звонок. Судя по тому, как меняется выражение его лица, читает сообщение, которое предшествовало звонкам. Он быстро поднимается с кровати и отходит в сторону.

– Что-то случилось? – Тревога, отражающаяся на его лице, передается мне.

Егор, не реагируя на мой вопрос, начинает закидывать собеседника вопросами: – Когда? Причина? Где он сейчас? В городском?

Зябкий морозец покрывает мои оголенные плечи. Я подскакиваю с кровати, снова кутаясь в халат, запахиваю его как можно туже. Он продолжает слушать своего собеседника, и до меня долетают обрывки фраз и слова, от которых мне становится дурно. Слово "морг" молнией пронизывает мое тело, и я теряю равновесие.

Наконец Егор отнимает телефон от своего уха. Смотрит на меня. А я читаю в его взгляде все… Мне не нужны слова. Я уже все поняла.

– Папа? – спрашиваю не своим голосом. Голосовые связки отказываются выдавать какие-либо членораздельные звуки. Я медленно оседаю на пол. Он подхватывает меня и прижимает к груди. Чувствую, как колотится его сердца. А мое будто умерло, застыло тяжелым камешком и улетело куда-то вниз.

– Инфаркт миокарда… Ему не успели помочь, – произносит он шёпотом, еще крепче прижимая меня к себе.

Я не плачу. Я тихо скулю, забившись в угол кресла. Перед моими глазами диафильмы. Кадры из нашей семейной жизни. Вот он катает меня на плечах, совсем маленькую. Мама звонко смеется и подает мне шар сахарной ваты, от которого я отщипываю здоровенный кусок розового облачка и запихиваю его себе в рот, после чего липкими руками хватаюсь за папины курчавые волосы. Он возмущается. В шутку ругается, но все равно позволяет мне пачкать сладкими ручонками его голову. Вот мы уже вдвоем, без мамы, пьем чай с нашей новой соседкой, которая впоследствии несколько лет будет исполнять роль моей няни. Вот мы впервые посещаем "Орион" он ведет меня за руку на встречу к любви всей моей жизни, к Акселю. Папа рисует со мной плакат на Девятое мая. Папа помогает мне выбрать маскарадный костюм на Новый год. Папа мажет зеленкой мои разбитые коленки. Папа отчитывает мальчишку из соседнего подъезда за то, что тот дразнил меня. Папа варит мне кисель из привезенной от бабушки вишни. Папа пробует мое первое блюдо – суп с фрикадельками, который скорее походил на однородное месиво, нежели на бульон с мясными шариками. Папа радуется моей первой медали, фотографирует меня вместе с Акселем. Папа развешивает на стене мои фотографии. Папа на моем выпускном украдкой утирает скупую слезу. Папа на нашей кухне пьет кофе рано утром. Папа отпирает дверь тихо-тихо, чтобы не разбудить меня...

– Уль! – Егор сидит передо мной на присядках, пытается заглянуть мне в глаза. – Тебе нужно поспать. Ты уже семь часов так сидишь. Давай я помогу тебе прилечь?

– Я все равно не усну.

– Я принесу тебе что-нибудь успокоительное. Завтра ты будешь совсем без сил.

– Ненужно. Я не буду ничего пить... Ребята улетели?

– Да, они выехали из гостиницы. Завтра ты тоже полетишь домой. Я не смог взять билеты на сегодня. Да и смысла нет. Несколько часов ничего не решат.

– Если бы он был дома, ему бы помогли. Там просто никому не было до него дела. Никого не заботило его состояние… – Егор приподнимает меня и сам садится в кресло, устраивая меня у себя на коленях. – Если бы я не поехала… Если бы была с ним... Если бы отказалась от этой затеи с Чемпионатом! Не нужна мне эта медаль! Кусок холодного мертвого металла!

– Это все равно бы случилось.

– Нет! Это я его довела! Вместо того, чтобы отдыхать на пенсии, он работал без выходных. Я же видела, какой в последнее время он был уставший.

– Уля! Не вини себя. Он просто очень сильно тебя любил.

– Слишком сильно…

– Когда у тебя будет ребенок... Когда у нас будет ребенок, ты поймешь, что невозможно любить свое дитя слишком сильно. Родительская любовь не знает границ.

– Тебя тоже так любили родители?

– Нет! Мне повезло гораздо меньше, чем тебе. Думаю, что твой отец очень любил твою маму… Так ведь? – Я киваю. – Ты не просто его дочь, ты еще и дочь его любимой женщины… – Моих родителей нельзя поставить в один ряд с Сергеем Давидовичем. Они даже немного ни походили на него. Мать, законченная карьеристка, переехала в США, когда мне было четырнадцать. Я отказался ехать с ней из-за ее нового мужа, хотя к матери я всегда тянулся гораздо больше, чем к отцу. Отцу я в принципе не был нужен, поскольку не оправдал его ожиданий и слишком походил на мать. Я рос сам по себе, сам пробивал себе дорогу...

– А кто твоя мама? Ты сказал, что она карьеристка?

– Она оперная певица. Кстати, первое, на что я обратил внимание, увидев тебя, это не твоя внешность, а твой голос…

– Ты скучаешь по ней?

– Нет.

– А по отцу?

– Ответ тот же.

– Хорошо. А как же Тимур? Ты сейчас здесь… Разве так поступают любящие родители – оставляют своего ребенка одного?

– Я только учусь его любить. Мне, как и моим родителям, далеко до твоего отца. Но ты знаешь, я уже многое понял. Понял то, что не отдам его, несмотря на то, что его мать недавно заявила на него права. Я буду доказывать свое отцовство и буду пытаться учиться быть ему отцом.

***

Наш город встретил нас пыльной бурей. Ветер резкими порывами рвал листья с деревьев, обламывал сухие ветки. Шатал рекламные щиты. Проезжая по частному сектору, мы заметили, что кровля на некоторых домах тоже изрядно пострадала. У нас всегда так. Ну и что, что юг… Если дождь, то как из ведра, да на несколько суток. Если град, то с грецкий орех. Если жара, то под сорок градусов. Если ветер, то крыши с домов долой…

– Когда я смогу его увидеть? – Егор только что переговорил с кем-то по телефону.

– Уль! Зачем тебе видеть его до похорон?

– Пожалуйста...

– Не надо. Ты его не поднимешь! Похороны послезавтра, я все организую. Наберись терпения. Я понимаю, что такое сложно принять, но мы не в силах ничего изменить.

Как я могу спорить? Он прав...

– Хочешь, я отвезу тебя к Акселю?

– Очень хочу. Отвези, пожалуйста.

***

Чтобы я делала без него? Без своего огромного серо-белого друга. Егор тактично оставил нас наедине, и я принялась за его чистку. Никто не почистит моего коня так, как почищу его я... Провожу мягкой щеткой по шелковистым бокам. Глажу его. Аксель стоит смирно, от меня не утаилось то, что его настроение изменилось. Он был рад меня видеть, но моя траурная энергетика все же потихоньку накрывает и его.

– А почему не золото? – слышу позади себя. – Ты же у нас золотая девочка! Мама была уверена, что ты принесешь ей золото!

– Диан. Иди, куда шла. Мне не до словесных баталий.

– А что так?

Игнорирую ее, но она идет дальше и становится передо мной, положив руку на шею Акселю. Конь недовольно фыркает. А я бросаю взгляд на ее белоснежную руку с длинными тонкими пальцами и алым маникюром. Воспоминания о недавнем сне впрыскивают в мою кровь очередную порцию адреналина.

– А ты молодец! Кто бы мог подумать лет десять назад, что такая замухрышка, – Диана усмехается, – мать не зря делала на тебя ставки. Нашла себе подобную… Я сейчас не о твоих спортивных достижениях, – оскаливается она. В ее улыбке столько ненависти, столько желчи.

Не вижу смысла отвечать на ее провокации. Продолжаю методично массажировать щеткой бока коня.

– Собираешься стать здесь хозяйкой?

Молчу. Прохожусь щеткой по шелковистой шерсти, за тем снова и снова…

– Пусть ты и чемпионка. Хотя... Серебро, не золото... Ни знаю, можно ли считать тебя таковой. Думаю, что нет. Пусть все и утверждают обратное.

– Уйди! – не выдерживаю я, замечая, как Аксель начинает нервно перебирать копытами.

Диана тоже подмечает его нервозность.

– Это была твоя последняя победа, – произносит она и, резко развернувшись, уходит прочь.