Текст книги "Жребий Судьбы"

Автор книги: Марина Казанцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Она растерянно перебирала тетрадки с выведенными на лицевой стороне обложки тройками и нигде не находила тех четвёрок. Какая досада, что она не удосужилась заранее поинтересоваться именами! А ведь хотела поставить этих учеников в пример! В принципе, им можно было даже поставить и пятёрки, поскольку была раскрыта тема. Лишь корявые почерки портили картину. Теперь же, выходит, в классе нет вообще ни одной четвёрки.

Вздохнув, Любовь Богдановна стала перебирать тетради, отыскивая, кому бы можно переправить "уд." на "хор.". Вот Платонова, кажется. недурно пишет. Вот Чугунков хорошо написал – четыре ему. Вот Максим Гринштейн по всем предметам учится хорошо – не стоит ему портить картину тройкой. И вообще, зря она так взъелась на этот восьмой "Б". Жаль только, что те тетради пропали. А, может, ей просто померещилось? Ведь она была занята выслушиванием ответов и проверкой сочинений одновременно. И всё же стопка точно была выше…

***

Тем же днём, ближе к четырём часам дня случилось некоторое странное происшествие в районе бывшего кинотеатра "Москва".

День был пасмурным и ветренным, по небу тянулись бесконечной чередой серые, нудные облака. Земля была покрыта грязным, мокрым снегом, по обочинам дорог скопились грязные лужи. Машины летели по дороге, спотыкаясь в колдобинах и выбрасывая из-под колёс тучи отвратительной жижи.

По обе стороны дороги образовались широкие полосы грязи. Редкие прохожие с опаской приглядывались к несущимся, как бешеные, иномаркам, забрызганным по самые дворники. Тротуары в этом месте были понятием очень условным, и прохожим практически не было спасения от автомобильных хулиганов. Автовладельцы знали это и время от времени без особой на то необходимости проезжали совсем близко от обколотых бордюров, поднимая в воздух разлетающеюся веером тучу грязи.

По одной из таких троп осторожно пробиралась стройная девушка, одетая совершенно неподходяще для такой погоды и такой местности. На ней была снежно-белая элегантная шубка явно не турецкого производства. Длинный, благородно-волнистый мех ворота лежал на нежной дублёной коже, украшенной тонкой серебряной вышивкой. Также неуместны были в этом гнилом климате и элегантные белые джинсы-капри, и остроносые сапожки на шпильках – всё это было слишком дорого и непрактично.

Сама же девушка казалась жемчужиной, случайно закатившейся в холодный навоз северной зимы эпохи глобального потепления. Её волосы каштанового цвета отдавали южной краснотой, овал лица был безупречным, а глаза скрывались от мрачности погоды за элегантными стёклами импортных очков.

Придерживая рукой в тонкой кожаной перчатке сумочку, висящую на плече, девушка оглянулась на летящие в мутной серой мороси машины. Ей требовалось миновать опасный участок между автосалоном "Луидор" и остановкой. В этом месте тротуара как бы не было, хотя на самом деле имелась узенькая полоса между глубокой лужей на дороге и кочковатым полем, закамуфлированным грязным снегом.

Кажется, впереди было чисто – загорелся запрещающий сигнал светофора и задержал на некоторое время поток машин. Девушка поспешно двинулась вперёд, мелко переступая каблучками по скользкому тротуару. Она была так занята прохождением опасной зоны, что не заметила, как под красный свет вырвался грязный, как поросёнок, "Форд".

Не обращая внимания на запрещающий сигнал, лихач-автолюбитель резво взял вправо и с триумфом прокатил по глубокой луже у самого бордюра. В одном месте своей прихотливой траектории он попал колесом в дыру и выбил из лужи пышный сноп грязи.

Крыло летящих брызг накрыло девушку, как водопад. Облитая грязью с ног до головы, она ослепленно схватилась за очки. Прекрасная белая шубка превратилась во что-то, напоминающее шкуру дохлой кошки, неделю лежащей под дождём. Капри стали похожи на пятнистую шкуру. Даже блестящие каштановые волосы девушки оказались покрыты грязной смесью снега и воды. Нежное лицо её стало серым, по щекам стекали струи.

– Скотина! – рыдая, закричала девушка и беспомощно обернулась вслед иномарке, улетающей с триумфом.

Два школьника, бредущие с ранцами за плечами, остановились. Один из них с восторгом взглянул на шикарную барышню, так здорово окаченную из лужи. Он возбуждённо стал дёргать за рукав товарища, чтобы обратить его внимание на классное зрелище. Но, товарищ, когда протёр очки руками, ничего не увидал: девушка таинственно исчезла с места.

Вадим Кожин, водитель «Лады», остановился перед светофором у виадука. Он пристроился в хвост «Форда», поставил передачу на нейтрал и принялся ждать, когда иссякнет движение слева. По обе стороны от него плотным потоком стояли машины – в этом месте всегда скапливается транспорт. Наконец, зажёгся зелёный свет, и машины слева и справа ринулись вперёд, а иномарка так и не пошевелилась.

– Давай, козёл! – с ненавистью говорил Вадим, раздражённый медлительностью водителя "Форда". Напокупают иномарок, а водить не умеют! Наверно, баба за рулём.

Зелёный снова потух, сменившись на красный, а дурак-водитель так и не сдвинулся с места. Пришлось Кожину ждать следующего сигнала. Позади него уже столпилась целая кавалькада машин, в нетерпении подающих гудки замешкавшему собрату.

– Какого чёрта?! – бесился Кожин, понимая, как они сейчас клянут его. Все торопятся, всем хочется в такую пакостную погоду поскорее попасть домой.

Снова загорелся зелёный, а водитель "Форда" словно бы заснул на месте.

– Ну, козлина! – взвыл Вадим, когда слева его с ругательствами и оскорбительными гудками стали объезжать автомобилисты.

Он не мог двинуться в объезд, потому что его передний бампер едва ли не касался заднего бампера проклятого "Форда". Когда зелёный сигнал затих в третий раз, Кожин под протестующие вопли всей колонны стал тихо сдавать задом, заставляя всех, кто оказался позади него, делать то же. Он яростно лаялся, объясняя всем, кто по идее не мог его слышать, что он не виноват в данной ситуации, а виноват как раз тот козёл, который застрял посреди потока и при том даже не подумал включить аварийные сигналы.

С огромным трудом Кожин отпятил назад длинную колонну, а потом так же собирая на свою голову проклятия, втиснулся в левую полосу и начал объезжать поганый "Форд", уже готовя слова, чтобы высказать водителю-неумехе всю свою досаду. Он даже приоткрыл правое окно, чтобы было лучше слышно.

Машина, идущая впереди Кожина, слегка притормозила, словно споткнулась.

– Вот ещё один идиот! – взвыл Вадим, прижимая тормоз.

В следующий момент он поравнялся с проклятым "Фордом" и повернулся, чтобы высказать уроду, сидящему в нём, свои соображения. Тут глаза Кожина стали круглыми, а рот раскрылся в изумлении. Нога сама собой надавила на тормоз.

В чумазом "Форде" сидел за рулём не человек – в кожаной куртке, держась копытами за рулевое колесо, маячил козёл, самый настоящий! Он в отчаянии мемекал в полуоткрытое окно, на одном роге его болталась пижонистая кепка.

– О, Господи… – только и проронил Вадим, поспешно давая газа и уносясь от страшного видения.

В районе виадука стопорилось движение. Водители яростно матерились, то и дело выбираясь из западни позади злополучной иномарки. Они все мечтали высказать водителю «Форда» побольше ласковых слов, и все полагали, что за рулём баба. Но, поравнявшись с водительским окном, ошеломлённо застывали на мгновение, а затем их уносил непрерывный транспортный поток. Именно с того дня стала гулять по Нижнему байка про то, как один козёл водил машину и застрял у виадука потому, что не смог копытом переключить скорость.

К вечеру явился на место происшествия наряд ГИБДД.

– Попрошу ваши документы. – официально заявил гаишник, склоняясь к полуоткрытому окну. И замер в изумлении при виде козла.

– Ну что там за козёл такой? – лениво поинтересовался Петров, сидящий за рулём гибэдэдэшной "Волги".

– Тут в самом деле козёл. – в изумлении развёл руками инспектор в ядовито-зеленом фартуке.

– Брось заливать, Данила. – отозвался коллега. – Некогда, поток большой.

– Да говорю тебе!

Через пару минут и Петров убедился, что за рулём "Форда" действительно сидел самый настоящий козёл, только в кожаной куртке. Штаны с животного слетели и теперь валялись на педалях управления. Впрочем, козёл всё равно не смог бы воспользоваться ими и не потому, что копыта не доставали, а просто потому что он – козёл.

– Ну, мать твою! Ну, шутники! – осерчал серьёзный, как столб электропередачи, Петров. – Давай скорее, отгоняй его отсюда, а то припрутся "Сети"!

Однако козла так легко согнать с водительского кресла не удалось – он упорно цеплялся за рулевое колесо, видимо, в намерении удрать от инспекторов. При этом животное испускало истошные вопли, в которых, если прислушаться, можно было различить некоторые буквы алфавита.

– Вот козлина! – намучавшись под хохот автомобилистов, проговорил Петров, утираясь жезлом. – Давай, вылезай, гад!

Но козёл принялся скакать по салону, путаясь в куртке. Наконец, он затих на заднем сидении, и Данила смог усесться на водительское кресло.

– Куда его?! – рявкнул он в окно.

– Каз-зёл! – заорал он в следующий момент, получив от наглого животного копытом в затылок. – Связать скотину!

Вся улица потешалась, наблюдая за борьбой двух инспекторов ГИБДД с непокорным животным. Движение стопорилось, а водители высовывались в окно и давали разные советы.

Наконец, подлую скотину завалили на пол салона меж сиденьями, и вспотевший Данила уселся на него своим плотным задом.

– Давай, гони в зоопарк. – велел он своему напарнику, держась за козлиные рога, словно за мотоциклетные рукояти.

До самой темноты они мучались с животным. Не принимали козла нигде – ни в инспекции, ни в зоопарке, ни в ветлечебнице. Кончилось тем, что привязали его цепью к ободранному тополю возле здания районной ГИБДД, а машину его вместе с вонючими горошками, оставшимися на полу салона, поставили тут же.

Наутро же увидели страшную картину: у тополя на привязи сидел и плакал голый и грязный человек. Он уверял, что является владельцем злополучного "Форда" и что происшедшего не помнит.

Да, такие странные события произошли в тот необыкновенный день в Нижнем Новгороде. К сожалению, съёмочная группа местного телеканала не подоспела к этому впечатляющему зрелищу – в тот момент они были очень заняты, снимая увлекательный сюжет про одного алкоголика, которому почудились в ванной какие-то маленькие червячки – красные и чёрные. Он уверял, что отчётливо видит, как они плавают в наполненной водой ванне, а репортёрша глумливо спрашивала, что он пил накануне. Тёща незадачливого алконавта маячила рядом и с большим удовольствием комментировала видения своего зятька.

На следующий день работникам городских теленовостей всё же удалось по горячим следам воссоздать репортаж с места событий, только не очень убедительный. Самого козла уже они не застали, а заплаканный человек в кожаной куртке отказался давать показания – ему ещё следовало отчитаться перед неумолимыми инспекторами ГИБДД за происшествие у кинотеатра "Москва" и объяснить, как он оставил машину без себя и как попал в салон козёл. Зато два младших школьника затесались в кадр и охотно рассказали про то, как наблюдали своими собственными глазами таинственное исчезновение человека с открытого пространства.

– Мы стоим такие, – радостно повествовал второклассник Вова. – А она идёт! А потом раз – и нету!

– Ага! – счастливо подтверждал его товарищ. – Раз – и нету!

Не очень-то им верили, но сюжет на всякий случай показали. Потом сотрудники съёмочной группы попробовали приставать к гибэдэдэшникам, но суровые служители дорожного порядка ото всего отпирались и таинственного козла продемонстрировать отказались.

– Вот такие истории придумываю наши автомобилисты. – признался перед камерой бойкий дежурный по городу. – А теперь мы покажем вам кота, застрявшего на дереве и тря дня оглашавшего окрестности своими воплями. Этот редкий сюжет прислал нам один из телезрителей, участвовавший в спасении несчастного животного.

***

– Братаны! – воззвал крысак Холера поздно ночью среди собравшихся в кабинете русского языка и литературы шмуртов.

– Братаны! – торжественно заявил он. – Она поставила нам за сочинения четвёрки, а своим ученикам она ставит поголовно тройки. Отсюда вывод.

– Какой? – оторвался от поедания засохшей пиццы Грызянко. – Мы лучше пишем сочинения?

– Это лишь испытание. – отмахнулся от него Холера. – На самом деле я давно пришёл к выводу, что наше, крысячье племя превосходит по уровню развития человеческий вид.

Шмурты разразились криками восторга.

– Но это лишь вывод пока ещё. – продолжал Холера. – Требуется обратить его в факт. Я говорю вам: нечто свыше избрало нас для восстановления справедливости. Слухайте, братаны, сюда. Недаром мы освоили ихнюю Интернету. Я понял, что мы – новая раса, которая населит этот мир после того, как эти хомо сами истребят себя. Но, я считаю, что незачем ждать событий, а надо решительно и сознательно переходить в плановое наступление.

– Ну, ты, Холера, и умён! – восхитился Воньдрыч.

– Вот именно. – признал факт вожак. – Не зря же мы столько накопали в Интернете. Я ознакомился с ихними методами обращения масс в состояние мозгового ступора – для этого используется религиозная доктрина. Так что нам, избранные, следует создать для начала армию послушных нашей воле низших каст. Всё, что я говорю вам, непреложно. Несогласных загрызу. Так что слушайте Великого Холеру и не рыпайтесь. Нас послал бессмертный Крысиный Бог, живущий на небе. Много веков назад он спустился на первобытную планету в своей небесной колеснице и поселил здесь своих потомков – серых крыс. Первые крысы были безгрешны, но потом соблазнились и стали спариваться с местными землеройками, от этого союза родился гнусный хомо. Он эволюционировал, встал на задние лапы, а передними запихивал в рот то, что не доели крысы. Постепенно это хамское существо распространилось и заняло все земли. Унаследованный от божественного племени разум он использовал во зло и стал уничтожать среду обитания. Мало того – он начал войну против своих предков – крыс. Но вот настало время, и возмездие готово совершиться – вернулся великий Крысиный Бог и послал нас, своих апостолов, начать безжалостную войну против человека. Мы мобилизуем орды угнетённых, поднимем на борьбу униженных, возглавим битву за справедливость и вытесним с планеты этих исчадий ада – хомо.

– Ох, пицца! – изумился Грызянко. – А я-то и не знал, что мы такие… такие особенные! Я думал, мы просто рыночные крысы!

– Заткнись со своей пиццей, Грызянко. – невозмутимо ответил Холера. – Я уже сказал вам, что это религиозный догмат. На самом деле, идиоты, мы просто крысы. Но это не значит, что мы не можем стать великой расой. Судите сами, что там они пишут в Интернете. В Нью-Йорке на восемь миллионов жителей приходится от шестнадцати до сорока миллионов крыс. В Риме на одного жителя приходится от семи до десяти крыс. В Индии самыми страшными животными считаются отнюдь не тигры, а серые крысы. Сто лет назад наши братья взяли штурмом Астрахань, при этом переправившись через реку Волгу без всяких плавсредств – одним количеством. Войска Гитлера не могли взять Сталинград, это сделали серые крысы. Мы едва не сорвали во время войны оборону Ленинграда, оккупировав продовольственные склады в осаждённом городе. На нас посылали моторизованные войска, а мы ехали на ихних танках дальше, занимая новые территории. Эти идиоты хомо сами спровоцировали атаку, сожрав всех кошек в городе. После войны в России ратусы отправились завоёвывать Европу, которую не сумел удержать немецкий фюрер. Наши предшественники изгнали отовсюду рыжих и чёрных – этих предателей идеи мирового господства. Мы, серые, и только мы избранники великого Крысиного Бога. Мы живём во всех метрополитенах мира, мы населяем все подземные коммуникации всех городов. Мы переносим радиацию, как лёгкую непогоду, мы способны размножаться при минус семнадцати градусах по Цельсию, мы не боимся никакой отравы. Мы мутируем там, где хомо погибают, как вид. За нами будущее этой планеты, и я хочу ускорить наступление нового мира – мира ратуса разумного.

– Ура! – вскричали все шмурты. – Да здравствует Сант-Холера!

– Я так и думал. – заявил Грызянко, бросая пиццу на пол. – Не зря они мне казались такими недоразвитыми. Особенно их самки. Я заметил, что у них нижняя челюсть и глаза работают на одной мышце!

– Это как? – поинтересовался Загнусик.

– Ты видел их рекламу? Когда какая тётка ест шоколад, творог, йогурт или пьёт кофе, у неё закрываются глаза. Но этого мало – она тут же замедляется! Вот уж действительно дегенерация вида!

– А я видел, как одна самка запихивала в маленькую сумочку длинный зонтик и при этом делала такие удивлённые глаза! – с восторгом сообщил Воньдрыч.

– Ага! А вторая дура в это время на машине крошила задом чужие фары. – злорадно подтвердил Дза-дза-брю. – Я не понимаю: самки у них отдельный вид или просто генетический мусор?

– Нет, это общий закат популяции. – возразил Гаганя. – Я считаю, что Холера прав: эволюция человека зашла в тупик и грозит гибелью планете. Воистину, назрело время новой расы сапиенсов.

– Мы готовы! – хором заявили шмурты, подняв в знак согласия хвосты шнурками. – Ты наш вождь, Холера!

– Прекрасно. – хладнокровно отвечал вожак. – Распределяем роли. Здесь, в Нижнем Новгороде, будет наш Новый Иерусалим. Отсюда начнёт идти по миру весть об освобождении угнетённого племени и о грядущем конце владения демонов – хомо. Я, Холера Великий, объявляю о своей божественной миссии и назначаю вас своими апостолами. Проповедуем сначала этому заблудшему городу, а потом расходимся по континентам. Тебя, Грызянко, я назначаю апостолом Европы. Ты провозгласишь свободу в Гамбурге, Лондоне, Париже. Ты, Воньдрыч, поплывёшь в Америку и покоришь мне оба континента. Ты, Дза-дза-брю, возьмёшь Азию и Ближний Восток. Ты, Загнусик, полетишь в Африку и станешь апостолом Чёрного континента, тебе поставят монумент на Джомолунгме. Ты, Гаганя, заселишь адептами нового порядка Австралию. А я останусь здесь, в эпицентре новой цивилизации, и провозглашу своё господство в этой нравственно прогнившей России. Мы возродим былую славу этой земли и заставим, как и ранее, дрожать перед нами этот спесивый Запад и наглую Америку. Перед нами вострепещут азиаты, нам покорятся острова. Мы переселим хомо в Антарктиду и заставим жрать снег.

– Да будет так!! – вскричали в неистовом восторге шмурты.

– Да. А завтра мы идём на рынок и вербуем первую тысячу бойцов – это будет когорта избранных. Запомните, ратусы, этот великий день – сегодня начинается эра нового правления. Да славится святой Холера и Крысиный Бог!

Глава 14. Три заколдованных принцессы

Свеча, горящая в тумане – блеклый, стылый свет. Слабое звяканье металла растекается над влажною землёй. Лёгкий звук воды, трепет крыльев невидимой совы, и пряный, резкий запах скошенной травы.

Конь, как лодка, плывёт среди густых, парящих в невесомости клубов – не видно ног, не слышно звона сбруи. Как будто мир исчез, заснул и утонул в безмолвии тумана. Всё утекает, всё уходит, пропадает. Лишь ты и бесконечный, безмятежный, бледно-равнодушный, стылый сон тумана.

Лён рывком поднял голову с мешка. Огляделся. Долбер крепко спал, накрывшись дорожным плащом и обхватив крепкими руками котомку под головой. Кажется, всё спокойно.

Уже третий день они ехали пустынной местностью, где только скалы да редкие травянистые клочки земли чередовались с унылым постоянством. Ни селений, ни троп – никакого признака жизни. Солнца не видать, пения птиц не слышно. Зверей тоже никаких нет – пустота. Но каждый вечер на землю опускались такие глухие туманы, что приходилось останавливаться на ночлег. Никакой костёр в таком плотном от влаги воздуха был невозможен, да и дров для розжига негде было взять. Так что путники ложились спать, наскоро перекусив сухарями из котомок – им выдали в дорогу запас пищи. Кто-то неведомый заботился о них, посылая в путь, и по малому количеству оставшейся провизии можно было ожидать, что скоро их тяжёлый путь придёт к концу. А там что будет.

Два дня назад, когда они проснулись на таком же маленьком клочке свободного от камней пространства и обнаружили друг друга, Долбер рассказал, что выздоровление его от раны происходило в каком-то странном месте – тихий, светлый лес, дупло, устеленное слоем сухой листвы. Ему приносили воду в листьях еноты, а белки кормили его орехами, пока он не окреп и не начал выходить и собирать грибы и ягоды. И каждое утро он обнаруживал перед своим убежищем корзиночку со свежим хлебом и крынкой молока. Рана его заживала легко – те же еноты приносили неизвестные листья и прикладывали к ране.

– Уж не в эльфийском ли лесу я был? – сказал Долбер.

И он не знал, сколько дней он пробыл там – ему показалось, что всего неделю. Но рана в боку затянулась, и только тонкий белый шрам показывал, куда именно ударила его стрела чёрного воина Дарнегура.

И вот теперь они едут третий день среди однообразной местности и гадают, что их ждёт впереди. С каждым днём туман начинал опускаться всё раньше – ещё засветло, и с каждым утром отступал всё позднее. Он искажал все звуки, он извращал запахи, он рождал галлюцинации – тогда казалось, что за очередной грядой скал путников ждёт тепло человеческого дома, но за поворотом их снова встречал лишь тот же непостижимый, ползущий струями из скал, туман-обман.

– Что это? – насторожился Лён, услышав доносящийся издалека (а, может, и не слишком) протяжный трубный звук.

– Какая-то тварь стонет. – предположил Долбер, зябко кутаясь в свой плащ.

– Надо останавливаться на ночлег. – проговорил Лён, видя, как ноги лошади затягиваются подвижными, словно бы живыми, струями тумана.

– Здесь, посреди открытого пространства? – поёжился Долбер. – Давай хотя бы дотянем до тех скал.

Он указал на группу тупых вершин, стоящих неподалёку. Кажется, они представляли собой некоторое возвышение и, значит, ночной туман среди них не так плотен.

Товарищи приблизились к избранному месту, спешились и вели коней на поводу, чтобы отыскать местечко посуше, как вдруг из-под самых ног лёнова коня раздались панические вопли:

– Эй, эй! Вы мне сейчас ноги отдавите!

– Кто здесь?! – громко и одновременно крикнули друзья.

Кто-то завозился внизу, и прямо перед путниками выплыла из тумана лошадиная голова. Гнедой вскинул губу и звонко заржал. Но даже поблизости туман искажал звук – похоже, именно это ржание услышали товарищи немного ранее.

Потом обнаружился и владелец лошади – худощавый молодой человек с растрёпанной причёской и бойкими тёмными глазами.

– Я пытался разжечь костёр. – дружелюбно признался он. – Но ничего не получилось – даже искра не высекается.

– А у тебя есть с собой дрова? – осведомился Долбер.

– Ну да, я припас, знал всё-таки в какое место иду. – ответил тот. – Кстати, меня зовут Фазиско Ручеро.

– Что же ты делаешь в таком месте, Фазиско Ручеро? – спросил Лён, устраиваясь на месте, поскольку гостеприимный путник поспешно освободил для них с Долбером местечко у своего неудачного костра.

– Конечно, иду к Ороруму. – ответил тот, доставая из своего мешка припасы. – А вы разве нет?

Он разложил на вышитом платке скромное угощение: яблоки, хлеб, тщательно завёрнутое в тряпочку сало и выставил фляжку с вином.

– Вот, что есть.

– У нас и того меньше. – со вздохом отозвался Долбер, выкладывая к общему столу жалкие остатки сухарей. – А что такое Орорум?

– Так вы вовсе не к нему? – оживлённо спросил Фазиско, совершенно очевидно, радуясь знакомству.

– Нет, мы просто заблудились. – осторожно ответил Лён, не желая объяснять цели своего пути, к тому же и цель ему была неизвестна, а подозрительнее этого нет ничего.

– А у вас нет кресала? – спросил попутчик.

– Кресала нет. – вздохнул Лён. – Мы пользуемся вот этим.

Он протянул палец к дровам, и из пальца вылетела искра. Полешки тут же вспыхнули и загорелся ровный костерок.

– Ух ты! – восхитился Фазиско. – Мои новые знакомые – волшебники! Хорошая примета!

– Ну так что там с Орорумом? – осведомился Долбер, который не пожелал признаться, что он вовсе не волшебник.

И узнали они из объяснения Ручеро вот что: данная местность называется долиной Орорум, что означает "гористая" – это оттого, что она вся усеяна невысокими скалами, а местами сланцевыми платформами. Говорят, что раньше, в далёкие-далёкие времена Орорум был вовсе не долиной, а высоченной горой. Но вот чем-то не приглянулась эта гора одному древнему великану Рдлды-Елды и он во гневе расколол эту большую гору и раскидал на мелкие осколки. Так и появилась долина вместо горы. А не понравилась ему эта гора за своё волшебное свойство. Видите ли, вершина Орорума обладала волшебным свойством: она помогала вспоминать забытое и пробуждала память. Вот Рдлды-Елды и хотел вспомнить, куда он задевал испечённый накануне каравай хлеба. Шёл он шёл к вершине горы целую неделю, весь измаялся. А как пришёл да прислонился к камню, так и вспомнил про каравай, что сам же его и съел. Тут он ужасно рассердился и давай крушить скалы руками. Всё пораскидал до самого основания и только тогда успокоился. Ну, бестолковый великан ушёл, а люди распознали, что вершина Орорума теперь лежит на земле. Им же проще – не надо в горы лезть.

Вот и Фазиско нынче идёт к камню. Есть у него одно дело: сказала ему мама, что он ей не родной сын, а приёмный. Что подобрала она его на дороге, и было ему лет пять – самый несмышлёный возраст. Одет он был в богатую рубашечку, какие простолюдины не носят. Заподозрил тогда Фазиско, что купеческая семья Ручеро ему по званию не слишком подходит, потому что на рубашечке сохранились королевские вензеля.

– Думаешь, обронила тебя королевская семья, пока каталась в карете? – усомнился Долбер.

– Нет, я полагаю, что меня украли из дворца, завезли в другое королевство и бросили на дороге на погибель. – признался новый попутчик. – И я хочу узнать о своих ранних воспоминаниях. Мать сказала, что я назвал ей своё имя – Фазиско, а фамилию приёмные родители мне дали свою – Ручеро.

Поскольку Лёну с Долбером особо было некуда идти – своей настоящей цели они не знали – то они решили довериться Жребию и увидеть, куда путь выведет. Так до полуночи они коротали возле костерка, развлекаясь рассказами и сказками – новый их знакомый был по-купечески общителен и знал множество занимательных историй. Потом все трое завернулись в дорожные плащи и мирно уснули. А утром, едва сошёл туман, путники сели на своих коней и поскакали к вершине Орорума, лежащей на земле. Фазиско уверял, что сможет по известным ему приметам отличить эту вершину от обыкновенных камней, в изобилии усеивающих долину.

Травяной покров закончился, и поверхность земли стала сплошь каменистой. Теперь уже путники пробирались пешком среди нагромождений гигантских глыб. Коней пришлось оставить позади, поскольку они просто собьют себе копыта по такой дороге.

– Эти разломы как раз и есть остатки подошвы горы. – объяснял попутчикам Ручеро, ловко прыгая с камня на камень. Парень он был симпатичный, с быстрой речью и весёлыми глазами, но на принца никак не походил – уж простите! Скорее всего, мама придумала про эту рубашечку с вензелями, а приёмный её сын был обыкновенным подкидышем.

– Ты веришь в то, что такую гору можно раскидать руками? – спрашивал Долбер, который был гораздо медлительнее ловкого Фазиско, и не поспевал за ним.

– Конечно! – убеждённо отвечал тот и продолжал углубляться в каменные джунгли.

Они уже думали, что новый знакомый их просто обманул, как за очередной кучей камня обнаружилась чистенькая круглая площадочка, посреди которой стояло высокое каменное кресло. Такое кресло в самом деле подходило больше великану, но не настолько большому, чтобы он мог раскидать такую громадную гору, какой был Орорум – уж больно велика была долина.

– Вот, она, вершина Орорума. – почтительно прошептал Фазиско.

Он вдруг оробел и не решался сесть на кресло.

– И что? – здесь можно действительно узнать своё прошлое? – поинтересовался Долбер.

– Нет. Здесь пробуждаются воспоминания.

– Тогда давай, садись и начинай вспоминать. – подбодрил Ручеро Лён.

Тот забрался на каменное сидение, положил руки на каменные подлокотники и закрыл глаза.

Некоторое время всё было тихо, потом Фазиско слегка побледнел, приоткрыл рот и тяжело задышал.

– О, великий Орорум. – проронил он. – Я в самом деле принц!

Он открыл глаза и спрыгнул с кресла.

– Я думал, это просто байки. – растерянно признался он. – Но я действительно видел себя в королевских покоях, со мной разговаривал отец-король, меня целовала королева.

– А имён их ты не услышал? – остро поинтересовался Долбер.

– Нет. – покачал головой Фазиско. – Я не выдержал, это нелегко. Орорум давит, он угнетает.

– Тогда я попробую. – поспешил занять место Долбер.

Он тут же забрался на сидение, так же положил руки на подлокотники и закрыл глаза. Лён с сомнением смотрел на него, поскольку подозревал, что Долбер тоже не прочь объявить себя королевским сыном.

Как и Фазиско, Долбер тут же почувствовал дурноту. Долго он не выдержал и вскоре сполз с сидения.

– Нет, я не принц. – ответил он на расспросы товарищей.

Но, кое-что Орорум ему открыл. Долбер вспомнил, что до жизни у Фифендры он был крестьянским сыном. Отец его был человеком жестоким и однажды наказал ребёнка за то, что тот играючи спалил сарай со свиньёй. Мужчина отвёл сына в ведьмин лес и бросил, а там уже его и приютила Фифендра, вырастила в справного парня и пристроила в хорошие руки. Вот почему у Долбера не оказалось никаких магических способностей – причина, по которой его отвели в лес, была иная – обыкновенная человеческая жестокость.

– Только имя моё оказывается, вовсе не Долбер. – с удивлением признался он. – Камень сказал, что раньше меня звали Александер, а Долбером меня назвала Фифендра, когда не обнаружила во мне толка.

– А ты, Лён? Решишься? – спросил Фазиско, с интересом глядя на молодого мага.

– Я ничего не забывал. – ответил тот. – Забвение, насланное Фифендрой, прошло само собой.

– Смотри, пожалеешь: был у Орорума и не спросил. – предупредил Фазиско.

Тогда Лён нехотя забрался на каменное кресло. Не очень ему нравилась эта затея – не терпелось пуститься в путь, найти Лембистора и избранника Жребия. Может, это будет достаточно плохой человек, чтобы его не жалко было отдать демону.

Виски слегка сдавило, а воздух сделался тяжёлым. Перед глазами вдруг вспыхнула картина: как будто Лён идёт по прекрасному замку, похожему на счастливый сон. Ступени словно торопят его, так что он не успевает даже разглядеть, что по сторонам – только остаётся ощущение чего-то необыкновенного. Но вот приближаются широкие створки двери, целиком вырезанной из полупрозрачного нефрита. Сами створки похожи на крылья бабочки, а проём двери весь обложен самоцветами. Открылись двери, и в глаза Лёну ударил нежно-розовый поток утреннего света. Да, утреннего, потому что когда он двигался по коридору, то за его широкими окнами пламенела ранняя заря. И вот он входит в небольшое круглое помещение, оглядывается и видит, что дверь таинственно исчезла. В комнате вообще нет ни входа, ни выхода – только четыре высоких прямоугольных витражных окна, а в центре стоит золотисто-розовый камень. Но Лёна больше всего интересуют окна. Витражи содержат изображения человеческих фигур, и выглядят они настолько натурально, что кажется, изображение смотрит на гостя странного дворца.