Текст книги "Пираты Короля-Солнца(ч1-5,по главу19)"

Автор книги: Марина Алексеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 50 страниц)

5. ''ВОТ И ПОГОВОРИЛИ''.

Анри решительно постучался – как и в первый раз в ритме ''Фрондерского ветра''.

– Не заперто! – донеслось из каюты.

– Что вы наделали! Что все это значит! Как вы могли! Я никогда не ожидал, что вы пойдете на компромисс!

– Здрасьте! Снова вы, Вандом! Сколько можно! Я спать хочу!

– Врете вы все! Внаглую врете! Я же вижу, вы притворяетесь, вы вовсе не хотите спать!

– Хочу, ей-Богу, хочу! Оставьте меня в пок-о-о-ое!

– Вы притворяетесь! Вы даже зеваете притворно!

– Ей-Богу, не притворяюсь!

– Зевайте поосторожнее, сударь! Вы рискуете ВЫВИХНУТЬ ЧЕЛЮСТЬ! Что вы смеетесь? Я прекрасно знаю, кто автор этой фразы!

– И кто же сей автор?

– Д'Артаньян.

– Д'Артаньян. Если вы коллекционируете изречения Д'Артаньяна, в лучшие времена я вам подброшу парочку афоризмов гасконца, и вы в любом обществе сможете блистать остроумием.

– Выслушайте меня! Это очень важно!

– Анри, вы потрясающий нахал! Врываетесь в чужое помещение с безумными глазами, лепечете какой-то вздор, когда вас просят, про-сят – не до-ку-чать! Вы просто…персонаж!

– Кто я?

– Персонаж Мольера. ''Докучные''. В лучшие времена, если будет настроение, расскажу подробнее.

– Сам персонаж! – буркнул Анри, надувшись, так, как дети говорят ''сам дурак''.

– А сейчас, умоляю, дайте поспать.

– Спать ночью надо!

– А я хочу сейчас!

– А я вам не дам!

– Вот интересно! Анри, не испытывайте мое терпение. Когда я сплю, я не представляю опасности. Вот так-то. Лучше всего спать – самое мирное безопасное занятие. И вам то же советую – спать. До самого Алжира.

– Сударь!

– М-м-м… Не трясите меня!

– Пожалуйста!

– …

– Ну, погоди же!

Анри взял бандану, намочил в кувшине. Но даже мокрая бандана не помогла.

– Да уж,– вздохнул Анри,– Крепкий орешек.

– Какой есть! Ваши жемчужные зубки слабоваты для такого крепкого орешка как я. Вам меня не разгрызть.

– Ваши дурацкие комплименты банальны! И вообще, я же вас не кусаю! Я только немножко побрызгал на вас водичкой, чтобы разбудить, а вам хоть бы что.

– Даже приятно, а то жара. Спасибо за мокрую бандану. Не мешает освежиться. Да она при такой жаре высохнет за пять минут. Что же до банальных комплиментов – виноват, в лучшие времена придумаю, если жив буду, что-нибудь пооригинальнее.

– Заладил: ''В лучшие времена, в лучшие времена''. Когда наступят ваши "лучшие времена"?

– Хе! Спросите что-нибудь полегче! А вообще-то – никогда! Все! Будьте здоровы! Прощайте!

– Хорошо, я уйду, можете дрыхнуть. Но все-таки последнее слово останется за мной – раз вы такой бессовестный эгоист, и вам плевать на всех нас, можете спать спокойно, или притворяться спящим, а я от всей души желаю вам…

– И вам того же. Баюшки-баю.

– Я не закончил, сударь! Желаю, чтобы вам ПРИСНИЛСЯ САМЫЙ СТРАШНЫЙ КОШМАРНЫЙ СОН!

Тут Рауль встряхнулся.

– Зря вы это сказали, Анри. Вы не понимаете сами, что говорите. Разве я вам враг? Я и врагу не пожелал бы такого!

– Я не хотел вас обидеть, – сказал Анри, – Вас что, кошмарные сны мучают?

– Уже нет. Но однажды, – его передернуло, он опять тряхнул головой и задумался – о чем-то своем.

– Расскажите, – сказал Анри, – Сразу полегчает.

– В лучшие времена.

– Я тоже очень-очень боюсь, когда снятся кошмарные сны. Вы на меня так смотрите, словно сомневаетесь, что я могу видеть страшные сны. Вы думаете, что ли, я только прекрасных эльфов вижу во сне?

– Эльф вы и есть, Анри де Вандом.

Этот комплимент Анри счел более оригинальным, чем предыдущий. Паж улыбнулся, но сделал усилие, стараясь сохранить серьезную мину.

– Польщен, но эльфы – это по вашей части.

– В смысле?

– В смысле – у вас эльфийское имя, господин Рауль. Разве вы не знаете этимологию своего имени? Древнеанглийское Рэд плюс Эльф, так ведь?

– У меня волчье имя!

– В смысле?

– В смысле – есть и другая версия, древнескандинавская. По этой версии мое имя от волка.

– Эльфийский волк! Волчий эльф! Противоречивая личность! Скажите-ка мне, господин Эльф, почему вы подписали приказ? После вас все как один подписались! А надо было бороться! Протестовать! Устроить бунт!

– Валяйте дальше. Захватить корабль, сбежать в Америку, в Индию, на Тортугу.

– Но разве можно брать на себя такие обязательства? Скажите, может, я чего-то не понимаю, Де Бутвиль – вам что-то говорит это имя?

– Разумеется.

– Его вызов кардиналу Ришелье достоин уважения?

– Вы уверены, что вызов де Бутвиля был направлен Ришелье? Противника звали иначе! А впрочем, вы правы, маленький Вандом. Дуэль де Бутвиля была протестом.

– И этот протест вы, лично вы – оправдываете?

– Да. Мне жаль Бутвиля, но он был отнюдь не ангелом.

– Ну вот! А, подписав сегодняшнюю бумагу, мы все предали память де Бутвиля, а ведь он погиб в борьбе за наше право – защищать честь ценой собственной жизни! А вы, господин де Бражелон, расписались в собственном конформизме,– и Анри утрированно произнес, передразнивая царедворцев: ''Монсеньор, смиренно и всепокорнейше получив приказ, который вашей светлости благоугодно было…''*

… * Жан де Лабрюйер.

…

– Вот и поговорили, – вздохнул Рауль.

– Вы обиделись? – спросил Анри.

– Я не буду притворяться добрым малым и уверять вас, что не обижен. Да! Потому что ненавижу предателей, а вы назвали меня предателем.

– Я сказал ''мы все''. Но вы виноваты больше всех, потому что все последовали вашему примеру.

– Нельзя нам здесь драться, Анри. Разве это не ясно?

– Ясно-то ясно, но бывают непредвиденные обстоятельства, так ведь? Если вам нанесут оскорбление – смер-р-ртельное оскорбление?! Что вы будете делать?

– Ишь, ''слова-то какие важные''!** Глупенький паж, не вгоняйте меня в краску! И я когда-то говорил подобные глупости.

… ** Слова Д'Артаньяна, адресованные Раулю у Дюма.

…

– Ну вот, к примеру, вас назовут дураком? Что вы сделаете?

– Ничего. Пусть говорят. Вы читали ''Похвалу глупости'' Эразма Роттердамского?

– Да! Супер! А вы это к чему?

– А я это к тому, что за свой недолгий век столько глупостей успел наделать – глупцы Эразма отдыхают.

– Так уж и отдыхают! Скажете тоже! Это вы загнули! / Анри изо всех сил старался говорить по-мальчишечьи, и очень надеялся, что его получается /. Ну что вы от меня отмахиваетесь? Я вижу, вы уверены в своей правоте, а я в своей! И мне очень, очень, очень обидно, что Бофор, тот еще дуэлянт, превращается в тирана! В деспота! Ну перестаньте же смеяться надо мной, сударь! Ух, как я ненавижу вашу насмешливую улыбочку!

– Боже, сколько эмоций!

– Я вас по-хорошему просил объяснить, в чем я неправ, а вы насмешничаете! Почему вы не можете поговорить со мной, как с нормальным человеком? Почему вы смотрите на меня как на недоумка?! Знаете, господин де Бражелон, я ненавижу лицемеров.

– ''Страшна здесь ненависть…'' – продекламировал Рауль.

– "…любовь страшнее!'' – закончил Анри, – Не паясничайте, пожалуйста, и не смейте издеваться над Шекспиром! Должно же быть что-то святое, а вы, вы…

– Что я?

– Вы утрируете слова Ромео.

– Вовсе нет.

– Да, наверно! А то я не понял ваши интонации!

– Что вы ко мне привязались?

– Хочу во всем разобраться. Почему вы так решительно сказали: ''Это не обсуждается''.

– Вам знакомо понятие ''братство по оружию''?

– Конечно!

– Так о чем спорить? Братство исключает решение каких-то разногласий вооруженным путем. Мы должны быть сплоченными, едиными, дружными. Конечно, в таком разношерстном…коллективе могут быть какие-то недоразумения, но их лучше избегать любой ценой. Не должно быть деления на морских и сухопутных, на вентадорновцев и бофоровцев. И конфликтов не должно быть. Их надо избегать.

– Любой ценой? Но не ценой чести!

– Опять! Анри, у меня впечатление, что мы говорим с вами на разных языках. Подначки и шуточки Пиратов не приведут к поединку. Я этого не допущу, раз уж эти бедовые ребята прозвали меня Пиратским Королем. Клянусь…– он хотел было сказать ''клянусь честью'', но подумал-подумал и сказал:

– Клянусь нок-реем, на котором никто не будет повешен!

– Вы опять насмешничаете! Какой же вы ужасный человек! Какой вы вредный! Я очень уважаю искренних людей…

– Я тоже.

– В этом, господин де Бражелон, позвольте усомниться. Вы слишком язвительны и ироничны, а искренних людей, по-моему, считаете придурками.

– Анри! Но нельзя же выбалтывать встречному-поперечному, что у тебя на душе! Провались в преисподнюю такая искренность! И знаете что…Позвольте вас предостеречь. Не надо быть чересчур доверчивым. Это я вам советую от души и вполне серьезно. Вот – хотел же впрок полентяйничать, побездельничать, так нет, явился, растормошил…

– Вы что, испанский король,* что вас нельзя потормошить?

…. *Церемонный этикет испанского двора запрещает придворным дотрагиваться до монарха.

….

– Слушайте, вы, неугомонный! Я – вот я лично – живу сегодняшним днем. В данный момент мы все отлично себя чувствуем. Вот и цените этот момент. Время быстротечно. Сейчас нам хорошо – и слава Богу! Как знать, какие беды и лишения ждут нас в будущем.

– Вы боитесь будущего?

Рауль покачал головой.

– Честно?

Рауль кивнул.

– Совсем-совсем? Неужели вы нисколько, ни чуточки не боитесь ужасных иноверцев? Ведь они подвергают людей чудовищным пыткам, превосходящим человеческое воображение.

– Если и боюсь – да, пожалуй, боюсь, – то за своих приятелей. За вас, за малька, за желторотых.

– А за себя вы не боитесь?

– Мне все равно. И вообще, как любит повторять наш милый герцог, двум смертям не бывать…

– Вы, наверно, сочтете меня малодушным трусом, господин де Бражелон, вы такой отъявленный храбрец, но… когда я начинаю думать о войне, и о том, что меня могут убить, я мысленно обращаюсь к Богу: "Боже Всемогущий, если уж мне суждено погибнуть, сделай так, чтобы СРАЗУ, чтобы не мучиться долго''.

Анри робко взглянул на Рауля, ожидая очередной насмешки, презрительной фразочки типа ''ишь чего захотел'', но Рауль понимающе кивнул и поднял руку в дружеском жесте. Паж понял этот жест, и они ударили друг друга по ладошкам.

''Вот и поговорили",– сказал Анри с улыбкой.

6.ХАРАКТЕР РОЛАНА ВЫРИСОВЫВАЕТСЯ.

– Сир! Извините за вторжение, но мы придумали потрясающую вещь!– воскликнул де Невиль.

– Пришвартовывайтесь, ребята, – пригласил ''сир'', – Выкладывайте, что там у вас.

Пираты разместились кто где, чуть ли не на коленях друг у друга.

– Вот что мы придумали: поручим твоему Гримо сделать чучело, он же мастер на все руки, твой Молчаливый!

– Зачем?

– Это будет чучело Дуэлянта. Люк нарисует рожу пострашнее, и мы повесим чучело на рее. Как бы понарошку, понимаешь? Но пригласим начальство, устроим все как на самом деле. Со священником, палачом, барабаном. Это будет наш ответ Бофору и капитану! Я наряжусь пострашнее и повешу чучело Дуэлянта. Ты у нас будешь священником и пробормочешь что-то типа молитвы. Малек будет барабанить. А прочие господа Пираты сменят парадную форму на одежды кающихся – дырка в мешке – вот тебе и кающийся грешник! Вроде Двора Генриха Третьего. А потом торжественно снимем чучело с рея и выбросим в море. На их приказ ответим им потешной церемонией. Ну как, согласен?

– Нет. Мне не нравится эта идея.

– Но это же шутка! Развлечение!

– Мы только шутили… Оливье, потешная казнь – дело, недостойное нас. Я сказал бы, что это ребячество, но в этом есть изрядная доля кощунства. Даже не ребячество. Нормальные дети не играют в смертную казнь, разве выродки какие-нибудь.

– Не губи на корню отличную идею!

– Тупую идею. Я в этом отказываюсь участвовать.

– Можешь не участвовать, от тебя требуется только приказать Гримо сделать нам чучело.

– Вот еще! Делайте сами, если вам охота.

Гугенот, примостившись в уголке с книгой о пиратах, сказал:

– Ты прав, Рауль. Зубоскалить над смертной казнью – тупо, пошло и цинично. Эта публика мается от безделья.

– А ты вообще молчи! – огрызнулся Оливье, – Мушкетер нашелся! Книжный червь! Уткнул нос в книжку и ничего слышать не хочет.

– Да позволено мне будет вмешаться, – заговорил Анри де Вандом, – Книга, которую с такой жадностью читает господин Гугенот, содержит весьма интересные, но и жутковатые сведения о морских разбойниках Средиземноморья. И я намерен познакомиться с ней в ближайшем будущем. Вы помните, что я занял очередь за вами, сударь?

Гугенот кивнул и снова уткнулся в книгу.

– Какие же вы скучные! – протянул Оливье, – Значит, за начальством останется последнее слово? Гугенот читает, Рауль зевает, а я должен думать – один за всех! Эй вы, сонные мухи! Можете вы представить, чтобы Тревиль приказал своим мушкетерам подписать такую поганую бумажонку? И что, они подписали бы? Мог бы наш гасконец потребовать от нас поставить подписи на такой бумаге? Д'Артаньяну в голову бы не пришла такая пакость!

– Моряки флагмана – это тебе не гвардейцы кардинала, – буркнул Гугенот.

– Ладно, мальчики из Фонтенбло, отдыхайте. Что мне, больше всех надо? Капитан прав. Пай-мальчики из Фонтенбло.

Рауль задумчиво дергал хвостики своей банданы.

– Не горячись. Дай подумать. Есть одна мыслишка.

– Что за мыслишка? – живо спросили желторотые.

– Дайте подумать! – он повысил голос.

– Думайте, думайте, – примирительно согласились желторотые.

Рауль взял у Гугенота книгу / не без некоторого сопротивления со стороны последнего /, полистал ее, открыл начало и зашептался с Гугенотом. Между тем Серж обратился к Пиратам:

– Не так надо действовать, господа хорошие. Не дело мы затеяли.

– Но сначала все согласились!– возразил Оливье.

– Ряженый священник, ряженый палач, чучело Дуэлянта, кающиеся, барабан. Пародия на смертную казнь. Нельзя глумиться над трагедией нашего века. А ты, Ролан де Линьет, – продолжал Серж, – Не для того выпрашивал свой барабан, чтобы участвовать в таком тупом фарсе. Героическому Жоффруа понравилось бы это, а?

Ролан молча покачал головой.

– ''Люди бегут за несчастными преступниками, чтобы взглянуть на них вблизи, выстраиваются шпалерами и высовываются из окон, чтобы увидеть, с каким лицом и осанкой идет на казнь человек, который приговорен и ждет неизбежной смерти. Какое пустое, злобное, бесчеловечное любопытство! Будь люди немного разумнее, место казней всегда пустовало бы, а присутствовать на подобных зрелищах считалось бы позором''.*

…. * Слова Жана де Лабрюйера.

….

– Простите, господин граф, – сказал Ролан, – Мы заигрались. И я готов был принять участие в этой игре, недостойной нас – вы совершенно правы, господин виконт. Но я еще никогда не видел…этого…

– И не увидишь, даст Бог, – сказал Рауль вполголоса.

– А я… а мне уже приговор прочитали! – вырвалось у Сержа, – Меня, как сторонника мятежного Конде должны были вздернуть на виселицу. Не дай Бог никому из вас… Тьфу, черт, опять я…

– Мы знаем, Серж, – так же тихо сказал Рауль, – Это прошло. Успокойся. Не терзай себя кошмаром прошлого.

– Прости, дружище,– виновато проговорил Оливье, – Я не хотел сыпать соль на твою рану. Я думал, она уже давно зажила. Я хотел обратить кошмар в шутку.

– А может быть, господа, наш король когда-нибудь отменит смертную казнь? – спросил Ролан.

– Держи карман! – фыркнул Рауль, – Дорогой Ролан, ваш покорный слуга когда-то тоже на это надеялся. Правда, нашлись добрые люди и помогли мне расстаться с наивными иллюзиями. Но довольно о грустном. Что-то вы и впрямь приуныли. Я предлагаю высмеивать наших врагов, это более достойное занятие. Но сначала, Пираты, нам необходимо узнать о них побольше. Я только повел носом по страницам книги, в которую с такой жадностью вцепился Гугенот, но, смею заверить, есть нечто, заслуживающее нашего внимания.

– Вот смотрю я на вас, – вздохнул Гугенот, – и удивляюсь вашей беспечности,– Сидите тут, разнаряженные, в кружевах, и не понимаете, какие чудовища ожидают вас за морем!

– Можно – рондо? – спросил Рауль, – А то народ в тоске.

– Просим, просим! – закричали Пираты.

– С одной оговоркой – некоторые строки ваш покорный слуга внаглую похитил у самого Франсуа Вийона.

В Алжир ''уфиздипупила братва'',

Дай Бог, чтоб уцелела голова,

''А уж сама орава какова'',

Забыли все красивые слова,

''Теперича монет едва-едва'',

Есть выпивка, и есть еще жратва,

Хотя трещит с похмелья голова,

А ветер треплет наши кружева.

О, где ты, изумрудная трава!

Жара. Мы закатали рукава.

Дай Бог, чтоб уцелела голова.

В Алжир ''уфизипупила братва''.

Автор ''глупенького рондо'', многие строки которого он заимствовал у Вийона, о чем честно предупредил своих приятелей, не ожидал такой реакции! Они устроили овацию, подобную той, которой награждали ведущих звезд мольеровской труппы, принялись тормошить, похлопывать по плечам и требовать повторения и продолжения.

– Да вы, похоже, рехнулись, люди, – пробормотал Рауль смущенно, – Это же шутка, и довольно-таки дурацкая.

– Не скромничай, Бражелон, повтори, раз публика просит! – сказал Гугенот.

– Гугенот?! И тебе мой бред пришелся по душе?

– В духе времени, – сказал Гугенот.

– В тему, – сказал Серж,– Так что не кокетничай, Рауль, и давай по новой.

– Ну, если угодно, слушайте.

– ''А уж сама орава какова''! – восторженно повторил Ролан, – Гениально!

– Не мое, – сказал Рауль, – Великого Вийона.

– Вы мне напишете ваше рондо, сударь? – взмолился Ролан.

– Зачем тебе эта чушь?

– Это не чушь! – горячо возразил Ролан, – Как же вы не понимаете? Все, что сейчас происходит, принадлежит Истории! Мы все – участники великих исторических событий, мы живем в великую эпоху, в великой стране / к счастью, он умолчал о великом короле /, и я… вы только не смейтесь, пожалуйста,…пишу об этом…мемуары.

– Что ты пишешь, малыш? – спросил Оливье.

Ролан покраснел и повторил:

– Мемуары.

Старший брат шутливо дернул барабанщика за ухо:

– Не позорь меня перед этими господами… Не принимайте его всерьез, господа. Он еще ребенок, сам не понимает, что говорит. Замолчи, Ролан, – И Жюль с силой сжал плечо барабанщика, но Ролан стряхнул с плеча руку брата и вскочил на ноги. Пираты и не думали смеяться над Роланом.

– Если ты старший, это не значит, что ты можешь затыкать мне рот! – обиженно проговорил Ролан.

– Верно, малек! – поддержал Серж, – В нашей ''ораве'' не принято обижать новичков.

– Но вы же его не знаете, – устало сказал Жюль, – Он вас еще не успел достать! Ишь, писателем себя возомнил! Хотел быть писателем, учился бы в Сорбонне. Матушка последние деньги тратила, чтобы этот разгильдяй получил образование, надеялась, что он выучится на аббата или на юриста, а он на войну сбежал, пр-р-ридурок!

– Да какой из него аббат? – фыркнул Оливье.

– А барабанщик из него уже получился, сказал Гугенот.

– Вот, съел? – Ролан показал язык старшему брату, – А еще из меня получится мушкетер!

– А мы тебе поможем! – пообещал Гугенот.

– Зря вы его защищаете, господа, – сказал Жюль, – Это самое вредное и приставучее существо во всей Бретани!

Самое вредное и приставучее существо во всей Бретани тряхнуло длинными космами и исподлобья взглянуло на Жюля.

– А ты – самое вредное существо во всей Франции!

– Не надо ссориться, господа, – вмешался Анри де Вандом,– У нас, как мне любезно объяснил г-н де Бражелон, должно быть вроде как братство по оружию.

– Без ''вроде как'', – заметил Гугенот, – Просто – братство по оружию.

– Братство по несчастью,– мрачно сказал Жюль де Линьет.

При этих словах Рауль, до сих пор не вмешивавшийся в беседу, внимательно посмотрел на де Линьета-старшего. Именно это он говорил себе самому, но считал желторотого слишком наивным и молодым, чтобы разобраться в тревожной ситуации, в которой вскоре окажется их веселая орава. Но де Линьет имел в виду другое "несчастье" – своего младшего братишку.

– Вот оно, наше несчастье, господа! – простонал он, – Я думал, он хоть на время притихнет, а он уже начал! Писатель хренов! Сбежал от короля, а мы тут с ним возиться должны!

– Что я начал? – огрызнулся Ролан.

– Людей доставать начал! Не обращайте на него внимания, господин де Бражелон, умоляю! Братишка у меня малость с приветом.

– Сам ты с приветом.

– Да мы тут все с приветом, – лениво изрек г-н де Бражелон, – А что вы так набросились на Ролана, де Линьет? Может…/ он постарался сделать серьезную мину,/ мемуары нашего барабанщика представляют интерес для истории. Правда, Ролан?

– Льщу себя надеждой, – важно сказал барабанщик.

– Не надо так шутить, – вздохнул Жюль, – Этот олух, он же все принимает за чистую монету. Вам, господа, угодно забавляться, а я не хочу, чтобы он тут был вроде шута!

– Об этом мне успел поведать ваш младший брат еще в Тулоне, – заметил Рауль.

– Не надо поощрять бредни этого безумца! Рондо ему, видите ли, подавай! Шиш тебе, а не рондо! Я прошу вас прощения за этого нахалюгу, виконт. Если его не остановить, он вас всех достанет! Он вам сядет на шею!

– Да напишу я ему это рондо, жалко, что ли!

Ролан просиял, а Жюль расстроился вконец.

– Вы слишком снисходительны к этому оболтусу, – сказал де Линьет,– Если бы у вас был младший брат, такой же вредный и настырный, как Ролан, вы бы меня поняли! Убирайся с моих глаз, горе мое! У нас важные дела! Пшел отсюда! Брысь! Нечего крутиться возле взрослых!

Ролан вздрогнул от гнева – он чувствовал, что после таких слов старшенького может наговорить Жюлю ужасных вещей. Пока эти слова еще не сорвались у него с языка. Он сдерживался изо всех сил. Но Жюль никогда не позволял себе орать: ''Брысь!'', как какому-то паршивому коту! Попробовал бы он так орать при маме! Или при господине Д'Артаньяне! Но мама осталась в Нанте, а господин Д'Артаньян, вероятнее всего – в Фонтенбло. И барабанщик рванулся было из каюты, Рауль подставил ему ножку, Ролан споткнулся. Бражелон ухватил мальчика за курточку и усадил рядом.

– Ты не прав, парень, – сказал он де Линьету-старшему, – Ролан никому из нас не мешает. И, если честно, я тебе даже немного завидую.