Текст книги "Пираты Короля-Солнца(ч1-5,по главу19)"

Автор книги: Марина Алексеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 50 страниц)

Певца наградили аплодисментами.

– А если серьезно, – сказал Серж, – Не будьте очень беспечны. На нас могут настучать. И я знаю кто. Я могу вам сказать, кто именно собирает на нас компромат. Меня предупредили верные люди.

– Кто? – спросил де Линьет.

– Кто предупредил? – вздохнул Серж,– Я не хочу вас обидеть, юноша, но вы в вашем Нанте отстали от парижской жизни. Об этом не принято говорить среди порядочных людей. Я дал слово. А стучит… некий… де Мормаль…

– Где-то я уже слышал эту фамилию, – сказал Рауль задумчиво.

– Вызвать сукина сына на дуэль, заколоть – и все дела! – решительно сказал Оливье, – Я и вызову!

– Почему ты? Можно бросить жребий, – сказал Серж.

– По-морскому, – добавил Рауль.

– Заговор! Против стукача! Как романтично! – восхитился Шарль-Анри.

– Тс! Тс! И еще раз тс! Сначала надо удостовериться, – предостерег Король Пиратов, – Заколоть стукача мы всегда успеем.

Он засунул свою розу за бандану. Пираты последовали его примеру.

– Как скажете, Ваше Пиратское Величество, – пробормотал Оливье, – А если мы опоздаем?

– Тогда, как сказал поэт, – изрек Рауль, поправляя свое украшение, – ''Красавцы, розы с ваших… шляп…вам снимут вместе с головою''.*

… * Франсуа Вийон.

…

– А я-то думал, ты добрый малый, – упрекнул Оливье, – Жестоко так пугать наших юных друзей.

– С чего вы взяли, что мы боимся? – возмущенно воскликнул Шарль-Анри.

– И, позволю себе заметить, дорогой земляк, вы напрасно считаете, что мы молокососы, – произнес Жюль, – Мы полны решимости доказать…

– …что вы ветераны, закаленные в тысячах сражений, – насмешливо сказал Оливье, – В особенности вы, уважаемый виконт де Линьет.

– Вы, кажется, ищете ссоры? – вскинулся Шарль-Анри.

– Я ищу…

…корзину с бутылками. Одну корзину мы уже приговорили.

Пощади свою розу, Рауль! Скоро от нее останется один стебель…ай! Ничего не осталось.

– Тут их еще много, – сказал Рауль.

– Не опрокинь букет! Хоть ты у нас и ''лежачий камень'', ведро перевернется, и под тебя потечет вода.

– Постараюсь…координировать… свои движения.

То, что осталось от розы, было выброшено в корзину.

– Прощай, – сказал Рауль, – Прощай, о роза! Ты была недолговечна, как все прекрасное в этом мире.

Он взял другую розу, засунул за бандану и еще парочку цветов за уши.

– Мы тоже так хотим! – сказали желторотые и полезли за розами.

– Все равно они не доживут до утра, – вздохнул Серж и последовал примеру желторотых.

– Почему это мы не доживем до утра? – спросил Шарль-Анри.

– Не вы, господин де Суайекур! Розы!

– Украсили себя цветами, подобно жертвам тирана Нерона, – заметил Рауль, потягивая вино, – Вполне созрели.

– Ну, ты загнул! Не слушайте, молодые люди, этого пьяного господина. Он вас провоцирует, рассказывая свои ужасики.

– Исторический факт, – сказал Рауль.

– Знаю, – огрызнулся Оливье, – Но такая роль не по мне.

– А если не остается выбора? Либо ты палач, либо жертва. То-то же. Древние в совершенстве отработали технологию жертвоприношений.

– Не будем говорить о язычниках, – возразил Серж, – Хотя как раз будем! Тезей, к примеру, не примирился с ролью жертвы и убил Минотавра!

– Да-да! – закивал де Линьет, – О Минотавре мы уже говорили сегодня, помните, господин виконт?

– Если бы Тезей знал свою дальнейшую судьбу, – заметил Рауль, – Он, быть может, предпочел бы в юности погибнуть в Лабиринте в схватке с Минотавром.

– Ну, у тебя и шуточки!

– А я не шучу. Все мы учили в детстве этих древних греков.

– Раз так, уподобимся афинянам – вот кто понимал и ценил красоту! – сказал Шарль-Анри.

– Еще цитата, на этот раз из Бена Джонсона: ''И мы, синьор, как римляне умрем, хоть жили мы как греки''. Это я повторяюсь, – пробормотал Рауль, – Стихи эти мне во сне приснились.

– Лучше бы ты был неграмотным, Бражелон.

– Лучше бы, – согласился Рауль.

– Что же до римлян, – сказал Оливье, – Я помню одного очаровательного центуриона на маскараде в парке Фонтенбло. Юлиус-Август-Брагеллонус Непобедимый.*

– Sic transit gloria mundi**, – сказал Рауль.

– Представляю, как вы были живописны вы в красном плаще, шлеме и доспехах центуриона,– сказал де Линьет.

''Да, возможно, – подумал Рауль, – Но сейчас я предпочел бы белую тогу с пурпурной каймой и кинжал заговорщика. К черту! К черту эти ''брутальные'' мыслишки! Опять меня заносит. ''И ты…Бр…ажелон?'' Мы не язычники, чао, Рома''.

– Что-то вы загрустили, – сказал он, – Хотите, развеселю? Эти подушки, на которых вы возлежите, подобно римлянам, нам подарили…монахини. Кто хочет, может считать для колорита – жрицы, весталки… Да-да, прелестные воспитанницы какого-то монастыря, сам не знаю, какого – вышивали эти цветочки, букеты, гирлянды, птичек – в подарок ''доблестным воинам''. Возрадуйтесь же, о ратоборцы!

– Сюда бы их самих! – сказал Оливье, – Вот тогда я развеселился бы!

… * Оливье произносит полное имя Рауля / Огюст-Жюль / на латинский лад. ** Sic transit gloria mundi /лат/. – Так проходит мирская слава.

…

– Господин де Невиль, невинные молодые девушки пришли бы в ужас, увидев нашу попойку, – заметил де Линьет, – Мы бы их разочаровали – такие как сейчас.

''Весталка и центурион – абсурдное сочетание, – подумал Рауль, – Вот весталка и…император – более реально. А центуриону больше подойдет гетера''.

– Да. Лучше бы вакханки, как полагает Ваше Величество?

– Лучше гурии, – сказал Рауль,– Но за неимением лучшего и вакханки сгодились бы.

– И мусульманки, – заявил Оливье.

– Умные ребята эти мусульмане, – заявил Серж, – Держат баб в недоступных гаремах, роняешь платок – и к твоим услугам томная, кроткая и тупая…гурия…

– Как вы можете так говорить? – сказал Шарль-Анри, – Неужели вы, католик, можете хоть на мгновение представить себя мусульманином?

– Властелином католического гарема очень даже могу, – сказал Серж, – Что у трезвого на уме – у пьяного на языке. Все лучше, чем мечтать о недоступной принцессе. Рауль, я прав?

– Прав, Серж, прав, – и он продекламировал:

Bonjour, Джиджелли! Как войдем в цитадель,

Первым делом разыщем кабак и бордель!

– Вот теперь ты говоришь дело, – сказал Оливье, – Так и поступим.

– Теперь я говорю глупости по пьяному делу, – фыркнул Рауль.

– Я на трезвую голову подумаю над твоими мудрыми словами, и, быть может, сочиню свой дистих.

– Да глупость я сказал. Какой кабак? Вино они не пьют.

– А как насчет борделей? – спросил де Линьет.

– Попросите у капитана путеводитель по борделям Магриба. У господина де Вентадорна, говорят, отличная библиотека.

– Кто-то идет, – насторожился Шарль-Анри.

– Но уж явно не гурия. Может, наши пропащие души возвращаются? Люк с Гугенотом?

– А может, стукач крадется?

– Да нет, это мой Гримо, могу поспорить, что это он. Я узнал его походку. Гримо! Какого черта ты не спишь? Что тебе надо? Выпить хочешь?

Гримо покачал головой.

– Тогда зачем ты приплелся, Гримальди? Я и сам нашел бы дорогу.

– Вас хочет видеть герцог де Бофор, – сказал Гримо, – Немедленно!

Рауль выругался сквозь зубы и поднялся, пошатываясь.

– Редеют наши ряды, – вздохнул Оливье, – Не задерживайтесь, сир, и не изменяйте нашей компании!

– Я мигом,– сказал Рауль, – Если меня зовут в общество начальства, улизну при первой возможности. Во рву со львами лучше, чем с этими напыщенными господами.

– Возвращайтесь, Ваше Пиратское Величество! – хором сказали желторотые.

– Ждите, но пейте без меня. А вице-королем Пиратов будет г-н де Фуа. На время моего непродолжительного отсутствия.

– Повелеваю! – сказал Серж, – Подать сюда корзину с агуардьенте*!

– Дело будет, – засмеялся Рауль, – Это уже тяжелая артиллерия.

– Мы вам оставим, сир!

''Ишь до чего докатились, агуардьенте'',– подумал добропорядочный Гримо.

… * агуардьенте-водка /исп./

…

9. ТАЙНЫЙ СОВЕТНИК ПИРАТСКОГО КОРОЛЯ.

– Вы несетесь на всех парусах, остановитесь, сударь! – Гримо еле поспевал, – Не спотыкнитесь!

Рауль добрался до деревянной лестницы – перехода между палубами – и плюхнулся на ступеньки.

– Ну-ка сядь рядом! – велел он, – Что это за шутки! Я же просил тебя не таскаться за мной! Знай свое место!

– Вы пьяны, – сказал Гримо, – А я свое место знаю.

– Вот сволочь старая! – выругался Рауль.

– Уже было, – сказал Гримо, – По пьяной лавочке и ваш батюшка так меня называл. Правда, во времена Ришелье я был просто сволочью, а вы добавили определение.

– Я тебе уже сказал, что не нуждаюсь в гувернере. Что я, не понял, зачем ты приперся? Боишься, дурак? Хотел удалить меня с пьянки? Да на моем месте, ангел, и тот напился бы сегодня в хлам!

– Сегодня все пьют. Сам Бог велел. Только не делайте это системой. Не втягивайтесь, это гибель.

– Давай потом, а? На трезвую голову! Не срами меня перед людьми! При них я не стал с тобой разбираться. Но здесь мы одни. Все, Гримальди, разбегаемся. Топай в каюту и читай Сервантеса, или спи. А я возвращаюсь к нашим.

– Вы пойдете со мной, – сказал Гримо, – Вас действительно хочет видеть герцог де Бофор.

– Среди ночи? Так я тебе и поверил!

– Это правда.

– Зачем я ему понадобился?

– Он сам скажет.

– Черт подери! Скажи, что не нашел меня.

– Может, я и сволочь, и к тому же старая, но не настолько, чтобы обманывать герцога.

– Прости, Гримальди. Это вырвалось под досаду. Ты же знаешь, что я очень тебя люблю, мой старенький лысенький Гримальди! – он попытался обнять старика, но чуть не упал с лестницы.

– Осторожнее! – Гримо еле успел подхватить своего господина, – Вы не ушиблись, господин Рауль?

– Я в порядке. Но в таком состоянии я не могу разговаривать с герцогом. Я ж вдрабадан пьяный. Какого черта ему надо?

– Он сам вам все скажет.

– Слушай, Гримо, если герцогу понадобился менестрель, чтобы развлекать его светлость и шайку его генералов, я не пойду к генералам. Видно, Бофору скучно с этими старыми пердунами, но я ему не шут!

– Начальство уже спит. Проспятся и продолжат свой кутеж. А Бофор хочет вас видеть по делу.

– Лучше бы ты меня не нашел.

– Успокойтесь, – сказал Гримо, – Бофор сам выпить не дурак. Я-то знаю!

– Ты-то знаешь, еще бы ты не знал!

– Идемте же!

– Подожди. Есть одно дело. Тут действительно никого нет, кроме нас?

Гримо, обладающий способностью видеть ночью, подобно кошкам, огляделся по сторонам.

– Никого, – сказал Гримо.

– Ты будешь моим тайным советником, – заговорщицки сказал Рауль, – Конфидентом!

Гримо вздохнул.

– Я так и знал, – вздохнул Гримо, – Это вы после ''Записок'' госпожи так заблажили?

– Нет. Открылось одно обстоятельство. Ты видел здесь некоего де Мормаля?*

– Благородное имя, ничего не скажешь, – усмехнулся Гримо, – Видел.

– Это стукач, – сказал Рауль, – Проследи за ним. Если что заметишь, скажи. Тебе он не показался подозрительным? Я даже не знаю, кто это такой.

– Совсем безликая личность.

– Шпионы, соглядатаи, стукачи такими и должны быть – неприметными, безликими, не запоминающимися.

– Я присмотрюсь к нему, – пообещал ''тайный советник''.

– Может быть, я зря остановил моих друзей. Оливье уже был готов вызвать его на дуэль. Но, быть может, он не так и опасен. Сержу везде мерещатся шпионы.

– Глаз с него не спущу, господин Рауль, – заверил Гримо.

– Вот из тебя шпион не получился бы. Как это тогда, в Венсене, не догадались, что ты – наш?

– Расчет был на мою индивидуальность, – важно сказал Гримо, – А насчет Мор…маля…как бы не повторилась ситуация, когда ваш отец помешал господину Арамису убить Мор…даунта.

– Да иди ты! – сказал Рауль, – Такой мор…ды не найдешь среди самых отвратительных уродов Магриба. Это был уникальный негодяй, единственный в своем роде.

– А вы-то сами видели уродов Магриба? – спросил Гримо с усмешкой.

– Нэ выдэл, дарагой, и нэ жэлаю. Ассалам алейкум! – сказал Рауль с восточным акцентом.

– Алейкум ассалам, – ответил Гримо, – Идемте же, герцог ждет.

… *Мормаль – mort– смерть, mal – дурной, злой. /Фр/.

….

Алексеева Марина Никандровна: другие произведения.

ЭПИЗОД 10. СВОБОДНЫЙ ХУДОЖНИК.

10.ЛЮК И ЛУИЗЕТТА.

Вскоре после ухода Рауля и Гримо Люк и Гугенот присоединились к пирующим Пиратам. Вице-Король Серж, взгромоздившись на бочку, восседал там по-турецки.

– О недостойные! – заявил Серж, – Вы оскорбили мое августейшее земное величество своим опозданием на наш пир! Вы оскорбили и Небеса – самого Бога вина и веселья, сиречь Бахуса!

– Или Диониса, – сказал де Невиль, – то есть, Дионисия.

– То есть святого Дениса! – грозно нахмурил брови Серж, – Отвечайте, что вы можете сказать в свое оправдание?

– Мы и не думали оскорбить ни святейшего пьянейшего Бахуса, ни Дионисия, ни – Боже упаси от такого кощунства! – Святого Дениса! – кротко сказал Люк, – Мы их уважаем.

– Мы их боготворим, – добавил Гугенот.

– Господа Пираты! – обратился Серж к присутствующим, – Виновны ли эти люди в оскорблении Небесного величества?

– Не виновны! – хором ответили желторотые.

– А что вы скажете в ответ на мое первое обвинение? – тоном деспота продолжал Серж.

– То же, что и насчет Небесного величества – мы тебя уважаем, Серж, – сказал Гугенот, – Но, правда, чуть поменьше, чем Святого Дениса.

– Подождите, это еще не все! Как вы оправдаетесь на мое обвинение в дезертирстве? С поля боя, вернее, с мессы Бахуса?

Принимая правила игры, Люк и Гугенот бухнулись на колени перед бочкой, пали ниц и возопили:

– Помилования, государь!

– Вы знаете, нечестивцы, что оскорбление небесного и земного величества карается смертью?

– Нас признали невиновными, о государь! – возразил Люк. Серж махнул рукой.

– Вы знаете, что за дезертирство полагается смертная казнь?

– Но мы вернулись, о государь! С повинной! – кротко сказал Гугенот.

– Милосердия! – закричали желторотые, – Помилования, государь! Они больше не будут!

– Выпейте это! – величественным жестом показал Серж.

– Цикута? – спросил Люк.

– Аква-тофана?– спросил Гугенот.

– Агуардьенте! – заявил Серж, опорожнил добрую половину бутылки в кружки.

– Ave, Caesar… – сказал Люк, поднимая кружку с агуардьенте.

– …morituri te salutant, – закончил Гугенот, и они чокнулись с трагикомическими лицами, опорожнили кружки.

… *Ave, Caesar, morituri te salutant – Здравствуй, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя / лат/. – Обращение римских гладиаторов.

…

Жюль и Шарль-Анри, уже знакомые с агуардьенте, хихикнули, заметив, как исказились лица "преступников'' и поспешно пододвинули к ним блюдо с ветчиной.

– Вы просто тиран, сир! – сказал Люк, – Это слишком даже для Пиратов.

Серж восседал на бочке и посмеивался.

– И вообще, сир, вы очень напоминаете короля Тюнов, бродяг со Двора Чудес, – продолжал слегка опъяневший Люк, – Его так и рисуют – на бочке.

– Потерпите немного, – сказал Оливье, – Власть этого тирана недолговечна.

– Мы его свергнем. Устроим революцию.

– Нет-нет, обойдемся без революций. Просто этот жестокий временщик – не настоящий король.

– Самозванец! Долой!

– Вице-король, и всего лишь.

– А куда вы дели настоящего Короля, Пираты?

– Его Величество сейчас пожалует. Правление нашего прежнего Короля было более… мягким. Мы утоляли жажду добрым вином. А что мы пили?

– Малагу мы пили, – сказал Оливье, – Это сначала. А потом, что придется. Но я, как министр,… вернее, магистр…не рассчитал аппетиты этих господ. Мы пьяные…

– В хлам! – важно кивнул вице-король и соскочил с бочки, – Буду ближе к народу. А вы тверезые. Непорядок!

– Уже не тверезые, – заявил Люк, – Уже хмельные. Я слышу пение сирен в морских глубинах!

– Мы тебя привяжем к мачте, как Одиссея! – пригрозил вице-король.

– Сразу видно, деспот! И министр у вас под стать. Одна надежда на Гвардию.

– Мое дело следить, чтобы у всех была выпивка, – сказал Оливье, – Продолжим?

– Только не агуардьенте, – поморщился Люк.

– Неженка, – усмехнулся Серж, – К счастью, есть еще вино. Я знал, что вам мало будет. Агуардьенте пока побережем. А чтобы нам не скучно было пить, наш художник расскажет о себе. А мы послушаем.

– Что вам рассказать? – спросил Люк, – Я много путешествовал, лет с двенадцати, а то и раньше. Сначала по Италии, потом по всей Европе.

– Ваш отец тоже художник? – спросил Серж.

– Был, – поправил Люк, – Он умер три года назад. Отец был очень хорошим художником. Мне далеко до моего родителя. Но, кажется, все-таки период моего ученичества окончился, и я выбираюсь на самостоятельную дорогу. Раньше я больше копировал. И помогал отцу писать картины, делать витражи, гравюры, ксилографии.

– Так ваш родитель специалист широкого профиля, – заметил Серж.

– О да! – сказал Люк, – В юности отец был учеником самого Рубенса. И потом они не раз встречались.

– А когда именно? – спросил вице-король.

– Еще при Генрихе IV. Когда Рубенс писал Марию Медичи для Люксембургского дворца.

– Как его звали? – спросил Серж.

– Отца? – переспросил Люк,– Бертран…Куртуа…Бертран Куртуа, сир.

– Куртуа – это фамилия или псевдоним? – опять спросил Серж.

– Молодой граф де Фуа полагает, что человек без ''де" перед фамилией недостоин общества Пиратов Короля-Солнца? – гордо спросил Люк.

– Нет. Ваш талант, Люк, уравнивает вас с нами, – сказал вице-король.

– И даже ставит выше нас,– заметил Гугенот.

– А спросил я вас вот почему…В нашей семье был такой – Бертран де Фуа. Но как раз в те времена, о которых вы говорите, он куда-то исчез – как в воду канул. Я интересовался этим загадочным Бертраном, но так ничего и не узнал.

Гугенот пристально посмотрел на Люка. Люк остался спокойным.

– А почему вас так интересует судьба Бертрана де Фуа? – спросил Люк.

– Потому что мой дядюшка, мазаринский прихвостень, подлейшим образом отнял у меня наследство. Бертран был старший, он мог заявить о своих правах. Если не он сам, то его дети. Правда, имея на руках мое заявление и деньги, дядюшка провел дело через всяких стряпчих, людей Мазарини, конечно, и тем кое-что перепало – и парламент утвердил его в правах. Но я не сдался. У меня есть толковый малый – адвокат Фрике, он начнет контр-процесс. После войны, разумеется.

– Я только не понял, зачем вы подписали заявление, которое требовал ваш алчный дядюшка?

– Я был пленник, точнее, мятежник, еще точнее, фрондер. А дядюшка – роялист, точнее, мазаринист. Это было время борьбы Конде с Мазарини. Мне угрожала смертная казнь. Правда, я надеялся, что заявление, подписанное под угрозой виселицы, сочтут недействительным, но парламентарии поступили так, как хотел кардинал. Там, кажется, и Фуке был замешан. Вот почему я хотел найти своих родственников. Уж лучше пусть им досталось бы наследство графов де Фуа, чем этому мародеру!

– Это точно! – закивал де Линьет, – У нас тоже зуб на вашего дядюшку. Господин де Фуа, моя сестра-близняшка – графиня де Фуа, представляете?

– То-то мне ваше лицо показалось знакомым, – заметил Серж, – Но у очаровательной графини нет усов, как у вас, виконт. Она, наверно, очень несчастна с таким монстром?

– Перестаньте! – сказал Оливье, – Я избавлю молодую графиню от мужа-монстра. Тогда и разберетесь со своими родственными связями. Серж, больше не пей агуардьенте. Разговор о генерале де Фуа заведет нас очень далеко. Мы допьемся до того, что последуют пьяные исповеди. Как магистр пьянки, я требую изменить тему. Пусть лучше Люк, господин Люк, если угодно, рассказывает о своем творчестве. Вы не умеете руководить подобной беседой, Ваше Пиратское вице-величество! Вот Рауль, я хочу сказать, Король Пиратов, очень ловко направлял беседу на нужные темы.

– А о чем вы говорили, пока нас не было?

– О пиратах мы говорили, – сказал де Линьет.

– И очень мрачно острил Пиратский Король, – заметил Серж, – Но я с тобой согласен. Итак, господа Пираты, джин-тльмены удачи, задавайте вопросы господину Люку.

– Можно я? – спросил де Линьет, – Скажите, господин Люк, вы писали женщин… обнаженных? – добавил он, покраснев.

– Наивный вопрос! – сказал Люк, – Впервые обнаженную модель я писал в возрасте нашего барабанщика.

– Так рано? – удивился де Линьет, – И она была вашей любовницей?

– Да нет же, – искренне сказал Люк, – Я даже не испытывал к ней вожделение. Меня больше интересовали рефлексы, светотени… пластическая анатомия.

– Так выпьем же за рефлексы и светотени! – предложил Оливье, – И, конечно, за обнаженных женщин! Представляете, какие рефлексы и светотени у пылких магометанок!

– Не искушайте меня, – сказал Люк, – Говорят, Коран запрещает изображение людей вообще, а обнаженных женщин тем более.

– Не только Коран, господин Люк, а и святейшая инквизиция запрещает писать обнаженных женщин.

– И те и те, по-моему, варвары и не понимают красоту, – заметил свободный художник.

– Да он еретик, – сказал вице-король.

– Не надо так шутить, господин де Фуа. Я художник. Я уважаю вашу профессию, извольте уважать мою!

– Продолжайте – и не обижайтесь. Я пошутил. Тема беседы очень приятная.

– Еще я копировал картину великого Веччелио Тициана ''Любовь Земная и Небесная''. Вы видели эту картину? Я ее обожаю. Любовь Земная изображена в образе прекрасной обнаженной девушки, а Небесная – ее символизирует дама в платье Эпохи Возрождения. Но моделью служила одна и та же натурщица.

– Помню, помню! – сказал Шарль-Анри, – Я видел литографию по этой картине Тициана у герцогини де Шеврез.

– Литографию делал мой отец, он был знаком с герцогиней, – заметил Люк, – А я сам сохранил только маленькую копию знаменитой картины. И то не в цвете, а сангиной. Если интересно, могу потом показать.

– Это весь ваш опыт изображения обнаженной натуры?

– Нас не очень-то приветливо встретил Париж. Отец был очень гордый и ни за что не снижал цену за свои картины. А унижаться перед богатыми заказчиками отец не мог. Такой уж человек был Бертран Куртуа по прозвищу Маэстро. Ниша оказалась занятой пробивными бездарями. Если я буду продолжать на эту тему, я разревусь как девчонка. Барон де Невиль прав – пьяная исповедь никому не нужна. Я пропускаю годы нищеты и одиночества и перехожу к тому дню, когда мне удалось спихнуть один заказ богатенькому буржуа. На радостях я устроил себе пир, а потом решил нанять натурщицу. Но я был гордец и дикарь, и знать не знал, где мои собратья находят натурщиц. Дальше уже забавно. Я очень хорошо знал, где гуляют ''веселые девицы''. Чувствуя себя в состоянии купить любую из них, я, однако, искал модель помоложе и помиловидней. Возле Ратуши я приметил смазливенькую девчонку, весьма изящную, с длинными светлыми волосами.

– Я знаю, о ком ты говоришь, – сказал Серж, – Это малютка Луизетта.

– Она самая, – ответил Люк.

– Девчонка в постели просто чертенок, – пробормотал Оливье, – Такие штуки выделывает!

Желторотые насторожились и, похоже, заинтересовались.

– Но когда этот чертенок понял, что я от нее хочу, она заломила такую цену, что я потерял дар речи.

– Маленькая хищница! – засмеялся Серж, – Как же она это объяснила?

– У моей модели в голове такая каша! Позировать художнику обнаженной она считает грехом, а отдаваться мужчине за деньги – работой. Представляете? Кроме того, пояснила девица, любовная игра не занимает столько времени, сколько сеанс живописи. Но все-таки я ее уговорил. Мне эти деньги достались тяжким трудом, но, хотя Луизетта меня бессовестно обобрала, и ей не повезло. Ее сожитель отобрал почти весь заработок бедной моей натурщицы. Потом я как-то бродил возле церкви на Гревской площади и опять встретил мою натурщицу. Она была на мели, я тоже. Но девушка оказалась великодушной и позировала мне бесплатно. У этих падших созданий иногда бывают порывы бескорыстия. И…что, может, не следовало говорить…если после первого сеанса у меня ничего с ней не было, то, что должно было случиться ранее… свершилось.

– Я думал… художники и натурщицы… всегда… это самое…

– Не всегда, господин де Линьет, не всегда, – сказал Люк, – Живопись так затягивает, что уже не до женщин. А в тот вечер я как раз что-то разленился, и работать не очень хотелось. Освещение было не то, я сделал рисунок углем, но до масла не дошло.

– У вас было мало белил!

– Вы правы, господин Гугенот. У меня их тогда вообще не было. А писать обнаженку без белил просто немыслимо. Как стрелять невозможно, не имея пороха. Кажется, у бедной девушки были неприятности с ее сожителем из-за меня. Тогда я ничего не знал об этом. Она рассказала позже. Я считал, что малютка раскаялась в том, что обобрала бедного художника и решила со мной рассчитаться по-честному. Эх, малютка Луизетта! Как-то она там?

– Так выпьем же за Луизетту! – предложил Серж.

Желторотые переглянулись, но все-таки присоединились к тосту Пиратов.