Текст книги "EuroMedika (СИ)"

Автор книги: Marina Neary

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

– Что это такое?

– Кассеты с фильмами. Наверняка, ты большинство из них уже видела. Там пару неплохих ужастиков, ну и научная фантастика. Ещё есть пару молодёжных комедий, но я… побоялся оскорбить твой интеллект. По словам начальника, ты не обычная шестнадцатилетка, а на порядок выше своих сверстников. Поверь мне, исходя от него, это нехилый комплимент.

Хейзел оторвала взор от лица своего собеседника и впервые оглядела своё окружение. Комната представлялa собой нечто среднее между больничной палатой и университетской общагой. Телевизор в углу, книжные полки, набитые беллетристикой, плакаты европейских рок групп на стенах.

– Почему ты такой добрый? – спросила она его. – Ведь мы, кажется, враги.

Мартин вновь присел на край койки, на этот раз ближе к пациентке, и снял с рук перчатки.

– Вражда не исключает сострадание. Иногда обостряет его. В начале первой мировой войны немцы и англичане устроили перемирие на Рождество и играли в мяч. Ты ко мне была добра. Я такие вещи не забываю. Будешь смеяться, но у меня сохранился окурок от того косяка.

Хейзел закатила глаза и покраснела.

– Ты рехнулся. Зачем тебе этот мусор?

– Потому что тот косяк был свёрнут твоими руками.

– Да ладно. Я тебе ещё накручу. Вот выберусь отсюда…

– Кстати, об этом…

Хейзел не понравился тон его голоса.

– Что? – спросила она нетерпеливо, сев на постели. – Что тебе известно?

– Я думаю, одних слов будет не достаточно. Лучше я покажу тебе наглядно.

Мартин приподнял край одеяла, обнажив ноги девушки. На правой лодыжке Хейзел увидела довольно массивный чёрный браслет. Её первым порывом было снять его. Она принялась тереть ступни друг о друга, точно ребёнок, пытающийся избавится от колючих носков. Мартин ей не мешал и лишь молча наблюдал за её нарастающей паникой.

– Убери, убери это гадость, – взмолилась она наконец.

– Ты даже не знаешь, что это такое и зачем. Успокойся. Я тебе сейчас объясню. Это новинка карательной системы, электронное устройство, надеваемое на подконтрольное лицо, находящееся под домашним арестом. Эту штуку изобрели гарвардские учёные лет тридцать назад, и только теперь власти решили к ней прибегнуть. Её, скорее всего, внедрят в массовое производство в следующем году. Пока что у нас несколько испытательных моделей. Не дёргайся. Я попытаюсь объяснить тебе механизм. Смотри, вот геометрический корпус с электронными компонентами, два ремня и комплект замка. Браслет периодически посылает сотрудницам правопорядка радиочастотный сигнал, сообщающий о перемещениях носителя. Например, если он выйдет за границы разрешённой зоны, контролирующие органы об этом узнают. Я догадываюсь, какие мысли у тебя сейчас проносятся в голове. Даже не пытайся снять браслет самостоятельно. Будут большие неприятности.

Девушка зажала рот рукой и глухо пробормотала в ладонь:

– Господи…

– В чём дело? Тебе больно? Браслет сидит слишком туго? Ремни можно расслабить. Или тебя возмущает вторжение в твоё личное пространство? Если тебе не нравится такой метод ограничения свободы, тебя могут посадить на цепь, как это делали в старые добрые времена.

Хейзел промычала что-то нечленораздельное. Мартин вдруг осознал, что она смотрела не столько на браслет, сколько на его руки.

– Всё ясно, – сказал он, выпустив её лодыжку. – Обещаю впредь не подходить к тебе без перчаток. Вообще-то мне пора. Отдыхай.

Устыдившись своей минутной слабости, Хейзел попыталась окликнуть его, но Мартин уже вышел из комнаты, закрыв дверь снаружи. Таким образом, девушка осталась под двойным замком: один – на двери, а другой – на лодыжке. В каждом милом, уютном штрихе её окружения чувствовалась издевка. Цветной телевизор с магнитофоном, книжные полки, платяной шкаф, туалетный столик с зеркалом, холодильник, набитый сельтерской водой. Тюрьма, в которой условия походили на домашние, подавляла психику ещё больше, чем камера при полицейском пункте, где она провела три ночи. У неё руки чесались взять банку газировки и запустить её в экран телевизора, зеркало или окно, но она подозревала, что мелкий акт вандализма не облегчит её злобу. На шум, скорее всего, сбежится медицинский персонал, и ей придётся повторно пережить сцену допроса. Выстрел боли в прооперированном локте немного отрезвил её. Некоторые время Хейзел лежала на тёплых простынях, закрыв глаза. Когда боль утихла, она вновь приподнялась на матрасе и неохотно полезла в ящик с кассетами.

========== Глава 20. Бред ==========

Подоконник в кабинете доктора МакАртура был усыпан пеплом. За ту неделю, которую Хейзел провела в институте, Дин выкурил больше сигарет, чем за последние десять лет. Его коллеги уже начали шмыгать носами и перешёптываться. Кэтлин Берн, миловидная тридцатилетняя юристка из Англии лично выразила беспокойство.

– Мы хотели убедиться, что у Вас всё в порядке, – сказала она, проводя яркими ноготками по предплечью доктора.

– Это королевское «мы»?

– Клиническое. Нам… мне лично кажется, что Вы слишком много на себя берёте. У Вас усталый вид. Вы плохо спите?

– Я сплю так, как может спать одинокий мужчина в холодной, пустой постели.

– Меня волнует Ваша бледность. Проверьте гемоглобин на всякий случай.

– A Вы очень наблюдательны, мисс Берн. Я тронут вашей заботой. Уверяю Вас, если работа загонит меня в гроб, то моя последняя мысль будет о Вас.

Теперь юристка точно знала, что дела были плохи. Дин МакАртур, этот прохладный аскет, никогда не позволял себе даже словесного флирта с коллегами. На этот раз он поймал её пальчики и пожал их, оставив на них запах табака. Это означало, что он действительно был на грани нервного срыва. Кэтлин не подозревала, что причиной перемен в поведении Дина была маленькая чернявая пациентка, поступившая в реабилитационный стационар.

Дин намеренно не установил камеру наблюдения в палату Хейзел, хотя ничего не было бы проще. Этот элемент загадки придавал игре особую остроту. Ему было приятнее фантазировать о том, чем занималась девушка в одиночестве, нежели следить за ней. Он пытался представить, в какой позе она сидит на кровати, какие фильмы смотрит, как расчёсывает волосы, часто ли просыпается по ночам, плачет ли, стоя под душем. Ему достаточно было знать, что маленькая ведьма, которую он хотел превратить в музу, находилась на территории института, дышала тем же самым фильтрованным воздухом, что и он.

Их первый лечебный сеанс пока не состоялся. Дин решил не надоедать Хейзел частыми визитами. Если бы он наведывался к ней в палату каждый день, она бы привыкла к его присутствию, и, возможно, нашла бы способ противостоять ему. Он предпочитал оставаться зловещей тенью. Его глодали противоречивые желания. С одной стороны, ему хотелось завоевать её доверие, но, с другой стороны, ему нравилось держать её в страхе, который вызывает неведение. В одной из восточных стран самым жестоким наказанием считалось выпустить осуждённого на волю и держать его в страхе казни. Человек никогда не знал, когда и в каком виде его настигнет кара. Многие осуждённые сходили с ума, прежде чем их настигал меч палача. А Дину было бы не на руку, если бы Хейзел окончательно рехнулась. Это нарушило бы его планы. Ему хотелось поделиться с ней всеми тайнами, но преподнести их в форме ребусов и дать ей возможность их разгадать.

Общался он с ней через Мартина. Это казалось безопасным вариантом. Дин помнил, с каким видом юный хирург покинул палату пациентки сразу после операции. Его угловатое лицо выражало усталость, досаду и даже некое омерзение. Мальчик только начал практику и ещё не научился скрывать эмоции. В его глазах, несомненно, Хейзел оставалась «чернявой шалавой», которую ему пришлось лечить. В глубине души Мартин наверняка досадовал, что травмы Хейзел не были достаточно сложными. Возиться с повреждённым локтем так скучно. Открытый перелом со смещением предоставил бы ему возможность испытать своё мастерство. Хейзел была его одной из первых пациенток, и пункция была одной из его первых операций, проведённых самостоятельно. Нельзя же начинать карьеру с удаления опухолей мозга. Дин считал, что общение с неприятной ему особой шло Мартину на пользу, закаляло его выдержку.

– О чём вы с ней говорите? – спросил Дин своего воспитанника однажды.

– О заживлении мягких тканей, – ответил юноша, пожав плечами. – О нервных окончаниях.

– Её это интересует?

– Не сказал бы. В основном я говорю, а она молчит. Должен же я что-то говорить, когда меняю повязку и обрабатываю шов. У этой оторвы дворянские замашки. Не знаю откуда. Если я буду выполнять свою работу молча, она возомнит, что я ей служу.

– Конечно, это недопустимо, – пробормотал Дин. – А она ни о ком не спрашивает? Её не совсем не колышет судьба того пьянчуги, который был с ней в машине, когда случилась авария?

Мартину пришлось подумать несколько секунд прежде чем ответить на вопрос.

– Её явно что-то колышет. В этом нет сомнений. А что именно – она ни в какую не признается, во всяком случае, мне. Если Вам это так интересно, пришлите к ней психиатра. Пусть поковыряется у неё в мозгу. Мне достаточно ковыряться в её суставах.

Дин приобнял воспитанника за плечи.

– Скажи мне правду: ты считаешь её примитивной? Она действительно глупа и ограничена?

Хирург устало взглянул в глаза своему начальнику.

– Вы уверены, что хотите услышать моё мнение? Таких, как она, не стоит спасать. Её даже на органы пустить нельзя. У неё наверняка все лёгкие прокурены, а печень воспалена от алкоголизма. Даже от этой дурынды Анастасии Уоррен больше толка. Впрочем, Вам как этику решать подобные вопросы.

– Я бы не задавал эти вопросы тебе, если бы мог ответить на них самостоятельно. А ты, мальчик мой, становишься настоящим женоненавистником. Браво!

Юноша поднял свой единственный зрячий глаз к потолку, точно моля высшие силы о вмешательстве, и направился в лабораторию.

В то же утро Дин пришёл в палату Хейзел с небольшим чемоданчиком.

– Тебе бы хотелось выйти на улицу? – спросил он.

Хейзел покосилась на свою лодыжку:

– С этой штукой на ноге?

– Она тебе идёт. Должна поместиться в сапог.

– А если я не хочу гулять?

– Так или иначе, тебе придётся это сделать. Я дал тебе достаточно времени успокоиться, привыкнуть. Теперь настала очередь выполнять мои указания.

Он разговаривал с ней спокойно и невозмутимо, без надрыва и сарказма, будто они были проверенными деловыми партнёрами, чем окончательно сбил девушку с толку. Она морально готовилась к очередной театральной исповеди, но у доктора МакАртура, похоже, закончились монологи.

– Умираю от любопытства, – сказала она, забравшись с ногами на кровать.

– Не надо умирать, дитя моё. Прекрати эти разговоры о смерти. У меня есть небольшая передача для твоих друзей из Никотинового Туннеля. Они наверняка будут рады тебя видеть. Несомненно, у них будут вопросы к тебе. Но ты девочка изобретательная, находчивая. Не сомневаюсь, что ты придумаешь правдоподобное объяснение своему отсутствию. Когда Логан увидит, что ты явилась не с пустыми руками, он тебя наверняка простит.

Дин раскрыл перед пленницей небольшой чемодан, в котором лежала куча ювелирных изделий, в основном серёжек в форме колец и гвоздиков.

– Что это за металлолом? – спросила девушка.

– Это не просто побрякушки, а волшебные талисманы. Они спасут работников и покупателей сувенирной лавки Логана.

– Спасут от кого? Или от чего?

– От порока.

– Каким образом?

Дин приложил холодный, пропахший табаком палец к губам Хейзел.

– Не задавай мне лишних вопросов. Ты сама узнаешь. Вернее, я дам тебе несколько наводок, которые помогут тебе разгадать механизм спасения. Если я сейчас раскрою все карты, будет неинтересно. Конечно, ты скажешь, что твои друзья не нуждаются в спасении, но я придерживаюсь другого мнения на этот счёт. К счастью, в их жизни произойдут положительные перемены. Спасение будет доставлено твоими руками. Я знаю, что ты не сделаешь ничего глупого, не сболтнёшь лишнего. Ты ведь хочешь, чтобы твой приятель продолжал идти на поправку. Он только открыл глаза. Если он их опять закроет – навсегда – будет жалко.

========== Глава 21. Медвежья услуга ==========

Вернувшись в свой чулан над сувенирной лавкой, Хейзел обнаружила, что он был занят. Из-за закрытой двери раздавались весьма специфические звуки. Прислушавшись, она поняла, что там было не двое, а, по меньшей мере, трое. Хриплые стоны Пита Холлера и визги двух девиц. Как они все умудрились поместиться там? Чья то пятка несколько раз ударила в дверь.

Вздохнув, Хейзел присела на фанерный ящик из-под фруктов. Этого стоило ожидать. Такое уютное гнездо не может долго пустовать.

– Наш любимый журналист пользуется успехом, – сказала гадалка Магда. – Он так горевал после твоего исчезновения, что его бросилась утешать вся женская половина театрального факультета. Не удивляйся. Теперь сюда ходят университетские фифы.

– Давно они там?

– Часа полтора. Эти две выдули хозяйский ром. Когда Логан узнает… – Магда затянулась сигареткой. – Об этом лучше не думать. Он последнее время ходит мрачнее тучи. Мы все в обиде на тебя, крошка. Две недели дёргались, не знали что с тобой.

Хейзел знала, что Магда лгала из великодушия. На самом деле Логану и всем жильцам «Никотинового тунелля» было наплевать.

– Я пыталась сообщить, что жива. Просто… не получалось. У меня были мелкие неприятности. Нужно было с ними разобраться.

– Почему у тебя рука на перевязи?

– Это одна из неприятностей. Видишь ли… меня сбила машина.

Магда не охнула от ужаса, но в её накрашенных глазах проскользнуло нечто похожее на сочувствие.

– Значит, не так сильно, если ты ходишь своими ногами.

– Мне повезло. Отделалась испугом и лёгким переломом.

Жилистое тело гадалки напряглось, когда страшная мысль посетила её.

– Надеюсь, ты не позволила фашистам себя искромсать?

– Нет. Что ты? Меня насильно привезли в скорую, но я оттуда удрала. Я знала, что пойдут расспросы, анализы крови и прочая фигня. Чувак, который меня сбил, даже не остановился. Полицейские бы наверняка попросили меня описать машину. А я легавых терпеть не могу. Ну я и смылась прям из палаты. Медсестра отошла на минуту, а я сорвала больничный браслет и дала дёру. Благо, ноги не пострадали. Унесли меня вовремя. В тот же вечер познакомилась с одним парнем на улице. Он вроде Логана. Живёт в северном районе рядом с университетом ЛаСаль. Он меня залатал. Наложил повязку с уксусом и мёдом.

Магда кивала одобряюще.

– Так, так… А грибной отвар с прополисом?

– И шоколадное печенье с гашишем. Как же без этого? Ещё мы помедитировали, поговорили с духами. У него есть такой барабан с косточкой. Ещё он подарил мне целебные бусы из Тайланда. Теперь я как новенькая.

Хейзел обнаружила, что ей было намного легче сочинять историю на ходу чем заранее продумывать. По дороге из института к своему бывшему пристанищу у неё в голове не могла удержаться ни одна мысль. За две недели заточения она забыла запах филадельфийских улиц и будто открывала для себя город по новой. А теперь, очутившись лицом к лицу с Магдой, она врала без запинки. В эту минуту выдуманный парень казался ей настоящим. Она видела его бритые виски, проколотые брови, золотой зуб и худые плечи в татуировках.

– Когда же мы познакомимся с этим чудо-шаманом? – прогремел хмурый баритон Логана. Он стоял в дверях, заполняя собой всё пространство. В руке у него была пустая бутылка из-под рома. – Я так и подумал, что у тебя медовый месяц с кем-то. Как видишь, твой чулан уже занят.

– Ничего. У меня есть новое пристанище. – Хейзел поёжилась и опустила голову. – У меня всё прекрасно. Я очень счастлива. Что, собственно, и хотела вам доложить. Не волнуйтесь обо мне.

Логан сделал несколько тяжёлых шагов вперёд и склонился над девушкой, от чего она ещё больше съёжилась.

– Если ты счастлива, то почему тогда бубнишь под нос и отводишь глаза? Ты явно что-то не договариваешь.

На выручку Хейзел пришла Магда. Гадалка-трансвестит была одной из немногих, которые позволяли себе пререкаться с Логаном.

– Оставь девчонку в покое. Она пострадала. Не видишь что ли? Еле вырвалась из лап фашистов. Они уже было привязали её к койке и собирались пичкать химией и резать. Это же почти что побег из восточного Берлина. А ты ей допрос устраиваешь. Лучше плесни ей чего-нибудь.

– Мне и плеснуть ей нечего, – съязвил Логан горестно. – Новые подружки Холлера опустошили мою заначку. Эти сучки из женского клуба опустошили студенческий городок и добрались до Южной улицы.

Гадалка подёрнула плечом и ушла к себе в комнату. Через минуту она вернулась с огромной бутылкой виски наполненной на три четверти.

– Выпьем за благополучное возвращение нашей девочки.

Стоило Магде открыть бутылку, как на запах виски сбежались жильцы. Татуировщик притащил стопку пластмассовых стаканчиков.

Обитатели чулана не присоединились к возлиянию. Судя по заглохшему шороху, все трое спали. Честно говоря, Хейзел не горела желанием увидеть своего бывшего спутника.

– Я пришла не с пустыми руками, – сказала она после первого глотка. – Мой новый парень передал вам кое-какие сувениры, – с этими словами она раскрыла чемодан, представив всеобщему взору сверкающее содержимое: – Он мастер ювелирных дел. Делает браслеты и серьги на заказ. Может сделать кулон с любым знаком зодиака. Я рассказала ему про лавку Логана, и он передал пару бесплатных украшений. Сказал, что если понравится, он может ещё сделать, уже на продажу. Так что, налетайте, ребята. Не каждый день вам предлагают халявные цацки.

Ей не пришлось повторять приглашение дважды. Грязные, волосатые руки тут же полезли в чемодан. Жильцы «Никотинового туннеля» выхватывали из груды украшений гвоздики и кольца и тут же вставляли их себе в уши, ноздри, губы, языки. Если им не хватало дырок на теле, они их тут же прокалывали. Опустошив чемодан и бутылку с виски, они быстро забыли про Хейзел. Кто-то врубил музыку на полную катушку, от чего задрожали стёклa и заплясала разбитая люстра.

Единственным человеком, который не принял участия в попойке, был сам хозяин квартиры. Логан по-прежнему хмуро наблюдал за весельем. Когда девушка молча закрыла опустошённый чемодан и выскользнула из прокуренной квартиры, он не предпринял никакой попытки её остановить. Он даже не подошёл к окну, чтобы проследить в каком направлении она шла. В его сердце засела какая-то необъяснимая обида на девчонку. Обижался Логан крайне редко, а потому и не привык бороться с этим чувством. Маленькая неблагодарная тварь прожила у него несколько месяцев и так бесцеремонно самоустранилась. Как быстро она отказалась от его братской опеки, как только на горизонте замаячил какой-то кретин. В Гарлеме у Логана осталась младшая сестра Беренис, ровестница Хейзел. Он не сомневался, что девчонка уже вовсю вела половую жизнь. Быть может, она уже успела залететь и родить, а может даже и за решёткой посидеть. Его бы очень удивило, если бы ему сказали, что Беренис учится в десятом классе, как и положено девушке её возраста, и поёт в церковном хоре. Сколько раз он думал о том, чтобы забрать сестрёнку из Гарлема под своё крыло и перевезти её в Филадельфию, но для этого ему бы пришлось бы вернуться в дыру, в которой он родился, и выйти на связь со своими родичами, а к этому он всё никак не мог морально подготовиться. Они бы начали требовать деньги и упрекать его за годы молчания. Сестру он видел всего несколько раз, и её внешность внушала ему тревогу. У Беренис была светлая кожа и прямые волосы, так как её отец был русским иммигрантом из Брайтона, если верить рассказам матери. Хейзел своим цветом лица и мелким телосложением напоминала Логану сестру. Нет, всё это было глупо и нелепо. Когда торговец наркотиками начинает сентиментальничать, лучше погасить свет.

«Эта дура ещё вернётся, – подумал он. – Она ещё будет умолять, чтобы её пустили обратно в чулан.»

========== Глава 22. Это убьёт то ==========

По дороге обратно в институт девушке вдруг стало дурно. Голова и ноги налились свинцом. В глазах помутнело, будто их щедро смазали вазелином. Выпитое спиртное подступило к горлу, обжигая пищевод. Челюсть и виски сковала тянущая боль. Какое-то время она стояла на проезжей части, покачиваясь из стороны в сторону, точно тростник. Из открытых окон машин на неё сыпались проклятия. В конце концов, какой-то сердобольный бомж схватил её за руку, вытащил на тротуар и уложил на скамейку, уговаривая её точно больного ребёнка. Его голос показался ей знакомым.

– Джоул? – позвала она сонно. – Это ты, старина? Где твоя гитара? Где ты провёл зиму? Тебя ещё не вытурили из приюта за хулиганство?

Она растянулась на холодных досках, подложив под голову пустой чемоданчик. Сквозь мигрень она слышала, как вокруг неё ворковали голуби. Царапучие лапы топтались по ней. Несколько раз ей показалось, будто клюв впивался ей в щёку. В то же время, ей не хватало сил пошевелиться, чтобы разогнать птиц.

Когда Хейзел наконец пришла в себя, уже стемнело. Часы на городской ратуше показывали половину девятого. Её немытый спаситель куда-то испарился, предварительно сняв с её шеи единственную серебряную цепочку, не тронув амулеты из дерева и кости. Значит это был не Джоул. Её знакомый старик ни за что бы так не поступил. Он прекрасно отличал добро от зла, и не мог отличить серебро от цинка.

Добравшись до института, она обнаружила, что вход в стационарное крыло был уже закрыт, что вынуждало её воспользоваться служебным входом, который охранял Блейк Четти. За всё своё пребывание в институте, Хейзел удавалось избегать встреч с этим злобным индусом. На этот раз ей пришлось выслушать немало красочный эпитетов в свой адрес. К счастью, приступ, случившийся с ней на улице, притупил эмоции. Вяло ухмыляясь и кивая, она разрешила ему проводить себя по тёмному коридору в кабинет нарколога. Дин, по своему обычаю, стоял у открытого окна с сигаретой. Очевидно, он не считал нужным скрывать свой порок от инженера.

Перед тем как толкнуть Хейзел через порог, Блейк сжал ей затылок и шею так что у девушки хрустнули позвонки.

– Доктор МакАртур, я привёл Вам Вашу оборванку.

– Благодарю Вас, мистер Четти. Вы свободны.

– Свободны, – буркнул инженер. – Забавное словечко.

«Вот оно, гнездо филина, в котором зарождаются самые гнусные замыслы», – подумала Хейзел. В то же время, в кабинете нарколога не было никаких внушающих ужас предметов вроде колб с формированными человеческими зародышами или плакатов, изображающих человеческие внутренности. Эта комната не походила на берлогу сумасшедшего учёного. Голые стены покрашенные в бледно-голубой цвет сами по себе вызывали ноющую тревогу, от которой по коже пробегал холод.

– Мы о тебе волновались, – сказал Дин, оставшись наедине с девушкой. – Весь персонал. Если бы не твой браслет, мы бы уже пошли тебя разыскивать.

– Я выполняла Ваше поручение, – ответила Хейзел. – Я пешком добиралась до Южной улицы и обратно. Мне даже не дали денег на метро.

Дин нервно провёл тонкими пальцами по губам, точно пытаясь стереть ухмылку.

– Я прекрасно знаю сколько времени отнимает на дорогу отсюда до твоего бывшего притона. Помни, мне доводилось наблюдать за тобой. Я видел, как ты бегала по городу всю зиму, перепрыгивала через сугробы. Ты – дитя улиц. Тебе не нужен общественный транспорт. Ну да ладно. Главное, что ты вернулась в целости и сохранности. Хочешь услышать что-то забавное?

– На ночь глядя?

– Я хочу тебе что-то рассказать и показать. Сегодня вечером волновался я, а сердцебиение нарушилось у Кена Хаузера. Странно, правда? – Дин развернул лист с кардиограммой. – Тебе наверняка это ничего не говорит. Будто курица лапой нацарапала. Правда? А кардиолога состояние Кена взволновало не на шутку. Похоже, мои переживания передались пациенту. Как это объяснить с научной точки зрения? Это своего рода психосоматический симбиоз. Мы с Хаузером успели сблизиться. Смотри, если в следующий раз опоздаешь, у твоего друга и вовсе остановится сердце.

Что она могла сказать ему в ответ? Назвать его убийцей? Как-то несолидно. Хейзел зареклась не плеваться и не топать ногами.

– Я вернулась поздно, потому что по дороге домой мне стало плохо и пришлось отлежаться в парке на скамейке.

В серо-голубых глазах Дина загорелся живой, победоносный интерес.

– А ты знаешь почему тебе стало плохо?

– Наверное, я потеряла много крови во время операции. Вы отдали меня в руки своему одноглазому мяснику.

– Ничего подобного. Юный доктор Томассен – великолепный хирург. Ты потеряла не больше крови во время операции, чем ты теряешь каждый месяц естественным путём. Когда ты пришла к своим старым друзьям, они тебя чем-то угостили?

– Мы выпили несколько рюмок рома и виски. Что из этого? Не в первый раз.

– Но на этот раз тебе стало плохо как никогда. У тебя закружилась голова. Тебя затошнило. Что изменилось? Думай, – Дин сиял, точно ведущий телевизионной викторины. – Скажу тебе в утешение – эти симптомы не у тебя одной. Все твои приятели валяются на полу с мигренями, во всяком случае, те, которые поспешно нацепили дареные побрякушки.

Прислонившись спиной к стенке, Хейзел провела ладонью по лбу.

– Ни черта не соображаю. Оставьте меня в покое.

– Не оставлю.

– Вы же сами сказали, что гуманитарный склад ума – это диагноз. Значит, по Вашим меркам я неизлечимо больна. Неужели Вам приятно вести беседу с интеллектуальным инвалидом?

– Я не прошу тебя решить биохимическое уравнение. Я прошу тебя подключить логическое мышление. Логика – это тоже из области гуманитарии. Думай.

Хейзел с трудом подняла опухшие веки.

– Я выполнила Ваши указания. Что Вам ещё надо?

– Я хочу, чтобы ты соединила точки, научилась мыслить как учёный, даже если ты не хочешь постигнуть точные науки. Твоим друзьям резко подурнело. Сначала они вставили себе гвоздики, а потом напились. Ты до сих пор не поняла?

– Дело в гвоздиках, – выпалила Хейзел наобум. – Значит, они не простые.

– Ну, слава тебе, Господи! Наконец-то до тебя дошло. Можно медаль выдавать. Эти железяки – крошечные жандармы. На вид в них ничего особенного, но они выделяют в организм вещества, которые взаимодействуют с продуктами распада спирта, тем самым вызывая довольно тяжёлые побочные эффекты. Острота неприятных ощущений зависит от содержания алкоголя в крови. Твои друзья не подозревают, от чего им стало дурно, но этот эпизод им хорошо запомнится. У них закрепится неприязнь к спиртному. Вскоре их будет тошнить от одного запаха спиртного. То, что раньше казалось сладким нектаром, станет ядом.

Хейзел покачала своей всё ещё болевшей и затуманенной головой.

– Пасьянс не сходится. Я не надевала ваши дьявольские побрякушки. У меня в ушах те самые кольца, с которым я ушла из дома. Я их ни разу не вынимала.

Дин взял вялые руки девушки в свои и подвёл её к креслу.

– Присядь. Тебе будет легче переварить факты, которыми я с тобой сейчас поделюсь. Во время операции доктор Томассен вшил тебе в локоть небольшую спираль, сделанную из того же самого материала что и украшения. Разница в том, что тебе не так просто избавиться от своего жандарма, так как он вживлён в твою плоть.

– Я так и знала, – вздохнула Хейзел со смесью досады и облегчения. – Уж больно тщательно он разглядывал мой локоть. Сначала я списала это на собственную паранойю.

– Не сердись на него. Доктор Томассен не сделал ничего противозаконного. Он лишь выполнял указания. Перед выпуском из тюрьмы ты подписала согласие на лечение. Ты дала разрешение на любые целесообразные меры. Я не видел другого способа освободить тебя от твоих пагубных привычек. Надо было как-то рассеять этот едкий туман вокруг и внутри твоей головы.

Хейзел лишь рассмеялась не разжимая губ.

– Пойми, дитя, – продолжал Дин, устроившись напротив девушки, – человек порочен по своей натуре. Перевоспитать его можно только путём наказания. Вот почему богословы так щедро сдобривают свои проповеди описанием ада. В восточной Европе эту методику уже применяют с отменным успехом. Да, попадаются случаи с печальным исходом. Не все пациенты выдерживают такого лечения. Некоторые сходят с ума, накладывают на себя руки, но всё равно, побед больше чем поражений. Сколько людей погибает от цирроза печени, инсульта, передозировки и алкогольного отравления. Я уже молчу про аварии на дорогах. Пока в просвещённой Америке будут алкоголиков и наркоманов посылать в курортные реабилитационные центры, где их будут лелеять и гладить по спинке, проблема зависимости не будет устранена. Если мы научимся побеждать порок, используя страх и боль, единственные проверенные мотиваторы, то отпадёт необходимость в этих курортных вытрезвителях, которые высасывают кучу денег и выпускают людей ещё более немощными. Наркология перевернёт психиатрию с ног на голову. Это убьёт то. Грядёт революция, и наш институт будет в первых рядах.

С этими словами он открыл дверцу шкафа и извлёк бутылку ликёра. Вынув пробку, он поднёс её к носу девушки.

– Уберите, – простонала она чуть слышно, чувствуя как волна тошноты опять подступила к горлу, а в ушах опять завыли гудки машин. – Уберите эту гадость.

– Гадость, говоришь? Как быстро птичка сменила свой мотив. Ещё вчера ты бы выхватила бутылку у меня из рук и выхлестала содержимое одним залпом. Одного лечебного сеанса хватило, чтобы отбить у тебя эту напасть раз и навсегда. Скажи мне после этого, что мой метод не гениальный? Ты видишь, как я люблю тебя, какими секретами делюсь с тобой.

– Если это любовь, то как выглядит ваша ненависть?

– Почти так же. Моя ненависть – та самая отвергнутая любовь. Впрочем, я к этому привык. Юный доктор Томассен продолжает отвергать мои отцовские чувства. Не знаю, рассказал ли он тебе свою историю, но пятнадцать лет назад я вытянул его из могилы. Похоже, он этому не слишком рад. Он зол на меня за то, что я не дал ему умереть, что я вынудил его жить в этой… своеобразной оболочке. Но я не мог поступить иначе. Так было угодно Богу, чтобы именно я ехал в машине, в которую врезалась его мать. Я никогда не горел желанием завести собственных детей, потому что знал, что не смогу их полюбить так, как Мартина. Все душевные силы уже были отданы ему. Я также знал, что мальчишка никогда не ответит мне взаимностью. Он до сих пор бредит встречей со своим родным отцом – человеком слабым, трусливым и недостойным.

Хейзел сидела, понурив голову. Когда Дин осторожно сжал её горячее, влажное лицо руками и слегка приподнял его, он увидел, что её глаза были закрыты. У него промелькнула мысль поцеловать её, но он ограничился тем, что провёл большим пальцем по её растрескавшимся губам. Возможно, это было и к лучшему, что она нe расслышала большую часть его монолога.

========== Глава 23. Два женских мозга созданных отдельно ==========