Текст книги "EuroMedika (СИ)"

Автор книги: Marina Neary

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Мартин продолжал сидеть на краю стола. Дин вытянул шею и осмотрел свежий шов на лбу, который юноша сам наложил. Рана затягивалась удачно. Никаких признаков нагноения не было.

– У Вас душно, начальник, – сказал Мартин. – Я бы на вашем месте открыл окно.

– Чтобы ты мог меня из него вытолкнуть? Ищи дурака. Я знаю, ты об этом только и мечтаешь. Ты думаешь, твоя жизнь станет сказкой, если меня в ней не будет. В каждом юноше заложен импульс отцеубийства.

Дин скомкал страницу черновика и игриво швырнул в подопечного. Мартин резво перехватил бумажный шарик в воздухе.

– Раз уж разговор зашёл про отцов и детей.

– О боги… Ты опять за своё?

Мартин повернулся лицом к своему покровителю.

– Я Вас который раз прошу познакомить с моим настоящим отцом. Вы же знаете, кто он. И у меня странное чувство, что он тоже обо мне знает. Да, я в курсе, что у него семья.

– Весьма неблагополучная, – подчеркнул Дин. – Уверяю тебя, это не такая семья, в которой ты бы хотел родиться и вырасти.

– Я вовсе не собираюсь добавлять ему стресса и навязывать ему своё общество.

– Это ты сейчас так говоришь. А потом будешь ездить с ним на рыбалку, ходить с ним на стриптиз, a я буду жутко ревновать. Ведь ты мой мальчик. Я воспитал тебя.

Развернув бумажный шарик, Мартин принялся рвать его на куски.

– Почему Вы всё обращается в шутку?

– Потому что вся жизнь – шутка. Нелепая, жестокая, уродливая шутка. Ты слишком редко выходишь за пределы института. Тебе не терпится узнать, кто твой отец? Так и быть, я подскажу тебе. Ты с отцом уже несколько раз встречался. И он за все эти годы не удосужился представиться. Ему, по большому счёту, наплевать на тебя так же, как и на законных детей. Просто от них ему сложнее отделаться. Он не признал тебя, когда ты родился. Он не помогал твоей матери после того, как наигрался ей. Он ни разу не навестил тебя в больнице. Неужели тебе это ни о чём не говорит? Ты не нужен ему, даже со всеми своими достижениями. Возможно, через пару лет он попадёт к тебе под нож. Чем чёрт не шутит? Пойми, мальчик мой, ты только нужен своим пациентам, которые пекутся о собственных шкурах. Хирург – это почти Бог. Ты до сих пор мне не веришь?

Не дожидаясь ответа, Дин открыл верхний ящик стола, достал жёлтую папку и положил Мартину на колени.

– Это мне?

– Кому же ещё? Я всё искал подходящего момента показать тебе эти фотографии пятнадцатилетней давности. До и после. Посмотри в каком виде тебя привезли в институт. Надеюсь, тебя это отрезвит, и ты перестанешь искать оправдания биологическому отцу.

========== Глава 15. О том как опасно прятать свои секреты в папке ==========

Олд Сити, исторический район Филадельфии – март, 1982

К середине марта жители Персиковой улицы начали потихоньку снимать рождественские украшения с окон и дверей своих домов. На смену снеговикам и красноносым эльфам пришли зелёные ирландские гномы, которых выставляли на день Святого Патрика. Этим гномам суждено было проторчать под дождём ещё до апреля. За несколько дней до Пасхи их должны были заменить на розовых зайчиков с плетёными лукошками. Так или иначе, фасад старинных построек никогда не оставался пустым.

По вымощенному тротуару шли три девицы, одетые не по сезону легко. Поверх коротких платьишек в стиле поло на них были свитера с логотипом престижного женского колледжа «Брин Маур». Звали их Кэрол Кинг, Эмили Лорд и Тереза Лазарро. У всех трёх были мелко завитые, мышинно-русые волосы, затянутые в хвосты. Со спины их можно было различить только по цвету махровых резинок.

– Не знаю, может, это проявление снобизма, – говорила Кэрол, будущая журналистка, – но меня выворачивает при виде эти картонных уродцев. Должен же быть какой-то закон против такого варварства. Сто лет назад здесь жила филадельфийская элита. А теперь? Жлобы с биржи.

– Это лишний раз доказывает, что за деньги вкус не купишь, – поддержала подругу Эмили, будущая преподавательница зарубежной литературы. – У моего парня комната в общаге и тo обставлена приличнее.

– Этих пластмассовых оленей я видела в пригороде Нью-Джерси, – добавила Тереза, которая ещё три раза меняла специальность и потому и потому оставалась на пятый год чтобы наконец закончить бакалавр в психологии. – У них рожки мигали огоньками. Если долго смотреть, то можно получить эпилептический приступ.

Чтобы подчеркнуть своё пренебрежение к своим рабочим итальянским корням, Тереза передёрнулась, точно её ударило током. Её подружки скопировали её движение и потешный звук, который она издала губами. «Брррр!»

Они остановились у кирпичного викторианского дома, в котором жила их подруга Лили Гардинер со своей овдовевшей мамой, преподававшей историю искусств в том самом колледже. Их дом был единственным, который ничего не украшало кроме венка из сосновых веток на двери. У Лили был день рождения, и она решила отметить его в скромном домашнем кругу, как и завелось после смерти отца. Студенток немного удивило то, что дверь открыл Кен Хаузер, который не попадался им на глаза с тех пор, как его выгнали из команды и лишили стипендии. Значит, Лили его не бросила, хотя у неё на это были веские причины. Их любовь побила все рекорды. Эти двое были вместе с шестого класса. Быть может, этим они были обязаны тому, что отучились в разных школах, а потом поступили в разные университеты, встречаясь по выходным. В их отношениях не наступило той пагубной бытовой фамильярности. По крайней мере, Лили ни разу не застукала своего возлюбленного за изменой. В том, что Кен ходил налево, её подружки не сомневались. У игрока в лакросс слишком много искушений. В будущем Лили ждало грубое пробуждение, если она действительно собиралась выходить за него замуж. Если бы они поселились вместе, ему было бы труднее скрывать свои амурные похождения. А может, они уже расстались, и Лили позвала его в качестве дворецкого, чтобы он открывал дверь и помогал гостям снимать верхнюю одежду? Девушки отметили, что за последние несколько месяцев он изменился внешне, и далеко не в лучшую сторону. Его щёки украшали ядрёные фурункулы, а кожа имела нездоровый желтоватый оттенок.

– Где именинница? – спросила Кэрол, бесцеремонно передавая ему коробку с тортом.

– У себя в комнате, – ответил Кен равнодушно. – Ругается с матерью, как всегда. Никак не может выбрать наряд.

Девушки одна за другой побросали на него свои свитера и расположились в гостиной. Вместо того чтобы развесить их одежду по крючкам, Кен свалил всё в кучу под вешалку. Перед тем как поставить торт в холодильник, он нарочно встряхнул его, чтобы крем размазался о стены коробки. Эх, невесело быть единственным парнем на празднике! Кену очень не хватало покойного профессора Гардинера, с которым он неплохо ладил и чьё присутствие скрашивало этот курятник. Даже кавалер Эмили Лорд не пришёл. Кену предстояло одному сражаться с этой лавиной эстрогена, которая была вот-вот готова обрушиться на него. Он проклинал себя за то, что забыл плеер с наушниками дома. Из гостиной до него долетали обрывки женской беседы.

Тем временем Лили и её матушка находились в спальне на втором этаже, пытаясь решить вопрос с нарядом для именинницы. Сорокапятилетняя Эллен Гардинер стояла у распахнутого окна с ментоловой сигареткой и давала указания своей дочери, которая сидела на кровати в нижнем белье, скрестив покрытые пупырышками руки на груди. Её белокурые волосы были завиты крупными волнами и прихвачены по бокам заколками с хрусталём. Отвергнутые наряды валялись по всей комнате.

– Дорогая, ты слишком стараешься, – говорила вдова. – Мне никогда не нравилось это красное платье с вырезом на спине.

– Мам, мне двадцать два года. Можно я сама решу в чём мне принимать гостей?

– Твой туалет – это крик отчаяния. Надень что-нибудь попроще. Ты будто пытаешься вернуть парня, который уже давно не твой. Кен к тебе давно охладел. Все это признают кроме тебя. Только не вздумай плакать, а то тушь потечёт. Я говорила тебе не красить глаза так жирно.

– Мам, дай мне одеться, – взмолилась будущая юристка. – Уже гости внизу.

– Ничего, твои подруги подождут. Кен их развлечёт, не сомневаюсь. То, о чём я с тобой говорю сейчас, важно. Девочка моя, когда ты наконец посмотришь на вещи трезво? Сколько можно цепляться за школьную любовь? Ты уже десять лет на него потратила. Так долго встречаться неприлично.

Лили подняла на мать свои бледно-голубые глаза.

– А что тогда прилично? Скажи мне? Не все же такие, как ты. Ещё двух лет не прошло с папиной смерти, а у тебя уже любовники.

Эллен Гардинер потрясла сигаретой над головой дочери.

– Я твоего отца держала за руку до последней минуты. Я пропустила церемонию вручения наград, пока он лежал в больнице. Я заслужила право немного пожить для себя. Сколько мне лет осталось? И вообще, мы говорим не обо мне, а о тебе. Кен вообще знает, что это ты донесла на него?

– Господи, мама, как ты можешь задавать такие вопросы? Если бы Кен знал, его бы тут сейчас не было. Я поступила так, как считала нужным. Я боялась за его здоровье. У него всегда была чистая кожа, а тут вдруг полезли фурункулы, и не только на лице, но и на спине, на животе. Пожелтели белки глаз. Поднялась температура. Более того, он стал вспыльчив, агрессивен. Он таким раньше не был. Вот я и пошла к тренеру. Что бы ты сделала на моём месте, мама?

Эллен дёрнула оголённым плечом.

– Я бы давно нашла себе другого кавалера. Впрочем, ты знала, что я это скажу. Если ты свяжешь судьбу с Кеном Хаузером, тебе придётся всю жизнь его пасти, спасать от самого себя. У тебя не будет времени ни на учёбу, ни на работу, ни на развлечения. Ты будешь дёргаться каждую минуту. А что, если Кен наглотается таблеток? А что, если он сядет пьяным за руль?

– Мам, не наезжай на него так. У него сейчас много стресса. Он готовится к поступлению в мединститут, собирает документы.

– Никуда он не поступит, и ты сама прекрасно знаешь. У него по биологии слабая тройка. Он за четыре года не научился решать элементарные уравнения по химии. Я недавно обедала с его профессором. На прошлой неделе его уличили в жульничестве. Он написал формулы на ладони перед контрольной. Говорю тебе, Кен – неудачник. Он не может играть в лакросс без стероидов и сдавать экзамены без шпаргалок. Тебе нужен такой мужчина рядом? Ты ещё будешь умалять перед ним свои достижения, чтобы он не комплексовал. Твой бедный отец в могиле ворочается. Твой отец был настоящим мужчиной. Он не боялся сильной, успешной женщины, потому что сам был успешным.

Лили, которая выслушивала подобные мысли не в первый раз, стиснула кулаки и вытянулась как струна.

– Мамуля, – процедила она сквозь зубы, – я знаю, папа был идеалом. Вот почемy ты так быстро нашла ему замену. Но опять же, мы говорим не о тебе, так как сегодня день рождения у меня. Не порть мне настроение. Ладно? Иначе, клянусь, я больше не буду отмечать дома. В следующий раз я возьму Кена и друзей, и мы пойдём в бар.

Эллен покачала головой, выбросила окурок в окно и оставила дочь одну. Через несколько секунд она уже приветствовала гостей нараспев. Студентки «Брин Маур» по очереди обнимали её и хвалили её внешний вид. Кен наблюдал за этой сценой из коридора, сжимая в руке банку пива, которую принёс с собой, зная, что на вечеринке не будет ничего, кроме грейпфрутовых коктейлей.

– А всё-таки, где же именинница? – спросила Кэрол, когда эйфория от встречи немного улеглась.

– Она весь вечер готовилась к экзаменам, – ответила Эллен. – Выпила два котелка кофе.

В эту минуту на втором этаже сердито хлопнула дверь. Именинница спустилась к гостям в чёрной водолазке, растянутых спортивных штанах, без макияжа и затянутыми в неопрятный пучок волосами. На ногах у неё чавкали шлёпанцы. Подружки смотрели на неё с недоумением.

– Наша Лили будет единственной натуральной блондинкой на юридическом факультете, – вставила Эллен, придя на выручку дочери. – У неё волосы не потемнели с младенчества. Её покойный отец говорил, что они у неё станут пшенично-русыми. А они как были льняными, так и остались.

Даже не посмотрев на мать, Лили вяло обняла однокурсниц.

– Еду должны доставить минут через пятнадцать. Надеюсь, вы голодные. На этот раз французская кухня.

Лили направилась к винному шкафу чтобы выбрать подходящую бутылку мерло. Пока она читала наклейки, Кен выбрался из своего укрытия и подошёл к ней из-за спины.

– С днём рождения, – буркнул он ей в ухо, легонько массируя ей шею. – Твоя маменька смотрит на меня как Геббельс на евреев.

– Не говори гадости. – Лили дёрнула плечом, сбрасывая его руку. – Она просто занята продажей нашего загородного дома.

– Она таки решила его продавать?

– А зачем он нам? Пока папа был жив, он туда ездил на рыбалку. Сейчас дом круглый год пустует. Естественно, мама дёргается, следит за рынком, чтобы не прогадать. Ты когда-нибудь пытался продать кусок недвижимости?

– Я однажды пытался продать старый телевизор через газету, – вякнул Кен. – Попытки мои не увенчались успехом, и пришлось отнести развалюху на свалку.

– Тоже мне, сравнение! Если не можешь сказать что-нибудь умное, лучше промолчать.

– А если я буду молчать, ты обвинишь меня в безразличии. Да будете тебе известно, я твоей маме приготовил небольшой сюрприз.

Встревоженная не на шутку, Лили резко обернулась.

– Выкладывай. Что ты там задумал? Перед тем, как показывать сюрприз маме, я хочу сама его одобрить.

– Помнишь, как она говорила, что ей нужен хороший фотограф, который бы мог снять дом изнутри для рекламы? Ну вот, я нашёл подходящего человека. Будет совсем недорого.

Дружелюбный жест кавалера ещё больше взбесил девушку.

– Господи, ты же знаешь, что деньги – не вопрос. Мама согласна заплатить прилично за профессионала. Ты хоть видел портфолио этого чувака?

– Не видел. Но чувствую нутром, что портфолио обалденное. И вообще, это не чувак, а девчонка. Совсем молодая. Лет шестнадцать.

– Мне не нравится, как всё это звучит. Маме нужен проверенный человек со стажем, который знает, как фотографировать недвижимость. Там надо не только стены снять, но и сам участок, с речкой и природой. Нам не нужна малолетка, которая готова работать за гроши. Ты уж перед ней извинись.

– Поздно извиняться.

– Что значит поздно?

– Она уже здесь.

– Как здесь?

– Прибыла. Я ей дал адрес и велел подойти.

– Ты шутишь!

– Не шучу, ей Богу! Посмотри в окно. Она уже тут.

Побледнев, Лили выглянула на улицу и чуть не уронила бутылку с вином. У входной двери стояло маленькое, тёмное, кудрявое существо в наряде из синих оборок и полосок чёрной кожи. На шее у неё висел фотоаппарат, а под мышкой была папка.

«Может, притвориться что никого дома нет?» – промелькнула мысль в голове у Лили.

Но Кен уже бросился в прихожую открывать дверь.

– Заходи! – раздался его радушный, чуть нетрезвый голос. – Добро пожаловать. Надеюсь, ты нашла адрес без проблем?

– Без проблем, – ответила девушка. – Ты всё очень ясно объяснил. Мне разуваться?

– Не надо. Тут все свои, – положив ладонь на спину гостьи, Кен провёл её в гостиную. – Дамы, знакомьтесь. Перед вами талантливейший юный фотограф Филадельфии. Её зовут Хейзел. А фамилия? Творческим людям она не нужна. Миссис Гардинер, это мой подарок вам в честь дня рождения вашей дочери. Эта малютка взялась фотографировать ваш загородный дом.

– Приятно познакомиться, – сказала Хейзел, протянув смуглую ладошку.

Эллен вздрогнула, будто ей предложили погладить грязного котёнка.

– Боже! – взвизгнула она. – Мне нечего предложить нашей маленькой гостье кроме апельсиновой газировки. Кен, ты всегда в своём репертуаре. Как сюрприз, так сюрприз.

Пока Эллен рылась в холодильнике в поисках безалкогольного напитка, Кэрол наклонилась и цыкнула на ухо Эмили:

– Что я тебе говорила? Вот с такими созданиями Кен ошивается. А Лили упорно прячет голову в песок. Теперь он водит своих шалав в дом её матери.

Тем временем, Лили решила устроить нежданной гостье небольшой экзамен.

– Если ты так интересуешься фотографией, ты наверняка была на последней выставке в институте искусств.

– Ну да, – поперхнулась девушка. – Разумеется, была.

– Ну, и чья работа тебя больше всего впечатлила?

– Они… они все очень впечатляют.

– Это не серьёзный ответ. У тебя, как у профессионала, должны быть свои вкусы и предпочтения. Ты должна была запомнить несколько имён. Своих кумиров и конкурентов надо знать.

Хейзел взглянула на Кена, точно моля о помощи, но у бывшего капитана вид был такой же запутанный. Честно говоря, такой поворот событий его удивил. Он не ожидал, что его невеста устроит малолеткe такой брутальный допрос. A теперь он скрывал смущение тем, что потягивал пиво и блуждал взором по потолку.

– Этих имён было слишком много, – пробормотала Хейзел наконец. – Они все перемешались у меня в голове. Когда приходишь на выставку, глаза разбегаются.

Лили сухо кивнула.

– Ясно. Тогда ответь мне. Если в городе столько прекрасных фотографов, то почему выбор моей мамы должен остановиться именно на тебе? Надеюсь, мои вопросы тебя не смущают. Ты должна учиться себя продавать. Рынок и так пресыщен. Что тебя отличает от остальных?

– Я знаю что! – сказала девушка, к которой вернулась её прежняя бойкость. – Мой фотоаппарат – волшебный. Пусть он не самый дорогой и сложный по конструкции, но у него линза ясновидящая.

– Это верно! – поддержал её Кен, осушив банку пива и скомкав её в кулаке. – Я сам видел. Такие моменты ловит, которые глазами не увидишь.

Лили повела льняной бровью, продумывая свой очередной шаг.

– Хорошо, – отрезала она, потянувшись к папке с фотографиями. – Может быть, вместо того чтобы продолжать эту никчемную перепалку, нам лучше перейти к просмотру твоих волшебных работ?

Хейзел зажмурилась и вздрогнула, точно наступив босой ногой на острый предмет.

– Постойте, я сама выберу фотографии. Они все перемешаны. Там не всё… не всё для ваших глаз.

Увы, было поздно. Лили уже завладела папкой. С жестокой медлительностью, она развязала шнурки и вытащила содержимое. Её подружки тут же выстроились у неё за спиной. Раздались вздохи и восклицания.

«Бомжи, наркоманы, неформалы… Концерт, врождённые дефекты… Безногие ветераны. Ещё бомжи. А кто этот сексапильный злодей в чёрном? Какой у него профиль хищный. Так… Заброшенная фабрика. Опять бомжи? Это уже какой-то социальный манифест в картинках. О, посмотри, это наш капитан Хаузер».

Услыхав своё имя, Кен встрепенулся и вытянул шею, чтобы разглядеть то, на что глазели студентки.

– Ха, действительно я! – воскликнул, ткнув пальцем на чёрно-белую фотографию, с которой ухмылялся красавец блондин. Ветер трепал его волосы. Сквозь обтягивающую белую майку проступали кубики пресса. – А у меня нехилая мускулатура. Не зря стероиды колол. – Тут он обратился к Хейзел: – Эй, малютка, где же ты меня подстерегла?

– На пристани, – ответила девушка. – Ты стоял один.

– Ну ты даёшь! А можно копию этой фотки? Повешу у себя над кроватью для стимула.

Поглощённый тщеславием, Кен не заметил, как его избранница закрыла руками лицо.

– Невероятно, – пробормотала она. – Обалденный подарок на день рождения.

========== Глава 16. О том как удобно, когда улица упирается в пристань ==========

Практиканты давно вернулись в общежитие, чтобы допить то, что осталось с праздника Св. Патрика. Дин МакАртур не знал, как потратить пятнадцать минут, которые у него были в запасе до прихода последнего пациента. В верхнем ящике стола хранился бумажник, который Джек Риф обронил впопыхах во время последнего визита. В нём не было ничего ценного, кроме двадцатки, библиотечной карточки и маленького календарика с кактусом. В потайном отделении хранилась чёрно-белая фотография покойной модели Эммы Томассен. Это не был обычный гламурный снимок для журнальной обложки. Здесь Эмма была без макияжа, в свободном летнем платье, под которым виднелся округлившийся живот.

«Джек, что мне с тобой делать? – думал Дин с усталой, безнадёжной ухмылкой. – Ты так же сентиментален, как труслив».

Он подозревал, что гордость не позволит прокурору обзванивать знакомых в поисках пропажи. По-хорошему, Дину следовало бы позвонить Джеку на работу и вернуть бумажник, притворившись, будто он понятия не имел о его содержимом. Но, чёрт подери, он устал всё делать по-хорошему. Разве кот не играется с мышью, когда та попадает ему в лапы? Ведь неспроста этот бумажник попал ему в руки? Дин чётко осознавал искушение подсунуть этy фотографию Мартину ради шутки, как случайную улику, как повод для размышлений.

Последнее время мальчишка его бесил, и Дин сам не мог разобраться почему. Он лишь знал, что ему тоже хотелось действовать Мартину на нервы, причинять ему боль, дёргать. Между ними завязалась какая-то молчаливая игра, очень похожая на войну. Они точно подцепили один вирус на двоих. Это началось с того вечера, когда Дин заставил воспитанника зашить собственную рану без наркоза. Похоже, мальчишка до сих пор не простил ему этого урока. А Дин в свою очередь не мог забыть то наслаждение, которое получил, глядя как Мартин морщится под лампой. До этого все его усилия были направлены на то, чтобы избавить ребёнка от боли. Оказывается, причинять боль было так же отрадно. А уж какое удовлетворение Дин испытал, показав парню фотографии из травматологии. Мартин, прочитавший немало литературы о лицевой хирургии, наверняка догадывался о том, с чем пришлось столкнуться специалистам, которые даровали ему более или менее приемлемый облик. Но одно дело – догадываться, а другое – видеть своими глазами. А может, не стоило так усердствовать с восстановлением лица пациента? Пусть бы походил с расплющенным носом и съехавшей на бок челюстью. Быть может, это научило бы его благодарности.

Телефонный звонок отвлёк Дина от его злорадных фантазий. По хрипловатому, сонному голосу он узнал своего пациента Кена Хаузера.

– Доктор, я сегодня не приду на приём.

– Что-то случилось?

– Я расстался с Лили. Получилось не очень красиво.

– Тебе нужно выговориться? Приходи. Я освобожу для тебя время.

– Нет, мне как раз хорошо, как никогда. Гора с плеч.

– Ну ты особо не напивайся в честь такого события.

– Я выпил совсем немножко. Мне надо быть трезвым. У меня свидание с другой. Мы договорились на восемь. Мне ещё душ надо принять.

– Какой ты шустрый.

– Не то слово. Хотя, я её уже пару месяцев знаю. Мы пару раз пересекались в ночи. Романтика, блин. Это та самая беженка, которую я спас от нациста. Представляете? Сперва она воротила нос, строила из себя недотрогу. Но выяснилось, что она таким образом цену себе набивала. Теперь я знаю, что она в меня влюблена по уши.

– Везёт же.

– Только малолетка может так втрескаться.

– Смотри, не обижай её. Как её зовут?

– Опал. Или Миртл? Я от радости забыл её имя. Погодите… Хейзел! Точно.

– Ты хоть порепетируй её имя перед свиданием. Нет ничего хуже чем назвать девушку чужим именем. Тарелка с макаронами полетит тебе в лицо, гарантирую. Кстати, куда ты её ведёшь?

Судя по молчанию, этот вопрос застал Кена врасплох.

– Эээ, – промычал он наконец, – я вообще-то думал отвести её к себе в общагу.

– Ну, это никуда не годится. Ты же будущий врач. Отведи её в солидное место.

– Я бы рад, но на сегодняшний день у меня нет денег.

– Если всё упирается в деньги, так бы и сказал. На Южной улице есть уютное местечко, кафе «Фалурдель». Смесь французской и марокканской кухни. Слыхал?

– Ого, я не думал, что Вы в такие места ходите.

– Я и правда не хожу. Это не такое место, куда можно водить коллег. Я заказываю, и мне доставляют. У них моя карточка на счету. Антураж там скромный, но еда потрясающая. Приди и скажи им, что доктор МакАртур угощает. Они всё поймут. И обязательно попробуй их коричного вина. Согреет изнутри и настроит на любовь.

Очередная пауза. Растроганное сопение.

– Я не знаю что сказать, доктор. Ну, ну Вы просто…

– На здоровье. Не напрягайся из-за такой ерунды. Ведь я с тобой не первый месяц работаю. Хочу, чтобы ты приятно провёл время и не опозорился перед девушкой. Вот и всё.

Положив трубку, Дин какое-то время сидел за столом, сжимая голову руками, пытаясь впитать собственные слова, которые казались ему такими убедительными. Мартин и его мать отступили на задний план. Обратно дороги не было. Раз уж он затеял эту игру, надо было подключаться. Слишком много возможностей свалилось на него за один вечер. Кен сказал, что его свидание было назначено на восемь. У Дина было больше часа для того чтобы передумать или довести задуманное до конца.

***

Кафе «Фалурдель» находилось на одном из переулков, примыкающих к Южной улице. Именно там Дин и поставил свой «мерседес». Часы показывали без четверти восемь. Он выключил мотор и погасил фары. В салоне машины резко похолодало, а он как назло забыл в кабинете шарф и перчатки.

«Поделом тебе, сумасброд. Терпи теперь.»

Ему пришлось закусить губу, чтобы не рассмеяться. Абсурдное зрелище, ничего не скажешь. Он, доктор наук, медицинский этик одного из самых передовых институтов в мире, прятался в машине, как маньяк.

Из его укрытия ему был виден вход в кафе и весь первый этаж, освещённый изнутри восточными фонариками. Прошло около получаса, а влюблённой парочки всё не было. Дин уже решил, что Кен передумал угощать свою избранницу ужином и отвёл её в общагу. Быть может, их одежда уже давно перемешалась на полу среди пустых банок пива. В тот вечер у Дина не было никаких планов, но сидеть в холодной машине тоже не хотелось. Значит, его бредовым планам было не суждено осуществиться.

Вздохнув с некой долей облегчения, он полез в карман за ключами. В эту минуту на противоположной стороне улицы встала развалюха с обшарпанным буфером. Из открытого окна лилась музыка «Джорни». В свете фонаря мелькнула знакомая эмблема университета «Темпл». Кен рывком открыл дверь со стороны пассажира и вытащил хохочущую девчонку. Взявшись за руки, они прошли мимо чёрного «мерседеса». Дин слышал, как затвердевший снег скрипел под сапогами Хейзел. От этого звука у Дина заныли зубы. Всё, что было связано с этой девчонкой, вызывало в нём какое-то сладострастное бешенство. Нет, теперь он не имел права уходить. Ему пришлось напомнить себе, что делал он это не ради собственного развлечения, а ради науки. Заманив такого желанного подопытного кролика в ловушку, он не мог уйти.

***

Через минуту молодая пара уже сидела за столиком у окна. Вместо того чтобы сесть напротив от Хейзел, Кен сел рядом с ней, что позволяло ему игриво тискать её и наматывать её кудрявые пряди на палец.

– Мы отмечаем день Св. Валентина с опозданием, – сказал он, когда к ним подошёл смуглый официант. – Месяц назад мы ещё не знали, что любим друг друга.

– Ну, раз такое дело, – ответил парень, подмигнув, – значит первая бутылка коричного вина за наш счёт.

– Охренеть, – буркнул Кен, когда официант исчез на кухне. – Лояльный чувак. Даже не попросил водительские права. Надо будет сюда почаще ходить.

На столе стоял стаканчик с восковыми карандашами, которые ставили для маленьких детей. Хейзел принялась чертить какие-то фигуры на салфетке. Она не противилась приставаниям кавалера, но в то же время избегала необходимости смотреть ему в глаза.

– Научи меня правилам игры в лакросс, – сказала она наконец, нарисовав горшок с марихуаной.

– Зачем тебе понадобилась эта дурацкая игра?

– Ну, чтобы мне было о чём говорить с твоими друзьями.

– Вот как? Разве я собирался тебя с ними знакомить? – Кен хрюкнул, уткнувшись носом ей в кудри. – Прелесть моя, тебе незачем общаться с этими оголтелыми кретинами. У них все разговоры о том, кто какую тёлку отымел. Половина того, что они несут, – брехня. И вообще, я с ними больше не общаюсь. У них новый капитан. Со мной даже не здороваются.

Хейзел выпустила зелёный карандаш из пальцев.

– Мне обидно за тебя. Предатели.

– Не бери в голову. На самом деле всё охренительно, – Кен потянулся, выпятив грудь. – То, что меня застукали и выперли из команды, это самое лучшее, что со мной случилось за все эти годы. Жаль, что это не случилось на первом курсе. Я бы ещё раньше скинул с себя этот мусор. Пока я сидел один в баре, у меня глаза на многое открылись. Я понял, кто в моей жизни лишний. Они сами отсеялись. А ещё я понял, что мне не нужен этот чёртов мединститут. Тебя это наверняка порадует. Ты врачей не шибко жалуешь.

Хейзел и не скрывала радости. Единственное, что ей не нравилось в любимом, – это был выбор профессии. Она пыталась себя утешить мыслью, что такой светлый, благородный человек как Кен Хаузер осветил бы самое глубокое медицинское болото своим присутствием. Узнав, что он полностью отказался от этой затеи, она расплылась в улыбке.

– Серьёзно? Чем же ты будешь заниматься тогда?

– Стану обычным тренером. Буду помогать тощим парням лепить телa. У меня своя методика разработана. Влезать в академические долги, чтобы стать лицензированным фашистом, как ты выражаешься? Нахрена? Лучше сразу начать зарабатывать. Ко мне потекут клиенты, вот увидишь.

В это время официант подал коричное вино и бамию, зажаренную со специями в качестве закуски. Кен принялся подбрасывать маслянистые плоды и ловить их открытым ртом. Хейзел молила всех языческих богов, чтобы он не подавился.

– Вот тогда мы и заживём, – продолжал Кен, между глотками вина. – Снимем квартиру в южной Филадельфии, рядом с итальянским рынком. Думай, что хочешь, но я тащусь от запаха рыбы и живых кур. У меня будет своя студия с оборудованием, всё по полному числу. А ты будешь работать в каком-нибудь журнале. Если уж на то пошло, я отправлю тебя в тот самый художественный институт на Ореховой улице. И плевать на стоимость. На тебя мне не жалко денег. Я реально не буду тебе ни в чём отказывать. Ты моя тёлка, и точка. У меня двоюродный дядя со стороны отчима… работает вторым ассистентом младшего редактора в каком-то географическом обзоре. Я тебя с ним познакомлю. Они всегда ищут новый материал.

Девушка слушала его болтовню и не верила, что всё это происходило с ней. Кто бы подумал, что после нескольких месяцев проживания в чулане ей светила квартира в итальянском квартале? Она почти не притронулась к еде. Разве что выпила несколько глотков коричного вина. Зато Кен смёл всё со стола и опустошил бутылку. Сознание собственной ошибки пришло к нему слишком поздно.

– Послушай, Опал, – начал он, – то есть, Миртл. Чёрт подери, кажется, я перебрал. Крепкое винцо.

Девушка покорно терпела его издевательства над собственным именем.

– Может, тебе кофе заказать?

– Пошли отсюда. Ко мне. У тебя есть права?

Хейзел отрицательно покачала головой.

– Руки не дошли. Хотя, брат разрешал мне водить свой «Додж» перед домом. Потом я сбила мусорный бак, и он мне больше не давал ключи.

– Не беда. Ты девчонка умная. Разберёшься, как управляться с ручной коробкой. Я бы не прочь пойти с тобой в отель, но у меня нет денег. Ужин – это был своего рода подарок от старого друга. У меня в кармане ни цента, – коричное вино притупило стыд. Кен выпалил это признание не покраснев. – Придётся ехать в общагу. Ты ведь ничего не имеешь против общаги?