Текст книги "EuroMedika (СИ)"

Автор книги: Marina Neary

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– Дебил, – буркнула Стаси, всё ещё играя кончиками волос. – Так ему и надо, что его зачморили.

Её ответ обнадёжил Билли. По крайней мере девчонка слушала внимательно, хотя её поза и выражение лица говорили об обратном.

– Пойми, у Блейка никого не было в Америке. Некому было дать ему совет по поводу гардероба. Родители послали его получать образование на другом материке. Он был вежлив, обходителен и чертовски умён. Прекрасно разбирался в физике, в начертательной геометрии. У него всегда были самые высокие баллы. И ты думаешь, ему это помогло найти друзей? Наоборот. Этим он только обратил однокурсников против себя. Эти бледнолицые чистоплюи задирали перед ним нос. Чего греха таить? Я сам был среди них. Теперь мне очень стыдно за своё поведение. А тогда я просто боялся сесть рядом с ним в столовой. Его облюбовала и приняла к себе кучка битников.

– Кого?

– Битников. У вас в школе не проходили Аллена Гинсберга, Джека Керуака?

– Не проходили.

– Чему вас вообще учат? Ладно. Чтобы ты знала на будущее: битники были неформалы, предшественники хиппи. Они взяли Блейка в оборот и поклонялись ему как индийскому божеству. Дали ему покурить травы. Потом пошли лакомства покрепче, вроде кислоты, от которой мультики перед глазами.

Стаси сморщила нос презрительно.

– Можешь не грузить меня деталями. Я и так всё знаю про наркотики.

– Вот как? Про битников не знаешь, а про наркотики знаешь? Куда катится государственное образование? Впрочем, можешь не отвечать на этот вопрос. Однажды Блейк пришёл на лекцию с красным глазом. У меня тогда зародилось первое подозрение. Через неделю он запорол экзамен. А ещё через месяц его выгнали из университета. Он подрался с однокурсником. Устроил дебош во время лекции. И это был конец его студенческой жизни в Дрекселе. Его новые друзья, которые ознакомили его с наркотой, мигом испарились. Бедный Блейк опять остался один.

Задумчиво склонив голову, Стаси сучила ногами. Билли казалось, что его дочь размышляет о печальной судьбе Блейка.

– Мне надо в туалет, – сказала она наконец.

– Не выдумывай.

– Это правда. Я выдула целую бутылку пепси-колы.

– Каждый раз когда ты идёшь в туалет, ты там сидишь по полчаса. Нет уж, терпи. Нас с минуты на минуту должен позвать доктор Чендлер. На чём я остановился? Ах, вот! Блейк оказался бездомным. У него была студенческая виза, и работать он не мог. А идти работать нелегально за наличные ему в голову не пришло. Да и навыков у него не было. Несколько месяцев бедогала скитался по подвалам. Истощал. Я его пару раз видел на улице. Он притворялся, будто не узнавал меня.

– Пап, закругляйся со своей историей, ладно? – взмолилась Стаси. – Иначе я расплачусь и описаюсь.

– Ну потерпи ещё. Его подобрала какая-то медсестра по имени Гейл, на пару лет его старше, естественно, и уже вдова с маленьким сыном. На вид серая мышь. Ни капли чувства юмора. Видно, мужчины её вниманием не баловали. Конечно, она позарилась на карамельного красавчика. А ему деваться было некуда. Нищие не выбирают. Женился он на ней. Год спустя у них родилась дочь. Погоди, как же звали её? Не то Бианка, не то Альба, не то Фиона. Короче, имя означает «белая» в переводе с какого-то языка. С латинского или с гэльского я уже не помню. Это имя ей дала мать. Видно, она хотела, чтобы девочка считала себя белой. Гейл была та ещё расистка. Пользовалась своим горячим индусом в постели, а на людях кривила нос. Относилась к нему ещё хуже чем однокурсники. И сын её от первого брака копировал её отношение и хамил отчиму. Блейк на всё закрывал глаза. Дочь свою он по-своему любил. Наряжал её в причудливые наряды, которые тогда входили в моду, рисовал узоры хной на её пухлых ручонках, таскал её по рок-концертам и фестивалям, пока Гейл работала в госпитале по двенадцать часов в сутки. Своеобразная семейка, ничего не сказать. И вот, на одном из фестивалей, Блейк опять спутался с какой-то компанией. Движение хиппи уже вовсю набирало обороты. Эти ребята были волосатые, немытые и под кайфом. Женщины были грязнее и развязнее, чем мужчины. Блейкy опять предложили наркоту. До этого он себя держал в руках ради дочери, а тут сорвался. Его конкретно достало его семейное положение. На этот раз травкой и кислотой дело не ограничилось. Блейк ознакомился с кокаином, а потом и с героином. Разумеется, когда его жена узнала, она забрала детей и ушла. Как сексуальная игрушка он уже перестал интересовать её. Бедняга Блейк, как безработный наркоман, не мог ни на что претендовать. Денег на адвоката у него не было. И вот, он оказался опять на улице, под мостом, где Гейл и нашла его. Мой вопрос: как он оказался здесь? Если, конечно, это тот самый Блейк Четти, с которым я когда-то учился.

Стаси на протяжении всего рассказа сучила ногами. Это ей помогало облегчить тяжесть в мочевом пузыре.

– Трогательная история, – сказала она наконец. – Поучительная. Жаль, только, что пиздёж.

========== Глава 11. Крысиная нора ==========

Персональный туалет доктора Чендлера, примыкавший к его кабинету, был воистину достоин короля: мраморные плиты, неоновая подсветка, унитазное сидение из красного дерева, пучки засушенной лаванды в плетёной корзинке над раковиной. Стаси Уоррен показалось, что она попала в сказку. Ради такого туалета стоило потерпеть. Справив нужду, она вымыла руки ароматным мылом, вытерла льняным полотенцем и увлажнила кремом из баночки.

В это время её отец беседовал со светилом неврологии.

– Доктор Чендлер, Вы знаете зачем я привёл свою дочь сюда.

– Мне всё известно. Нет надобности обсуждать. Я всё сразу понял, как только Стаси переступила порог моего кабинета.

– Кстати, что она делает так долго в туалете?

– Ищет острые предметы, не иначе.

Билли Уоррен поперхнулся.

– Я Вас не совсем понял, доктор.

Чендлер снял очки и неторопливо протёр стёкла, не сводя глаз с ошарашенного посетителя.

– Мистер Уоррен, я буду прямолинеен. Ваша дочь на грани самоубийства. Это видно невооружённым глазом. Вы видели, как она дёргает головой? Это всё потому, что вокруг её шеи уже стянулась невидимая петля. Она задержалась в туалете потому, что ищет бритву или ножницы. Не беспокойтесь, я такие предметы не держу именно по вышеупомянутой причине.

Билли испуганно покосился на закрытую дверь туалета. Честно говоря, такого диагноза он не ожидал услышать.

– Я Вас ни в чём не виню, – продолжал Чендлер. – Вы поступили, как хороший отец. Слава Богу, что Вы привели свою дочь к нам вовремя. Вы попали в крайне незавидное положение, мистер Уоррен. Снимаю перед Вами шляпу за то, что Вы умудрились сохранить достоинство и здравомыслие после такого грязного развода.

– Вам известно про мой развод?

– Мистер Уоррен, у меня глаз намётан. У Вас на лбу написано, в буквальном смысле. Вон какая складка между бровей. Признак мужчины, которого ободрали как липку.

– Верно, – согласился Билли. Тревога его сменилась восхищением: – Вы всё угадали, даже не глядя на мой банковский отчёт.

– Ваша бывшая жена отсудила у Вас всё, включая дочь. Добро пожаловать в восьмидесятые годы, мой друг. Ваша бывшая жена, вполне трудоспособная женщина, продолжает комфортно жить за Ваш счёт в то время, как Стаси задыхается в губительном эстрогене матери. Вы наверняка заметили пренебрежительное отношение к себе со стороны девочки.

– Опять угадали. Она хамит, фыркает, закатывает глаза и воспринимает меня исключительно как банкомат.

– Стаси копирует отношение матери, вот и всё. При таком раскладе она никогда не построит гармоничных отношений с мужчиной – если она вообще доживёт до совершеннолетия.

Билли пришлось развязать галстук. От этой смеси восхищения и жути его прошибло в пот. Этот человек, которого он в первый раз видел, безошибочно прочитал его ситуацию и озвучил его самые сокровенные страхи.

– Я слушаю Вас, доктор. Я готов следовать вашим указаниям. Только спасите мою девочку.

– Нам мало спасти Стаси. Мы хотим восстановить связь между отцом и дочерью. Я говорю «мы» от имени всех сотрудников института. Основатели нашего учреждения были рьяными католиками, хранителями традиционных семейных ценностей. В то же время, мы смотрим на вещи трезво. Как бы нам ни хотелось, чтобы наши жёны исправно ходили на работу, хранили нам верность и воспитывали детей в духе христианской добродетели, мы с Вами прекрасно знаем, что большинство женщин – алчные ленивые потребительницы. Мне искренне жаль, что Вы нарвались именно на такую. Вы производите впечатление честного богобоязненного человека.

Билли Уоррен не считал себя таким, но у него не было желания опровергать иллюзии невролога. Потому он невнятно промычал в ответ.

– Я когда-то был в неё влюблён… наверное. Может, она была другой. Или, во всяком случае, казалась мне такой. После рождения Стаси она изменилась не в лучшую сторону.

– Не отчаивайтесь, мистер Уоррен. Быть может, Ваш брак уже не спасти, но мы поможем вернуть вам дочь. Мой уважаемый коллега посвятит Вас в детали.

Чендлер поднял трубку телефона и буркнул: «Пациентка и отец готовы с Вами встретиться». Через полминуты в кабинет вошёл высокий сероглазый шатен в угольно-чёрном костюме. Его лицо показалось Билли Уоррену знакомым.

– Кажется, я узнаю Вас! Вы были на обложке журнала?

– Я бы на нескольких обложках, – последовал невозмутимый ответ. – Я не в восторге от этих снимков. Фотограф всегда берёт неправильный ракурс. Позвольте представиться. Доктор Дин МакАртур, нарколог и медицинский этик, к Вашим услугам.

– Теперь помню: список «40 under 40», – продолжал Билли с детским восторгом, – сорок самых выдающихся людей Филадельфии до сорока лет. Жаль, что я в него не попал. А мой начальник попал.

– Не жалейте, мистер Уоррен. Радуйтесь, что Вас эта сомнительная честь обошла стороной. Люди попадают в этот список не от хорошей жизни. Как я понял, Вашу дочурку надо слегка перепрограммировать?

Последнее слово, произнесённое этиком, немного испугало Билли, но отказываться ему было неудобно.

– Да, пожалуй…

– Прекрасно. Вы не пожалеете. Мы проводим клиническое исследование, и Ваша Стаси является прекрасным кандидатом. Мы недавно разработали новый препарат «Андрозон», специально для девочек-подростков, которых матери отлучили от отцов. В нём небольшие дозы синтетического тестостерона. Он поможет вашей дочери раскрыть свою мужскую сторону и проникнуться чувством солидарности с вами. Всем известно, что женщина – это сосуд греха. А эстроген – гормон порока. Если мы хотя бы частично очистим организм вашей дочери, она станет преданной и покладистой. Вы будете получать от неё то, что получали бы от сына.

Билли должен был признаться, что всё это звучало заманчиво. Ему всегда хотелось иметь сына.

– А какие у этого препарата побочные эффекты?

– Самые незначительные. Повышенное оволосениея на ногах. Но ведь она их всё равно бреет? Так ей их придётся брить каждый день. Разве это цена за близость с отцом?

– Не цена, – согласился Билли. – Когда же мы начнём этот лечение?

– Сегодня же. Медлить нельзя. Вы должны заполнить кое-какие документы. Ставить вашу жену в известность не нужно. Вполне достаточно подписи одного из родителей. Ну и, безусловно, согласия самой Стаси.

В это время девочка вышла из туалета, благоухая ароматом лаванды. Руки, шея и лицо её лоснились от лосьона. Вид у неё был расслабленный и умиротворённый.

Доктор МакАртур сверкнул белоснежными зубами и протянул руки навстречу девочке.

– Какая красавица! Как тебе нравится наш институт?

Стаси подошла к нему, будто знала его давно, и пожала кончики его пальцев.

– Обалденный. Туалет просто супер. У нас в школе даже у директрисы такого нет.

– Рад слышать. Ты бы хотела тут пожить какое-то время? У тебя будет своя палата с телевизором и пропуск в бассейн. Вода солёная, как в океане, и тёплая-тёплая. Тебе покажется, что ты приехала на Багамы. Как тебе такой воображаемый отпуск?

– Да уж лучше, чем в папиной лачуге ночевать, – ответила девочка, не глядя в сторону Билли. – После того, как его мать выгнала, он снял какую-то задрипанную однушку. Там тупо нечего делать. Даже телевизор не все каналы показывает. А у меня ещё игра сломалась.

Дин МакАртур насупился.

– Смотри, будь поласковее с отцом. Ему хватило нервотрёпки. Он привёл тебя сюда чтобы ты опять стала счастливой.

– Я буду счастлива, когда мама наконец выйдет на работу и оставит меня в покое. Она весь день по телефону жалуется подругам, занимает линию. Я не могу никому позвонить из дома. Каждый раз, когда я беру трубку, чтобы позвонить кому-нибудь из одноклассниц, я слышу как она хнычет.

– И что же мама говорит подругам?

– Что отец – тряпка, – устало брякнула девочка, всё ещё стоя спиной к Билли. – К тридцати восьми годам не построил карьеру. У всех мужья как мужья, а у неё жирный неудачник. А ведь папа не всегда был жирным. Ещё лет пять назад он ходил на пробежку, ездил на рыбалку. Но потом ему предложили новую работу, и с тех пор его понесло.

– Ну вот, теперь ты сама видишь, что твой папа заслужил несколько свободных дней для того, чтобы пробежаться в парке, проветрить голову, растрясти жир. А ты заслужила пропуск в бассейн с солёной водой.

Пока доктор МакАртур беседовал с девочкой, его коллега подсунул бумаги её отцу.

– Вот, мистер Уоррен, дайте расписку на стационарный протокол на двое суток. Он включает консультацию с психиатром, три сеанса гипноза и первую дозу «Андрозона», введённого внутривенно. После это лечение будет продолжаться амбулаторно. Мы дадим девочке двухнедельный запас таблеток.

Когда ему под ладонь скользнула бумага, Билли Уоррен засомневался.

– Вообще-то у нас были планы сходить в кино сегодня вечером, покушать мороженого.

– У вас на это останется вся жизнь. Когда Вы вернёте свою дочь, Вы сможете водить её в кино на боевики хоть каждый день. Сегодня Вам повезло. У нас есть свободное место в стационаре. Завтра его может не быть. Наша программа очень популярна.

Сокрушённо простонав, отец взял ручку. «Какое сегодня число?» Доктор МакАртур резво выдернул подписанный контракт и увёл девочку из кабинета, положив свою узкую белую руку ей на плечо.

Оставшись наедине с неврологом, Билли испытывал смесь тревоги и мальчишеской гордости от того, что наконец сделал что-то без ведома жены. Если бы Линда узнала о том что он оставил дочь с этими «алхимиками-шарлатанами», её бы хватил удар.

– Доктор Чендлер, – заикнулся Билли, катая между пальцами кусок бумаги, – можно Вам задать вопрос? Он не имеет отношения к моей дочери. Я знаю, что Стаси в надёжных руках, и мне этого достаточно. Мой вопрос скорее личного характера.

По лицу невролога скользнула тень раздражения.

– Спрашивайте.

– Я заметил, что у вас работает человек по имени Блейк Четти. Чем он у вас занимается? Какие обязанности он выполняет?

– Самые что ни на есть важные. Он отвечает за инфраструктуру в помещении. Следит, чтобы лифты работали исправно, чтобы в лаборатории поддерживалась правильная температура, чтобы пожарная сигнализация была в порядке. Ему хватает работы. А почему вас это так интересует?

– Мы с ним учились вместе в Дрекселе. Можно, сказать, дружили.

– Странно, – Чендлер нахмурился, – Блейк никогда не упоминал друзей в Дрекселе. Впрочем, он не очень разговорчив. Знаю лишь, что ему пришлось взять перерыв. Он начал учиться в шестидесятых годах. Потом у него возникли проблемы со здоровьем, и он забросил учёбу на какое-то время. Но потом, уже в семидесятых, он вернулся в Дрексел и получил диплом инженера. Ему очень помог наш этик, с которым вы только что беседовали.

– Доктор МакАртур?

– Тот самый. Один он посвящён в детали жизни Блейка. Это он помог ему поправить здоровье, вернуться в университет, а потом работу предложил. Сказал, что такой человек нам очень нужен. И он был прав, как всегда. У Блейка какая-то мистическая связь с этим зданием. Он чувствует каждый фильтр, каждый мотор. Он знает анатомию института, как врач знает анатомию пациента.

– Не сочтите за наглость, но… мог бы я повидаться с Блейком?

– Можете попробовать. Предупреждают вас, мистер Четти идёт на контакт крайне неохотно. У него кабинет на нижнем этаже, в подвале. Это даже не кабинет, а будка. Я не против, чтобы Вы к нему наведались. Но не обижайтесь, если он не заговорит с Вами.

***

Чтобы не думать о будущем дочери, Билли решил отвлечься на прошлое. Ему не нравился жуткий гул, который издавал лифт, и поэтому инженер решил спуститься с седьмого этажа в подвал пешком по лестнице. Справедливости ради, лишняя физическая нагрузка не помешала бы ему. Он не готов был поставить на себе крест как на мужчине. Если бы ему удалось растрясти жировую прослойку на талии, он бы вполне мог завлечь какую-нибудь не слишком озлобленную разведёнку. Опираясь вспотевшей рукой о перила, он мысленно перебирал имена знакомых женщин в возрасте от тридцати пяти до сорока лет. Ему нужно было чем-то занять голову, потому что он страдал клаустрофобией и не любил ходить по узким лестницам.

Как только Билли Уоррен добрался до подвала, ему показалось, будто он попал в трюм корабля. Это место было явно не для посторонних глаз. Уж больно яркий контраст оно составляло серо-голубой стерильной эстетике института. Сюда не пускали пациентов, и работникам тут тоже нечего было делать. Здесь воздух был влажным, тёплым и пропитанным запахом плесени и ржавчины. Рокот моторов и вой труб создавали звуковой тон. На мгновение Билли захотелось развернуться и подняться в фойе, но праздное любопытство победило. Пройдя по коридору, освещённому мигающими лампочками, он остановился перед подобием клетки внутри которой были установлены экраны. Перед ними сидел мужчина, положив смуглые руки на щит с рычагами. Билли не видел его лица, только широкие плечи и затылок покрытый курчавыми, чёрными с проседью волосами. В отличие от остальных работников института, одет он был крайне небрежно: в растянутый синий свитер и джинсы с выцветшими коленями. Шея была обмотана дырявым шерстяным шарфом с потрёпанной бахромой. Дверь в клетку украшала дощечка с надписью: «Блейк Четти, инспектор инфраструктуры».

– Вы потерялись? – спросил мужчина, не отрывая глаз от экранов.

Билли тут же узнал голос бывшего однокурсника. Индийский акцент немного смягчился за прошедшие годы.

– Нет, Блейк, я тебя искал. Мне сказали, что я найду тебя здесь. Ты меня узнаёшь?

Индус сложил руки на груди и повернулся лицом к гостю.

– Конечно узнаю, Уоррен. Правда, тебя стало очень много, в полтора раза больше. Надеюсь, от хорошей жизни.

Вместо ответа, Билли достал фотографию Стаси с закатанными глазами и отвисшей челюстью. Из всех недавних фотографий девочки, эта была самая солнечная.

– Как видишь, Блейк, у меня тоже дочь.

– Моя будет постарше.

– Ты с ней виделся? – просияв, Билли убрал позорную фотографию. – Значит, вы наладили контакт? Какая замечательная новость. Я помню твою малютку Альбу… или Бианку? Я видел её мельком, но она мне запомнилась. Ты неc её на руках, и на лбу у неё была нарисована такая штучка… Как это называется? Не важно. Главное, что ты вернул дочь. Значит, тебе попался хороший адвокат?

Индус прервал его напыщенную речь оскалом. Зубы его не испортились и не пожелтели со студенчества. Их зловещая белизна только подчёркивала болезненно-землистый цвет лица.

– Зачем ты пришёл сюда, Уоррен?

– Показать свою Стаси здешним светилам. Учителя считают, что у неё интеллектуальный коэффициент как у гения. Ей всего двенадцать, но она решает задачи по алгебре для девятого класса. При таком раскладе ей светит как минимум Массачусетский Технологический Институт.

– Брехня! Ты привёл Стаси, потому что она дёргает плечами и моргает. Я видел на экране, как вы входили. Девчонка дрыгается, будто её током шарахнули. И не притворяйся, что не понял мой вопрос. Я не спрашиваю, зачем ты пришёл в институт. Это врачебная тайна, которая меня мало интересует. Какого чёрта ты решил спуститься ко мне? Вижу, ты чуть инфаркт не заработал, топая по ступенькам. Зачем ты себя подверг такому риску? Чем я могу угодить образцу американского благополучия?

– Не знаю… Я увидел твоё имя в списке и решил вспомнить старые добрые времена.

– Угу, славные времена, которых не было. По крайней мере, для меня. Наверное, ты курил ещё больше травы, чем я, раз твоя память играет над тобой такие шутки.

Билли не ожидал такого напора сарказма от отшельника-индуса.

– Ну что ты так, Четти?

– Кончай придуриваться, Уоррен. Когда мы учились вместе, ты ни разу не сел рядом со мной в столовой. Боялся, что тебя заметят твои беленькие дружки и будут язвить. А теперь, семнадцать лет спустя, тобой вдруг овладела ностальгия? Так я тебе и поверил.

– Мне действительно стыдно за своё поведение. Ты меня пару раз выручил, одолжив мне свои конспекты. А я их даже не вернул тебе. Боялся заговорить с тобой на людях. Сейчас я бы так себя не повёл. Вот пришёл извиниться.

– Ну вот, я аж разволновался за тебя, Билли. Наверное, тебе поставили какой-нибудь страшный диагноз, и ты решил загладить вину перед смертью, чтобы попасть в рай?

– Ну, до смерти и до рая мне ещё далеко. Я просто думал, что всё могло бы быть иначе, если бы мы тогда с тобой подружились. Мы бы получили дипломы в один год, жили бы на одной улице.

– Заклинаю тебя именем луноликого Вишну, не размазывай сопли и избавь меня от своих пригородных фантазий. Ещё белого забора и золотистого ретривера не хватало для полной картины. Расслабься. Тебе есть о чём дёргаться бессонными ночами. У тебя дочь бесноватая. Я на тебя не в обиде.

– Честно?

– Просто был озадачен твоим визитом, вот и всё. Меня редко навещают, за что я, собственно, и люблю этот подвал. Ты ничего не мог бы изменить. Всё происходит так, как было задумано свыше. Мне суждено было оказаться в этом месте.

– Главное, чтобы ты был счастлив, – промямлил инженер, у которого уже иссякла фантазия. Эти разговоры о карме и предопределении лежали вне зоны его комфорта. – Пожалуй, мне пора.

– Погоди. Раз уж ты здесь, я покажу тебе кое-что. Оцени моё логово. Я сам его оборудовал. Когда я сюда пришёл в первый раз, это была просто цементная дыра. Смотри.

– Куда?

– Сюда, – Блейк ткнул пальцем на один из экранов: – Я сам установил камеры. Одна из них выходит на улицу. Видишь эту кучку бомжей? Они каждый день прогуливаются с плакатами перед порталом. Среди них затесалась новенькая. Она из них самая крикливая. На вид лет пятнадцать-шестнадцать. Так и хочется ей шею свернуть. Давно мне так никто на нервы не действовал.

Прищурившись, Билли наклонился поближе к экрану и разглядел стайку каких-то косматых существ.

– Ой… и правда чудаки ряженые. Что они здесь делают?

– Пользуются первой поправкой к Конституции, как видишь. Как же? Свобода речи! Восхваляют целебные свойства марихуаны. Наш нарколог ещё возится с ними, как Иисус с прокажёнными. Отлавливает их, точно бездомных собак, пытается их реабилитировать, будто не на что больше тратить средства. Вон, люди от рака умирают. Наверное, я не должен так говорить. Меня самого лечили. Но, чёрт подери, я же знал, что был болен. Не пропагандировал эту дрянь, не пихал её подросткам. Они же считают, что весь мир под кайфом, а они одни трезвые. Береги дочь, Уоррен. Не спускай с неё глаз.

Блейк поиграл с кнопками на экране и увеличил картинку, сосредоточив внимание на той самой девчушке, которая недавно примкнула к шайке. Она, точно почувствовав враждебный взгляд на себе, посмотрела прямо в камеру своими большими тёмными глазами и вдруг высунула проколотый язык.

========== Глава 12. Слеза за щепотку марихуаны ==========

Институт «EuroMedika» – общежитие практикантов

Фильм был на удивление тупым, как, впрочем, и большинство молодёжных комедий, которые Мартин успел просмотреть к своим неполным двадцати годам. А ведь именно из них он и черпал понятия о мире сверстников. В популярной кинематографии, как и в химии, были свои формулы. Дурнушка становилась красавицей, стоило ей снять очки, распустить волосы и подкрасить губы. Затюканные книжные черви добивались возмездия. И потом все обнимались на школьных танцульках под музыку группы «Джорни». Мартин догадывался, что действительность ещё более пресная чем комедии. Он давно пришёл к выводу, что ничего особенного не упустил, не пережив все прелести американской государственной школы. Желание слиться с народом, если оно у него когда-то и было, давно испарилось. Однако он бы не возражал полапать тёлку. Вот это желание как раз не отступало. В общаге института жили иностранные практикантки, но они все были старше его и разобраны молодыми врачами. Наверняка, в мире была хотя бы одна девчонка его возраста, которая пострадала не меньше, чем он, которая перенесла столько же операций и смотрела те же самые дебильные комедии, чтобы окончательно не погрязнуть в депрессии. Мартину пришла в голову идея забраться в архивы травматологии и записать парочку имён. Чем чёрт не шутит? Ему было наплевать, даже если девчонка была в инвалидной коляске. Ему хотелось целоваться взасос и тискаться, только не под «Джорни», а под скандинавский метал-рок. Как классно было бы почувствовать на своей напряжённой плоти чьи-то руки помимо собственных.

Его руки… Каждый раз, когда Мартин смотрел на них, он будто открывал их для себя заново. Ему казалось, что если он их подержит на свет, то сквозь кожу увидит спицы и штыри. Титановые импланты, которые смотрелись не очень эстетично, давали ему безупречный контроль над движениями. Мартин вспомнил презентацию одного учёного из Бельгии, который рассказывал о технологии роботизированной хирургии. Юноша был живым воплощением этой идеи: руки робота присоединённые к человеческому мозгу.

Выключив телевизор, он взял со стены гитару и какое-то время перебирал струны. Эти упражнения совершенствовали мелкую моторику. Мало-помалу, он начал тихо напевать слова нелепой, спонтанно сложившейся песни, которую ему нашёптывал какой-то таинственный голос из прошлого.

Не гляди на лицо, девушка,

А заглядывай в сердце.

Сердце прекрасного юноши…

«Тьфу, что за напасть?»

Пальцы Мартина замерли. В комнате никого не было. Телевизор был выключен. Магнитофон тоже. Тогда откуда раздался этот хриплый голос? Такая белиберда не могла зародиться в его собственной голове. Слуховые галлюцинации можно было объяснить переутомлением и химическими парами в лаборатории.

Однозначно, ему надо было вырваться на воздух.

Мартин так редко выходил на улицу, что у него не было даже нормальной верхней одежды. Он натянул тонкий чёрный плащ поверх белого лабораторного халата и обмотал шею кашемировым шарфом, который забыл один из английских коллег.

В фойе он столкнулся с доктором МакАртуром.

– Куда ты собрался такой красивый?

– Погулять.

– Помнишь, что случилось в прошлый раз, когда ты вышел погулять?

– Конечно, помню. Мне заехали в челюсть, а вам было наплевать, хотя я пострадал, выполняя ваше поручение.

– В том-то и дело, что ты не просто выполнял поручение. Тебе было мало схватить фотоаппарат и смыться. Ты ввязался в драку – и получил по заслугам.

– Вы правы, начальник. Мне не терпелось испытать свои титановые кулаки. Этого больше не повторится. Я понимаю, что не для этого мне искромсали руки и напичкали металлом.

Дин потрепал воспитанника по соломенным волосам.

– Я верю тебе. Смотри, ты мне завтра нужен отдохнувшим. Должен приехать нейрохирург из Оскфорда. Он выразил желание задать тебе пару вопросов, посмотреть на твои рентгеновские снимки.

Вздох всколыхнул металлическую грудную клетку Мартина.

– Опять? Ещё один заграничный гость?

– Всё это будет проходить дружелюбно и ненавязчиво. Он будет читать лекцию практикантам, а потом побеседует с тобой с глазу на глаз.

– Конечно, – Мартин тряхнул головой, – что за деловая встреча без живого экспоната? Надо же потыкать пальцами. Тот прошлый кретин из Кембриджа полез тягать меня за щёки, за уши. Попросил чтобы я челюстью подвигал. Под конец я готов был ему зуб выбить. Я чувствую себя как Джон Меррик из фильма «Человек-слон».

– Мне очень жаль, что так случилось в прошлый раз. Этот кембриджский ублюдок больше сюда не приедет. Он облапал всех практиканток. Так что не одному тебе досталось. Не волнуйся, этот товарищ из Оксфорда очень деликатный и тактичный. И ещё, прими мой совет. Не смотри больше этот фильм. «Человек-слон». Он не про тебя.

– А что мне тогда смотреть? «Горбун из Нотр-Дама»? Какую версию – с Лоном Чейни или с Чарльзом Лаутоном?

– Британскую, ‘76 года. По крайней мере, там достоверная концовка. Или «Франкенштейна».

Мартин принялся отковыривать нашитую этикетку от шарфа, сосредоточив на ней всё внимание, будто это было самое важное занятие в жизни.

– Вы правы были, когда сказали, что вселенная тесна. История повторяется. Учёный-одиночка всегда находит своего чудовищного ассистента. Всё это уже случалось. В далёком прошлом или в воображении одного писателя.

– Ты не ассистент, – сказал Дин. – Не знаю, как ещё до тебя донести это, но ты мой ученик, и, в конечном счёте, мой наследник. У меня никого больше нет. Тебе достанутся мои миллионы. Напоминай себе об этом периодически. Впрочем, я знаю, что для тебя деньги – это пустой звон.

– Как и для Вас. Вы оставляете мне то, что для Вас не ценно.

– Хорошо, тогда я их переведу на благотворительность. Только чур, не обижаться потом.

– Не буду.

В этом была особенность отношений доктора МакАртура и его подопечного. Они могли целыми днями не разговаривать. Но, стоило им встретиться в коридоре случайно, и между ними завязывалась философская дискуссия о законах вселенной, о роке.

– Ступай, – сказал Дин наконец. – Тебе действительно нужно подышать проветрить мозги. Звякни мне в кабинет, когда вернёшься.

***

Мартин выбрал самое подходящее время для прогулки. Тускло освещённые улицы были почти пусты. Прошлой ночью небо выплюнуло полтора фута снега. Лавируя между белыми баррикадами, будущий хирург направлялся в богемный квартал. Ему хотелось попасть в музыкальный магазин до закрытия и обновить коллекцию шведского металла. Что угодно, лишь бы заглушить эти горестные вздохи и напевы из потустороннего мира. То, что случилось с ним в его комнате походило на кошмарный рассказ Лавкрафта.

На углу станции Ломбард он услышал, как его кто-то позвал по имени, а точнее, по фамилии: «Эй, Томассен!»

Обернувшись, он увидел в нескольких шагах от себя плечистого, белобрысого парня в спортивной куртке с логотипом университета Темпл.

– Помнишь, меня? – спросил парень.

– Смутно.

– Сейчас напомню. Меня зовут Кен Хаузер. Я на подготовительных медицинских курсах. Профиль ещё не выбрал. Не все же такие гении, как ты.

– Не все, – согласился Мартин. – Но, опять же, не у всех половина скелета из титановых штырей.