Текст книги "EuroMedika (СИ)"

Автор книги: Marina Neary

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

– Верно. Я Хьюберт во всех документах.

– Это фамилия её первого мужа, отца Чарли. Правильно твоя мать сделала. Пусть у детей будет одна фамилия. Так проще. Не будет лишних вопросов. Представилась новым знакомым как вдова Хьюберт с двумя детьми, и никаких вопросов.

– Примерно так и было. Я лет до десяти не знала, что у нас с братом разные отцы. Один раз мы повздорили с Чарли из-за плитки шоколада, а он взял и брякнул, “Ты мне не родная. Твой отец – черномазый. Он не американец. ” Мама всё слышала, но ничего не сказала.

– Ясно. А чем она сейчас занимается?

– Уже ничем. Умерла пару месяцев назад.

– Надо же … А Чарли?

– В тюрьме сидит.

Блейк невнятно промычал и какое-то время стоял молча.

– Ну, подойди же, – сказал он наконец. – Не бойся, я не буду тебя хватать. Не собираюсь перебрасывать тебя через плечо и трясти вниз головой. А когда-то тебе это нравилось. Ты хохотала. – Когда Хейзел, не раскрывая объятий, шагнула к нему навстречу, он дотронулся до её растрёпанных чёрных волос и смерял её придирчивым взглядом, характерным для восточных отцов. – Боже, какая ты тощая. Смотреть не на что. Будто на героине сидишь. Скажи мне, Фиона, как так вышло? Как ты оказалась в шайке этих ублюдков? Что они с тобой сделали?

– Ничего. Они мои друзья. Они приютили меня, когда мама умерла. А я их предала. У меня не было выбора. Это долгая история. Вам не понять.

– Не понять, – согласился Блейк. – Я давно один. Разочаровался в людях. Я доверяю машинам, механизмам. По крайней мере они предсказуемы и лояльны. А люди … Если они и липнут друг к другу, то не от хорошей жизни. С особой опаской я отношусь к тем, которые ходят кучками. Они меня неаднократно заманивали и предавали. И тебе не советую ходить в стае. Отколись от своей банды по возможности. Пусть они и поют про свободу. Это не свобода. Это организованная анархия. Прочем, с какой стати тебе слушать моего совета? Кто я такой?

– Вы … очень забавный малый, и я думаю, что со временем мы бы славно поладили. Но сейчас у меня нет времени. Моя шкура в опасности.

С лестничной клетки раздались шаги и голоса полицейских.

Блейк вздрогнул и схватил дочь за руку.

– Что ты наделала?

– Не могу сейчас всё рассказать. Мы с вами обязательно встретимся, и я потом вам всё расскажу. Вы всё поймёте. Прошу, отпустите меня.

– Куда я тебя отпущу, дурёха? Везде полиция. Проще спрятать. Надо найти “слепую зону”.

Блейк запихал ошарашенную девушку в кабинку служебного лифта, который использовали исключительно для того чтобы передвигать аппаратуру.

– Что вы делаете?

– Доверься мне. У нас нет выбора.

Хейзел передёрнуло от его слов. Она слышала нечто подобное от другого человека. Тем не менее, она не сопротивлялась.

Раздвижные двери захлопнулись. Хейзел едва успела в последний раз встретиться взглядом с новообретённым отцом. Блейк сухо кивнул и бросился к щиту с рычагами. Кабинка лифта тронулась и вдруг замерла между этажей. Свет погас. Хейзел пришлось закусить кулак, чтобы не выкрикнуть. Oставалось лишь утешать себя мыслью, что всё это входило в спасительный план. Через несколько секунд она услышала голоса полицейских, вошедших в подвал. Это были Кахилл и Тиммони.

– Мистер Четти, что вы здесь делаете?

– Я собирался задать вам такой же вопрос, – последовал раздражённый ответ. – Я всего лишь пытаюсь работать. Мне так мало нужно от жизни для счастья.

– Мы тоже пытаемся работать. Вы не слышали? Произошёл взлом. В помещение ворвались вандалы.

– Ха … Вот почему у меня вся аппаратура сдохла. То-то я смотрю, все экраны одновременно вырубились. Впрочем, ничего удивительного. Я сто раз говорил великим мира сего, что у нас неадекватная охрана. Может, теперь эти скупердяи начнут ко мне прислушиваться. А теперь, господа, с вашего разрешения …

Блейк бросился к щиту и принялся активно дёргать рычаги, бормоча под нос какой-то технический жаргон.

Кахилл покосился на своего партнёра.

– Дело пахнет тухлой рыбой, – буркнул он. – Не нравится мне. Уж больно спокоен индус.

– Спокоен, потому что йогой занимается, – ответил Тиммони. – Ты бы тоже был спокоен, если бы не пил по девять чашек кофе в день.

Кахилл не выглядел убеждённым.

– Эй, мистер Пател … Махопатра, или как вас там? – окрикнул он инженера. – Вы не можете здесь оставаться. У нас приказ эвакуировать работников.

– Уверяю вас, господа офицеры, это самое безопасное место во всём здании.

Его ответ подтвердил подозрения Кахилла. Нелюдимый индус был за одно с этими хулиганами. Это он впустил их в институт. И теперь следил за их продвижением по камерам, чтобы дать им предупредительный знак в случае опасности. А вся его нарочитая ненависть к неформалам была напускной. Он переодически бурчал против них чтобы сбить с толку власти, отвести глаза. Сержант Кахилл был далеко не дурак. Он доверял своей интуиции, закалённой на улицах Филадельфии.

– Ты думаешь, что думаю я? – спросил он лейтенанта Тиммони полушёпотом.

– Как прикажешь, так и буду думать, – ответил младший напарник, пожав плечами.

– В последний раз предупреждаю, – сказал Кахилл индусу, – выметайтесь отсюда.

– Да пошли вы к чёрту! – взвыл Блейк. – Мать честная, как вы мне надоели. Идите, ловите своих бандитов. Оставьте менй в покое.

Его последний возглас достиг слуха девушки, которая сидела молча в своём подвесном убежище. Она слышала возню, глухой стук падающего тела, короткий, хриплый стон и шарканье подошв.

========== Глава 30. Прелестное создание в белом халате ==========

– Думаю, не будет лишним позвонить нашему страховому агенту, – бубнил доктор Чендлер. – Можно смело предположить, что совещания, запланированные на сегодня, отменяются. В глубине души я испытываю облегчение от того, что моя встреча с вице-президентом компании Pfizer сорвалась. Я рад, что мне не придётся сидеть напротив него. Клянусь, его глаза источают яд. Его змеиный взгляд кого угодно парализует. А что вы думаете по этому поводу?

Доминик Ферран, президент учреждения, пожал плечами со свойственным французам нигилизмом.

– C’est la vie.

Это самое оригинальное, что он мог выжать из себя. В самом деле, что он ещё мог сказать? Он получил эту должность всего полгода назад, а добивался её около десяти лет. Ферран не считал себя суеверным, но в эту минуту готов был поверить, что кто-то напустил на него порчу. За двадцать лет существования учреждения ничего подобного не случалось. Враги традиционной медицины неоднократно появлялись на площадке перед институтом, но ни разу не проникали внутрь. Почему это должно было случиться именно во время его администрации? Его королевство полыхало у него на глазах. Когда вспыхнула лаборатория, приоритеты резко сменились. Полицейские поспешно уступили арену пожарным. Отлов зачинщиков отошёл на второй план. Главной целью было вывести всех пациентов и работников института на воздух.

– Это недочёт нашего Четти, – продолжал Чендлер. – Ведь это он отвечал за меры безопасности. Он должен был следить за входом. Куда он смотрел? Зачем ему все эти камеры, если он ими не пользуется по назначению?

– Я видел как его выводили полицейские, – ответил Ферран , сонно растягивая гласные, не отрывая взгляда от окон, из которых валил дым. – Я склонен верить, что он на стороне этих хулиганов. Во всяком случае, меня бы это не удивило.

– Его не в тюрьму надо, а в психушку. Теперь он орёт, что его дочь застряла в служебном лифте. Что за бред? Этот лифт стоит без употребления уже месяца три.

– Я думал, его дочь в Гарварде.

– Да нет у него никакой дочери, Доминик. Это всё его фантазии. Сами подумайте, какая женщина связалась бы с таким чудаком?

На этот вопрос Ферран точно не мог ответить с уверенностью. После трёх разводов он мог лишь догадываться о том, чего хотели женщины. Вот за что он не любил британского коллегу так это за его привычку болтать в стрессовых ситуациях и задавать риторические вопросы.

Два светила стояли на противоположной стороне улицы, немного поодаль от остальных работников института, которые успели эвакуироваться.

– Может, пересчитать сотрудников? – Чендлер предложил внезапно. – Tак, на всякий случай … чтобы убедиться.

– А если кто-то не вышел, что вы предлагаете? Самим бросаться в пекло? Успокойтесь, Филип. На это есть пожарные и полицейские. Вы не для этого учились в Оксфорде, так как я не для того учился в Сорбонне. Хотя, признаюсь, что судьбы некоторых коллег волнуют меня больше, чем других.

– Которых именно? – спросил Чендлер.

– Я думаю, мы интересуемся одними и теми же людьми, Филип. Я знаю, что кое-кому конспекты и дипломы важнее собственной жизни. Я говорю о нашем драгоценном этике. Вот уж у кого правильно расставлены приоритеты. МакАртур вернётся в полыхающее здание ради какой-нибудь бумажки. Он на такое вполне способен.

– Значит туда ему и дорога, – отрезал Чендлер. – Может у него девять жизней. Одну он уже использовал, когда вышел живым из аварии.

В эту минуту Доминик Ферран заметил, что за происходящим пристально наблюдал мужчина лет пятидесяти пяти, ещё более невезучий в личной жизни, чем он сам – прокурор Джек Риф. Его блуждающий, встревоженный взгляд упал на двух светил.

– Господи, он идёт сюда, – процедил президент полыхающего института. – Что ему надо? Неужели он идёт выражать сочувствие? Ещё чего не хватало.

– Простите, – начал Джек дрожащим голосом, – вы случайно не видели доктора Томассена?

– Не видели, – сказал Чендлер, не глядя на прокурора. – Но если вам нечего делать, можете идти внутрь и искать его. Пожарные не будут вас останавливать.

Джек Риф расстегнул дрожащими пальцами ворот рубашки. Пот струился по его бледной шее. Тяжело дыша, он положил руку на грудь. Это пафосное поведение взбесила Феррана не на шутку.

– Вы нашли самое подходящее время перенести инфаркт, сэр. Сейчас с вами некому возиться. Если вас нервируют подобные зрелища, то зачем вы сюда пришли? И почему вы так волнуетесь за Мартина Томассена? Этот малый себя в обиду не даст. Он наверняка одним из вырвался.

***

Проверив все палаты постоперационного крыла, где находились лежачие пациенты, и убедившись, что они были пусты, Мартин остановился, чтобы перевести дух. Его рука сжимала кастет, который обронил один из зачинщиков. Он дыма у него кружилась голова и звенело в ушах. Ему казалось, что он слышал чьи-то вопли. Он уже привык слышать странные звуки, которые раздавались как-будто из другого измерения. Быть может, это была очередная слуховая иллюзия, спровоцированная кислородным голоданием? Что бы то ни было, оно не позволяло ему с чистой совестью покинуть горящий институт. Где-то внутри этой раскалённой ловушки из железобетона и стекла находилось живое существо.

Пробираясь по задымлённому коридору, он понял, что крики раздавались из шахты служебного лифта. С помощью кастета он приоткрыл раздвижные двери. В эту же минуту он услышал кашель у себя за спиной. Перед ним стоял доктор Дин МакAртур. Он сорвал с себя верхнюю одежду и повязку. Брюки и нательная майка были покрыты пеплом. На груди поблёскивал крестик. На шее ещё виднелась воспалённая рана, оставленная скальпелем.

Даже всего пережитого, юноша растерялся перед своим опекуном.

– Начальник, – с трудом выговорил.

– Мальчик мой.

– Что вы здесь делаете?

– Что же что и ты. Хотя, я могу говорить лишь за себя.

Они стояли на краю дымящейся шахты.

– Какого … чёрта?

– В чём дело, малыш? Ты потерял свою тетрадку с конспектами? Tы ищешь кого-то? Нашу любимую пациентку? Она там, в кабинке. – Дин вяло кивнул. – Ты опять таращишь свой глаз. Не я её туда запихал. Поверишь ли, я тоже её люблю. Я видел как ты тащил её по коридору. Прелестное создание в белом халате! Слышишь её крики? Ей сейчас несладко, поди. Беги, спасай её. Ты же у нас супергерой, Титановый Ангел.

И, точно благословляя на подвиг, Дин МакАртур толкнул воспитанника в грудь. Потеряв равновесие, Мартин не издал звука, но его зрячий глаз расширился и сверкнул. Нет, поединок не был закончен. В последнюю секунду он схватил покровителя за серебряную цепочку, на которой висел крестик, и они вдвоём рухнули в шахту.

Полёт показался невыносимо долгим. Краем глаза Мартин видел почерневшие от дыма канаты.

Они приземлились на крышу лифтовой кабинки. Дин остался неподвижно лежать на спине. Под затылком у него сформировалась лужица крови. Из носа и рта тоже сочилась кровь. Его судорожно скрючившиеся пальцы подрагивали. Серо-голубые глаза, казавшиеся более яркими на фоне сажи, смотрели вверх. В них застыло выражение неземного восторга, будто перед наркологом предстало во всём своём великолепии царствие небесное.

Ещё не до конца оправившись от шока, Мартин погрузил дрожащие пальцы в вязкую, красную жидкость, будто видел её впервые. Он вдруг осознал, что крики внутри кабинки затиxли. Только шипение и потрескивание. И апатичный вой сирен с улицы. Зажмурившись, он набрал последнюю порцию горячего, едкого воздуха в свою металлическую грудь.

– Блядь, – прошептал он с выражением мучительной досады. – Вот всё, что я любил.

========== Глава 31. Брак Кена ==========

Когда пожарные наконец справились со своей задачей, и стены здания остыли, туда опять хлынула полиция. От величественного института остался лишь остов. Ферран и Чендлер молча курили на тротуаре. Практиканты заливали свою травму в ирландском кабаке на Каштановой улице. Пациентов давно расфасовали по местным больницам. Анастасию Уоррен признали здоровой и отправили к отцу, с волосатыми ногами и охрипшим голосом. Кэтлин О’Коннор, у которой половину лица поглотила пурпурная гемангиома, оказалась в реанимации с перерезанными венами. С разрушением института она потеряла последний шанс вернуть приемлимый облик.

В шахте служебного лифта нашли горстку титановых частей, которые по форме походили на части скелета. Это всё, что осталось от юного хирурга, чудо-ребёнка. Неподалёку валялся расплавленный серебряный крестик, который когда-то принадлежал доктору Дину МакАртуру. Два гения, наставник и ученик, которым удалось избежать смерть пятнадцать лет назад, погибли в один день.

Лили Гардинер провела несколько частов в церкви Св. Иосифа. Тщательно отмолив свои грехи за свою косвенную роль в катастрофе, она направилась на место происшествия. Лучший способ замести следы это выйти на свет. Кутаясь в бежевый плащ, она некоторые время стояла за жёлтой лентой, отгораживающей зону доступа.

– Как жаль, однако, – сказала она одному из полицейских. – Я слышала, здесь работали весьма талантливые молодые люди. Теперь им негде проводить опыты? Какой урон для прогресса.

Для пущей убедительности она даже всплакнула. В эту минуту она, казалось, сама верила своим слезам. Полицейский, который выслушивал подобные стенания на протяжении десяти часов, проигнорировал хнычущую блондинку. Сквозь запах гари он не уловил аромат жасмина. В любой другой ситуации он бы не пренебрёг шансом заговорить с длинноногой красоткой.

Что касается последнего кавалера Лили, oн не последовал её примеру. Пока она вытирала подолом юбки пол в церкви Св. Иосифа, Пит Холлер уже сидел в поезде уносившем его в Бостон, подальше от злополучной Филадельфии, от родительских могил, от призраков случайных друзей. В кармане у него лежало триста долларов заначки, изъятой из потайного ящика Логана. В одночасье Никотиновый Туннель опустел. Остались лишь гадалка Магда и китайская стриптизёрша Лин. Поужинав рыбными консервами и чёрным хлебом, они долго сидели в комнате Логана, разбирая его пластинки.

– Думаешь, он ещё вернётся? – спросила Магда. – Мне как-то неудобно хозяйничать в покоях главаря. Отдаёт марадёрством.

– Думаю, ему было бы приятно, что о его сокровищах позаботились. Если распродать все его барахло, можно три месяца снимать шикарную квартиру в новостройке напротив Риттенхауз сквера.

– Говорят, там бассейн и сауна, – протянула гадалка мечтательно. – Сколько этой жизни? Мы с тобой остались без покровителя. Две слабые девушки в жестоком мире.

***

Когда Лили вернулась домой на Персиковую улицу, её ждал сюрприз. На ступеньках, сложив костыли, сидел её бывший жених. На нём была всё та же самая спортивная куртка. Юристка ойкнула и оступилась, чуть не сломав каблук. Кен уже был готов броситься к ней на помощь.

– Не приближайся ко мне, – выпалила Лили, протянув руки вперёд.

– Да брось.

– Я сказала, не приближайся. У тебя будут неприятности.

– Да какие ещё неприятности, после всего, что случилось? – Голос его звучал устало и миролюбиво. – Послушай. Сколько можно дурью маяться? Нам надо было отдохнуть друг от друга, перебеситься. Но ты же не готова похерить десять лет? Это же всё было не просто так.

С трудом поднявшись на ноги, Кен взял её бледную, вялую руку. Лили не сопротивлялась. Она только чувствовала, как у неё щипет в глазах.

– Похоже, ты не оставишь меня в покое.

– Думаю, ты знаешь ответ на этот вопрос. – Пошарив в кармане, Кен достал колечко и надел его на безымянный палец Лили. – Не выдумывай. Добро пожаловать домой.

========== Глава 32. Брак Мартина ==========

Комментарий к Глава 32. Брак Мартина

Почтенные, я думаю, поставить ли точку, или добавить эпилог.

Западная Филадельфия – июль, 1982

День Независимости в приюте Св. Сецилии, где полвека назад, во время Великой Депрессии, располагалось общежитие для чернорабочих, отпраздновали жаренной курятиной, арбузом и трёхцветным тортом. Перила крыльца были уже щедро измазаны приторным кремом, привлекая мух и ос, к великому недовольству Паолы Мецгер, директора приюта. Паоле было не больше сорока-пяти лет, но волосы её полностью поседели. Свои пигментные пятна она нажила в Мексике, где работала волонтёром несколько лет. Морщинистую шею украшало ожерелье из грубой бирюзы.

– Если у кого-то аллергия на осиные укусы, придётся вызывать скорую, – сетовала она приходящей соцработнице Бренде Коллинз. – А скорая помощь не любит в эти места ездить. Не говоря о том, что этим детям не нужен лишний сахар. На следующий праздник я закaжу палочки из сельдерея.

– Это жестоко.

– Эти женщины и дети не могут позволить себе визит к дантисту. А я бессовестно разрушаю то что осталось от их зубной эмали.

Коллеги ещё пару минут болтали о рецептах картофельного салата и фейерверке над рекой Делавер, чтобы отсрочить неприятный разговор, отравлявший праздничное настроение.

– Я хочу, чтобы вы поговорили с одной из наших постоялиц, – сказала наконец Паола. – Я надеялась, что вам удастся посмотреть на неё со стороны, понаблюдать за её поведением. Но она так и не вышла посидеть на веранде с остальными.

– Она у вас давно?

– С мая месяца. Её притащил какой-то полоумный старик по имени Джоул. Сказал нам, что это его маленький лесной орешек, и попросил нас позаботиться о ней. Понятия не имею сколько на ещё собирается тут сидеть.

– Вам известно её имя?

– Фиона Четти. Во всяком случае, так она нам представилась.

– Вы верите, что это её настоящее имя?

– Да уж пооригинальнее, чем Джейн Доу. Говорит, что ей скоро семнадцать лет, а выглядит на четырнадцать. Кожа да кости. Впрочем, какая там кожа? Она явилась вся покрытая волдырями. Ожоги второй степени на шее, на руках. Тепловой удар. Кислородное голодание от вдыхания дыма. И поверите ли? Она отказалась от медицинской помощи. Мы хотели вызвать скорую, но она упёрлась. И что ты с ней поделаешь? А позавчера выяснилось, что она ко всему прочему и беременна.

– Ну это просто вишенка на торте, – ахнула Бренда.

– Вы мне это говорите? – Паола тряхнула седой головой. – У неё ещё есть время избавиться от осложнений. Сами подумайте. В её состоянии … вынашивать ребёнка? Мы предложили отвезти её в женскую клинику, но она слышать ничего не хочет. Задалась целью родить. А дальше что?

– Я поговорю с ней. – Бренда пожала пятнистую руку Паолы. – Проводите меня к ней.

Постоялица сидела у окна спиной к двери, так что соцработнице не было видно её лица. Чёрные волосы были коротко подстрижены. На затылке виднелись розовые, ещё воспалённые залысины. На коленях у девушки лежала коробка с пластмассовыми бусинками, которые она нанизывала на толстую шерстяную нить. Бренда видела такие рукодельные наборы в учреждениях для слабоумных и стариков, страдающих деменцией. Ей всегда эти игрушки казались опасными, ведь их так легко можно было проглотить или засунуть в нос.

– Мисс Четти? – позвала она мягко и вкрадчиво, будто манила испуганного котёнка. – Можно посидеть с вами рядом, посмотреть на вашу работу?

– Конечно, присаживайтесь. Давайте, я сделаю вам браслет, раз уж вы тут. Какие у вас любимые цвета?

– Розовый и фиoлетовый, – ответила Бренда, украдкой разглядывая пальцы девушки. Кожа была воспалённой и растрескавшейся, но ногти были на месте. – У тебя неплохая мелкая моторика. Ты когда-нибудь играла на музыкальных инструментах?

– Я била в бубен в предыдущей жизни. Меня повесили. А в этой жизни меня пытались сжечь. Но я, как видите, выжила.

– У вас очень бурное воображение, мисс Четти. Вам когда-нибудь приходило в голову записать это?

– Так слушайтe, – перебила её девушка. – Если вы пришли уламывать меня на аборт, то не тратьте времени. Несомненно, есть девушки, которые нуждаются в вашей помощи больше меня.

– Мисс Четти, я вовсе не собиралась этого делать. Cкажите мне лишь одно. Отец ребёнка сделал … это с вами?

Воспалённые руки замерли.

– Напротив, – сказала девушка, приподняв подбородок. – Он спас меня. Не знаю как. Я была уверена, что мне крышка, и только молила Бога, чтобы это всё не затягивалось. Но он спас меня, вытащил меня из горящей коробки. А сам … Бросился обратно спасать своего начальника. А знаете, что интересно? Мне совершенно не было больно. Даже когда волдыри начали лопаться, и из них потекла жидкость. Меня это не тревожило. Будто всё это происходило не со мной.

– Это своего рода защитная реакция. Отрицание действительности. Онемение, физическое и эмоциональное. Но, хочу предупредить вас, что боль ещё проснётся.

– Сомневаюсь в этом. Он этого не допустит. Он всегда рядом, стоит и подкармливает морфином. Мой титановый ангел.

– Вам придётся задуматься о государственном пособии. – Бренда продолжала гнуть свою линию, точно пропустив мимо ушей всю мистическую белиберду. – Ведь ваш покойный герой не будет платить алименты с того света? Паола вас никуда не гонит. Но вам надо будет связаться с надлежащими органами. Не знаю, есть ли у вас на руках какие-то документы. Если нет, их придётся восстановить. Властям будет интересно узнать, чем вы занимались всё это время. Они наверняка попросят рекомендации. Найдутся ли люди, готовые поручиться за вас?

Девушка чуть заметно кивала но уже давно не слушала. Её мысли занимал новой фотоаппарат, который ей приснился накануне. Подушечки её обожжённых пальцев гладили замшевый футляр и прохладный, скользкий корпус. Oбъектив раскрылся, точно единственный зрячий глаз Мартина.

Не гляди на лицо, девушка,

А заглядывай в сердце.

========== Эпилог ==========

1986

За неделю до освобождения из тюрьмы, двадцатипятилетний Чарльз Хьюберт решил забить ещё одну татуировку. Его спина уже была покрыта нацистской символикой. Ему не хватало черепа в каске со свастикой.

– Я не могу жить в доме, где воняет восточными пряностями, – жаловался он своему соседу по камере, который наносил последние штрихи иглой. – Лучше жить на улице.

– А что, твоя сестра всё ещё зовёт тебя к себе?

– Она мне не сестра! – рявкнул Чарльз через плечо. – Сколько раз нужно повторять?

– Тихо, не дёргайся. А то испортишь рисунок.

– Эта девчонка – какое-то генетическое недоразумение, не сделанный вовремя аборт.

– Ну, аборт никогда не поздно сделать. Даже двадцать лет спустя. Только за это сесть можно. Надолго.

Рассмеявшись над собственной шуткой, зэк вновь принялся за работу.

– Папа был настоящим человеком, – продолжал Чарльз, – американцем с большой буквы. Отслужил в Корее. Руки на себя наложил, оттого что крыша поехала после всего что он видел. Я тебе никогда не говорил как мой отец умер? Ну вот. И мать, курва, променяла его на какого-то чурку-наркомана, которого вытащила из под моста. Этот ублюдок ещё набивался мне в отцы! Помню как на Рождество подарил мне конструктор. Хотел чтобы мы вместе строили. Он же, типа, на инженера учился. Решил породниться со мной, паскуда. Я его чёртов конструктор в унитаз спустил, так что у соседей трубы забило. Мать пахала за двоих, а он крутил свои альбомы весь день. Два года прошло, пока она поняла, что он за мудак. Он свою маленькую паразитку неформалам пытался сбагрить за наркоту. Но теперь они нашли друг друга. Живут душа в душу. Воспитывают её выблядка, которого она нагуляла, пока жила в чулане над подарочной лавкой. Она пацана своего выставляет гением. Типа, он в свои три года задачи по тригонометрии решает. Вундеркинд ёбаный! Она хочет меня с ним познакомить. Типа, это мой племянник.

Бандит расхохотался, обнажив обломанные зубы.

– Откуда столько злобы? Ты такой забавный во гневе, Чарли. Что я без тебя буду делать? А если честно, ты сильно волнуешься? Не готов ты дышать вольным воздухом, приятель. Чувствую, что ты скоро вернёшься за решётку. Boт херанёшь кого-нибудь кастетом.

– Начиная с тебя, урод.

***

– Поверь мне, белая раса вырождается, – говорил Блейк Четти своему ученику. – Не подумай, что я рехнулся. Вот увидишь, к концу двадцатого века наши люди будут доминировать. Когда я поступил в Дрексел, я был единственным индусом во всём университете. А половина инженерного факультета состоит из наших.

Восемнадцатилетний Сунил Махендру с трепетом слушал своего репетитора по начертательной геометрии. Они сидели на крыльце старого пригородного дома и пили лимонад, в лучших американских традициях. Лимонад был терпким и отдавал горчинкой, но Сунил, у которого родители принадлежали к касте браминов, и которые выпускали его из дома только в наглаженной белой рубашке и костюмных брюках, мужественно, не морщась, потягивал напиток.

Перед ними в песочнице возился трёхлетний мальчик с чёрными глазами и русыми волосами. Маленький инженер занимался тем что строил мост из сухих веток.

– У тебя впечатляющая родословная, – сказал Блейк внуку, будто тот мог вникнуть в смысл его слов. – Чего только не намешано: индусы, шотландцы, скандинавы. С такой генетикой ты далеко уйдёшь. Не вздумай скрывать, что твой дед индус. Слышишь меня? В твоих жилах течёт кровь великих мистиков и философов. А то ещё возьмёшь и запишешь “белый” в графу расовой принадлежности когда будешь поступать в институт.

– Индусы – белые люди, – раздался голос. – Папа, сколько раз мы с тобой об этом говорили?

На крыльцо вышла девушка лет двадцати в растянутом спортивном костюме. Спутанные чёрные волосы были затянуты в пучок. При виде её синие, сухие губы Блейка растянулись в какой-то странной улыбке, нежной и виноватой.

– Сунил, кажется, ты не знаком с моей дочерью Фионой.

Невзирая на своё безупречное воспитание, старшеклассник не смог скрыть шока от увиденного. Его смуглая рука дрогнула и чуть не выронила стакан с лимонадом.

– Пппп … приятно познакомиться, – выдавил он с трудом, стараясь не отводить глаза.

Сама девушка не обращала на него внимание. Скрестив руки на груди, она стояла над отцом, точно учительница над двоечником. Несмотря на неровный пигмент и узловатые шрамы на лбу и на щеках, было видно что она родилась миловидной. Скулы и подбородок были изящно очерчены, а чуть вздёрнутый кончик носа придавал её чертам ту самую дерзость, которую художники диснеевских мультильмов запечатлели в своих героинях. Больше всего бросалось в глаза её очевидное наплевательское отношения к своему облику. Она ни прибегла ни к каким уловкам чтобы сгладить свои несовершенства.

– Фиона проводит много времени в центре города, – продолжал Блейк. – Она увлекается фотографией и берёт классы в художественном институте.

– Давай не будем, – отрезала девушка.

– Не перебивай меня. Я имею права хвастаться твоими достижениями. Не спорю, я мало занимался твоим воспитанием, но в тебе моя кровь. Когда твой сын получит Нобелевскую премию, ты поймёшь, что ощущает родитель в такие минуты.

На помощь девушке пришёл Сунил.

– Пожалуй, мне пора, – сказал он, взглянув на часы. – Мне ещё в библиотеку надо. Для меня отложили книгу по физике. На следующей неделе экзамены. Доброго вам дня, мистер Четти. И вам … Фиона.

Собрав свои тетради и потрепав трёхлетнего мальчика по русым волосам на прощание, Сунил побежал к своей машине.

– Мне определённо нравится этот парень из семьи Махендру. Отец дантист, мать офтальмолог. Он на два года тебя моложе тебя, но у него старая душа, которая прошла уже несколько реинкарнаций.

– Ты видел, как он на меня смотрел. Будто я тварь из чёрной лагуны.

Девушка произнесла эти слова без всякой горечи. Она не жаловалась, а лишь констатировала факт.

– Ты знаешь, что твою внешность можно значительно исправить. Помнишь что сказал пластический хирург? Ты ещё легко отделалась.

– Я пошла к нему только чтобы ты от меня отстал. Мне очень комфортно в моей подпорченной шкуре. Если ни один мужчина больше не посмотрит в мою сторону, я не буду из-за этого лить слёзы.

– Это ты так сейчас говоришь. Через пару лет твои взгляды изменятся. Тебе в конце концов надоест жить с чокнутым отцом. Возможно, ты захочешь настоящую семью, с настоящим мужчиной, а не призраком. А для этого …

– Я должна стать “настоящей женщиной”? Шпильки, укладка, макияж?

– Я не об этом. Вернее, не совсем … Мне кажется, ты лукавишь, Фиона. Прячешься за своими шрамами.

– Всё с точностью наоборот. Я впервые за всю жизнь не прячусь. Да что тебе доказывать? Ближе к делу. Я только что говорила с Чарли по телефону. Хорошие новости. Он наконец принял наше предложение пожить здесь первое время. Через два дня его выпустят, и я его заберу. Мне понадобится машина. И придётся вынести весь хлам из спальни на втором этаже.

Блейк вздохнул и провёл пальцами по лбу, точно услышав неутешительный диагноз.

– Твоё предложение, Фиона. Не наше. Прости, но я не разделяю твоей радости. Ты знаешь моё отношение … Да, он твой брат, хотя мне он никем не приходится. И я понимаю, что не имею права его осуждать. Мне судьба подарила второй шанс, и Чарли заслуживает не меньшего. Безусловно, ему нужно время встать на ноги, найти какуй-то работу. Кто его ещё возьмёт? Это отдельный вопрос. В лучшем случае устроится на бензоколонку. Я никогда не сидел в тюрьме, но я слышал, что оттуда люди выходят … Сама понимаешь. Мне тревожно за тебя и за Мартина. Чарли очень неуровновешенный молодой человек. Я, конечно, буду стараться держать себя в руках, но если он посмотрит косо на тебя или твоего сына …

Последние слова он бормотал вполголоса. Девушка уже не слушала его. Плюхнувшись в песочницу рядом с сыном, она помогала ему строить Тадж-Махал. Глядя на них, Блейк начал мысленно готовиться к предстоящим месяцам бессонницы. Ещё два дня хрупкой семейной идиллии, пока их всего лишь трое. А потом? Его горизонт, как и лицо его дочери, никогда не будет безупречно ясным и чистым. Его отцовская любовь оставляла отметины на теле его дочери – сначала чернильное пятно татуировщика а потом ожоги. Все его прошлые попытки удержать или защитить её несли катастрофические побочные эффекты. Примирив наконец мистика и учёного в себе, Балакришнан Четти пришёл к выводу, что карма – или рок – это запутанное физическое уравнение, баланс проклятий и благословений.