Текст книги "EuroMedika (СИ)"

Автор книги: Marina Neary

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

«С тобой – хоть на край светa», – чуть было не ляпнула Хейзел.

Слова возлюбленного наполнили девушку гордостью. Как он, должно быть, ей доверял, предложив ей сесть за руль своей дохленькой «Хонды». Нет, она не могла его разочаровать.

Как только они оказались в салоне автомобиля, Кен навалился на Хейзел и принялся осыпать влажными поцелуями её шею.

– Пожалуйста, не мешай мне, – бормотала она, пытаясь разобраться с ключами.

Мотор устало рыкнул, и они тронулись в путь по безлюдному переулку. Кен оставил её в покое так же неожиданно, как набросился не неё. Не пристегнувшись, он откинулся на пассажирском сидении, закрыв глаза и приоткрыв рот. Его потная рука осталась лежать между ляжками девушки.

– Кен, не спи, – просила она. – Ты мне нужен в качестве навигаторa. Я не знаю, как добраться до университета.

В ответ она услышала сонное нытьё. Даже в состоянии свинского опьянения Кен казался ей прекрасным. И плевать, что у него не было ни гроша. Плевать, он не мог запомнить её имя. Он любил её. Он пообещал ей жильё в итальянском квартале. В один день от отказался от медицинской карьеры и богатой невесты. Всё ради неё, ради Хейзел. Он видел в ней фотографа-авангардиста и был согласен познакомить её со своим влиятельным родственником. Значит, можно было сказать, что её уже за глаза приняли в эту семью? Она будет фотографировать водоёмы заповедники для журнала, а вечером вытирать тренажёры в его спортивном зале. Лишь бы быть рядом с ним. Не удержавшись, она потянулась рукой к его курчавому затылку.

Перед ними метнулась чёрная блестящая тень. Хейзел услышала грохот сплющиваемого метала и звон бьющегося стекла, почувствовала удар в грудь. В ноздри ей ударило дымом.

Хейзел показалось, будто её душа вылетела сквозь разбитое лобовое стекло. Она видела себя со стороны. Видела, как она, пошатываясь, вылезла из машины и тут же растянулась на тротуаре, ободрав колени. Потом она бежала, спотыкаясь, наобум, по направлению к пристани. Лишь бы уйти от чёрной тени, которая гналась за ней. В какой-то момент у неё в очередной раз подкосились ноги. Она упала и больше не вставала. Мрачный дух настиг её и накрыл её своим кашемировым пальто.

«Доверься мне, детка.»

========== Глава 17. Беспристрастный взгляд на современную магистратуру ==========

Когда Хейзел более или менее пришла в себя, её уже увозила полицейская машина. Какое-то время она вдыхала ароматы, оставленные бесчисленными бедолагами, которые успели прокатиться за последние пару дней. На потёртом сидении застыла лужица блевотины. Подножник был усеян комочками пожёванной жвачки. Стекло было заляпано подозрительными пятнами, похожими на кровь. Хейзел со вздохом посмотрела вниз на свои разодранные колени, которые ей было не очень жалко. На ней всё быстро заживало. Однако, y неё сжалось сердце при мысли, что её драгоценный фотоаппарат остался лежать на тротуаре. В глазах защипало, но тут она вспомнила, что её руки были скованы наручниками, и не получилось бы смахнуть влагу со щёк. Она не собиралась развлекать этих кабанов в синих формах видом своих слёз.

Впрочем, сержант Кахилл и лейтенант Тиммони – так звали тучных полицейских – не обращали на неё никакого внимания. Они обсуждали прошлый футбольный сезон, новый винный магазин, который открылся на Каштановой улице, и стоимость продлёнки для детей младших классов. Трудно было жить достойно за скромную зарплату полицейского. День за днём они рисковали шкурой, а им за это платили арахисовыми орешками.

Девушка кривилась, слушая их болтовню. Полицейских она ненавидела почти так же страстно, как и медиков. Угораздило же её быть арестованной двумя самыми мерзкими легавыми Филадельфии. Она знала о своём праве сохранять молчание, но решила им не пользоваться.

– Ну что, ребятки, нравится вам ваша работёнка? B кайф, небось, цепляться к невинным гражданам? Если повезёт, вас повысят до должности собаколовов.

Легавые продолжали трепаться о коленной травме, которую получил капитан футбольной команды из Питтсбурга.

Машина остановилась у бокового входа в полицейское отделение. Стоянку окутывал мрак, так как единственный фонарь разбили хулиганы в день Св. Патрика. Хейзел позволила вытащить себя из машины. Вместо того чтобы подвести её к двери, Кахилл почему-то толкнул её к стенке, чем спровоцировал приступ нервного злого смеха у девушки.

– Э, ты ослеп, приятель? Или так надрался, что двери не видишь?

Полицейский прижал её лицом к холодному кирпичу.

– Значит так, малявка. Слушай внимательно. Мой тебе совет: признайся во всём.

– Чего?

Хейзел дёрнула головой, но Кахилл ещё плотнее прижал её к стене, навалившись всей тушей, которая весила не меньше двухсот пятидесяти фунтов. Влажное табачно-кофейное дыхание обдавало щёку девушки.

– Не выкручивайся и не устраивай сцен. Ничего хорошего из этого не выйдет. Делай так, как тебе велено. Какие бы обвинения тебе не предъявили, со всем соглашайся. Поняла?

У девушки на зубах скрипела кирпичная пыль.

– Какого чёрта?

– Так будет лучше, проще для всех.

Хейзел задрыгалась под брюхом Кахилла.

– Фигушки! Я ни в чём не виновата. За мной гоняется какой-то маньяк в пальто. Это он всё устроил. Где мой грёбаный адвокат? Кажется, мне полагается один звонок.

– Телефон не работает. Адвокат тебе не поможет. Я таких, как ты, вижу пачками. У тебя нет шанса. Я тебе помочь хочу, дельный совет даю, а ты брыкаешься.

С этими словами, сержант Кахилл, принялся выкручивать ей руку. Хейзел почувствовала дикую боль в трёх суставах – в запястье, в локте и в плече. Садюга знал своё дело. Несомненно, он проделывал эти манипуляции довольно часто.

– Ты ошизел, боров! – попыталась выкрикнуть она, и тут же почувствовала, как её грудную клетку сжали тиски. Вместо крика вырвался хрип.

– Тебе сейчас больно? – шипел ей на ухо Кахилл. – Будет в сто раз больнее, если будешь продолжать брыкаться. Ты же не хочешь, чтобы к твоим обвинениям добавили сопротивление при аресте?

Хейзел была неприятно удивлена своей слабостью. Она всегда гордилась высоким болевым порогом. Её старший брат Чарли не отличался деликатностью. Они часто играли в преступников и полицейских. Неоднократно она оказывалась на полу или прижатой к стенке, с выкрученными руками. Увы, эти игры не подготовили её к встрече с Кахиллом. Под натиском этого бегемота она, откровенно говоря, растерялась. Чтобы закрепить урок, сержант несколько раз ударил её головой об стенку, протащив лбом по кирпичу, чтобы содрать кожу. После третьего удара Хейзел почувствовала, как её сознание растекается солёной мазнёй по стенке.

– Строптивая гадкая девка, – сказал сокрушённо лейтенант Тиммони. – Заставляет нас применять силу, когда мы ещё не заправились кофеином.

***

Тем временем, Дин МакАртур находился в соседнем полицейском участке. Приложив ледяной пузырь к виску, он неторопливо и методично беседовал со следователем. У него брали показания как у одного из пострадавших в аварии. Несчастный разбитый «мерседес» уже успели отвезти на свалку.

– Итак, доктор, что Вы делали на Южной улице этим вечером?

– Ждал своего пациента, Кена Хаузера.

– Что Вас сподвигло на эту встречу?

– Телефонный разговор, который состоялся за полтора часа до этого. Он позвонил мне на работу из бара, в котором проводил свои вечера и где его хорошо знали. Бармен подтвердит, что мистер Хаузер часто пользовался их телефоном.

– Мистер Хаузер был очень расстроен?

– У него за последние пару месяцев была вереница неприятностей. Его выгнали из команды, лишили стипендии. Потом он расстался со своей девушкой, очевидно, по её инициативе. Когда он мне позвонил, я по голосу понял, что он был очень уязвим. Я боялся, что он сделает что-нибудь безрассудное. Вот почему я предложил ему встретиться возле книжного магазина, который работает допоздна.

– И мистер Хаузер согласился?

– Естественно. У нас были договор. Он мог звонить мне в любое время суток. У нас подобные экстренные сеансы происходили не раз.

– Но в этот вечер он не пришёл на встречу?

– Меня не удивило его опоздание. Он редко приходил вовремя. Я поставил машину вдоль дороги и какое-то время ждал.

– Опишите схему лечения?

– Это врачебная тайна.

– В общих чертах. Эта информация может пригодиться в процессе следствия.

– Он принимал низкую дозу «Риталина» для контроля импульсов. В результате приёма стероидов у него развилась агрессия. Я также выписал ему лёгкий антидепрессант и совсем безобидное снотворное. Вот и всё. Впрочем, я не могу такое утверждать. Я лишь ручаюсь за те препараты, которые прописал ему сам. Я не знаю, что ещё мистер Хаузер принимал.

– Но сегодня вечером он не был за рулём.

– Нет. С ним была молодая особа.

Дин закрыл глаза и откинулся на спинку стула. Следователь взглянул на него озабоченно и подвинул к нему свой стакан с остывшим чаем.

– Вам плохо, доктор? Вот, выпейте. У меня есть пару таблеток аспирина. Может, Вас отвезти в травмпункт?

– Нет, это всё ерунда. Я пытаюсь вспомнить как всё случилось. Мой пациент был в том районе в тот вечер. Он так и не пришёл на встречу. Возможно, он передумал или забыл. Думаю, если бы он был в трезвом состоянии, он бы не оказался на пассажирском сидении.

Дин глубоко вдохнул, и у него из носа потекла кровь. Следователь поспешно протянул ему салфетку.

– Пожалуй, с Вас хватит приключений на один вечер, доктор. У меня больше нет к вам вопросов.

– Но если будут, пожалуйста, свяжитесь со мной. Я бы хотел продолжать заниматься лечением мистера Хаузера… в зависимости от его состояния, конечно, – голос его дрогнул. – Я знаю, это неблагоразумно привязываться к пациентам, проникаться к ним симпатией. Мне … пора. Я вызову такси. У меня теперь машины нет.

– Пальто тоже нет, – заметил следователь.

Дин пожал плечами со скорбной усмешкой.

– Я отдал его девчонке. Ей оно было нужнее. Спокойной ночи. Не тревожьтесь обо мне.

***

Усмешка исчезла с его лица как только он вышел на улицу. Какое-то время он стоял на морозе, проигрывая события прошедшего вечера. Ему было жутко от того, как стремительно и гладко развивался его план. Перед тем, как возвращаться в институт, он зашёл в телефонную будку и позвонил прокурору на дом.

– Джек, ты не спишь?

– Как видишь, поднял трубку.

– И то верно. Прости, мне неудобно тебя будить.

– Да ладно, я только что проснулся. До этого дрых весь ведь. Я давно так хорошо не спал. Оливия умерла утром. Я позвонил в похоронное бюро, приехал домой и тут же вырубился.

– Царствие небесное. Когда похороны?

– Послезавтра.

– Я приду, обещаю. На этот раз даю тебе слово.

– Ладно, не парься. Там и без тебя народу будет достаточно. Лучше мы с тобой после похорон вдвоём сходим в бар. Ты мне что-то хотел сообщить?

– Началось, – сказал Дин, коротко и таинственно.

– Что началось?

– Оно. То самое, что мы с тобой обсуждали. Новая глава в твоей карьере – и моей.

– Я готов, дружище. Готов работать по-человечески. Завтра зайду в офис на пару часов. Как мне надоела эта беготня в хоспис. Если бы ты знал.

– Догадываюсь.

– Сколько нервов из меня выкачала болячка жены. Эгоистичная сука дымила и дымила. Я её предупреждал. Она не спохватилась, пока не начала потеть по ночам, пока не похудела и не стала серой на лицо. А потом: «Джек, позвони пульмонологу. Джек, отвези к онкологу.»

– Успокойся, дружище. Всё позади.

– Так точно. У меня начинается новая жизнь, без походов по врачам, без кислородных баллончиков в доме.

– Джек, ты просто святой. Тебе уготовано место в раю.

– Ну это уже перебор.

– Для меня любой мужчина, который перенёс три брака, – мученик. Так или иначе, ты имеешь право отдохнуть.

– Самый лучший отдых – какой-нибудь свежий, сочный, скандальный протокол.

– Постараюсь не разочаровать тебя. Завтра тебе принесут папку с очередным делом. Малолетняя торговка наркотиками, нам обоим хорошо известная. Тебе не придётся её слишком долго терзать. Если Кахилл и Тиммони выполнят своё дело, она признает себя виновной.

========== Глава 18. Оставь всю надежду ==========

После трёх ночей на жёсткой тюремной койке Хейзел поймала себя на кощунственном желании обратиться к врачу. Настоящему врачу. Тучная безразличная медсестра сунула её многострадальную руку в перевязь и брызнула ей в лицо перекисью водорода. У неё текли слёзы и слюни одновременно. При этом её жутко тошнило. Она догадывалась, что на этот раз никакого количества марихуаны не хватило бы чтобы заглушить эту упрямую, ликующую, неумолимую боль. Ей понадобилась бы ударная доза ибупрофена с кодеином, того самого яда, который так презирал Логан. Удивительно, как этот человек за несколько месяцев смог повлиять на её мировоззрение. Ведь она не всегда была такой воинствующей противницей медицины. В детстве она побаивалась белых халатов, но не больше чем любой другой ребёнок. Ненависть пришла после смерти матери. Логан нашёл зёрна неприязни и обильно полил их. Этого было достаточно. А теперь, когда ни мамы, ни Логана не было поблизости, Хейзел не возражала бы, если бы один из этих «фашистов» осмотрел её руку и грамотно наложил гипс.

Хейзел помнила фотографию вьетнамского монаха, который поджёг себя в знак протеста, не издав ни звука и не пошевелившись. Увы, онa пока не достигла такого уровня духовной просветлённости и контроля воли над телом. Первая серьёзная взбучка сломила её. Нервные окончания взвыли и капитулировали. Проклятая боль затмила рассудок, завладела её языком, заставила её признать вину. Хейзел смутно помнила разговор со следователем, за спиной которого стоял Кахилл, размешивая сахарные кубики в чашке с кофе. Не слушая стандартных вопросов, которые ей задавали, девушка бубнила «да, да, да». Да, она торгует, не только наркотиками, но и телом. Да, она залазит в карманы пассажиров в метро. Да, она угостила двадцатидвухлетнего Кена Хаузера, студента университета Темпл, коктейлем из ЛСД, кокаина и экстази. Нахватавшись этой же самой дряни, она села за руль его автомобиля, не имея водительских прав. Да, она стала причиной аварии, в которой был задействован нарколог пострадавшего студента. Да, она сопротивлялась аресту. В чём ещё её обвиняли? Ах да, это по её вине футбольная команда «Стилерс» проиграла сезон. Напоследок она добавила: «Отвалите наконец и дайте мне сдохнуть.» В эту минуту ей действительно хотелось сдохнуть.

После допроса наступило подозрительное затишье. К осуждённой никто не заходил: ни адвокат, ни злюка-медсестра. Девушку держали в камере заключения при полицейском пункте. Чья-то рука подсовывала ей поднос с каким-то подозрительным месивом и стаканчиком тёплого яблочного сока. Доставка еды происходила каждый раз пока девушка спала, если её состояние можно было назвать сном. В её голове проигрывалась сцена аварии, с некоторыми вариациями. То она врезалась в «мерседес» водительской стороной, то пассажирской. Лобовое стекло то разбивалось вдребезги, вонзаясь сотнями прозрачных иголок ей в кожу, то трескалось серебристой паутиной. Иногда вместo Кена Хаузера рядом с ней сидел Пит Холлер, а иногда парень, который задирал её в девятом классе. Открывая глаза в очередной раз, Хейзел чувствовала себя более разбитой. Неудобная, холодная койка держала её заложницей. Девушка едва могла оторвать голову от расплющенной подушки, пахнувшей хлоркой и куриным бульоном.

Однажды сквозь дрёму она услышала скрип дорогих ботинок и уловила знакомый запах сандалового дерева. Перед ней стоял владелец разбитого «мерседеса». Тусклый свет от лампы в коридоре падал на его лицо, подчёркивая каждый острый угол. Правый висок был заклеен пластырем. Через руку было перекинуто длинное бежевое пальто.

Его появление не удивило Хейзел. Она с самого начала знала, что рано или поздно он к ней наведается. Она даже успела мысленно приготовиться к этому визиту, заранее дав себе зарок встретить своего мучителя с достоинством, иронией, и даже, возможно, неким участием. Нет, она не собиралась хныкать, забившись в угол, и проклинать его. С этим холёным сероглазым извергом можно было бороться только его собственным оружием.

– Вот он, ангел смерти, – протянула она сквозь зевок. – Пришёл утащить меня в ад, не иначе.

– До смерти ещё рано, – сказал гость, переступив порог камеры. – Если ты будешь вести себя благоразумно, до таких крайних мер не дойдёт. Я – человек своего слова. Я же обещал тебя навестить.

– У вас новое пальто, – заметила девушка.

– Хорошо забытое старое. Случайно нашёл в глубине своего шкафа.

– Рядом с фартуком палача и парой-тройкой скелетов?

– Я рад, что твоё чувство юмора всё ещё при тебе. Как тебе нравится твоё новое жильё?

Хейзел пошевелилась на койке, подложив здоровую руку под голову.

– Привыкаю потихоньку. В этой камере очень просторно. Куда просторнее, чем в моё родном чулане на Южной улице. Мне всё нравится, за исключением еды. Она по вкусу очень напоминает… Не знаю какое слово подобрать. Тюремную? Мне всегда казалось что за решёткой подают такие макароны с сыром и мясную запеканку из обрезков курятины, – она шлёпнула себя ладошкой по расцарапанному лбу: – Ой, погодите, а ведь я на самом деле в тюрьме! Как я могла забыть такую важную деталь? Ей-богу, я за решёткой! Это не сон. И Вы самый что ни на есть настоящий.

Дин окинул взором интерьер камеры и горестно кивнул:

– Бедное дитя. Без телевизора, без магнитофона, без зеркала. Это жестокое и необычное наказание. Как мне облегчить твои страдания? Постой, я принёс тебе что-то. Тут неподалёку открылось новое кафе.

Дин поставил на столик невысокий пенопластовый стаканчик и приоткрыл крышечку. Хейзел задрожала всем телом, уловив аромат кофе с ореховым сиропом и сливками.

– Не буду, – сказала она тихо, но твёрдо. – Там наверняка отрава.

Дин демонстративно поднял стаканчик и отпил глоток.

– Видишь, я всё ещё жив. Можешь пить спокойно.

– Как бы не так. Теперь я точно знаю, что там отрава. Вы дотронулись до края своими губами.

– Ты боишься, что если мы выпьем из одной чашки, то ты заразишься моей идеологией и полюбишь науку?

– К Вашему сведению, я обожаю науку. Но то, чем вы занимаетесь – не наука, а мракобесие, шарлатанство, фармацевтическая самодеятельность.

Отпив ещё один глоток, Дин улыбнулся.

– Такие большие слова для такой маленькой головки. Я думаю, ты ещё изменишь своё мнение. У тебя нет ко мне никаких вопросов? Обычно у девушки в такой ситуации должна быть пара стандартных вопросов. Ты не хочешь меня спросить, к примеру, почему я проникся к тебе таким живым личным интересом?

– Наверное, потому, что я Вас преследую в кошмарных снах. Похоже, я проникла вам под кожу. Вот почему Вы меня ненавидите.

– Ты права по первым двум пунктам. Однако невзирая на душевный дискомфорт, который ты мне доставляешь, я не испытываю к тебе ненависти. Напротив, ты мне нравишься. Очень.

Девушка мотнула головой, разметав засаленные кудри по подушке.

– О, боги… Я знаю, сейчас вы меня пригласите на школьные танцульки. А мне, как назло, нечего надеть, кроме этого стильного оранжевого комбинезона, который мне выдали охранники.

– Ты не веришь в искренность моих слов?

– Отчего же? Охотно верю, что для того, чтобы любить, не обязательно иметь сердце. Моя мама любила смотреть полуночные фильмы про сталкеров. Так что мне понятен механизм маниакальной любви. А Вам, как светилу, он тем более должен быть понятен. Объясните мне одно: что Вы во мне нашли? Почему вы не выбрали себе девицу повыше, побелее, получше одетую?

Дин тихо опустился на пол, прислонившись спиной к койке. Хейзел не видела его лица.

– Помнишь, я обещал рассказать тебе печальную историю? Это вступление.

– Я знала, что Вы рано или поздно придётся её выслушать. Давайте. Только по-быстрому.

– Современные девушки не привыкли к помпезным монологам, на которые я был способен в прошлой жизни. После аварии, в которой погибли мои родители, мне стали сниться какие-то рваные эпизоды из чужой жизни. Какой-то парень, немного похожий на меня, такой же высокий и широкоплечий, только смуглый и темноволосый. Он шёл по пустынной улице и нёс в руках какой-то свёрток, в котором что-то шевелилось, какое-то раненое животное. Я знал, что он тоже был сиротой, в большом городе, только на другом конце света. Он протягивал мне этот свёрток, будто эстафету передавал. Не сказать, что я впечатлительный, но после подобных сновидений я каждый раз просыпался с чувством удушья. Я рассказал об этом психиатру, и он списал это не посттравматический синдром. Ещё похлопал меня по плечу и похвалил за то, что я так хорошо держался. И на самом деле, я не позволял себе раскиснуть. Бог сохранил мне жизнь для высшего предназначения. С помощью молитвы и грамотно подобранных антидепрессантов и стабилизаторов настроения я стал тем, чем являюсь теперь. Передо мной преклонялись. Меня побаивались. Я поборол в себе все слабости и пороки. Во всяком случае, так мне казалось.

Хейзел была вынуждена признаться, что его рассказ захватывал, а его голос завораживал. Закрыв воспалённые глаза, она слушала.

– Моей единственной слабостью – будешь смеяться – были сигареты. Причём самые дешёвые, какие курят бомжи перед приютом. Я не хотел, чтобы мои коллеги и подчинённые знали об этом запретном удовольствии и тщательно заметал следы. Курил я только у открытого окна своего кабинета. Это было единственное безопасное место. Однажды вечером, после нудного спора с одним профессором из Корнелла, я вернулся в свой кабинет в отвратительном расположении духа и тут же полез в стол за сигаретами. Не зажигая свет, я встал у открытого окна, сжимая в зубах очередную никотиновую боеголовку. И тут меня чёрт дёрнул посмотреть вниз. Иногда одно бездумное движение, один машинальный поворот головы, может изменить всю твою судьбу. Зазвонил телефон, но я не взял трубку, до такой степени я был захвачен тем, что происходило внизу на расстоянии каких-то тридцати футов. По тротуару бегала маленькая чёрная собачка. Она не тявкала, но её злые блестящие глазёнки буравили меня. Этой мелкой тварью была ты, девочка. На шее у тебя болтался фотоаппарат. Услыхав скрип оконной рамы, ты перестала метаться и нацелилась на меня объективом. Эта вспышка не просто ослепила – она заклеймила меня. В это мгновение я понял, через что прошёл мой предшественник пятьсот лет назад. Не знаю, как описать этот гормональный шторм? Все железы одновременно заработали, выплёскивая в кровь тестостерон, кортизол, адреналин, серотонин. Бешенство, наслаждение, невроз. Я и прежде испытывал нечто подобное, когда ко мне в лифте прижимались практикантки или приезжие сотрудницы из Европы, но эти порывы было легко заглушить. Не буду кривить душой. Я изредка позволял себе вольности, но каждый раз выходил с чувством свободы и некой скуки. Но на этот раз я понял, что больше не распоряжаюсь своей нервной системой. Тощенькая замухрышка украла часть моей души. Её дьявольский фотоаппарат высосал из меня волю.

Доктор МакАртур вздохнул и пошарил в кармане пальто в поисках пачки сигарет. Хейзел смотрела ему в затылок сквозь ресницы.

– У вас охренительный слог. Напишите роман.

– Он уже написан. Но сюжет повторяется. Итак, я забросил свои фармацевтические журналы. Все мои исследовательские навыки были направлены на поиски маленькой твари. Мне хотелось узнать о тебе всё, в то же время не выдавая своего интереса. Я догадывался, кто ты такая, в какой стае бегаешь. Потом я узнал, что твоя мать была пациенткой одного из моих коллег-онкологов. Я сам с ней несколько раз встречался. Милая женщина. Выше среднего образованная, но в то же время наивная. Она почитала наш институт. Ходила сюда точно в собор. Капля святой воды, которая должна была спасти её, почему-то погубила её. Мне очень жаль, что её нет с нами, правда.

– Моя мама была лишь одной жертвой, – сказала Хейзел, приподнявшись на койке вопреки боли. – А сколько ещё их было? Сколько людей Вы ещё отравили? Скольких Вы уломали подписать согласие на донорство органов?

Дин обернулся и одним стремительным движением собрал её чёрные скользкие пряди в кулак.

– Я вижу, ты начиталась комиксов на тему антиутопии. Ты страстная и впечатлительная. Это и делает тебя такой дьявольски милой. Представь, если эту страсть пустить в правильное русло? Твой мулат-покровитель промыл тебе мозги. Не спорю, он по-своему искренний человек. От этого его идеология не становится менее бредовой. Но ты всё поймёшь, когда окажешься под крышей нашего учреждения. Не смотри на меня так.

У Хейзел было настолько сухо во рту, что она не смогла даже плюнуть.

– Вы сбредили. Если Вы думаете, что я на это соглашусь…

Всё ещё удерживая девушку за волосы, Дин ласково провёл свободной рукой по её щеке.

– Дитя моё, ты уже согласилась. Это одно из условий твоего освобождения. Учитывая твой нежный возраст и чистосердечное признание, судья проявил к тебе снисходительность. Ты не столько преступница, сколько больная. Тебя никто не хочет раздавить. Тебя хотят спасти, вылечить. Конечно, тебе придётся побатрачить на общественных работах. Ничего не поделаешь, это одна из карательных мер. Ты будешь находиться в стационаре под моим наблюдением. Пелена спадёт с твоих прекрасных глаз. Ты увидишь истину. Ты поймёшь, какое это блаженство, когда тебя любит сумасшедший учёный. У меня уже есть безобразный ассистент. Теперь мне нужна прекрасная муза для полного комплекта.

– Вы пожалеете. Я превращу Вашу жизнь в ад.

– Она не будет адом, если в ней ты, – узкая белая ладонь нарколога скользила по смуглой шейке девушки. – Кстати, тебя не интересует состояние твоего белобрысого дружка?

– Которого? У меня их несколько.

– Того, с которым ты была в машине и которому ты собиралась отдаться прошлой ночью. Этот прыщавый болтун, который навешал тебе лапши на уши про несуществующих родичей, не умер. Он в критическом, но стабильном состоянии, – отодвинув прядь немытых волос, он шепнул девушкеи на ухо: – Если ты хочешь, чтобы оно оставалось стабильным… тебе придётся быть немного сговорчивее. Ты же не хочешь, чтобы его напичканная стероидами кровь засохла у тебя под ногтями. Верно?

========== Глава 19. Кривой, хромой, искромсанный ==========

Институт «EuroMedika», постоперационный стационар

Хейзел проснулась между мягких нагретых простыней, каких у неё не было даже в детстве. На таких простынях, должно быть, спят праведники в раю. Боль в руке была не горячей и пульсирующей, а тупой и приглушённой. Приподняв простыню, она увидела полоску гипса вокруг локтя. Волосы её были вымыты и аккуратно заплетены в косы. Вместо оранжевого тюремного комбинезона на ней была белая сорочка, не такая как в больницах, а на порядок изящнее, с кружевными вставками. Значит, это были те самые карательные условия, к которым её присудили? Чёрт, надо совершать преступления почаще!

– Не удивляйся, если у тебя будет голова кружиться, – услышала она голос. – После наркоза у всех так. Я просил анестезиолога не перебарщивать.

Хейзел дотронулась до виска. Значит, она всё ещё спала. Иначе как объяснить присутствие этого странного создания, сидевшего у неё в ногах? Она видела его всего два раза во мраке. Теперь его восково-бледное, неестественно угловатое лицо, было полностью освещено хирургической лампой. Вместо гестаповского наряда на нём был белый халат. На руках были резиновые перчатки.

– Если я зажмурюсь и досчитаю до трёх, – пробормотала она, – а потом открою глаза…

– Я буду по-прежнему тут. Это не сон. Добро пожаловать в институт «EuroMedika». Думаю, не помешает официально представиться. Доктор Томассен, к твоим услугам. Я прооперировал тебе локоть. У тебя там жидкость скопилась. Надо было её откачать и соединительные ткани подтянуть. Полицейские обработали тебя на славу. Ты, наверное, сопротивлялась.

Кто-то позаботился о том, чтобы посвятить этого чудака во все детали её протокола. Хейзел чувствовала, что оправдываться нет смысла.

– Я…

Мартин не дал ей договорить.

– Не стоит меня благодарить. Это сущие мелочи. Любой мясник может сделать пункцию.

– Меня радует, что ты сравниваешь себя с мясником. По крайней мере ты трезво смотришь на свою профессию, – вместе с сознанием к девушке вернулся сарказм. – Тем не менее, я поблагодарю тебя. Назло. Значит, ты тот самый безобразный ассистент, про которого мне говорил МакАртур.

Мартин оживлённо тряхнул соломенным прядями.

– Да, безобразный, но никак не ассистент. Возможно, моя внешность не вписывается в каноны, но я являюсь доктору МакАртуру учеником. Я помогаю ему с опытами, но не потому, что ему лень заниматься тривиальной работой, а ради моего же образования. Моё дело резать, сцеживать, вживлять, зашивать. И так по кругу. Чтобы выполнять эту работу качественно, мало познаний по физиологии. Надо разбираться в биохимии и фармакологии. – Мартин вложил ей в руку резиновый шарик и несколько раз нажал ей на пальцы. – А ты можешь не смотреть на меня, если я оскорбляю твои понятия о прекрасном. Я кажусь тебе чудовищем, правда?

– Да, ты и есть чудовище, – ответила Хейзел, послушно сжимая шарик. – Не потому, что ты так выглядишь, а потому, что ты служишь ему.

– Не я один. Здесь много людей, которые считают за честь ему служить. И это не мешает им его тихо ненавидеть. Конечно, успешные экстраординарные люди редко пользуются любовью народа. Мой начальник не продавец мороженого, чтобы к нему тянулась соль земли.

По тому, каким тоном он сказал «соль земли», было ясно, что он подобрал это выражение в последнюю минуту. Ему на самом деле хотелось сказать «всякий сброд», но он сдержался лишь из учтивости к пациентке.

Юных хирург встал с кровати, и Хейзел увидела его в полный рост. Она отметила про себя, что, невзирая на некоторую асимметричность, смотрелся он впечатляюще. От своих скандинавских предков он унаследовал длинные ноги и мощный костяк. Плечи его были немного смещены, но это придавало его облику некую надменную небрежность. На угловатом лице его лежала печать воспитания МакАртура. Этого нельзя было отрицать. Мартин перенял от своего начальника прохладную ухмылку. Возможно, многочисленные челюстные операции не позволяли ему улыбаться открыто, а, быть может, он просто считал ниже своего достоинства обнажать все тридцать два зуба. Его мрачный, юмор с противоречивыми оттенками самоунижения и превосходства импонировал девушке, вопреки её желаниям.

– Сколько мне ещё здесь торчать? – спросила Хейзел.

– Твой вопрос медицинского или юридического характера? Пока твоя рука не заживёт, ты будешь под моим наблюдением. Что касается юридической стороны, к ней я не причастен, а посему воздержусь от комментариев. Это уже между судьёй и прокурором.

– Как удобно прятаться за клятвой Гиппократа, – съязвила Хейзел.

– Ты себе не представляешь, – подыграл ей Мартин, подмигнув своим видящим глазом. – Такой лёгкий выход из моральной и социальной ответственности. Заделался хирургом, и нет необходимость разбираться, кто прав, кто виноват. Моё дело резать и латать всех, кто попадёт на мой операционный стол. Жертв и зачинщиков, – Мартин пошарил под кроватью и поставил на стол коробку с кассетами: – Смотри.