Текст книги "Открой свое сердце"

Автор книги: Марина Преображенская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

– Я так и знал! Я знал, что вы мне не откажете! Я понял это сразу, когда увидел ваши глаза! И знаете что, если вы чего-то боитесь, то не надо бояться, я сделаю свое дело сам. – Он достал пакет, вытряхнул из него содержимое и, не разворачивая, опасливо покосился на дверь. Потом он подошел к двери купе, повернул замок и опустил верхнюю защелку, подергал дверь и вернулся на место.

Он стал разворачивать бумагу. Газета зашуршала оглушающе громко.

– Не надо, – попросила Алина. – Я боюсь оружия. Это ваши дела, а я не хочу знать, что у вас есть огнестрельное оружие.

– Так вы отказываетесь помочь мне?

– Нет, – ответила Алина. – Только я не хочу иметь дело с пистолетом. Я не умею…

– И не надо, – успокоил ее старик. Он вложил сверток обратно, встал и просунул пакет между матрацем и одеялом. Алинка вдруг обратила внимание, что руки у него дрожат, а от тела исходит неприятный запах пота. – Вам не придется пользоваться ничем, кроме своего обаяния.

Поезд неожиданно резко затормозил, и старик, отшатнувшись, ударился головой о стенку.

– Знаете, в чем сходство поезда с жизнью?

– В чем?

– Все время катишь к конечному пункту, тебя трясет, бьет головой о жесткие места, мотает из стороны в сторону, а свернуть или изменить направление нет ни времени, ни возможности. Единственное право – это сорвать стоп-кран и выйти раньше времени. Так вот, выходить из поезда раньше времени мы не будем.

Старик внимательно посмотрел на Алину. У Алины явно не было желания шутить. Глаза его сузились. Ну ладно, пусть будет так. Тем лучше для него, брошенного, преданного, униженного. Он отомстит за свое тридцатилетнее мучение. Совсем недавно он видел своего сына в Париже. Тот шел через мост Мари, к острову Сент-Луи, и не было сомнений, что это – он. Правда, одно беспокоило Аркадия Ливанова. По возрасту неувязочка получается…

– Скажите, – посмотрел он на Алину, – сейчас ведь можно сделать из пятидесятилетнего мужчины тридцатилетнего?

– Что? – Алинка от удивления даже приоткрыла рот. – Вы собираетесь делать пластическую операцию? – Если это так, то подобное обстоятельство играет Алинке на руку. До акта мщения еще масса времени.

– А что, я похож на пятидесятилетнего? Мне уже за семьдесят! Нет, я говорю о сыне. Я ведь точно узнал его, когда встретил на улице в Париже. Но он так быстро скрылся от меня. Тогда ему было лет тридцать на вид. А до этого я встречался с ним в Венгрии. И там он был несколько иным, чем в Париже. А еще раньше я видел его в Лиссабоне…

– И там он тоже был другим? – Алинка подняла настороженный взгляд на собеседника.

– Да-да, он каждый раз – другой. Он меняет обличья, как маски из тонкой резины. Он меняет парики и контактные линзы! Но я – старый лис, меня трудно провести. Помните, я вам говорил, что он меня убивает? Помните? – Он нервно стал шарить по карманам пиджака. – Я закурю?

– Курите, – разрешила Алинка.

– Вы слышали о психотропном оружии? Так вот, мой сын его и изобрел! Он изобрел его для того, чтобы уничтожить меня! Мало ему было моих страданий и невыносимой собачьей ностальгии, так он еще сводит меня с ума. Я слышу его голос, когда стою на балконе высотки. Или у перил моста. Он приказывает мне прыгнуть вниз, и я, поверите? – однажды прыгнул. А меня свезли в клинику для психически больных людей.

– Но почему вы так уверены, что это ваш сын?

– Все просто, каждый раз, когда я слышу его голос, я через некоторое время встречаю и его самого. Однажды он прикинулся полицейским. Это было в самый первый раз, именно в Лиссабоне. Он надел мне на руки тонкие впивающиеся в кожу наручники и поволок в участок! Он сделал вид, что не знает русского языка, а в удостоверении, которое он показал мне, значилось имя Сано Клярк. Сано, а? Хорош? Я его так и звал в детстве. Вернее, почти так – Санек. Хоть бы подумал, прежде чем подставлять себя. – Старик держал сигарету у рта и не сделал пока ни одной затяжки. Дымок тонкой струйкой вился и улетал в чрево жужжащего кондиционера.

– А потом? – Алинка сделала вид, что верит ему. Она тянула время и надеялась на Бога. Все должно разрешиться само собой. Главное – доехать до конечной станции целой и невредимой.

– А потом он прикинулся стоматологом. И хотел засандалить мне чертову дозу снотворного прямо в челюсть. У него были рыжие волосы и усы, которые он подкручивал пальцами. Он даже голос изменил. Но я узнал его и тогда! Я узнал его и сам засандалил ему тот злополучный укол, который он приготовил для меня.

– И что? – изумилась Алинка, не зная, верить ему или не стоит.

– Ничего. Он положил шприц на поднос и зачем-то отвернулся. Я же схватил этот шприц – и ему в зад. Он заорал не своим голосом. И я понял, что не ошибся, точно так же, только потоньше, он орал в кроватке, когда был маленьким. Я схватил его за волосы, и точно – парик. А под париком – лысина. Представляете, он побрился догола.

Алинка не выдержала. Она расхохоталась так громко, что даже сам мсье Ливанов забыл всю серьезность предстоящего дела. Они смеялись над незадачливым стоматологом, а старик еще раз повторял эту историю сызнова.

– Теперь он был поумнее. И имя его было уже Шарль. Но ведь подумай, далеко ли – Шура и Шарль? А? Нет у него фантазии. Если бы я придумал, так уж придумал бы, никто и никогда бы не догадался. А он – дурак…

– И чем же закончилась ваша эпопея со стоматологом?

– Меня повязали и увезли…

– В полицию?

– В лечебницу. Я знал, что мне предстоит уничтожить своего сына, а потому запасся справочкой. Вот она, – при этих словах старик вынул бумажку, подтверждающую, что он психически нездоров. – Я ношу ее всегда в нагрудном кармане, и самое большее, что мне грозит, – это принудительное лечение, а потом снова свобода. Он будет в могиле, а я – на свободе.

Постепенно Алина перестала смеяться. То, что этот человек болен, вне сомнения. Но как же он опасен, если так долго носит в себе жажду мести. И неужели действительно все эти люди имеют хоть какое-нибудь отношение к его сыну? А может, он прав?

– А в Венгрии… Что делает ваш сын в Венгрии? – спросила Алинка и напряглась всем своим существом. Ей стало не до смеха. Этот старик видит своего сына в полицейских, врачах, шоферах. Кто же на сей раз?

– А в Венгрии он имеет частную практику психотерапевта. Мне рекомендовали его как хорошего специалиста. Просто так рекомендовали, без всякой надобности. Одна мадам в автобусе. Она сама наступила мне на ногу, а потом пристала с извинениями. Что бы вы делали в таком случае?

Алина пожала плечами. Страшный демон сидел в Аркадии Ливанове и парализовал его психику, заставляя в каждом человеке видеть потенциального противника, агента собственного сына, которого, может, уже и нет в живых. Его терзали кошмары, постепенно сводя с ума и направляя все его жизненные потенции на реализацию бессмысленного стремления к акту возмездия.

– И я сделал то же самое. Я послал ее подальше на ломаном венгерском. Она спросила меня, не иностранец ли я, и посмотрела на меня так, словно раньше уже знала о моем существовании. А потом порекомендовала ЕГО. И вот корень зла, корень всех моих бед найден. Он живет здесь и обречен на смерть! – Болезненное недоверие возникло в его глазах. – Мне не нужен суд, его есть за что судить, но кто я такой? – спросил он и тут же сам себе ответил: – Никто. Пешка со справкой в кармане. Меня могут упечь в госпиталь в любой момент, и я упущу время, а он снова исчезнет. Я должен посмотреть ему в глаза и убить его. Не просто убить, а так, чтобы он почувствовал, как я его ненавижу. Чтобы он понял, что такое непреодолимый страх – унизительный, безвольный, медленный страх умирания. Я не застрелю его сразу, я буду смотреть ему в глаза, превращая его последние секунды в настоящий ад. – Старик говорил тихо, снижая тембр голоса и громкость звуков до низкого жуткого хрипа.

– Да вы просто псих, – сорвалось с Алинкиных губ, и она тут же, испугавшись нечаянно оброненной фразы, прикрыла рот влажной ладошкой.

Старик повернулся к ней и неожиданно широко улыбнулся.

– Псих? Да, – почти с гордостью ответил он, – псих. Я же показывал вам справку. Неужели вы сомневаетесь в ней? Там все подлинно – и печати, и подписи. Я – безумец! Да, да, да! Только безумец, как я, может на протяжении тридцати с лишним лет вынашивать идею убить собственного сына. А может… – Он запнулся и посмотрел на Алинку, словно искал в ее глазах ответ на неразрешимый вопрос. – Может, и правда – псих? Надеюсь, вы будете благоразумны, – он подался к ней, – полиция вам не поможет, уверяю вас. А впрочем, я вам верю. У меня нет оснований не верить вам. Что вам до моего сына, правда?

Весь последующий час они ехали молча. Алинка мучилась неотступной мыслью, бывают же разные невероятные совпадения. А что, если врач-психотерапевт, которого старик принимает за собственного сына, и есть… Нет, не может быть! Она бросала короткие торопливые взгляды в сторону старика. Тот мирно дремал под стук колес, и мир ему виделся сквозь прикрытые веки, как в тумане. Каждый день он жил, словно в кошмарном сне, терзаемый болью унижения, и вот скоро этому кошмару наступит конец.

Старик улыбнулся про себя, ему определенно нравилась эта девушка. Он приоткрыл глаза и стал тайно разглядывать ее – красивая, юная, тонкая, со слезами в глазах и мукой волнения в душе – это видно по ее позе, по тревожному взгляду в окно, по нервным и быстрым движениям рук. Такая же юная и тонкая как… его жена! Старик чуть было не подпрыгнул от осенившей его догадки. Влажные глаза, собранные в пучок волосы, длинные пальцы… Он не мог разобраться в своих мыслях. Он не знал, что и думать. Она – его жена?! Нет, надо переменить планы, может, сбежать? Да, конечно, – сбежать! Сейчас же, сию секунду встать и уйти. До Будапешта минут пятнадцать от силы. Тогда эта женщина, сделавшая пластическую операцию и переменившаяся до полной неузнаваемости, потеряет его. Он запутает следы, как заяц, выследит сначала сына и убьет его, а потом настанет и ее очередь, а когда будет покончено с ними обоими, он знает, что делать с собой. Ему нечем дорожить в этой жизни. А в той, куда уйдут они, он сможет найти их… И тогда они снова будут вместе. Вот оно что – оказывается, он до сих пор хочет вернуть их! Вернуть, а не отомстить, как предполагал до сих пор.

«Вы поломали мою жизнь. Загнали меня в угол и преследуете постоянно, не давая ни секунды спокойного существования, – подумал он с горечью, и наконец признался сам себе: Я люблю вас. Люблю и не могу жить без вас. Почему же вы могли без меня жить? Я уничтожу вас обоих лишь для того, чтобы вы снова смогли стать самыми близкими и дорогими для меня людьми».

– Вы не хотите закурить?

– Нет, – покачала головой Алина.

Старик поднялся, потянулся к своей сумке, осторожно взял пистолет и портмоне. Незаметно положил все это во внутренний карман пиджака и вышел, сказав перед этим:

– Скоро прибываем. Посмотрите за моими вещами, а то много всякого народу шастает.

Алинка кивнула, но стоило старику торопливым шагом выйти в тамбур, как она тут же схватила свою сумочку с документами, чековой книжкой, небольшой суммой наличности и выбежала из купе в противоположном направлении. В душе ее зародилась надежда.

13

Алинка медленно брела по залитой солнцем улице. Выйдя из поезда, она сразу нырнула в говорливую разноцветную шумную толпу. Первые два квартала от вокзала Алинка торопливо, с оглядкой, словно вор, уносила ноги от старика. Она не сомневалась, что старик будет преследовать ее. Ведь он же предупреждал, чтобы она не вздумала глупить. Потом Алинка успокоилась, не обнаружив за своей спиной погони. «Оторвалась», – подумала она и улыбнулась. Ее рассмешила эта почти детективная ситуация. Вот будет что порассказать друзьям, отцу, Витьке, если они когда-нибудь все же встретятся.

Сразу после поезда Алина собралась навестить Эрику. Автобус был переполнен. Люди торопились домой в обеденное время и обтекали ее плотным потоком, заворачивая в свое течение, обминая, хватая руками и наступая на ноги. Но Алинке это даже нравилось. Она внутренне ликовала. Снова перед ней этот город, связанный с именем любимого. Сейчас она пообедает у Эрики, если повезет, поговорит с Джонни. Джонни поднимает ей настроение своим добрым и легким нравом, шутками и веселыми историями на ужасном английском, которым овладел еще год назад под мощным прессингом сестры. А еще – Джонни по-прежнему любит ее.

Что-то сжалось в Алинкиной груди и засосало под ложечкой. Она соскучилась по ним и везла им подарки. Для Джонни – свитер, мягкий, теплый, красивый. Очень модный свитер, купленный в дорогом бутике. Эрике Алинка купила недорогие, но очень красивые золотые сережки. Они были бы ей к лицу. Алинка почувствовала себя так, будто на нее вылили ушат воды. Надо же, она выбежала из поезда, оставив в нем вещи, и совершенно забыла о подарках. Но ничего, если ей повезет, то ее сумку сдадут в бюро находок, и она сможет забрать ее завтра, или, может быть, даже сегодня вечером. А пока она возьмет большую коробку голландских конфет, бутылку хорошего вина и… Что бы выбрать? Цветы? Фрукты? Книгу? Вазу?..

Из автобуса ее вытолкнули, как пробку из шампанского, разве что хлопка не было. Волосы растрепались, верхняя пуговка на кардигане из желтого джерси повисла на волоске и грозилась вот-вот отвалиться. Затянув изнутри ниточку и обмотав ее конец вокруг ножки пуговицы, Алинка встряхнула головой, освободив волосы от шпилек и распустив всклокоченный французский пучок. Волосы волной хлынули на плечи и заискрились теплым золотом. Алинка посмотрелась в зеркальную витрину. В голове ее проносились мучительные воспоминания. Как она хотела сейчас увидеть Виктора! Хоть издали, краешком глаза. Она бы пошла за ним невидимой тенью. Но только невидимой, ведь она не знала, что происходило в его жизни за это время, пока у нее не было возможности приезжать сюда. Меньше всего ей хотелось бы узнать, что он женился. Тогда бы он оказался потерянным для нее навсегда. Она не из тех, кто разбивает чужое счастье.

– Привет! – услышала она за своей спиной радостный голос и оглянулась. Чья-то рука легла на ее плечо. Тони! Бармен из бара, напротив которого живет Виктор. Как жаль, что он не знает ни английского, ни французского, ни русского языка. А она так и не освоила венгерского. Все, решила Алинка, нужно непременно засесть за этот язык. Ведь она собирается еще не раз приезжать сюда.

– Привет, – ответила она, растерянно улыбнулась и пожала плечами. Ну что она может еще произнести. Ах, да: – Как ваши дела? – спросила она, напрягая память.

– Отлично! – сказал Тони и поднял вверх два больших пальца, сжав руки в кулаки. Ее глаза радостно сияли, его же сузились, и он внимательно и пытливо стал всматриваться в ее лицо.

Они шли по улице рядом и смотрели друг на друга, как два глухонемых. Тони хотел рассказать Алинке о Викторе, постоянно на протяжении уже целого года заходящем в его заведение с одним единственным вопросом: «Ее не было?» По всему было видно, что Виктор влюбился. То он смеялся, то строго и задумчиво смотрел за окно, то бушевал от внезапной вспышки раздражения по пустяку. Он садился за тот столик, за которым когда-то сидела Алинка, и ждал. Долгое время Виктор прятал свои чувства поглубже, старался быть спокойным и сдержанным, но однажды, опрокинув рюмку-другую мартини, все же не выдержал и раскололся.

– Я никого никогда так не любил. Ни о ком столько не думал и не испытывал таких душевных мук, – говорил он, нетрезво поглядывая сквозь тонкий стеклянный бокал. – Ты думаешь, я кот по природе? Думаешь, раз у меня много женщин, я грязный и невоздержанный распутник? – спрашивал он Тони, протягивая ему пустой бокал и взглядом прося наполнить его.

– Виктор, возьми себя в руки, – мягко перебил Тони, но тот резко вскочил из-за стола и стукнул по столу кулаком. Затем медленно сел и кротко посмотрел на приятеля.

– Я не могу. – Он сжал губы, на лбу его собрались глубокие поперечные морщинки, а взгляд зеленовато-карих глаз выражал смущение. – Я не могу, – растянул он это слово и умолк.

В ту же минуту в бар вошел какой-то странный старик. Тони в последнее время видел его здесь несколько раз, но у него не было ни времени, ни желания наблюдать за ним и интересоваться его персоной. Старик подошел к ним и с акцентом сказал:

– Доктор, вы помните меня?

Виктор невнимательно кинул на него взгляд и нехотя ответил:

– Да, Аркадий Александрович. – Он сказал это по-русски.

– Вы даже знаете, что я русский?

– Об этом нетрудно было догадаться. Еще в прошлый раз, на приеме в моем кабинете, я понял это по вашему акценту.

– По акценту? – Старик скосил на Виктора подозрительный взгляд. Он ухмыльнулся. – Да, за эти годы у меня не осталось искажений в фонетике. Мой английский и французский настолько безупречны, что я мог бы работать комментатором на телевидении.

– Но не венгерский. По-венгерски вы говорите с акцентом. И к тому же свойственным русскоязычным людям. – Виктор раздраженно посмотрел на старика и добавил по-венгерски: – У вас есть вопросы относительно вашего здоровья? Приходите ко мне в клинику. – Голос его прозвучал резковато, и старик с оскорбленным видом отступил на пару шагов.

– Да, сынок, – ответил он, поправил шарф, хотя в этом не было никакой необходимости, и, глядя в упор на Виктора, тихо добавил: – У меня есть много вопросов, и, когда я вернусь, нам будет о чем поговорить.

Виктор рассеянно кивнул, потом посмотрел на него усталым взглядом.

– Возможно, я молод, но мне кажется, врачей, к которым приходят на консультации, не принято называть так фамильярно. У меня есть имя. Прочтите его на табличке кабинета. До свидания.

– До скорого, – поправил его старик и вышел. Уже на улице он приставил руки к стеклу и посмотрел в образовавшуюся трубу, губы его беззвучно шевелились, словно он говорил что-то Виктору и думал, что тот его слышит.

– Это кто? – удивленно спросил Тони.

– Пациент, – отмахнулся Виктор. Он не хотел думать о старике. Он думал об Алинке. Почему-то он был уверен, и эта уверенность закрепилась в нем за долгие месяцы мучительных воспоминаний о последней встрече, что та девушка в темных очках с чашечкой кофе и томиком Паскаля в руках и девочка с печальными серыми глазами и огромным белым бантом на голове – один и тот же человек. Как предательски дрожал ее голос, как неуверенно держала она чашечку с кофе в тонких длинных пальчиках. Такими пальчиками отличаются музыканты, посвятившие не один год клавишам. Внимательно изучив лицо и фигуру девушки, Виктор был не в состоянии отделаться от ощущения, что он не ошибся в своей догадке. И он ждал ее возвращения. Он ждал с нетерпением и каждый раз, проходя мимо бара, не мог удержаться, чтобы не войти в него и не спросить у Тони, не было ли ее сегодня. Он боялся пропустить тот миг, когда она будет здесь. Случайно ли, преднамеренно ли? Виктор не знал этого наверняка. Скорее всего их встреча – совпадение, случай, неожиданный, невероятный, невозможный… Он, как мог, объяснил Тони, что так теснит его грудь и отчего постоянно болит душа.

– Если увидишь ее, задержи до моего прихода, – попросил он. – Как угодно, под любым предлогом, за любые деньги… Я хочу лишь одного – узнать, кто она такая. И все. – Он умоляюще поднял глаза, и Тони почувствовал, как его тихий мягкий голос наполнился такой силой тоски, что даже у Тони по всему телу пробежала волна дрожи.

Алинка остановилась. Идти с Тони она не могла. Ей нужно было успеть многое: принять душ, поесть и отдохнуть. Потом она предполагала купить себе какую-нибудь одежду, переодеться, навестить Эрику и Джонни, затем своего приятеля фотографа и только после этого, к вечеру, когда ничто уже не будет беспокоить ее, а ожидание встречи достигнет своего высшего пика, заехать в бар и заказать чашечку ароматного душистого и чуть горьковатого кофе.

– Простите, – сказала она тихо и улыбнулась своей ослепительной улыбкой. – Я тороплюсь.

– Нет-нет, – забеспокоился Тони. Он не мог отпустить ее, чтобы она исчезла. Что он скажет Виктору?

– Мне нужно. – Она высвободила руку. Отчего он так держит ее? Что побуждает его вести себя подобным образом? От догадок и домыслов голова у Алинки шла кругом. – Я приду вечером. Приду к вам в бар и закажу кофе, – говорила она торопливо, с досадой думая все же, что Тони не понимает ее.

– В шесть? – Тони показал циферблат часов и ткнул пальцем в отметку внизу стеклянного кружочка с нарисованной башенкой, верхняя часть которой заменяла цифру «двенадцать», а выпуклая арка внизу – цифру «шесть».

– В шесть, – радостно согласилась Алинка. Они поняли друг друга, и Тони будет ждать ее, может быть, даже сообщит Витьке… Алина задохнулась от счастья. Сегодня! Да-да! Это свершится именно сегодня! Она все скажет ему, все-все, о чем думала все эти годы. Потом у них будет прелестная долгая ночь. Он обнимет ее так жарко и так сладко, как только она могла себе это представить. Он будет медленно снимать ее одежду и покрывать ее тело поцелуями. Ей нужно выбрать платье, от которого у него закружилась бы голова…

Алинка шла по улице и тихо смеялась. Она была убеждена, что Тони неспроста так вел себя. Конечно же, это Витька, ее любимый, родной, желанный Витька, долго ждавший ее и отчаявшийся когда-нибудь увидеть снова, попросил Тони об услуге – привести ее в бар.

Алинка вскинула руку, выйдя на обочину дороги. Ей необходимо было поторопиться, если она хочет не опоздать к шести. Машина – красивый японский кабриолет с открытым верхом – притормозила в то же мгновение. Алинка назвала адрес. Водитель кивнул, она села на переднее сиденье, и автомобиль, резко сорвавшись с места, тронулся. Они проехали от силы метров сто, и вдруг Алина выкрикнула:

– Стойте! – По улице шел Витька. Она узнала бы его с закрытыми глазами в стотысячной толпе. Она почувствовала бы его за версту. Она готова была кинуться вослед. Но он шел не один. Рядом с ним Алинка увидела изящную женскую фигурку. Вот они остановились. Пересекли улицу, встали у кондитерской на углу. Алинка видела, как сначала они о чем-то оживленно говорили, потом женщина заплакала и уткнулась в Витькино плечо. Он постоял секунду как будто в нерешительности, а затем стал поглаживать по волосам сотрясающуюся от рыданий женщину. У Алинки все похолодело внутри. Вот он отодвинул женщину за плечи и посмотрел ей в глаза. Достал носовой платок и вытер ей щеки. Так поступают с близким человеком. Так вытирал ей слезы в свое время папа. Наблюдать за ними было мукой, но, с другой стороны, она не могла оторвать прикованного к ним взгляда. Он был потрясающе красив. Алина почти целиком, вполоборота от нее, видела Витькино лицо. Женщина стояла спиной, но ее густые каштановые волосы, убранные со лба серебристым ободком, могли вызвать лишь чувство зависти, а тонкая талия производила впечатление не только на проходящих мимо мужчин, но и на женщин. Редко кто не оглядывался на парочку. «Они – любовники», – подумала Алинка, и эта внезапная мысль вызвала в ней острую боль, точно кто-то ударил ее в самое сердце.

Ревность и горечь от того, что она увидела, захлестнули ее, и ей стало дурно. Она поднесла руку к груди, стараясь этим движением унять внутреннее жжение.

– Вы говорите по-английски? – обратила она к водителю свои наполненные слезами глаза.

– Не очень. На уровне школьной программы и нескольких месяцев у репетитора, – он говорил весьма сносно. Во всяком случае, было понятно. – Вы в порядке? – Он озабоченно заглядывал в ее зрачки. – Я могу вам помочь?

«Верните мне его!» – подумала Алинка, но вслух сказала, глубоко дыша и радуясь тому, что у нее в эту горькую минуту есть собеседник:

– У меня болит сердце. Сейчас пройдет. Сейчас… – успокаивала она скорее себя, чем его. И вдруг ей пришла в голову одна идея. Ей действительно может понадобиться помощь этого человека. Алинка почувствовала непреодолимое желание причинить такую же боль Витьке. Если у него вообще может что-нибудь болеть, то она побеспокоится об этом. Алинка ненавидела себя в это мгновение, но остановиться уже не могла.

– Простите, чем вы занимаетесь сегодня вечером?

– Ничем, – он поднял на нее жгучий, почти черный взгляд.

– Я хочу предложить вам заработать сто долларов, – Алина говорила отчетливо и изучающе осматривала человека за рулем. Красивый, элегантный и, должно быть, дорогой костюм сидел на нем, как влитой. Он не похож на частного таксиста и, видимо, взялся подвезти ее не для того, чтобы получить деньги за услугу.

– Сто долларов? – мужчина усмехнулся. – И что же я должен буду делать? Если вы предлагаете мне… – Он оценивающе и многозначительно обвел глазами ее фигуру. Алинка вспыхнула, гнев накатил на нее удушливой волной, и она резанула мужчину острым взглядом.

– Вы почти угадали, – с достоинством ответила она ледяным голосом. – Только до определенного уровня. Наши отношения ограничатся вашим присутствием рядом со мной в баре.

– Вы предлагаете мне работу вашего телохранителя на сегодняшний вечер? – Он снова усмехнулся. – Вас что, собираются похитить?

Как хотелось Алинке послать этого самодовольного хама подальше. Но ей позарез был нужен неотразимый мужчина. Всего на пару часов. Можно было бы пригласить на эту роль Джонни. Но ему пришлось бы все объяснять. Это было бы жестоко с ее стороны. Гораздо проще нанять человека, заплатить ему, а потом отпустить на все четыре стороны и больше никогда с ним не встречаться.

– Так вы согласны? Сто долларов за час. Вы посидите рядом со мной, выпьете кофе, поужинаете, мы побеседуем на разные темы. И на этом вашу работу можно будет считать законченной. Вы отведете меня к машине, провезете пару кварталов, я заплачу вам и уйду. Все. Ну как?

– А кофе за чей счет? – мужчина явно насмехался над ней. Но он не отказывал, и Алинка чувствовала, что его затягивает интрига. Он смотрел на нее со все возрастающим любопытством.

– За мой! – почти зло, шепотом ответила она. На лице ее сияла неподражаемая ослепительная улыбка. Алина увидела, что Витька расстался с женщиной. Он обнял ее за плечи, провел пальцами по щеке, улыбнулся ей одними уголками губ и поцеловал ручку. Потом он развернулся и теперь шел в обратном направлении. Женщина вошла в булочную-кондитерскую. Витька торопливо пересекал бульвар. И вдруг их глаза встретились.

Он, словно пораженный молнией, замер. Алинка наклонилась к незнакомцу и, прошептав: – «Пятьдесят долларов плюс к сумме, обещанной ранее», – нежно обвила руками шею мужчины. Она краем глаза следила за реакцией Витьки и была довольна произведенным эффектом. Витька словно остолбенел.

«Это она». Он вдруг зашатался и медленно, нерешительным шагом пошел к машине, чтобы получше разглядеть сидящую в кабриолете девушку. «Да, это она!» Вот почему ее так долго не было в баре. Оказывается, она в Будапеште, но она несвободна. Эта девушка завладела всеми его мыслями. Он не знал ни секунды покоя, рисуя в воображении ее портрет и то, как он встретит ее у Тони, и то, как…

– Поехали, – шепнула Алинка, не разнимая сцепленных на шее мужчины рук.

– Куда? – спросил он.

– Неважно, – поторопила она, шипя, как раздраженная змея. – Поехали скорее. Ну же!

– Вы не даете мне даже пошевельнуться, – тоже шепотом ответил он и мягким движением снял со своих плеч ее руки. – Вот так лучше, – он вдавил педаль газа, и машина рванула с места, как выпущенная из шахты огнедышащая ракета. – Ну, рассказывайте, – оглянулся он на нее, и Алинка вспыхнула.

– Зачем? Я заплачу вам за работу, и все, – ответила она. Витька остался позади. Алина видела его растерянное лицо. Он явно огорчился, увидев ее обнимающейся с другим. Ну и пусть! Пошел он к черту! Вокруг нее столько красивых, богатых, влюбленных в нее по самые уши мужчин разных национальностей и сословий. Она займется работой, выйдет замуж за первого, кто предложит ей руку и сердце, вот хотя бы за этого, и забудет о Витьке. Выкинет его из головы раз и навсегда.

– Вы бы женились на мне? – спросила Алинка. Острая тревога не давала ей покоя. Она понимала, что никогда ни один мужчина не сможет ей заменить любимого.

Все же они разговорились. Машина мягко катила по шоссе. Казалось, что она не касается асфальта, а скользит в нескольких сантиметрах над ним. Алинка узнала, что мужчину зовут Вилли. Ему чуть больше тридцати пяти. Он женат, у него дочь и два сына, младшему из которых всего десять месяцев. Еще Алинка узнала, что он работает в частном сыскном агентстве. Детектив. Неплохо зарабатывает и обещанные ею сто долларов ему вроде бы даже и ни к чему. Но если ей нужна его услуга, он готов оказать ее бесплатно. Жена с детьми гостит в деревне у свекрови. То есть у его матери. И он совершенно свободен, во всяком случае, на нынешний день и ближайшую ночь у него нет совершенно никаких планов.

– Я не позволю, чтобы меня угощала кофе… М-м… дама. Не позорьте меня, ладно? – сказал он. Она была слишком юна для него, он не привык общаться с такими молоденькими девушками и поэтому воспринимал ее несколько по-отечески. Его дочери совсем недавно исполнилось четырнадцать. Алина, по всей видимости, ненамного старше ее. – Вам… уже выдали паспорт? – в глазах его мелькали насмешливые огоньки.

– Мне восемнадцать, – ответила Алинка и подняла на него испепеляющий взгляд. – Неужели я так молодо выгляжу, что вы сомневаетесь в моем совершеннолетии?

И они рассмеялись вместе. Она перестала смеяться первой, глубоко вздохнула и, сильно волнуясь, наконец-то поведала Вилли, в чем, собственно, дело.

– Мне нужно расстаться с ним. Но я не хочу чувствовать себя брошенной, – она попыталась справиться с нахлынувшими чувствами, – не хочу, чтобы он ощущал свое превосходство надо мной. Пусть лучше он знает, что я осталась не с пустыми руками, что у меня тоже есть… любовник. – Алина еще раз вздохнула не в силах продолжать, и голос ее задрожал, когда она подняла на Вилли глаза и попросила: – Вы могли бы вести себя так, чтобы он думал, что вы… Что вы не просто сопровождающий, а что у нас близкие… интимные отношения? Могли бы? Мне нужно, чтобы он чувствовал, что вы хотите меня, понимаете? – Голос ее срывался, она смущалась и краснела. Нет, было бы действительно проще – заплатить и ничего не объяснять, умирая от стыда и неловкости.

Его взгляд стал серьезным.

– Я готов, – просто сказал он. – Знаешь, для этого не нужно особых усилий. Ты потрясающе красива и сексуальна. Если бы я был на месте твоего возлюбленного, я бы с ума сходил от ревности и любви.

Вечером Алина была в черном бархатном платье, с открытым глубоким декольте и низким вырезом по спинке. Шпильки модельных пурпурных туфелек делали ее еще выше и стройнее. Волосы были собраны в невысокую прическу, а волнистая прядь свисала со лба на левую щеку, доставая кончиком до ключицы. Пурпурный же бархатный жилет был коротеньким, чуть ниже линии груди. Маленькая сумочка на тонкой золотой цепи небрежно, но очень элегантно висела на плече и при каждом шаге ударяла по красиво очерченному, аккуратному и гибкому бедру. Когда Алинка вышла из магазина на улицу, Вилли взглянул на нее и чуть не подавился бананом.