Текст книги "Открой свое сердце"

Автор книги: Марина Преображенская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

– Нет, я не могу стать фотомоделью, – дружелюбно, стараясь не взорвать скопившегося в душе художника волнения и не превратить его в огнедышащий вулкан, сказала она.

– Почему? – спросил он. При этом он стал тихим и даже робким, словно в чем-то провинился перед Алинкой и теперь не знает, как искупить свою вину. – Почему? Вы будете звездой, вас будут показывать по телевизору, приглашать в кино, портреты ваши разлетятся по всему миру, и миллионы мужчин будут сходить с ума по вашим глазам… Я же не предлагаю вам фото «ню», я предлагаю вам высокохудожественные работы. Как писал Микеланджело, как… – он запнулся и доверительно посмотрел ей в глаза. – Понимаете, это моя самая давняя, самая сокровенная мечта. Вот у вас есть сокровенная мечта?

Алинка смежила веки и увидела Витьку.

– Если бы кто-то пришел и похитил вашу мечту, как бы вы чувствовали себя?

Витька в Алинкиных грезах стал растворяться, и там, где только что были его черты, оказался пустой черный провал. Она вспомнила картины Модильяни. Лица с пустыми провалами вместо глаз. Жизнь с пустым провалом вместо Витьки. Судьба с зияющей пропастью бессилия вместо мечты.

Алинка открыла глаза.

– Что я должна делать?

– Вы? – фотограф оживился. – Ничего! Делать буду я, а вы будете естественной и живой. Такой, какая вы есть. И ничего больше! Вы будете оставаться собой.

– Собой? Но я не смогу уделять вам много времени, я должна учиться, понимаете? Отец мечтает видеть меня хорошим юристом. У него своя фирма, и кроме меня, у него нет никого, кто мог бы ему помогать. Он не захочет, чтобы я стала фотомоделью.

Фотограф стал нервно ходить по комнате, словно вымеряя шагами ее узкое пространство. Для Алинки это было мучительно, она ждала, что фотограф придумает что-нибудь, но тот безостановочно ходил и ходил. Синяя водолазка, туфли, джинсы и черный, под цвет джинсов, платок как-то интересно повязанный вокруг шеи. Алинке вдруг почему-то показалось, что ему должно быть жарко, но он повернул к ней свое лицо, и оно было покрыто мелкими пупырышками озноба.

– Ну придумайте что-нибудь, – взмолился он, – придумайте! Может, вам не нужна карьера юриста? – Он вдруг опустился на пол и сел у ее ног. Алинка проделала то же самое. Они сидели так и молча смотрели друг на друга. Наконец Алинка тихо сказала:

– Попробуем… У нас есть целых два месяца летних каникул. Я в вашем распоряжении.

Что это было! Восторг, выражение радости и счастья, шквал эмоций и мгновенное преображение: лицо серьезное, как у спортсмена в последние секунды перед стартом.

– Попробуем, – согласился он. – Завтра в девять утра к визажисту, потом… Ну, в общем, идите, отдыхайте, завтра я все вам и объясню.

Алинка взяла фотографии и пошла к двери. Она повернулась лицом к фотографу, хотела спросить, сколько должна за снимки, но тот уже сидел отрешенный от мира внешних реалий и погруженный в мир всепоглощающей внутренней работы.

Звенькнул колокольчик. Алинка вышла из полумрака лаборатории и очутилась во мраке вечернего Пешта.

5

Утро начиналось как обычно: легкий импульс, толчок изнутри, и Николай Иванович открыл глаза. Можно даже и не глядеть на часы. Он точно знал, что сейчас половина седьмого. Привычка, выработанная годами, крайне редко подводила его.

«Как Штирлиц», – подумал он, распахивая шторы и открывая настежь окно. Воздух был по-утреннему свеж и прохладен. Едва уловимое дуновение ветра коснулось тела, обволакивая подобно воде, слегка покалывая еще сонные мышцы.

В ванной комнате, перед зеркалом, намыливая помазком щеки и подбородок, Николай Иванович еще раз мысленно прокрутил вчерашний вечер: щеточка усов и лысый череп фон Зиндера, его осовелые глаза и пьяная отключка под занавес…

Но фон Зиндер легко и без напряжения выцветал в памяти, отторгался ею, почти не задерживаясь. А вот Кристина…

Николай Иванович пытался снова и снова вспомнить все подробности того момента, когда он увидел ее впервые. Высокая блондинка с чуть остреньким носиком и мягкими чертами лица, в которых скользила скорее некоторая скованность, чем холодность. Но вчера его взгляд был прикован даже не к теплым зеленовато-голубым глазам этой женщины, по-особенному красивой и аристократичной. Нет, его поразило другое – родинки на правой щеке. Шесть крохотных родинок, подобно звездам Большой Медведицы, сбегали от виска к подбородку, делая лицо этой чужой, незнакомой женщины таким родным и близким. У Марии – матери Алинки, да и у самой Алинки, были точно такие же, только немного иначе расположенные звездочки на щеке. Словно кто-то отметил этих женщин, чтобы он безошибочно, с первого взгляда, мог определить, это – его.

Николай Иванович вспоминал лицо жены. Оно всплывало оттуда, из небытия, из глубин памяти и тихо улыбалось ему спокойной молчаливой улыбкой. Но тут же лицо Кристины как бы накладывалось на ее черты, и жена удалялась, затуманивалась, вместо Марии Николаю Ивановичу улыбалась уже другая женщина – одновременно и совершенно неизвестная, и такая близкая.

Потом неожиданно эта женщина начинала смотреть ему в глаза с укоризной. Николаю Ивановичу становилось отчего-то неловко, и вдруг он понимал, что лицо Кристины постепенно превращается в лицо дочери.

Николай Иванович встряхнул головой. «Просто глюки какие-то», – подумал он, открыл глаза и вздрогнул. Прямо на него смотрело совершенно другое лицо. И теперь уже не в воображении. Он даже отпрянул, но увидел в зеркале себя.

Вода с добродушным щебетом струилась в кремовый фаянс раковины, стекло перед глазами чуть запотело, а мыльная пена на лице высохла, начиная понемножку стягивать кожу. Точно сгоняя с себя оцепенение, Николай Иванович несколькими быстрыми движениями смыл с подбородка остатки пены и, не вытираясь, сел в кресло у открытого окна. Ему снова захотелось вернуться туда, во вчерашний вечер, который простирался значительно дальше – в счастливые дни молодости, когда рядом с ним были и любимая жена, и дочка, и сам мир казался таким большим и полным покоя.

Николай Иванович поднялся. «Все, хватит, – приказал он себе, – пора работать!» Он умел отдавать приказы не только своим подчиненным. Подчиненным легко приказывать, а ты попробуй прикажи себе, когда такая мечтательность и лень овладевают каждой клеточкой твоего тела.

Николай Иванович пошел в кухню, сунул в печь замороженный завтрак и стал одеваться. Сегодня, видимо, придется обойтись без зарядки. Может, вечером выбраться на пробежку, что-то давно он не бегал.

Пока завтрак стоял в печи, он подошел к телефону и быстро набрал номер.

– Петр Петрович, ну как вы?

– У-у-у, – протянул Петя сонным голосом. Чувствовалось, что язык его прилип к гортани, и в голове – как на пыльном чердаке в жаркий июльский полдень. – Не знаю, что и сказать.

– Говорить нечего, – ответил Николай Иванович, – так мы вчера дела сделали? Ну, да ничего, вчера отдохнули, сегодня придется наверстывать. Ты как там, фон Зиндерам позвонишь?

– Позвоню, только вот приведу себя малость в чувство. Освежусь и сразу позвоню.

– Назначь встречу в офисе. Я уж и не знаю, сможет ли Кароль вести дело.

– А при чем тут Кароль? – поинтересовался Петя и зевнул.

– Как при чем, он же глава фирмы.

– Глава-то, может, и он, только сдается мне, что все дела ведет Кристина… Ну, как она тебе, ничего кошечка, а? Только вот…

В трубке раздался сочный шлепок. Лариса шмякнула мужа по затылку, и тот по-детски, играючись, захныкал:

– Колюха, жена у меня – деспот! Ты не знаешь, почем нынче жены на рынке? Пора менять, ой! – снова раздался шлепок, и Николай Иванович засмеялся.

– Ну ладно, вы там разбирайтесь по-семейному, часа на все тебе хватит?

– Эка загнул! – возмутился Петр. – Я уж лет десять, как все проблемы с женой за пять минут решаю, а ты – часа. Через тридцать минут позвоню. В офисе, говоришь? Во сколько?

– Ты спроси у Зиндеров, как у них со временем, может, они и подскажут. А если что, то подгадай к одиннадцати, ну к двенадцати максимум.

– Ну давай, – согласился Петр Петрович и повесил трубку.

Николай Иванович снова откинулся в кресле. Он не мог отвязаться от Кристины. Сущая нелепость, что эта женщина вдруг стала так много значить для него. Он ведь совершенно не хочет врываться в ее жизнь или быть ей в тягость. Он не хочет зависеть от нее и постоянно думать об этих родинках. Он хочет оставаться свободным и сильным человеком, каким был до сих пор. Сколько дел переделал, сколько гор макулатуры перелопатил, сколько инстанций обошел, прежде чем встал на ноги! Была бы с ним Машенька, как все было бы просто и ясно. Хотя бы знал, ради кого все это. Для кого – и дом, и обстановка, и машина, и труд. Он всегда обходился своими силами и своим умом. И уже теперь, встречая на своем пути достаточно много красивых, самостоятельных и одиноких женщин, он ни разу не задумывался над тем, что одна из них могла бы жить с ним в его доме.

Он представил себе, как приходит домой, а за этим столом сидит она… Кристина… Боже мой, ну почему Кристина? Ну почему?? Николай Иванович потянул носом, в комнате появился какой-то странный запашок. Он моментально вскочил и выбежал в кухню. Так и есть! Он вынул завтрак и выбросил его в ведро. Придется обойтись одним кофе.

Чашечка кофе стала привычным для него в утреннее время, почти ритуальным мероприятием. Кофе и сигаретка. Ну и ладно, позавтракает в «Русском бистро», перед тем как встретиться с Зиндером.

«Интересно, действительно ли фон Зиндер на вторых ролях в этом семейном дуэте? Но Кристина мало похожа на бизнесвумен. Ладно, там будет видно».

Допив кофе, Николай Иванович поднялся и пошел к выходу. Телефонный звонок заставил его вернуться.

– Седых слушает.

– Коль, ты знаешь, Зиндеры сегодня улетели в Кельн. У них там совещание, и будут только завтра вечером. Так что придется встречу отложить. И еще, вчера, пока мы тут гуляли, звонила твоя дочь. Она звонила сначала тебе, никто не поднимал трубку. Потом позвонила нам. Ну ты же знаешь, мы переключились на автоответчик. Лариса только что его прослушала.

– Ну и? – нетерпеливо прервал его объяснения Николай Иванович.

– В общем, она просила не переживать. Ей придется задержаться у Эрики. Кто такая?

– Подруга, – машинально ответил Николай Иванович, и Петр многозначительно кашлянул: ну-ну.

– Будет она к концу лета. А может, и раньше. Короче, она сказала, что позвонит тебе и все объяснит, понял? Ну, в общем, дело молодое, ты не расстраивайся, – зачем-то стал успокаивать Петр, и Николай Иванович вздохнул.

– Чего уж там! – Им почему-то овладело чувство утраты, словно Маша умерла не четыре года назад, а совсем недавно, и в груди его защемило от обиды и боли. Вот и дочка оставила. Вместо того, чтобы лететь домой, словно птица на крыльях, она решила погостить у Эрики. Не иначе, у нее кто-то есть. А Кристина? Как она могла уехать в Кельн и ни о чем не предупредить?

Конечно, с чего бы это Кристина стала предупреждать его? Замужняя, едва знакомая женщина, но что же она так внезапно ворвалась в его душу и не дает ни секунды покоя? Словно они знакомы уже сто лет и принадлежат друг другу.

– Слушай, – вдруг спросил он Петра, – Зиндеры вдвоем уехали?

– Вдвоем, конечно же. Куда он без Кристины? А задела-таки. – Николай Иванович, стараясь подавить в себе боль и обиду, со вздохом проглотил подковырку друга.

День прошел в обычной суете и телефонных переговорах. Где-то к трем часам пополудни Николай Иванович почувствовал легкое посасывание под ложечкой и вспомнил, что до сих пор не ел ничего, кроме той утренней чашечки кофе. А сколько он выкурил, самому господу Богу известно. Он-то уж точно сбился со счету.

Он сидел за столиком и медленно пережевывал салат, дожидаясь заказанного блюда. Он снова и снова прокручивал в голове воспоминания о вчерашнем вечере. Как он хотел хоть краешком глаза еще раз увидеть эту женщину! Всего лишь разочек, на одну секундочку. Чтобы случилось волшебство, и она оказалась с ним за одним столиком. Он налил бы ей вина, заглянул бы в ее глаза. Он поднес бы ей букет цветов. Его совершенно не занимало, где бы он взял в ту самую «секундочку» букет цветов.

Вот оно! Букет цветов! В голове его калейдоскопом закрутились мысли, одна невообразимее другой. Сначала он подумал, что вот сейчас же он встанет и поедет в аэропорт, купит билет и улетит в Кельн. Там отыщет самые роскошные цветы и поднесет их Кристине. Нет, остановил он себя, с этим много проблем. И билет просто так не купишь, и цветы ни с того ни с сего перед законным супругом не поднесешь. Да и где ее искать?

Над головой каркнула ворона. Николай Иванович посмотрел на нее сквозь окно, и его осенило. Зачем ехать самому? Он может послать этот букет. Значит, так: первое, позвонить им на фирму и узнать, где именно они пребывают, в гостинице ли, дома ли, у друзей ли? Второе – выехать в аэропорт и передать цветы с кем-нибудь, летящим в Кельн. Главное – найти того, кто согласился бы передать цветы по адресу.

Николай Иванович выбежал на улицу. До парковки автомобиля пару минут. Но прежде нужно позвонить. Ах, черт! Их визитка осталась в офисе. Он опрометью бросился в офис. Чуть не сбитая с ног секретарша посмотрела на него с недоумением.

– Простите, Раиса Федоровна, – сказал он и чмокнул женщину прямо в напудренный носик. Ее седые редкие волосики, аккуратно причесанные и уложенные на затылке в маленький пучок, были похожи на оперение юного сорочонка, а глазки – на темные и быстрые глазки куницы. Но несмотря на свою непривлекательную внешность и довольно солидный возраст, Раиса Федоровна была отличной профессионалкой своего дела. Она очень быстро стенографировала, отлично реагировала на все его указания и грамотно делала для него отчеты. Николай Иванович и не хотел для себя другой помощницы, эта была в самый раз. Еще он подумывал о дочери. Он ждал, что, когда Алинка закончит свое образование, Раиса Федоровна, как никто другой, быстро и по-деловому сможет ввести ее в курс дел их фирмы, и тогда…

– Я мигом, – сказал он, уже убегая, и за спиной услышал голос секретарши:

– Николай Иванович! Николай Иванович!! Пока вы обедали, вам звонили!

– Потом! – крикнул он и вылетел из офиса.

Он ехал так быстро, как только позволяла запруженная Москва. Но тем не менее в пять он уже был в аэропорту. Осмотревшись, он быстренько подошел к справочной.

– Будьте любезны, на Кельн.

– Сегодня? – Девушка подняла на него большие волоокие глаза, подернутые легкой дымкой.

– Да, – ответил он, нетерпеливо барабаня пальцами по стеклу. Девушка поморщилась, он перестал отбивать ритм своего растревоженного сердца.

– Сегодня вы уже опоздали, – сказала она, разглядывая себя в маленькое круглое зеркальце пудреницы.

– Как так? Мне очень надо, – зачем-то стал объяснять ей Николай Иванович, но остановился. Он понял, что бесполезно заниматься пустой болтовней, но ведь не бывает же безвыходных ситуаций. Он сел в кресло и стал думать. Впрочем, безуспешно, ни одна более-менее достойная мысль не приходила ему в голову.

Купив сандвич, Николай Иванович медленно поплелся к выходу. В половине восьмого машина притормозила у входа в здание, в котором располагался его офис.

Николай Иванович поднялся на свой этаж, вошел в опустевший кабинет, сел за стол, вынул ящик стола и зачем-то стал перебирать в нем бумаги.

В принципе ничего же не случилось. Земной шар не сошел с орбиты, не поменял полярность, не взвился смерч, не взорвался вулкан, не разразилась катастрофа, даже никто из его родных и близких не заболел. Ничего не случилось, но на сердце было тоскливо и муторно.

Он с горечью задвинул ящик на место и стал скользить ничего не видящим взглядом по поверхности стола.

Стопка аккуратно скрепленных бумаг. Отчет о звонках, счета, подлежащие оплате, документы, подготовленные к подписи. Николай Иванович потянулся к бумагам, чтобы просмотреть их, все равно день полетел в тартарары. Ничего толком не сделано. Один интересный проект, за который он столько боролся с конкурирующей фирмой и уже уцепился за хвост, выскользнул из его рук.

Звонок телефона заставил его забыть на мгновение о сегодняшних неурядицах.

– Ты пашешь, как одержимый! – рассмеялся в трубку Петр. – Я пытаюсь тебя поймать в течение всего дня, а ты как в воду канул. Я уже и Раисе твоей звонил. Она мне сказала, что ты с ума сошел. Бегаешь, глаза полоумные, всех расталкиваешь, ничего перед собой не видишь и не слышишь.

– Случилось чего? – устало спросил Николай Иванович.

– Пока нет, – ответил Петр. – У тебя как со свободным временем?

– Не знаю… Никак, наверное, я ужас до чего устал! Ты не представляешь, как я устал, словно гору на себе таскал весь день, и сейчас спину ломит, в голове стучит, а в глазах, словно песку насыпали.

– Жаль, – произнес Петр, но Николай Иванович не услышал в его голосе ноток сожаления. Что-то задумал этот старый кот.

– Ну ладно, раз ты не сможешь, придется позвать кого-нибудь другого, – сказал тот с легкой иронией в голосе. – Ты ведь у нас трудоголик, а трудоголикам отдыхать не положено, тем более в обществе прелестных немочек, у которых мужья в отъезде.

– Чего?! – Николай Иванович даже привстал на месте. – Что ты там плетешь, сам-то соображаешь?

– Да нет, ничего, это может подождать и до завтра, – Петр явно издевался над ним.

– В общем, так, или ты мне сейчас же все толком объяснишь, или я приеду и сверну тебе твою лысую головенку. Похоже, она тебе уже стала надоедать.

– Ну уж, ну уж. Какой резвый! Не тебе ли песку в глаза насыпали и гору на плечи взвалили?

После небольшой паузы Петр не выдержал и рассмеялся.

– Ну, в общем, так, Мыкола, я тебе тута сурпрызчик припас. Сейчас у нас сколько?

Николай Иванович взглянул на часы.

– Восемь.

– Так вот, милый мой, лети стремглав домой, иначе ты можешь опоздать, ясно?

– Куда? – не понял Николай Иванович. Он вообще отказывался хоть что-нибудь понимать. Видимо, у него что-то с головой или у Пети с чувством юмора.

– Как куда, – возмутился Петр, – домой, я же сказал уже.

– У тебя что, плохой день был, а? – Николай Иванович сделал последнюю попытку отрезвить друга и вернуть его в реальность, но сам уже поднимался с кресла и одной рукой натягивал на себя светлый летний пиджак, который до этого повесил на спинку. Он сделал усилие над собой, чтобы не заорать от осенившей его догадки.

6

Большая прихожая, покрытая роскошным персидским ковром, поглощала звуки. Кристина вошла в полумрак и, вдохнув ароматный воздух, выдохнула:

– Какая прелесть!

– Да, – согласился Петр Петрович. – Николай знает толк во всем. Он сам занимался дизайнерским проектом своей квартиры. Хотел, наверное, удивить дочь.

– А где его дочь? – Кристина вопросительно вскинула брови, и Петр Петрович, снимая пиджак и пристраивая его на мягкий, обитый светлой кожей пуф, шумно вздохнул, воздух со свистом вырвался из его легких.

– Дочь? – переспросил он. Всего-то три этажа, но что-то тяжеловат он стал для подъемов без лифта. – Она сейчас в Венгрии, у подруги. Отдыхает. А вообще-то она учится в Англии. Закончила школу для состоятельных леди, сдала экзамены в университет… Или как там называется? В общем, она умненькая, сообразительная и прелесть какая красивая девочка.

Сопровождаемая Петром, Кристина вошла в гостиную. Портрет Алины посмотрел на нее строго и внимательно. Кристину даже немного передернуло. Она приблизилась к фотографии, а Петр откинулся в кресле и включил кондиционер.

В комнате стало прохладно и свежо, хотя на улице стояла жара. Кристина аккуратно сняла с плеча сумочку и положила ее на столик. Несколько смущенная, она посмотрела на Петра, не зная, что ей делать дальше. Постепенно ее решимость улетучивалась. Ей хотелось втянуть Николая в свою авантюру для того, чтобы проучить не в меру разгулявшегося и завравшегося мужа, но, чем дальше, тем отчетливей она понимала, что не имеет на это никакого права. Не стоит ее Кароль того, чтобы жертвовать ради него дружбой с этим мужчиной. Николай Иванович нравился ей. Еще вчера она поняла, что он, словно магнит, притягивает ее к себе. Теплые, добрые глаза, лучащиеся карим светом, сильные руки и крепкая, ладно скроенная фигура. От него исходило тепло и уверенность в завтрашнем дне. Это тот мужчина, за которым, как думала Кристина, было бы спокойно и радостно. Она представила себе, как сидят они вдвоем в этой гостиной. Хотя, почему вдвоем? У нее сын, у него – дочь. Значит, вчетвером. Она очень хотела иметь дочь. Но судьба распорядилась так, что после Артура у нее больше не могло быть детей.

И все же она не находила объяснения тому, что пришла в этот дом. Сердце ее билось учащенно, а дыхание стало взволнованным. Что же делать? Уйти? Но совсем недавно она объясняла Петру, что ей необходимо во что бы то ни стало увидеть сегодня же Николая Ивановича. Что она готова прождать его хоть целую вечность, потому что дело, с которым она пришла, очень спешное и конфиденциальное.

– Может, вы согласитесь его подождать в одиночестве? – вдруг спросил Петр, и Кристина от неожиданности вздрогнула. Она растерялась, но по всему было видно, что это предложение устраивает ее более, чем какое-либо другое.

– Пожалуй, да, – проронила она нерешительно. – Пожалуй, я подожду его, если только это удобно…

– Вот и отлично, – стал подниматься Петр Петрович. – А то, понимаете ли, у меня столько дел. Я бы с удовольствием предложил вам свою компанию, но как раз на сегодня у меня была запланирована очень важная встреча. Так вы не обидитесь, если я вас покину?

– Нет, что вы, – она говорила с небольшим акцентом, который нисколько не портил ее, а скорее даже, наоборот, придавал некоторый шарм и дополнительную привлекательность ее утонченной внешности. – У меня к вам, как бы это получше выразить, – она замялась, на лице ее появилось выражение растерянности, – просьба. Маленькая просьба: не могли бы вы сохранить мое посещение в тайне. Я не собираюсь совершать ничего предосудительного. – Лицо ее залилось румянцем, нервные пальцы беспокойно теребили носовой платочек, а взгляд стал холодным и жестким. Как будто она пыталась оградить себя этим взглядом от пытливого и пристального взгляда Петра. Петр Петрович почувствовал ее смущение и отвел глаза.

– Конечно же, можете на меня положиться. Я знаю, что вам необходимо увидеть господина Седых исключительно из деловых соображений. Я мог бы доставить вас в его офис, – он ощутил внезапное напряжение, исходящее от Кристины, и спокойным тоном продолжил, – но там очень много народу. И к тому же, он порой после посещения объектов приезжает сразу домой. Вам удобнее будет поговорить с ним здесь. Только…

– Да, что такое?

– Я позвоню ему еще раз и предупрежу секретаршу, что дома его ожидает сюрприз.

– Вы думаете, он не будет сердиться?

– Нет, что вы, я думаю, он будет рад! – Глаза Петра просияли, и в них появился озорной мальчишеский блеск.

Целый день Кристина провела в тревожном ожидании. Она обошла все комнаты, рассмотрела все фотографии, которые попадались ей на глаза. Сердце ее то уходило в пятки, то начинало колотиться с неимоверной силой, то обрывалось и падало в пустоту. Она прислушивалась к звукам за входной дверью, потом вынула из сумочки таблетку успокоительного и, запив ее водой из чайника, опустилась в кресло.

Она готова была уже отказаться от своей глупой затеи. Ну что она сейчас скажет ему. Что муж ее обманывает? Что у него есть другая? Что ей плохо, страшно и одиноко? Что, кроме деловых партнеров, ей не с кем общаться? О, Господи, какой же это бред! Он ответит ей, что в случае депрессии следует посещать врача, а не приходить в дом к одиноким порядочным мужчинам. Нельзя в порыве чувств пренебрегать элементарными правилами поведения. Или у нее нет совершенно никакой чести? Кристина встала и решительно пошла к двери. За окном уже наступали сумерки. Скоро будет ночь, а она все сидит в этом доме и ждет хозяина, который, быть может, проводит время в ресторане с какой-нибудь очаровательной красоткой и сейчас приведет ее в дом.

Кристина содрогнулась от мысли, что вот-вот откроется дверь, и на пороге появится Николай Иванович с женщиной. Она представила себе глаза этой женщины. И его глаза! В первую очередь его глаза! Ни один мужчина уже давным-давно не волновал ее так сильно, как этот незнакомый русский.

Надо идти, решила Кристина и взялась за дверную ручку.

Она вышла за порог и захлопнула дверь, как учил ее Петр Петрович. Дверь захлопнулась с легким щелчком. Кристина подергала ручку, чтобы удостовериться, что дверь действительно закрыта, и только тут обнаружила, что оставила там, в квартире, сумочку. А в ней все – и ключи от собственной квартиры, и документы, и деньги. Что же ей делать?

Кристина в бессилии опустила руки. Двери лифта внезапно раскрылись, и прямо перед ней возник Николай Иванович.

– Господин Седых? – спросила она.

– Здравствуйте, – произнес он и замер как вкопанный перед красивой, стройной и почему-то испуганной женщиной.

– Здравствуйте, я попала в глупое положение. – В глазах ее стояли слезы, и Николай Иванович почувствовал, как по телу его растекается волна нежности. Он смотрел на стоящую перед ним женщину в светло-синем костюме и белой блузке, на ее аккуратно уложенные волосы, на красивые глаза в обрамлении густых ресниц и не знал, как поступить дальше.

Телефонный звонок внутри квартиры вывел их из оцепенения. Николай Иванович улыбнулся и подошел к двери. Он открыл замок и широко распахнул перед Кристиной двери.

– Входите, для начала я подниму трубочку, а потом вы мне расскажете о своем дурацком положении. Алло. Да. Да… Я не уверен, что это именно то, что нам нужно, но надеюсь на ваше благоразумие. Все, остальное завтра… Благодарю вас, – он говорил это, а сам смотрел на Кристину. У нее были высокие скулы, и этим, пожалуй, она отличалась от Маши. Но родинки, ах, эти родинки! Они приковывали взгляд, тревожили и не давали сосредоточиться на деле, о котором ему говорил его заместитель. – Давайте завтра, ей-Богу, сейчас у меня совершенно нет сил обсуждать эту проблему.

Он повесил трубку и снова обратился к Кристине:

– Я тоже попал в ужасно глупое положение.

Каждый звук, произносимый им, отдавался в Кристине болью и отчаянием. «Боже мой, – подумала она, – как же мне выбраться из этой ситуации?» Выглядела она совершенно потерянной и очень бледной.

Они стояли друг против друга и смотрели друг другу в глаза. Время шло. Легкий шелест кондиционера мягко звучал в полумраке квартиры. Тишина не давила на их плечи, им было легко вот так, в полумраке, в тишине, слушать дыхание друг друга, и казалось, что это может длиться вечность. Кристина вздохнула и первой решилась нарушить тишину:

– Простите меня, я не знаю, что делаю в вашем доме. На самом деле я шла сюда с определенными намерениями, но… Я не могу их реализовать, потому что… – она хотела сказать, что он ей нравится, а то, с чем она шла сюда, не очень порядочно и не совсем красиво. И вообще недостойно даже мысли об осуществлении. – Вы, возможно, не поймете меня, господин Седых, да и… собственно… я передумала. – Она грациозно протянула ему руку для пожатия. Голос ее был тверд, она наконец-то взяла себя в руки и ей удалось стать внешне совершенно спокойной. Он поцеловал ее руку, нежно задержав губы на теплой бархатистой коже.

– И вы уйдете? – Николай Иванович поднял на нее глаза. – Вы даже не осмотрите мой дом? Не выпьете чашечку кофе? Как жаль…

– Я осмотрела ваш дом за время вашего отсутствия. Я столько всего передумала, пока дожидалась вас, что теперь понимаю – все, с чем я шла к вам, такая безделица. А о деле мы с вами поговорим завтра, – почти сухо произнесла она и, когда Николай Иванович сделал движение к выходу, она повернулась к нему лицом:

– Прошу вас, не стоит беспокоиться, я доберусь сама. Благодарю.

Когда Кристина вышла из здания, вместо теплого июльского вечера на дворе уже стояла ночь. Николай Иванович, потоптавшись в нерешительности, все же ринулся вниз по лестнице и догнал ее. Он остановил такси и, заплатив за нее деньги, попросил доставить «фрау» по адресу, который она сама назовет.

– И смотри, чтобы все было в порядке, – сказал он шоферу. – Позвоните мне, ладно? – попросил он Кристину. – Обязательно позвоните! Первое, что вы сделаете после того, как войдете в квартиру, это хорошенечко запретесь, а потом наберете номер моего телефона. – Он сунул ей в руки визитку, печально улыбнулся и закрыл дверцу. В глазах его затаились глубокая усталость и грусть. Как много он хотел сказать ей! А жаль, что ему так и не довелось купить букет цветов, они сейчас были бы кстати. И еще он подумал о Кароле, как он может отпускать свою жену в такое позднее время? Собственно, они же должны быть в Кельне. Значит, он уехал, она осталась. При других обстоятельствах Николай Иванович не стал бы задумываться над всем этим, но сейчас он чувствовал необъяснимую тревогу за Кристину. Ее смятение, смущенность, растерянность – все это отражалось на лице и не давало ему покоя. Ее что-то волнует. Она не просто так приходила к нему в дом и целый день ждала его возвращения. А он, как сумасшедший, носился по Москве и ни о чем другом, кроме нее, не мог думать. Ошеломленный, неуверенный в себе, он чувствовал на себе ее пронзительный взгляд.

Она позвонила и произнесла всего лишь несколько фраз:

– Я приехала, господин Седых. Благодарю вас за участие. Я понимаю, насколько это… э… нелепо.

– Что вы! Я был рад видеть вас.

– Спасибо, – сказала она усталым голосом. – И все же… Спокойной ночи, Николай.

– Спокойной ночи, – он запнулся и неуверенно добавил: – Кристина.

Он сел в кресло, улыбнулся и стал думать. Сон накатывал медленно. Глаза закрылись свинцовой тяжестью, руки отяжелели и стали вялыми.

– Спокойной ночи, – рассеянно пробормотал сам себе Николай Иванович и, улыбнувшись, провалился в приятную всепоглощающую страну Морфея. Он чувствовал себя обессилевшим, голова немного кружилась, но все же было уютно и хорошо.

Позднее возвращение накануне, суетный день и короткая ночь давали о себе знать. Ночь промелькнула, как один миг. Еще в полудреме, когда пришло время вставать, но организм все еще цеплялся за последние секундочки сна, Николай Иванович услышал пронзительный звонок.

«Надо отключать телефон на ночь», – лениво подумал он и с неохотой потянулся к трубке.

– Алло…

– Николай, – услышал он знакомый голос, и все внутри него перевернулось. – Это Кристина… Я хотела бы… – женский голос пресекся, как бы зависая в воздухе, не в состоянии подобрать нужные слова. – Я хотела бы еще раз извиниться за вчерашнее…

– Доброе утро, Кристина. – Николай Иванович чуть приподнялся в кресле, точно порываясь встать и пойти навстречу женщине, чей голос стал ему за последние несколько дней самым желанным. – Мне кажется, что все ваши извинения излишни. Мне кажется, что ничего страшного в конце концов не произошло. Напротив, я очень рад был видеть вас. Жаль лишь, что я целый день носился как угорелый в поисках…