Текст книги "Журнал «Если», 2003 № 10"

Автор книги: Марина и Сергей Дяченко

Соавторы: Евгений Лукин,Леонид Каганов,Далия Трускиновская,Владимир Аренев,Дмитрий Володихин,Владимир Михайлов,Пол Дж. Макоули,Владимир Гаков,Дмитрий Байкалов,Олег Овчинников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

Вишняков вернулся в машину, достал журнал, затем припасенные самодельные бутерброды такой толщины, что не всякий рот под них разинется. Он делал себе такие, с сантиметровыми ломтями копченого окорока, когда супруги не было дома, и блаженствовал от безнаказанности.

Подумав, открыл в машине окно.

Воздух был хорош.

И разве не заслужил деловой человек, который кормит полторы сотни народу, этого скромного блага – расслабиться в мягком кресле и, вдыхая свежайший деревенский воздух, закусывая его вкуснейшим бутербродом, полистать глупейший журнал с очень красивыми картинками?

Блаженство, подумал Вишняков. Главное – насладиться этими минутками до отвала. Хорошо бы еще и мозги отключить. Они ведь тоже в отдыхе нуждаются…

Но мозги просто не умели бездельничать.

Они выцепили в непривычном шумовом фоне звуки, близкие сердцу… а может, и не звуки, а некую ауру, окружающую все, за что плачены большие деньги. Аура эта приближалась, но не равномерно, а рывками. Вишняков поднял глаза от журнала и увидел, как из-за поворота возникает тускло-серебряная морда джипа.

Джип «чероки» притормозил, постоял и со скоростью пешехода двинулся дальше. Водитель, незримый за тонированными стеклами, что-то искал. Наконец машина добралась до лужи.

Эту царственную лужу Вишняков обнаружил на подступах к Клоповой фазенде и порадовался, что не придется ее штурмовать. А джип, что появился с другой стороны, оказался перед водной преградой, преодолевать которую надежнее всего на понтоне.

Хозяин вышел из дорогой машины, оказавшись Адлером-младшеньким.

Юноша был не в костюме, а в курточке и черных штанах. Он обошел лужу по высокой обочине и остановился, пытаясь разглядеть через забор соседский двор. А потом направился к территории Клопа.

Пес, честно охранявший двор, кинулся на чужого с лаем. И замолк. Брехнул еще пару раз, но как-то неуверенно.

Вишнякову показалось, будто юноша что-то сказал псу, но поручиться не мог бы. Впрочем, когда Адлер-младшенький взялся за ручку калитки, пес опять яростно его облаял.

Вишняков вышел из машины и направился к юноше.

– Добрый день. Вот где встретились.

Тот обернулся.

– Добрый день, Борис Андреевич. Не подходите, он действительно кусается. Но, если я не ошибаюсь, туда можно проникнуть иначе.

– Вы тоже ищете Колопенко?

– Кого?

Вишняков открыл рот – и заткнулся. Он помнил: Клопа назвали Клопом по фамилии, но имя, имя? Только вчера всплывало! Рыжая Алка – ее имя, наоборот, не погасло, зато длинная и неудобоваримая фамилия выветрилась напрочь. Теория, по которой только нейтральное имя имело шансы на успех, торжествовала.

– Деятеля одного по фамилии Колопенко. Вот я, скажем, сюда ради него приехал, это его дом.

– Нет, я такого не знаю, – ответил Адька-Адлер. – Я просто жил тут когда-то, и мне интересно, что теперь, в этом доме. Собака вон та же самая.

– И давно жили?

– Трудно сказать. Не помню.

– Похоже, там никого нет, – сказал Вишняков. – Зря бензин жгли.

– А по-моему, кто-то в доме есть. Надо зайти с другой стороны, огородами.

– Собака нас все равно не пустит.

– Собака привязана по-умному. Вдоль забора трос наискосок, по тросу ходит кольцо, от кольца – другой тросик, к поводку. Собака контролирует площадь в тридцать четыре с половиной квадратных метра…

– Откуда такая цифра?

– Я считал. Тогда это была трудная задача, мне только-только объяснили про площадь круга, и я путал радиус с диаметром…

Он пошел вдоль забора, Вишняков – следом. Дом оказался угловым. От улицы отходил очень узкий – еле протиснуться старому «запорожцу» – переулок длиной метров в двадцать, утыкавшийся в лужайку. На лужайке подбирала последнюю живую траву черная коза.

– Вон там должна быть калитка, – сказал юноша. – Вы ведь знали папу?

– Да, знал, десять лет вместе отпахали.

– В какой школе?

– В восьмой, в Хлюстинском переулке.

– Почему они отправили меня сюда? – вдруг спросил Адлер-младший. – Ведь совсем маленьким отправили, я даже не могу их вспомнить. Я что, настолько им мешал?

Теперь Вишняков понял: этот хладнокровный мальчик просто хотел расспросить о Немке. И такой ли уж хладнокровный?

– Знаешь, сынок, я тебе без соплей скажу. Отец у тебя был со странностями. Понять, почему он так поступил, невозможно. Наверное, псих на него напал.

Да, именно так тогда и говорили: на Немку псих напал.

– То есть?

– Ну, представь ребенка, который чуть что – орет, ревет, ногами топает. У него уже усы, а он…

Точно, у Немки у первого усы выросли, к некоторой постыдной зависти мужской половины класса.

– То есть неуравновешенный?

– Можно и так сказать… С пол-оборота заводился. Потом, правда, стал поспокойнее. Но все равно – не от мира сего. Даже удивительно, что невесту себе нашел. Вполне вероятно, он тебя просто испугался. Он сам как ребенок, и вдруг – свой спиногрыз. Ну и отправили к бабушке с дедушкой.

– Да, если он был неуравновешенный – это похоже на правду…

– Ты что, никогда его не видел? – догадался Вишняков.

– Нет. Я поэтому хотел с вами встретиться. Я ведь даже не знаю, где его искать.

– Не ищи, – искренне посоветовал Вишняков. – У него, наверное, окончательно крыша съехала. Увидишь – не обрадуешься. Считай родителями тех, кто тебя вырастил, и точка. Так оно будет справедливо.

– Остается мама, – возразил юноша.

– Может, для тебя и лучше, что ты их не помнишь.

Вишнякову стало не на шутку жаль парня. Восемнадцать лет – и один. То-то к Маринке пристал – бессознательно ищет женщину постарше, ищет мамку. Но его воспитатели подвиг совершили! Немка же, как есть Немка, но с безупречной выдержкой, лаконичный, отточенный, строгий. Как из младенца с такой дурной наследственностью да еще уродившегося в психованного папочку, воспитать нормального парня, Вишняков не представлял.

– Может, и лучше.

– Слушай, а как тебя звать-то? Не по фамилии же все время…

– По документам я тоже Наум, но мне это имя не нравится. Ребята зовут Адиком, Адькой, даже Адольфом пробовали. Меня и Адольф устраивает.

Вишняков усмехнулся.

– Поменять имя – не такое уж дорогое удовольствие. Адик – это хорошо, но ты возьми чего попроще. Жить легче будет.

– Да, я заметил, – согласился юноша. И они улыбнулись друг другу.

* * *

Ребенок, убежавший из-под присмотра, попадает в мир, имеющий свойство застревать в памяти навеки. Мир случайный и запретный ярок, его линии остры, звуки внезапны.

Адька-Адлер нашел калитку, через которую улизнул однажды, но далеко не убежал – на лужайке паслась черная коза. Он пошел козе навстречу, она смотрела внимательно и дружелюбно. Мальчик обнял ее за шею и остался стоять, пока кто-то из взрослых его не обнаружил. Коза развернулась к взрослому рогами и долго не подпускала к мальчику – пока не пришла хозяйка, не отругала ее и, отвязав от колышка, не увела. И тут же мир померк.

Как там говорила Марина? Пастушья сумка, лютик, пижма? Цветущая малина? Все это было справа и слева, под ногами и над головой, все это раскрывалось навстречу. Но увели, но объяснили нелепость такого бегства, но дали новую книжку с картинками.

И вот сейчас он шел, узнавая лужайку, заборчик, калитку – калитку заколотили, но Адька-Адлер решил однажды разобраться с этим туманным пятном в биографии и, несколько раз хорошенько тряхнув, внезапно снял ее с петель.

Вишняков любовался им, сильным и ловким, уверенным в себе, идущим напролом. У малахольного Немки просто не могло быть такого сына. Немка сел бы под калиткой и куковал до голодной смерти.

Самому Вишнякову на родительском поприще повезло меньше – родилась дочь, как-то незаметно и непонятно росла, а потом жена потихоньку сказала: дело близится к свадьбе. Жена тоже, кажется, плохо понимала, что у них такое выросло. Девочка совершенно безболезненно оторвалась от родного дома и от папы с мамой ради своего мужчины и своего дома в Калифорнии.

О втором ребенке у них с женой и речи не было.

А теперь вот Вишняков понял, что надо же в его годы кем-то гордиться. И снова подивился Немке: идиот, должно быть, не осознает себя отцом сына, которым можно гордиться. Иначе бы хоть как-то возник на горизонте.

И еще Вишняков подумал, что, конечно же, переманить Адьку из Росинвестбанка будет трудновато, но вдруг получится?

Адька-Адлер, понятное дело, не беспокоился, чем занята голова его взрослого спутника. Он сосредоточился на дворе, на кустах, которые пришлось сломать, чтобы выбраться на открытое место, на неожиданных здесь предметах – песочнице и врытых в землю автомобильных шинах, по которым можно лазать и прыгать.

– Песочницы точно не было, – сказал он Вишнякову. – И шин. А вот черный ход.

Эту совсем никакую дверь даже с петель снимать не пришлось – Адька-Адлер нажал плечом покрепче и вдавил ее, только крякнуло, выскакивая из трухлявой древесины, простенькое запирающее устройство – железная петля с крючком.

Они вошли и оказались в темном коридоре.

– Трущоба, – констатировал Вишняков. Пока все правильно – где еще мог обитать Клоп?

Адька-Адлер посмотрел на Вишнякова предупреждающе – не надо так говорить о доме, в котором, кажется, жил и даже был счастлив твой собеседник. Но тот не понял быстрого взгляда.

Коридор привел к лестнице. Рядом была дверь. Заглянули: неожиданно чистая и приличная кухня.

Сверху донеслись голоса.

– Я же говорил – тут кто-то есть, – обрадовался Адька-Адлер.

Все-таки его сдержанность не могла скрыть азарта. Ребенок, мальчишка, подумал Вишняков. Умный и деловитый мальчишка, которому в детстве не дали поиграть в войнушку.

Они поднялись по узкой и крутой лестнице, Адька-Адлер постучал в дверь.

Там, за дверью, затаились.

– Входи, – сказал Вишняков. – Надо один раз с этим домиком разобраться.

Адька-Адлер толкнул дверь.

Они увидели детей – мальчика и девочку. Мальчику было по виду около семи, девочке, наверное, восемь-девять.

Дети уставились на незнакомых дядек, даже не пытаясь поздороваться.

А Вишняков уставился на детей – на рыжую девочку и черноволосого худенького мальчика с огромными жалобными глазами.

Он стоял за спиной у Адьки-Адлера, поэтому юноша не видел его лица. А если бы видел, очень бы удивился. Чем ребятишки могли так смутить взрослого, уверенного в себе мужчину?

– Ну, привет, – сказал Адька-Адлер детям и подошел поближе. – Вы дома одни, что ли?

– Мама на базар пошла, – ответила девочка. – Вы как сюда попали?

– Джерька нас пропустил. Мама – на базаре, а папа где?

– Кто? – не поняла девочка.

– Ну, другие взрослые, – Адька-Адлер подошел поближе и опустился на корточки. – Вы что, только с мамой живете?

– Еще деда Семен Ильич.

– Он чей папа? Мамин или папин? – быстро спросил Адька-Адлер.

– Ничей папа, он с нами иногда живет, – настороженно ответила девчонка. – А вы кто? Вы к кому? Почему вас Джерька пропустил?!

Ее беспокойство передалось мальчику, и тот, сперва не слишком испугавшись визитеров, теперь ощутил тревогу и шагнул к подружке. Та схватила его за руку.

– Это ничего, это ерунда, они сейчас уйдут, – ее голосок стал звонким-звонким. – Все хорошо, все в порядке, тебе нельзя волноваться!

– Мне нельзя волноваться, – повторил мальчик, – мне нельзя волноваться…

Адька-Адлер схватил мальчика за плечи.

– Ты кто? Как тебя зовут?

И тут его самого цапнул за плечо Вишняков.

– Вставай, пошли! Не трогай его!

Адька-Адлер вскочил, развернулся, стряхивая руку.

– Я должен понять! Это же, это же!..

– Ты хочешь сказать, что это твой брат?

– Ну да!

– Пошли! – приказал Вишняков и буквально выпихнул его за дверь.

Адька-Адлер прислонился к стене.

– Не понимаю! – воскликнул он. – Они что, наконец созрели для ребенка? Этого они родили сознательно и воспитывают сами?

– Погоди, погоди, – повторял Вишняков. – Сейчас мы во всем разберемся, вот придет с базара эта самая мамаша, и мы во всем разберемся…

* * *

Вишнякову был страшновато. До сих пор он имел дело с вещами понятными, такими, которые можно просчитать. Мистика в его жизни присутствовала постольку, поскольку он сам считал нужным впускать ее – с экрана, а книг почти не читал.

Сперва – восемнадцатилетний Немка, потом – семилетний Немка… Не многовато ли? И если восемнадцатилетний хотя бы поведением отличался, то маленький был именно тем Немкой, погруженным в себя, пребывающим в очень шатком равновесии.

И если Адька-Адлер еще бормотал что-то про сумасшедшую семью, то Вишняков понимал: нет, не семья, что-то иное, только не семья! Ему даже пришло в голову сбежать. Но посмотрел на Адьку-Адлера и понял – нужно остаться и помочь парню, вот просто нужно, иначе парень спятит.

Адька-Адлер уже стал ему симпатичен, и к тому же старшему как-то непристойно бросать младшего. И вдвоем больше шансов раскрутить историю – всю, полностью, до последней детальки. И еще: может статься, эта помощь окупится сторицей…

Поэтому они спустились вниз и ждали «маму». Вишняков полагал, что ушла она ненадолго, базар в десяти минутах ходьбы, а дети оставлены одни. И оказался прав. Очень скоро залаял пес, бухнула входная дверь.

Они встретили женщину прямо на кухне, встав весьма разумно – чтобы ей уже не выскочить.

Она метнулась назад, налетела на Вишнякова, попыталась прорваться, но только потеряла очки. Тогда она, пятясь, отступила к столу и табуреткам.

Было ей уже немало лет – хотя все на свете., припорошенное пылью и затянутое паутиной, выглядит старым и ненужным. А женщина как раз и казалась пыльной, выгоревшей, блеклой, непонятно для чего зажившейся на земле.

Адька-Адлер смотрел на нее, хмуря брови. Она же смотрела на Вишнякова, сообразив, что именно он тут будет карать и миловать.

– Вы кто? – спросила она Вишнякова, поставив кошелку на табурет и пытаясь открыть ее боковой карман.

– Руки! – рявкнул Вишняков. – Руки прочь! Отойдите к окну! Адик, посмотри, что там у нее?

В кошелке был баллончик со слезоточивым газом.

– Вот дура, – сочувственно заметил Вишняков. – Это не для помещения. Сама бы и обревелась. И заметь, Адик, она не орет. Она понимает, что мы не воры.

Адька-Адлер подошел к женщине.

– Тетя Аля? – неуверенно спросил он. – Вы меня совсем не помните? Тетя Аля!

Он не получил ответа.

Шагнул к дверям, поднял очки, протянул ей.

– Ну? Теперь узнали?

– Узнала! – крикнул, тыча пальцем в онемевшую женщину, Вишняков. – У вас тут телефоны вообще есть? Она сейчас пойдет и вызвонит хозяина этой фазенды! И говорить мы будем не с ней, а с ним!

– Это тетя Аля, она была моей няней, она меня читать и считать учила, – сказал Адька-Адлер. – А потом я жил с Семеном Ильичом. Тетя Аля, теперь-то вы можете сказать, кто мои родители? И где они сейчас? Они что, живут в этом доме?

– Погоди с родителями, – перебил его Вишняков. – Сперва пусть найдет нам Клопа!

И тут женщина заговорила.

– Борька? – спросила она. – Вишняков?

– Так я и знал! Это мистика, но я знал, что вы трое должны оказаться вместе! Позволь тебе представить: одноклассница твоего папы – Алла… Алла…

Жуткая, непроизносимая фамилия вылетела из головы.

– Замолчи, замолчи, замолчи сейчас же!

Женщина кинулась на Вишнякова, решив, очевидно, ладонью залепить ему рот, но была отброшена и разревелась.

– Истерика, – констатировал Вишняков. – Адик, мы тут с тобой, кажется, осиное гнездо разворошили. Баллончик – это еще цветочки.

– А у меня с собой ствол, – совершенно спокойно заявил Адька-Адлер. И достал из-за пазухи «вальтер».

– Ты что, сдурел – такое с собой таскать? – удивился Вишняков.

– Поехали на хорошей машине черт знает куда, мало ли что.

– Да-а… – Вишнякову парень нравился все больше. Пожалуй, его даже можно было уважать. И умеет, и не боится постоять за себя. Повезло Росинвестбанку. Надо же – малахольный Немка сподобился такого отпрыска…

Женщина рыдала, сидя на табуретке, уставившись взглядом в потертую клеенку кухонного стола.

Адька-Адлер насторожился. Он услышал скрип, уже чуточку знакомый скрип. И, выдернув пистолет, побежал на звук. Вишняков без размышлений двинулся за ним.

Это оказалась дверь черного хода. Они выскочили и увидели, как торопятся к калитке мальчик, девочка и уводящий их низкорослый мужчина.

– Стой, Клоп, стрелять буду! – заорал безоружный Вишняков.

Одноклассник обернулся.

– Не смей детей пугать!

– Я тебе сейчас не детей – я всю вашу Мухотраховку на уши поставлю! Разворачивайся! Живо в дом!

– Альберт Владимирович! – это уже вмешался Адька-Адлер. – Опять кашу заварили? Опять покупаете на грош пятаков?

Точно, вспомнил Вишняков, Клоп и был Аликом! Нельзя называть детей Альбертами – вырастут Клопы, если не чего-нибудь похуже.

– Не кричите, им нельзя волноваться! – Клоп попытался прижать к себе детей, спрятаться за ними, но девочка не далась и успела отпихнуть мальчика.

– Сам не кричи!

Адька-Адлер спрятал пистолет, подошел и преспокойно взял Клопа за шиворот.

– Куда его? – спросил Вишнякова.

– Я сам! – Клоп вывернулся. – Только детей не трогайте!

– Детям ничего не угрожает. Ну, ты идешь?

– Иду… – проворчал Клоп. И пошел к черному ходу, а мальчик и девочка в нелепо ярких куртках и шапках остались стоять, взявшись за руки.

– Вы пока поиграйте во дворе, – сказал им Адька-Адлер. – Ладно?

Девочка кивнула, мальчик помотал головой.

– Ты только не бойся, слышишь? – обратился к нему Адька-Адлер. – Я тебя не обижу. Понимаешь?

– Понимаю…

Мальчик вдруг неуверенно улыбнулся. И Адька-Адлер улыбнулся в ответ.

Надо же, подумал он, искал родителей – нашел младшенького. Забрать его отсюда – и точка.

Но прежде всего нужно было разобраться с Альбертом Владимировичем Колопенко.

– Борис Андреевич, с ним нужно говорить жестко! – крикнул Адька-Адлер. – Я знаю! Я сейчас!

– При нем я ни слова не скажу, – тут же вызверился Клоп.

Вишняков соображал быстро.

– Хорошо, поговорим без него. Адик, присмотри, чтобы Алка никуда не сбежала. И за детьми поглядывай. А с этим… я тоже знаю, как с ним разговаривать!

* * *

Одноклассники не стали подниматься наверх, а сели за кухонный стол, благо Алка спряталась где-то в доме.

– Это сколько же мы не виделись? – спросил Вишняков.

Вопрос повис в воздухе.

– Ну хорошо, Альберт Владимирович. Будем по существу. Куда девался Немка Адлер?

– А чего – девался? Живет где-то. С матерью, – буркнул Клоп.

– В телефонной книге его нет.

– Так у него и телефона нет.

– Как это?

– А на что ему?

– Ну, сыну раз в месяц позвонить…

– Слушай, Боря, не лезь ты в это дело, – проникновенно сказал Клоп. – Есть у Немки сын, нет у Немки сына – ты-то тут при чем? Своих забот мало?

– Мало, – твердо сказал Вишняков. – У вас тут что, шведская семья? Немка детей плодит, Алка растит, ты министр финансов? Что же вы их потом на произвол судьбы бросаете?

– Ни фига себе «на произвол!» – возмутился Клоп. – Человека в Росинвестбанк устроили! Знаешь, сколько он там получает!

– Кто бы мог подумать, что ты займешься благотворительностью? – ехидно спросил Вишняков. – Устроил мальчика на хорошее место и отрезал от дурных родителей, чтобы ему не приходилось их стесняться! Ну, благодетель, блин, эпический! Но, надо отдать тебе должное, парень вышколен превосходно.

Клоп возмущенно фыркнул. Вишняков это фырканье как-то сразу перевел на человеческий язык: уж слишком превосходно! И в самом деле – не каждый воспитанник на воспитателя с «вальтером» пойдет…

– И младшего в банк готовишь? А девчонку? Ее что – в топ-модели? – тут Вишнякову пришло в голову вовсе несообразное. – Ты что же, Немку с Алкой поженил? И все мальчики в него рождаются, девочки – в нее?! Слушай, чем ты тут вообще занимаешься? Создаешь акционерное общество аутсайдеров по производству жизнеспособного потомства?

Маленький, действительно по-тараканьи усатый и порядком облысевший Клоп вскочил.

– Ага! Аутсайдеры! Быдло! Дерьмо собачье! Ноги о них вытирать!..

– Кто же о дерьмо ноги вытирает? – попытался урезонить крикуна Вишняков. Но у Клопа всегда были проблемы с чувством юмора.

Не обращая внимания на его гнев, упреки, обвинения и угрозы, Вишняков достал сотовый. Там сохранился номер звонившего вчера Адьки-Адлера.

– Это Вишняков. Как вы там?

– Тетя Аля с детьми, я за дверью.

– Хорошо. Слушай, сынок, найди-ка ты мне логово господина Колопенко и произведи там грамотный обыск. Добычу тащи сюда.

– Вы не смеете! – заорал Клоп.

– А вот я вызову сейчас сюда свою охрану, – ласково пообещал Вишняков. – Охрана у меня хорошая, я бригаду, которая Шитиковский рынок держала, чуть ли не полностью к себе взял. Правда, придется часа два обождать. Но порядок они тут наведут, так-перетак, раз и навсегда!

– Потом отвечать придется!

– Потом и будем думать. А сейчас мне очень не нравится здешняя атмосфера, – совершенно серьезно сказал Вишняков. – Знаешь, Клоп, я всегда имел хороший нюх. Кроме всего прочего, я за версту чую покойника. Свеженького – не всегда, а лежалый труп четко чую. И сейчас мне мой нос говорит, что тут неладно.

– Нет тут покойников, чем хочешь клянусь!

– Ну, в буквальном смысле, конечно, нет…

Клоп отвернулся, посопел, принял решение.

– Слушай, Борька, не надо меня обыскивать, – попросил он. – Давай договоримся по-хорошему. Я позвоню, привезут деньги. Много не обещаю, но кое-что наскребем.

– Взятка – это полезно, – одобрил Вишняков. – Но ведь я человек серьезный, мне мало брать не по чину.

– Тысяча? – осторожно спросил Клоп.

– Это что – сумма?

Вишняков понятия не имел, что именно покупает сейчас Клоп, но решил набивать цену до упора – авось одноклассник проболтается. К его удивлению, Клоп проглотил и отказ от трех, и отказ от пяти, и отказ от десяти, только на пятнадцати сказал, что должен посоветоваться.

Тут на кухню вошел Адька-Адлер.

– Борис Андреевич, мы, оказывается, дурдом штурмом брали.

И выложил на стол большие географические карты. Вишняков разглядел их и невольно выдохнул: «Ого!»

Контуры Европы оказались заполнены какими-то новыми, никому не известными государствами. Юг Франции и север Испании заняла большая страна Септимания. Санкт-Петербург с прилегающими к нему Финляндией и Прибалтикой тоже составил некую державу. Польша, Украина и Белоруссия слились, а Крым стал-таки автономной единицей, может, даже островом.

С художественной точки зрения, это были произведения искусства: тончайшая работа акварелью, гуашью, тушью, безупречность шрифтов и обрамлявших шедевры орнаментов.

– Ясно, – подвел итог Вишняков. – Доллары, надо полагать, тебе переведут из Септимании? Ну, Клоп, актерище! Это же твой звездный час был! Я же тебе по меньшей мере десять минут верил!

Адька-Адлер засмеялся.

– Вот еще сокровище, – он протянул удостоверение, размером раза в полтора больше обыкновенного, в сверкающих изумрудных корочках.

Вишняков открыл.

– Элберт Колло, – прочитал он вслух. – Региональный комиссар, раэль-протектор второго посвящения…

И умолк.

Слово «раэль» было откуда-то знакомо.

– Сынок, – сказал Вишняков. – Как ты думаешь, есть в этой Трахомуховке интернет-клуб?

– Может, и есть, – сказал Адька-Адлер. – Но это еще не все. Альберт Владимирович, я тронут, что вы сохранили мои старые тетрадки. Но вот это вам зачем?

Он выложил на стол две стопочки. Одна была аккуратная («Мои», – объяснил он Вишнякову, тот открыл и кивнул, так выглядят тетрадки первоклашки-отличника), другая – словно ее по клочку собирали на помойке.

– Тетрадь по математике ученика 7 «В» класса Наума Адлера, – медленно прочитал кривые каракули Вишняков. – Точно – Немкины! Но какого хрена? Ты что – музей открывать собрался?

Клоп проигнорировал иронию.

– Надо же – раэль-протектор… – пробормотал Вишняков. – Стоп! Вспомнил! Это же секта такая! Ну, Клоп, так ты еще и сектант? Адька, я от них охреневаю! Мало мне мормонов!

На мормонов Вишнякову удивительно везло. Аккуратные мальчики, чем-то даже похожие на Адьку-Адлера, в одинаковых черных костюмчиках и с рюкзачками, попадались ему в самых неожиданных местах. Очевидно, чуя в этом крупном мужчине с веселыми глазами природную склонность к полигамии, они очень бережно и деликатно вербовали его в свои ряды, дарили прекрасно изданную «Книгу Мормона», обещали спасение его душе, пока однажды разъяренный Вишняков не раздобыл изданный еще при советской власти труд о сектах. После чего он сам налетел на мальчиков, обвиняя мормонов в массовых убийствах североамериканских индейцев, а также в том, что они где-то в семнадцатом веке ввели в обиход снятие скальпов. Тут Вишняков, признаться, перепутал их с баптистами, но все равно подействовало.

– Раэль-протектор – это круто, – согласился Адька-Адлер. – Это те, которые создавали новое человечество? По заказу марсиан?

– Нет, это другие, – быстро ответил Вишняков. – Ступай-ка, покопайся еще. Держу пари – ты там и политическую карту Марса сейчас найдешь, и карту Юпитера тоже. Все самое дикое тащи сюда!

Когда юноша вышел, Вишняков сам закрыл за ним кухонную дверь, повернулся к Клопу и сказал уже без тени веселья в голосе:

– Клоп, я вспомнил, кто такие раэли. Это секта, которую лет семь назад запретили в Штатах. Против нее поднялись все, от католиков до вудуистов. Было даже особое закрытое заседание Конгресса. Потом правозащитники еще что-то пищали про невинных шарлатанов. А теперь скажи: ты сам сдуру вообразил себя раэлем и назначил протектором? Или эти товарищи просочились сюда, к нам?

Он потрогал удостоверение.

– Полиграфическое исполнение радует. Ну так как же? Ты заказал эту штуковину в единственном числе? Или ее вручил тебе раэль-эмиссар сорок пятого ранга?

– Боря, дай мне позвонить по телефону, – попросил Клоп.

– Не дам. Удостоверение – на русском языке. Очень интересно! Выходит, просочились и стали вербовать наших местных сумасшедших… Но на кой им региональное отделение в Мухотраховке, хотел бы я знать!

И тут же подсознание выдало ответ, предъявив синий дорожный указатель – «Матрюховка – Долгое – 32 км». Долгое: никому не нужный, выселенный с глаз долой, занятый в своих лабораториях неизвестно чем, вышедший из-под всякого контроля., агонизирующий институт органического синтеза…

И сам же Вишняков его туда выпер!

Вот где у нас теперь новое человечество рождается…

* * *

Когда Адька-Адлер принес на кухню следующую порцию находок, Клоп отвернулся от него. Может, стыдно было смотреть парню в глаза, а может, не хотел показывать зреющий под глазом синяк. А ссадину на затылке под волосами все равно не видно, настолько волос еще хватает.

– Целая ведомость, надо же! – воскликнул Вишняков, растирая левой рукой кисть правой. – «Проведена разъяснительная работа», «Проведено посещение на дому», «Проведено совместное моление», «Проведен урок скроделирования»… Клоп, а это что такое?

– В Матрюховке их всего четверо, зато в Игнашкове пятнадцать человек, – Адька-Адлер предъявил список. – Смотрите, они тут за денежные суммы расписывались.

– И сколько теперь платят за бескорыстную веру? «Яшутин Николай – пятьсот рублей». Не густо. «Яшутина Зоя – восемьсот рублей».)то что – в месяц, в неделю? А, Клоп?

– По обстоятельствам, – буркнул тот. – У них там цех закрылся, людям жрать нечего. Вся надежда на огород.

– Кормилец и благодетель, значит… А отчетность предъявляешь в Долгое? Кому? – Вишняков повернулся к Адьке. – Ну ты, сынок, гений сыска! Но там наверняка есть более серьезные бумаги и, соответственно, тайник. Попробуй, а?

– Можно, – согласился юноша и поспешил на поиски тайника.

– Великое дело азарт, – произнес Вишняков. – Значит, что мы имеем? Мы имеем: секта разлей, благополучно исчезнувшая в Штатах, Франции и прочей Европе, перебазировалась в нашу глубинку. Но не вся целиком, с чадами и домочадцами, а «головка». Так, Клоп? Ведь в просторах Российской империи войско Чингисхана спокойно затеряется! Когда в Штатах у них земля под ногами загорелась, они уже подготовили плацдарм в России. И хороший, доложу я тебе, плацдарм. Почему тебя занесло к раэлям – это понятно. Хочется миром порулить! И ты же доложил, что в Долгое переезжает институт оргсинтеза. Для них это было как подарок судьбы. Прибыли к нам с липовыми документами, это и ежу понятно. Но ведь иностранцев с визами хоть как-то контролируют. Как ты их, Клопище, сюда притащил?

– Через Казахстан…

Вишняков только рот разинул. О подробностях спрашивать не стал – подробности наверняка были в большом количестве и разной степени маразма.

– Они слишком рано прокукарекали про свои опыты. Общество оказалось не готово к тому, что буквально завтра на смену придут потомственные гении. К тому же, согласись, Клоп, первые два клонированных ребенка на самом деле были никакие не клонированные! Обычным путем сотворенные младенцы! Только это выяснилось пару лет спустя. Но сдается мне, что тут, в Долгом, трудятся уже не шарлатаны.

– Тут Дайана Рамирес со своей командой, если тебе это что-то говорит, – гордо сообщил Клоп.

– Ни хрена не говорит, но я тебе верю. Ну, не так уж глупо было спрятаться в Долгом и отсюда готовить генетический десант… Но почему Немка? Никого получше не нашли? Мир, состоящий из малахольных Немок, это, знаешь ли, уже за гранью всего!

– А ты бы назвал вот этого малахольным? – Клоп мотнул головой в сторону двери, которую пару минут назад закрыл Адька-Адлер.

– Значит, клон? Действительно клон?! – Вишняков понимал, что догадался правильно, но именно сейчас, получив подтверждение догадки, струхнул: а не безумие ли, не сон ли, не розыгрыш ли дурацкий?

– Ну, клон. Первый, между прочим! И что – малахольный?! У Немки мать была клуша какая-то затюканная! Что она могла воспитать? Да она его ложку до рта донести не научила! А мы!..

– Погоди! Так почему же именно Немка? Только чтобы доказать силу воспитания, что ли? Стоило ради этого тащить сюда через Казахстан людей и деньги! А ведь деньги-то серьезные, а? Я читал – к этим раэлям и миллионеры примкнули!

– У Немки были фантастические математические способности, – сказал Клоп. – Помнишь, когда Лошадь заболела, к нам прислали такого смешного мужичка. В шестом, что ли, классе?

– В седьмом, – поправил Вишняков. – Семен, Семен…

– Семен Ильич. Он у нас две четверти был.

– Точно.

– Помнишь, как Немка у него получил первую пятерку по геометрии?

Вишняков задумался – и действительно вспомнил. Была задача: известна длина сторон треугольника, нужно определить площадь. И два ответа. Один с ходу получился у всех. Старик предложил пятерку в четверти тому, кто найдет второе решение. Класс взвыл и принялся мучаться. Семен Ильич смотрел, смотрел – и вдруг потребовал: «Адлер, к доске!» Немка, в очередной раз лишившись дара речи, выскочил, взял мел и быстро нарисовал совершенно другой треугольник, длинный и тощий, но с той же заданной длиной сторон. Класс обалдел. После этого Немка две четверти был математическим лидером. Правда, немым лидером. Он рисовал и писал цифры с формулами, а Семену Ильичу этого было достаточно. Потом вернулась Лошадь, и Немка опять стал убогим троечником.

– Да-а… И ты что – все время помнил про этот треугольник?