Текст книги "Журнал «Если», 2004 № 9"

Автор книги: Марина и Сергей Дяченко

Соавторы: Генри Лайон Олди,Наталия Ипатова,Евгений Лукин,Андрей Валентинов,Далия Трускиновская,Чарльз де Линт,Андрей Синицын,Дмитрий Байкалов,Наталия Мазова,Йен (Иен) Уотсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

Просторная комната на верхнем пятом этаже была замусорена так, что даже берлога Рохли, где я бывал пару раз, показалась бы на ее фоне жильем цивилизованного существа. Тряпичные гнезда на полу, долженствующие изображать постели, несколько ящиков консервов, возле лестницы – пластиковый мешок с пустыми банками. Еще мне бросились в глаза обрывки бело-зеленых аптечных упаковок, пустые ампулы и использованные шприцы. И невероятное количество пластиковых бутылок из-под питьевой воды.

Но никаких следов Марджори.

Впрочем, «французское окно», выходящее на балкон, указывало какой-никакой, но путь. Уборщик с равнодушным видом – его дело семьдесят пятое – пробил нам туда дорожку. Дерек вышел первым и сделал мне предостерегающий жест: все тут казалось настолько хлипким, что рухнуло бы от неосторожного чиха. Из комнаты я видел, как он посмотрел направо, потом налево, убеждаясь, что на карнизах никого нет, глянул вверх, на крышу, нависающую козырьком. Балкон только что очистили от клея, никто не мог выйти на него с момента начала акции, да и наружная группа едва ли упустила бы беглеца. Сколько я помнил диспозицию, в нескольких метрах от окна проходила пожарная лестница, а за ней – труба водостока. Только эльф мог отважиться спуститься по ней: говорят, у них кости пустые внутри.

Возвращаясь обратно в комнату, Рохля на время вдоха задержался на пороге, а потом решительно рванул на себя решетчатую ставню, отвернутую вовнутрь, к стене. Только-только «клей» подле нее собрали.

За ставней-то она и была. Видимо, еще и толкнула ее со своей стороны, потому что рывок оказался явно сильнее, чем ожидал Дерек. Ставень вырвался из его рук, а сам он вынужден был отскочить назад, чтобы элементарно удержаться на ногах. Марджори метнулась мимо, на балкон, черная ласточка в развевающемся тартане. Вспрыгнула на перила – я ахнул! – потом на ставень, открывавшийся в любую сторону, и, стоя на нем ногами, перевалилась животом на крышу. Ну точно – пустые кости!

Пока она проделывала все это, я не дышал, а Дерек использовал другую ставню. Одна она точно его бы не выдержала, даже на глаз он в полтора раза тяжелее мисс Пек. Поэтому Рохля за деревянную решетку только чуть рукой придерживался, балансируя на перильцах, потом перехватился за козырек – в отличие от Марджори роста ему в самый раз хватило – и начал мучительно подтягиваться на пальцах, скребя ботинками по кирпичной стене.

Группа оцепления во главе с Баффином сгрудилась далеко внизу, круглыми глазами наблюдая, как Рохля гонится за своей карьерой, а я перекинулся через перильца, зажмурившись, дополз по карнизу до пожарной лестницы, выставил голову над краем крыши и получил возможность видеть вблизи все, что тут показывали.

Девушка успела первой, стремительно вскочив на ноги, какую-то долю секунды каблуки ее были рядом с его пальцами, и, в принципе, ничего не стоило… Потом подхватила юбки и понеслась! Бежала, разумеется, к дальнему краю крыши, надеясь, что дар в очередной раз выручит ее. Мелькал тартан, мелькали пряжки туфель, мелькали стройные – о, какие стройные! – ноги. А Рохля (впрочем, какой к бесам Рохля?!) несся следом по грохочущей листовой жести, как зеленая комета с рыжим хвостом.

И настигал, только руку протянуть.

– Отвали, коп! – услышал я пронзительный вскрик. – Я ж не дамся! Один раз тебя уже пожалели…

Видимо, она оглянулась, чтобы оценить, насколько близка погоня, да, может, еще чтобы он услышал ее, но этот момент положил предел всему. Выражаясь прозой, крыша кончилась, и к моему молчаливому ужасу с края сорвались оба вихря: и черно-бурый, и золото-зеленый следом, с разницей разве что в удар сердца.

Слишком высоко, чтобы уцелеть. Слишком низко, чтобы успеть подставить заклинание «сеть».

Я поглядел вниз, на Баффина с компанией, ожидая, что они скажут мне, когда посмотрят за углом. Старший группы сбегал туда и в ответ на вопросительный взгляд Баффина покачал головой.

– Реннарт, слезай, – позвал меня начальник. – Там ничего нет. Они исчезли. Оба.

* * *

Дерек Бедфорд объявился через три дня, вечером, когда сотрудники помалу – никому не хочется показывать излишнюю торопливость – покидают рабочие места, и один за другим гаснут островки света над столами. На улице уже синё, а в помещении – коричнево. Он прошел в кабинет Баффина, не зажигая по пути огня, как сумеречное создание, и даже я поднял к нему взгляд, только распознав шаги. Пробыл он там недолго и вышел с достоинством. Прошел к своему столу, с высоты роста обозрел царящий там боевой беспорядок, потом махнул рукой и… рассмеявшись, сгреб всю прошлую жизнь в корзину для бумаг.

Потом мы посмотрели друг на друга.

На него стоило взглянуть. Бровь рассечена, скула в порезах и подживающих ссадинах. И взгляд изменился. Словно он вышел на цель, зафиксировал ее и теперь собирается поразить во что бы то ни стало. Зная, какой он стрелок, я не сомневался, что так и будет.

– Пойдем, Рен, – сказал он, подмигнув. – Имеем право на пиво.

– Догнал? – спросил я его, когда уютные стены кабачка сомкнулись вокруг.

Он кивнул.

– Э-э… скрутил?

Дерек покачал головой, чуть улыбнувшись глазами.

Проявляя учтивость, я поинтересовался, была ли мягка трава.

Напарник, теперь уже бывший, поперхнулся пивом, закашлялся, смутился и шепотом заорал, что ничего подобного, и ни разу не так, и он никогда не думал, будто я считаю его хуже дикого животного. Потом заткнулся и оценил тактический ход, в результате которого придется рассказать больше, чем он собирался вначале.

Дерек не мог, оказывается, внятно объяснить, сорвался ли он с крыши или сиганул сам, увидев Марджори Пек за краем. Знал только: он должен ее догнать, и обязательно сейчас. Это было важнее, чем какие-то там законы Земли.

Законы Земли, правда, едва его не разубедили, потому что, сорвавшись, он потерял сознание, а очнулся невесть где от холода, сырости, саднящей боли в лице и ломоты во всем теле. Лежа плашмя в высокой, но жухлой траве.

– Здесь, в городе, полном смога, ноябрь так не чувствуется.

Там было озеро, узкое, как клинок волшебного меча, берег круглился, спускаясь от сосен к воде, камыши стояли желтые. И туман. Сырой, промозглый, он будто выгораживал в мире кусок, где Марджори Пек, сидя на полешке, наблюдала за его возвращением к жизни.

Сесть сразу не удалось, пришлось переваливаться на бок и подпирать себя локтем. Ну, что дальше?

– Такя еще не скипала, – безмятежно призналась Мардж. – Интересный способ, хотя и немного рискованный.

– А я-то здесь как?

– Багажом, – она явно над ним посмеивалась. У ног, обутых в черные туфли, змеился дымом крохотный костерок, в нем на угольях стояла жестяная миска, куда Марджори как раз бросала брусничный лист. Вода кипела. На коленях у девушки лежала стрела.

– Думаешь, я не возьмусь отличить стрелу, что могла меня убить, но не хотела, от той, что хотела бы, но не смогла?

– Допустим, не хотела, но что это меняет по существу? – Дерек, сел, морщась от боли в затылке.

– Ты со мной не справишься, – предупредила его мисс Пек.

– Проверим?

Она расхохоталась.

– А потом? Прижмешь к земле своим телом?

– К дереву привяжу, – буркнул он. – Далеко тут?

– Прилично, если пешком.

– А… э-э… твоим способом?

– А я тоже пешком. Когда скипаешь, всегда оказываешься здесь, а вот отсюда – только на прежнее место, и то если сразу. А мне туда не хочется…

Поднявшись, Дерек в глубине души согласился, что Мардж с ним управится. Еле-еле доплелся до берега, разбил корочку льда, чтобы умыться, заодно оценил повреждения. Впрочем, брусничный отвар, который Марджори налила в старую консервную банку, чудесным образом укрепил его дух.

– Я была в работном доме, – сказала Марджори, когда он пил. – Я там, знаешь ли, выросла. Ни за один, проведенный там день, я не поблагодарю. Расписывала фарфор: чашечки-блюдечки, розочки-бутончики. Ненавижу. И это еще художественный, понимаешь, вкус. Знаешь, как они там воруют? Мы неделями одну тушеную капусту жрали. Без мяса. Что вы можете дать моим детям? Обучить двум-трем простым заклинаниям, наговаривать адреса на почте? Всю жизнь?

– Зато они оттуда выйдут. И им будет – куда. Эти дети, – Дерек помедлил, потом решился, – тебе нужны больше, чем ты им. Мог бы понять нереализованные материнские комплексы, недоигранные куклы, но за наркотики, голубка, ты отсидишь!

– Наркотики? Кретин! – она вскочила на ноги и кулачки сжала, аж слезы брызнули. – Какие наркотики? Мы грабили аптеки, потому что мне надо было их лечить! Это вы, проклятые, отравили крыс, а все мои заразились, только я держалась, потому что… потому что… Я не в ответе, если у них еще что пропало!

Потому что эльфийская кровь, даже самая ее капелька, делает невосприимчивым к заразе. Все, что Дерек видел в особняке, подтверждало ее слова, а житейского опыта у него было достаточно, чтобы сообразить: для иного провизора налет ворья – редкий повод списать недостачу, скажем, «слез матери», а то и «черной дури».

– Все ведь хуже, чем наркотики. За одни наркотики вы бы за мной с драконом не гонялись. Секретные… э-э… службы? Будут держать, прикованной к койке, исколют и изрежут на лабораторные образцы. Принудят размножаться в «интересах государства», если придумают способ контроля. Отработанный материал уничтожат. Такие ходят сказки среди тех, кто с даром. Убеди меня, что это не так. Я тебе поверю.

– Значит, – подытожил я, убедившись, что больше он ничего рассказывать не намерен, – она на свободе?

Дерек кивнул.

– Должностное преступление, – сказал я.

– Я уволился.

Я отметил, как быстро и напористо это было произнесено.

– И куда ты намерен податься?

– Да хотя бы и в детский отдел. Тамошние пожилые дамы, думаю, мне обрадуются. Или вот еще… – он помялся, потом закончил, – государственная служба аудита детских заведений. Сердцем чую: там весело.

Я долго мялся, собираясь с духом, но все-таки предупредил:

– Если ты решил, что в твои руки попало чудесное орудие… или оружие, с помощью которого можно смеяться над вещами, которые прежде казались незыблемыми или непреодолимыми…

– Не будь дураком, Рен, – вспылил мой бывший шеф. – Не прикидывайся, будто не понял природу ее дара? Это физиологическая реакция на страх. Как, скажем, мурашки по коже. Чем меньше она боится, тем труднее ей исчезать. Научи ее не бояться, не вздрагивать в темноте, не кидаться сломя голову прочь, и дар исчезнет. И никаким спецслужбам она на фиг не будет нужна… Она спросила, есть ли у меня честь. Я пытаюсь ответить на этот вопрос.

– Знаешь, мой мальчик, что в этом деле самое ужасное? – серьезно сказал я ему. – В твоей каморке и кошке-то негде прилечь, а ты привел туда юную леди. Не бросать же ей старое пальто в угол?

– Ну… пивные жестянки я уже выкинул! – приосанился он.

Евгений Бенилов
Лгунья

1. Найденка

Я – человек рациональный. И совсем не религиозный. Более того, как всякий порядочный ученый, верю своим глазам: если что-то вижу, то считаю увиденное реальным, а не плодом воображения. Даже если объект сей – за тридцать пять лет, которые я прожил на белом свете – не попадался мне ни разу.

Так что, увидев голую девицу ростом двадцать сантиметров, я не счел ее ни галлюцинацией, ни мистификацией. Девица стояла на песке посреди пустынного пляжа и ежилась от ветра. Было поздно – и, соответственно, уже темно, – однако я видел ее вполне отчетливо в свете расположенного рядом фонаря.

– Помогите, пожалуйста! – девица говорила по-английски с очаровательным, но лишенным географической привязки акцентом.

– Как? – спросил я, присаживаясь на корточки.

– Мне холодно, я голодна и хочу спать, – она помолчала, а потом добавила: – Мне некуда пойти, ибо я потерялась.

– Это не ответ на мой вопрос, – сказал я, маскируя растерянность логикой. – Я спросил, как именновам помочь.

На лице моей собеседницы появилось раздражение.

– Вы должны согреть меня, накормить и отнести в такое место, где я могла бы поспать, – сказала она, надменно сморщив нос.

Несколько секунд я размышлял: у меня в номере есть мини-бар, а в мини-баре – какие-то пакетики… орешки или, может, чипсы. Для такой малышки хватит за глаза.

– Мне придется посадить вас в карман, – сказал я, протягивая руку и складывая ладонь стульчиком.

– В карман я не сяду, – рассердилась девица. – Я вам не кошелек.

Она сложила руки за спиной и отвернулась. Груди ее – кстати сказать, довольно большие – колыхнулись вверх-вниз.

– Но как же я пронесу вас в гостиницу?

– Я готова ехать, – она так и выразилась: «ехать», – у вас за пазухой.

Не дожидаясь согласия, девица села в мою (все еще протянутую) ладонь и для равновесия уцепилась за большой палец. От ее попки исходило ровное, приятное тепло.

Я расстегнул пиджак, затем рубашку и осторожно подсадил девицу в образовавшееся отверстие.

– Не застегивайте пуговицу, – приказала она, высунув на мгновение голову. – А то я задохнусь.

Я почувствовал, как она устраивается у меня за пазухой… стало щекотно. Наконец возня под рубашкой прекратилась.

– Я готова, – девица хлопнула меня по животу.

Увязая в песке, я доковылял до лестницы и поднялся на набережную.

– Ступайте плавно, а то меня укачает, – услышал я тонкий, капризный голосок.

2. В гостинице

Я не фаталист. Скорее, наоборот – считаю, что судьба соткана из случайностей. Взять хоть сегодняшнее приключение: приехал человек на конференцию в Ниццу, пошел с друзьями в ресторан, потом решил прогуляться по набережной… Интересно, что бы это создание делало, не пожелай я узнать, теплая ли вода? Так бы и тряслось от холода на пляже до утра?…

Моя гостиница располагалась неподалеку; через десять минут я уже входил в номер.

Первым делом я отыскал табличку «Не беспокоить» и повесил на дверную ручку с внешней стороны двери. Затем встал на колени перед журнальным столиком (так, чтобы столешница оказалась на уровне пояса) и отодвинул в сторону галстук.

– Выходите, мисс…

Теплый клубок у меня за пазухой не шевельнулся. Я заглянул внутрь рубашки: свернувшись калачиком, девица спала.

– Просыпайтесь, пожалуйста! – сказал я, осторожно касаясь ее плеча.

Она вздрогнула и села, чуть не вывалившись наружу. Вид у нее был всклокоченный и недовольный.

– Сейчас… – пробурчала она, потягиваясь.

Она неловко выползла и встала на столе. Тут я разглядел ее получше: пышные формы, смуглая кожа, буйная черная шевелюра. Сквозь пряди волос торчат розовые ушки – не круглые, как у человека, а заостренные. Черты лица не вполне пропорциональные, но очень привлекательные… можно сказать, красивые: огромные, как у куклы, голубые глаза, ярко-красные губы. Для оголодавшей, охолодавшей сиротки она была на удивление упитанной и гладкой.

– Меня зовут Алексей… Алекс, – представился я. – А вас?

– Мари.

– Кто вы?… Вы ведь не homo sapience, верно?

– Я фея, – Мари подбоченилась и высокомерно вздернула голову.

– Фея?… – удивился я. – А вы умеете исполнять желания?

– Исполнять желания мужчины умеет любая женщина, – Мари загадочно улыбнулась.

– А крылья у вас, извините, есть? – я заглянул ей за спину, но увидел лишь волосы до попы.

Мари раздраженно фыркнула.

– Я хочу есть, – объявила она, оставив вопрос без ответа.

– Да-да, конечно. Простите!.. – смутился я.

В мини-баре обнаружился пакетик соленых орешков – я разорвал упаковку и положил на стол. Присев на корточки, Мари заглянула внутрь.

– Я такое есть не могу, – пренебрежительно сказала она, вставая.

– Я ем только свежие овощи и фрукты.

– Но где же я достану овощи и фрукты в двенадцать ночи?

– В ресторане гостиницы, – последовал незамедлительный ответ.

– Сходите на кухню и попросите… – фея на мгновение задумалась, – … морковку, яблоко и мандарин.

Тащиться вниз и вступать в переговоры с официантами мне, ясное дело, не хотелось – но что я мог поделать?… Вздохнув, я направился к двери.

– И еще минеральную воду! – услышал я, когда выходил из номера.

3. Кормление строптивой

Когда я вернулся, Мари лежала на кровати, томно развалившись на подушке.

– Мандаринов нет, – сказал я извиняющимся тоном. – Я купил апельсин.

– Хорошо, – сдержанно ответила фея.

Она грациозно перепрыгнула на журнальный столик – я поставил перед ней тарелку с нарезанными овощами и фруктами. Потом откупорил бутылку с водой.

– Спасибо, – Мари послала мне воздушный поцелуй.

Пока она ела, я сходил в туалет; а когда вернулся – морковка и половина яблока уже исчезли. Слегка осоловевшая фея доедала апельсиновую дольку: сок стекал по ее подбородку и капал на раздувшийся животик. Воду она не тронула.

– Я наелась, – сказала Мари, бросая на тарелку апельсиновую косточку. – Отнесите меня, пожалуйста, в туалет.

Я исполнил ее желание: поставил фею на стульчак и вышел. Интересно, хватит ли у нее сил нажать ручку унитаза?… В туалете было тихо, потом послышался звук спущенной воды – ага, хватило… не такая-то она и беспомощная. Затем раздалось гудение крана и журчание: очевидно, Мари взобралась на раковину и стала умываться. Наконец журчание стихло.

– Алекс! – услышал я.

Фея сидела на краю раковины и болтала ногами. По ее коже стекали капли воды.

– Дайте мне полотенце.

Я взял с полки чистое полотенце и подал развернутое, на сложенных вместе ладонях – Мари осторожно спрыгнула мне в руки. Вспоминая, как я играл со своей старшей дочерью в куклы, я вытер фею и отнес в комнату.

– Где вы хотите спать?

– На кровати. Постелите мне рядом с вашей подушкой.

Просьба сия повергла меня в смущение. То есть кровать в номере была двуспальная, и задавить Мари во сне я не боялся – однако же… Так и не сумев сформулировать свои сомнения, я достал из чемодана чистую футболку и соорудил для феи нечто, вроде гнезда.

– Спокойной ночи, – сонно проворковала Мари, заползая в рукав футболки. Она подложила ладошку под щеку и закрыла глаза.

– Спокойной ночи, – ответил я, выключая свет.

Когда я вернулся, обернутый полотенцем, из ванной, Мари уже спала: я мог различить еле слышное сопение. Наконец-то угомонилась… я завел будильник, сбросил полотенце на пол и полез под одеяло.

4. Недоразумение при пробуждении

Би-ип!.. Би-ип!.. Би-ип!..

Не раскрывая глаз, я отключил будильник. Потом потянулся. И вдруг понял, что левая моя рука почему-то легче правой.

Я с удивлением поднес последнюю к глазам: прицепившись руками и ногами, на ней висела кукла… нет, маленькая живая девица. Веки ее были сомкнуты, по лицу разлито умиление.

Несколько секунд я молча таращил глаза… а-а, ну конечно! Это Мари – найденная вчера фея! События прошедшего вечера ожили в моей памяти.

Но почему она прицепилась к моей руке?! Я легонько потряс ладонью… однако фея держалась крепко.

Что делать?

Я осторожно поддел ее ногу кончиком пальца… та-ак, теперь руки… Отцепившись, Мари упала на постель: глаза ее раскрылись (я опять поразился их голубой пронзительности) и… наполнились слезами. Перекатившись лицом вниз, фея разрыдалась – ее круглая попка жалостливо вздрагивала.

Женские слезы всегда повергали меня в смятение.

– Пожалуйста, не плачьте! – взмолился я. – Я не хотел вас обидеть.

Эффекта мои слова не произвели.

– Простите, пожалуйста! Хотите, я принесу воды?

Я вскочил с постели – придерживая обернутое вокруг чресел одеяло, бросился к столу. Скрутил с бутылки крышку и накапал туда минеральной воды…

Когда я вернулся, Мари все еще лежала лицом вниз, но уже не плакала.

– Простите, пожалуйста! – повторил я, гладя кончиком пальца по ее волосам.

Фея всхлипнула и села, подогнув ноги. Вид она имела настолько жалкий, что я готов был провалиться на месте.

– Выпейте воды, – я протянул ей крышку.

Мари исподлобья посмотрела на меня, но крышку приняла и, шмыгая носом, стала пить.

– Расскажите, пожалуйста, где вы жили и как потерялись, – попросил я, чтобы отвлечь.

Фея поставила пустую крышку на постель и вытерла ладошками глаза.

– Я жила в лесу, на острове… не помню, как он называется на вашем языке. А вчера меня унес морской орел, – по ее лицу пробежала тень испуга. – Он нес меня, нес… а потом я изловчилась и укусила его за ногу. И тогда он меня выронил… Я упала в море, и волны вынесли меня на берег, – она со слабой улыбкой посмотрела на меня.

– А откуда вы так хорошо знаете английский?

– Учила в школе… Знаете, Алекс, это вы извините меня! – выпалила она вдруг.

– За что? – удивился я.

– Разрыдалась, как последняя дура, – сказала фея с досадой. – Вы просто не обращайте на меня внимания…

Бедняжка отвернулась и потупилась.

– Я нисколько не обиделся, – заверил я.

Мари закрыла лицо руками.

– Давайте так, – объявил я неестественно бодрым голосом. – Я сейчас пойду умываться, а когда вернусь – об утреннем недоразумении мы забудем.

Не дожидаясь ответа, я вскочил и направился в ванную.

5. Недоразумение при расставании

Когда я вернулся, единственным напоминанием об утреннем инциденте был румянец на щеках Мари. Я стал торопливо собираться: до начала заседания осталось полчаса – только-только добраться до Конгресс-Холла, где проходила конференция. На завтрак времени не хватало.

Я оделся, собрал портфель.

– Вернусь к ланчу. Что вам купить из еды?

– Одна я здесь не останусь.

Я с удивлением посмотрел на фею:

– Вы хотите, чтобы я взял вас на конференцию?

Мари вскочила и умоляюще сложила ладошки у груди.

– Я буду сидеть у вас за пазухой и слова не скажу, клянусь… – она замешкалась, очевидно, переводя с фейского на английский, – … Отцом Всех Волшебных Тварей.

Я человек неконфликтный. А женщины и дети из меня вообще веревки вьют. Но в данном случае уступать было нельзя.

– Поймите меня правильно: это невозможно… – я поднял руку, отметая возражения. – Вам захочется в туалет или станет дурно из-за духоты – и что тогда?

На глаза феи опять навернулись слезы – мгновенно, будто кто-то открыл кран. Р-раз, и огромные капли одна за другой текут по щекам.

– Да в чем же дело?! – я попытался вытеснить жалость раздражением, но преуспел лишь наполовину. – Неужели вам трудно побыть четыре часа одной?

– Трудно.

– Почему?!

– Я в вас влюблена.

Мари закрыла руками лицо и медленно опустилась на постель. Я с изумлением уставился на нее.

– Феи всегда влюбляются в своих спасителей, – объяснила Мари сквозь пальцы.

Я украдкой глянул на часы: до начала заседания оставалось двадцать пять минут. Ничего, возьму такси…

– Я сейчас пойду на конференцию… – (фея с надеждой отняла ладони от лица), – … один, – поспешно добавил я. – Но постараюсь вернуться побыстрее, и мы спокойно все обсудим.

Мари упала на постель и разрыдалась. Раздираемый жалостью и раздражением, я бросился прочь.

6. Дуэль

Поймать такси не удалось, в результате чего последние триста метров до Конгресс-Холла мне пришлось бежать. С трудом переводя дыхание, я ворвался в зал, отведенный нашей секции. Все было готово – ждали только меня, ибо я являлся председателем. Техник прицепил мне к лацкану микрофон, я объявил название первого доклада; заседание потекло по накатанной колее. Однако мысли мои витали далеко от уравнения Буссинеска, о котором толковал докладчик. Меня мучил более важный вопрос: а хватит ли фее еды? Насколько я помнил, у нее остались почти целый апельсин и пол-яблока – однако при ее аппетите…

Наконец наступил перерыв. Разговаривать ни с кем не хотелось – я отцепил микрофон и торопливо вышел в коридор. Кругом толпились участники других секций, из буфета высовывался хвост очереди… мои надежды на чашечку кофе увядали на глазах. Впрочем, на другом этаже очередь, возможно, меньше… я устремился к лифту.

Я поднялся на самый верх Конгресс-Холла – никого. Ни людей, ни буфета… похоже, этот этаж пустовал. Для верности я заглянул в одну из комнат – действительно, никого. Ладно, обойдусь без кофе. Я разочарованно повернулся и…

В полуметре от моего лица висел голый маленький человечек в блистающем шлеме. В руке он держал меч. Слившись в полупрозрачную пелену, за его спиной бешено работали крылья.

– Защищайся, презренный! – пронзительный голосок гулко раскатился по пустому коридору.

– Почему «презренный»? – удивился я.

– Потому что я тебя презираю! – вскричал человечек с яростью.

Он выставил вперед меч и стал медленно надвигаться на меня. Я опасливо попятился: несмотря на свои размеры, малютка вполне мог выколоть мне глаз. Или, например, перерубить сонную артерию…

– Презираете за что? – спросил я, чтобы выиграть время.

– За то, что ты соблазнил мою возлюбленную Мари!

Физиономия человечка исказилась от злобы – с быстротой молнии он метнулся мне в лицо. Я попытался уклониться, но преуспел лишь частично: удар пришелся не в глаз, а чуть выше брови. Острая боль пронизала меня; заливая глаз, из раны хлынула кровь.

Человечек взмыл вверх, сделал мертвую петлю и опять застыл в полуметре от моего лица.

– Получил? – злорадно пропищал он.

– Получил, – согласился я, стискивая зубы.

Путаясь в рукавах, я стащил пиджак… сейчас мы с тобой разберемся! Я сделал отвлекающий выпад левой и махнул пиджаком, пытаясь сбить гаденыша на землю. Но тот ловко вывернулся – и опять бросился мне в лицо. Р-раз… на моей скуле появился длинный глубокий разрез.

– Получил?

Кровь застучала у меня в висках – что же это такое? Неужели я не могу справиться с двадцатисантиметровым супостатом?! Издав воинственный клич, я бросился вперед.

Если честно, мне просто повезло: не наткнись враг на люстру, меня бы, наверное, уже не было в живых. Но он, дурашка, наткнулся – и, потеряв равновесие, закувыркался вниз.

Тут-то я и огрел его пиджаком – что называется, от души. Малютка врезался в стену и шмякнулся на пол.

Первым делом я подобрал меч (тот вонзился в паркет) и, завернув в носовой платок, сунул в карман. Потом посмотрел на поверженного врага: человечек сидел на полу и ошалело крутил головой. Видимых повреждений у него не было… разве что слегка помяты крылья.

– Получил? – спросил я.

Человечек не ответил… по щекам его потекли слезы. Кряхтя от унижения, он встал и – сначала медленно, а потом быстрее – заработал крыльями. Когда те слились в полупрозрачную пелену, он снялся с пола. Я проводил его взглядом: летел он как-то боком и странно тряс головой под съехавшим набекрень шлемом.

Перед тем как вылететь в форточку, он повернулся и погрозил кулаком.

– Пр-роклинаю! – донесся до меня писклявый голосок.

7. Как жить дальше?

Когда я вышел от доктора, о возвращении на конференцию не могло быть и речи… хватит того, что меня, залитого кровью, при всем честном народе увезла «скорая помощь». Лицо мое ныло, будто под кожу загнали две ржавые иголки, голова кружилась – то ли от боли, то ли от потери крови. Уж не знаю, поверил ли врач моему рассказу о хулигане с бритвой… так или иначе, он наложил с десяток швов, посоветовав немедленно показаться пластическому хирургу – если я не хочу, конечно, чтобы на лице остались шрамы. За услуги он слупил некруглую сумму в 94 евро и попросил медсестру вызвать для меня такси.

Когда я вошел в номер, Мари лежала на постели лицом к стене. Пошатываясь от слабости и головокружения, я рухнул рядом.

– Посмотри, что наделал твой кавалер! – сказал я сердито.

Вздрогнув, фея села.

– Ой! – ужаснулась она.

Несколько секунд она изучала мои повреждения. Потом вскочила на ноги.

– Ну и коновалы эти ваши доктора! – сварливо сказала она. – Ложись!

Спорить сил у меня не было – не снимая ботинок, я вытянулся на постели.

Мари подошла вплотную и склонилась надо мной – груди ее повисли в сантиметре от моего глаза (должен признать, что зрелище сие оказалось весьма приятным… соски феи походили на крошечные вишенки). Я почувствовал, как она ощупывает мое лицо.

– Не шевелись.

Она ловко отодрала пластырь. Боли я не почувствовал… и все же: что она делает?

– Не волнуйся, – проворковала фея. – Все будет в порядке.

Маленький теплый язычок прикоснулся к ране… ощущение было на редкость странное – но опять-таки не лишено приятности. Потом я почувствовал, как Мари перекусывает швы.

– Можешь посмотреть в зеркало.

Я поднялся и подошел к висевшему на стене зеркалу: разрез выше брови исчез – кожа на этом месте ничем не отличалась от кожи в других местах лба.

– Как это у тебя получилось?!

– Иди сюда – я обработаю рану на скуле, – ласково сказала Мари.

Пока она возилась со вторым порезом, я рассказал о случившемся – фея молча выслушала, но от комментариев воздержалась.

Наконец вторая рана затянулась. Мари перепрыгнула на журнальный столик и села напротив меня.

– Нам нужно уезжать, – сказала она.

– Нам? – переспросил я саркастически. – И куда же мы поедем?

– Куда хочешь, – фея пожала плечами. – Мне все равно, лишь бы с тобой.

Я помолчал, собираясь с мыслями.

– Пойми меня правильно, Мари, – сказал я мягко, – но я, вообще-то, женат… причем второй раз, – на лице феи появилось страдальческое выражение. – И у меня двое детей: десятилетняя дочка от первого брака и десятимесячная – от второго.

Слезы текли по щекам Мари ручьями… Господи, как это создание может выделять столько жидкости?

– Посуди сама: какое у нас будущее? – воскликнул я с досадой. – Ведь я больше тебя в девять раз!

Фея вытерла глаза и жалобно сложила ладошки у груди.

– Ты мог бы носить меня за пазухой и заботиться обо мне, – она заискивающе заглянула мне в глаза. – А я бы лечила тебя и защищала от чар.

– Не надо защищать меня от чар! – вскричал я с такой экспрессией, что Мари испуганно пригнулась. – Ты бы лучше не натравливала на меня летающих террористов… Кстати: я, помнится, спрашивал, есть ли у тебя крылья…

– Есть.

Фея перебросила волосы на грудь и повернулась: на спине у нее имелась пара прозрачных, будто слюдяных, крылышек. Я осторожно провел пальцем по одному из них: оно было гладким и вздрагивало под прикосновением.

– Щекотно… – хихикнула Мари.

– Почему ты не ответила, когда я спросил тебя о крыльях в первый раз?… – я пытливо посмотрел ей в глаза. – Хотела, чтобы я таскал тебя на руках?

Фея стыдливо потупилась.

– Ладно, проехали… – я устало откинулся на подушку. – А на каком острове ты живешь, не вспомнила?

– На Корсике, – не поднимая глаз, ответила Мари.

– Ты сама туда долетишь или тебя отвезти на самолете?

Мари испуганно всплеснула руками:

– Не отправляй меня на Корсику, пожалуйста!

– Почему?

– Марк… ну, тот фей, с которым я была до тебя – он меня убьет… Ей-богу, убьет – ты его видел!

– Не убьет, – усмехнулся я. – Нечем ему тебя убить, – я достал из кармана завернутый в платок меч, развернул и показал Мари: – Смотри.

Глаза феи расширились от ужаса.

– Что ты наделал?! – вскричала она страшным голосом. – Ведь мечи принадлежат не отдельным феям, а всему роду. Теперь на нас ополчатся они ВСЕ!!!

Мари взмыла вверх (прямо из положения сидя, не вставая) и метнулась к моему лицу, затормозив в миллиметре от переносицы.

– Собирай вещи, скорее! – заверещала она так, что у меня заложило уши. – Мы срочно едем в аэропорт!

8. Мы приезжаем в Англию

Я человек высоких моральных устоев и от своей жены секретов не имею. То есть не имею секретов от второй жены, а от первой, если честно, имел… хотя и развелись мы не из-за этого. Если уж на то пошло, мой первый брак пал жертвой весьма распространенного среди русских эмигрантов явления: Ира, моя супруга, ушла к местному жителю, в данном случае – англичанину. Я, собственно, ее не виню: согласно биологической стратегии своего пола, самка ищет самца, способного обеспечить наилучшие условия ее детенышам – а я этому условию не удовлетворял: сидел на временной должности с нищенской зарплатой, да еще и пропадал в университете с утра до вечера. А с вечера до утра мы с ней ругались… надо ли удивляться, что она спуталась со своим риэлтором? И, кстати, похоже, что просчиталась, ибо – стоило ей уйти, как дела мои пошли в гору.