Текст книги "Журнал «Если», 2004 № 9"

Автор книги: Марина и Сергей Дяченко

Соавторы: Генри Лайон Олди,Наталия Ипатова,Евгений Лукин,Андрей Валентинов,Далия Трускиновская,Чарльз де Линт,Андрей Синицын,Дмитрий Байкалов,Наталия Мазова,Йен (Иен) Уотсон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Я размышлял: «Она на двадцать лет старше меня. Она была ведьмой почти столько же лет, сколько мне сейчас. Чему она выучилась? Насколько она сильна?»

Свет померк на западе, и варанингё стала выглядеть бледным крестиком на фоне темной коры. Я передвинулся поближе и направил на маленького демона луч фонарика. И хорошо, что сделал это. Гвоздь, забитый в живот, готов был упасть в траву.

Я моргнул и протер глаза. Нет, ошибки не было. Гвоздь поворачивался против часовой стрелки, вывинчивался, медленно выходил наружу.

«Ну, сильна!» – решил я. Очень сильна. Закусив губу, я ударом молотка забил гвоздь обратно. Варанингё вновь задергалась, пытаясь освободиться. Ее соломинки дрожали, как лапки насекомого.

На мгновение кукла замерла, словно пытаясь сосредоточиться. И тут наружу пополз гвоздь, сидевший в голове. С отчаянием я забил и его.

Ох, дедушка, как же мне хотелось, чтобы ты был рядом и помог. Первое мое проклятие, вроде бы грамотно сделанное – а она сбрасывает его, словно шаль с плеч. Если она освободится… мне даже думать об этом не хотелось. Перед моим мысленным взором предстала приманка, чучело Генри Голуба, скрученное, как обрывок бечевки, и я сжал в руке молоток так крепко, что заболели пальцы.

Нет, дело не в моей хватке. Я ударил по гвоздю в животе, и боль пронзила мою руку. Она отвечала ударом на удар. Посылала свою злую силу через варанингё. Обращала мою энергию вспять!

Я ударил по среднему гвоздю – и рука онемела до плеча. Нет, Генри, это не дело… Я выждал, пока гвоздь почти вышел наружу и вновь сильно забил его назад. Рука чуть не отвалилась от боли. Такая мука! Я выронил фонарик, и лампочка в нем разбилась. К этому моменту прошел всего час после заката. Совершенно ясно, что еще до конца ночи она освободится и сойдет с дерева. Выйдет из-под моего удара и контратакует со всей силой.

Помнишь игру на ярмарке штата? Там из дырок-норок высовывали головки пластиковые кроты, и нужно было молотом забить их обратно. В такую игру теперь играл я, только она будет продолжаться до той поры, пока все кроты не выберутся наружу и не закусают меня до смерти. Единственный способ справиться с разболтанными гвоздями – бить каждый по шляпке, пока не отвалится рука. К счастью, колдунья могла выкручивать только по одному гвоздю за раз, но в этом занятии с каждой минутой преуспевала все больше. Гвозди вылезали все быстрее, промежутки отдыха между ними становились все короче. Каждый следующий удар молотком причинял мне все больше страданий. Я переложил молоток в левую руку, затем обратно, что помогло, но ненадолго. Оба плеча жгло, как огнем. Я ощущал каждую косточку в руках, ныли мускулы рук и груди. Рукоятка молотка стала липкой от пота. В голове мелькнул образ: я безрукий бродяга-побирушка. Глупо, но ничего умнее в голову не лезло. Все так быстро разворачивалось, что хорошо еще, если я выберусь из этого леса вообще.

Когда в лесу замелькали огоньки, я подумал о светлячках. В конце концов, стояло лето. Но эти огоньки были слишком крупными. Три больших зеленоватых туманных облачка медленно плыли в воздухе, приближаясь ко мне.

Волосы у меня встали дыбом, но я остался на месте, продолжая приколачивать эту чертову куклу к дереву. Огоньки двигались беззвучно, как светящиеся волны воздуха.

Три огонька собрались вместе, слились, засветились ярче. Один – большой, яркий, как зеленая луна – приблизился ко мне, и я отпрянул. Он подплыл к дереву в тот момент, когда высунулся гвоздь, торчащий в сердце. Я был жутко напуган, но теперь по крайней мере мог видеть, что происходит.

– Простите, – произнес я и ударил молотком по гвоздю. Когда металл коснулся металла, мучительнейшая боль разлилась по моей руке вверх. Вскрикнув, я выронил молоток и упал коленями в грязь. Когда я поднял голову, вся рощица была освещена огоньками. Десятки, сотни огоньков – они роились над нею, колыхаясь в воздухе, подобно странным существам из океанских глубин. Внезапно, словно приняв какое-то решение, они стали сгущаться. Затем эти сгустки слились в один массивный клубящийся шар света, четырех футов в диаметре. Меняющиеся узоры на его поверхности напомнили мне океанские течения, только более быстрые. Шар освещал поляну маленьким зеленым солнцем. Свет его был так ярок, что кусты и деревья отбросили горизонтальные тени – черные тени, расходившиеся в лес, словно лучи самой ночи.

Медленно шар приблизился ко мне. Его темные лучи выглядели твердыми, как стволы деревьев.

– Не подходи, – прошептал я. Странная штука придвинулась еще ближе.

Я наблюдал когда-то призрачные огоньки в горах Блю-Ридж, но не столь близко. Может быть, наши огоньки застенчивей? Рэнди Фергюсон клянется, что это людские души, но я ему не верю. По-моему, это что-то более древнее. Доисторическое. Я никогда не слышал, чтобы кому-то удалось их приручить или управлять ими. Если они не были союзниками миссис Кусахары, явившимися ее освободить, то зачем они здесь? Что они такое?

Напуганный до смерти, я отполз в сторону и предоставил им свободный подход к дереву.

Огненный рой легонько коснулся варанингё – осторожно, почти нежно, будто слон, бережно касающийся хоботом своего дрессировщика. На этот раз гвоздь не выскользнул. Он выскочил. Свет отпрянул на фут или около того и поймал этот гвоздь.

Я приготовился, что остальные гвозди сейчас выпадут, и варанингё окажется на свободе. Сбежать я не смогу. В лесу кукла легко настигнет меня. Здесь я по крайней мере ее вижу. Руки мои повисли мертвым грузом, но я еще сумею пинком развеять ее солому. Я пригнулся, готовый дорого продать свою жизнь. Без борьбы я не уступлю. Буду камикадзе: если суждено умереть, захвачу врага с собой.

Шар света вновь приблизился к дереву. Внезапно с его поверхности, как жало огромной осы, вырвалась сверкающая алая стрела. Она коснулась варанингё, и кукла забилась. От сухой соломы пошел дымок. Стрела оказалась гвоздем, раскаленным докрасна. Призрачный огонек прижался к дереву, вколачивая этот гвоздь, пригвождая варанингё раскаленным железом. В моей голове раздался ее вопль. Свет отплыл назад – и в этот момент кукла вспыхнула… Соломенное чудовище пылало и корчилось минуту или две. Наконец оно распалось и свалилось к подножью кедра, но остатки продолжали дергаться.

Пламя затрепетало и съежилось. Призрачные огоньки поколыхались над золой, затем шар лопнул, как пузырь, и исчез. На поляне в мгновенье ока потемнело.

Спотыкаясь, я подошел к кедру, чтобы проверить, не перекинулся ли огонь на него. Варанингё представляла собой кучку угрюмого пепла, в котором еще посверкивали, угасая, оранжевые глазки. Ощупью во мраке я нашарил молоток и мучительно выдрал из ствола три гвоздя. Средний был еще горячим. Я попросил прощения у кедра за причиненные неприятности, а потом удалился на другую сторону поляны и стал ждать рассвета.

С рассветом я направился обратно в город. Первый мой звонок был в дом мисс Мори. Когда она ответила нормальным счастливым голосом, сердце у меня подпрыгнуло от радости.

– У вас бодрый голос! – сказал я.

– Спасибо, сенсей. Мне жаль, что прошлым вечером я пропустила занятие. Обещаю догнать.

– Все в порядке. Я его тоже пропустил.

– Вы заболели?

– Нет. Но что-то вроде этого. Долгая история… Как вы себя чувствуете?

– Как огурчик. Прошлой ночью боль, как раз плюнуть, вдруг прекратилась. Мой врач не поверил своим глазам. Он сказал, что это чудно.

– Наверное, он имел в виду «чудо».

Голос ее внезапно стал серьезным:

– Вы слышали о бедной миссис Кусахаре?

– А что случилось?

– Прошлой ночью она умерла. В ее доме произошло… как это… загорание. Пожар. Полиция говорит, что, возможно, она курила в постели.

Я произнес все приличествующие случаю фразы: как это ужасно, какое потрясение и так далее. Затем повесил трубку и с удивлением понял, что чувствую себя отвратительно. Я не собирался ее убивать. Я просто хотел дать ей по рукам, вынудить прекратить преследование беззащитной девушки. Закрыв глаза, я привалился к стенке телефонной будки и стоял так, пока какой-то мужчина в деловом костюме не забарабанил в дверь. «Простите», – пробормотал я, приходя в себя. Он проворчал какую-то гадость насчет иностранцев. Я отомстил, бросив монетку в щель автомата. Когда он понял, что я оплатил его разговор, то есть тем самым оказал ему услугу, он последовал за мной по улице, пытаясь засунуть монету мне в карман, но я от него убежал, оставив в должниках. Ха-ха!

Вот так, дедуля, я по уши влез в неприятности. Несмотря всю свою решимость оставаться нейтральным, я снова вернулся в наш мир. Я действовал, и волны моих поступков разошлись далеко. Речь идет не только о смерти миссис Кусахары. На прошлой неделе, когда я вышел на балкон полить мою сосенку, то увидел призрачные зеленые огоньки. Они роились над соседним домом. Я поначалу решил, что это простое совпадение, но прошлой ночью они снова кружили там.

Видишь ли, они оказали мне услугу, и теперь я должен им отплатить.

Есть какие-нибудь идеи на этот счет?

Твой не слишком блудный внук

Генри.

Перевела с английского Елена ЛЕВИНА

Иэн Уотсон
Последняя игрушка Аманды

Дом с названием «Брук-коттедж» – выстроенный из бурого железняка и покрытый голубовато-серым шифером с желтыми пятнами лишайников – стоял в самом конце Брук-лейн, рядом с переброшенными через ручей мостками. Единственными обитателями дома были семидесятилетняя Дженнет Мидоуз и ее рыжевато-коричневый кот Даффи.

Однажды весной, солнечным воскресным днем Аманда Уиттакер решила показать соседке свой школьный альбом для рисования. Мысль эта пришла ей в голову не просто так – в доме миссис Мидоуз было полным-полно наивных, но очаровательных картинок с изображениями котят и цветов, нарисованных самой хозяйкой.

Если бы отец Аманды не потратил все воскресное утро, подновляя краску на оконных переплетах, девочка, возможно, и не заметила бы, что стены Брук-коттеджа потрескались и облупились. На заросших травой клумбах умирали нарциссы, но в тенистых местах у живой изгороди готовы были распуститься нежные аквилегии. Ручей после недавних ливней широко разлился, превратившись в неглубокое озерцо, и высокая вода плескалась у самых мостков.

Не успела Аманда позвонить в дверной звонок, как в доме раздался страшный грохот, словно на пол свалился медный таз.

Когда миссис Мидоуз открыла дверь, она вздыхала и качала головой.

– Боже мой!.. – вот что сказала она вместо приветствия.

Невысокая, плотная, миссис Мидоуз была одета в темно-лиловое платье с разбросанными по всему полю цветками незабудок и примул. На ногах у нее были разношенные комнатные туфли. Лицо миссис Мидоуз покрывала сеть глубоких морщин. Когда она улыбалась, эти морщинки выглядели очень уютно, однако в состоянии покоя они придавали ее лицу суровое выражение; сейчас же миссис Мидоуз озабоченно хмурилась. Ее непокорные, небрежно уложенные седые космы давали местной ребятне еще один веский повод утверждать, будто в коттедже возле ручья живет настоящая ведьма. Так, во всяком случае, сообщалось всем новичкам, и в свое время Аманда тоже попалась на эту удочку. Но теперь ей уже исполнилось двенадцать, и она хорошо знала, что для ведьмы миссис Мидоуз была слишком добра.

Но в данный момент миссис Мидоуз выглядела достаточно сердитой, и Аманда, попятившись, неловко прижала свой альбом к груди.

– Быть может, я не вовремя? – спросила она.

Пожилая леди взмахнула рукой, приглашая девочку войти.

– Ничего страшного. По крайней мере, ты поможешь мне прибраться. Когда ты пришла, Даффи сидел на серванте. Твой звонок его вспугнул, и он столкнул на пол мою любимую вазу!

– Ох, миссис Мидоуз, мне ужасно жаль!.. Честное слово!

– Ты тут ни при чем, милая.

– Но ведь если бы я не позвонила!..

Они прошли по сумрачному коридору и очутились в просторной, освещенной солнцем гостиной, где стояло множество растений в горшках и висели на стенах яркие картины. На паркетном полу Аманда увидела осколки фарфоровой вазы. Некоторые из них отлетели довольно далеко от серванта и валялись на ковре почти в самом центре комнаты. Рыжевато-коричневый кот, тревожно озираясь, переминался с лапы на лапу возле высоких французских окон, выходивших на лужайку, дальний конец которой был затоплен водой.

Миссис Мидоуз отворила застекленную дверь и носком туфли вытолкала кота наружу.

– По крайней мере, теперь он не порежет лапы, – объяснила она и, кивнув в сторону запущенного сада, добавила ни к селу, ни к городу: – Не зная броду, не суйся в воду.

– Мне действительно очень жаль, что ваза разбилась, – повторила Аманда.

– Это Даффи виноват. Однажды он пытался почесать себе за ухом, но вместо этого зацепил когтем глаз!

Аманда хихикнула, и миссис Мидоуз невольно улыбнулась.

– Уверяю тебя, это истинная правда. Разумеется, я повезла этого дурня к ветеринару, чтобы проверить рефлексы. Врач долго дергал Даффи за задние лапы и наконец объявил, что у него все в полном порядке. «Должно быть, миссис Мидоуз, – сказал он, – вам достался неуклюжий кот». Впрочем, Даффи очень мил.

Вооружившись веником и совком, обе принялись собирать осколки вазы.

– Насколько мне известно, Даффи – единственный кот, который способен свалиться с кровати, – добавила миссис Мидоуз. – Он очень любит валяться на покрывале и, вероятно, забывает, где находится.

– А сколько котов у вас было? – спросила Аманда.

– Даффи пятый.

Аманда вздохнула.

– Мне бы тоже хотелось завести котенка, но папа и мама не разрешают. Они говорят – от шерсти у меня может обостриться астма.

– Если будешь любить свою зверюшку по-настоящему, приступов у тебя наверняка не будет… К сожалению, даже самые любимые домашние животные в конце концов умирают, и это всегда так грустно… Их приходится везти в клинику и смотреть, как стекленеют их глаза и замедляются движения. И ничто, ничто не может заполнить пустоту в душе, кроме… очередного зверька. Даффи – мой последний кот. Я знаю, что он проживет столько же, сколько я, и умрет одновременно со мной.

– А сколько ему лет?

– Семь.

– Но ведь он еще совсем молодой!..

– Даффи так неуклюж, что я нисколько не удивлюсь, если однажды он свалится с дерева или утонет в ручье. – Миссис Мидоуз покачала головой. – Честно говоря, – сказала она доверительным тоном, – иногда мне кажется, что Даффи так глуп, потому что в шкатулке он был самым последним. Остальные давили на него сверху и, должно быть, как-то повредили ему мозг.

– Что вы имеете в виду?! – изумилась Аманда.

Миссис Мидоуз вынесла «кошачью шкатулку» из спальни и поставила на низенький столик рядом с альбомом Аманды.

– Ой, какая прелесть!..

– Я раскрасила эту шкатулку, когда была лишь немногим старше тебя. И представляешь – все, что я нарисовала, сбылось!..

Деревянная шкатулка с откидывающейся на петлях крышкой была размером пять дюймов в высоту и ширину и почти десять дюймов в длину. На каждой стороне и на крышке были нарисованы самые разные кошки и коты. Изображенный на крышке кот точил когти о некое подобие бирюзово-зеленого ковра. Он был почти весь черный; только маска на смышленой мордочке, носочки и манишка сияли белизной.

На боках шкатулки красовалась бирюзовая трава, испещренная крупными, яркими цветами, аккуратными березками и кустарниками. В небе горела семицветная мультяшная радуга-дуга и плыли аккуратные белые облачка. Оранжевое солнце напоминало апельсин. Созвездия черных галочек обозначали птиц. И на каждой стороне – сидя или стоя – были нарисованы: белый кот с зелеными глазами, изящная черная кошка, немного похожая на пантеру, величественный жемчужно-серый перс и, наконец, рыжевато-коричневый Даффи с выражением глубочайшей меланхолии на морде.

Миссис Мидоуз открыла шкатулку и продемонстрировала несколько стоявших внутри баночек с краской. Затем она снова захлопнула крышку и щелкнула ногтем по верхней картинке.

– Это Моррис. Когда я его нарисовала, он жил у меня уже почти год. В конце концов я решила добавить еще нескольких котов, чтобы ему было не так скучно. Моррис прожил семнадцать лет и умер от рака гортани. И буквально на следующий день один мой приятель принес мне белого котенка. Он ровным счетом ничего не знал о моей шкатулке, и я подумала – это просто совпадение. Видишь, вот здесь, на боковой стенке?… Это и есть Снежок. Он жил у меня, пока мне не исполнилось… да, точно – сорок три года! Он был такой шустрый и вечно меня вылизывал! Я до сих пор помню, как его шершавый язычок прикасался к моему уху. Пахло от него, словно от сваренного вкрутую яйца, и, по совести сказать, Снежок казался ненамного умнее этого самого яйца – особенно по сравнению с Моррисом.

Следующая моя кошка – Поппи – черная, как августовская ночь. От рождения она была очень миниатюрной, но этот недостаток Поппи с избытком компенсировала предприимчивостью и умом. Человеческого ребенка с подобным темпераментом сочли бы гиперактивным и прописали бы ему успокоительное. А какой она была охотницей!.. Я уверена: Поппи проделала изрядную брешь в местной популяции мышей, кротов и землероек, а также ласточек, малиновок и воробьев. Тем не менее мне по-прежнему казалось, что ее появление сразу после Снежка – чистая случайность, хотя именно в таком порядке появлялись рисунки на шкатулке.

В тот же день Аманда узнала, что жемчужно-серая персидская кошка Сьюзи появилась у миссис Мидоуз, когда той исполнилось пятьдесят два. Разумеется, ни о каком совпадении уже не было и речи – именно так предсказывала шкатулка. Сьюзи могла похвастаться породой: согласно официальной родословной ее следовало именовать Луноцвет Данский, однако для выставки она не годилась. Правый нижний клык у Сьюзи отчего-то вырос кривым, и заводчик подарил ее миссис Мидоуз. Впоследствии выяснилось, что приплюснутый нос мешает Сьюзи как следует дышать, а это, в свою очередь, повлияло на зрение, однако кошка прожила у миссис Мидоуз пятнадцать лет. Под конец она начала мочиться где попало и мяукала при этом так, словно вдруг забывала, где находится. Как сказал ветеринар, Сьюзи страдала почечной недостаточностью. Вследствие болезни у нее развилось старческое слабоумие – совсем как у обитательниц дома для престарелых.

Место Сьюзи занял Даффи, который пришел в Брук-коттедж котенком. Казалось, он просто потерялся, однако никто не заявил на него свои права.

– Даффи появился у меня после Сьюзи, точь-в-точь как на шкатулке. Своими рисунками я предсказала будущее! – Миссис Мидоуз улыбнулась с оттенком гордости. – А теперь давай взглянем на твои картины, согласна?

Альбом Аманды, вне всякого сомнения, можно было считать образцовым. Во всяком случае, изображенные на его страницах стеклянные банки с торчащими из них карандашами и разнообразный кухонный инвентарь выглядели достаточно реалистично. То же относилось и к электрическим миксерам, а также к разнообразным инструментам из отцовского гаража. Тени и блики лежали практически безупречно; соответственно, и оценки были не меньше девяти – иногда даже девять с плюсом: мистер Питерс, школьный учитель рисования, являлся последовательным сторонником реализма и фотографической точности. И лишь на последней странице альбома красовалась попавшая туда словно по недоразумению изящная ваза, полная нарциссов.

– Вот настоящее искусство, – вслух подумала миссис Мидоуз, украдкой бросив взгляд на свои собственные картины, которые – спору нет – были более экспрессивны, но выполнены не столь умело. – И все же, мне кажется, твоим рисункам чего-то недостает… Быть может, волшебства?… Хотя нет, волшебство школьным работам противопоказано. Подумать только – все эти кухонные комбайны, миксеры, гаечные ключи!.. – Она доверительно наклонилась к Аманде. – Знаешь, что я думаю? Если бы ты разрисовала мою шкатулку моими красками, твои рисунки тоже могли бы ожить!

– Но, – заметила Аманда, – на шкатулке уже нет места!

– Это не беда. Достаточно только замазать все белой краской.

– Но шкатулка так красива!..

– Честно говоря, за прошедшие годы она здорово выцвела, поэтому, мне кажется, новые рисунки просто необходимы. В конце концов, старые картинки использованы все до одной.

Аманда вдруг заметила Даффи, расхаживавшего по лужайке за домом. Он осторожно понюхал воду в ручье, потом вернулся к двери и, привстав на задние лапы, с любопытством заглянул в комнату. В какой-то момент он даже вознамерился мяукнуть, но его жалобный зов так и не прозвучал, превратившись в сладкий зевок.

– Сейчас, Даффи, сейчас!.. – проворковала миссис Мидоуз. – Снежок, этот мой маленький глупыш, уже барабанил бы сейчас по двери лапами. Самой сообразительной из моих кошек была Поппи – ну и Моррис, конечно, – а вот Даффи умишка явно не хватает. Впрочем, не обращай внимания… Знаешь, Аманда, пожалуй, я сама выкрашу шкатулку в белый цвет. Если зайдешь ко мне завтра после школы, то сможешь ее забрать. Разрисуешь ее по своему вкусу – совсем как я когда-то…

Аманда задумалась.

– Как вы полагаете, что мне следует нарисовать?

– Все, что угодно! Абсолютно все! Если хочешь, считай это своим домашним заданием.

По дороге домой Аманда размышляла о том, отчего умирают кошки. Она думала об опухоли в горле, об отказывающих почках, о старческом слабоумии. С другой стороны, если миссис Мидоуз права, любимый кот, принадлежащий ей, Аманде, не умрет еще довольно долго, до тех пор пока ей не исполнится – страшно сказать! – тридцать лет. А ведь потом будут и другие… Нет, девочке совсем не хотелось, чтобы ее жизнь была заполнена только котами и кошками. Но чего еще она могла пожелать? Не через пятнадцать лет, не через тридцать или пятьдесят, а сейчас?

Эти мысли всерьез волновали Аманду. Вместе с тем она прекрасно понимала: слова миссис Мидоуз не более чем увлекательная выдумка. Несомненно, пожилая леди хотела, чтобы в рисунках девочки появилось волшебство, которого не хватало ее миксерам и разводным ключам, пусть и оцененным девятью баллами из десяти возможных. Впрочем, Аманда нисколько не чувствовала себя оскорбленной. Ведь ее школьные работы были безупречны! С точки зрения реализма, Аманда была настолько близка к совершенству, насколько мог пожелать ее отец-архитектор. Но чтобы разбудить волшебство, девочка просто обязана верить: раскрашивая шкатулку, она добьется каких-то необычных результатов. В конце концов, сам мистер Питерс однажды показывал ученикам найденные в пещерах рисунки первобытных людей. По его словам, с помощью таких вот наскальных изображений далекие предки призывали животных, чтобы охотиться на них ради пропитания.

Учитывая все это, миссис Мидоуз была не такой уж большой выдумщицей. А чтобы проверить слова пожилой леди, от Аманды требовалось всего-навсего нарисовать на стенках шкатулки, что ей захочется. Но непременно – что-то живое. Девочка чувствовала: если она изобразит нечто механическое, например, новый велосипед, ее желание вряд ли сбудется.

В следующую субботу Аманда все утро работала в своей комнате. Стиль, которого придерживалась миссис Мидоуз, несомненно, оказал на нее значительное влияние, хотя справедливости ради следует сказать: девочка подражала рисункам пожилой леди лишь в той мере, в какой она их запомнила. Да и белая грунтовка, покрывавшая стенки и крышку коробки, словно хранила призраки былых изображений.

К обеду Аманда закончила работу. Осторожно, чтобы ненароком не споткнуться на лестнице, она снесла шкатулку вниз на листе картона и водрузила на рабочий стол в кухне.

На обед подали салат с курицей, сладкий весенний лук, сваренные вкрутую перепелиные яйца, латук, томаты и ржаные лепешки. Таким способом мать Аманды – Сара – боролась со склонностью дочери к полноте. Отцу Аманды – Полу – тоже не мешало избавиться от нескольких лишних фунтов. Впрочем, ужинали Уиттакеры более плотно. Сама Сара могла похвастаться изяществом и стройностью; дочери досталось от нее только задорное овальное лицо и светлые вьющиеся волосы. Телосложением Аманда пошла в отца, невысокого и коренастого. Что же касалось ее художественных способностей, то их происхождение оставалось неясным. Пол был архитектором, а Сара когда-то училась на ландшафтного дизайнера; даже сейчас она работала консультантом в крупном садовом центре, находившемся в восьми милях от поселка.

– Очаровательно!.. – воскликнула Сара, увидев шкатулку. – Какие свежие, яркие краски, да и манера кажется мне весьма оригинальной. Эта шкатулка напоминает коробочки в индийском стиле, которые продаются в азиатском торговом центре. Она, случайно, не оттуда, дорогая?

Аманда покачала головой.

– Это моя «звериная шкатулка». Ее подарила мне миссис Мидоуз – и краски тоже. Она сказала: что я на коробочке нарисую, то и сбудется. Изображение на крышке должно ожить в первую очередь. Вот, посмотри…

На крышке был нарисован пушистый белый кот с зелеными глазами.

– Не забывай, дорогая, ведь у тебя астма! – осторожно напомнила дочери Сара.

– Миссис Мидоуз сказала, что зверек из шкатулки мне не повредит, – возразила Аманда. – Не беспокойся, мам, я же знаю – все это только выдумки! Я разрисовала шкатулку просто для того… ну, чтобы немного освежить свой стиль, раскрепоститься, понимаешь?

– Вот это по-взрослому! – восхитился Пол. – Впрочем, не позволяй себе слишком раскрепощаться, Аманда. Мистеру Питерсу это может не понравиться.

– Но ведь я разрисовала мою шкатулку вовсе не для того, чтобы лучше подготовиться к школьному уроку, папа! Я отлично знаю, как правильно рисовать и чертить. Шкатулка – это совсем другое. Она… она немного волшебная, понимаешь?

Сара поспешила еще раз похвалить шкатулку. С одной из сторон преданно смотрел скотч-терьер с угольно-черной курчавой шерстью и короткими толстыми лапами. Своим видом он немного напоминал стоящего на часах сказочного гнома.

На второй стенке шкатулки была нарисована рыжая курица. На третьей – изображен пушистый серый кролик породы шиншилла.

– Что же будет дальше? Коза?…

Последняя сторона являла поднявшуюся на дыбы змею с раздутым капюшоном и гладким черным телом, похожим на велосипедную шину.

– О, Господи, ведь это же кобра!

– Я знаю, папа. Я хотела нарисовать обычную змею, потому что у нее нет шерсти и она не может вызвать у меня приступ астмы, но потом решила: мой рисунок должен быть более эффектным.

– Да уж, – согласился Пол. – Экспрессии этой твари не занимать. Знаешь, твоя шкатулка напоминает мне детский стишок о доме, который построил Джек. Кот кусает курицу. Пес за шиворот треплет кота. Змея жалит пса и так далее…

– Тебе не нравится моя шкатулка? А ведь я потратила целое утро…

– Если честно, – сказал Пол, – твоя шкатулка мне очень нравится. Весьма и весьма художественно, только… С другой стороны, раз ты на самом деле не веришь, будто из твоей шкатулки способны появиться реальные кот или собака…

– Конечно, я ни во что такое не верю, ведь это все выдумки, правда? Сегодня же вечером покажу шкатулку миссис Мидоуз, пусть она тоже полюбуется.

– О, Господи!.. – ахнула миссис Мидоуз, когда Аманда повернула шкатулку так, что изображение змеи оказалось сверху. Даже Даффи распушил хвост и зашипел – вероятно, его напугало вращение коробочки, ведь даже самые умные кошки не различают неподвижных изображений.

– Ну ладно – что сделано, то сделано, – вздохнула миссис Мидоуз. – Боюсь, Аманда, отныне тебе придется быть очень осторожной. – Аманда широко ухмылялась, довольная произведенным впечатлением. – Честно говоря, я не думаю, чтобы настоящая кобра могла… Мне, во всяком случае, не приходилось слышать, чтобы кто-то из наших соседей держал змей. Насколько мне известно, в этих краях нет даже гадюк, значит, это будет уж или желтопузик, а они совершенно безвредны. Я сама видела ужа, который плыл по ручью. Такая змейка вполне может поместиться в шкатулке. И все же мне было бы гораздо спокойнее, если бы ты нарисовала что-нибудь другое!

– Давайте снова закрасим эту сторону, и я нарисую другое животное.

– Нет, дорогая, нельзя. Ты сделала свой выбор. Ты получишь своего ужа, как заказывала.

– Но когда? – требовательно спросила Аманда.

– Змея появится последней, – уверенно сказала миссис Мидоуз. – Пройдут годы и годы. Впрочем, боюсь, теперь тебе нельзя будет ездить в Индию и другие места, где водятся кобры. Обещай мне, хорошо?

Аманда хихикнула. Она была очень довольна собой. Скорее всего, когда она трудилась над змеей, ее посетило самое настоящее вдохновение.

– А если бы это был… динозавр? Маленький такой динозаврик? – спросила она.

Миссис Мидоуз задумалась.

– Насколько мне известно, динозавры были рептилиями. Следовательно, в наше время ты бы получила… тритона. Так, кажется, они называются?

– Я смотрела одну передачу по телевизору. Там сказали, что современные птицы тоже произошли от динозавров. – Аманда в притворном ужасе показала пальцем за окно. – Берегитесь, идет ужасный Канарейкозавр Рекс!

Казалось, на какое-то мгновение миссис Мидоуз ей почти поверила.

– Канарейки порой обходятся друг с дружкой довольно жестоко, – заметила она. – Ну а уж с точки зрения гусениц, они настоящие чудовища. – Развернув шкатулку так, что кобра оказалась повернутой к Аманде, миссис Мидоуз благословляющим жестом опустила руки на крышку с изображением кота.

– Будь осторожна, Аманда, – снова повторила она.

Неделю спустя в семье Уиттакеров появился первый домашний зверек. Белый пушистый котенок, вскарабкавшись на окно в кухне, душераздирающе мяукал, требуя, чтобы его впустили. Уступив просьбам дочери, Сара разрешила открыть банку сардин и покормить котенка на задней террасе. Но как только дверь отворилась, котенок ринулся в дом. Одним прыжком он очутился на кухонном столе, а оттуда перескочил на плечо Аманды. Громко мурлыча, он потерся мохнатым боком о щеку девочки.

Как ни странно, Аманда не почувствовала удушья. Ее дыхательные пути не свело внезапной судорогой. Ей даже не потребовался ингалятор. И пару дней спустя Полу пришлось устанавливать на кухонной двери специальную кошачью дверцу.

Аманда, впрочем, немного беспокоилась о Даффи. Она боялась, что после появления котенка с ним могло случиться что-то нехорошее. Девочка твердо знала: история миссис Мидоуз – это просто увлекательная выдумка, и все же отчего-то ей было не по себе. Однако визит к старой леди успокоил девочку.

– Даффи связан со мной узами любви, – успокоила ее миссис Мидоуз. – И разумеется, нельзя сбрасывать со счетов все те годы, что мы прожили вместе. Наконец, я целыми днями сижу дома и вполне способна присмотреть за этим неуклюжим созданием.

Но Аманда-то не могла сидеть дома целыми днями. И ее отец с матерью тоже не могли.

Снежок, названный так в честь одного из котов миссис Мидоуз, оказался глухим. Хоть пали над ним из ружья – он и ухом не поведет. Водитель бензовоза клялся, что сигналил снова и снова, но кот никак не реагировал.