Текст книги "Этот добрый жестокий мир (сборник)"

Автор книги: Марина и Сергей Дяченко

Соавторы: Святослав Логинов,Олег Дивов,Далия Трускиновская,Леонид Кудрявцев,Юлия Зонис,Сергей Чекмаев,Майк Гелприн,Юлия Рыженкова,Дарья Зарубина,Максим Хорсун
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 39 страниц)

ОЛЬГА ПОГОДИНА
ПРОГРАММА ОПТИМИЗАЦИИ

Сезон дождей только начинался, и жара к полудню становилась невыносимой. Поэтому в шесть утра Ким уже был в рубке, проверял данные метеопрогноза и отчеты роботов-сборщиков. Улов был так себе, да еще ночью платформу провезло по рифу, и теперь из четырех экскаваторных ковшей, располагавшихся под днищем, сигнал готовности выдали лишь два. Придется залезать в гидрокостюм и чинить их самому.

«Какой идиот придумал оборудовать рыболовную платформу еще и экскаватором? – раздраженно думал Ким, запуская идентификатор неполадок. – Ну ладно, вертолетная площадка и впрямь нужна – мало ли как придется эвакуироваться? Но экскаваторы и бур? Сюда бы их сейчас, этих умников!»

Рабочая многофункциональная платформа с нежным названием «Ромашка» с шестью развернутыми и поднятыми сетями и впрямь напоминала гигантский механический цветок пятисот метров в диаметре. В «Прайтек» вечно. пытались сэкономить, но один человек для обслуживания этакой махины, круглогодично дрейфующей в Андаманском море, не просто мало – это черт знает что! Даже по их дурацкой инструкции полагалось шесть! Когда-то, лет восемь назад, их и было шесть. А потом штат «Прайтек» начали сокращать. Их стало пять, четыре, три – пока Ким не остался на «Ромашке» в полном одиночестве. Он сто раз отправлял ходатайства, но…

– Ты идиот! – безапелляционно заявила ему по скайпу его бывшая жена Тина. – Пока поддерживаешь эту свою штуковину в рабочем состоянии, они так и будут на тебе ехать! А ты не можешь выбить даже то, что тебе положено! Мямля!

Ким согласился. По совету Тины он даже прикинулся больным: на АТЛЕ прилетел дежурный врач «Прайтек», осмотрел его, нашел здоровым и снял треть оклада за ложный вызов.

– Разве это все, чего ты хотел добиться в жизни? – выговаривала ему мать из далекого Далласа. – Рыбак! И ты для этого защищал диссертацию? Мог бы преподавать!

– Не всем это дано, – оправдывался Ким. – Человек должен быть счастлив тем, что делает, ты не находишь?

– Счастьем рот не набьешь, – едко парировала мать. Она в целом знала, что говорила: отец Кима в жизни своей не трудился в корпорациях, перебиваясь случайными заработками и протащив избранницу с маленьким ребенком по всей Юго-Восточной Азии. Ей это в конце концов опротивело, и они с Кимом уехали в Даллас сразу после развода. Но Ким, несмотря на все усилия, так и не смог приспособиться к «цивилизованной жизни».

– Надо просто делать то, что у тебя получается лучше всего, – в сотый раз объяснял он матери. – Рано или поздно это начинает работать на тебя! Ого-го как работать!

– Это все отговорки. Ты лентяй и бесхребетник! – махала руками та.

Может быть, признавал Ким, это и впрямь всего лишь отговорки, и ему давно пора что-то кардинально поменять. Но ему нравилось одиночество, каким бы диким это ни казалось окружающим. Ему нравилось, что никто не мешает ему ходить в драных обрезанных шортах, и только в них. Открывать ножом консервные банки, жарить яичницу прямо на раскаленном от солнца люке, курить в постели – да мало ли что еще? У «Ромашки» действительно прорва функций – она опресняет воду, синтезирует вполне приличную органику, скачивает торренты, управляет банковским счетом, шьет, дезинфицирует и стирает. Шесть человек могли бы поддерживать ее в идеальном состоянии, но ему и одному кое-как основное удавалось. И потом, случись ему уволиться, куда он пойдет? Жена забрала дом, у матери новая семья. А ему не так много и надо. Пожалуй, он бы не возражал провести на «Ромашке» остаток дней, вот только наловить норму для «Прайтек» становилось все труднее.

«Неужели тебе не скучно?» – не раз спрашивали его.

«Скучно? – искренне удивлялся Ким. – У меня под ногами целый мир!»

Подводный мир Андаман его завораживал. Ким опускался под воду два-три раза в день и каждый раз возвращался с сожалением. В нарушение инструкции он часто дрейфовал на мелководье, чтобы иметь возможность вдоволь наглядеться на косяки рыбок всех цветов радуги, грозных крапчатых мурен, изящных и смертельно опасных морских змей и прочую разнообразную живность.

За восемь лет работы на «Ромашке» Ким основательно изучил рельеф дна. У него были свои заповедные места – отловив положенную норму и сдав ее сборщикам, он на неделю-другую уплывал к маленькому подводному плато в ста милях от Симиланских островов, где покров коралловых рифов иногда поднимался к поверхности, а средняя глубина составляла метра четыре. Залитый утренним солнцем, украшенный кружевами кораллов и цветками актиний, скрывающий в себе сотни тысяч самых причудливых обитателей – то был по-настоящему его мир. Этот мир поначалу отнесся к чужаку с поверхности настороженно: Кима здорово пугали морские змеи, акулы и мурены, которые тут достигали невиданных размеров. Однако он возвращался снова и снова, пока не привык. Прочел все, что мог, о нравах морских обитателей и узнал, что слухи о кровожадности акул сильно преувеличены, а мурен человеку вообще не следует бояться.

И однажды мир начал говорить с ним. То был странный язык: жестов, символов, язык внезапных совпадений и только им, Кимом, различаемых примет.

– Ага, – бормотал Ким про себя. – Неоны. Ну-с, что вы мне сегодня скажете? Что это вы так разволновались? Акулу повстречали? Не-е, акула о вас беспокоиться не станет. Тунцы, молодые тунцы. Прожорливые, наглые, как парни из «Прайтек». Очень хорошо, малышня. Пошли-ка, дядя Ким сделает пару выстрелов из гарпуна в защиту своего желудка и мировой справедливости…

Или:

– Dascyllus Aruanus! Ах ты, моя красотка! Иди-ка к дяде Киму! Ну как, от крошек не откажемся? Эй, да ты не одна! Вот так удача! Повернись боком, дядя Ким тебя снимает… А вот в камеру лезть не надо, она несъедобная…

Вернувшись, Ким обрабатывал отснятое и грузил в Сеть на кое-как сляпанный им самим сайт «В гостях у дяди Кима». У сайта была отвратительная навигация и допотопный дизайн, но загружаемые съемки были так хороши, что количество хостов уже перевалило за миллион. Снимать обязательную плату за просмотр Киму было как-то неудобно, а потому на его счет приходили жалкие крохи от совестливых добровольцев. Зато сыпались тонны электронных писем, которые Ким, впрочем, никогда не читал. Исключением была какая-то англичанка по имени Абигайль Брекенридж, которая раз в полгода не ленилась слать ему обычные письма на пятнадцати машинописных листах, дискутируя по поводу ареала распространения Aetobatus narinari или особенностей размножения морских ежей. Ким все же стыдился не отвечать старушке.

Проглотив завтрак, Ким натянул гидрокостюм, взял камеру, набор инструментов и отправился чинить ковш.

«Кыш! – мысленно прикрикнул он на здоровенного крапчатого группера, высунувшего свою губастую морду из-за поломанного ковша. – Пшел вон!»

Группер упирался и забивался еще глубже. Судя по огромной голове, в длину он был метра два. Ким подобрался ближе и, точно пастух упирающуюся корову, смачно шлепнул рыбину по чешуйчатому боку. Группер пулей вылетел наружу и, недовольно растопырив грудные плавники, исчез.

«Дело плохо, – подумал Ким, осматривая конструкцию, – три шарнира полетели, крепежные болты сорвало. Если мне и удастся их наладить, все равно поднять ковш выше ватерлинии больше не получится. Только что и смогут грести под себя… Придется звонить в «Прайтек», чтобы прислали ремонтную бригаду».

Провозившись еще час, он поднялся на поверхность и поплелся звонить. Ким очень не любил это занятие – каждый раз, когда на экране появлялась лощеная физиономия Эдуарда, у него сразу портилось настроение. Хороших новостей Эдуард не сообщал, а недовольство работой Кима высказывал регулярно.

Вот и сейчас, едва заслышав о возникших проблемах, он сразу перевел стрелки:

– А что вы, черт побери, Самгин, вообще забыли на Май Кхао? В инструкции ясно сказано, что рабочая глубина не меньше десяти метров под килем! Знаете, как называется ваше самоуправство? Халатность, Самгин! А за халатность по административному кодексу «Прайтек» увольняют не глядя!

Ким жалко оправдывался, но Эдуард, как всегда, был неумолимо прав. Впрочем, он все же пообещал включить «Ромашку» в график облетов в следующем месяце. А потом изрек:

– Хорошо, что вы позвонили, Самгин. Я и сам собирался вас вызвать.

Ким, уже было повеселевший, снова напрягся: обычно это не сулило ничего хорошего.

– У меня для вас новость. И хорошая. Вы нужны «Прайтек», Самгин. Нет, вы не подумайте, что в этом какая-то особенная ваша заслуга. Просто вы с вашей посудиной оказались в нужное время в нужном месте.

Ким молча ждал продолжения.

– Сейчас я дам вам координаты, и вы должны тащить туда свою задницу со всей скоростью, на которую способен ваш дредноут. – Эдуард хмыкнул собственной шутке. – Наш отдел маркетинговых исследований… Ну, вы знаете, чем еще они занимаются, – разрабатывает одну очень перспективную возможность… В общем, в ста милях от Си-миланских островов, по нашим данным, обнаружена последняя в мире крупная колония редчайших черных кораллов. Аккабар – вот как они называются, слыхали? Из-за редкости черные кораллы сейчас идут по ценам хороших сапфиров, а обрабатывать их куда легче. Туда были готовы ринуться сразу все, но правительство Таиланда вдруг приостановило исследования. Говорят, у их королевы на аудиенции побывала какая-то безумная баба и предложила организовать там морской заповедник. Заповедник! – Эдуард фыркнул. – В общем, конечно, никакого заповедника не будет, с королевой уже работают в нужном ключе, но пока суд да дело, надо «Олма-Тек» обойти. Однако по тайскому законодательству вести разработку в их территориальных водах могут только резиденты Таиланда. Мы уже начали регистрацию дочерней компании, но у «Олма-Тек» такая компания есть, и они нас опередят… Если вы нам не поможете.

– Я?

– Вы, Самгин! Вы – резидент Таиланда и имеете право вести лов.

Это правда. От русского папаши-хиппи Киму достались в наследство курносый нос, старая гитара, привычка к инакомыслию и тайское гражданство.

– Но у меня нет соответствующей лицензии!

– Ха! Подавайте заявку, а дальше мы вам усиление обеспечим! Это выйдет быстрее, чем регистрация фирмы! Короче, плывите туда на своей развалине немедленно и начинайте работать! Это все равно что построить дом на ничьей земле – кто первым встал, того и тапки! – Эдуард снова засмеялся собственной шутке.

А Ким уже понимал, что иначе и быть не может: речь идет о том самом месте, которое он привык считать своим маленьким личным раем. Он ярко представил себе, как, поднимая тонны песка, взвоют лазерные буры, как десятки аквалангистов облепят дно, разнося вдребезги хрупкий безмятежный мир…

Видимо, у него было такое мрачное лицо, что Эдуард решил подсластить пилюлю.

– Не сомневайтесь, в «Прайтек» не забудут о вашем содействии. Как только мы заполучим этот кусок, я лично прослежу за вашим повышением. Во всяком случае, прозябать на этой посудине вам больше не придется. Но именно сейчас… мы не должны иметь к этому никакого официального отношения, иначе нас обвинят… хм… в промышленном шпионаже.

«Отдел маркетинга, ага».

– Но как это возможно? Я – работник «Прайтек»!

– Уже нет, – радостно улыбнулся Эдуард, – Ваш контракт истекает сегодня, и мы не станем продлевать его автоматически, как всегда делали раньше.

– Да уж, – от неожиданности Ким моргнул. Не то что бы он сильно расстроился, но все-таки…

– А «Ромашка»? Она-то ваша!

– Эта рухлядь – самая старая в компании, мы ее полностью списали еще пять лет назад. Программа оптимизации расходов. Наши бухгалтера провели ее по нормам ускоренной амортизации – как-никак, тропические условия, соль-ржавчина, туда-сюда. А списать надо было, не то технадзор с этими «Ромашками» нас просто замучил – три инспекции в год слал, и от каждой приходилось откупаться… Нормы безопасности труда их, видите ли, не устраивали! Так что, Самгин, с вами, как видите, все чисто.

«Ах, так вот почему я пять лет ни запчастей, ни ремонтников допроситься не могу! Кто ж ремонтирует списанное оборудование! Программа оптимизации, ха! Оказывается, мы оба вышли в тираж, старушка».

– Мне надо подумать…

– Думать некогда, – решительно оборвал его Эдуард. – Плывите и начинайте бурить, Самгин, наши специалисты с вами свяжутся.

Экран погас.

– Вот так, – задумчиво глядя в потолок, сказал Ким. – Живешь себе, а потом р-раз! – жизнь в один момент откидывает коленце.

Он на всякий случай проверил координаты. Так и есть. Юный атолл, еще не достигший поверхности и обещавший через пару сотен лет стать маленьким уютным островком – прибежищем черепах, морских птиц и крабов.

Выйдя на палубу, он долго сидел, щуря глаза на ярком солнце. Море безмятежно серебрилось. Киму легко было представить, как было здесь в незапамятные времена, когда его покой нарушали только смуглые островитяне на своих утлых лодочках.

Потом он встал, отряхнул с колен вездесущий песок и улыбнулся.

– А ты знаешь, мы еще поживем, старушка! – Он ласково погладил горячую обшивку полубака и пошел сворачивать сети.

При спокойном море «Ромашка» разгонялась до двадцати узлов – отличная скорость для такой махины. Ночью на автопилоте Ким обогнул Симиланские острова и к рассвету вывел «Ромашку» прямиком на подводное плоскогорье. Долго кружил вокруг своего атолла, присматривая местечко помельче, а затем полез в воду – чинить экскаваторы. На обещания Эдуарда, как он теперь понимал, не особенно стоило рассчитывать.

Экскаваторы он починил уже к вечеру, проигнорировал три разъяренных звонка и вернулся на палубу.

– Да будет свет! – сказал он сам себе, улыбаясь. Восемь прожекторов ударили в воду, распугав водных обитателей.

– Вот так. А ведь знаешь, старушка, зря я ругал твоих конструкторов! Как говорится, дай бог им здоровья!

Четыре ковша экскаваторов неохотно разогнули стальные лапы и принялись загребать песок под днище. Управляя всеми четырьмя ковшами сразу, Ким еле успевал следить за расходом энергии. Водородные двигатели «Ромашки» пели от напряжения.

В пять утра палуба приподнялась на восемь дюймов, а в восемь – на полметра. В завершение Ким опрокинул на палубу два полных ковша песка и художественно разровнял их грейдером. Потом он загрузил в «Ромашку» программу производства трех тонн тухлятины и пошел отправлять заявку.

На следующий день появился катер без опознавательных знаков. Ким наблюдал, как он опасливо обогнул его по широкой дуге и бросил якорь. Как люди на нем забегали по палубе, возбужденно размахивая руками и что-то крича. Ким курил, щурил глаза на солнце и улыбался.

К вечеру катер убрался, а количество акул несколько уменьшилось. Ким продолжал ждать. На смену акулам придут рыбы, а за ними – астроции. Эти ярко-красные с черными кольцами морские змеи в период нереста образуют огромные ленты из тесно переплетенных змеиных тел. Ким наблюдал здесь нечто подобное пару лет назад, сразу после необычной активности акул. Должно быть, все дело в том, что после нашествия акул на остатки пиршества слетаются стайки мелких рыбешек – основная пища астроций.

На звонки Эдуарда он отвечать перестал. Астро-ции, как он и ожидал, появились, и подводные камеры засняли их во всей красе. Видеокартинка получилась сногсшибательной. Ким обработал данные и загрузил на свой сайт, сопроводив его коротким пояснением по существу. Он не сомневался, что маркетинговый отдел «Прайтек» получит большое удовольствие от просмотра.

Улыбчивая дама-инспектор из министерства природопользования прилетела через три дня, одновременно со вторым заходом катера «Олма-Тек», оборудованного на этот раз клеткой для защиты от акул, которая, впрочем, так и осталась не выгруженной, стоило людям с катера глянуть в воду.

Взлетную площадку Ким оставил свободной, так что инспектору не пришлось спускаться по лестнице, что было бы для гостьи в юбке затруднительным. Катер с «Олмы», увидев вертолет с логотипом министерства природопользования, пустился наутек.

– Меня зовут Ланна Тай, я инспектор министерства природопользования. – Тайка традиционно поклонилась, и Ким уважительно сложил ладони в ответ. – Ваша заявка настолько необычна, что меня откомандировали оценить вашу конструкцию на месте, – сказала она, с интересом осматриваясь. За три дня Ким не только разровнял песок по палубе, но и выложил на нем красивые узоры наподобие садов-дзен, которые ему доводилось видеть по видео. За кормой, где ковши насыпали трехметровый вал, уже изрядно просохший, он высадил в рядок четыре пальмы из проросших кокосовых орехов и теперь с гордостью повел гостью к ним:

– Мой сад, – улыбаясь во весь рот, сообщил он ей.

– Мы, право, не знаем, как это можно рассматривать, – замялась госпожа Тай. – Стартовый взнос за регистрацию строительства гм… острова… вами уплачен, но дальше, признаюсь, мы в тупике. Искусственный остров… не знаю даже, как это классифицировать.

– Однако прошу вас засвидетельствовать в отчете, что это – остров, – невозмутимо сказал Ким. – Это искусственно созданный остров, и я намерен на нем жить.

– Да, это остров, – инспектор удивленно посмотрела на него. – Статус искусственных островов юридически закреплен. Возможно, нам стоит позаимствовать опыт Японии…

– Да, и я вам указывал, что права на использование искусственно созданной земли принадлежат ее создателям. Это международная практика.

– Но вы использовали для строительства чужой объект! – госпожа Тай топнула ногой по палубе. – «Прайтек» отобъет у вас это право с легкостью!

– Не смогут! – Ким широко улыбнулся. – Они уже пять лет как списали это имущество с баланса. А согласно морскому законодательству, человек, спасший брошенное плавсредство, может предъявить на него свои права. Имеются прецеденты – например, королевство Силэнд.

В темных глазах инспектора что-то мелькнуло. Пожалуй, ей понравился Ким и рискованная игра, которую он затеял.

– Спасибо за информацию, – невозмутимо сказала она. – Я запрошу подтверждение. А «Прайтек» должно будет заплатить штраф за нарушение порядка утилизации списываемых объектов.

– Я с удовольствием предоставлю вам их координаты. Начальника Департамента рыболовства зовут Эдуард, – любезно сказал Ким.

Дама записала что-то в свой айпад и весело прищурила карий глаз:

– Ах да, – она порылась в сумке. – Абигайль Брекенридж просила меня вам это передать. Я вижу, вы развернули тут настоящую войну, – дама фыркнула в сторону исчезнувшего катера. – Должна признаться, такого скопления астроций я давненько не видела. Они тут в радиусе пяти миль.

Ким развернул письмо. Из него выпала только фотография женщины лет тридцати пяти – сорока, с роскошной шапкой светло-русых волос и глубоким умным взглядом.

– Мисс Брекенридж проявила поразительную энергию, чтобы вас разыскать, – улыбнулась ему инспектор. – Думаю, сейчас она арендует катер и выезжает с Пхукета. Наверное, она передала это вам на тот случай, что на вашем агрегате есть еще и пушка.

– Вы что же, ее знаете? – обалдело спросил Ким.

– Конечно, – улыбнулась инспектор. – Она уже лет шесть обивает у нас пороги со своей идеей создания заповедника и научной станции «Коралловый рай». Она даже удостоилась аудиенции у королевы. Имейте в виду, она даст фору десяти «Прайтек».

– Ничего не имею против. – Ким вспомнил свои письма «британской старушке», которые всякий раз начинал с вопросов о ее здоровье, и покраснел до ушей.

Госпожа Тай хмыкнула, расправила юбку и поднялась.

– Тогда мне остается пожелать вам удачи!

– Спасибо! – Ким пожал протянутую руку и пошел провожать гостью.

Когда она уже было поднялась на борт, он вдруг вскинул руку.

– Что? – крикнула она сквозь шум двигателей.

Ким приложил руку ко рту:

– И напишите письмо в «Прайтек». Пусть пересмотрят программу оптимизации.

ЮЛИЯ ЗОНИС
СЕМЕРО ИЗ СТРУЧКА

У них были имена. У них, конечно же, были имена, но Психопомп привык называть их просто: Гляциолог, Геофизик, Буровик, Водитель, Механик, Сапер, Связист. Дело тут заключалось, пожалуй, в том, что его самого никто не называл по имени и в институтских коридорах, в столовке и курилке он был известен под кличкой Психопомп, сокращенно Псих. Как и в случае пациентов, кличка обозначала профессию, но объяснялась иначе – сотрудникам трудно было выговорить его настоящее имя и фамилию.

Сегодня с утра он снова вглядывался в записи со зрительной коры Гляциолога, выведенные на экран. И снова результат был все тот же – последние двенадцать часов перед взрывом. Двенадцать часов, хотя реплики провели на Европе-8 двенадцать лет. Почему же в мозгу впавших в кому оригиналов непрерывно прокручивались только последние двенадцать часов? Психопомп чувствовал – если бы он нашел ответ, задача была бы решена.

С момента взрыва на Европе-8, уничтожившего семь реплик и погрузившего в кому семь человек на Земле, прошло четырнадцать месяцев. Программу «Репликатор» заморозили семь месяцев назад решением подкомитета сената по безопасности труда. Корпорация «Ай-Бионикс» теряла миллионы каждый день этих семи месяцев. И в конечном счете все сводилось к работе Психопомпа и нескольких его коллег-психиатров в правительственном институте, куда поместили впавших в кому оригиналов. Психопомп, несмотря на докторскую степень, был простым техником, считывающим данные со зрительной коры пациентов. Как правило, сигналы от этой зоны мозга у впавших в кому людей почти обнулялись, что уже само по себе настораживало.

Сняв очки – старые, еще отцовские и более чем нелепые в этом технологическом райке, – он протер усталые глаза и снова всмотрелся в экран. Белые расплывчатые пятна. Надел очки. Пятна прояснились, и из трехмерной глубины всплыла ледяная пустыня.

Она должна была быть черной. Безнадежно далекое, маленькое красное солнце системы – кружащаяся в чернильном небе звезда – не давало достаточно света. И все же в воспоминаниях или в галлюцинациях Гляциолога лед был белым. Возможно, потому, что оригинал работал только с земными и марсианскими ледниками и воспоминания реплики так странно преломились в его угасающем сознании.

Белые поля, ледяные торосы. Низкое небо над ними с намеком на синеву южных сумерек. Бесконечные звездопады – планетка находилась в зоне, соответствующей поясу Койпера, и синеву расчерчивали астероидные потоки. Горбатые полукруглые купола – лагерь «экспедиции». Черные башни двух запасных буровых установок. И воздух. Пронзительно-холодный, лишенный кислорода воздух этой ледяной планеты. Его, конечно, Психопомп не видел, но нейротехнику казалось, что он ощущает на коже морозное дыхание.

Люди не выдержали бы там и нескольких минут.

Реплики провели на Европе-8 двенадцать лет, просверливая панцирь планеты и закладывая геомагнитные бомбы, чтобы пробудить дремлющие под километровой толщей льдов вулканы. Разбуженные взрывами вулканы исторгли бы потоки тепла и магмы, создав вокруг планеты слабую пленку атмосферы и растопив льды. Они же послужили бы источниками энергии для следующей экспедиции. Водяная планета с атмосферой пригодна для терраформирования – так гласит теорема Уильямсона. Но прежде следовало превратить лед в воду. Следующими на очереди были энергостанции и кислород – этим должна была заняться вторая группа реплик, в то время как оригиналы продолжали трудиться на Земле, Марсе и других планетах «комфортной зоны». Так бы и произошло, если бы после взрыва заложенных на Европе-8 геомагнитных бомб оригиналы семерых погибших реплик не впали в кому.

Психопомп, который в свободное от работы время позволял себе довольно рискованные размышления о политике и ситуации в мире, поставил бы три против одного, что все это ловкий трюк конкурентов «Ай-Бионикс». К примеру, «Ариан Тех-нолоджи», разрабатывавшей тяжелые скафандры и оборудование для работы на экзопланетах. Не требовалось особых познаний в рыночной инфраструктуре, чтобы догадаться – прогресс с репликами избавил людей от работы в экстремальных условиях. Последние двадцать лет терраформированием занимались только изделия «Ай-Бионикса», с каждым годом становившиеся все более совершенными. Кое-кто из сотрудников называл их не «репликами», а «репликантами», намекая на андроидов из старых фантастических романов. Однако различие было ключевым. Искусственный интеллект, приближенный к человеческому, создать так и не удалось, зато удалось скопировать человеческое сознание в мозг робота. Отсюда и обозначение. Оригиналы и реплики. Люди и их копии, совершенно независимые от исходного носителя сознания. Так считали вплоть до того момента, когда на Европе-8 рванули геомагнитные бомбы.

Купола жилых корпусов. Черные паучьи лапы буровых опор. Небо цвета индиго и неестественно белый лед.

– Знаешь, у эскимосов было то ли сто, то ли триста слов, обозначающих снег.

Психопомп вздрогнул и обернулся. Через спинку кресла перегнулся Лойсо Гвид, один из команды психиатров. Молодой, лет на двадцать младше нейротехника. Напористый. Амбициозный. Такие поначалу хотят покорить мир, а потом либо покоряют его, либо – что случается намного чаще – уходят из академической науки в какие-нибудь новые «Биониксы» и начинают погоню за длинным баксом.

Лойсо начал свое покорение мира с предположения, что виной всему блок «пассионарности», последняя техническая примочка производителей. Это было более чем логично. На семерке реплик блок впервые испытали в полевых условиях, хотя предварительно в течение полутора лет тестировали в лаборатории. А если быть точными (а Психопомп предпочитал точность формулировок, за что бывшие однокурсники и нынешние сотрудники считали его педантом), сжигали, расстреливали и взрывали реплики преступников и добровольцев. Добровольцы получали за это кругленькую сумму. Преступники не получали ничего, кроме бесплатного нейроскана. Никто из подопытных, если говорить о людях, не погиб, и блок сочли достаточно безопасным, чтобы начать полевые тесты.

Эти семеро тоже были добровольцами. Теперь они покоились в стазисных гробах и все как один грезили о последних двенадцати часах перед взрывами, прогремевшими под коркой льда и навсегда изменившими облик планеты Европа-8. «Почему последние двенадцать часов?» – снова подумал нейротехник.

Только тут он заметил, что Лойсо все еще говорит.

– Триста слов для снега, неплохо. Интересно, сколько у этих, – Гвид кивнул в сторону саркофагов с пациентами, – было слов для льда?

Психопомп нахмурился. Неточность формулировок его просто убивала.

– Не у этих, а у их реплик – это раз, – сухо ответил он. – Два, не думаю, что реплики способны на словотворчество.

Лойсо ухмыльнулся, будто не замечая резкого тона, и оперся локтем о спинку кресла. Кресло провернулось на ножке, и нейротехник чуть из него не вывалился, но Гвид продолжал как ни в чем не бывало:

– Если у оригиналов и реплик одинаковые воспоминания, можно предположить, что и личность тоже одна – это раз. Два, реплики точно копируют сознание оригинала, а отчего бы нашим спящим красавицам не иметь склонности к словотворчеству?

Психопомп поморщился – не из-за кресла, а из-за неуважения к почти покойникам. Отец, светлая ему память, всегда говорил: «О мертвых либо хорошо, либо ничего». А эти были практически мертвы – ведь нельзя считать жизнью ледяную пустыню, застывшую у них под веками.

– Вы мне мешаете, Лойсо, – мягко, но настойчиво произнес нейротехник. – Я пытаюсь просматривать записи.

Молодой ученый фыркнул и, запихнув руки в карманы халата, комически пожал плечами.

– Просматривай не просматривай, ничего нового не увидишь, друг мой Псих. Я сам чуть не сломал глаза об эти торосы. Говорю – все дело в блоке «пассионарности». Надо снять его с новых моделей, и все будет тип-топ, как раньше. Вообще, если подумать, дурная затея. Глупая и жестокая.

Психопомп склонил голову к плечу.

– Жестокая? Что вы называете жестоким?

Лойсо придвинул соседнее кресло и плюхнулся в него, вытянув длинные ноги. На ногах у него были грязные стоптанные кеды, и нейротехник снова поморщился – им всем полагалось носить пластиковые бахилы поверх обуви для соблюдения стерильности в больничном блоке.

– Жестокой, – повторил Лойсо, щуря наглые выпуклые глаза, – я называю всю эту хохму с самопожертвованием во благо и для. Ведь как было раньше – отправят команду реплик, внушив им, что они вкалывают за большие деньги, чтобы до старости семью обеспечить. Или что срок отбывают таким способом. И все ясно и понятно, вопросов нет, а сейчас у бедняг от всех этих морально-этических установок просто крышу сносит.

Психопомп поджал тонкие губы. Игры с мозгами, затеянные «Биониксами», внушали ему откровенное отвращение. Якобы репликам ни в коем случае нельзя было узнать, что они реплики, иначе матрица сознания отторгалась и сложнейший механизм превращался в тупой, ни на что не пригодный, бесцельно топчущийся на месте кусок углепластика. Как кудесникам из «Ай-Бионикс» удавалось проделать этот фокус, нейротехник в упор не понимал. По замыслу, существо, которое не нуждается ни в еде, ни в дыхании, может пережить температуру, близкую к абсолютному нулю, давление в десятки атмосфер и поднимать несколько тонн груза, должно было заподозрить, что в нем что-то не так. Что, возможно, оно не совсем тот Джон Смит, который лег в нейросканер на стандартное медобследование. Тем не менее трюк работал. Реплики искренне верили, что они живые, настоящие люди.

Живым и настоящим людям неприятно умирать.

Им неприятно даже просто торчать на замерзшей планете двенадцать лет вдали от семьи и дома.

И когда за ними не прилетает обещанный челнок – а челнок не прилетал никогда, слишком дороги были межзвездные транспортировки, – их охватывает такое бесконечное и черное отчаяние, что они способны на самые неожиданные поступки.

Многие реплики пытались в последние часы – или недели, или месяцы, или годы, зависит от того, где именно их бросили – покончить с собой. Многие портили ценное оборудование, совершали диверсии. Несколько лет назад произошел громкий скандал. Трое реплик как-то ухитрились переоборудовать посадочную капсулу, совершенно не предназначенную для орбитальных полетов, и выйти на орбиту. Там они дождались корабля следующей экспедиции и захватили его. Если бы не мужественный поступок связиста (реплики, разумеется), успевшего известить флот, дело могло бы закончиться весьма печально. Опять в прессе появились упоминания репликантов, войны машин, терминаторов и прочих замшелых фантазий человечества. Кажется, тогда подкомитет по безопасности труда, купленный-перекупленный «Ариан Технолоджи» и их коллегами, впервые поднял вопрос о закрытии «Ай-Бионикс» и о заморозке их разработок.

Ответом «Биониксов» стал блок «пассионарно-сти». Реплики, которым вшивали этот блок, рады были умереть за счастье человечества и всегда готовы пожертвовать собой ради высших целей. По крайней мере, так утверждали пиарщики «Бионикса». Психопомп позволил себе чуть заметно усмехнуться, вспомнив один из их рекламных роликов.