Текст книги "Дорога к Зверю (СИ)"
Автор книги: Марина Дарман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
Глава 3
К Малым хвостикам Нюра вышла спустя три клока. Вышла бы и раньше, кабы шла прямой дорогой. Да путь она не выбирала. Каждое утро, будучи в полудреме, она искала путеводный огонь. Поразительно, но его направление менялось. То он возникал слева, то справа, то вовсе точно перед лицом. В начале она пыталась уловить логику в выбранном направлении и предсказать поворот, но быстро сдалась. Разобраться в этом мог разве что шаман, да Зверь. А обычной лютой загадка оказалась не по клыкам.
«Малые хвостики» оказались крошечным хуторком дворов на пять. Скособоченные избы плотно вросли в землю и пугали одним своим видом. А уж вонь, доносящаяся через распахнутую дверь, вовсе сбивала с ног.
– А я думала, это мы с мамкой худо живем. Понять бы зачем я тут?
Огонь, заведший в такую глушь, резко лишился доверия. Уж точно ясно, что Дарена тут быть не может. Да и того, кто подскажет дорогу, – тоже вряд ли. Сведущие в путях Зверя отшельниками живут. А тут с двадцатку сохатых наберется. Маловато – для хутора, многовато – для сведущего.
Нюра с недоумением прошлась по единственной улочке, постучала в избу, что выглядела чуток приличней остальных.
– Чаво надо? – замурзанная бабища так глянула, что лютая пожалела о приходе.
Ежели подумать, двадцать сохатых – ой как, много. Одолеть одну странницу у них сил хватит.
– Молоко, яички продаете? – заискивающе спросила она.
– Самим мало! – рявкнула та.
От сильного хлопка изба заходила ходуном. Нюра опасливо отодвинулась и побрела прочь. Спрашивать о сведущем после не ласкового приема боязно. В остальные халупы – даже заглядывать не стала.
Она бездумно брела. Цель похода по-прежнему оставалась призрачной и неясной. Царство Зверя – место, о котором все слышали, но никто не видел. А как найти дорогу туда, где ныне живущие не бывали. Так незаметно и добрела до развилки.
Дальше дорога разделилась на три ветки. Одна вела к основному трактату, другая к соседнему хутору, что виднелся уже отсюда, но взгляд тоже не радовал. Десяток изб и две улицы – невелика находка. С Гуторенками уж точно не сравнить. Третья дорога вела в лес.
Густой ельник перегораживал путь. Ветки угрожающе колыхались. То и гляди дотянутся и глаза выткнут. Из глубины чащи раздавался глухой рокот. Нюра замерла в нерешительности. Елки, словно почуяв страх, заметались сильнее. Все бы ничего, да ветра-то нет, хотя погода мерзкая, и то и дело накрапывает мелкий дождик. Так отчего же деревья гнуться чуть ли не до земли?!
– Прочь! Прочь! Прочь! – пронеслось над дорогой.
Нюра нахмурилась. Голос такой же отстраненный, как и раньше, но интонации явно женские. Кто бы не гнал с выбранного пути, он обзавелся союзниками. Союзницей! Мужчину лютая бы пережила. Но женщина… Нюра сморщила нос, исподлобья оглядывая окрестности, и решительно ломанулась в колючие заросли.
– Сама разберусь. Без нечистых, – буркнула она, раздвигая низкие ветви.
Заросли закончились до того внезапно, что сердито пыхтящая Нюра упала. Густая грязь комьями повисла на одежде и ладонях. Лютая кое-как встала на карачки и поползла. У самого края месива, не удержалась и шмякнулась еще раз. Выбраться-то она выбралась, но в каком виде?!
– А ведь предупреждали, – вздохнула она, оценивая полученный урон.
Было бы тепло, отстиралась в ближайшем ручье, высушилась и дальше в путь. А на холоде как быть? Дорога, точно в насмешку, оборвалась через десяток шагов, выведя на поляну. Лужайка была бы самой обычной, кабы не лагерь, раскинувшийся на ней. Нюра остановилась, вглядываясь в суетливых мужчин.
– Впредь всегда слушаю умные советы, – проворчала она, обходя поляну по краю.
Приближаться к охотящимся ящерам, не рискнули даже сохатые, которые покорно отдали территорию на разграбление. Что уж говорить об одинокой лютой?! Порвут и скажут, что так и было. Плохо, что вернуться тем же путем, что пришла, не получится. Второго падения в грязь одежда не переживет. Она почти скрылась за деревьями. Почти. Когда раздался властный приказ.
– Привести!
Ящеры не рискнули к ней прикасаться. Они лишь брезгливо посмотрели и надменно передали:
– Светлейший князь желает видеть тебя.
– А я его не желаю! – Нюра и не подумала остановиться.
Прикоснуться к такой грязнули они, вряд ли, рискнут, а ей беседа с князем ни к чему. Владения не его, добычи у нее нет, вот и нечего. Она торопливо выбиралась на дорогу, насколько это возможно по скользкой грязи. Ящеры больше не окликали, словно бы потеряв к ней интерес.
Аркан упал сверху, надежно захватывая ноги. Она еще барахталась, пытаясь вывернуться, а они уже тащили ее к лагерю. С одеждой она уже попрощалась, но волосы жаль. Грязь плотно впечаталась не только в волосинки, но в губы, противно скрипя на губах. К князю она подъехала, кипя негодованием. Дождалась остановку, перевернулась, поднялась и яростно выплюнула:
– Да будь ты проклят!
– Угадал, – усмехнулся невозможный тип, скаля крупные зубы, и вдруг рявкнул: – Назад!
Нюра обернулась. Пара сконфуженных ящеров торопливо улепетывала, усиленно изображая работу. Только тогда она сообразила, что проклятие – не лучшее приветствие, когда вокруг столько воинов князя. Последний, меж тем, разглядывал ее так внимательно, словно и сам не понимал, для чего она ему. Приказать-то приказал, осталось понять зачем.
* * *
Они смотрели друг на друга с такой ненавистью, точно спустя много шкур нашли источник несчастий друг друга. И вроде, видятся впервые, а вот поди ты.
– Под стражу? – раздался из-за плеча участливый голос.
– Нет!
Ящер с длинным носом, коего величали князем, обходил вокруг Нюры. Губы он презрительно скривил, словно увиденное вызывало редкостное отвращение.
– Под стражу? – повторил кто-то настырный, и Нюра взвилась, выплескивая обиду и ярость:
– Я иду, никого не трогаю. А ты, – она обернулась и ткнула в надоедливого советчика пальцем, – сперва опрокинул в грязь, а теперь под стражу тащишь. Да кто ты такой?
Ящер остолбенел. Он даже отодвинуться забыл от удивления и молча смотрел на грязные точки, что оставляет на нем палец. Главный ящер вдруг загоготал. Он хохотал, запрокинув голову к небу и то сжимая, то разжимая кулаки.
– Девка! Таки девка. Оставь. Она забавная, – решил он и прикрикнул: – На охоту.
– Позабавился? Отпускай!
– Что ты? Я еще не начинал даже!
Ящер до того пристально всматривался в Нюру, что так и хотелось врезать. Будь с ней зверь, рискнула бы. А так только и осталось, что скалить зубы, да беситься втихомолку.
– Странное ощущение, – задумчиво проговорил ящер. – Не нравишься ты мне аж до дрожи. Очень странно.
– В грязи меня твои молодцы изваляли, – угрюмо отозвалась Нюра, по-своему оценив намек.
– Я не про грязь.
Тот мотнул головой, старая прогнать непрошеную картину, что застыла перед внутренним взором. Хрупкая фигурка, уснувшая прямо в грязи, была куда грязнее, а такого ощущения не вызывала. Да что там она. Даже Услада, внезапно заболевшая проказой, вызывала насмешку, а не отвращение. Нет, не насмешку? Безудержное веселье! И не будь он князь, коли внезапная хворь не связанна с побегом одной мелкой медоедки.
Здесь же ощущение было иное. Точно невидимый подсказчик настойчиво нашептывал гадкие слова. Советчику ужасно не хотелось, чтобы он обратил внимание на замарашку. С чего бы это?
– Пойдешь с нами, – приказал он. – И умойся ты наконец. Родник там.
– Как это с вами? Как это с вами? Мне в другое место надо. Срочно.
– Какое другое? – вяло поинтересовался ящер.
– Далекое, – уклончиво отозвалась Нюра, растеряв пыл. Что еще скажешь важному ящеру? Услышит правду, на смех поднимет.
Мужчина почесал внезапно раззудевшиеся запястья и непреклонно отозвался:
– После. Все после. Когда я позволю.
– Да кто ты такой? – психанула Нюра. Барина она в нем, конечно, опознала. Ну, так то чужой барин. При чем тут она?!
– Князь я. Князь!
– Чужой князь. Не нашинский! Вот и пусти! – она подскочила, глядя с вызовом, но огреть самого князя не рискнула.
А тот все сильнее тер запястья, на которых наливались кровью давным-давно вырезанные руны. Те руны, которые зажили невесть когда, и больше не кровили. А теперь жгли так, словно их перцем посыпали. К чему бы это? Князь переводил взгляд с рук на лютую и чем больше смотрел, тем яснее чувствовала: отпускать нельзя. Ни в коем случаем! А почему, можно и позже разобраться!
Теперь и Нюра смотрела на его руки, но мысли ее были более прозаичнее:
– Это не я. Не я, – она отодвинулась, и смотрела с таким испугом, что ящер сжалился:
– Не ты. Не ты. Я это. Очень давно.
– Давно? А кровит так, будто только что.
– Это и странно. Так куда ты говоришь идешь?
Нюра, набычившись, умолкла, но не долго. А вдруг он, узнав правду, примет ее за блаженную и отпустит?! Возможно же?
– Ищу дорогу в небесный чертог Зверя. У меня и маячок есть.
– Правда? – в голосе князя прозвучал столько неподдельный интерес, что Нюра настороженно кивнула и пояснила:
– Свеча. Я ее вижу.
– Милая! – мужчина тряхнул ее за плечи, приподнимая: – Ты-то мне и нужна.
– Вот еще, – лютая выкрутилась, отбегая. К тоже знал, что это он не в себе. А она оказывает еще ничего. – Самой тошно, – буркнула она и побежала. Если и не убежит, то попытается.
– Догнать! – раздался властный оклик.
Через десять шерстинок брыкающуюся женщину вернули назад.
– Куда же ты собралась? – вкрадчиво уточнил князь: – Без меня далеко не уйдешь. А если и уйдешь, то на мост войти не сможешь.
Фраза оказалось верной. Про мост Нюра слышала от призрака совсем недавно, а потому прекратила бороться и с любопытством спросила:
– Почему?
– После, – нехотя буркнул тот и выразительно посмотрела на охотников. Те возвращались в лес, но уши словно бы удлинились. Вот что с ящерами интерес делает.
* * *
В терем Светлейшего Нюра пошла добровольно, старательно скрывая интерес. Ящеры неодобрительно мели хвостами, но нападать не пытались. Говорить и вовсе не могли, будучи в звериной ипостаси. И лишь лютая с князем непринужденно болтали, делясь бедами. Точнее, делилась Нюра, а тот слушал, кивал и запоминал, да так увлекся, что панибратство хуторянки замечать перестал.
– А что это я все о себе да о себе? – говорить приходилось яростным шепотом, то и дело срывающимся на писк.
Рассказ давался ей тяжело. Но стоило начать и горький комок, застрявший где-то внутри, словно бы начал таять и истончаться, отдавая молчаливому князю ядовитые пары. Чем больше приободрялась Нюра, тем сильнее мрачнел князь. На лбу его прорезались глубокие борозды, а губы сурово поджались.
– Как звать-то тебя? – увлекшаяся Нюра совсем позабыла, что болтает не с Дареном. То, что не все благородные баре столь добродушны, как он, тоже упустила из виду.
– Игидар, – негромким хрипловатым голосом отозвался князь. Вольность его, если и задела, то виду не подал.
– Даже имя важное, – хмыкнула Нюра, припоминая Дарена. Его имя ей тоже казалось куда значительней своего. – А меня… а мне Аннель подходит? – спросила она быстро.
Игидар внимательно посмотрел, обдумывая, что на самом деле хотела сказать говорливая волчица, но допытываться не стал. Предел откровений есть у всех. А она, итак, открыла многое. Хотя, не все. Не все.
– Очень. Ты такая же открытая, как и это имя.
Нюра торжествующе улыбнулась: не лгал чародей. А то, кто его знает, наплел с три короба и исчез. Выручай теперь.
– А откуда у тебя эти руны? – она ненавязчиво махнула рукой на запястья князя.
– Давняя история. То есть для меня давняя. А для тебя молодая. Вот прям как ты. Вы с ней, наверное, ровесники, – глаза Нюры так и загорелись от предвкушения. В самом деле, она перед ним всю душу вывернула. Ну почти. Его черед откровенничать! Но тот бросил короткий взгляд на спутников с тяжелыми коробами на спинах и радушно воскликнул: – А вот и мой терем. Будь как дома!
Лютая оценила домину размером с весь ее хутор и цинично хмыкнула:
– Это вряд ли! Но за предложение, спасибо.
У ворот их встречала ящерка с грубо размалеванным лицом. Толстенный слой белил вовсе не скрывал покрытое бляшками лицо. Угольная подводка смотрелась жутковато и комично на перекошенных и полуприкрытых веках.
– Опять замарашку притащил! – зло крикнула она. – Мало тебе одной! Мало! – она визжала, брызжа слюной, и смотрела на Нюру с такой ненавистью, что та предпочла спрятаться за широкую спину князя.
– Это тебе, Услада, похоже мало. Зверь тебя уже наказал за жестокость. А ты все не успокоишься, – презрительно обронил Игидар и, брезгливо скривившись, процедил: – Зачем приехала? Я не разрешал тебе возвращаться!
– Что ж я и отца повидать не могу? – ящерка уперла кулаки в раздобревшие бока и слегка наклонилась вперед. Вышло угрожающе.
– Повидала? Возвращайся назад. Да его забери. Он от дел уже отошел. Нечего ему в тут делать.
– Как это нечего…
– Я сказал, возвращайся назад! – рявкнул Игидар и ящерка, подхватив длинную юбку, помчалась в сторону стойл, дабы приказать готовить упряжку к отъезду.
Охотники остались во дворе заниматься добычей, а князь пошагал к лестнице, бросив короткое:
– За мной!
Нюра вытаращила глаза и приоткрыла рот, дабы возмутиться подобному обращению, но вовремя вспомнила, что не в родной хуторе. Бежала она даже быстрее ящерки.
Игидар привел ее к горнице, около которой долго стоял, не решаясь войти. Потом рывком распахнул дверь и сморщил породистый нос от затхлого запаха. Лютая осторожно заглянула внутрь. Горница выглядела нежилой. Пыль толстым ковром укрыла все, до чего дотянулась. Окно заросло грязью и давало прискорбно мало света, даже для непривередливой Нюры.
– М-да, эта не подойдет, – молвил князь после десяток шерстинки молчания.
Он стоял посреди горницы и смотрел словно бы внутрь себя. Выглядел при этом так, точно постарел на добрый десяток шкур за один миг. А ведь для дитя Зверя он довольно молод. С Нюрой, конечно, не сравнится, но еще жить и жить. Сейчас же смотрелся так, будто вот-вот к Зверю отправится.
– Здесь она и жила.
Глухой хрипловатый голос прозвучал неожиданно, отчего лютая вздрогнула, но уточнять не рискнула. Она молчала, надеясь на продолжение и оно последовало. Слова падали сухими листьями, рассыпающимися на ветру. Но даже из этой трухи сочилась горечь, проникая в горло и мешая дышать.
«Как? Как такое вообще возможно?», – хотелось спросить Нюре, но прерывать князя не рискнула. Слишком хорошо понимала. Она носила в себе этот яд неполных пятнадцать клоков и то чуть не захлебнулась. А тут, как он вообще выжил?
Волчица исподволь разглядывала горницу, в которой кипели нешуточные страсти. Князь превратил ее в алтарь своей памяти. И пусть бывал тут редко, но сохранил все в точности, как и при единственной владелице. У него есть этот алтарь, у нее нет даже этого.
Шалаш она позже искала не раз, и не два. Место, где он был, впечаталось в ее память слишком плотно, что казалось и каленой кочергой не вытравить. Однако, ничего. Совсем. Точно никогда и не было. Оттого и ушла. Оставаясь там, начало казаться, что Дарен лишь плод воспаленного воображения. Сама придумала, сама влюбилась.
А тут… тут еще страшнее. Так ведь и вовсе с рассудком попрощаться можно. Коли этому яду покланяться столько шкур подряд.
– Хватит! – прервала она резко. Игидар вскинул удивленный взгляд, а она продолжила: – Хватит казнить себя за прошлое! На все воля Зверя. Это знает каждый. Ты зря думаешь, что мог все изменить. Не мог!
– Ждан, шаман наш, также говорит. Говорит, судьбу изменил не я. Но имя того, кто это сделал, не называет.
– Покрывает, стало быть?!
– Говорит, он отплатил сполна за содеянное, и власть, к которой стремился, не получил.
– А эта… перекошенная… эта та самая да… змеюка которая?
– Слышала бы она тебя, – усмехнулся Игидар, выходя и затхлого плена. – Услада первой красавицей слыла. В княгини метила. А так ни с чем и осталась. Красоту проказа сожрала. А без красоты женихов не сыскалось. Даже за деньги не сыскалось. У батюшки ее их немало водится.
– А кто у нас княгиня-то? – как бы, между прочим, поинтересовалась Нюра, следуя за мужчиной в следующую горницу.
Судьба несчастной медоедки взволновала ее настолько, что князя она невольно посчитала занятым и оттого ревновала. Не за себя. За невидимую подругу.
– А нет княгини.
– Кому же ты княжество оставишь?
Лютая разрывалась от противоречивых мыслей: радовалась и огорчалась разом. Мысль идти в компании опытного воина нравилась все больше и больше. Да и общество его казалось довольно безопасным. Раз уж за столько шкур княгиней не обзавелся, то на ее честь посягать точно не станет. Самое то для опасного путешествия.
– Племяннику. Его моя сестрица младшая давно к власти готовит, – отозвался Игидар и добродушно усмехнулся: – Назови я кого своей суженной, огорчится. Так ведь и до наследников недалеко.
– От и хорошо. От и правильно! Вдвоем веселее. Да и не дойти нам поодиночке. А вместе запросто! Когда выступаем?
– Как только я дела передам. Да подданных успокою.
– А мне, что делать?
– Отдыхать! О вещах я сам позабочусь и для тебя и для себя, – он выразительно глянул на слишком легкий для студеной погоды наряд, хлопнул ее по плечу, точно они уже в пути бок о бок, и вышел.
Нюра дождалась ухода и грустно посмотрела на простенькую одежонку, что собирали всем хутором: не ахти, но уж какая есть.
– Все-то меня переодевают. Воспитывают. Поправляют, – проворчала она и весело добавила: – А ну как и правда барыней стану? Найду своего чародея и стану!
Впервые за долгое время на душе царило спокойствие, как будто они уже пришли в царство Зверя и осталось только позвонить в колокольчик, чтобы появился Дарен и давно ушедшая медоедка. Умом она понимала, что путь долог, труден и опасен, а сердце радовалось союзнику. Вдвоем-то проще идти туда не знаю куда.
Глава 4
Они вышли спустя пять клоков. К тому времени Нюра совсем измучилась, ища подходящее занятие для себя. Игидар, видя мучения, нагрузил ее скоростным изучением этикета, сообщив, де пригодится. Занятия продолжались с утра до вечера, а к ночи она от злости начинала делать все супротив того, что требовала пухленькая ящерка, взявшаяся за обучение. На лютую она смотрела с плохо скрываемым презрением, и той оставалось лишь удивляться приветливости князя, который, казалось, вовсе не замечал погрешностей ее поведения.
Зато в поход Нюра отправилась с таким восторгом, точно и не изнывала еще недавно от жажды, холода и голода разом. Князь заставил ее надеть утепленные мужские штаны, теплые чеботы, толстый кафтан и шапку. И нечто подобное надел и на себя. На обновки она поглядывала с неодобрением и первые несколько шагов шла в раскоряку, привыкая к тяжести.
– А ничего так, – недоверчиво заметила она, когда они отошли от терема настолько, что перестали его видеть. – Удобненько.
Игидар в ответ лишь усмехнулся.
– Ты за направлением следишь? – спросил вместо этого он.
– А как же! – лютая на шерстинку прикрыла глаза и с готовностью отрапортовала: – Ничего не изменилось. Даже странно, – князь приподнял брови, и она продолжила, восприняв это как интерес: – Пока я на тебя не вышла, направление часто менялось. Иногда мне казалось, что я топчусь на одном месте. Или хожу кругами. Словно свеча сама точно не знала, куда мне нужно. А теперь всегда в одном месте стоит. И в тереме также было. А может мой указатель сломался? Вывел к тебе и сломался! Может, мы сами должны дорогу искать?
– Вряд ли, – князь с задумчивым видом качнул головой. – Я много раз пытался найти дорогу сам. Скитался по десять клоков подряд. Но даже примерно не понял куда идти. Тебя же свеча вывела прямиком ко мне.
– Так уж и прямиком, – пробормотала Нюра. Скиталась она гораздо дольше, чем следовало при дальности дороги на Варнаград. А ты всегда в тереме живешь?
– Всегда. Но часто уезжаю по делам.
– А последние клоков пятнадцать ты много мотался по свету?
– Очень много. В Варнаграде практически не бывал.
– Так вот почему она меня по лесам гоняла, – разозлилась Нюра: – За тобой поспеть пыталась. Выходит, ты во всем виноват.
– Конечно, виноват, – хмыкнул Игидар. – На то я и мужчина. Вот ежели б тут кто из моих воинов был, я бы поспорил. А с тобой и начинать не буду. Бездарное это занятие спорить с женщиной.
– Чего это бездарное? – вскинулась лютая. – Да я тебя в два счета переспорю.
– Поэтому и бездарное, – рассмеялся он.
Дорога ухудшилась, сменившись на бездорожье. И если до этого они шли просто по грязи, то теперь – в грязи по колено. Только высокие чеботы и спасали. В лес они вошли в молчании. В такой же тишине и провели следующие пять клоков, прорываясь сквозь бурелом туда, куда упорно указывала свеча.
На шестой клок уже в темноте они набрели на избушку. Темное перекошенное строение поросло мхом и вид имело до того неприглядный, что кабы не зверская усталость, прошли бы мимо.
К тому времени чуть живая Нюра нахально ехала на князе, прижавшись к шершавой шкуре ящера, как мягчайшей перине. В начале пути даже случайные прикосновения вызывали брезгливость. Сейчас она охотно принимала помощь и еще охотнее использовала Игидара вместо ездового оленя. Передвигается даже быстрее, а сидеть проще. Хотя, ежели что, падать придется примерно с одинаковой высоты.
Окна лесной избушки затянуло паутиной до того сильно, словно внутри пряталось царство маленьких прядильщиков. Ставни некогда красного цвета вывернуты. Побуревшая краска вздулась пузырями и крошится от прикосновений. Ступеньки раскуроченного крыльца надсадно скрипят, отговаривая случайных путников от ночлега. Когда дверь открылась лишь с третьего рывка и то на чуть-чуть, Нюра осенила себя знаком Зверя и запричитала:
– Может в лесу лучше. Под деревом каким схоронимся. Изба-то проклята. Ишь жуть какая. Не пускает.
– С чего ей красивой быть? – фыркнул одевающийся Игидар.
Он стоял чуть позади нее и неторопливо натягивал штаны. Раньше Нюра отбегала подальше и выходила из укрытия, когда переодевание было полностью окончено. Теперь она лениво отворачивалась и ворчливо нудила:
– Долго ты там еще. Копаешься аки девица не выданье.
Хотя больше неторопливости ее задевала собственная невозможность сменить облик. Горевала она недолго и все равно шла к Дарену. Подумаешь, не одна причина, а целых две. Дойти бы только.
Князь наконец оделся и подошел к двери. Ему скрипучая рухлядь перечить не рискнула. Один мощный рывок – и рассохшаяся дверь открылась, повиснув на одной петле. Пахнуло гнилью и затхлостью. Темнота как будто усилилась, скрывая звезды в вышине.
– Ой, мамочки, – Нюра опасливо отодвинулась в сторонку и уцепилась за локоть Игидара: – Уйдем.
– Нет уж, теперь точно не уйду.
– Бедовый ты, князюшка. Такое надо стороной обходить, а не лезть прямо в логово нечистого.
– И тогда оно вылезет само и прирежет нас спящими под деревцом. Ты тут стой, а внутрь пойду.
– Ни за что! Мне же и звука хватит, чтобы к Зверю в гости отправиться.
Прекратив хандрить, Нюра вынула из-за пояса подаренный князем кинжал и скроила самую зверскую рожу, на какую способна, чтобы вредный ящер не сомневался: она серьезно.
– Шаг в шаг иди, воительница, – обронил тот и зажег щепу.
Тусклый огонек высветил провалившийся пол, полуразрушенную печь и перекошенные полки на стенах. Здесь не только давно никто не жил, но и ночь скоротать вряд ли выйдет. Нюра напряженно застыла у дверей. Игидар прошел вглубь.
Осторожно ступая, он прощупывал каждую дощечку прежде, чем перепрыгнуть на нее. Дошел до накрытого грязной тряпкой стола и расшатанных стульев, заглянул в кладовку, проверил, покрытые толстым слоем пыли, лари: ничего пригодного для похода. Обидно, страсть как. Хоть котелком запасным бы разжиться?!
Наконец он добрался до печи. Какая-то утварь около нее имелась, но все насквозь проржавевшее. Можно подумать, дом стоит тут с начала времен и пережил бурю, ураган и потоп в придачу. На редкость непонятное местечко.
– Эй, а тут лежит кто-то!
– Лежит? Кто? – притихшая Нюра встрепенулась и вгляделась в темноту. Но разве ж можно, что разглядеть из такой дали да при свете всего лишь лучины. – Погодь. Я иду.
Стоило ей разволноваться и хуторской говорок прорывался сам собой, словно и не было уроков по этикету. Неискоренимая привычка ужасно раздражала, но вытравить прежние замашки оказалось куда труднее, чем пуститься в бесконечный путь.
К печи она добиралась кругами, теми самыми, что и Игидар. Дабы не искать другие уцелевшие дощечки, она шла точно по его следам. Коли уж он не провалился, то и ее выдержат.
Они встали рядышком, но на разные дощечки. О чем позаботились особо, а то мало ли. Прищурились и уставились на мертвеца, который подозрительно хорошо сохранился.
– Может подкинули? Новенький он какой-то? – Нюра страсть как хотелось наклониться, чтобы рассмотреть лучше, да боязно.
– По-моему это она, – уточнил Игидар, оглядывая стены. Мысль его посетила схожая, но чуть более варварская. Осталось орудие подходящее подобрать. – Может она спит?
– Вечность? – с женской точки зрения, в подобном бедламе спать невозможно. Если, конечно, ты не уснул тогда, когда домик был еще цел.
Ящер присмотрел подходящую полочку и поскакал к ней. Отрывал он ее бережно, высвобождая гвоздь за гвоздем. Стены недовольно поскрипывали, но держались. Вооружившись, он вернулся назад и хищно уставился на мертвеца.
– Шевелится! – трагичным шепотом предупредила Нюра и отодвинулась от опасной находки. Причина удивительно сохранности нашлась самостоятельно. Беспокойники и не на такое способны.
Игидар скептично посмотрел на лютую и ткнул полкой в мертвеца с подозрительно вздрагивающими веками. Тот в ответ то ли хрюкнул, то ли всхрапнул, да махнул рукой, отбиваясь.
– Уходим! Скорее! – надрывалась Нюра, но бежать одна все же не рискнула. Она продолжала стоять и разрываться от страха на две очень неровные половинки: то ли самой спасаться, то ли князя караулить.
Ящер задумчиво кивнул, примерился и ткнул сильнее. Мертвец хрюкнул и повернулся на бок. Снова тычок и протестующее хрюканье в ответ.
– Зачем? – жалобно пискнула женщина, отчаявшись понять логику князя.
Тот молча приподнял рукав рубахи. Старые рубцы разбухли и сочились черной вязкой кровью. За давностью случившегося он уже и не помнил, когда те вообще кровили. А уж черной его кровь, вовсе, никогда не была. Рука привычно побаливала, как и в предыдущий раз, когда он приблизился к нужному повороту, который нельзя пропустить.
– Я запуталась. Она мертвая или живая? – Теперь и Нюре казался, что у развалившегося дома хозяйка, а не хозяин. Вон и сарафан, полуистлевший, виднеется.
– Разбудим – спросим.
– А если не разбудим?
– Еще как разбудим! – Игидар хищно ухмыльнулся, хорошенько замахнулся и ударил, что есть силы.
Мертвец выставил руку, принимая удар. Полку он растер в мелкий порошок, словно та из осенних листьев, а не из дерева, но не проснулся.
– Как же это? – Нюра растеряно смотрела остатки полки и чувствовала, как предательски дрожат ноги. Еще чуть-чуть и сами выведут из заколдованной избы с шибко бойким мертвецом. А может и не изба это, а склеп старый-престарый?
Игидар озадачено смотрел на опустевшую ладонь. Теперь, если мертвяк поднимется, даже защититься нечем. Запястье, меж тем, раздуло и выглядело оно так, что без помощи Святоши можно и без руки остаться. И ведь не позовешь.
– А если его кровью полить.
Лютая и сама не знала, зачем предложила это. Но вдруг, как в преданьях, мертвец заберет хворь себе, а рука выздоровеет. У них на хуторе даже младенчиков в гробу приносили. Хотя шаман и ругался на это.
Князь пожал плечами, посмотрел на руку, решил, что хуже уже не будет и вытянул. Запястье оказалось точно над головой мертвяка. Случайно, конечно. Точно почуяв, тот развернулся на спину. Кровь хлынула с такой силой, что вмиг окрасила впалые щеки чернотой, проскользнула в причмокнувшие губы, залила глаза.
Мертвец поднимался медленно, двигаясь следом за отодвигаемой рукой.
– Пожрет. Как есть пожрет. Ой, дура, я дура. Сама предложила.
Кинжал в руке Нюры колошматило, словно мертвец уже ухватил за лезвие и пытался выдрать.
– Себя не порежь. А то и тебя учует, – напряженно проговорил Игидар. Он стоял, чуть-чуть сгорбившись, и кажется готовился биться врукопашную.
Словно слепой, мертвяк повернул на звук голосов и гулко спросил:
– Кто вы и зачем пожаловали?
– М-мы ищем вход в-в царство Зверя, – запинаясь ответила Нюра.
Мертвец открыл белые, как лунь, глаза и слепо всмотрелся в них. Принюхивался он с кровожадностью голодного беспокойника.
«Чего она может видеть-то? Слепая же совсем», – подумала молодая женщина, которая от страха даже дышала с трудом.
– Все вижу, – жутковато ухмыльнулся мертвец. – Огонь вижу. Связь со Зверем вижу. Знать не попусту меня разбудили. По надобности и приветствие.
Игидар с Нюрой с недоумением переглянулись, а мертвец закрыл глаза и застыл, словно так спать вечным сном гораздо удобнее. Меж тем, дыры в полу избушки стремительно затягивались. Стены отчистились от грязи и посветлели. Печь вернула первозданный вид. Стол оказался накрытым белой с красной вышивкой скатеркой. А полочки и лари заблестели от свежего лака.
Медленнее всего менялся мертвец. Полуистлевший сарафан вдруг вернул лазурную яркость. Рубаха – пожелтела. А лапти обновились. Свалявшаяся коса разбухла и окрасилась в ярко-рыжий цвет. Хозяйка дома подмигнула пронзительно-зелёным глазом, с хрустом потянулась и всплеснула руками:
– От ироды. Уж и заснуть нельзя. Полку-то и отломали. Шо деется-то. В лесу и то ворье завелось.
– Это мы бабушка, – повинилась Нюра. Молодой бывшая мертвячка не выглядела, несмотря на яркие волосы и задорные глаза. – Но мы все починим.
– Конечно, почините. А то, как же?! Я ж вас иначе не выпущу, – она рассмеялась низким грудным смехом, подбоченилась и велела: – Ты девка, давай печь топи. Ты, – обратилась она к ящеру: – Воды натаскай. Там за домом родник бежит. Чище его не сыщите. Дрова вон в углу. Бадья у двери. А я в погреб побегу. Жрать охота. Давненько я в последний-то раз ела. Да шустрее вы. Шустрее. Чего застыли? Не съем я вас. У вас мясо тощее да жесткое. Я пожирнее люблю.
Она снова зашлась раскатистым смехом и путники, наконец, сообразили, что та просто шутит. А поесть и правда не мешает. Свеженького. Горяченького.
* * *
Управились они только к ночи. Огонь негромко потрескивал в печи, в избе пахло кашей, мясом, и пирогами «на скорую руку». Погреб хозяйки казалось не имел дна и был явно заколдован. А иначе, почему припасы свежи и пахнут так, словно все это опустили туда только вчера.
Нюра уж нюхала-нюхала, да придраться ни к чему не смогла. С виду свежо, пахнет правильно – свежайшее мясо! Как так-то?
– Нюхай – не нюхай, а есть придется, – хозяйка задорно подмигнула, азартно шуруя кочергой в печи. То и гляди, дом подожжет. А может того и добивается?
