Текст книги "Только дождись меня (ЛП)"

Автор книги: Мариана Запата

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

ГЛАВА 12

Два дня спустя у меня начала раскалываться голова.

Меня тошнило. У меня редко бывала мигрень, но если она все же появлялась, то наступал полный ад. Утром я проснулась от пульсирующей боли в глазу, которая только усилилась, когда я повезла мальчиков в школу. Мне следовало это предвидеть. Только я припарковалась возле работы, как зазвонил телефон. На экране высветился незнакомый номер. Боль стала еще сильнее.

Снова чертова Анита. Я знала, что это она.

Обычно при мысли об этой женщине у меня начинала болеть голова, но в связи с ее недавним визитом… все вылилось в куда худшие ощущения. Меня тошнило, а голова собиралась вот-вот треснуть.

Каким-то чудом мне удалось дожить до конца работы. Из-за обезболивающих таблеток, которые хранились в комнате отдыха на случай необходимости, и огромного количества кофе у меня тряслись руки. Слава богу, что я не порезалась ножницами. Телефон звонил еще два раза: в первый раз на экране высветилось имя Трипа, во второй – Далласа. Мне не хотелось иметь дело с бейсбольными делами, поэтому я не стала отвечать. Сегодня был мой черед забирать мальчиков из школы. Даже без зеркала я знала, что слово «мигрень» легко читается у меня на лице.

По дороге домой мальчики вели себя хорошо и были очень внимательными ко мне. Уверена, они заметили, что мне плохо, но не стали ничего говорить. А когда мы зашли в дом, Джош даже предложил приготовить перекусить, чтобы этого не пришлось делать мне.

Я поблагодарила его и взъерошила ему волосы.

Мальчики вместе с Маком направились на задний двор, чтобы поиграть. Одновременно с этим начала работать очередная порция таблеток, которую я приняла, и солнечный свет, льющийся в окно, перестал вызывать у меня желание сдохнуть.

Когда раздался стук в дверь, я немного удивилась. Родители редко навещали нас без предварительного звонка, а Ларсены вообще не приходили без приглашения. Мои друзья тоже не заявлялись внезапно. Да и лишь несколько из них знали мой новый адрес.

Я посмотрела в дверной глазок и пришла в сильное изумление, увидев знакомое лицо вместо девочки-скаута или Свидетелей Иеговы.

– Привет, – тихо произнесла я, открыв дверь.

Когда я смотрела в глазок, у Далласа было на удивление приятное выражение лица, но как только он увидел меня, то сразу нахмурился.

– Что с тобой?

Неужели я настолько плохо выгляжу?

– Я плохо себя чувствую.

Сосед нахмурился сильнее и так посмотрел на меня, будто хотел убедиться, что моя болезнь не заразная.

– Ты ужасно выглядишь. – Я что, должна выглядеть как королева красоты, когда у меня глазные яблоки лезут из орбит? – Мигрень?

Я начала кивать, но тут же вспомнила, что станет только хуже.

– Угу. Они у меня не часто, но если уж… – Зачем я ему это говорю? И почему он здесь? – Тебе что-то нужно? – грубовато поинтересовалась я.

Даллас не стал обращать внимание на мой вопрос и тон.

– Когда ты в последний раз принимала таблетки?

Я пожала плечами – по крайней мере, я так думала.

– Несколько часов назад.

– Ты уже приготовила ужин?

– Нет. – Честно сказать, я подумывала попросить Джоша заказать доставку еды. Я не хотела разогревать духовку даже для того, чтобы просто поставить в нее замороженную лазанью.

Даллас оглянулся, после чего нерешительно посмотрел на меня. На секунду у него сжалась челюсть. Он выдохнул через нос, а потом кивнул, будто мысленно соглашался с чем-то.

– Я закрою дверь. Иди и ложись. Я позабочусь об ужине, – командным голосом заявил он. Будто я не была для него практически незнакомкой, с которой он и общался-то несколько раз.

Да кто он такой и почему делает это? Я отрицательно покачала головой, но этого было достаточно, чтобы вновь почувствовать тошноту. Это не осталось не замеченным.

– Ты не обязан делать это.

– Я хочу, – ответил сосед, продолжая пристально смотреть на меня.

Он что, использует мою тактику против меня?

Я с трудом сглотнула.

– Спасибо за предложение, но мы как-нибудь сами справимся. Тебе что-то нужно, или мы можем решить этот вопрос по электронной почте? – Когда это он приходил, чтобы поговорить о «Торнадо» лично? Никогда. А зачем еще ему появляться у меня дома?

Нужно отдать ему должное: Даллас всего лишь закатил глаза и протяжно выдохнул, после чего вновь сосредоточил свое внимание на мне.

– Ты всегда такая упрямая?

Я бы недовольно прищурилась, не будь мне так плохо. Но вместо этого лишь отзеркалила его действия и сказала правду:

– Да. А тебя и правда зовут Даллас?

Он удивленно приподнял темную бровь.

– Да.

– Почему тебя так назвали? – поинтересовалась я, несмотря на очередной приступ тошноты.

Бровь поднялась выше.

– Отец проиграл спор в футбольном матче. У него был выбор назвать меня Далласом или Ковбоем. – Не теряя времени, он вновь вернулся к первоначальному предмету разговора. – Позволь мне помочь тебе.

Я бы тоже предпочла имя Даллас.

– Ты уже достаточно сделал. Я не хочу пользоваться твоей добротой или пересекать какую-то черту. Мы справимся, – прошептала я, закрывая глаз, потому что пульсация в голове стала сильнее.

Даллас с сомнением посмотрел на меня, но мне было наплевать.

– Я уже понял, что ты не пытаешься подцепить меня. – Его голос был таким тихим, что я едва различала слова. – Давай обсудим это в следующий раз. Я здесь. Ты плохо чувствуешь себя. Позволь мне помочь.

Я закрыла оба глаза и нахмурилась, отчаянно желая покончить с этим разговором.

Даллас вздохнул.

– Я знаю, каково матери-одиночке свалиться с мигренью. Можешь позвонить моей маме и убедиться, что я не обманываю.

У меня не был ни сил, ни желания делать этого. Я открыла глаза. Кто, черт возьми, использует собственную мать в качестве поручителя?

Судя по взгляду, в этот момент сосед мысленно вздохнул.

– Можешь сфотографировать мои права и отослать снимок кому-нибудь, если тебе станет легче, – спокойно предложил он.

Я не считала его каким-то извращенцем. Нет. Скорее, переживала об отношениях между нами. Но, кажется, он, наконец, принял то, что я не пытаюсь залезть к нему в штаны. И хорошо, потому что это правда. У него было симпатичное лицо, еще более симпатичное тело, но привлекательных парней пруд пруди.

– Я закажу пиццу и посижу с твоими детьми. – Не дождавшись от меня благодарных криков, Даллас изогнул густые брови.

– Это… – попыталась сказать я, но сосед мгновенно прервал меня.

– Послушай, я пришел, чтобы сказать, что мы решили урезать количество соревнований и тренировок. Я пытался звонить тебе, но ты не отвечала.

Соревнования. Черт. В данный момент мне было совершенно наплевать на бейсбол. В моей голове крутилось только несколько слов: «пицца» и «посижу с детьми». Внезапно меня вновь одолел приступ тошноты и боли.

– Хорошо. – Я еще раз внимательно посмотрела на Далласа, зашла в дом и как послушный щенок направилась прямиком в гостиную. Сосед последовал за мной. Я подошла к дивану, думая лишь о том, что в моем доме сейчас находится практически незнакомый мужчина, который собирается заказать ужин для моих детей.

Может, не стоило делать этого?

Я наблюдала с дивана, как сосед исчезает через черный вход в кухне, после чего до меня донесся его хриплый голос, но я не могла разобрать слов.

Когда он не вернулся через двадцать минут, я села и посмотрела через открытую дверь на задний двор. Джош и Луи стояли примерно в пяти метрах от соседа. Мак лежал на траве и лениво наблюдал за ними. Увидев, что Даллас подает Джошу мяч, я улыбнулась, плюхнулась на спину и мысленно прочитала молитву о скорейшем выздоровлении.

Прошло еще двадцать минут, потом десять.

Внезапно кто-то открыл дверь, и сразу же раздались голоса Джоша и Луи. Даллас зашел следом за ними. Только они закрыли дверь, как раздался стук.

– Я открою, – сказал сосед, взъерошив волосы Луи.

– Он заказал пиццу, – пробурчал Джош и упал в кресло, которое стояло перпендикулярно дивану. – С кусочками ананасов.

У меня не было сил, чтобы показать ему язык. Черт, больше всего на свете я хотела оказаться в своей комнате, но я не собиралась оставлять Джоша и Луи наедине с мужчиной, которого едва знала. Мои родители точно никогда не узнают об этом.

– Не понимаю, почему тебе не нравятся ананасы.

– В пицце?

Они с братом произнесли это одновременно, как и всегда, когда мы спорили по поводу начинки в пицце.

– Фу.

– Это у вас лица – фу. – Может, мне было не настолько плохо, если я спорила с ними.

– Нет, только у Джоша, – пропищал Луи, и я фыркнула. Он был слишком мал для подобных реплик, но порой удивлял меня своим остроумием, и мне это нравилось.

Естественно, Джош пихнул Луи локтем, а тот его в ответ. Даллас закрыл дверь и появился в комнате с тремя коробками. Он поставил их на кофейный столик и махнул мальчикам рукой.

– Луи, принеси, пожалуйста, тарелки и салфетки.

Луи кивнул, встал и направился в кухню. Когда он вернулся, Даллас уже открыл коробки.

Оказывается, он купил одну супер большую пиццу, в средней коробке лежала моя любимая – с ананасами – видимо, мальчики сказали ему об этом, а в последней коробке были куриные крылышки.

Даже не спрашивая, сосед оторвал руками два куска ананасовой пиццы и положил их на тарелку, которую ему вручил Луи.

– Сначала дамы.

– Спасибо, – ответила я слабым голосом, который ненавидела.

– Луи, ты что будешь? – спросил он младшего.

Тот показал на мясную пиццу, а потом ткнул пальцем в горячие крылышки.

– Одно. – Я недовольно прищурилась, и он добавил: – Пожалуйста.

Даллас удивленно приподнял бровь, после чего оторвал кусок пиццы и положил на тарелку.

Перед тем, как достать из контейнера куриное крылышко, он уточнил:

– Они острые. Ты справишься?

В том, что ответил Луи, была виновата только я. Потому что он произнес слова, которые не раз говорила ему я.

– Я мексиканец. Никаких проблем.

Ореховые глаза изумленно посмотрели на меня.

– Хорошо, приятель. Если ты уверен. – С этими словами он взял, наверное, самое маленькое крылышко и положил его на тарелку.

– Джош, а ты? – поинтересовался он.

Три минуты спустя мы вчетвером сидели за столиком, набивая желудки. Клянусь, сыр обладает какими-то волшебными целительными свойствами, потому что пока я ела, у меня не болела голова. Джош проглотил три куска пиццы и два крылышка, после чего лег на пол и застонал. Луи был не большим любителем поесть, но тоже навернул достаточно. Не знаю, сколько ел Даллас, но, судя по всему, много. В итоге не осталось ни крошки.

– Голова уже не так сильно болит? – спросил Даллас, сидя на полу возле столика, прямо напротив телевизора. Вид у него был расслабленный и довольный, как у любого человека после пиццы.

– Лучше, чем до еды, – улыбнулась я. – Спасибо. Сколько я тебе должна?

– Нисколько, – твердо ответил сосед.

Я знала, когда спорить было бесполезно. К тому же, мне не хотелось этого делать. Позже, я как-нибудь отплачу ему.

– Тогда спасибо тебе еще раз.

Мне даже не пришлось напоминать мальчикам о манерах.

– Спасибо, мистер Даллас, – по очереди произнесли они, отчего меня переполнила гордость за них.

– Я же сказал, что вы можете называть меня Даллас.

* * *

– Мистер Даллас хороший, – произнес Луи спустя несколько часов, когда забирался в кровать.

– Считаешь? – ответила я, падая на край матраса. Голова уже болела не так сильно; по крайней мере, я могла разговаривать.

– Да. – Луи натянул одеяло до шеи. – Джош бросил мяч за забор, а он даже не разозлился. Мистер Даллас сказал, что Джош сделал ничего плохого.

– НЕ сделал ничего плохого, Лу. Ну, это было мило с его стороны. – С возрастом я все больше стала ценить такие качества, как терпение и доброта. Когда я была моложе – и гораздо дурнее – меня тянуло к сексуальным парням с хорошими машинами. Сейчас же я принимала во внимание кредитную историю, места работы и личные качества, которые невозможно определить за ужином или бокалом вина.

– Он сказал, что нам нужно отремонтировать забор.

Я кивнула, мысленно добавляя забор к списку вещей, нуждающихся в ремонте.

– Я знаю.

– Ты скажешь об этом Abuelito?

Я подмигнула ему.

– Не хотелось бы, может, мы справимся с этим сами? Как думаешь?

Милое детское личико мгновенно приняло расстроенное выражение.

– Может, Abuelito поможет?

– Зачем? Считаешь, что мы не справимся? – Признаться, я и сама не была в этом уверена, но что за пример я покажу детям, если буду постоянно обращаться с просьбами к отцу?

Судя по тому, что в следующую минуту произнес Луи, я уже показала им плохой пример. Малыш посмотрел мне прямо в глаза и очень серьезно произнес:

– Помнишь, что было с моей кроватью?

Я закрыла рот и сменила тему разговора.

– Хорошо, что ты хочешь услышать сегодня? – поинтересовалась я, подтыкая под него одеяло.

Луи задумчива хмыкнул.

– Новую историю. – Слава богу, он забыл про кровать.

– Новую историю?

– Да. – Я внимательно посмотрела на него, пока он не добавил: – Пожалуйста. Прости, я забыл.

– Хорошо. – Я провела пальцем по его стопе, зная, что Луи начнет молотить ногами и выберется из кокона, в который я его укутала. – Будет тебе новая история. Хм… – Несмотря на огромное количество историй о Родриго, иногда мне было сложно вспомнить то, что Луи не слышал миллион раз.

Когда отец сказал, что мой брат умер, минуты, последовавшие за этим, казалось, длились несколько миллионов лет. Я никогда не забуду о том, как сидела на кровати, а моя душа рвалась в клочья. Мы все были убиты горем. Я не спала с родителями с тех пор, как была малышкой, но тогда, помню, стояла перед закрытой дверью их спальни часами, отчаянно желая утешения, которые они не были готовы дать мне. И силой заставляла себя возвращаться в свою комнату.

Так было, пока я не увидела мальчиков. Тогда я и поняла, что Мэнди ничего не могла сделать для них. Мне пришлось забыть о горе – по крайней мере, перед ними. Даже при мысли о ней… о тех признаках, которые она выказывала… меня вновь охватило чувство вины. Мы все были виноваты, и я не хотела, чтобы Джош и Луи забыли о Мэнди.

– Ты хочешь услышать смешную историю о папе или… быть может, о маме?

Я чуть не пропустила, как Луи вздрогнул – так было каждый раз, когда я упоминала о Мэнди.

– Смешную, – ответил он. Ничего удивительного.

Я улыбнулась и отпустила тему матери.

– Как-то мы с твоим отцом ехали в Эль-Пасо, чтобы навестить Abuelita и Abuelito. Джош тогда еще не родился. В одном местечке мы остановились, чтобы поесть, но еда была отстойной, Лу. У нас сразу прихватило животы, но мы все равно подмели все подчистую. В общем, когда мы покинули ресторан и поехали дальше… твой отец начал жаловаться, что у него сильно крутит живот и он вот-вот обкакается.

Луи расхохотался.

– Потом он начал угрожать, что сделает это в машине, поэтому я остановилась на первой попавшейся нам заправке, и он побежал в туалет. – Я так ярко представила себе это, что рассмеялась. – Он держался руками за зад, как будто пытался удержать все внутри себя. – К этому моменту мы с Луи смеялись так, что на глазах выступили слезы. – У меня тоже крутило живот, но не так сильно. Где-то через тридцать минут твой отец вернулся весь потный. Честно, Луи. Весь потный. Он залез в машину, я посмотрела на него и поняла, что на нем нет носков. Поэтому я спросила его: «Что случилось с твоими носками?». А он ответил: «В туалете не было бумаги».

Луи со смехом перекатился на бок и схватился за живот.

– Что, понравилась история?

Луи продолжал смеяться и выкрикивать: «Боже мой, боже мой» снова и снова. Чувствуется влияние моей матушки.

– Через месяц у него был день рождения, и я подарила ему рулон туалетной бумаги и носки.

– Дедушка показывал мне рождественскую видеозапись, когда ты даришь папе носки, а он швыряет их в тебя.

Я кивнула.

– Он заставил меня пообещать никому не рассказывать об этом, поэтому я просто дарила ему носки.

– Ты такая смешная, Tia.

– Я знаю.

Лицо Луи порозовело, и он выглядел таким счастливым.

– Я скучаю по нему, – произнес малыш.

– Я тоже, Лу. Очень-очень сильно, – ответила я, чувствуя, как в горле нарастает ком. На глазах выступили слезы, но мне удалось удержать их. Я хотела, чтобы этот момент оставался счастливым воспоминанием между мной и Луи. А поплакать можно и позже.

Луи сонно моргнул и мечтательно вздохнул.

– Когда я стану таким старым как ты, то хочу быть полицейским, как папочка.

Сердце сжалось от боли, и я даже не отреагировала должным образом на упоминание о возрасте.

– Ты можешь быть тем, кем захочешь, – ответила я. – Твоему отцу было бы все равно, главное, чтобы ты хорошо делал свою работу.

– Потому что он любил меня?

Этот ребенок просто убьет меня.

– Потому что он любил тебя. – Я с трудом сглотнула, надеясь, что Луи не увидит борьбу чувств на моем лице. Быстро подоткнув одеяло, я наклонилась и чмокнула его в лоб, получив в ответ поцелуй в щеку.

– Я люблю тебя, спокойной ночи.

– Я тоже люблю тебя, – ответил он, когда я направилась к двери. На моем лице расцвела улыбка несмотря на то, что крошечная часть сердца разбивалась в этот момент на мелкие осколки.

– Tia, если хочешь, можешь покупать мне носки, – добавил малыш.

Может, если бы я ожидала этого, его предложение не обрушилось бы на меня валун, за которым последовал взрыв ядерной бомбы в том месте, где когда-то было сердце.

У меня подогнулись колени. Горечь и что-то близкое к мукам охватило меня, но я собралась с силами, повернулась к Луи и кивнула.

– Думаю, твоему отцу бы это понравилось. Спокойной ночи, Лулу.

– Спокойно ночи, – выкрикнул он, когда я закрыла дверь и, прикусив губу, с трудом сглотнула.

Боже мой.

Боже мой.

В носу засвербило. На глазах выступили слезы. Я часто задышала, пытаясь найти силы, чтобы справиться с болью, которая рвала меня на части.

Почему жизнь такая несправедливая?

Почему не становится легче? Почему это должен был быть мой брат? Родриго не был идеальным, но он был моим братом. Он любил меня, даже если я и действовала ему на нервы.

Почему?

Неожиданно раздался голос Джоша:

– Тетя Ди.

Черт.

– Ты готов ко сну? – хрипло произнесла я.

– Да, – ответил он и тут же раздался скрип кровати.

Я вытерла слезы тыльной стороной руки, а потом подняла футболку и высморкалась. После чего сделала глубокий вдох, который не особо помог, но я не могла не пожелать Джошу спокойной ночи.

Когда мне, наконец, удалось взять себя в руки, я выдавила улыбку и просунула голову в его комнату. На кровати лежал Джош и, конечно же, мой третий парень – Мак, который тут же замахал хвостом прямо перед лицом маленького хозяина.

– Что за историю ты рассказала Лу? – поинтересовался Джош, будто чувствуя, как мне сейчас больно.

– О твоем отце и носках.

Он улыбнулся.

– Я знаю ее.

– Правда? – спросила я и присела на край кровати, после чего положила одну руку на Мака, а вторую – на Джоша. Если он знал, что я расстроена, то смысла скрывать это не было.

– Да, он рассказал мне.

Я удивленно приподняла брови.

Джош пожал плечами и посмотрел на меня.

– Однажды, когда мы были в парке, мне пришлось воспользоваться одним из его носков, – покраснев, ответил он.

На моих глазах снова выступили слезы. По крайней мере, Родриго рассказал об этом Джошу. Оставил ему о себе еще одно воспоминание.

– Мне тоже приходилось пару раз переодевать нижнее белье на изнанку. Ничего страшного.

Такое случается.

Он в ужасе посмотрел на меня.

– Какая гадость!

– Чего? А подтирать зад грязным носком – это не гадость?

– Это совсем другое! – заявил Джош.

– С чего бы это? – поинтересовалась я, вспоминая как мы с Родриго сотню раз спорили на эту тему.

– Потому что! Ты девочка!

Я закатила глаза.

– Боже, заткнись. Это нормально. И то, что я девочка, а ты мальчик, не имеет значения. Но девочкой быть лучше. – Я ткнула в него пальцем.

Джош покачал головой и вздрогнул, якобы шокированный моими словами. Я лишь вновь закатила глаза.

– Ложись спать.

– Я и так лежу.

Я усмехнулась, и он усмехнулся в ответ.

– Я люблю тебя, Джош.

– Я тоже люблю тебя.

Я поцеловала его в щеку, а потом чмокнула и Мака. Мне даже стало немного легче. Но этого было недостаточно.

Порой я чувствовала себя изменницей из-за того, что слишком сильно любила их. Потому что они не должны были быть моими детьми. И единственная причина, по которой это стало возможным, – ужасное событие в нашей жизни.

Мне было очень больно. Как уже давно не было. На глазах выступили слезы, в носу захлюпало, и на секунду я подумала о том, чтобы закрыться в шкафу и выплакаться. Как я всегда делала, с самого детства. Но это место было слишком старым, а шкаф слишком маленьким. Кухня, гостиная, столовая и прачечная тоже не подойдут.

Не успела я хорошо подумать, как уже закрывала за собой входную дверь и тяжело дышала. В глазах стояли слезы, а горло, казалось, распухло в два раза. Я села на верхнюю ступеньку и скрючилась, пытаясь унять боль. Мне было тяжело дышать, а слезы все капали и капали.

Жизнь такая несправедливая. Но… ничего личного. Я знала это. Так говорилось в брошюрах, которые я читала после смерти Родриго. Но это знание не помогало.

Боль потери не становилась меньше. Я не переставала скучать по брату. Ничто и никогда не заполнит пустоту после его смерти, которая осталась в моей жизни, жизни мальчиков, моих родителей и даже Ларсенов.

Я даже не пыталась вытереть слезы и высморкаться.

У него было двое детей, жена, дом и любимая работа. Ему было всего тридцать два года, когда он умер. Тридцать два. Через три года мне самой исполнится тридцать два. Мне до сих пор кажется, что у меня впереди вся жизнь. Он, наверное, думал так же.

Но его больше ничего не ждет. Вот он жив, а через минуту – уже нет. Как-то так.

Боже, я безумно скучала по его дурацким шуткам и упрямости. Как он не давал мне спуску ни в чем. Родриго был больше, чем брат для меня. Больше, чем друг. Он учил меня водить машину и помог заплатить за курсы стилистов. Он научил меня всему.

Я с удовольствием вновь стала бы эгоистичной идиоткой с ужасным вкусом в отношении мужчин, если только это могло бы вернуть его обратно.

Я скучала по брату. Очень. Сильно.

– Ты в порядке? – внезапно раздавшийся голос чуть не довел меня до инфаркта.

Я подняла взгляд, даже не потрудившись вытереть слезы и нос. Как кто-то мог подойти ко мне незамеченным? Я покачала головой Далласу, который стоял на нижней ступеньке, и призналась:

– Не совсем.

– Я так и понял, – мягко произнес он. – Не знал, что можно плакать, не издавая ни звука.

Сосед нахмурился и пристально посмотрел на меня.

Я шмыгнула носом и прикусила нижнюю губу, будто это могло помочь остановить слезы. Но они продолжали катиться по щекам, несмотря на то, что мозг требовал прекратить это.

– Голова все еще болит? – тихо поинтересовался Даллас.

Я пожала плечами и вытерла слезы. Да, болит, но не так сильно, как сердце.

– Что-то случилось с мальчиками?

Я снова покачала головой, боясь открыть рот и громко зареветь перед этим мужчиной.

Он обернулся и потер шею, после чего со вздохом повернулся ко мне.

– Если ты хочешь поговорить… – Даллас почесал щеку, чувствуя себя неловко. Не могу винить его за это. Мне тоже не хотелось, чтобы свидетелем моего горя стал человек, который плохо думал обо мне в начале нашего знакомства. – Я буду молчать, – наконец, добавил он, вынуждая меня поднять взгляд. Легкая улыбка на суровом лице была столь неожиданной, что застала меня врасплох.

Рассказать ему? Практически незнакомцу? Поделиться с ним тем, чем я не делилась даже с родителями? Но как описать самое худшее событие в своей жизни? Как объяснить, что твой брат умер, и твоя жизнь изменилась навеки?

Я не была замкнутым человеком, не способным делиться чувствами, но это… это было совсем другое. И не имело ничего общего с жалобами на маму подруге.

– Я не… Я не… – Я захрипела. – Я… я ненавижу это. Я не жду от тебя жалости или внимания…

Сосед опустил голову и сглотнул.

– Я уже говорил тебе, что знаю это, – все так же тихо произнес он. – Я думал, что мы разобрались с этим?

Я шмыгнула носом.

Даллас снова вздохнул и посмотрел на меня своими орехового цвета глазами.

– Давай, прекращай плакать, – мягко попросил он.

Я хотела ответить ему согласием, но не могла произнести ни слова из-за икоты.

– Я не пытаюсь у тебя что-то выведать.

Я тяжело дышала, пытаясь сдержать молчаливые слезы. Мне хотелось сказать ему, что со мной все в порядке или, по крайней мере, будет в порядке, но вместо этого у меня затряслись плечи и рот сам собой произнес:

– Он хочет, чтобы я купила ему носки.

После короткой паузы, Даллас переспросил:

– Что?

– Луи хочет, чтобы я купила ему носки.

Несмотря на слезы, застилавшие глаза, я видела, как у соседа отвисла челюсть, и он побледнел.

– Ты не можешь… купить ему носки?

Я приложила руку к сердцу, будто пытаясь унять боль.

– Нет, могу. – Я вытерла лицо и отметила про себя, что Даллас, наконец, закрыл рот. – Раньше я дарила носки своему брату, а теперь Луи просить дарить носки ему, потому что я не могу… не могу больше… дарить их брату.

– Дело ведь не в носках? – после короткой паузы поинтересовался Даллас.

Он даже не знает. Откуда ему знать? Дело не в чертовых носках. По крайней мере, не совсем. Дело во всем и понемногу. В жизни и в смерти, в черном, белом и сером. Дело в том, что я должна была быть сильной, когда у меня не было на это сил. Что я должна была жить дальше, когда мне хотелось умереть. Я знала, что мои слова не имели для него никакого смысла. Но как я могла ему все объяснить? Как могла рассказать, что часть меня умерла со смертью брата, и я изо всех сил пыталась сохранить остатки себя в целостности, едва удерживая их вместе с помощью скрепок и изоленты.

– Я скучаю… – Клянусь, моя грудь взорвалась от боли. Я не могла выдавить ни слова. Или, быть может, не хотела. Я редко с кем говорила о Родриго, только если с Ван. Но Ван была моей названной сестрой.

– Мой брат умер, а я безумно скучаю по нему, – прохрипела я то, что никогда не сказала бы маме и папе. Зато сказала человеку, который жил через дорогу от меня. Я прижала ладонь ко рту, будто пытаясь унять свою боль. – Я очень скучаю по нему.

– Прости, я не знал, – мягко ответил Даллас.

– Мне… мне тяжело говорить об этом. – Я передернула плечами и вновь прижала ладонь ко рту, чувствуя, как на меня со всей силы обрушивается горечь утраты.

Почему эта боль не утихает со временем?

– Мне приходится рассказывать Луи истории, потому что он плохо помнит его. Уверена, что Джош тоже. И они вынуждены жить со мной. Со мной. Он оставил их мне. – Из глаз вновь ручьем потекли слезы. Я до сих пор не могла поверить в это. Из всех людей в мире они с Мэнди выбрали меня. – О чем он думал. У меня нет опыта. Что, если я все испорчу?

Я и забыла, что Даллас ничего не знает о моем брате. Ему не понять, почему я так сильно скучала по нему. Откуда?

– Господи Иисусе, – пробормотал он и посмотрел на меня так, будто не знал, что сказать.

– Прости, – вытерев лицо, произнесла я. – Сегодня был длинный день, и ты уже много сделал для меня. Прости. Это все Луи и чертовы носки.

Сосед продолжал внимательно смотреть на меня.

– Мальчики… они оба… дети твоего брата?

Я кивнула и шмыгнула носом.

На мгновение выражение его лица изменилось, но он тут же нахмурился. После чего открыл рот… и снова закрыл его. Передернул плечами и покачал головой. И, наконец, произнес:

– За что ты извиняешься? Ты просто расстроена и скучаешь по брату.

Я была настолько потрясена, что даже не кивнула.

Теперь Даллас смотрел на меня как на сумасшедшую.

– Ты сама почти ребенок, а воспитываешь двоих детей. И переживаешь о том, какими людьми они вырастут.

Я откинула голову назад и зажмурилась, пытаясь взять себя в руки. Одновременно с этим издав булькающий звук, давая понять, что услышала его.

Прошло несколько минут. Я не хотела смотреть на соседа, поэтому и не смотрела. В конце концов он уселся на вторую ступеньку, так близко, что его рука касалась моей ноги.

– Сколько времени прошло?

– Два года, – прохрипела я. – Самые долгие два года в моей жизни.

Он тяжело вздохнул, и я, наконец, подняла на него взгляд. Даллас сидел, задрав голову вверх. Мимо нас проехала машина.

– Мне было столько же лет, сколько Джошу, когда умер мой отец, но я до сих пор по нему скучаю. За два года может произойти множество событий, но это недостаточно долго, чтобы боль утраты стала меньше, – спокойным и, где-то даже милым голосом, произнес сосед. – Тот, кто не согласится с этим, никогда никого не терял.

Лучше сказать было невозможно.

– Да, это недостаточно долго. Даже и близко, – согласилась я. – А ты… все нормально сейчас? Тебе стало легче? – поинтересовалась я, не ожидая, что он ответит. – Иногда я забываю о том, что не могу позвонить ему или рассказать что-нибудь смешное. Что не могу попросить его помочь исправить мои ошибки, пока о них не узнал отец. – Сколько раз так было? Я икнула, с каждой секундой все больше скучая по Родриго.

В горле запершило. По подбородку текли то ли слезы, то ли сопли. Но мне было наплевать.

– Я никогда больше не увижу его. Он никогда больше не ткнет меня тортом в лицо. Родриго был засранцем, но моим засранцем. И я хочу его обратно. – Слезы вновь потекли по лицу ручьем, а в груди все сжалось.

– Засранец или нет, но он был членом твоей семьи.

Я не могла перестать реветь.

– Я знаю. Он был у меня двадцать семь лет. А мальчикам не было отпущено и половины этого срока. Это несправедливо. Если бы что-то случилось со мной, то все было бы совершенно иначе. – Я вытерла слезы тыльной стороной руки. – Это так, черт возьми, несправедливо по отношению к Джошу, Лу и моим родителям.

Даллас посмотрел на меня через плечо. Свет от лампочки на крыльце очертил его мужественную челюсть и прямой длинный нос.

– Я не стану спорить с тобой насчет несправедливости. Потому что ты права. Я не знаю, почему некоторые люди умирают, а некоторые продолжают жить. Но мы ничего не можем с этим поделать. Не стоит чувствовать себя виноватой в том, что ты здесь, а его нет.

Я застонала и покачала головой.

– Диана, – успокаивающе произнес он голосом, совсем не похожим на обычный. – Я достаточно видел, как вы общаетесь. И… никогда не скажешь, что они не твои. Ясно как день, что мальчики любят тебя гораздо больше, чем просто тетю. И этого не было бы, делай ты что-то неправильно. Я не знаком с твоим братом, но если он сейчас наблюдает за тобой, то знает, что сделал правильный выбор.

В его словах и голосе было что-то, отчего мне стало легче. Совсем немного легче. Я шмыгнула носом и подумала о том, насколько мы трое привязаны друг к другу. Может, сама ситуация, которая связала нас, и была ужасной, но я любила мальчиков больше, чем кого бы то ни было в этом мире.

– Они и правда любят меня. Всегда любили.

Даллас пожал плечами так, будто только что разрешил какую-то великую тайну.

– У меня нет детей, но у многих друзей – есть. Если тебе станет легче, то на мой взгляд ни один из них не знает, что он делает большую часть времени. Моя мама уж точно не знала.