Текст книги "Проклятье куртизана (СИ)"
Автор книги: Мари Рувель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 41 (всего у книги 43 страниц)
– О, нет, ну что ты! – бета перепугался. – Не надо… Всё ведь обошлось…
– Да где ж обошлось?! – Ади взял его за руку. – А это что?! – он показал на синяк.
– О, Небеса первозданные! – Марк взмолился. – Прошу тебя, не втягивай меня в это! У меня такие слабые нервы!
Омега сразу притих. Но идею свою не оставил. А это говорило о том, что он уже всей душой прикипел к Марку.
А тот так и стал приходить, и избавил омегу от всех хлопот, полностью взяв дитя на себя. Даже Рэй вздохнул свободней, потому что здорово умотался за эти месяцы, хоть и скрывал свою усталость, чтоб не расстраивать мужа. Но теперь в семействе воцарился полный мир и покой, всё вернулось на прежние круги. Ади и Рэй снова вместе работали, омега расцвел и благоухал, полностью углубился в дело. Марк приходил рано утром, уходил поздно вечером. Он даже квартирку купил – уже свою личную – прямо поблизости со ставшими дорогими ему людьми. Рэй в итоге нанял бету официально, в качестве гувернёра, назначив неплохую зарплату, но мистер Эдвард, прознав про это, взял все расходы на себя, потому что Марк ему нравился, и он почёл за честь позаботиться о нём в память о Даниэле. Одним словом, бета обрёл новую семью, а точнее – в той же и остался, и стал просто незаменим. Ади полюбил его всей душой, а Марк, понятно – его. Да ещё как… И всё равно эта любовь была очень чистой и целомудренной.
Кстати, омега за него отомстил. Он сам вызнал последнего нанимателя Марка, для достоверности пообщался с ним, точно установил, что бета работал именно у него и был обижен им. Потом омега тайно назначил ему свидание, они погуляли, Ади его очаровал. Негодяй, конечно, совал свои мерзкие руки куда не просили, но омега пока терпел и даже улыбался. Потом они вместе сфотографировались, а дальше Ади направился прямиком к комиссару. Просто чутьё подсказало.
– О! Красота моя ненаглядная, – инспектор искренне обрадовался. – Гора сама пришла к Магомету? А я и сам всё собирался, да куча дел… А ты уж и папочкой стал. Ну поздравляю, – инспектор пожал Ади руку, потом по своей любимой привычке откинулся на спинку стула, опасно отклонившись назад и, только чудом удерживая равновесие, сложил руки на животе. – Так что случилось-то, радость моя семицветная? Ах да! – он снова опрокинулся вперёд, наклонился к омеге. – Самое ж главное. Даже не знаю, как и благодарить тебя. Мальчишку-то ты нашёл, а! Братья отстали. Фуф! – он сделал вид, что вытирает пот со лба. – Все нервы вымотали. А тут вдруг звонят, благодарят, нахваливают полицию нашу. Уж я и не думал – всё-таки два года мурыжили их, но они ничего: и ругаться умеют, но когда надо, и «спасибо» могут сказать. А я честно им признался… Говорю, удалённый сотрудник у нас есть хороший – он и нашёл вашего парня, его и благодарите, – комиссар подмигнул Ади. – На свадьбе-то видел огромную корзину с розами? Так вот – это они тебе прислали…
Омега приподнял брови.
– Да? – он улыбнулся, вспомнив чудесный букет, похожий на алый водопад, который перещеголял все свадебные украшения в зале. – Так это от них? А я тогда и не понял. Так загадочно написали: «За спасение юной души».
Инспектор усмехнулся.
– Философы, – сказал он. – Два таких мордоворота, а тонкую душу имеют. Убивались тут так, что не успели мальчишку вовремя от родителей забрать – еле утешил. Потом похороны устроили, да такие красивые – всё в белых цветочках. Оба рыдали, на поминках весь бедный квартал обкормили, чтобы мальчишка обрёл покой на том свете – во какие суеверные. А может и правильно… – комиссар почесал затылок. – Так что спасибо тебе – и меня спас, и мальчонкину душу, и этих ребят осчастливил. Таких родственников дай бог каждому, чтоб вот так семью берегли…
Ади покивал, дожидаясь, когда же можно будет вставить слово, и, наконец, дождался.
– А я по делу, – сразу произнёс он, как только образовалась пауза. Омега включил телефон и показал инспектору фото обидчика Марка. – Не знаком вам этот человек?
Лицо комиссара сразу потемнело – весёлость исчезла, сменилась какой-то злой озабоченностью.
– Знаю его, как же… – сказал он. – Гнида редкостная – вот это кто. А зачем он тебе? Ты, надеюсь, не пострадал от него?
– А как я мог пострадать? – омега почуял добычу.
– Ну… – полицейский раздражённо покачал головой, и вдруг в сердцах стукнул кулаком по столу – видимо, счёты с этим субъектом у него были крупные, и следующие же его слова это подтвердили: – Да два изнасилования на нём, и это только те, о которых я знаю. А сколько неизвестных – это ещё посмотреть надо. Я узнавал – слухи ходили: рыло у него знатно в пуху… Но главное, – инспектор выставил сжатый кулак. – Сходит ему всё с рук – вот что мерзко. Хотел его засадить, да куда там? Меня ж чуть и не уволили за это, а он ещё тут ходил – ухмылялся, снисходительного гражданина изображал. Я, честно, еле сдержался, чтоб шею ему не свернуть…
– Ясно, – Ади кивнул. – А что с жертвами? Ну… кто от него пострадал.
Начальник вздохнул ещё глубже.
– А что с ними? – он раздосадованно прицокнул языком. – Один в психушке – так и лечится, ну хоть шансы есть. Заядлый суицидник теперь, но пока спасают. Другой пытался справедливость восстановить, так его папулю избили до полусмерти… с чего-то вдруг. Да ещё намёки пришли по почте позже, что, мол, будешь рыпаться, папочка твой инвалидом останется, а у этого омежки кроме единственного отца и нет никого. Одно горе… – комиссар опять покачал головой, но тут вдруг опомнился. – Эй! А зачем это тебе? Я не понял… – но Ади уже поднялся.
– Спасибо, – видно было, как он взбешён, хоть и хорошо скрывал свои чувства. – Я узнал всё, что мне надо…
– Эй. Эй! – полицейский выскочил из-за стола, догнал омегу, потому что тот быстро двинулся к двери. – Ты что задумал? Нет, я понимаю, что мужик этот – мерзота редкостная, но… ты сам-то себя не губи! Знаю я твои закидоны. Имей ввиду, – он погрозил Ади пальцем, – если с ним какой-нибудь криминал приключится – ты у меня теперь первый подозреваемый. А мне б не хотелось… Вот я теперь жалею, что рассказал тебе…
– Не надо жалеть, – омега ему улыбнулся. – Я просто пришёл узнать про нового знакомого. Подозрения были, вот и осторожничаю. Но теперь знаю, что за фрукт. Спасибо… – слова эти были произнесены таким будничным тоном, что комиссар может и расслабился бы, не знай он так хорошо психологию людей.
– Послушай, цветочек мой, – он взял Ади за руки. – Умоляю, не связывайся ты с этим отребьем. Или давай вместе. Ну скажи хоть, что задумал-то?
– Да правда – ничего, – омега поглядел на инспектора ясными, честными глазами. – Клянусь, никакого криминала. Просто буду теперь избегать этого человека. Вот и всё, – он с улыбкой пожал инспектору руку и вышел, а тот ещё долго смотрел ему вслед, с волнением потирая подбородок и уже заранее прорабатывая план, как спасти парня из лап поганого зверя.
Но не пришлось. Ади выполнил обещание, и ничего противозаконного не произошло. Он просто созвонился с новым поклонником, вежливо извинился и сказал, что их встреча была ошибкой и нужно всё прекратить. Тот, конечно, взбрыкнул и даже пытался давить, тогда Ади убедительно изобразил испуг и омежью покорность – как полагалось, а на следующий день распечатал фото насильника из своего телефона и ночью, при свете свечи, проткнул его изображение ржавой иглой прямо в области чресел. Что он при этом шептал и что приговаривал, было не слышно, но атмосфера в ванной, где Ади спрятался для ритуала, воцарилась зловещая. А спустя пару дней его новый поклонник вдруг оказался в больнице – с огромной опухолью в интимных местах. Причём прогноз был настолько неутешительный, что больного пришлось оскопить ради спасения жизни. Но и это помогло не особо, поэтому по прошествии полугода – после ряда мучительных курсов лечения, не давших никаких результатов, пациент приказал долго жить на радость всем своим жертвам. Так одним насильником в мире стало меньше, справедливости больше, а вот как Ади этого добился, и кто его научил – это осталось тайной.
====== 74. Неправильный король ======
Прошло пять лет. Флори совсем уже вырос и развивался даже быстрее, чем обычные дети – что для гаммы в общем-то было нормальным явлением. Он быстро догнал по интеллекту маленького ЛЮси и даже перерос его, хотя тот и был на два года старше, и тем не менее дети очень сблизились и подружились.
Марк в первое время проводил в доме у Рэя почти целые сутки, а иной раз и оставался на ночь, но позже у него стали появляться выходные, потому что в субботу и воскресение Флориэля забирал к себе Эмир. Мальчик ужасно скучал по маленькому Люсьену, да и тот по братишке тоже, поэтому вскоре эти поездки стали семейной традицией. И тогда омега с альфой оставались дома одни, а это было своеобразным праздником, который молодые родители с радостью отмечали. Но и они в свою очередь тоже не оставались в долгу и периодически освобождали Эмира и Дина, и в конце концов распределение детей на выходные стало вестись по очереди. Таким образом все были счастливы, любовь не гасла под ветром семейных забот – а то и крепла, дети тоже обожали друг дружку, и Флори даже твёрдо решил, что возьмёт ЛЮси в мужья. Но тут у него появился серьёзный соперник.
Это был один из братьев-близнецов Ади – Рональд, тот самый, который был слишком стеснительным при первой встрече с Рэем. Но теперь-то он уже вырос: стал серьёзным, разумным, почти уже взрослым (братьям к тому времени исполнилось по четырнадцать лет). Рон проявлял недюжинные способности к образованию, уверенно смотрел в будущее, строил планы, и Ади даже начал посвящать его в строительное дело, передавая ему все знания, которыми сам владел. Рональд хотел быть архитектором – он прекрасно рисовал, чертил, технические предметы давались ему настолько легко, что его впору было перетаскивать из класса в класс через один, если б не проблемы с гуманитарными дисциплинами. Но и они возникали лишь потому, что Рону некогда было ими заниматься.
Он с головой уходил в изучение проектирования и строительства, историю архитектуры и искусства (вот здесь-то как раз всё было уже на отлично), Ади каждые выходные держал его возле себя и наставлял, а Жан уже посматривал на маленького вундеркинда как на возможного партнёра в деле. Но Рональд и в самом деле вобрал в себя всё: и ум, и интеллект, и высокие способности к познаниям, а ещё создавалось впечатление, что он впитал в этом деле не только своё, но и братово.
Потому что Равиль – второй близнец, в отличие от Рона был совершенно другим. Учился неважно и без желания, любил полениться, частенько хитрил и притворялся больным, только бы не идти в школу. И хоть проблем с ним особых не было: он был весёлым, общительным, в классе его любили, оценки он порой получал только лишь за своё обаяние и «красивые глаза», но в общем и целом Равиль рос очень праздным ребёнком. А ещё он обожал Рэя. Каждые выходные – а в эти дни у Ади собирались не только младшие, но и близнецы – Равиль буквально прилипал к альфе и ни на шаг от него не отходил. В детстве он вис на нём, и Рэю приходилось даже передвигаться по квартире с мальчишкой на руках; когда стал старше, то просто сидел рядом, или лежал, если Рэй смотрел какой-нибудь фильм, и постоянно ласкался к нему. В итоге Равиль стал напоминать по поведению Эмира, и Рэй, опасаясь за его ориентацию, решил немного отдалить парня от себя, но дело кончилось такой жуткой истерикой, что альфе пришлось сдаться, и малыш продолжил к нему клеиться. Рэй лишь выставил определённые рамки, чтобы их ласки не переходили разумные границы, и всё равно ситуация сложилась, на его взгляд, неправильная.
Но сделать ничего было нельзя – Равиль хоть и по-детски, но был очень горячо влюблён в своего сводного дядю и даже называл его отцом, особенно при всём в классе. Когда Рэй забирал близнецов из школы, чтобы отвезти их к себе домой на выходные, Равиль непременно выбегал из здания с радостными криками: «Папа! Папа!» – и бросался альфе на шею. Рональд только осуждающе качал головой, глядя на это, но не вмешивался, а иной раз даже разруливал стычки брата с одноклассниками – те ведь беспрестанно твердили Равилю, что Рэй ему вовсе не отец, а настоящий его отец умер, и дело доходило до яростных драк. Но Рональд их пресекал, если успевал, и в конце концов убедил бОльшую часть приятелей не трогать Равиля и дать ему возможность называть отцом того, кого он хочет. А позже конфликт угас окончательно, потому что Рэй пошёл навстречу мальчишке и стал звать его сыном. Вот тут уже и сверстники притихли, а уж как счастлив был Равиль – так это надо было видеть.
Вот так мальчик выбрал свою любовь, и пусть чувства его были наивны и по-детски чисты, но Рэй всё равно сходил с ним к психологу. Альфу ситуация беспокоила, как когда-то тревожил отца случай с Эмиром, но даже специалист и тот посоветовал ему (как Ади, как Жан и даже как мистер Эдвард) особо не травмировать ребёнка. «Мальчику просто до боли не хватает альфы-родителя, – так он сказал. – И эта жажда вылилась в глубокое, нежное чувство, которое позже пройдёт, и беспокоиться не стоит». Но Рэй всё равно беспокоился, и, кстати, его опасения подтвердились: когда Равиль вырос, то первым же делом нашёл себе в пару альфу, причём до невозможности похожего на «приёмного отца». Вот этого Рэй и боялся, но видимо с судьбой не поспоришь. Конечно, он не стал повторять ошибок родителя и принял выбор «сына», ничуть не охладев к нему душой. Поэтому Равиль не пострадал, как Эмир, и даже был счастлив со своим новым избранником, но это уже было потом, а пока он не отходил от Рэя, и альфа даже иногда обнаруживал его у себя утром под боком в постели. Точно как Эмира когда-то. Но ругать Равиля было бесполезно – он тут же начинал рыдать и заикаться, а Рэй не мог на это спокойно смотреть. Поэтому он молча просыпался, обнимал мальчишку, включал мультики или какой-нибудь фильм, и они просто лежали вместе какое-то время, прежде чем встать. Равилю этого хватало, и он потом целый день бегал счастливый и радостный, зато Рэй не ссорился с Ади, который чуть что – постоянно вступался за брата.
Но к счастью, хотя бы Рональд, в отличие от Равиля, выбрал себе вполне, если можно так выразиться, «нормальную» пассию. Он влюбился в маленького Люсьена, да так сильно, что это стало камнем преткновения и причиной ссор между детьми. А поскольку Флори, несмотря на свой пятилетний возраст, был уже вполне серьёзным соперником, то на этот раз Рон проявил безжалостность и первым делом высказывал малышу, что ЛЮси не сможет стать его мужем, ибо они оба – братья. На что Флориэль, недолго думая, парировал, что Рональд тоже не имеет таких прав, поскольку он Люсьену дядя, и дело кончилось дракой. А поскольку Рон был сильнее, то ЛЮси тут же вступился за слабого – ибо присутствовал при конфликте, и сердце Рональда разбилось окончательно. В итоге у них с Флориэлем возникли неприязненные отношения, и Рон стал глубже уходить в учёбу, чтобы поменьше страдать. Но всё равно стычки случались, в последнее время всё чаще, и в них уже приходилось встревать Рэю, чтоб дети не покалечили друг друга. Вот такие были проблемы в этой семье, хотя споры решались быстро – в основном за счёт того, что Рональд уступал, руководствуясь своей мудростью и старшинством, но надежд на Люсьена не оставлял ни на минуту. И пусть Ади и Рэй были уверены, что рано или поздно этот «заскок» пройдёт – Рон был с ними не согласен. Но втайне.
А Ади так и не смог стать хорошим родителем. Конечно, он сразу пришёл в себя, как только Марк взял все заботы о сыне в свои руки. Омега ужасно тогда переживал за все те мысли, которые лезли ему в голову, пока он был в неадекватном состоянии, но депрессия быстро прошла – свобода и работа, а так же осознание того, что ребёнок под надёжным присмотром, быстро исцелили Ади. И всё равно он не смог полюбить сына так, как надо бы. И не потому, что Флори напоминал ему давнее зло, нет – об этом омега уже давным давно позабыл, но он просто по натуре своей не был приспособлен к отцовству. А Флориэль страдал. Он чувствовал эту нелюбовь, часто из-за этого плакал, бывало, что и болел, и Ади даже оставался с ним один на один вместо Марка, чтобы хоть как-то загладить вину, но хватало его ненадолго. Стоило позвонить кому-то с работы, как омега снова углублялся в дело, забыв про всё: висел на телефоне, торчал в скайпе, изучал материалы, решал деловые вопросы, а Флори пока читал книжки, играл совершенно один, смотрел мультфильмы и, сам того не осознавая, болезненно ждал с работы отца. Чтобы обнять его и прижаться, наконец, к любящему сердцу, испив его доброго тепла.
А Рэй и в самом деле обожал детей, причём всех четверых сразу, и почти не ставил между ними различий. Ну разве что самую малость: Флори он любил как родного – и это было понятно, а ЛЮси ласкал и нежил особенно, потому что тот был омегой, а ещё невероятно похожим на умершего возлюбленного, и альфа будто бы долг ему возвращал – за всё. Ведь Ади рассказал Рэю – ещё в роддоме, что именно ЛЮси, приснившись ему, поведал об истинной причине своей смерти. Поэтому дело и закрутилось. А ещё Рэй узнал, что это Люсьен будил его и приводил в сознание, когда альфа впадал в состояние сомнамбулы и пытался убить своих парней. Рэй тогда очень растрогался от всего услышанного, безоговорочно поверив Ади, и долго плакал, а потом признался, что чувствовал всё это сам, но просто боялся поверить. Он ужасно переживал, что ЛЮси помогает ему и даже спасает, хотя Рэй этого ни капельки не заслуживает. И даже то обстоятельство, что возлюбленный погиб не от его руки, не особо успокоило альфу. Он всё равно чувствовал вину, и только когда Ади рассказал ему всё и уверил, что ЛЮси совсем не сердится, а ещё живёт сейчас среди ангелов и даже счастлив, только тогда Рэй почти перестал страдать. А довершило дело то, что он взял под опеку место захоронения бывшего возлюбленного и его несчастных родителей, привёл могилы в порядок, поставил ограду и теперь тринадцатого числа каждого месяца посещал это место, возлагая свежие цветы к надгробьям, но теперь уже не испытывал никакого страха, а только покой и умиротворение на душе.
Так история и закончилась. Ади не стал говорить альфе, что ЛЮси скорее всего живёт теперь в теле приёмного сына Эмира – зачем всё усложнять? Тем более Люсенька – это уже был не Люсьен, а совершенно другой ребёнок, и он не помнил ровным счётом ничего из того, что с ним случилось, воспринимая себя самым обычным человеком. Он просто жил, рос и радовался, любил приёмных родителей и всех своих дядюшек вместе взятых, а заодно и деда. Мистера Эдварда ЛЮси особенно обожал, просто всем сердцем, как впрочем и Флори, поэтому оба ребёнка часто бывали у него в доме, в том числе и на выходных, и тогда праздник любви отмечался в обоих молодых семействах сразу. И это было прекрасно, но речь сейчас пойдёт о другом: об одном занимательном факте, который произошёл в жизни этих людей.
Ведь король, проявив благосклонность, разрешил Эмиру и Дину взять родовую фамилию их приёмного сына. Поэтому все документы, говорящие о том, что ЛЮси родителям не родной, были надёжно скрыты в тайном архиве дворца, а фамилию для пущей убедительности пришлось принять не только новоиспечённым родителям, но и всем остальным членам их семьи. Так Левансонским стал Ади (теперь уже официально), а так же оба его брата – Рональд и Равиль, с ними и дядюшки – мистер Стэнли и милейший господин Ив. И только с мистером Эдвардом произошла небольшая заминка. Отец Рэя отказался от титула наотрез, а так же запретил двум оставшимся сыновьям брать эту фамилию, за что король разгневался на него и вызвал к себе на аудиенцию.
Мистер Эдвард явился, ибо отказывать правителю считалось дурным тоном, и у них состоялся занятный разговор. Правда, не сразу. По традиции мистер Эдвард с Его величеством выпили коньяку, сыграли в шахматы, соперник, конечно, искусно поддался – этого тоже требовал этикет. Выиграв, король остался доволен, они с гостем пригубили ещё по бокалу, поговорили о сторонних вещах и только после перешли к делу.
– Так объясните же мне, дорогой, – обратился Антуан II, немолодой уже, но очень красивый альфа, к мистеру Эдварду, – поведайте мне причины, по которым вы осмелились отвергнуть данную мною милость… – Его величество имел ввиду дарование титула высокой фамилии обычной семье. – Эти основания, – продолжил король, – должны быть весом не меньше солнца, чтобы я прислушался к ним. Итак? – он взглянул на своего посетителя.
Мистер Эдвард промолчал. Он прекрасно знал, что король в курсе причины его отказа, и теперь осталось дать ему возможность самому блеснуть своими знаниями.
– Я знаю, знаю, – Его величество мягко похлопал гостя по руке. – Вы – прямой потомок нашего грозного предка Артура Жесточайшего. Причём настолько прямой, что даже кровь ваша чиста, как кристалл. Я прав?
– Ваше величество сведущ, как сам Всевышний, – произнёс мистер Эдвард, и король взглянул на него с интересом. Слова собеседника прозвучали спокойно, выдержанно, с присущим уважением к сану, но не превосходящим рамки собственного достоинства, а ещё без приторной лести. Антуан любил таких людей – тех, кто не пресмыкался перед ним.
– Прекрасно, – он оглядел посетителя, в который уже раз отметив его мужество и красоту, взглянул на слегка напряжённую складку между бровей, которая выдавала скрытое недовольство. Всё в стиле Артуровских отпрысков – таких нервных и взрывоопасных, но в то же время невероятно привлекательных. – Прекрасно… – венценосец задержал взгляд на сжатых губах мистера Эдварда, потом снова коснулся его руки.
Родитель поднял взгляд – твёрдый, уверенный, с чудесным «тёплым льдом» в глазах, как выразился бы поэт. И королю даже пришлось подавить вздох, ибо он был очень неравнодушен к таким красавцам, особенно с благородной яростью в сердце.
А разговор продолжился.
– Ваш дальний прадед, – снова заговорил Антуан, – средний сын Артура Жесточайшего, отказался в своё время от фамильного титула и велел своим детям следовать его примеру. Ибо он был твёрдо убеждён, что в трагедии, случившейся с королём Эндрю Нежнейшим и его маленьким сыном, был виноват лишь сам король Артур. Ваш прадед не пожелал иметь ничего общего с извергом, поэтому отказался от родства, но кровь всё же берёг. Ваша родовая линия сплошь состояла из чистокровных дворян Артуровского рода – но только из тех, кто так же, как вы, разделял взгляды вашего предка. Не так ли?
– Именно так, ваше величество.
Король удовлетворённо кивнул.
– Ваши родители погибли на затонувшем круизном лайнере. Когда вы были младенцем, вас воспитал слуга, который умер, когда вам исполнилось около десяти лет, потом вы воспитывались в пансионе, в двадцать один год получили своё наследство, составляющее довольно крупную сумму в деньгах, а так же в ценных бумагах, и в конце концов взяли в мужья простого человека без рода и племени и напрочь забыли о своём истинном происхождении.
– И ничуть не жалею об этом, – добавил мистер Эдвард. – Королевское бремя мне не к лицу.
– А я говорю, что к лицу! – король раздражённо поднялся, гость сделал то же, ибо сидеть в присутствии Его величества было неприлично. – Мне лучше знать, что вам к лицу, а что нет, – Антуан II возмущённо прошёлся по будуару.
Мистер Эдвард сделал пару шагов вслед за ним и встал посреди комнаты. В этот момент король снова приблизился и некоторое время смотрел в глаза посетителю, раздумывая, сердиться ли на него дальше, но в итоге опять вздохнул – дальний родственник покорил его сердце, как только вошёл в будуар (аудиенция была неофициальной и проходила в домашних условиях, ибо мистер Эдвард был практически братом, пусть и отколовшимся от семьи). И тогда Его величество решил действовать по-другому.
– Я прощаю вам вашу бестактность, – сказал он, – учитывая, что вы не получили должного воспитания, – король погрозил пальцем в воздух. – Что ж забудем, – и не дав гостю опомниться, сразу продолжил: – Но теперь я вполне понимаю, почему вы не можете взять фамилию Левансонских. Имея свой родовой титул рангом намного выше, вы вполне вправе отказаться. Это убедительное основание, и я снова прощаю вас.
– Я не просил прощения! – мистер Эдвард тут же вспылил, и ему было сейчас всё равно, с кем он говорит.
Король подавил улыбку. Ох уж эти Артуровские отпрыски, как же легко их зажечь. Это так возбуждало. Он решил ещё поиграть с огнём. Выпрямившись, Его величество убрал руки за спину, поднял голову выше, чтобы показать собеседнику своё величие и властно произнёс:
– Повелеваю вам взять свою исконную фамилию и вернуться в лоно семьи. Мы понимаем ваши мотивы и не сердимся. Мы вновь принимаем вас.
Мистер Эдвард еле сдерживал гнев.
– Нет!
Ответ был коротким и твёрдым, а у короля покраснели щёки, но он пока не понял, от чего: то ли от негодования, то ли от… более волнующего чувства.
– А вы знаете, что означает отказ? – Антуан II постарался придать голосу как можно больше суровых ноток. – Это чревато изгнанием.
– Знаю, – упрямец не дрогнул ни единым мускулом. – Но я не могу нарушить волю отцов, тем более посмертную!
– Зато Я могу нарушить её! – в том же тоне ответил король. – И даже могу отменить, ибо именно Я – ваш главный отец!
И это была чистейшая правда. Правитель, действительно, являлся отцом всех отцов и в самом деле мог менять волю настоящих родителей, если того требовали обстоятельства. И пусть обществом это не поощрялось, но порой бывало необходимо. Обычно такие вопросы решились на совете старейшин, правда сейчас король решил сам со всем разобраться. И мотивы у его были чисто эгоистичные: он хотел вернуть красивого родственника в стан семьи и приблизить его ко двору. Поначалу это не входило в планы Антуана – назначив аудиенцию, он лишь хотел выказать непокорному подданному свой гнев, а после заставить его сделать так, как было приказано. И не важно, будут его потом любить или нет. Но увидев мистера Эдварда воочию и воспылав к нему чувством, Его величество теперь хотел уладить дело миром.
На самом деле он и был довольно мягким человеком, и даже государством не правил сам – это бремя полностью легло на хрупкие плечи его мужа-омеги, правителя Лариэля-Сигизмунда, хоть все и делали вид, что не замечают сей казус. Но короля это вовсе не трогало. Он был доволен правлением своего мудрого супруга и даже рад был свалить с себя ношу, ибо истинной его страстью были празднества, развлечения и многочисленные фавориты-альфы, которыми король себя окружал. Он баловал их и лелеял, наслаждался их дружбой, а то и страстью (это уж как пойдёт), но если избранник наскучивал, а сам уходить и не думал, то Антуан жаловался мужу, и омега-король безжалостно изгонял очередного любовника своего супруга, изобразив ревнивого деспота. Так альфа-король всегда оставался чист и вроде бы даже сам становился жертвой, а это была очень удобная хитрость. Антуан попросту боялся мести своих бесконечных пассий (ну мало ли), зато его омега-муж не боялся ничего. Вот такие отношения были у венценосной пары, но это лишь потому, что короля-омегу Сигизмунда, действительно, интересовала только власть. Причём использовал он её не в личных целях, а во имя блага государства – честно и самоотверженно, а явное и значительное улучшение жизни подданных за время его правления прямо это доказывало. Но не об этом речь.
Альфа-король сейчас приметил очередное развлечение, как раз когда начал смертельно скучать в кругу приевшихся фаворитов, и пусть он прекрасно понимал, что в постель затащить мистера Эдварда вряд ли удастся даже под страхом смертной казни, но дружбу с ним вполне можно было бы завести. А чтобы она была искренней и по собственной воле, Антуан решил смягчиться и уступить.
– Ну хорошо, – он снова прошёлся по своему прелестному будуару. – Я дам вам время подумать. Пока я не гневаюсь, но снова вызову вас, – Его величество назидательно выставил палец. – Имейте ввиду. И учтите, я проявил к вам сейчас снисхождение.
Мистер Эдвард снова сжал челюсти, и король, заметив это, остался приятно доволен. Злить таких красивых людей ему нравилось – они так возбуждающе держали себя в руках, но король никогда не давил слишком сильно. Потому что выйди они из себя, и пришлось бы прибегнуть к наказанию, а то и изгнать наглеца. Но самое обидное было то, что он бы ушёл и никогда не вернулся. От большинства альф, которых приближал к себе король, не стоило ждать унижения или подобострастия. Нет. Эти люди были преисполнены гордости, неукротимы, бесстрашны, а этих качеств так не хватало самому королю. Вот он и наслаждался ими, пользуясь своим положением.
– Итак, вы меня поняли, – Антуан повернулся к новому герою своего сердца. – Или вы даёте мне согласие, скажем так… через неделю… или же я выдворяю из государства вас и всё ваше семейство.
«Вот интересно, как ты выкрутишься?» – Его величество почувствовал приятное волнение в груди. Он знал, что у мистера Эдварда большая семья, но благополучие их теперь полностью зависело от него. Король уже предвкушал его душевные мучения, надеялся, что тот поступится принципами ради детей, а значит сломается и поддастся, а больше ничего и не нужно. Железный человек должен смягчиться и выполнить волю слабого короля – в этом и заключалась приятность власти. Для Антуана уж точно, а на большее он и не был способен. Но не отчаивался. Пусть драгоценный муж использует своё положение на благо страны – этого вполне достаточно, а Антуана II интересовали только личные цели. Он был лишь украшением трона: несмотря на возраст, по-прежнему привлекательный, обаятельный, обходительный, забавный и в меру капризный, снисходительный, далеко не тиран, но главное, очень красивый. До сих пор. А красота ценилась в королях. Но она-то его и сгубила, и увела на праздный путь, но Антуан не роптал. Напротив, был счастлив, избалован, ленив и всегда всего добивался. Ещё ни один из его избранников не отказал ему – просто не посмел, а короля больше ничего по-настоящему и не волновало.
«И этот поддастся, – он с удовольствием потянулся в своей постели, куда улёгся отдохнуть, как только проводил мистера Эдварда. – Никуда не денется и будет рядом со мной, пока не наскучит. А я умею быть благодарным за дружбу, – он оглядел свои холёные руки. – И за любовь, кстати, тоже…» Но о любви Его величество мечтать пока не решился.
====== 75. И все пути сойдутся... ======
Мистер Эдвард, как и приказывал король, явился через неделю. Но перед этим произошли кое-какие события, о которых просто необходимо рассказать, ибо они напрямую повлияли на решение этого вопроса.
