Текст книги "Ручей (СИ)"
Автор книги: Мари Пяткина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
Глава 24. Грей
***
Он решительно ничего не понимал.
Грей думал, что уж теперь-то, когда он доказал, что не бесполезен, что полноценный член семьи, Мать будет довольна. Вот проснётся, отойдёт от слюней усса или в чьих там ещё слюнях извозили пёрышко, и сразу поймёт, что Грей защитил логово – да куда там, даже не вылизала, хотя он по всякому показывал себя и хвалился добытыми в бою ранами. Пока она спала, Грей надеялся, что Мать станет его вылизывать, а он презрительно скажет как настоящий воин – ерунда, царапина! Но даже этого удовольствия его лишили.
Вместо этого Мать испугалась не меньше, чем он сам поначалу. Целое утро в её голосе бился страх и пахла она страхом, Сестра плакала, а его никто не слушал, хотя Грей пытался объяснить, что бояться больше нечего, ведь он победил чужаков и весь в их крови, что он теперь воин семьи и его можно брать на охоту. Мать закрыла его в логове для странных дел с Сестрой, а сама занималась невесть чем, может ела, а им с Сестрой, как детёнышам, дала фрушей, и это было крайне унизительно. Во-первых потому, что Грей уже настоящий воин семьи, что и доказал, а во-вторых потому, что этих фрушей съесть никак невозможно было, только посмотреть. Грей так и сяк пытался, но фруши не брались, не пахли и даже не шевелились. Зачем такое давать?
Вскоре пришли другие. Он сперва решил, что новые чужаки напали, но прислушался и распознал укушенного старого самца, а старую самку ещё не знал, так узнал к своему несчастью. Кто же так раны вылизывает, чтоб эти двуногие все опустели?! Мать двумя лапами держала Грея за голову и морду, а самка его щупала за ноги, вытягивала хвост, совала в уши мох и трогала раны жгучей палочкой, не просто неприятно, а отвратительно и совершенно неправильно, о чём он честно сразу говорил. Но, наверное, это была Мать Матери, иначе зачем бы та являла Грея пред её глаза и нос? И Грей терпел все издевательства и крики, которые развели двуногие. А те кричали, и лопотали, и махали лапами. Ему казалось, что он слышит негодование и злость, если, конечно, не сам себе придумал, потому что чего на Грея теперь-то злиться?
Потом вообще случилось плохое – Мать закрыла его в маленьких сотах и вынесла из логова в другое, тесное, тёмное и тихое, где стояли молчаливые зверюги, хорошо хоть не ревели и его не трогали, а то как бы он смог отбиться? Никак. А сами-то ходили по логову, лопотали, стучали и гремели большими сотами, в общем, делали странное и, наверняка, важное, а его не пустили смотреть! Грей ужасно настрадался от мыслей, что сделал неправильное, знать бы хоть что. «Наверное, едят чужаков без меня», – подумал сперва, но быстро опомнился: ведь мусты не едят других мустов, просто бьют и гонят, наверное и двуногие делали так же. Надо было и ему не есть. Вот в чём крылась беда. Ну а как не есть, когда они тёплые, с горячей кровью, и оно всё само по себе произошло, Грей и не заметил. Да, надо было не есть.
Потом опять пришли чужаки, тогда он уже сидел тихо и слушал, как те ходят и лопочут. Он уже устал догадываться и путаться в своих догадках, что бы ни придумал – выходило не так, и Грей твёрдо решил не думать – пусть всё идёт само по себе.
Вечером Мать его выпустила. Она стала тихой и странной, еду давала и порой говорила с ним о чём-то на непонятном своём, птичьем языке, а на лежбище больше не брала, и Грей, без вины виноватый, жил сам по себе. Вроде в семье, а вроде и нет.
Глава 25. Лана
***
Встать до будильника, потому что спать всё равно невозможно, когда мысли бьются в голове будто птицы, запертые в клетке, тревожат и не дают покоя. Какой тут отдых? Одно мучение. Уж лучше сделать чай, впустить скребущегося убийцу, покормить суетящегося убийцу, закрыться в командном пункте, повернуть рубильник, записать показания, и дальше чем-нибудь себя занимать до утра, пока не проснётся жаворонок-Капелька, не зазвенит её голосочек, только тогда Лана прекратит переваривать кошмар последних дней.
Сперва ей просто повезло, когда вместо комиссии, вернее, до неё пришли «старички» и помогли убрать побоище, потому что сама Лана была как кусок дерьма, ни на что не способная. В чувство её привела Марья Ивановна:
– Соберись, не будь как тряпка, – жёстко сказала она рыдающей Лане и как следует тряхнула, взяв обеими руками за плечи. – Кто эти люди?
– Они хотели Капельку украсть, – выдавила та.
Без капли отвращения, страха или брезгливости Марья Ивановна вывернула карманы и сняла часы с трупов, пока Григорий Павлович собирал оружие, прочий брошенный похитителями скарб, и раскладывал на крыльце. Коллекция получилась впечатляющей.
– Мари, дай ещё одну таблетку ради бога.
– Нету, Грэгор. Бога, кстати, тоже нет. Прекрати хвататься за сердце, держи сигарету.
– Не хочу.
– Ну так не держи. Надевай спецовку, нету времени.
Они втроём перерыли вещи похитителей, изучили документы в наручных компах: паспорта, охотничьи лицензии, налоговые декларации и даже медицинские страховки.
– Чтоб моим аспирантам защиту провалить, – сказала куратор, – если это не самые натуральные браконьеры, сиречь уголовники. Наверное это проделки мужа-мудака.
Лана и сама так думала.
– Где твой мозгоед? – спросила Марья Ивановна затем.
– Кто?
– Мозгоед, моя дорогая. Так их назвали старатели, когда впервые с этими зверушками столкнулись. Опаснейшая тварь, у меня один такой лежит в морозилке. Вraineater сaudatus, семейство mustelidae, вид marten braineater. Несомненно, он нам эту прелестную картину и обеспечил.
– В лаборатории, с дочкой, – честно ответила Лана.
– У тебя-то самой мозги есть, оставлять с ним ребёнка, или он их выел через ухо? Покажи-ка мне в живую своего питомца, а потом будем убираться, потому что вызвать полицию в твоём положении всё равно что отдать дочь муженьку добровольно.
И они втроём убирались. Эту уборку Лана запомнила на всю жизнь, потому что дерьма от браконьеров осталась куча, а когда тела порубили на куски – ещё больше, и это всё требовалось сжечь по частям в мусоросжигателе, запитанном от забора. То есть, сперва следовало починить забор, и слава богу, что у них был мужчина, потому что Марья Ивановна бесстрашно орудовала топором и электропилкой, без страха осматривала зверя-убийцу, но в чёртовой технике совершенно не разбиралась, как и Лана. Вот и вышло, что женщины делали грязную работу, а старичок-микробиолог чистую, техническую. За день не справились, оба остались на ночь, пришлось постелить им в пищеблоке и лаборатории, чтобы утром продолжить. И очень хорошо, что всё успели до прихода подосланной Павором комиссии, иначе не видать бы Лане родительских прав.
По поводу зверя мнения разошлись. Марья Ивановна хотела забрать его в институт для более детального изучения, микробиолог предлагал выпустить в естественную среду обитания. Лана понятия не имела, что с ним делать, зато Капелька ни в какую не желала с питомцем расставаться. Не по годам разумная, она твёрдо заявила:
– Серый останется здесь, или я всем расскажу про дядек, которые хотели меня украсть.
Это было нечестно с её стороны, натуральный шантаж, ведь говорить кому-либо о похитителях Лана строжайше запретила. В итоге зверь остался, но хрупкое, как фарфоровая чашка доверие, возникшее между ним и Ланой в последнее время, треснуло по донцу. Она понимала, что Серый по-своему привязался к ним с дочерью, понимала, что погибшие люди были преступниками и похитителями, хотевшими лишить её самого дорогого на свете, однако сознавала и то, что зверь попросту опасен. Где гарантии, что завтра он не сочтёт врагом её саму, либо ребёнка? Никакой уверенности не было, что Серый по неведомым причинам не причинит вред кому-то из них. С другой стороны, он оказался отменным охранником. Пускать его в кровать, как прежде, Лана опасалась, но и со станции не гнала. Мстительный Павор вряд ли оставит их в покое, она ждала новых комиссий или повторного нападения уголовников. На всякий случай Лана поставила в добавок к замку обычную щеколду, которую без шума не открыть, а забор усилила колючей проволокой.
Неприятности пришли откуда не ждали.
Мобильная связь на станции не работала, как и интернет, зато через нулевую точку проходил кабель сродни тех, что в давние времена использовали для океанского телеграфа, только с дополнительной изоляцией. Здоровенная трубища проводила аналоговый сигнал, поэтому звонила в «большой мир» Лана по старинному проводному телефону с самым ограниченным выбором абонентов: ремонтный отдел, поликлиника, инженер по ТБ, пожарная, полиция и районное отделение «Ручья». Потому что, хоть станция и качала энергию в жилые комплексы ОЗДЖ, за счёт которого когда-то строилась, подчинялась в своей работе непосредственно «Ручью», безраздельно и неукоснительно владевшему всеми без исключения нулевыми точками.
Пользовалась телефоном Лана ровным счётом четыре раза: дважды вызывала ремонтников и Марью Ивановну с ксенозоозащитой через инженера по ТБ. Ещё два раза звонила в поликлинику Общества, записаться в медкапсулу, когда они с Капелькой разболелись. Он стоял почти ненужный и неиспользуемый, с десятком кнопок в центре и инвентарным номером, намалёванным корректором на чёрном боку. Лана обедала в окружении домочадцев: овощное рагу для них с Капелькой, форель для Серого, и не сразу поняла, что за странные трели доносятся из командного пункта. Затем догадалась и с удивлением пошла туда, отчасти надеясь, что телефон умолкнет. Но трезвон продолжался, и Лана сняла трубку.
– Да?
– Станция ОЗДЖ, ну наконец-то, – утвердительно сказал женский голос. – Центральный офис «Ручья», оператор Ирэна Озолиньш. Я говорю со смотрителем, надеюсь?
– Я смотритель, да…
– Вашу станцию временно закрывают. Район объявлен карантинным.
– Что значит закрывают? – не поняла Лана.
– Да что тут непонятного? Завтра нулевую точку отключат, а вам положен оплачиваемый отпуск.
– А почему?
– По карантину, девушка! В ваших местах найдена новая опасная фауна. Два зарегистрированных случая нападения на людей со смертельными исходами. Специалисты из главного управления займутся изучением вопроса. Биологи, экологи, ксенозоологи.
– А как же ОЗДЖ?
– К другой нулевой точке подключим на время карантина. Ваше руководство мы известили, в общем, можете собираться. Компьютер с документацией обязательно возьмите. Точку отключат завтра.
В какой-то степени Лана даже испытала облегчение, повесив по окончанию беседы трубку. Надышалась она свежим воздухом, наслушалась тишины по самое не могу. Поселятся с Капелькой в каком-нибудь коттедже на территории Общества, будут себе жить – не тужить. Опять же, детская компания для дочки найдётся. Ну а Серого придётся выпустить, что тут думать. «Хорошо, что всё решилось, – подумала она, вставая. – Выпущу его за забор. Или, в самом деле, надену защитный комбез для выхода за территорию, и отнесу прямо к ельнику. В родной стихии не пропадёт…»
Но телефон зазвонил ещё раз. Наверное, ручейный оператор Ирэна забыла дать какие-то инструкции.
– Да?
– Светлана, это я, – сказала Марья Ивановна, звонившая от инженера по ТБ. – Тут нечто случилось… Только не нервничай…
Говорила куратор тихо, и такое вступление хорошего не предвещало. Когда тебе говорят «только не нервничай», считай, что получил прямую команду психовать и метаться.
– Что?!
– Соцопека и судебный исполнитель пришли с документами, сидят в главном офисе, тебя ждут. Твой мудак отсудил дочку. Мол, карантин, фауна, опасность для жизни ребёнка. Ты не волнуйся, наши адвокаты уже подали на апелляцию, добьёмся, чтобы дочь тебе вернули! Слышишь?
Она ещё что-то говорила, но Лана уже не понимала ни черта из льющегося потока слов.
– Я. Никуда. Не пойду!!! – сказала она, швырнула трубку и выдернула шнур.
Бессмысленно, всё бессмысленно! Если общество защиты ничерта не может, для чего оно вообще? Зачем Лана всё это затеяла? Сидела бы дома тихо, как мышь под веником, порой замазывая синяк-другой, постепенно привыкла бы. Её переполняло неправильное и нелогичное чувство обиды на весь белый свет, в том числе на кураторшу, поманившую свободой и закрывшую окошко. С другой стороны, кто и чем Лане обязан, разве не человек – кузнец собственного счастья? Что ей мешало сразу угостить Павора его собственным лекарством – взять бюстик Сократа с полочки, да обеспечить ему сотрясение? Либо собрать достаточно ненависти и денег, продать цацки и, в конце концов, нанять бандитов, чтоб Павору проломили голову. Она представила труп Павора с проломленным черепом и ненадолго утешилась кровавой и мстительной мечтой. Однако для такого требовалось иметь какие-то социальные связи и криминальные подвязки, которых не было. Мечта увяла, как гибискус, цветок-однодневка.
Пришёл зверь, стал цокать, трогать носом и тыкаться лбом, Лана вытерла слёзы и взяла на руки того единственного, кто в самом деле её защитил. Стала гладить и целовать длинную морду. Она представила труп Павора с выеденным лицом и снова утешилась – это было ближе и возможнее. Осуществимее… Взять Серого в изолированный мешок, забрать в «большой мир» и сдаться на милость Павора, чтобы затем…
Увы, зверь не высидит достаточно тихо и долго для того, чтоб остаться с Павором в доме тет-а-тет. Теперь все знают, что такое мозгоед. Его изымут где-то по дороге между Обществом и домом Павора, а то и уничтожат. Нет, немыслимо, недопустимо…
– Мама!
Капелька проснулась и позвала.
– Кушать хочу!
– Привет, малышка, привет, моя радость. Иди поешь…
На сегодня еда, допустим, имелась. Можно насинтезировать и наготовить впрок, на завтра-послезавтра, но что потом, когда отключат точку? Электричество попросту пропадёт. Вся обеспечивающая жизнедеятельность техника, которой была напихана станция, станет никчемным мёртвым хламом. Еды не останется, как и света, не будет и защитного забора. Положим, у неё есть зверёк, он сможет отбиться от небольшой и средней фауны, но этого совершенно недостаточно.
Нужно смотреть правде в лицо – Лана не приспособлена к жизни в диком мире. Выхода нет, надо возвращаться, пока точка работает, отдавать дочку судебным исполнителям, точнее, бывшему мужу, придётся расстаться с ней, потому что Лана не вернётся к Паору ни живой, ни мёртвой. Затем предстоит долго и мучительно судиться, доказывая, что Лана невинная жертва и хорошая мать, способная воспитывать ребёнка без супруга-упыря. Ей некуда было податься кроме бесполезного и бессмысленного Общества, ведь даже родная тётка выступила в защиту Павора.
Вот что случается, когда между тобой и Вечностью никого не больше нет.
Первым насторожился зверь. Перестал тыкаться носом в лицо и ласкаться в попытках утешить, поднял уши, навострил отростки, повернул длинную тонкую морду к выходу и весь напрягся. Костистый игольчатый хребет встал дыбом от холки до хвоста.
– Что там? – спросила Серого Лана, а затем услышала звук мотора.
Рёв становился всё громче, достиг своего пика и затих. Со стороны леса пожаловали некие гости, и уж явно не служба опеки. А уж два сигнала гудка прозвучало вообще как издевательство.
Мрачнее тучи Лана открыла замок, за ним бесполезное нововведение, щеколду, и вышла во двор с встопорщенным мозгоедом, зажатым подмышкой. Потому что на конспирацию ей стало плевать.
В десяти метрах от забора, в аккурат на месте «кладбища диких животных» стоял навороченный электрокар-внедорожник, чёрный и блестящий. Об него вальяжно облокотился липовый пожарный инспектор, теперь одетый отнюдь не вычурно, а в соответствии с обстановкой: защитный комбез, в отличие от стандартных ручейных не алый, покрытый наклейками, а цвета солёных оливок в баночке, Лана даже не знала, что такие выпускают. Вместо прежних туфель из кожи рептилии обут он был в надёжные высокие берцы, за плечом на ремне висело большое оружие. Слетела вся напускная мишура, теперь человек был в своём натуральном и естественном виде лесного двуногого хищника. Из прежней амуниции остались только янтари в ушах да на шее.
В одной руке он держал бутылку текилы, в другой – торт в круглой яркой коробке. Это всё он поднял и повертел в разные стороны, очевидно, для демонстрации мирных намерений. Более нелепого зрелища за оградой невозможно было вообразить и Лана фыркнула. Ещё неделю назад она не поверила бы, что такое априори возможно.
– Торт, торт! – в восторге закричала Капелька, просочившаяся следом.
Игнорируя протесты, Лана запихнула дочь назад, в станцию, и заперла дверь.
– Чего тебе? – спросила она, подойдя к ограде.
Чёрные глаза отлипли от её лица, скользнули к встопорщенному, суровому Серому подмышкой, вновь вернулись к Лане и человек широко улыбнулся. Кажется, его стоматолог был лучшим в области и мастером своего ремесла.
– Красавец! – он кивнул на Серого и подмигнул. – Придержи свою скотинку, мать. Надо поговорить.
– О чём нам говорить? – хмуро спросила Лана.
– Ну хотя бы о том, что станцию закрывают, а муженёк-то своего добился. Что, отдашь кровинушку да утрёшься?
– Что ты предлагаешь?
– Для начала выпьем и перетрём. Casa San Matias, семь лет выдержки, м-м-м, язык проглотишь!
– Почему я должна тебя слушать? – мрачно осведомилась Лана. – Я тебя знать не знаю.
– Потому что больше тебе никто не поможет, а тут, глядишь, договоримся. Тебя звать Светланой, меня Алексеем. Смотри, уже и знаешь, ну? Давай, открывай свою богадельню.
Лана немного подумала и пошла отключать ограду. Что ещё оставалось делать?
Глава 26. Мария
***
– Что вы хотите ОТ МЕНЯ? – сказала она, пожалуй, несколько более раздражённо, чем было прилично.
Мария прекрасно понимала: этот раунд проигран. Сейчас она просто тянула время в расчёте на то, что Светлана опомнится, отправит мозгоеда восвояси и явится сама, не ухудшая собственного, и без того скверного положения.
– Ещё раз повторяю: доступа на вашу энергостанцию, – сказала судебная исполнительница. – В районе объявлен карантин, что там за фауна – никому не известно, а ваша подопечная и в самом деле не в себе, раз не собирается её покидать. Нулевая точка будет отключена, ОТКЛЮЧЕНА, понимаете? Она с ребенком остаётся в изоляции. Это уже не просто «опасность для жизни», а прямое убийство и самоубийство. Вашему обществу нужен такой скандал?
Ни знакомая по прошлому визиту сотрудница социальной службы, ни исполнительница, огромная, страдающая ожирением бабища чуть помладше самой Марии, ни соплячка-полицейская, совсем молодая, невероятно нахальная особа, не проявляли и малейшего сочувствия. Мария не могла их заставить покинуть территорию общества и ждать Светлану за оградой.
– Эта женщина подвергалась домашнему насилию, то, что вы делаете – прямое нарушение базовых прав человека, – угрюмо сказала Мария.
– Вы можете оспорить в суде, – равнодушно сказала полицейская, пережёвывая жевательную резинку. – Все документы вам предоставлены.
– Мы просто делаем свою работу, – в шестой, наверное, раз повторила исполнительница.
«Как можно так разожраться? – брезгливо подумала Мария. – Просто. Ляг. В медкапсулу, обжора, и подшей свой прожорливый желудок!»
– Начинать составлять протокол лично на вас? – спросила полицейская. – За препятствование органам правопорядка?
– Вы хотя бы понимаете последствия своих действий? – спросила соц опека.
Мария прекрасно понимала всё происходящее. И то, что бывший муж Светланы попросту мерзавец с деньгами и связями, как и то, что оставаться на отключенной станции совершенно невозможно с точки зрения обычной логики и безопасности. Светланой руководили злость, отчаяние, упрямство, а эмоции – не самый лучший помощник в таком вопросе. Ну что же, иногда нужно сделать шаг назад, чтобы разогнаться для шага вперёд. Главное не наделать ещё большей беды и глупостей. Со Светланы могло статься в отчаянии натравить на эту компанию своё ручное чудовище…
«Я их подвела, – подумала Мария. – И бедную мою бывшую студентку, и её дочку».
– Я пойду с вами, – сказала она сухо. – Дайте время собраться.
К счастью, Мария заблаговременно подготовилась. Ещё с прошлого раза, когда они с Грэгором пытались решить возникшие на станции проблемы деликатного свойства, в шкафу осталось пневматическое ружьё с транквилизатором и другое, для дистанционного обездвиживания сеткой с мелкими ячейками. Очень прочной и достаточно большой.
– Зачем вы это берёте? – подозрительно спросила соплячка с ментоловой жвачкой.
Марии не нравилось, как блестели её глаза. Примерно тот же неестественный блеск она порой наблюдала у студентов, принявших бодрящие капли. Потом студенты становились инертными и вялыми тряпками, не способными ни мыслить, ни функционировать адекватно. Сущие амёбы по словам Грэгора. Такими и оставались до новой порции глазных капель. К сожалению или счастью, эта дрянь легально продавалась в любой аптеке и уличном киоске-автомате, а то и вовсе покупалась с рук, в закоулке, нелицензированная, копеечной стоимости, вызывающая едва ли не мгновенное привыкание. Уж лучше бы курили святую присно блаженную марихуану, как было принято в их собственной с Грэгом молодости. К счастью, сама Мария даже в юном возрасте никакими допингами не баловалась. Любое изменённое состояние сознания она находила отвратительным, будь то сироп от кашля или баночка пива.
– Затем, что в районе объявлен карантин из-за новой опасной фауны, – терпеливо, как отстающему соискателю образования пояснила она.
– Для фауны у меня есть это, – соплячка похлопала по кобуре за поясом, – и это, – она показала на электрошокер.
– Я бы вам посоветовала, в какие биологические отверстия засунуть эти предметы при встрече с рогачом или саблезубом, да вы обидитесь, – не сдержалась Мария. – Идёмте, дамы. Шлюз нулевой точки в отделе техобслуживания.
– У вас… Э-э-э… – замялась исполнительница. – Найдётся переходной скафандр моего размера?
– Есть мешок для ксенобегемота, – Мария подмигнула и показала большой палец в знак одобрения позитивного отношения к собственному телу. – Как раз намедни детёныша для городского парка отлавливали.
К счастью, подходящий скафандр в инженерном отделе нашёлся. В молчании оделись и должным образом спрятали технику.
«Хоть бы всё нормально прошло», – думала Мария, стоя в шлюзовой камере, в ожидании нужного потока плазмы.
– Вот вы на нас сердитесь, – с обидой сказала представительница социальной службы, – и совершенно напрасно.
– Напрасно вы взятку у Павора Мусорщика брали, – отрезала Мария.
– Я никогда не беру взяток, – сквозь зубы процедила дама, одарив её негодующим взглядом. – А на прошлой неделе сказать вам, что взяла? Сказать?
– Ну, говорите, раз невтерпёж.
– Четыре литра кровавой каши я взяла. Мать, наркоманка, засунула ребёнка в бытовой измельчитель и нажала на пуск. Потому что у неё закончились глазные капли, а ребёнок кричал. Вы такого же хотите?
– Тут нечего сравнивать, – фыркнула Мария. – Светлана не какая-то наркоманка.
– Но ведёт себя так же неразумно!
– Глазные капли с треумоксом – не наркотик, – заметила полицейская. – А совершенно легальный медицинский препарат от сухости в глазах.
– Скажите это кашице в бытовом измельчителе для пищевых отходов!
– Девушки, мы так все переругаемся, ох, – с одышкой сказала судебная исполнительница. – Мы тут все на работе, собственно… Как вы в этом шлеме дышите… Я, кстати, впервые через нулевую иду. Это не вредно?
Слава Роберту Ирвину во веки веков, переругаться не успели – плазму наконец-то подали, и яркий, искрящийся крохотными синими молниями портал открылся.
Станция их встретила той мёртвой тишиной, которая не предвещала ничего хорошего. Едва поток иссяк и появилась возможность доставать из чехлов оборудование, Мария приготовила помпу с сетью. На всякий случай она пошла впереди, выискивая глазами малейшее движение.
– Светлана? Капитолина? – позвала она. – Есть кто?
Самого худшего – изуродованных трупов, к счастью не было. Но и пустая, как Войд Волопаса, станция означала только новый виток лишних проблем. Женщины обошли каждую комнату, заглянули в каждый шкаф и закуток – всё без толку. Открыли дверь во двор и тут же снова захлопнули её, потому что забор оказался отключенным, а ворота – распахнутыми настежь. По газону разгуливала огромная иссиня-чёрная ксенокорова с телёнком и объедала куст шиповника. При виде людей она опустила гигантскую лохматую голову и стала рыть землю копытом.
– Вы понимаете, что натворили? – ледяным тоном спросила социальная работница. – Ваша подопечная сбежала в опаснейшую карантинную зону. И вы ещё имели наглость утверждать, что с ней ребёнку безопасно? Вы не защитница прав, а преступница. Как хотите, а я вызываю ручейных рейнджеров.
И пошла в командный пункт.
– Она что у вас, пьющая? – крикнула полицейская из пищеблока.
Вне себя от беспокойства и волнения, Мария поспешила туда. На столе стояли ополовиненная бутылка текилы, две рюмки, чашка с розовым слоном на мячике, с остатками апельсинового сока внутри и початый прекраснейший торт из белково-ореховых коржей со сливочным кремом «Шарлотт».
– Пойду составлять протокол, – сказала полицейская.
Некоторое время Мария и судебная исполнительница рассматривали следы легкомысленного пиршества.
– Я возьму кусочек? – шёпотом спросила исполнительница.
Мария в полнейшем отчаянии пожала плечами. Потом взяла бутылку текилы и как следует приложилась прямо из горла.
