Текст книги "Ручей (СИ)"
Автор книги: Мари Пяткина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
Глава 33. Лана
***
Костюм Белль казался безнадёжно испорченным кровавыми брызгами, потёками и, кажется, дерьмом. Лана раздумывала, выбросить платье, или всё же постирать, но Валентина сказала, что замочит его с таким хорошим пятновыводителем, что платье станет как новое, а дырку на подоле можно зашить, либо замаскировать тесьмой, ничего не потеряно.
– Крутая у тебя тварь, – с уважением сказала Валентина, держа наготове полотенце.
Лана аккуратно мыла Серого в большом тазу. Тот покосился янтарно-жёлтым глазом на неё, Капельку и Валентину, пришедшую помогать, и что-то коротко пояснил: к-к-ке. Хвост был сломан, но лапа цела, хоть и порвана до кости, как и шкура на спине. Оставалось уповать на быструю регенерацию, о которой говорила Марья Ивановна.
Промокнув Серого, она аккуратно покрыла мазью с антибиотиком раны и заклеила пластырем, который зверь, разумеется, позже сорвёт. К хвосту Лана примотала импровизированную шину, зафиксировала от середины спины и до кончика, стараясь выпрямить те сломанные отростки, которые могли ещё срастись. Валентина принесла тёплого молока, натурального, а не синтезированного, выдоенного из самой настоящей овцы, живущей в огороженном сарае за складом и днём пасущейся на привязи. Лана напоила Серого через шприц. Выражение морды сразу стало самым умильным, молоку он всегда радовался, и Лана давала ему после боёв.
Заглянул Шульга, лучащийся радостью, пахнущий духами и алкоголем, видно успел выпить со своим важным гостем.
– Ну, малая, это было шоу, поздравляю с победой, – сказал он. – Вы оба – выше всех похвал. Ты забыла собрать чаевые.
Он положил на столик кровавые деньги и несколько янтарных украшений, наверное те, что бросали на арену, потому что несколько купюр и в самом деле были испачканы кровью.
– Ты обещал подбирать нормальных противников, – с упрёком сказала Лана.
– Я и подобрал, – он пожал плечами. – Твой же победил? Ну вот. Подняли мы нормально, уж поверь, все ставили на Бонни. Молодец, что не зассала на арене, люблю смелых. А додик сам на пулю нарвался.
– Дядя Лёша, вот твоё украшение, – сказала Капелька, протягивая ожерелье, с которым она весь вечер развлекалась, разглядывая бусины.
– Оставь себе, раклы, – с тёплой улыбкой ответил Шульга. – Ты в них такая же красавица, как и твоя мамочка.
– Это слишком дорогой подарок для ребёнка, – неуверенно произнесла Лана, глядя на ликующую дочь.
Любой подарок нужно было как-то отдаривать.
– Ой, перестань, – Алексей отмахнулся. – Моя бабушка была цыганкой…
– На картах гадала?
– И на картах тоже. Знаешь, почему цыганские женщины до сих пор носят все свои украшения сразу?
Он погладил Серого пальцем по лбу и тот стойко перенёс неприятную для него ласку чужого человека, разве что нос малость сморщил.
– Почему же?
– На непредвиденный случай. Цыган в любой момент может выпереть надоевшую бабу с её детьми и взять себе новую, молодую, вот она и носит всё движимое имущество, чтоб не остаться голяка в случае чего.
– Собрался меня прогнать отсюда? – Лана невесело усмехнулась. – А документы мои готовы?
– Ты что?! – возмутился Шульга. – Да я за тебя любого порву не хуже твоей скотинки. Готовятся, не нервничай. Просто формируем обещанную финансовую подушку. Сейчас своих уложишь и выходи во двор, гульнём колыбой.
– Вот совсем мне гулять не хочется, – Лана помотала головой.
– А мне хочется! – Алексей потянулся и коротко сплясал. – А когда мне хочется гулять, то гуляют все. Чтоб через час была, такую победу да не обмыть – самая плохая примета. И закуски пропадут.
– А можно мне с вами? – жадно спросила Капелька.
– Конечно, раклы! Идём, мама догонит.
– Ты кушать хочешь? – нервно спросила Лана.
– Нет, баба Лиза вечно кормит.
– Так зачем туда идти?
– Потому что все идут, там музыка, а я всегда то с Серым, то с бабой Лизой.
– Нормас, не ссы, всё будет прилично, – пообещал Шульга и увёл Капельку.
Она немного повозилась со зверем, покормила его с рук маленькими кусочками мяса, но ел он плохо, пришлось оставить на утро.
– Ты молодец, – сказала, целуя вытянутую морду, торчащую из мягкого голубого полотенца. – Ты боец, герой. Спи и выздоравливай, а я пойду, гляну, что там.
Во дворе стояла пара столов, уставленных остатками снеди, крохотные канапе свалили в общие тарелки, нежнейшие старые сыры и нарезку, разумеется, собственного производства, в другие, не совсем уже свежие фрукты просто сложили горками. Початых бутылок Лана насчитала с десяток. Рядом грелся мангал с мясом на решётке. Особо тревожиться и не стоило, ничего плохого не произошло, не считая того, что все женщины оказались сильно поддатыми, каждая на свой лад.
Саломэ втыкала, почёсывая морду, рядом с ней сидел такой же кавалер. Катерина, кажется, сегодня пила, потому что обнималась со всеми подряд и смеялась над шутками охотников неестественно громко, как и Валентина. Один охотник уже спал, двое резались в карты. Повариха с красным лицом глупо улыбалась, глядя, как Шульга танцует с Капелькой под нечто старое, с трудноуловимым ритмом. Кажется, пока Лана возилась, он успел навернуть ещё.
Лану встретили аплодисментами, словно на ринг вернулась. Она самую малость выпила для приличия и сразу увела упирающуюся дочку. Помыла, расчесала, рассказала сказку и дождалась, пока уснёт, затем, крадучись, пошла на пищеблок, потому что есть хотелось ужасно. Приходилось осторожничать, чтоб её не заметили шумные гуляки под окном, не потащили к себе, и она тихо шуршала пакетами в шкафчиках. Тем временем музыка снаружи затихла и Катерина запела:
– Ой я верю-у, грех имею-у,
Быть в аду Маричке,
Раз давала целовать всем
Румяное личко!
Гей, риги-риги-дай, риги-риги-дай-на,
Гей, риги-риги-дай, риги-риги-дай!
Голос у неё был прекрасным, глубоким и сильным, а быстрый припев обитатели колыбы подхватывали хором, кто-то посвистывал, удачно попадая в ноты, и Лана, отыскавшая пачку печенья, решила послушать. Даже окно приоткрыла самую малость.
– Скажут люди-и, что осудя-ат,
Что будут судить… – выводила Катерина, -
Вот бы мне да присудили
Всех парней любить!
Гей, риги-риги-дай, риги-риги-дай-на,
Гей, риги-риги-дай, риги-риги-дай!
Наверное, это была любимая Катина песня. «Словно про неё саму писанная», – думала Лана с улыбкой, притопывая ногой и хрустя печеньем, когда включили свет.
– Ага, – сказал Алексей с тарелкой и бутылкой в руках, – с простым рабочим людом посидеть брезгуешь, в гордом одиночестве печеньку точишь, хотя там хавчика хоть жопой жуй. Пожри горячего, я барбекю принёс.
– Полюбила б Николая,
Фёдора, Стефана, – распевала за окном Катерина, -
Петю, Гашека и Яна,
Мишку и Ивана!
А вот если б повезло
Лёшика словить,
Я парням бы перестала
Головы крутить!
Гей, риги-риги-дай, риги-риги-дай-на,
Гей, риги-риги-дай, риги-риги-дай!!!
Рубашка Шульги была расстёгнута, в подмышках темнели пятна пота, на груди, густо поросшей кудрявой порослью, висел крупный янтарный крест с застывшей внутри мухой, и он уселся так близко, что пришлось отодвинуться.
– За нашу победу, – сказал он, разливая бренди по стаканам. – Хочу сегодня в хлам ужраться.
Скольнулись и выпили.
– Я не поблагодарила, – с неловкостью вспомнила Лана. – Если бы не ты, лежать бы мне с простреленным плечом как минимум.
– А я не извинился, что некрасиво с этим Клайдом вышло. Кто же знал, что он психопатом окажется? – Шульга широко улыбнулся, кажется, на самом деле он считал, что всё вышло прекрасно. – Так давай ты не будешь благодарить, а я извиняться!
– Откуда у тебя шрам? – спросила Лана, пережёвывая горячее пряное мясо, мягкое и сочное.
– Ему сто лет в обед, – Шульга пожал плечами. – Я ссыкуном ещё был, с батей покойным охотился. Подстрелил своего первого саблезуба, но не насмерть, он в прыжке мне рожу разворотил, и как следует подмял под брюхо. Моё счастье, что нож всегда носил в голенище, а то не сидели б мы с тобой, не выпивали за твоего красавца, чудовище.
Он подлил в оба стакана и по-свойски украл кусок мяса с тарелки.
– Чего это я чудовище? – осведомилась Лана.
– Только чудовище и способно людей в мусоросжигателе сжигать. Хищница…
– Альтернативы не было, – Лана пожала плечами. – Нечего было вламываться.
– Да я шучу! Жалеть там не о ком.
Шульга расхохотался так весело, что Лана заразилась и тоже стала смеяться, хотя ничего смешного сказано не было, а когда приобнял за плечи, не отстранилась, а посмотрела в чёрные глаза. За окном хором тянули новую песню.
– Гей, риги-риги-дай, риги-риги-дай-на, – сказал Шульга задумчиво, взял Лану двумя руками за голову и поцеловал так крепко и жадно, будто был голодным и собирался съесть. Она испугалась и упёрлась ладошками ему в грудь, но отстраниться и сжать губы никак не получалось, и некоторое время она ждала, пока поцелуй иссякнет.
Затем он отстранился и с любопытством посмотрел, какое впечатление оказано. Смущённая Лана не ожидала такой экспрессии и непременно ретировалась бы с позором и огромным облегчением от того, что спаслась, если бы он не держал её за руки.
– У меня месячные, – сказала она.
– Свободные? – Шульга ухмыльнулся. – Снова лжёшь, красавица!
Порою в фильме у какой-нибудь героини в сложные моменты случались головокружения, и Лана не верила актрисам, но вдруг почувствовала, что всё вокруг пришло в движение, а в пальцах покалывало, будто они замёрзли, хотя их сжимали горячие, чуть шершавые большие ладони.
– Простые, человеческие, честно, – ответила Лана с неловкостью и надеждой, что уж сейчас-то всё закончится, тогда она немедленно вернётся в свою комнату, снимет неудобную одежду, съест снотворную таблетку, раздобытую у Валентины, и ляжет спать с Капелькой и зверем, а перед сном посмотрит фильм или даже почитает, чтоб прийти в себя.
Но Алексей и не думал её отпускать.
– Да похуй, – сказал он, кладя руку ей на затылок, и потянул к себе с фатальной определённостью.
– Негигиенично…
– Плевать.
– Ты с ума со… – не успела сказать Лана – оборвал колючими, горячими губами и жадным языком.
И её закружило на той тошнотворной карусели из страха, азарта и похоти, что стара, как мир.
Глава 34. Павор
***
Лишь недавно, когда сотрудники стали коситься, Павор думал, что невероятно унижен. Не-е-ет, то были цветочки, ягодки созрели теперь, и были они горьки, как полынь, и жалили, как скорпионы. Порой он думал, что лучше бы сразу дал твари развод, чёрт с ней, брал бы дочь на выходные и даже платил бы им за съёмное жильё, расходов вышло бы меньше, как и нервов, и позора. А потом понимал, что не-е-ет, так не отыграться, не отомстить, не получить удовольствия от торжества справедливости…
Яйцеголовый всё носил ему скверного качества видеоролики с ксенобоёв, снятые на пуговицу – какой-то мерзавец сидел у него на крючке и оказывал услуги. После первого шока Павора поразило другое: он никогда бы не подумал, что Светлана может быть такой экстравагантной и, чёрт побери, привлекательной. Ей шёл и вульгарный жёлтый наряд с едва прикрытой грудью, и пышная причёска с розой, и та ярость, с которой она кричала на арене. Дома Павор пересматривал один из роликов и понял, что, пожалуй, соскучился за Светланой, потому что у него встал член.
Яйцеголовый уговорил его не торопиться, не строчить жалобы, а понаблюдать. Его человек обещал разузнать всё как следует, а уж он, в свою очередь, информацией непременно поделится.
– Вы поймите, Павор Игнатьевич, – пояснял он, – ну заявим мы сейчас в полицию и соцопеку, так Шульгу заранее предупредят свои люди и он ваших женщин перепрячет. Светлана с её ксенозверем, как я понимаю, его основной актив.
– Сколько он поднимает на боях? – спросил Павор.
– Не меньше двухсот тысяч общих единиц за бой. Билеты недёшевы, плюс ставки.
– Конечно этот ублюдок вернул задаток! – фыркнул Павор и задумался.
Если бесполезная и бессмысленная его баба, единственным настоящим и доказанным достоинством которой было наличие пизды, стала активом, чтобы выцарапать её – придётся потрудиться. Потому что пёзд много, а лишних активов не бывает. Надо сделать так, чтоб финансовый интерес браконьера растворился, как туман, а для этого нужна информация. И он смиренно ждал, даже не особо прибухивая. Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеются.
В воскресенье яйцеголовый принёс новые сплетни. Он и в самом деле оказался не просто адвокатишкой, а на все руки мастером, блестящим, не слишком совестливым решалой, который не зря проедал свои большие деньги.
– Нашёл выход на одну дамочку из местных обитателей охотничей колыбы, – сказал он, уже по-свойски явившись к Павору домой.
Приземистая, немолодая домработница накрыла на веранде маленький стол. Прошлась перед ними с подносом снеди, показательно серая и безликая, прекрасный живой пылесос, который специально выбирают для максимально серьёзного имиджа. Павор нанял её два месяца назад и до сих пор очень радовался, потому что первое время после бегства неблагодарной, невоспитанной жёнушки никак не мог приспособиться вести быт, однажды даже пошёл на работу в несвежей рубашке, хотя терпеть не мог дважды надевать ношеное прежде.
– Так вот, – сказал яйцеголовый, когда они остались вдвоём. – По имеющимся сведениям ваша экс-супруга уже не просто бизнес-вложение, а новая любовница Шульги. Тот всё чаще остаётся ночевать в своём охотничьем хозяйстве, и женщины подмечают между ними, понимаете? Симпатию. Янтарём бросаться стал, обхаживает, обещает сделать новые документы, но не спешит…
Павор даже не думал, что такая простая, ожидаемая и естественная новость, как закономерное появление любовника, настолько взбесит. Его бросило в пот, в висках застучало, на секунду он оглох от шума в ушах, и лишь спустя какое-то время снова услышал, как шуршит в траве ветер и звенят воробушки в разросшемся вокруг веранды винограде. Чёртовы птички небесные, что не сеют, не жнут, а жрут и обсырают двор. Конечно же браконьеришка, этот мерзавец, не мог не сунуть хер в свободную дыру. С каким наслаждением он убил бы обоих… На столе стоял графинчик с водкой, Павор выпил рюмку и засосал лимоном.
– А если стукануть его жене? – смог произнести наконец.
– Она привычна. Это что, первая любовница? Жена Шульги сидит на жопе ровно, улыбается и машет, потому что при разводе получит только то, что сам Шульга ей соизволит дать. Ну, увлёкся мужик, подумаешь. Остынет – сам вернётся.
– Если Светлана станет бесполезна, он её мигом выставит, – произнёс Павор. – А полезна она не сама по себе, а из-за ксенотвари, как там её…
– Мозгоед.
– Отравить – не вариант?
– У меня предложение получше, – ухмыльнулся яйцеголовый.
Он поманил Павора длинным пальцем и тот склонился к его наручному компу.
На экране шла кровавая драма: обычный пёс, беспородный уличный шаврик, бросался на парня в тройном защитном комбезе с электропилой. Постепенно и методично жестокий парень превратил агрессивную тварь в шевелящийся обрубок, но обрубок всё равно полз в бой, пытаясь напасть и укусить. Более того – отрубленные лапы шевелились!
– Это что за чертовщина?! – поразился Павор. – Что за дичь?!
– Никакой чертовщины, всего лишь ксеногрибок. Опаснейшая дрянь, найденная в проекции японского Хоккайдо. Эта собака давным давно мертва.
– Да как же, если вот кидалась?
– Слыхали о муравье-зомби, у которого из головы растёт гриб, поражающий нервную систему и заставляющий двигаться даже после гибели носителя? Этот – подобный, только паразитирует на теплокровных. И бродит мёртвое животное, агрессивное и тупое, вычихивает споры. Натуральный зомбак. Хорошо, что оно на острове локализовано, там сейчас Ручей закрыл все нулевые точки, но кое-кто грибком разжился, могу попробовать достать.
Идея была смелой, даже слишком смелой и рисковой для осторожного Павора.
– Так и людям заразиться можно, – сомневался он.
– Мы все привиты от флоры, прививочка-то, Глобал, работает, проверено, – яйвеголовый криво ухмыльнулся. – А вот мозгоед однозначно непривитый…
– И когда он сдохнет? – подумав, спросил Павор. – Сколько ждать?
– На арене и сдохнет. Потому что противника, заражённого грибком, убить невозможно. Он уже мёртв. И вечно жив. Нам достаточно купить ксенозверя, заразить грибком и выставить на бои.
Перед Павором забрезжил свет в конце туннеля. Да, этот человек был настоящей находкой.
– Виктор, можно личный вопрос? – не сдержался он.
– Смотря в какой степени личный, – яйцеголовый улыбнулся.
Павор разлил в высокие рюмки холодную, как лёд, водочку, пододвинул блюдце с икрой и лимончик.
– То, что вы делаете, уже давно выходит за рамки действий адвоката, – произнёс он. – Суд мы выиграли, вы вольны послать меня на все четыре стороны, однако, продолжаете со мной… Сотрудничать. В весьма нестандартном формате.
Яйцеголовый рассмеялся. Зубы у него были жёлтыми и редкими. Хищные зубы правильного и очень полезного человека.
– Ну, в этом нет секрета, – сказал неторопливо. – В бытность мою опером я раскрыл все дела. Не все, конечно, согласно букве закона, но все раскрыл. Понимаете? А вышел в отставку и погрузился в бракоразводную трясину. Мне попросту скучно, нерва нет, размаха. И вдруг вы с такой занятной проблемой. Нравится мне, Павор Игнатьевич, пройтись по лезвию.
– А мне всё больше нравитесь вы, Виктор. Знаете, я очень рад знакомству. В самом деле рад.
– Взаимно!
Павор снова разлил водку. Они скольнулись, выпили, закусили икришкой и помолчали, глядя на багряный закат.
– Кажется, я оказался на вершине, с которой виден конец моих проблем, – со вздохом облегчения произнёс Павор.
– А вот с большими надеждами поосторожнее. Сон, в котором вы видите, что оказались на вершине горы… Это сон от которого не пробуждаются.
Глава 35. Лана
Поначалу Лана думала, что попала на одноразовую гормональную акцию, но вскоре выяснила, что взяла абонемент.
В постели Алексей оказался разным, бывал то грубым, как скотина, то ласково мурчащим, словно большой кот, то дурашливо-романтичным, подобно павлину перед павой, но требовательным, совершенно небрезгливым и неизменно темпераментным. Половая жизнь не особо радовала Лану разнообразием, включая студенческие отношеньки да тучного Павора с одышкой. Как оказалось, хорошего скакового коня у неё никогда и не было.
– Я просто ебаться люблю, – пояснил однажды, когда они, потные, будто после марафона, лежали в его кабинете на диванчике, узком, тесном и неудобном для марафонов. Впрочем, в колыбе уютных мест и не было из-за массы обитателей.
– Фу, как некрасиво.
– Ну ладно, мне нравится секс, а хороший секс – ещё больше.
– А мой секс – хороший?
– Был бы плохим, я бы с горя ебал Валентину. А чо, потянет под сто грамм. Не?
Лана стукнула его локтем в сухой поджарый бок и с возмущением стала бить кулачками в грудь, тогда Алексей, смеясь, поймал руки, заложил за голову, без спросу закинул её ноги себе на плечи и снова трахнул. Невзирая на некоторое возмущение таким невежливым поведением, она второй раз кончила. Потом угрелись и задремали. Проснулась Лана «до будильника», то есть под утро, с панической мыслью – как там Капелька, и что она за мать такая, что бросила их со зверем на всю ночь.
– Лёш, я пойду, – сказала ему на ухо, на ощупь отыскивая одежду.
– Стоять, – пробормотал любовник, открывая левый глаз. – Куда это ты собралась?
И схватил за голеностоп.
– Я больше не хочу, – возразила Лана. – Мне столько не надо.
– Она была до краев полна светом, но за ней была её тень – зубастая, лохматая, безумная. А мне надо, моя Госпожа Тысячи Печалей. Встань. Покажи, какая ты красивая…
Час спустя, когда Лана, улыбаясь обкусанными губами, тайком возвращалась к себе с тапочками в руках, в пищеблоке уже возилась Валентина, пыталась реанимировать пылесос-автомат, который намедни издох, сожрав какую-то металлическую гадость.
– Думаешь, бога за бороду поймала? – спросила та негромко, орудуя отвёрткой.
– Что? – Лана остановилась и заглянула в приоткрытую дверь.
– Ничего, – фыркнула зэчка. – Таких, как ты, у него вагон с тележкой.
Лана поняла, что у них с Шульгой тоже случался секс, и ей стало противно. "Надо с этим завязывать, – думала она, – человек в любом случае женат…" Но непроизвольно ждала вечера, когда Алексей либо уходил через фабричную нулевую, либо оставался ночевать в кабинете. А оставался он часто, и в эти дни под любыми предлогами заманивал Лану к себе либо тупо шкрёбся пальцем в дверь, как Серый, просящийся на ночь в спальню. Приходилось его впускать, и тогда всё повторялось, только в тихом режиме: тс-с-с… Она тревожилась, что Серый станет ревновать, но тот как ни в чём не бывало с любопытством наблюдал с кровати за их любовными играми в углу, на коврике.
От сложного боя с Бонни он отошёл примерно за неделю. Сперва содрал лейкопластырь, обнажив неплохо поджившие раны, но импровизированную шину худо-бедно терпел, затем изгрыз бинты и от шины избавился тоже.
– Кривым останешься, дурашка! – уговаривала его Лана, пытаясь вновь наложить шину, потом плюнула – всё равно сорвёт.
Не остался. Наоборот, словно окреп. Сломанный хвост сросся неестественно быстро, хотя несколько отростков попросту отвалились, как сухие листья. Ел зверь прекрасно – с каждой добычи Лана брала для него в разделочной куски трепещущей кровавой плоти. Любишь печень? Малыш, она твоя. А вот и сахарная кость, нянчись, только под комод больше не заталкивай.
Лана больше не боялась ринга, ведь мозгоед побеждал любого ксенозверя, хотя теперь противники попадались серьёзные, и он получал ранения, отчего морда, шея, грудь и бока зверя покрылись шрамами. С каждым боем он приобретал новый опыт и осваивал новые приёмы, которые, очевидно, запоминал, а после использовал в новых боях. Порой Лане казалось, что зверь чертовски умён. Всякий раз она выходила на арену всё спокойнее, уверенная в себе и в нём. Тем временем, в ящике комода собралась "подушка" – янтарные побрякушки и три зарплаты смотрителя. Вытянуть бы документы и убраться куда подальше. Но как быть с Серым? Его в мир не возьмёшь. И Лана жила, как живётся.
– Почему ты не поставишь вокруг двора забор под напряжением? – спросила она Шульгу однажды, выгуливая зверя на шлее.
– Был стандартный, когда я фабрику купил, так мы сняли.
– А зачем?
– Кто из парней с вырубки придёт, кто из лесу пешком притащится, от озера, добычу разными дорогами везут, – пояснил он. – Если рогача в поле взяли, так что им, объезжать? А если ранен кто и срочно капсула нужна?
Серый подпрыгнул, зацепился хвостом за ручку внедорожника и повис, обнюхивая кузов. Шульга рассмеялся:
– Чует, что в этой тачке с утра корову привезли!
– Ко мне на станцию однажды здоровенная змея заползла, – заметила Лана.
– Твой красавец её, конечно, уделал.
– Наоборот, чуть не погиб. Я сама её лопатой зарубила. С пожарного щитка.
– Не ссы, у нас капканы по периметру. Потому и прошу чемпиона со шлеи не отпускать. Кстати, в субботу бой.
– Рано! – возмутилась Лана.
– Он в полной норме. На бой приедет жена, хочет посмотреть чемпиона и с тобой познакомиться..
Сразу стало тревожно и как-то неловко.
– Ну и как мне на неё смотреть? – угрюмо спросила она. – Зачем ей со мной знакомиться?
– Да запросто, смотришь, а сама думаешь – а я с твоим мужем спала! А-ха-ха!!! – Шульга приобнял её за талию.
– Иди к чёрту, – Лана сердито стряхнула его руку.
Серый как раз сделал свои дела, и она повела его в колыбу. Поиграет в комнате.
"Нет, надо с этим заканчивать" – в который раз подумала с досадой. Но, как на зло, дело затягивалось, проблема была не только в отсутствии обещанных документов. Лана, кажется, запала. Потому что теперь непроизвольно искала Алексея взглядом везде, где была сама, даже если знала, что его в колыбе нет.
Какие только идиоты не выходили на ринг. Однажды попался Осёл с ручным своим Шреком, зелёным и толстым зверем с тонкими ушками. В родне у Шрека, кажется, были крокодилы с черепахами, спину и бока покрывали роговые пластины, выглядел он солидно, но подвижности не доставало. Лане стало жаль хозяина с первой минуты. И оттого, что симпатичный, по-своему занятный Шрек был обречён, и оттого, что хозяин потел в идиотском аниматорском костюме ослика. Когда бой подошёл к логичному завершению, Ослик снял отстежную голову и заплакал. Внутри оказался молодой толстый парень, ему едва ли исполнилось восемнадцать. Лана не выдержала и обняла Ослика, тот тоже её обнял, уткнулся в сиськи и зарыдал в голосину. От этой сцены зрители растрогались и забросали ринг янтарём, который Лана собрала и отдала толстому парню.
– Купи себе нового зверя, – сказала, – и больше не дури с боями. Знаешь, как бы я хотела никогда в них не участвовать? Но обстоятельства вынуждают.
Ослик кивал, размазывая слёзы по лицу одной рукой, а другой рассовывал по карманам украшения.
В субботу, кроме жены Алексея, на бой явилась идиотка сразу с двумя ксеносвиньями, зубастыми, клыкастыми и невероятно подвижными. Минипигами, как пояснил один из охотников встревоженной Лане. В янтарном мире водились и другие пиги: огромные, свирепые вепри, но тех никто не держал, справиться с ними не представлялось возможным.
До сих пор Лана думала, что в мужской ойкумене ринга она единственная дура в декольтированном платье и с протёкшим сундуком, но оказалось, что даже тут гордиться нечем: нашлась дура похлеще. Женщина на последних сроках беременности подбадривала пигов самым странным образом, стоя на коленях и дико крича. Лана боялась, что на нервной почве та родит прямо на ринге, но, к счастью, обошлось, в финале пришёл мрачный мужик и увёл её под руки. Лана стала собирать янтарь, она хотела попросить охотников догнать беременную и отдать янтарь ей, но, к несчастью, позвал Шульга, вип-ложу которого она весь бой старательно избегала взглядом.
– Красавицы, знакомьтесь, – сказал он и сразу ушёл с очередным каким-то господином.
Лана обомлела.
– Здравствуйте, – сказала затем с самой доброжелательной и естественной улыбкой, на которую способен растерянный человек.
Она впервые видела вблизи такую роскошную женщину. Жена была высокая, с Алексея ростом, изящная и тонкая, с правильными чертами лица и длинными холёными пальцами, белокожая и темноволосая, с элегантным узлом волос на затылке, в прекрасной и очень простой одежде, Лана приблизительно представляла, сколько стоит эта простота. Никаких украшений, никакой вычурности.
– Злата, – сказала жена и пожала окровавленную руку Ланы сухой и холодной ладонью, с любопытством глядя сверху вниз. – А вы Светлана?
– Да.
– Прекрасное платье.
– Спасибо.
– Вы куда сейчас направляетесь?
– Мне нужно зверя помыть, – пояснила Лана, глазами указывая на измотанного минипигами Серого. – Как вам бой?
– Жестоко, я не любитель таких вещей, – жена пожала плечами.
Даже это простое движение полнилось грацией, Лана поразилась, как можно изменять такой женщине.
– И эта ужасная беременная, я думала, она сейчас родит поросёнка, – с улыбкой добавила Злата.
Обе рассмеялись.
– Вы позволите пойти с вами? Лёша с дядей Митей хотел тет-а-тет поговорить.
– Если вам любопытно – милости прошу, – пришлось ответить.
Лана взяла на руки зверя и обе вышли через арену. В комнате Злата бегло осмотрелась.
– Вы живёте здесь с дочкой и зверьком? Мало места…
– Надеюсь, это временно, – Лана вздохнула. – Так уж получилось.
К купаниям зверь привык, даже стал получать удовольствие, вот и сейчас улёгся кольцом, по форме таза, положив длинную морду Лане на руку, и подставлял под ладонь помятые пигами бока.
– В детстве у меня была Рея, самка саблезуба, – сказала Злата, глядя, как окрашивается вода в тазу. – Такая ласковая. Я её совсем не боялась.
– И что с ней случилось?
– Сдохла от ожирения. Мы неправильно кормили, давали мяса сколько просила, ещё и синтезированного. Мама тогда ужасно плакала, больше ксенозверей мы не держим.
– Грустная история, – согласилась Лана.
– А вы Лёшина любовница? – вслед за тем спросила Злата тем же естественным, доброжелательным тоном без какой-либо паузы или перехода.
– Нет, – ответила Лана слишком быстро.
– Мне в соцсеточку письмо пришло, что любовница, – пояснила Злата. – Вы не волнуйтесь и не подумайте плохого, я совершенно не против.
Лана, не глядя на неё, продолжала смывать с серой шкуры уже подсохшую сверху кровь. Ей хотелось сквозь землю провалиться.
– Понимаете, – продолжала Злата, – любовница – она всегда не только мужа, но и всей семьи. К примеру, мне не нравится заниматься хозяйством, дома для этого есть моя мама, свекровь и домработница, а у детей – интерактивный педагог. Также я больше не хочу с ним спать, но в последнее время для этого никого не находилось.
– Вы не любите мужа? – только и спросила Лана.
– Конечно же люблю, – поспешила уверить её Злата. – Просто я не люблю секс, он мне кажется тупым и скотским занятием, дебильная какая-то трата времени, лучше журнал полистать. Сына и дочку я родила, кажется, вполне достаточно, но Лёшик гиперактивный, как ваш зверёк. Ему всё сразу надо, понимаете? Если у Лёши никого нет, приходится принуждать к исполнению супружеских обязанностей себя. Поэтому я только приветствую женщину, которой эти обязанности могу делегировать.
Лана потрясённо уставилась на неё. Она не могла понять, с чем столкнулась: крайней наивностью или крайним цинизмом такой красивой женщины.
– При условии, что из семьи вы его не уведёте, – добавила Злата. – Потому что детям нужен отец.
– Да я и не собиралась, – пробормотала Лана.
– Давайте подам полотенце. Какой он милый, когда чистый. Можно погладить?
– Ну, попробуйте.
Жена погладила Серого пальцем по лбу. Тот раздражённо зацокал и поднял губу, той пришлось руку убрать.
– Он платит вам деньги?
– Нет конечно, – Лана потрясла головой.
– Какой жадный, я скажу, чтоб платил. Всякий труд должен быть оплачен, тем более, такой тяжёлый.
Это становилось невыносимо.
– Лучше скажите, чтобы он поскорее сделал документы, – вырвалось у Ланы.
– А вот это мне уже невыгодно, – заметила жена. – Впрочем, раз вы просите, то, разумеется, скажу. Ведь мы с вами в одной лодке – обе делаем Лёшу счастливым. А где у вас здесь можно выпить кофе? Я гипотоник.
Зверь теперь будет спать до утра, пришла пора забрать с пищеблока Капельку.
– Пойдёмте, покажу пищеблок, – со вздохом сказала Лана. – Только переоденусь.
– Надо вас прилично одеть, – заметила Злата, наблюдая, как Лана одевается в домашний мягкий костюм. – У Насти любовница мужа очень прилично одета и ездит на хорошей машине, я не могу быть хуже.
