Текст книги "Ручей (СИ)"
Автор книги: Мари Пяткина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
Глава 21. Павор
Чертовка на экране была хороша: пухлые розовые губы влажно блестели, маленькую розовую маечку распирала тяжёлая грудь, возможно, не совсем натуральная, но сделанная добротно, Павор бы пощупал. За спиной над её кроватью висел постер с ксено-пантерой в янтарных бусах, у подушки валялся розовый вибратор.
– В реале со мной встретишься? – спросил он в микрофон, скорее для порядка, чем из настоящего интереса, потому что даже ответь она «да», идти к проституткам Павор боялся.
Во-первых можно подцепить какую-то хворь и полдня проваляться в медкапсуле с иголками во всех руках и трубками по всем местам, пока бездушный автомат, заменивший нынче большую часть среднего медперсонала, будет его обследовать и лечить согласно собственной программе и протоколу. От медкапсул Павора бросало в дрожь, как кого-либо от пауков, тесных заколоченных ящиков и нулевых точек. Во-вторых попросту могла протечь информация. Обычная слежка по уличным камерам, где-то Павор промелькнёт в неправильном месте – и пиши пропало. Не только его яйцеголовый – ушлый парень. Павор знал, что адвокатка жены тоже роет землю в поисках любого компромата, даже опросила бывших сотрудников и отзывы получила какие хотела. Она непременно подняла бы вой о финансировании легкомысленного и порочного рода занятий, невысокой морали и прочих мерзостях, вследствие которых отдавать ему дочь нельзя, потому что нравственное здоровье девочки не менее важно, чем физическое.
Но что поделать Павору, если он мужчина? Одинокий и здоровый, лишённый собственной, законной, условно бесплатной вагины? Разумеется, закинуть денег вебкамщице за приват и сделать себе массажик. Разумеется, с маслом.
Модель он выбрал помоложе, максимально непохожую на Светлану: аппетитную пышечку, белокожую блондиночку с никнеймом Тути Твоя Мечта.
– Ну что ты, – Мечта улыбнулась. – Я не такая. Я на доктора учусь. А ты чем занимаешься?
Павор знал эти штучки – заговаривать и забивать мозги, чтобы время шло, а дело не двигалось. И улыбка, и искренний её интерес к личности Павора, его обстоятельствам и даже тому, как прошёл его день, заранее оплачены и входили в отведённое ему девицей время.
– И что за доктор, уролог? – он ухмыльнулся.
– Педиатр.
Вот так, ребятушки, приводишь однажды ребёнка на прививку, и понимаешь, что докторица имеет диплом по мастурбации на камеру. Хотя, чтоб привести ребёнка, неплохо бы его иметь, тем временем от Шульги вестей по-прежнему не было. Всё настроение, шлюха, испортила.
– Не хочу об этом, – грубовато оборвал Павор.
– А чего бы хотел? – Тути подмигнула.
– Докажи, что ты Моя Мечта, – сказал он.
– Проще простого!
Она привстала, через голову стащила свою маечку, и Павор обомлел. Отнюдь не от того, как во всей красе закачались её тяжёлые, чуть вытянутые груди, хотя и это было прекрасно. На животе и выбритом лобке Мечты красовалась филигранная тату в виде портрета актуального президента. Рот Гаранта Конституции прятался ровнёхонько между её бедрами, соответственно, всякий желающий надругаться над правами и свободами гражданина мог его иррумировать. Разумеется, при доступе к педиатрскому телу. Павор в самом деле оживился.
– Лапочка, я ж на каждый Новый год под бой часов кончать начну, – заворковал он.
Тути хихикнула, показав кончик языка, расставила ноги и заиграла мышцами бёдер и пресса. У Павора глаза на лоб полезли – оказывается, гарант умел кривиться, что твой комик.
В тот момент, когда затрезвонил мобильник, будь он неладен, Павор уже тянулся за маслицем. Он собирался дать отбой и перезвонить после, но, глянув на экран, дал отбой вебкамщице и выключил именно её.
– Слушаю, Алексей Петрович! – поспешно сказал он, чувствуя, как пропадает напряжение в паху.
– Новостей пока не особо, – проронил Шульга и умолк.
«Так чего тогда звонишь?» – подумал Павор с досадой. Время шло, задаток (и большой), был уплачен, а результата, как и с судом – никакого. Тянет время, будто шлюха? Но, разумеется, он промолчал.
– А расскажи-ка мне о своей бабе, – сказал Шульга вдруг. – Кто она такая, чем занималась, кто её родня?
Павор удивился. Под рукой стояло массажное маслице, его он смахнул на пол и отшвырнул ногой.
– К чему это?
– Развожусь, – пошутил браконьер, – подыскиваю новую партию. Смотрины устроить хочу.
– Да что о ней говорить? – спросил Павор снова. – Баба с придурью, вот тебе и весь портрет.
– А что за придурь-то? – сразу спросил Шульга. – В чём выражается?
– Да ты издеваешься? – не выдержал Павор. – Ну истерики там, психи, принимает фантазии за действительность.
– Так кем она работала, ты говоришь?
Нет, это становилось невыносимо.
– Домохозяйкой! Ей что, работать надо было? Сидела как у бога за пазухой. Дом полной чашей, ни в чём не нуждалась, вот с жиру и взбесилась.
– А что она любила делать? Ну, в свободное время?
Павор недоумевал, к чему эти глупые вопросы и какое отношение они имеют к их с Шульгой общему делу. Однако, просто так чёртов бандюк допрос бы не устраивал, где-то крылся подвох.
– Розы рассадила во дворе и клубнику, – подумав, ответил Павор. – Виноград трёх сортов, его мы в прошлый раз и ели.
– А родственники жены – кто?
– Одна тётка у неё, старая проблядь. Мамаша с бабушкой чем-то вирусным заболели и давным давно померли, а папки вовсе не было, ну как, биологический-то был…
– Братья двоюродные есть? Кузены?
– Нет никого…
Ох, неспроста Шульга его расспрашивал…
– Что ты хочешь, Алексей Петрович? – спросил Павор нетерпеливо.
– Я же сразу сказал – познакомиться, – произнёс браконьер другим совсем тоном. – Посмотреть на эту твою бабу, Павор, потому что два моих человека пошли по твою, еблан, пиздючку и не вернулись.
И, кажется, теперь он не шутил.
Глава 22. Матриарх
***
– Жди, – приказала она.
Йел залёг и застыл как камень, за которым прятался. Сзади и чуть поодаль от Матери прижался к стволу Редхи. Второй сын стоял безупречно, неподвижный, как само дерево, лишь глаза шевелились: наблюдал.
Мать, по-прежнему внимательная и зоркая, увидела, как с другой стороны заболоченной поляны шевельнулась ветка, над ней мелькнуло ухо одной из Дочерей. Разумеется, старшей! Матриарх коротко цокнула, подавляя досаду: Дочь плохо пряталась, не имела терпения. Попадётся чуткая добыча, заметит и сбежит, семья останется голодной. Терпенье – первое, чему она учила детей, едва глаза открылись, как учили её саму.
– Ты станешь нетерпеливой Матерью, – с насмешкой упрекала она, и Дочь стыдилась.
– Всё придёт со временем, – говорила затем, чтоб ободрить. – Терпение и гейм делают нас мустами. Семья и слияние делают нас силой.
Гейм у старшей Дочери был отменным, лучше, чем у всего помёта, а шею и грудь уже украшали шрамы. Хотя, чего скромничать, все восьмеро были хороши, ни единого пустого. Пусть неопытны, но Матриарх через день, пока Ночной Глаз не прищурился, натаскивала их на добычу. Сперва находила простую, вроде хромого телёнка, затем помёт взял скрытную сулицу, после – пару зубастых лупров, самца и самку. С каждым разом Мать намеренно выбирала добычу больше, сильнее и опаснее.
Молодняк учился сливаться, ощущать вибрисами друг друга, как пространство: брат – Сестру, та – другую, другая – третью. Они обучались охотиться в слиянии: прыжок шёл за прыжком, удар за ударом, укус за укусом, и пока один уходил из-под клыков и когтей добычи, другие нападали.
Она растила новую семью – несокрушимого зверя. Когда семья без потерь, всего лишь с ранеными, взяла старого монта-одиночку, Матриарх поняла: пришло время для нового урока.
Она повела семью на восход Дневного Глаза, за границу охотничьих угодий. Молодняк волновался, не придёт ли чужая семья защищать территорию, но Мать знала: мустов здесь нет. А вот двуногие были, к счастью, меньше, чем в Мёртвом лесу, небольшое семейство, на которое Мать наткнулась у озера, преследуя быструю добычу. Упустила. Как и те, первые, двуногие повалили лес. Как и те, они привели воду и сотворили мёртвое болото без рыбы и лягушек, где рылись в поисках древесных слёз, которые уносили.
Два дня подряд мусты наблюдали, как ревёт и роет норы зверюга, несущая в себе двуногого, как враги шумят, кричат, едят и ковыряются в грязи, словно рохи. Одни самцы, без самок и детёнышей, и было их как пальцев на передних лапах муста.
Мать собрала семью в раскидистых ветвях могучей сосны.
– Пусть глаза ваши смотрят, а уши слушают, – сказала она, чувствуя, как разгорается ненависть, словно в тот день, когда она вышла к мёртвому логову. – Пусть носы ваши узнают их запах, пусть каждый из вас запомнит: двуногий – это враг. Врагов надо убивать, иначе они убьют вас, как всех в моём прежнем логове.
– Они медленные, – фыркнула младшая Дочь. – Неповоротливые! Они плохо слышат и нюхают.
– Молчи! – отрезала Матриарх. – У них отрава сильнее, чем у пчёл и змей, я видела, как вымер лес. У них большие острые когти, способные проткнуть вас насквозь, я видела, как гибли мусты в бою. У них есть громовые палки, убивающие на расстоянии прыжка. У них есть шкуры твёрже, чем у турна. Они опасны, а ты глупа.
Дочь смущённо отвернулась.
– Что вы сделаете, когда двуногий подымет палку? – сурово спросила Мать.
– Увернёмся и будем петлять, – хором ответила семья.
– Что вы сделаете, увидев коготь в его лапе?
– Нырнём под лапу или вбок, – последовал ответ.
– Куда вопьются ваши зубы?
– В места без шкуры, в морду, в шею.
– Будьте терпеливы, тихи, быстры, зорки. Мы нападём на рассвете, когда все будут спать.
***
По иронии судьбы в напарники Женьке попался Жуль Мартен, настоящий француз, лесопарковский работник, приехавший искать славянскую любовь, да так и осевший. С любовью не сложилась, однако француз не горевал: он быстро понял, что романтичный образ версальского эколога делает его неотразимым в глазах местных прелестниц, теперь менял мамзелей как перчатки и давно имел репутацию сердцееда.
Явились на собеседование Жуль и Женька в один день, устроились и медосмотр прошли тоже вместе, отчего попали в пару. Все в отделе называли их на французский манер – Жуже.
– Кто отчёт не сдал, опять Жуже?
– Что-то снова наши Жуже к совещанию опаздывают.
– На четвёртой подстанции ОР-9 проверить бы уровень радиации, показатели неровные, из рейнджеров пошлём Жуже!
Объектом втыкания шпилек Жуже стали после того, как умудрились застрять в лесу с ночёвкой, скандал получился знатный. Шутка ли, ручейный рейнджер нарушил протокол! Пришлось писать объяснительную: так и так, шерстистый носорог загнал на скалы, где караулил до утра, а седатив внизу остался, потому что сумку уронили, и было это чистой правдой, чтоб ему в лесу пропасть навеки! Что до опозданий на постоянные никчемные совещания, так кто не задерживался? В особенности, начальница, шефиня, Татьяна Игоревна. Пожалуй, если бы Жуль не строил ей глазки и не заваливал комплиментами фигуру, волосы и стиль одежды, довелось бы не просто объяснительную писать, без выговора бы не обошлось. В общем, шпильки были сущей ерундой, ведь платили рейнджеру в областном представительстве «РУЧЕЙ_ГЛОБАЛ» прекрасно. Для вчерашнего выпускника факультета экологии по специальности лесное дело, к тому же, без опыта работы, такое место – невероятная удача.
Ещё два года и соберёт себе Женька на отдельный дом, перестанет мучиться на съёмных скверных квартирах. За место своё он держался зубами. Сказано в лес идти замерять радиацию, дескать, не влияет ли добыча электроэнергии на окружающую среду в иномирной проекции Говерлы? Значит надо идти в лесную тьмутаракань, лезть на гору и замерять. Сказано проверить прииски компании, получившей лицензию на янтари в иномирной проекции Олевска? Значит надо идти на прииски и проверять. А уж там, когда Жуже приходили, манагеры встречали их словно британских принцев, водили под руки, дули в рот, лебезили и старались подкупить отборным янтарём, по уверениям Жуля даже предлагали гомосексуальный секс, да вот беда – ему всегда нравились женщины, девчонки, тёлки, бабы, девки и тяночки.
Ещё бы рейнджера не охаживать: от акта, который он напишет, зависит продление лицензии, развёртывание новых нулевых точек, строительство новых станций, да всё на свете. Женька понимал, что как ни зубоскалили в отделе о рейнджерах, его пост был пиздецки важным, и нёс свою службу с гордостью.
Чего нельзя сказать о Жуле. Легкомысленный во всех отношениях напарник поразил его неприличными связями с местным люмпен-пролетариатом. Когда он впервые притащил Женьку к чёрным копателям, тот удивился до глубины души и крепко был разочарован.
– Ты что, на подсосе, как говорят? – уныло спросил.
Вот это беда, думал он, вот это не повезло с напарником!
– Молодой ты, Женька, глупый, – ответил Жуль, – les gars разве много накопают вручную? У них один мини-экскаватор да помпа. Это корпорации наживаются, а им бы семьи прокормить. Да ты послушай, какие у них песни!
И в самом деле, в небольшой артели чёрных копателей был его ровесник, цыганчук с гитарой, харизмой и обалденным голосом, который мог спеть что угодно, на всякий лад. Женька с ним сдружился, даже в бар ходили вместе петь в караоке, когда у обоих выходные совпадали, что, впрочем, случалось редко.
Тем не менее, не обходилось и без взяток, порой какие-то камушки ambre француз да брал. Женька подозревал, что нешлифованные слёзы сосен идут на подарки женщинам, девчонкам, тёлкам, бабам, девкам и тяночкам. Но сам пачкать руки брезговал.
В тот день рейнджеры ехали с Еlectri corp, выписав целую пачку штрафов за всё подряд – превышение лимитов добычи, заход площади разработки за лицензированную территорию, размывку почвы и общий вред экологии – высшее руководство Ручья старалось контролировать пираний бизнеса.
– Заедем к ребяткам? – спросил Жуль словно невзначай.
– Ну, заедем, – нехотя ответил Женька.
Ему ещё предстояло писать отчёт на тему штрафов и ущерба окружающей среде. Нужно было побыстрее пройти нулевую точку, заняться бюрократией, сдать документы в кои веки вовремя и обойтись без шуток про Жуже, но почему бы и не выпить чаю у костра старателей? Крепкого, сладкого, да с дымком! Но можно и борща.
Амуницию ручейники получали самую новую и актуальную, машину рейнджерам дали высочайшего класса, зверь-машину, электрокар-внедорожник-амфибию. Хочешь – по грунтовке едь, хочешь – по полю кати, да хоть по кочкам на болоте шлёпай, зверю всё ни по чём, а если вдруг застрял – могучий мотор поможет выползти из любой канавы. На обоих красовались армированные костюмы с тройной защитой из самой прочной ткани новейшей разработки, предохраняющей от укусов, ударов, повреждений, с мембранами и терморегуляцией. Оружия любого, по собственному выбору, предоставляли сколько душа пожелает, с чем тебе удобно – с тем и ходи, протокол не ограничивал, главное – использовать с умом. Женьке в его двадцать три казалось, что он в сказку попал, да не в простую, а приключенческую.
К нелегальной яме они подкатили к полудню и сразу поняли – что-то не так, уж слишком тихо было вокруг. Не шумели помпы, качая воду из озера, не дымилась полевая кухня с кастрюлей вкуснейшего, очень жирного борща, не обменивались сальными шутками грязные и мокрые мужики, готовые бросить работу и схватить свои миски, потому что подходило время обеда. Даже птицы, кажется, молчали. Только стервятник с длинной лысой шеей распялил зубастую пасть и хрипло закричал, взлетая. Тяжело взлетел, с трудом, так набил пернатое брюхо.
А затем Женька увидел первый труп с дырой вместо лица, за ним – второй, и приключенческая сказка превратилась в поганый хоррор.
Глава 23. Лана
***
– Эта комиссия, – сказал инженер по технике безопасности, глядя в сторону, – будет осматривать станцию на предмет безопасности пребывания ребёнка. Инициировал её, как я понимаю, ваш бывший муж.
У Ланы всё внутри оборвалось, руки стали холодными и мокрыми, а левый глаз непроизвольно дёрнулся, словно обладал собственной волей.
– Сюда, пожалуйста! Скафандры можно повесить тут, – едва смогла сказать она.
Стараясь, чтоб рука не дрожала, Лана показала на встроенные стенные шкафы в коридоре, за шлюзом, с одеждой для перехода, для лабораторных работ и для выхода за территорию. Разделся из всей комиссии один пожарный инспектор, а кроме него лишь коллега-инженер.
Санинспектор слегка за тридцать, худой и длинный будто глист, снял перчатки и надел другие, нитяные, белые. Дама средних лет из соцопеки ничего не снимала, просто одарила Лану долгим казённым взглядом. Её волосы были стянуты в тугой конский хвост, красивое, правильное лицо совсем немного портили уставшие углы рта. Почему-то Лана подумала, что в жизни дама одинока и видела немало непутёвых Светок, Катек и Оксан. Из прорезиненного чехла с двойной защитой для переноски техники достала видеокамеру.
– Кофе, чай? – спросила Лана.
– Благодарю, ничего не надо, – холодно ответила дама. – Покажите пищеблок.
И сразу, без предупреждения, начала видеозапись.
– Чаю, пожалуйста, – с хрипотцой сказал пожарный инспектор. – Большую ложку заварки на стакан кипятка и два сахара.
Такой странный пожарный Лане ещё не попадался, хотя, чего лукавить, это была первая в её рабочей карьере инспекция, до этого пожарников она видела только в новостях, обычно, закованных в латы рыцарей-огнеборцев. «Сотрудники пожарной части 4-ЖР при тушении возгорания в частном секторе героически спасли из огня малыша симуса!» Может, внутри под громоздкими одеждами и шлемами они были такими же экстравагантными, кто знает. Положим, шрам от брови и до губы у кого угодно может образоваться. Вдруг у пожарников нынче принято унизывать пальцы янтарями и носить вычурную обувь из кожи иномирной рептилии? Глядя на пёстрые туфли, Лана некстати подумала о разрубленном и сожжённом в мусоросжигателе змее. Ведь можно было снять шкуру и сшить пункерскую мини-юбку как у певицы или порнозвезды, только лучше. Вспомнив о мусоросжигателе, Лана испугалась ещё больше.
На пищеблоке санитарный и социальный члены комиссии устроили настоящий обыск. Перерыли холодильник, заглянули в каждую кастрюлю и каждый шкафчик. Под раковиной санинспектор нашёл грязь, о чём торжественно оповестил, подняв белую перчатку с рыжей полосой на пальце. Вторая, чёрная полоса появилась, когда он встал на стульчик и залез рукою в вытяжку. Разумеется, Лане бы и в голову не пришло там почистить. Ещё чего, работало, да и всё на том.
– Покажите санузел, – сказала дама, – это направо?
Да так и пошла впереди со своей камерой. За нею следовал санинспектор. Перчатки он брезгливо снял и поклал в целлофановый пакетик, в его руках появился определитель флоры размером с будильник и стерильный бумажный пакет с тампонами. Лана украдкой вытерла пот со лба.
В туалете и на решетке слива душевой кабинки санинспектор что-то высеял, отчего худое его лицо озарилось скупой усмешечкой. Лана дико жалела, что не имела привычки пить успокаивающий травяной сбор вместо кофе утром, днём и вечером, но приходилось делать максимально спокойное лицо.
Меньше всех неприятностей доставлял экзотичный пожарник. Не теребил, особых вопросов не задавал, молча замыкал шествие, шаря по сторонам чёрными глазами да цедил сквозь зубы терпкую чёрную жижу, которую сам себе и заварил, безошибочно найдя кофеварку, пока растерянная Лана наблюдала за проверочным беспределом, устроенным его коллегами. Инженер по ТБ повёл этих двоих в командный пункт, где показал в станционном компе все акты предыдущих проверок.
– Пожарная сигнализация работает, – сказала пожарнику Лана. – Система автоматического тушения исправна, вот сигнальный датчик, рабочий, сами посмотрите.
– Ага, – пожарник едва глянул на датчик.
– Имеется щиток с комплектацией: огнетушитель, два ведра, лом, багор, лопата и топор, всё на месте, – продолжила Лана, невольно вспоминая, что эта комплектация ей дважды пригодилась. – Пожарный выход в пищеблоке, предметами не заставлен.
Инспектор оценивающе окинул её взглядом с головы до ног.
– Мужик-то у тебя мудак, не? – спросил он вдруг. – Я б свою бабу с дитём на станцию ни в жизть не отпустил.
– А он меня не отпускал, – от неожиданности ответила Лана. – Я сама сбежала.
– Чего так, из порядочного дома да в дичь? – пожарник ухмыльнулся. – Гулял налево, любил присунуть кому ни попадя? С девок снимать, поди, заеблась?
Какой, однако, сленг использовало официальное лицо. «Никакой это не пожарник» – подумала Лана, и коротко ответила:
– Пиздил.
– Понял.
– Покажите, где спит ребёнок, – попросила соцработник, едва выйдя из командного пункта.
С бьющемся где-то в горле сердцем Лана повела их по коридору, открыла нужную дверь и тупо уставилась на длинные багровые брызги, постель в следах её собственной рвоты и кровавых следах зверя-убийцы, дыры от пуль в экологических панелях, зловонные лужи вокруг застывших трупов. Моргнула – всё пропало и стало, как и должно: многократно вымытые с отбеливателем стены и пол, огромные окна с защитными сетками, пространство, место, свет, приятный запах хвои. Пушистый зелёный коврик прикрывал пулевое отверстие в паркете, а дыры в стене Лана залепила рисунком Капельки. На рисунке их семья: мама, дочка и Серый с мячиком, похожий на помесь крокодила с бегемотом.
Игрушки, книги, детский компьтерный столик, интерактивная доска с проектором и всё, что могли предоставить Лане с Капелькой в ОБДЖ стояло, лежало и висело на своих местах.
– У ребёнка нет отдельной кровати? – немедленно спросила соцработница.
– Мне предлагали поставить вторую кровать, – нервно ответила Лана. – Но она боится спать одна после того как стала свидетелем домашнего насилия.
– Её отец тоже бил? – невзначай уточнила дама.
– Её не бил.
Соцработница открыла шкаф и проверила, как сложено постельное бельё. Санинспектор повозил тампонами по коврику, подоконникам и плинтусам.
– Неорганические соединения в норме, – сказал он, глядя на экран малогабаритной системы микроволнового разложения проб, – тяжёлых металлов ртути, кадмия, свинца и прочих не зафиксировано.
Лана ненадолго выдохнула.
– Пройдёмте во двор, проверим пробы на органические вещества, включая токсичные: фенолы, пестициды, выбросы… – сказал санинспектор затем и Лане снова стало дурно, потому что во дворе брать пробы было нельзя. – Пыльца растений, – продолжал инспектор, будто с наслаждением глядя, как изменилось её лицо, – частички разлагающейся органики и прочие потенциально аллергенные и опасные для здоровья ребёнка компоненты…
«Только бы успели», – подумала Лана, ведя гостей к внутреннему выходу. Чуть повозилась для приличия, и открыла дверь.
– Фу, что за вонь! – с омерзением сказал санитарный инспектор, переступая порог. И добавил совсем другим тоном: – Здравствуйте, Григорий Павлович, Марья Ивановна… Какими… судьбами?
– Здравствуйте, Виталий, – откликнулся старичок микробиолог, поворачивая ручку мусоросжигателя, возле которого они с Марьей Ивановной и колдовали. – Мари, застряло, что ли? Посмотри-ка.
Из мощного, запитанного от забора электрического мусорозжигателя и в самом деле просачивался густой зловонный дым, будто с нагрузкой он едва справлялся. Ощутимо тянуло шашлычком, приправленным резиной и тряпочкой.
– Удивительно, Грэгор, кто к нам пожаловал! – восхитилась Марья Ивановна. – Незабываемый Виталька! Как детишки?
– Хорошо, спасибо, – ответил санинспектор, он больше не улыбался, а испытывал очевидную неловкость.
– Эх, славные студенческие годы! – мечтательно произнёс старичок, продолжая своё дело. – Помню, помню, как вы микробиологию с третьего, простите, раза сдали, потому что ваша куратор слёзно просила…
– Что поделать, – подтвердила Марья Ивановна. – На специальность производственный контроль сырья и пищевой продукции всегда недобор, с каким угодно аттестатом принимают, лишь бы сохранить контингент и гос дотации.
Пожарник, соцслужба, инженер и Лана посмотрели на санитарного с интересом, лицо у того выражало всю встревоженность души, поражённой неожиданной и неловкой вестью.
– А сколько клеток ты перемыл у нас на кафедре, сколько лотков с экскрементами перечистил, пытаясь пересдать нб по ксенозоо! Тебя нам не хватает.
– Мне надо пробы брать, – нервозно сказал Виталька. – Я работаю, собственно.
– И нашёл ведь работу, взяли его! – восхитилась Марья Ивановна. – Пройдоха, люблю.
– Дорогой мой, здесь все работой заняты, – произнёс микробиолог – Видите ли, сейчас мы с Мари трудимся на благо сохранения окружающей среды. Давайте я как прежде помогу по старой памяти. Записывайте: бактерии, водоросли, грибки, пылевые клещи и макроорганизмы, пособные нанести вред человеческому организму, не обнаружены. Заходите в alma mater на досуге. Можете идти, хорошего вечера.
К великому изумлению Ланы, санитарный инспектор развернулся и ушёл, не произнеся ни слова. Почему-то за ним последовал инженер по ТБ, возможно, из сострадания.
– Я хочу побеседовать с девочкой, – сказала соцдама с камерой и отправилась в лабораторию, где чистая и сытая Капелька сидела с настоящим электронным микроскопом и смотрела кино из жизни иномирных инфузорий. Дочь давала им имена, а после рассказывала, что Диего женился на Кармен, а Лючиа от злости разорвалась пополам. По всей логике Лане следовало бежать за дамой и контролировать беседу, но вдоль забора, скрестив руки на груди, неспешно брёл липовый пожарный инспектор, и Лане это очень не понравилось. «Когда что-то кажется чем-то, – подумала она, – скорее всего этим чем-то оно и является…»
Она сунула руки в карманы спецовки и пошла следом.
– Забор был сломан, – сказала Лана, догнав мужчину, – и наружная сторона слишком сильно пробивала, птицы дохли. Неделю назад починили, сейчас всё в порядке.
– А это что? – он кивнул на рулон резины, которую Лана приготовила, чтобы спрятать в подсобное помещение с инвентарём и некоторой хозяйственной техникой, но не успела, он так и остался стоять под яблоней.
– Мы с дочкой загораем, я стелю коврик, – глядя ему в лицо ответила Лана.
– Все шесть метров? В рулоне по виду метров шесть.
– Мы на нём играем в мячик.
– Босиком?
– Разумеется.
Мужик снова измерил Лану взглядом. Была у него, видимо, гадкая маскулинная привычка прилипать глазами, и весь он был отвратительно маскулинный.
– У тебя штанина в крови, – сказал он.
Лана посмотрела на ноги. И в самом деле, с правой стороны, на самом верху, у ширинки, гнездилось кровавое пятнышко с пятак размером. Мысли в панике разбежались как тараканы, остался один таракан, самый крупный, блестящий и отчаянный.
– Я за свободные, естественные месячные и не пользуюсь прокладками из принципа, – сказала она.
– Фу, бля, – заметил мужик с улыбочкой.
– Представьте, что у мужчин была бы менструация, а у женщин нет, – продолжила Лана. – Тогда бы вы не морщились, а гордились. Менструация сразу стала бы поводом для зависти, признаком Настоящего Мужчины. И лично вы, инспектор, спорили бы с корешами в сауне, у кого более длительные, обильные и болезненные выделения.
– Что за бред ты несёшь, раздери тя саблезуб? – мужик расхохотался так громко, что оба универских старичка обернулись.
Мусоросжигатель больше не дымил, запаха практически не осталось. Пару горсток пепла на дне аппарата размером с бочку. Теперь никто ничего не сможет доказать.
– О да! – сказала Лана с каким-то непонятным самой себе злорадством. – Подростки праздновали бы первые месячные и хвастались ими. А попы всех религий непременно завели бы обряд сродни евхаристии специально для этого случая.
Они некоторое время смотрели друг на друга как враги.
– Вы от Павора, – сказала Лана без всяких вопросов.
– Я сам от себя, – сказал липовый пожарный инспектор. – А ты волчица, а?
Лана растерялась.
– У неё было сердце, полное любви и преданности, – нараспев произнёс мужик. – У неё был разум, полный жестокости и ужаса. Так найди меня, моя дорогая, я на самом дне.
– Что вы на дне, пожалуй, видно, – Лана рассердилась. – А о чём вы говорите, я попросту не понимаю.
– О, вот и она, заслоняет солнце, – кажется, «инспектор» кого-то цитировал, – Кровь течёт по внутренней стороне её ног, луна на небе потрёпана, искажена, церковные колокола звенят не в унисон…
Эта краткая беседа и пристальный взгляд человека, будто эстрадная звезда увешанного янтарем, со шрамом от лба до губ, были самыми странными в жизни Ланы. К счастью, вскоре со станции пришёл инженер по ТБ.
– Там ваши уходят, – сказал он инспектору, протягивая листы бумаги. – Вы акт подпишете? Вот здесь, и здесь тоже. Спасибо.
***
Двери нулевой точки трижды пискнули и закрылись. В неловком молчании комиссия ждала потока плазмы нужной силы, чтоб активировать выход и покинуть станцию.
– Нет, ну всё нормально, – вдруг сказал худой санинспектор. – Все показатели в порядке, в принципе, чисто у них. Только шерсть на ковре, и то немного.
– Какая шерсть? – быстро спросил «пожарник».
– Да вроде собачьей, – санинспектор пожал плечами. – Мне откуда знать?
– А покажи?
