Текст книги "Мемуары. Избранные письма. Документы"

Автор книги: Маргарита де Валуа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)

[Тем временем] маркиз де Варанбон, виновник этого несчастного события, спустя несколько дней после моего отъезда из Намюра, раскаиваясь в своем жестокосердии и снова воспылав прежней страстью к м-ль де Турнон в ее отсутствие (странное дело!), хотя при ней он был способен демонстрировать только равнодушие, решился приехать и просить ее руки у ее матери, доверившись, возможно, своей удачливости, которая помогала ему быть любимым всеми, на кого он обращал свое внимание. Фортуна ему сопутствовала и в дальнейшем, когда 483 82. В штате дома Маргариты де Валуа до 1578 года числился некто Ла Бюсьер, занимавший придворную должность виночерпия.

немного позже он взял в жены одну герцогиню, даже против воли ее родственников [484]. Убеждая себя, что ошибка, которую он совершил, легко будет прощена его возлюбленной и, повторяя часто по-итальянски, «что сила любви прощает преступление», он попросил дона Хуана позволить ему отправиться ко мне с поручением. Прибыв вскорости [в Льеж], он застал как раз момент, когда тело девушки, невинной и несчастной, прекрасной в своем целомудрии, несли посередине улицы. Большое число участников этой процессии не позволило ему двигаться дальше. Он посмотрел, в чем дело. Издалека он увидел, что в центре этой большой и опечаленной группы людей в траурных одеждах находится белое сукно, покрытое гирляндами цветов. Он задал вопрос, что происходит. Кто-то из городских жителей ему ответил, что это похороны. Решив полюбопытствовать. [120] Варанбон пробрался до первых рядов процессии и навязчиво начал выспрашивать в толпе, кого же хоронят. О, смертельный ответ! Любовь, мстящая за подлую измену, пожелала также подвергнуть испытанию его душу; из-за своего пренебрежительного забвения он должен был страдать у тела своей возлюбленной: она поразила его стрелами Смерти. Кто-то из участников церемонии ему ответил, что умерла м-ль де Турнон. От этих слов он лишился чувств и упал с лошади. Его отнесли в ближайший дом, думая, что он скончался. Я уверена, что душа его, пребывая в такой крайности и желая только справедливости, готова была соединиться с душой м-ль де Турнон в смерти, поскольку в земной жизни она опоздала это сделать, и, отправившись в иной мир просить прощения у другой, которая 484 83. Маргарита намекает на свою родственницу Доротею Лотарингскую (1545-1621), сестру своего зятя, герцога Карла III Лотарингского, которая, будучи вдовствующей герцогиней Брунсвикской, в 1584 году тайно обвенчалась с маркизом де Варанбоном – дворянином более низкого ранга.

оказалась там по причине пренебрежительного отношения, оставила тело маркиза на какое-то время без признаков жизни. Вернувшись оттуда, она оживила его снова, чтобы дать ему еще раз пережить Смерть, поскольку он недостаточно был наказан за свою неблагодарность [485].

По завершении этой печальной обязанности я оставалась в окружении иностранцев, желая отвлечься от того горя, которое я испытала от потери столь благородной фрейлины. Епископ (называемый Его Милостью) или его каноники приглашали меня на пиры в различные дома и в прекраснейшие сады, каковых было много в самом городе и за его пределами и которые я посещала ежедневно, сопровождаемая епископом и иностранными дамами и сеньорами, как я уже говорила. Последние каждое утро собирались в моей комнате, чтобы сопровождать, меня в сад, где я пила свою воду. Ибо принимать ее нужно было в движении, прогуливаясь. Несмотря на то что врачом, прописавшим мне воды, был мой брат, тем не менее, они оказали на меня столь благотворное воздействие, что в течение последующих шести или семи лет мое воспаление на руке совсем не чувствовалось… После прогулки в саду мы проводили день все вместе, принимая приглашение позавтракать в каком-нибудь доме, а после бала отправлялись к вечерне в один из монастырей. Отобедав, занимались тем же самым – шли на бал или лечились водой под музыку.

Так прошло шесть недель – именно столько времени обычно отводят для водолечения и столько было предпи485 84. Эта история, рассказанная королевой, стала общеизвестной. Шекспира она вдохновила на «Сонет о потерянной 485 84. Эта история, рассказанная королевой, стала общеизвестной. Шекспира она вдохновила на «Сонет о потерянной любви», а мадам де Лафайет – на написание «Принцессы Клевской».

сано г-же [121] принцессе де Ла Рош-сюр-Йон. Когда мы приступили к сборам для возвращения во Францию, приехала мадам д’Аврек, направлявшаяся к своему мужу в Лотарингию, и которая поведала нам о странных переменах, случившихся в Намюре и во всей этой провинции после моего отъезда. В тот же день, когда я покинула город, дон Хуан, сойдя с моего корабля, сел на лошадь и, под предлогом желания поохотиться, проследовал к воротам Намюрской крепости, ему не принадлежавшей. Сделав вид, что случайно оказался здесь, перед воротами, и попросив осмотреть крепость, он захватил ее, сместив ее капитана, назначенного [Генеральными] Штатами, а кроме того, пленил герцога Арсхота, господина д’Аврека и ее саму. Однако, после многочисленных жалоб и просьб, отпустил на свободу ее деверя и ее мужа, но ее оставил в качестве заложницы, пока они не проявят свою лояльность. Ибо все провинции [Фландрии] запылали огнем и взялись за оружие.

Страна разделилась на три партии: партию [Генеральных] Штатов, объединявшую католиков Фландрии, партию принца Оранского и гугенотов, действовавших заодно, и испанскую партию, которой руководил дон Хуан. Я понимала, что оказалась в трудной ситуации, и мне придется возвращаться через владения тех и других [486]. [Тем временем] мой брат направил ко мне своего дворянина по имени Лескар [487] с письмом для меня, в котором 486 85. Рассказ Маргариты о захвате цитадели Намюра доном Хуаном 24 июля 1577 года точен и подтверждается многими свидетельствами. Вообще проезд королевы Наваррской через город Намюр стал для губернатора Нидерландов спасительным шансом завладеть его стратегической крепостью и тем самым обрести возможность избавиться от унизительной власти Генеральных штатов и набирающего силы принца Оранского. Совершенно очевидно, что Маргарита и ее окружение были в курсе всех событий еще до приезда мадам д’Аврек, но не волновались, поскольку ситуация казалась контролируемой. Однако действия Хуана Австрийского привели к тому, что в сентябре вся Фландрия оказалась охваченной антииспанским движением, превратившись в зону боевых действий. Путь назад для кортежа королевы фактически оказался отрезан.

487 86. Этот персонаж нам найти не удалось, однако очевидно, что речь идет о представителе мелкого дворянского рода Лескаров из Беарна.

сообщал, что со времени моего отъезда от двора Господь был столь к нему милостив в деле служения королю, поручившему ему командовать армией, что помог ему захватить все города, которые предполагалось отбить, изгнав гугенотов из всех провинций, куда вступало его войско. И что он вернулся ко двору, который пребывал [122] в Пуатье, откуда король руководил осадой Бруажа, чтобы быть ближе к армии герцога Майеннского и при необходимости оказывать ей помощь [488]. Однако обстановку при дворе, похожем на Протея [489], который ежечасно менял свой облик, дворе, где всегда происходят какие-то перемены, он нашел изменившейся. Его присутствия никто не замечал, словно он не оказывал королю никаких услуг; а Бюсси, которого король так привечал перед их отбытием в армию и который воевал за короля со своими друзьями (и даже потерял родного брата при осаде Иссуара [490]), попал в немилость, и его начали преследовать завистники, как во времена Ле Га. Каждый день им обоим чинили обиды, а миньоны [491], окружающие короля, стали склонять четверых или пятерых его самых благородных дворян – Можирона [492], Ла [123] 488 87. Генрих III прибыл в Пуатье в начале июля 1577 года, когда герцог Майеннский уже осадил гугенотский Бруаж, сдавшийся 21 августа. В это же время Франсуа Алансонский получил приказ короля передать командование своей армией герцогу де Неверу и прибыть ко двору, поскольку Генрих III ревниво отнесся к его победам в Оверни.

489 88. Протей – в древнегреческой мифологии морское божество, сын Посейдона, обладавший способностью принимать любой облик.

490 89. Летуаль подтверждает, что при захвате Иссуара погиб младший брат Бюсси – Юбер де Клермон-Амбуаз, см.: L’Estoile Pierre de. Registre-Journal du règne de Henri III / Éd. M. Lazard et G. Schrenck. T.2. Genève, 1996. P. 14.

491 90. Слово «миньон» (mignon) появилось задолго до описываемых событий и обозначало фаворита короля, королевы или какого-либо знатного сеньора. Однако именно при Генрихе III миньонами стали называть близких к королю людей, вкладывая в это негативный смысл. Летуаль пишет: «Название Миньон устами людей распространялось быстрей лошадиной рыси и вызывало у всех сильную ненависть…». И далее: «В воскресный день 20 [октября 1577 года] король спешно прибыл в Оленвиль с группой своих молодых Миньонов, разодетых и завитых, с задиристым видом, со шляпами «летучая мышь» на головах, изрядно накрашенных, нарочито красовавшихся, […] обсыпанных фиалковой пудрой и благоухающих такими ароматами, что последние заполнили [все] улицы, площади и дома, где они побывали» // L’Estoile Pierre de. Registre-Journal du règne de Henri III / Éd. M. Lazard et G. Schrenck. T.2. P. 145.

492 91. Луи де Можирон, барон д’Анпюс (1560-1578) – фаворит короля, сын Лорана де Можирона, генерального наместника Валета [493], Молеона [494], Ливаро [495] и некоторых других – покинуть его дом и перейти на службу к королю. Он очень сожалел, что позволил [124] мне совершить путешествие во Фландрию, так как стало известно, что на обратном пути мне готовят какие-то неприятности из-за ненависти к нему: то ли посредством испанцев, предупредив их о том, что я вела переговоры во Фландрии в его пользу, то ли силами гугенотов, дабы отомстить за поражение, которое он нанес им, начав с ними войну после того, как оказал им помощь.

Все изложенные выше обстоятельства заставили меня призадуматься. Я поняла, что вынуждена буду на обратном пути проезжать через земли разных партий, тем более что самые знатные лица в моем собственном окруДофине. Славился безудержной храбростью, в 1577 году при захвате гугенотского Иссуара потерял глаз. В 1578 году покинул дом Франсуа Алансонского, где числился ординарным камергером, и перешел на службу к королю в должности ординарного камер-юнкера. Погиб во время знаменитой «дуэли миньонов» 27 апреля 1578 года. Двоюродный брат барона де Ливаро (см. ниже).

493 92. Жан-Луи де Ногаре, сеньор де Ла Валетт (1554-1642) – сын гасконского дворянина Жана де Ногаре и Жанны де Сен-Лари, будущий герцог д’Эпернон (1581) и «архиминьон» Генриха III. В 1575-1576 гг. – камер-юнкер герцога Алансонского. В 1576 году сопровождал Генриха Наваррского во время его бегства из Лувра, позже (в 1577 году) перешел на службу к королю Франции в должности камер-юнкера. Сыграл важную посредническую роль между обоими монархами в 1580-е годы. Во времена малолетства Людовика XIII приобрел огромную самостоятельность, которой лишился при кардинале де Ришелье.

494 93. С этим персонажем долгое время происходила путаница. Французские ученые – издатели мемуаров королевы Наваррской – Ив Казо (1971) и Элиан Вьенно (1999) уверенно определяли его как Жиро де Молеон. Дело в том, что в 1570-х годах в доме герцога Алансонского действительно формально числился Жиро де Молеон, сеньор де Гурдан (1509-1593), губернатор Кале, кавалер ордена Святого Духа (1585), который редко бывал в Париже и постоянно проживал в своем губернаторстве. В описываемое время, в 1577 году, он прибыл ко двору в связи с заключением мира с гугенотами. Однако ему не было надобности переходить на службу в дом короля, поскольку он и так был доверенным лицом Генриха III. Поэтому (и не только) в своей книге «Фавор короля. Миньоны и придворные во времена последних Валуа» (2001) французский историк Никола Ле Ру усомнился, что речь идет именно о нем. Для роли и статуса миньона короля (по определению, молодого человека) престарелый сеньор де Гурдан явно не подходил. Скорее всего, Маргарита имела в виду не его. В штате Генриха III с 1578 года числился некто Жан-Антуан, сеньор де Молеон, ординарный камергер короля. Г-н Ле Ру с сожалением отметил, что документальных сведений о нем почти нет (правда, известно, что в 1579 году он женился на Жанне де Шомон-сюр-Луар) // Nicolas Le Roux. La faveur du Roi. Mignons et courtisans au temps des derniers Valois (1547-1589). Paris, 2001. P. 233. Очевидно, что Ле Ру не был знаком с исследованием регионального гасконского историка начала прошлого века Жана де Жаргена, много писавшего об истории семьи Грамонов. В одной из своих статей Жарген подтверждает, что именно Жан-Антуан, барон де Молеон и Барусс (род. ок. 1550), также из гасконцев, которых так любил приближать к себе король, являлся фаворитом короля Генриха III. Он был сыном барона Франсуа де Молеона и Катрин де Клермон и приходился двоюродным братом другому королевскому миньону – Филиберу де Грамону, графу де Гишу (см. выше), см.: Jean de Jargain. Corisande d’Andoins, Comtesse de Guiche et dame de Gramont // Revue internationale des études basques. № 1, 1907. P. 118-119.

495 94. Ги д’Арсес, барон де Ливаро (1556-1581) – сын дворянина из Дофине Жана д’Арсеса, сеньора де Лисье и Ливаро, камер-юнкера Генриха III, и Жанны де Можирон. До 1577 года числился шталмейстером Франсуа Алансонского, затем стал камер-юнкером дома короля. Фаворит Генриха III, как и его двоюродный брат Можирон (см. выше), участник «дуэли миньонов» 1578 года, в которой получил серьезное ранение. Погиб во время очередной дуэли с маркизом де Меньеле, поссорившись с ним во время королевского бала в Блуа. Лакей Ливаро в отместку убил маркиза.

жении разделились в своих симпатиях на приверженцев испанцев и гугенотов: господин кардинал де Ленонкур уже давно был подозреваем в сочувствии к партии гугенотов, а о господине Дескаре [496], брате господина епископа Лангрского, говорили, что он обладает сердцем испанца. Переполненная сомнениями и противоречивыми мыслями, я могла поделиться ими только с госпожой принцессой де Ла Рош-сюр-Йон и мадам де Турнон, которые, представляя себе грозящую нам опасность и видя, что потребуется пять или шесть дней, чтобы добраться до Ла Фера, уповая каждый миг на милосердие враждующих сторон, ответили мне со слезами на глазах, что только Бог один сумеет спасти нас от этой опасности, и чтобы я доверилась Его воле и приняла то решение, которое Он мне подскажет. Что же касается их самих, одна из которых нездорова, а другая стара, то я не должна опасаться и оглядываться на это, ибо обе они будут находиться рядом со мной повсюду, чтобы помочь выйти из трудного положения.

Я говорила на эту тему с епископом Льежским, который относился ко мне по-отечески и поручил своему главному распорядителю сопровождать меня на лошадях так далеко, как только возможно. И так как было необходимо получить разрешение на проезд от принца Оранского, я отправила за этим Мондусе, который был знаком с ним и склонялся к его религии. Мондусе [125] не вернулся. Я прождала его два или три дня и поняла, что если его ждать и дальше, как постоянно советовали мне 496 95. Сеньором д’Эскаром (Дескаром) был брат епископа Лангрского (см. выше) Жан де Перюсс, граф де Ла Вогюйон, принц де Каранси (ок. 1517-1595). Однако, в отличие от своего брата, он не принимал участия в миссии Маргариты. Французских издателей «Мемуаров» этот факт ставил в тупик. Элиан Вьенно предположила, что Маргарита, будучи знакомой с ним во время своего пребывания в Наварре, перенесла его происпанские настроения на более раннее время – в 1577 год; видимо, младший брат д’Эскара, епископ, придерживался таких же взглядов. См.: Marguerite de Valois. Mémoires et autres écrits. 1574-1614 / Éd. Éliane Viennot. Paris, 1999. P. 165.

поступить господин кардинал де Ленонкур и шевалье Сальвиати, мой первый шталмейстер [497], плетущие одну интригу, я тут и останусь, не тронувшись с места. Я приняла решение выехать утром следующего дня. Эти двое поняли, что не смогут помешать мне с отъездом, используя этот предлог, и [тогда] Сальвиати, вступив в сговор с моим казначеем (также являвшимся скрытым гугенотом), попросил его сказать мне, что у нас совсем нет денег, и нечем даже расплатиться за гостеприимство. Это оказалось ложью. Ибо когда мы добрались до Ла Фера, я пожелала ознакомиться со счетами и увидела, что денег, которые были выделены на мое путешествие, оставалось еще в таком количестве, что можно было содержать мой дом в течении более шести недель! Сальвиати сделал так, чтобы моих лошадей задержали, подвергая меня опасности публичного оскорбления. Госпожа принцесса де Ла Рош-сюр-Йон не могла перенести такое бесчестье и, видя положение, в которое меня поставили, приготовила необходимую сумму денег. Оставив интриганов в смущении, я выехала, предварительно подарив господину епископу Льежскому бриллиант стоимостью три тысячи экю, а всем его служителям – по золотой цепочке и кольцу. Мы направились в сторону Юи, чтобы переночевать там, имея в качестве пропуска на проезд только свою веру в Господа Бога [498].

Этот город, как я уже писала, располагался во владениях епископа Льежского, однако горожане, взбудораженные и мятежные, подобно остальным жителям, под497 96. Франческо Сальвиати (ум. 1586) – родственник Екатерины Медичи, в тот момент – рыцарь (шевалье) Мальтийского Ордена, глава совета королевы Наваррской. Занимал также должности ее первого шталмейстера и камергера герцога Алансонского. В 1578 году стал командором Ордена Святого Лазаря Иерусалимского.

498 97. Маргарита покинула Льеж 8 сентября 1577 года и в тот же день приехала в Юи.

нявшим восстание в Нидерландах, более не принимали власть своего епископа из-за того, что он соблюдал нейтралитет, и поддерживали [Генеральные] Штаты. Поэтому, не признавая [полномочий] главного распорядителя двора епископа Льежского, который был со мной, и пребывая в тревоге после захвата доном Хуаном Намюрской крепости, через которую пролегал мой путь, вскоре после того, как мы расположились в доме, [горожане] начали звонить в колокола, стягивать артиллерию на улицы и нацеливать ее прямо на мои окна, натянув цепи, чтобы [126] я не смогла соединиться со своими людьми. Всю ночь мы провели в тревоге, не видя никакого смысла вести переговоры со всем этим сбродом, грубиянами и невеждами. Утром они позволили нам уехать, расставив по краям всей улицы вооруженных людей.

Мы держали путь в Динан, рассчитывая провести там [следующую] ночь [499]. К несчастью, мы попали в то время, когда в городе праздновали избрание городских бургомистров, подобно консулам в Гаскони и эшевенам во Франции [500]. Целый день в городе царил разгул, все были пьяны, городских магистратов не было видно, короче говоря – настоящий хаос и сумятица. Наше положение изначально усугубляло то, что главный распорядитель двора епископа Льежского когда-то воевал с Динаном и считался там заклятым врагом. Этот город, когда его жители пребывали в уравновешенном состоянии, держал сторону [Генеральных] Штатов. Но когда они находились 499 98. Город Динан в то время располагался на землях епископства Льежского, на самой границе с Намюрской провинцией. Кортеж королевы прибыл туда 9 сентября.

500 99. Речь идет о выборах членов городского совета. Во Фландрии это называлось «выборами Закона Города» (выборные лица осуществляли административные и судебные функции) и традиционно сопровождалось народными гуляниями. В Северной Франции выборных городских советников называли эшевенами, а на юге страны (у Маргариты – «в Гаскони») – консулами.

во власти Бахуса [501], то принадлежали только сами себе и никого не признавали. Вскоре после того, как они увидели, что мы приближаемся к городским предместьям в сопровождении большого числа сопровождающих, то явно забили тревогу. Они побросали свои стаканы, схватились за оружие и, подняв настоящий гвалт, вместо того, чтобы открыть, закрыли перед нами ворота. Я послала к ним одного дворянина с фурьерами и квартирмейстером [502], чтобы просить их позволить нам въехать, но увидела, как моих людей задержали, крича при этом что-то невразумительное. Наконец, я поднялась в полный рост в своих носилках, сняла маску [503] и жестом дала понять ближайшему [горожанину], что желаю говорить с ним. Когда он приблизился ко мне, я попросила его помочь установить тишину, чтобы я имела возможность быть [127] услышанной; сделано это было с большим трудом. Я представилась им, кто я такая, и назвала причину своей остановки: так как у меня нет намерения причинять им какое-нибудь зло своим приездом и я не хотела бы вызывать у них каких-либо подозрения, то прошу единственно позволить войти в город мне, моим дамам и небольшому числу моих людей с целью переночевать, в то время как все остальные расположатся в предместье. Их устроило такое предложение, и они согласились со мной.

501 100. Бахус – латинская форма имени Вакха, иначе – Диониса, древнегреческого бога виноделия.

502 101. Фурьер и квартирмейстер – штатные придворные должности. Первый отвечал за организацию поставок продуктов питания, второй – за размещение королевы и сопровождающих ее лиц, включая прислугу.

502 101. Фурьер и квартирмейстер – штатные придворные должности. Первый отвечал за организацию поставок продуктов питания, второй – за размещение королевы и сопровождающих ее лиц, включая прислугу.

503 102. Знатные дамы того времени всегда путешествовали в масках, чтобы сохранить кожу лица от загара и прочих природных воздействий.

Таким образом, я вступила в их город вместе с моим ближайшим окружением, в котором был и главный распорядитель двора епископа Льежского. К несчастью, его узнали, когда я входила в отведенный мне дом, сопровождаемая толпой пьяных и вооруженных людей. Тогда они подняли крик и начали оскорблять его, желая расправиться с этим добряком, который был, к тому же, почтенным стариком восьмидесяти лет с белой, до пояса, бородой. Когда мы были уже в доме, эти пьяницы начали палить из аркебуз по его стенам, которые являлись землебитными. Видя это безобразие, я спросила, дома ли сейчас хозяин. К великому счастью, он оказался на месте. Тогда я попросила его выглянуть в окно и сделать так, чтобы я смогла поговорить с теми, кто находился ближе всего к дому. Уговорить его сделать это мне удалось с огромным трудом. Наконец, я, почти крича из окна, увидела, что со мной пришли поговорить бургомистры, пьяные до такой степени, что не понимали, о чем говорили [504]. Кое-как убедив их в своем неведении относительно того, что главный распорядитель является их врагом, я ясно дала им понять, какие последствия принесет им оскорбление персоны моего ранга, являющейся другом всех главных сеньоров Штатов, [добавив], что убеждена в том, что господин граф де Лален и все иные именитые руководители [Генеральных Штатов] найдут весьма дурным прием, который мне здесь оказали. Бургомистры, услышав имя графа де Лалена, поменялись в лице. Изъявляя в его отношении столько же почтения, сколько проявляют ко всем монархам вместе взятым, включая меня саму, самый старый из них спросил меня, улыбаясь и запинаясь, правда ли то, что я друг господина графа де 504 103. История сохранила их имена: Хуарт Давент и Жак Мегре.

Лалена? Понимая, что знакомство с графом сейчас поможет мне более, чем родственные связи со всеми государями христианского мира, я ответила ему: «Да, я его друг и даже родственница». После чего они склонились в поклоне и облобызали мою руку, оказывая столько же куртуазных знаков [128] внимания, сколько дерзостей я претерпела от поведения горожан, прося меня простить их и обещая, что они не тронут этого добряка главного распорядителя и отпустят его со мной.

На следующее утро [505], когда я собиралась пойти к мессе, представитель короля [Франции] при доне Хуане по имени Дюбуа [506], преданный испанцам, прибыл ко мне, говоря, что у него есть письма от короля, в которых он обязал его найти меня и обеспечить мне безопасное возвращение. По этой причине он попросил дона Хуана отрядить кавалерийский отряд во главе с Барлемоном [507], который будет сопровождать меня прямо в Намюр ради моей безопасности. А от меня требуется, чтобы я попросила у бургомистров разрешения войти в город господину де Барлемону (который являлся сеньором этой 505 104. 10 сентября 1577 года.

506 105. Жан Дюбуа (Дю Буа) занимал должность генерального прокурора Большого Мехельнского совета – высшей судебной инстанции еще Бургундского государства, просуществовавшей в Нидерландах вплоть до конца XVIII века. Известно, что Дюбуа, преданный сначала герцогу Альбе, затем Хуану Австрийскому, в 1580 году был арестован Генеральными Штатами Фландрии после взятия их войсками города Мехельна (фр. Малина).

507 106. Последующий пассаж Маргариты, когда она говорит о Барлемоне, являвшимся «сеньором этой провинции», позволяет утверждать, что речь идет о Шарле, бароне, затем графе де Берлемоне (1510-1578), испанском губернаторе Намюра и Артуа, смещенном Генеральными Штатами Нидерландов и затем восстановленном в должности Хуаном Австрийским. Однако не исключено, что королева имеет в виду не престарелого графа, а его сына Жиля, командующего фламандскими отрядами на испанской службе, который на следующий год после описываемых событий наследовал все должности отца. Епископ Камбре Луи де Берлемон (см. выше) приходился сыном первому и, соответственно, братом второму персонажу.

507 106. Последующий пассаж Маргариты, когда она говорит о Барлемоне, являвшимся «сеньором этой провинции», позволяет утверждать, что речь идет о Шарле, бароне, затем графе де Берлемоне (1510-1578), испанском губернаторе Намюра и Артуа, смещенном Генеральными Штатами Нидерландов и затем восстановленном в должности Хуаном Австрийским. Однако не исключено, что королева имеет в виду не престарелого графа, а его сына Жиля, командующего фламандскими отрядами на испанской службе, который на следующий год после описываемых событий наследовал все должности отца. Епископ Камбре Луи де Берлемон (см. выше) приходился сыном первому и, соответственно, братом второму персонажу.

провинции) и его отряду, с тем, чтобы он мог организовать мое сопровождение. Все это преследовало двоякую цель: с одной стороны, чтобы захватить город, с другой – чтобы я оказалась в руках испанцев. Я поняла тогда, что попала в весьма затруднительное положение. Рассказав обо всем господину кардиналу де Ленонкуру, у которого не было Никакого желания очутиться во власти испанцев, так же, как и у меня, мы решили, что нужно разузнать у горожан, нет ли какого-нибудь иного пути [из города], благодаря которому я смогла бы избежать встречи с отрядом господина де Барлемона. Поручив господину кардиналу де Ленонкуру занимать этого ничтожного Дюбуа отвлекающими разговорами, я проследовала в другое помещение, где собрались городские [бургомистры]. Я объяснила им, что если они впустят [129] отряд господина де Барлемона, то потеряют город, ибо он захватит его по приказу дона Хуана, и что я им советую вооружаться и держать городские ворота на запоре, показывая, что им все известно и они не хотят быть захваченными врасплох. Они могут впустить одного лишь господина де Барлемона, и никого больше.

Их хмель предыдущего дня прошел, и они полностью согласились с моими доводами и заверили меня, что готовы отдать свои жизни, дабы послужить мне, предоставив проводника, который и покажет путь, для чего меня нужно будет переправить через реку. Река отрежет мой отряд от кавалерии дона Хуана, и мы сможем уехать так далеко, что уже никто нас не нагонит, а дорога наша будет пролегать только по городам и весям, держащим сторону [Генеральных] Штатов. Согласившись с таким планом действий, я послала их впустить одного только господина де Барлемона. Последний, войдя, начал их уговаривать разрешить въезд всему его отряду, но увидел, что горожане пребывают в состоянии бунта в такой мере, что еще немного, и они растерзают и его самого, говоря при этом, если он не прикажет своему отряду отойти от города за пределы видимости, то они расчехлят артиллерию. Все это делалось, чтобы дать мне время пересечь реку до того, как этот отряд сможет настигнуть меня. Находясь в городе, господин де Барлемон и посланец Дюбуа делали все возможное, чтобы склонить меня отправиться с ними в Намюр, где меня ожидал дон Хуан. Я выразила желание поступить так, как они мне советовали, и, прослушав мессу и наскоро пообедав, я вышла из моего дома в сопровождении двух или трех сотен вооруженных людей. Ведя постоянную беседу с господином де Барлемоном и посланцем Дюбуа, я направилась прямо по пути, ведущему к речному причалу и находящемуся противоположно дороге в Намюр, где стоял отряд господина де Барлемона. Они, увидев это, сказали мне, я иду не в ту сторону. Я же, увлекая их разговорами, оказалась у городских ворот. Выйдя из города, сопровождаемая по-прежнему внушительным числом горожан, я ускорила шаг при виде реки и взошла на судно, куда спешно погрузилась и вся моя свита. Господин де Барлемон и Дюбуа постоянно кричали мне с берега, что я поступаю опрометчиво и не следую воле короля, желающего, чтобы я проследовала через Намюр. Невзирая на их крики, мы быстро переправились на другую сторону реки, а за два или три раза перевезли также наши носилки и наших лошадей, делая это как можно скорее. Для того чтобы я выгадала время, горожане, [130] сбивая с толку местным наречием господина де Барлемона и Дюбуа, отвлекали их своими воплями и жалобами на несправедливость дона Хуана, не сдержавшего своего слова, данного [Генеральным] Штатам, и нарушившего мирные соглашения; [вспоминая] и старые обиды в связи со смертью графа Эгмонта, и постоянно угрожая [Барлемону], что они откроют артиллерийский огонь, если только его кавалерия появится вблизи города. Все это дало мне время отъехать так далеко, что я уже не опасалась погони, ведомая Богом и проводником, мне предоставленным.

Я намеревалась расположиться на ночлег в укрепленном замке под названием Флерин [508], принадлежавшем одному дворянину, который поддерживал партию [Генеральных] Штатов и которого я видела в обществе графа де Лалена. К сожалению, этого сеньора не оказалось дома – в замке была только его жена. И когда мы вступили в нижний двор, найдя ворота открытыми, она подняла тревогу и заперлась в донжоне, подняв мост и решив ни за что не впускать нас, несмотря на все уговоры. Тем временем на расстоянии тысячи шагов от нас на небольшом холме появился отряд из трехсот пехотинцев, который дон Хуан послал, чтобы отрезать нам путь и захватить названный замок Флерин, зная о том, что я собиралась там остановиться. Полагая сначала, что мы уже вошли в донжон, но вскоре осознав, что я и моя свита все еще находимся в нижнем дворе, они расположились на привал в деревушке неподалеку, рассчитывая захватить меня на следующее утро. Поскольку мы опять попали в трудное положение, оказавшись взаперти во внутреннем дворе (от внешнего мира он был отгорожен некрепкими стенами и такими же воротами, которые было довольно легко сломать), то беспрестанно продолжали 508 107. Ив Казо, издатель «Мемуаров» Маргариты 1971 года, отметил в примечании буквально следующее: «Это – Флорен (Florennes), населенный пункт епископства Льежского, расположенный возле Динана». Элиан Вьенно в издании 1999 года воспроизвела этот же текст. Скорее всего, кортеж Маргариты, огибая Намюр и пытаясь выйти на дорогу, ведущую к спасительному Монсу, добрался до окрестностей современного Флерюса (Флеуруса), в тот момент маленького городка на границе Намюрской и Льежской областей, называемого во Франции по-разному: Флерин, Флорен. Замок носил то же название и сохранился до наших дней.