Текст книги "Мемуары. Избранные письма. Документы"

Автор книги: Маргарита де Валуа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)

Эта твердая уверенность в величии и крепости нашей с ним дружбы налагала на меня [143] особенные обязательства, и хотя благодаря именно моим услугам он завязал множество важных связей, я всегда ставила его интересы на первое место.

Вскоре после того как король дал свое согласие, на рассвете следующего дня, брат попросил господина де Лосса направить ко мне одного из шотландских стрелков, чтобы поставить меня в известность об этой грустной новости и передать просьбу прийти в его покои. Этот стрелок, войдя ко мне, увидел, что я еще сплю и пребываю в полном неведении того, что случилось. Он отодвинул полог кровати и сказал мне на языке, свойственном шотландцам: «Доброе утро, мадам, господин Ваш брат просит Вас прийти к нему». Я смотрела на этого человека, вся еще во власти сна, думая, что это – его продолжение, и, приходя в себя, спросила: «Вы из шотландской гвардии?» Он ответил утвердительно, и я продолжила расспросы: «А что такое? Моему брату больше некого послать за мной, кроме Вас?» Он сказал, что так и есть, поскольку все слуги моего брата удалены. И поведал мне на своем языке обо всем, что случилось с герцогом Алансонским минувшей ночью, и что брат получил разрешение для меня пребывать с ним во время его заключения. Видя, насколько я удручена, он наклонился ко мне и прошептал: «Не печальтесь так сильно. Я знаю способ спасти господина Вашего брата, и я это сделаю, не сомневайтесь. Однако нужно будет, чтобы я уехал вместе с ним». Я заверила его, что мы возместим ему все, что он ожидает от нас, и, поспешив одеться, отправилась вместе с ним безо всякого сопровождения в комнаты моего брата. Мне предстояло пересечь весь двор, наполненный придворными, которые обычно стремились попасть мне на глаза и оказать знаки почтения. Теперь же каждый из них (как настоящий придворный), понимая, что Фортуна отвернулась от меня, делал вид, что меня не замечает.

Войдя в комнату моего брата, я нашла, что он прекрасно владеет собой, и ничего не изменилось ни в его облике, ни в его спокойной манере Держаться. Увидев меня, он произнес, заключая меня в свои объятия, скорее с радостью, чем грустью: «Моя королева, прошу Вас, утрите Ваши слезы. В таком положении, в котором я нахожусь, Ваша печаль – единственное, что может расстроить меня. Ибо моя невиновность и правота, каковые на моей стороне, позволяют не бояться обвинений моих врагов. Если кто-либо в своей несправедливости замыслит поставить мою жизнь под угрозу, а жестокость толкнет их и на большее, у меня хватит [144] мужества и воли, чтобы презреть неправедную смерть. Но не по этому поводу я буду сожалеть более всего, ибо моя жизнь до сего дня была здесь наполнена невзгодами и трудностями, и я знал только, что нет счастья в этом мире, поэтому не буду печалиться, покидая его. Единственно опасаюсь того, что мне не дадут здесь умереть достойной смертью и заставят долго томиться в одиночестве в этой тюрьме, откуда я буду презирать их тиранию. Только бы Вы пожелали быть обязанной остаться со мной». Слова эти, вместо того, чтобы высушить мои слезы, вызвали у меня такие потоки, что лицо стало совсем мокрым. Рыдая, я ответила ему, что жизнь моя и судьба связаны с ним, и только воля Божья может воспрепятствовать тому, чтобы я не смогла остаться и помочь ему в таком положении, а если мне не разрешат быть вместе с ним и начнут разлучать, я покончу с собой в его присутствии.

Проводя время в беседах и пытаясь понять причину, заставившую короля принять столь жестокое и несправедливое решение в отношении брата, мы так и не смогли найти приемлемое объяснение. Настал час, когда открывали ворота замка [Лувра], и [на входе] гвардейцы узнали и задержали молодого человека из свиты Бюсси. Его спросили, к кому он направляется. Удивленный неожиданным вопросом, он ответил им, что идет к своему господину. Эти слова были доведены до короля, который заподозрил, что Бюсси – где-то в Лувре, куда тот действительно прибыл во второй половине предыдущего дня, возвращаясь из Сен-Жермена [539]. Мой брат сам приказал ему приехать в составе отряда, чтобы обсудить с ним вопрос о формировании армии, которая предназначалась для Фландрии, и не думая в тот момент, что должен будет так скоро покинуть двор, ибо решение уехать [на охоту] было принято неожиданно. Вечером, после всех событий, о которых я говорила, Л’Аршан [540], капитан гвардейцев, получив приказ короля найти и арестовать Бюсси и Симье, в случае, если их найдет (приказ этот он воспринял с сожалением, потому что был близким другом Бюсси, который называл его своим отцом, а тот относился [145] к нему, как к своему сыну), поднялся в комнату Симье и взял его под стражу. Но сомневаясь, что Бюсси прячется здесь, он лишь поверхностно обыскал все и остался доволен, что не нашел его. Бюсси же, который затаился на кровати, увидев, что Л’Аршан остался один в этой комнате, и опасаясь, что если приказ найти его получит кто-нибудь другой, и он не будет в такой безопасности, решил, что лучше уж быть арестован539 18. В действительности Бюсси скрывался в Сен-Клу, другом пригороде Парижа, см. выше.

540 19. Никола де Гремонвиль, сеньор Л’Аршан или Ларшан (ум. 1592) – капитан королевских гвардейцев. Во время Варфоломеевской ночи принимал участие в организации убийства сеньора де Телиньи (см. выше) и членов знатной семьи Комон-Ла Форсов, своих родственников, наследство которых хотел заполучить. См.: Эрланже Филипп. Резня в ночь на Святого Варфоломея. 24 августа 1572 г. СПб., 2002. С. 213-215.

ным Л’Аршаном, достойным человеком и его другом, обладавшим веселым и непринужденным нравом, с которым, ничего не страшась, можно было переживать все опасности и тревоги. И когда Л’Аршан закрывал дверь, чтобы сопровождать Симье, Бюсси высунул голову из-за полога и сказал ему: «Как, отец мой! Не хотите ли Вы уйти без меня? Или Вы считаете более почетным сопровождать этого негодяя Симье?» Л’Аршан повернулся и ответил: «Эх, сын мой, видит Бог, я готов отдать руку на отсечение, чтобы только не видеть Вас здесь!» Бюсси произнес: «Отец мой, это – знак того, что дела мои в порядке», продолжая подшучивать над Симье, который от волнения потерял присутствие духа. Л’Аршан поместил их обоих под стражу в одном помещении, а сам отправился за Ла Шатром, чтобы препроводить его в Бастилию [541].

В то время как происходили все эти события, господин де Лосс, добрый старик, бывший еще наставником короля, моего отца, и который любил меня, как дочь, осуществляя охрану моего брата и видя несправедливость, которой подвергся герцог Алансонский, а также проклиная дурной совет, которым руководствовался король, и, считая себя обязанным по отношению к нам обоим, решил спасти моего брата. Чтобы открыть мне свой замысел, он приказал шотландским стрелкам удалиться за дверь на лестницу и там оставаться, оставив при себе только двоих из них, которым доверял. Отведя меня в сторону, он произнес: «Нет ни одного доброго француза, сердце которого не обливалось бы кровью от того, что мы видели. Я служил еще королю, Вашему отцу, 541 20. Летуаль полностью подтверждает рассказ Маргариты: L’Estoile Pierre de. Registre-Journal du règne de Henri III / Éd. M. 541 20. Летуаль полностью подтверждает рассказ Маргариты: L’Estoile Pierre de. Registre-Journal du règne de Henri III / Éd. M. Lazard et G. Schrenck. T. 2. P. 176.

и готов отдать жизнь за его детей. Я уверен, что мне будет поручено охранять Месье Вашего брата в любом месте, куда его поместят. Заверяю Вас, что спасу его ценой своей жизни. Но для того, чтобы не раскрылись мои планы, мы не должны более говорить друг с другом. Так нужно». Эти слова вселили в меня надежду и немного [146] успокоили. Приходя в себя, я сказала моему брату, что мы не можем более находиться под гнетом этой инквизиции, не зная, что мы совершили, и содержаться здесь как последние преступники. Я попросила господина де Лосса, ибо король позволил нам видеться только с королевой нашей матерью, оказать нам услугу и узнать у кого-нибудь из окружения короля причину нашего заключения. К нам прислали господина де Комбо [542], главу совета этих молодых людей, который с присущей ему степенностью заявил, что он направлен к нам узнать, что именно желаем мы услышать от короля. Мы ответили, что хотим спросить у короля о причине нашей неволи, поскольку она нам не известна. Он ответил важно, что не стоит спрашивать у богов и королей о мотивах их решений, которые принимаются во имя блага и справедливости. Мы возразили ему, что не являемся простыми смертными, подсудными инквизиции, которые должны теряться в догадках, что с ними сделают. [Однако] ничего более мы не смогли из него вытянуть, кроме того, что он пообещал сделать для нас все возможное, что в его силах. Брат мой начал смеяться. Я же, впав в отчаяние и видя, что [этот смех] может только усугубить положение моего брата, которого я почитала больше, чем саму себя, 542 21. Робер де Комбо, сеньор д’Арси-сюр-Об (ум. 1601) – дворянин из Шампани, первый гофмейстер короля, сделавший карьеру при дворе Генриха III. С 1583 года – кавалер ордена Святого Духа. Известен тем, что в 1580 году женился на известной куртизанке Луизе де Ла Беродьер дю Руэ, любовнице Антуана де Бурбона, отца Генриха Наваррского, вернувшей его назад в католическую веру и имевшей от него сына.

в своем огорчении готова была перестать с ним разговаривать, как он того заслуживал.

Пока Камбо передавал королю наш с ним разговор, королева моя мать, как видно, пребывая в печали в своих покоях (будучи весьма осторожной государыней, она как никто предвидела, что эта крайность, не имевшая ни смысла, ни оснований, могла бы принести немало несчастий нашему королевству, не будь мой брат столь добр от природы), послала собрать всех членов старого совета: господина канцлера [543], принцев, сеньоров и маршалов Франции, которые были единодушны в своем крайнем возмущении дурным советом, который дали королю, говоря королеве моей матери, что она должна противостоять всему этому и показать королю, что он [147] совершил ошибку. И так как уже невозможно вернуть то, что сделано, следует найти наилучший выход из создавшегося положения. Королева моя мать сразу же отправилась к королю со всеми этими господами и представила ему, какие последствия могут иметь его действия. Король, у которого открылись глаза на опасный совет своих молодых людей, положительно отнесся к речам этих старых сеньоров и советников и попросил королеву мою мать уладить это дело, сделав так, чтобы мой брат забыл все, что с ним произошло, не держал зла на этих молодых людей, и чтобы посредством этого установилось согласие между Бюсси и Кейлюсом.

Приняв такое решение, вскоре всю стражу отозвали из покоев моего брата. Королева моя мать поднялась к нему и сказала, что он должен благодарить Бога за милость, которую ему ниспослали, избавив от столь боль543 22. Рене де Бираг (1509-1583) – кардинал и канцлер Франции (глава судебной системы) итальянского происхождения, изгнанный из Милана и приглашенный на французскую службу еще Франциском I. Был предан королеве-матери.

шой опасности, так как был момент, когда она сама опасалась за его жизнь. И поскольку он знает теперь, благодаря этим событиям, что нрав короля таков, что он может посчитать себя оскорбленным не столько реальными поступками, сколько воображаемыми, и если будет руководствоваться последними, не слушая никаких доводов – ни ее самой, ни других лиц, то сделает все, что захочет его фантазия. Посему, чтобы не вызывать более гнев короля, нужно проявить сговорчивость в соответствии с его волей – прийти к нему и показать, что он [герцог Алансонский] не в обиде за то, что с ним случилось, и никогда не станет об этом вспоминать. Мы ответили ей, что с радостью возблагодарим Господа нашего, который своей волей защитил нас от несправедливости, которую нам уготовили, и признательны ей за все хлопоты о нас, однако высокий ранг моего брата не позволяет помещать его просто так в тюрьму и затем так же просто освобождать, без формального оправдания и удовлетворения. Королева ответила, что сделано, то сделано, и даже Бог не смог бы помешать этому, но для того, чтобы восстановить [протокольный] порядок, нарушенный вследствие его заключения, освобождение моего брата будет сопровождаться всеми почестями и удовлетворением, что он только пожелает. Нужно однако, чтобы он во всем угождал королю, говоря с ним с таким уважением и демонстрируя такую преданность его службе, чтобы тот остался доволен. Помимо этого, король поможет примирению Бюсси и Кейлюса так, чтобы уже ничто не могло их поссорить, признавая тем самым, что основным мотивом, который породил этот дурной совет и эти действия, стало опасение возможного поединка, на который [148] старший Бюсси [544], достойный отец столь же достойного 544 23. Отцом Бюсси был Жак де Клермон-д’Амбуаз. барон де Бюсси ( 1525– 1587) – известный капитан, племянник советника сына, просил разрешения у короля, с тем, чтобы быть секундантом храброго Бюсси. Господин де Кейлюс, в свою очередь, намеревался сделать секундантом своего отца [545]. Все они обязаны положить конец своей ссоре и более не будоражить двор, как это было, держа в страхе столько людей. Мой брат пообещал королеве нашей матери, что Бюсси, увидев, что нет никакой надежды сражаться и стремясь выйти из тюрьмы, исполнит все, на чем она настаивает.

Королева моя мать спустилась вниз и заручилась обещанием короля обставить с почетом освобождение моего брата. С этой целью король явился в ее покои со всеми принцами, сеньорами и прочими членами своего совета, послав за нами господина де Виллекье. Пока мы направлялись к Его Величеству, шествуя через залы и комнаты, то видели, что все они наполнены придворными, которые смотрели на нас со слезами на глазах, благодаря Бога, что мы избавлены от опасности. Войдя в комнату королевы нашей матери, мы встретились с королем и его свитой, о чем я уже говорила. Король при виде моего брата сказал, что просит его не считать странным и оскорбительным все произошедшее, проникнутое только заботой о покое в государстве, и заверяет, что никто не имел намерений причинить ему неудовольствие. Мой брат ответил ему, что он обязан и давал клятву служить Его Величеству, всегда одобряя то, что было угодно коЛюдовика XII кардинала д’Амбуаза, кавалер ордена Святого Михаила.

545 24. Антуан де Леви, граф де Кейлюс или Келюс (ум. 1586) – сын гасконского дворянина Гийома де Леви, барона де Кейлюса, «советник в королевских советах», губернатор и великий бальи провинции Руэрг, кавалер ордена Святого Духа (1581). Родственник Бюсси-д’Амбуазов через свою мать, Маргариту д’Амбуаз.

545 24. Антуан де Леви, граф де Кейлюс или Келюс (ум. 1586) – сын гасконского дворянина Гийома де Леви, барона де Кейлюса, «советник в королевских советах», губернатор и великий бальи провинции Руэрг, кавалер ордена Святого Духа (1581). Родственник Бюсси-д’Амбуазов через свою мать, Маргариту д’Амбуаз.

ролю, но он покорнейше хотел бы обратить внимание короля на преданность и верность, которые он проявлял и которые не заслуживают подобного с ним обращения; однако же в этом он винит одну свою несчастную судьбу и останется довольным, если с него снимут обвинения. Король в ответ произнес, что мой брат невиновен, и в этом нет никаких сомнений, и просит его пребывать с ним в такой дружбе, которой они еще не знали. При этом королева наша мать подвела их обоих друг к другу, чтобы они обнялись. Вскоре король приказал, чтобы привели Бюсси для примирения с Кейлюсом и заодно освободили Симье и господина де Ла Шатра. Бюсси вошел в комнату с сияющим [149] видом, обычным для него, и король выразил ему свое желание – чтобы он помирился с Кейлюсом и тем самым прекратились все разговоры об их ссоре, попросив его обнять Кейлюса. Бюсси ответил: «Сир, если Вам угодно, чтобы я поцеловал его, я намерен это сделать». И, сопровождая свои слова соответствующими движениями, он обнял Кейлюса на манер Панталоне [546]. От этой сцены все общество, будучи еще во власти удивления и осознания важности происходящего, не смогло удержаться от смеха. Наиболее опытные придворные посчитали, что столь слабое удовлетворение, полученное моим братом, не соответствует тому большому злу, от которого он пострадал. После завершения примирения король и королева моя мать, подойдя ко мне, сказали, что мне нужно позаботиться о том, чтобы мой брат никогда не вспоминал о случившемся, иначе он может 546 25. Описывая эти события, Летуаль, опять же, вторит королеве Наваррской, добавляя единственно, что большую посредническую роль в примирении короля и его брата сыграл герцог Лотарингский, находившийся тогда в Париже. См.: L’Estoile Pierre de. Registre-Journal du règne de Henri III / Ed. M. Lazard et G. Schrenck. T. 2. P. 176.

Панталоне – персонаж-маска итальянской комедии дель арте, старый, трусливый, легко одурачиваемый старик-купец, носящий длинные красные штаны, панталоны. Появился впервые в XVI веке в Венеции. Прибывшие во Францию по приглашению Екатерины Медичи итальянские театральные труппы (так называемые «Gelosi» и др.) познакомили с ним французский двор. См. Клулас (Клула) Иван. Жизнь в замках Луары в эпоху Возрождения. М., 2001. С. 268, 282-285.

выйти из повиновения и потерять дружбу короля, которую он обязался блюсти. Я ответила ей, что мой брат довольно осторожен и настолько предан своему долгу, что нет надобности напоминать ему об этом ни мне, ни кому-либо еще, а от меня он получал и будет получать только те советы, которые сообразуются с их волей и его обязанностями.

Поскольку было уже три часа пополудни, и никто еще не обедал, королева моя мать пожелала, чтобы мы пообедали все вместе, попросив моего брата и меня пойти переодеться (что было уместным по причине неподобающих условий, в которых мы пребывали до недавнего времени), и мы отправились наряжаться для трапезы у короля и последующего бала. Королева могла нас заставить поменять и надеть новые одежды, но не изменить лица, которые являются живым отражением души, ибо наши переживания, не получившие удовлетворения, были настолько очевидны, что она прочитала их в наших глазах, которые говорили со всей силой [150] и страстью о досаде и справедливом презрении ко всем актам этой трагикомедии. Все это закончилось тем, что шевалье де Серр [547] (которого королева моя мать отрядила к моему брату ночевать в его покоях и с которым она находила удовольствие беседовать на разные темы, поскольку он обладал острым языком и немного напоминал философствующего циника, благосклонно относясь ко всему, о чем он говорил), находясь рядом с ней, был спрошен ею: «Итак, господин де Серр, что скажете обо всем этом?» «Этого слишком мало, чтобы воспринимать всерьез, – ответил он, – и слишком много, чтобы принимать 547 26. Мишель де Серр (иначе – Севр) (ум. 1595) – французский дипломат, рыцарь Мальтийского ордена (1539), позже – великий приор Шампани. В 1550-1570-х годах был послом в Португалии, Англии, на Корсике, при итальянских дворах.

за игру». И, повернувшись ко мне, сказал тихо, что она не услышала: «Я не верю, что сейчас разыграли последний акт этой пьесы. Наш персонаж (так он пожелал назвать моего брата) удивит меня, если останется здесь и далее».

Так и прошел этот день: зло было смягчено только внешне, но не внутри. Молодые люди, которые управляли королем, судили о моем брате, опираясь на свой небольшой жизненный опыт (а им-то не позволительно было судить о том, что значат долг и любовь к родине для столь благородного принца с таким высоким происхождением), и убеждали короля, постоянно навязывая ему свое мнение, что мой брат никогда не забудет публичного оскорбления, которое ему нанесли, и поэтому собирается отомстить. Король, уже не вспоминая об ошибке, которую он совершил из-за этих молодых людей, вскоре поддался этому второму наговору и приказал капитанам гвардейцев тщательно нести охрану ворот, чтобы мой брат не мог выходить, и каждый вечер удалять из Лувра всех людей из его свиты, оставляя при нем только тех, кто обыкновенно ночевал в его комнате или в его гардеробной.

Мой брат, видя, что отдан на милость этих незрелых умов, которые настраивают короля обращаться с ним без уважения и понимания, как подсказывает им их фантазия, и опасаясь, как бы с ним не случилось худшее (уже познав на себе пример дурного обращения без причины и повода), пережив три дня в состоянии опасности, решился бежать из замка в свои владения и более не возвращаться ко двору. Там он хотел как можно быстрее устроить свои дела, необходимые для отправки во Фландрию. Он сообщил мне о своем желании. Понимая, что речь идет о его безопасности, [151] а король и королевство не могут пострадать из-за этого [бегства], я одобрила его намерение. В поисках способов осуществить это и зная, что он не сможет покинуть входные ворота Лувра (настолько хорошо охранявшиеся, что всем следующим через них стражники смотрели в лицо), он не нашел ничего иного, кроме как бежать через окно моей комнаты, которое выходило на ров и находилось на третьем этаже. С этой целью он попросил меня раздобыть моток надежной веревки необходимой длины, чем я сразу и занялась, в тот же день поручив одному своему верному слуге вынести футляр из-под лютни, который прохудился и якобы требовал починки. Спустя несколько часов слуга вернулся назад с футляром, где уже находилась нужная нам веревка.

Настал час ужина, и так как король постился, то королева моя мать ужинала одна в своей малой зале. Я присоединилась к ней. Мой брат, хотя и был довольно осторожен и сдержан в отношении своих поступков, никак не мог отойти от пережитого оскорбления, которое он получил, и опасности, которая ему угрожала, горя желанием покинуть двор; он вошел к нам, когда я уже вставала из-за стола, и сказал мне на ухо, что просил бы меня поторопиться и как можно быстрее пройти к себе в покои, где он будет меня ожидать. Господин де Матиньон, который в ту пору еще не был маршалом [548], – опасный и хитрый нормандец, который никогда не любил моего брата, был уведомлен о его намерении кем-то, кто не держал язык за зубами, или же заподозрил что-то в момент наших шептаний, сказав королеве моей матери, 548 27. Жак II де Гуайон, граф де Матиньон (1525-1597) – известный французский капитан, сын нормандского сеньора Жака I, барона де Матиньона, и Анны де Силли. В 1578 году занимал должность генерального наместника Нормандии, в 1579 году получил маршальский жезл. Верный сторонник короля, именно он вынудил Маргариту бежать из Ажена в 1585 году. Брантом, подобно королеве Наваррской, давал ему нелицеприятные характеристики. После 1589 года одним из первых выступил с поддержкой Генриха IV.

когда она вошла в свою комнату (то, что я смогла расслышать, находясь недалеко от нее и обратив на это внимание, тщательно следя за всем, что происходит, – как делают те, кто находится в таком же положении и перед своим освобождением трепещет от страха и надежды), что мой брат, несомненно, собирается бежать, и уже завтра его здесь не будет, и ему [Матиньону] это хорошо известно, [поэтому] она должна принять меры. Я увидела, как она разволновалась от этого известия, что прибавило мне опасений в том, как бы наши планы [152] не были раскрыты. Когда мы вошли в ее кабинет, она отвела меня в сторону и спросила: «Вы слышали, что сказал мне Матиньон?» Я ответила ей: «Я не расслышала, Мадам, но вижу, что это повергло Вас в печаль». «Да, – сказала она, – и в большую печаль. Ибо Вы знаете, что я заверила короля в том, что Ваш брат никуда не собирается бежать. А Матиньон начал мне говорить, что ему прекрасно известно, что Вашего брата не будет здесь уже завтра». Оказавшись в результате меж двух крайностей – или же пренебречь верностью, в которой я поклялась своему брату, и поставить его жизнь под угрозу, или же свидетельствовать против правды, чего я не хотела бы делать под страхом тысячи смертей, – я почувствовала себя в такой большой растерянности, что если бы Господь не помог мне, то один мой вид без всяких слов сказал бы сам за себя, и то, чего я боялась, оказалось бы раскрыто. Но так как Всевышний помогает добрым намерениям (и свою божественную доброту Он направил на спасение моего брата), я настолько совладала со своим видом и своими словами, что она ничего не смогла распознать, как я и хотела, и я не запятнала свою душу никакой ложной клятвой.

В ответ я произнесла: «Разве Вам не известно о той ненависти, которую господин де Матиньон питает в отношении моего брата и, будучи злобным смутьяном, сожалеет о том, что между всеми установилось согласие? И если мой брат уедет, то мне придется поплатиться за это своей жизнью, но я уверена, так как брат никогда и ничего от меня не скрывал, если бы у него было подобное желание, он сообщил бы мне о нем. Что бы ни случилось, моя жизнь – в его руках». Говоря это, я убеждала себя, что если мой брат спасется, мне не посмеют причинить неприятность; а в противном случае, если замыслы наши раскроются, я предпочла бы поплатиться своей жизнью, чем отягощать свою душу лжесвидетельством и ставить под угрозу его жизнь. Королева, не особо вникая в суть моих слов, сказала мне: «Подумайте хорошо о том, что Вы говорите. Вы останетесь как заложница и ответите за все своей жизнью». Улыбаясь, я ответила, что именно это я и имела в виду. И, пожелав ей доброй ночи, направилась в свои покои. Там я приказала себя наскоро раздеть и уложить в кровать, чтобы побыстрей отпустить своих придворных дам и фрейлин. Когда я осталась наедине только с камеристками, пришел мой брат в сопровождении Симье и Канже. Я поднялась с кровати, и вместе мы привязали веревку к опоре. Выглянув в ров и никого не заметив поблизости, с помощью трех моих камеристок, ночевавших в моей [153] комнате, и одного камердинера, который и доставал веревку, мы помогли спуститься сначала моему брату, который смеялся и шутил, не проявляя никакого страха, несмотря на довольно большую высоту, затем – Симье, бледному и взволнованному, который почти не скрывал своей боязни, наконец, Канже, камердинеру брата. Бог помог моему брату, не будучи узнанным, счастливо добраться до аббатства Святой Женевьевы, где его уже ждал Бюсси, который, с согласия аббата, проделал дыру в городской стене, через которую они и покинули Париж [549]. За стеной уже были наготове лошади, на которых брат добрался до Анжера без каких-либо происшествий.

Когда последним мы спускали Канже, изо рва выбрался какой-то человек, находившийся в его глубине, который побежал по направлению к зданию возле площадки для игры в мяч, где пролегала дорожка, по которой ходили гвардейцы, несущие охрану. Увидев все это, я испугалась не столько за саму себя, сколько за безопасность своего брата, почти лишившись чувств от страха и будучи убежденной, что этот некто – человек Матиньона, который прятался там, чтобы следить за нами. Полагая, что мой брат уже схвачен, я впала в такое отчаяние, которое можно себе представить, лишь пережив что-либо подобное. Мои женщины, взволнованные и озабоченные моей и своей безопасностью, смотали веревку и кинули ее в огонь с тем, чтобы ничего не было найдено, если наше несчастье столь велико и выскочивший изо рва человек действительно следил за всем. Эта веревка, довольно длинная, породила такое большое пламя, что искры посыпались из дымовой трубы и таким образом привлекли внимание стражников, находившихся внизу, которые несли дежурство этой ночью. Они пришли и начали стучать в мою дверь изо всех сил, требуя, чтобы им тотчас открыли. Я же, находясь в ударе от того, что мой брат уже арестован, и оба мы погибли, тем не менее, призвала на помощь Господа Бога, помогавшего мне всегда сохранять 549 28. Летуаль точно называет дату бегства герцога Алансонского – 14 февраля 1578 года – и в целом повторяет версию Маргариты. Южная стена аббатства Святой Женевьевы, располагавшегося на окраине Парижа между воротами Сен-Жак и Сен-Марсель, одновременно являлась городской стеной. См.: L’Estoile Pierre de. Registre-Journal du règne de Henri III / Éd. M. Lazard et G. Schrenck. T. 2. P. 177.

трезвость ума (благодаря Его божественной милости я, пользуясь этой способностью, избегала всех опасностей, которые меня подстерегали). Видя, что веревка сгорела еще только наполовину, [154] я сказала камеристкам, чтобы они подошли к двери и как можно любезно спросили, чего они хотят, говоря при этом негромко, как будто я уже сплю. Что они и сделали. Стрелки им ответили, что виден огонь из трубы моего камина и что они пришли его погасить. Мои женщины уверили их, что ничего не надо делать и они сами со всем справятся, иначе стрелки разбудят меня… Последние удалились.

Моя тревога прошла два часа спустя, когда явился господин де Лосс, посланный, чтобы сопроводить меня к королю и королеве моей матери для дачи объяснений по поводу бегства моего брата. Они уже были извещены обо всем аббатом Святой Женевьевы, который, не желая неприятностей, с согласия моего брата, когда тот находился уже далеко и его не могли настигнуть, прибыл к королю с объяснением, что был удивлен присутствием в аббатстве герцога Алансонского и сумел запереть его, но они [герцог и его спутники] проделали эту дыру, поэтому он и не смог сразу упредить обо всем короля. Господин де Лосс застал меня в кровати, ибо была ночь. Быстро одев меня в платье для ночного выхода, одна из моих камеристок, не сдержав испуга, схватилась за мое платье, крича и плача, говоря, что я уже никогда не вернусь. Господин де Лосс, отстранив ее, сказал мне тихо: «Если бы эта женщина повела себя так в присутствии другого человека, а не меня, Вашего преданного слуги, Вам бы это весьма навредило. Не печальтесь и благодарите Бога, ибо Месье, Ваш брат, спасен». Эти слова стали для меня той нужной опорой, которая укрепила меня перед угрозами и запугиванием, которые мне предстояло услышать от короля. Его я нашла сидящим у изголовья кровати королевы моей матери в такой ярости, которая, верится мне, обрушилась бы на меня, если бы не опасения из-за возможных действий моего брата и присутствие королевы. Они одновременно начали говорить мне о том, что я ведь ручалась, что мой брат никуда не денется. Я ответила утвердительно, но добавила, что оказалась обманутой так же, как и они. Однако могу поклясться своей жизнью, что отъезд моего брата не нанесет никакого урона службе короля и что он отправился в свои владения с единственной целью – подготовить все необходимое для своего предприятия во Фландрии. Это немного смягчило ситуацию, и мне разрешили вернуться к себе. Вскоре пришли вести от моего брата, которые подтвердили его намерение – то, о чем я им говорила. Причитания прекратились, но осталось раздражение, проявлявшееся в том, что при внешнем [155] желании оказывать помощь моему брату, в действительности же подготовке его армии для Фландрии оказывалось всяческое противодействие [550].