Текст книги "Мемуары. Избранные письма. Документы"
Автор книги: Маргарита де Валуа
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)
В 1594 году устраивать скандал было уже поздно. И, тем не менее, она тратит время на то, чтобы переписать и театрализовать этот эпизод, преследуя совершенно особую цель – чтобы Брантом посмотрел на него новыми глазами, для чего использует театральные приемы, хорошо известные с древности, намеренно демонстрируя свое понимание и даже здравомыслие. Она, несомненно, надеялась, что и Генриетта Неверская (ум. 1601) прочтет это «доброе» воспоминание, нечто вроде заверения в дружеском сговоре [192]. Между строк явно чувствуется влияние Монтеня, написавшего до нее: «И теперь, когда я на склоне лет размышляю над своим разгульным поведением [déportements – в смысле comportements, поступками, без уничижительного значения. – Л. А.] в молодости, я нахожу, что, принимая во внимание свойства моей натуры, оно было, в общем, вполне упорядоченным» [193]. И еще автор «Опытов» в свое время умел изменить топос «театра мира» (theatrum mundi), выводя его из сферы морали, чтобы перенести в сферу личной совести – этот термин встречается и в «Мемуарах». Таким образом, игра воображения в отношении этого «одного особенного со192 45. В 1580 (или 1581) году Маргарита Валуа адресовала ей письмо, исполненное поэтичности, с целью подтвердить прежнюю дружбу, даже если у них почти нет больше возможности встретиться: «Пусть мое слишком долгое удаление от небес Вашего прекрасного присутствия не лишит меня, кузина, Вашей доброй милости, каковую я ценю в тысячу раз более своей жизни. Хотя разлука способна разобщить друзей, но не допустите, Бога ради, чтобы таковое воздействие она оказала на нас, что для меня было бы невыносимей смерти, ибо я желаю Вас любить, почитать и служить Вам до конца дней». См.: Marguerite de Valois. Correspondance. P. 156.
193 46. Монтень Мишель. Опыты: в 3-х т. Т. 3. М.: Голос, 1992. С. 34.
бытия» выглядит миметическим средством, способом, позволяющим воспроизводить реальность и подчинять ее – для ее имитации посредством жанра и риторических игр, ее искажения посредством стилистических приемов и, наконец, ее моделирования в таком виде, чтобы она нравилась читателю.
Тем самым мемуаристка предвещает тот «перекресток жанров», теорию которого развил Марк Фюмароли [194], – раньше появления великих мемуаров классического века. По мнению Надин [251] Куперти-Цур, эта смесь представляется явлением жанра: «Фактически мемуары рождаются из смешения форм, родственных историческому повествованию, но – и в этом состоит их новизна – в центре их находится изображение автора, ведущего рассказ от первого лица, и главного героя. Различные формы, из которых состоят мемуары, возникают не случайно, их родовое определение соответствует аргументативным интересам мемуариста» [195].
«Мемуары» Маргариты де Валуа – то комичный симулякр, то трагические сцены. Королева предвосхищает трагикомедии, которые в XVII веке так ценили Александр Арди, Ротру или Корнель. Смешное присутствует в самых мрачных эпизодах ее жизни, потому что «театр, – писал Бергсон, – это преувеличение и упрощение жизни», а «комедия сможет научить нас большему, чем реальная 194 47. Marc Fumaroli. Les Mémoires au XVII e siècle au carrefour des genres // La Diplomatie de l’esprit. Paris: Hermann, 1998. P. 214.
194 47. Marc Fumaroli. Les Mémoires au XVII e siècle au carrefour des genres // La Diplomatie de l’esprit. Paris: Hermann, 1998. P. 214.
жизнь» [196]. В тот самый момент рождается писатель, потому что из страшного воспоминания мемуаристка делает эстетическое эссе. Вспоминая ночь резни 1572 года, мемуаристка воспроизводит ее в живом и динамичном стиле. Один эпизод быстро сменяет другой: «В комнату вбежал дворянин по имени Леран, племянник господина д’Одона, раненный ударом шпаги в локоть и алебардой в плечо, которого преследовали четверо вооруженных людей, вслед за ним проникнувших в мои покои. Ища спасения, он бросился на мою кровать. Чувствуя, что он схватил меня, я вырвалась и упала на пол, между кроватью и стеной, и он вслед за мной, крепко сжав меня в своих объятиях».
Эта сцена априори совсем не комична. Однако синтаксическая конструкция сообщает ей некоторые нюансы. В самом деле, полный параллелизм в изображении разнородной пары («он»/«я»), необычное место, где происходит эта сцена (он бросается на кровать, она – в простенок, соединение обоих тел после «битвы» («и он за мной») и, наконец, истерический страх, охвативший обоих персонажей, объединенных в одно тело личным местоимением «мы» («Мы оба закричали и были испуганы один больше другого»), придают этой сцене «иллюзию жизни и явственное ощущение механического взаимодействия»; Бергсон так определял комическое: «Смешно любое сочетание действий и событий, которые, вложенные одно в другое, создают иллюзию жизни и явственное [252] ощущение механического взаимодействия» [197]. Красноречиво продолжение этого текста, ведь «Бог по196 49. Bergson. Le Rire. Essai sur la signification du comique (1900). Paris: PUF, 1940. P. 51.
197 50. Bergson. Le Rire. P. 3.
желал, чтобы господин де Нансей, капитан [королевских] гвардейцев, подоспел к нам и, найдя меня в столь печальном положении и проникшись сочувствием, не смог таки сдержать улыбку».
Таким образом, смех – физическое следствие того, что увидел господин де Нансей, но прежде всего это – чувство мемуаристки в момент описания этой сцены, которая после многих лет отсутствия при дворе вспоминается ею с нежностью и ощущением удаленности минувшего. Более того, королева становится здесь «колористкой» события – этот современный термин позаимствован у Луи-Фердинанда Селина [198], для которого театральный эффект, чувство, которое таковой должен вызвать, вытесняет «банальность» и точность факта. То есть волнение и возбуждение, вызванные стилем, должны взять верх.
Итак, еще до Корнеля Маргарита де Валуа вписала свое повествование, окрашенное театральностью, в трагикомический регистр. Ее «Мемуары» включают множество жанров, не только создающих образ «современной» женщины, но исподволь готовящих появление автобиографических сочинений. Итак, мемуары времен Старого порядка – и, в частности, «Мемуары» Маргариты де Валуа – следует рассматривать уже не как предысторию автобиографического жанра, а как его начало. Ее книга вводит нас в Новое время, которое историк и литературовед, направляемые единым желанием, должны понимать и освещать. Отдельные размышления, приведенные в этом послесловии, требуют развития, причем нельзя упускать из виду, что Маргарита де Валуа была жен198 51. Интервью с Луи-Альбером Збинденом, Radio-Lausanne, 1957.
щиной своего времени, писателем, еще не раскрывшим все свои секреты. Читателю будет довольно погрузиться в поток прозы Маргариты и стать, как изящно заметил Марсель Пруст, «толкователем» произведения.
ПОСВЯЩЕНИЕ БРАНТОМУ
Я еще более восхваляла бы Ваш труд [199], если бы не была в нем столь прославлена, не желая, чтобы похвалу эту воспринимали как стремление удовлетворить мое самолюбие [200], а также думали, что я, подобно Фемистоклу [201], предпочитаю говорить комплименты только тому, кто более всех меня превозносит. Главный недостаток всех дам – благосклонно внимать лести, даже не заслуженной. Я не одобряю их за это и не хотела бы следовать по такому пути. Тем не менее, я весьма польщена, что столь благородный муж, как Вы, пожелал изобразить меня в таких богатых красках. Но на этом полотне приукрашенное изображение в большой степени затмевает истинные черты персонажа, который Вы хотели запечатлеть. Если бы я обладала хотя бы некоторыми из достоинств, которые Вы мне приписываете, то несчастья, оставившие меня теперь, также исчезли бы из моих воспоминаний. Так что, видя свой образ в Ваших «Рассуждениях», я охотно последовала бы примеру старой мадам де Рандан, которая перестала смотреться в зеркало после смерти своего мужа и, спустя время случайно увидев свое отражение у кого-то в гостях, спросила, кто это [202]. 199 1. Речь идет о сочинении Пьера де Бурдея, аббата де Брантома «Жизнеописание Маргариты, королевы Наваррской» (1593), которое и побудило Маргариту взяться за перо и исправить допущенные им отдельные неточности в повествовании.
200 2. В оригинале – philautie, греческое слово, употребляемое французскими авторами эпохи Возрождения, например Франсуа Рабле в «Гаргантюа и Пантагрюэле» (Книга третья, XXIX).
201 3. Фемистокл (537-459 гг. до н.э.), знаменитый афинский государственный деятель и полководец периода греко-персидских войн (500-449 гг. до н. э.).
202 4. Очевидно, что Маргарита это прочитала у самого Брантома в его «Знаменитых дамах»: «Она [мадам де Рандан] пребывала в столь большой печали от своей потери, что больше не желала смотреться в свое зеркало». Госпожа де Рандан – это итальянка Фульвия Пико делла Мирандола (ум. 1607), вдова с 1562 г. Шарля де Ларошфуко, графа де Рандана, Конечно, друзья из моего [18] окружения хотят убедить меня в обратном, но я не могу доверять их мнению, поскольку оно связано с проявлением большой любви ко мне. Я думаю, когда Вы сами сможете меня увидеть, то согласитесь со мной и повторите строки Дю Белле, которые я часто привожу: «Пришелец в Риме не увидит Рима, и тщетно Рим искал бы в Риме он» [203].
Но так же как находят удовольствие в чтении книг о разрушении Трои, величии Афин и подобных могущественных городах, некогда процветавших, хотя их развалины сегодня столь незначительны, что мы едва ли можем представить, каковы они были в действительности, так и Вам нравится описывать прелести красоты, от которой не осталось ни следа, ни воспоминаний, кроме Ваших сочинений. И если Вы сделали это, дабы показать борьбу между Природой и Фортуной, то лучшего примера, чем я, Вы не смогли бы найти, поскольку обе они, соревнуясь в своем могуществе, подвергли меня большому испытанию. Что касается Природы, то Вам не нужно объяснять, какой она меня сделала. Но ежели говорить о Фортуне, то невозможно писать о ней, опираясь только на [чьи-то] свидетельства (они исходят от лиц либо плохо осведомленных, либо недоброжелательных, которые не могут рассказать правду по незнанию или же злому умыслу). Я считаю, что Вам доставит удовольствие обладать воспоминаниями той, кто может знать события лучше всех и кто более всего заинтересован в их правдивом освещении. Ваши «Рассуждения» также побудили меня сделать генерал-полковника пехоты.
203 5. Маргарита цитирует сонет из «Древностей Рима» Жоашена Дю Белле (1522-1560), французского поэта, члена «Плеяды». В 1553-1557 гг. он жил в Вечном городе, где создал свои лучшие книги – сборники сонетов «Древности Рима», «Сожаления» и сборник од «Сельские игры» (1558). См.: Поэзия Плеяды / Сост. И. Ю. Подгаецкая. Пер. с франц. В. Левика. М., 1984. С. 257.
пять или шесть замечаний, которые поправляют ошибки в тех местах, где Вы говорите о По и моем путешествии по Франции [204]; когда Вы пишете о покойном господине маршале [19] де Бироне [205]; а также когда рассказываете об Ажене [206], [равно как] об отъезде из этого замка маркиза де Канийака [207].
Я начертаю свои Мемуары, которым не дам более славного названия, хотя они заслуживают быть названными Историей, потому что содержат только правду без каких-либо прикрас, на которые я не способна и для чего теперь не имею свободного времени. Этот труд достигнет Вас как послеобеденный гость, как маленькие медвежата, в виде тяжелой и неуклюжей формы, чтобы приобрести надлежащий вид. Это – хаос, из которого Вы уже извлекли свет. Я завершу свой труд приблизительно через пять дней. Конечно, эта история достойна быть написанной благородным мужем, настоящим французом, принадлежащим к известной фамилии, служившим королям моему отцу и моим братьям, родственником и близким другом 204 6. О событиях в городе По см. «Мемуары» Маргариты за 1579 год. Под «путешествием по Франции» королева имеет в виду, скорее всего, свое возвращение ко французскому двору в начале 1582 года, когда она в первый раз покинула Наварру. К сожалению, текст обрывается именно на этом сюжете.
205 7. Арман де Гонто, барон де Бирон (1524-1592) – известный французский военачальник, преданный королям правящей династии. Прославился в боях с гугенотами при Жарнаке и Монконтуре (1569), маршал Франции с 1577 года. Во время первого пребывания Маргариты в Наварре занимал должность генерального наместника короля в Гиени и одновременно являлся мэром Бордо (1578-1582).
206 8. «Мемуары» королевы Наваррской, как отмечалось, обрываются на событиях конца 1581 года, поэтому период ее пребывания в Ажене в 1585 году нам известен по ее корреспонденции и другим источникам, в том числе благодаря свидетельствам Брантома.
207 9. Под «этим замком» Маргарита имеет в виду Юссон в Оверни, где она провела около двадцати лет (1587-1605). Маркиз де Канийак, Жан де Бофор-Монбуасье (ок. 1540-1589) по приказу Генриха III в конце 1586 года арестовал мятежную королеву Наваррскую и доставил ее в Юссон. Однако вскоре он перешел на сторону Лиги и в феврале 1587 года по требованию герцога де Гиза освободил Маргариту, сделав ее хозяйкой замка. Видимо, сразу же после этого он покинул Юссон, чтобы присоединиться к отрядам лигеров. Погиб при осаде одного из гугенотских замков в Турени. Его роль в судьбе королевы отражена в письме Маргариты Филиппу II Испанскому 1587 г. См. также: Moisan Michel. L’exil auvergnat de Marguerite de Valois. Nonette, 2001. P. 93-94.
самых галантных и благородных дам нашего времени, к обществу которых я имею счастье принадлежать.
*
События прошлых лет так переплетены с нынешними, что это обстоятельство вынуждает меня начать рассказ с правления [20] короля Карла [208], с того времени, когда я была в состоянии запомнить что-либо примечательное для моей жизни. Подобно тому, как говорят географы, описывая землю и достигая предела в своих знаниях: «Далее простираются только песчаные пустыни, необитаемые земли и не судоходные моря» [209], также и я скажу, что от раннего детства у меня остались только смутные воспоминания. В это время мы живем, скорее направляемые Природой, подобно растениям и животным, но не как здравые люди, подвластные разуму. Я оставляю тем, кто воспитывал меня в детском возрасте, вспоминать остальные маловажные детали, хотя, возможно, в моих ранних поступках найдется также что-либо достойное быть описанным, подобно событиям из детства Фемистокла и Александра. Первый бросился на середину улицы перед лошадьми возницы, который не внял его просьбе остановиться, а другой пренебрегал честью награды за соревнование, если только не состязался с царями [210].
208 10. Карл IX (1550-1574) – старший брат Маргариты, третий сын Генриха II Валуа и Екатерины Медичи, наследовал своему старшему брату Франциску II в 1560 году.
209 11. Маргарита перефразирует «Сравнительные жизнеописания» Плутарха, («Тесей и Ромул»): «Подобно тому, как ученые мужи, трудясь над описанием земель, все ускользающие от их знания оттесняют к самым краям карты, помечая на полях: «Далее безводные пески и дикие звери», или: «Болота Мрака», или: «Скифские морозы», или: «Ледовитое море» […]».
210 12. Сюжеты из «Сравнительных жизнеописаний» Плутарха. В первом случае, правда, королева, очевидно, путает Фемистокла с Алкивиадом: «В другой раз, будучи еще совсем маленьким, он [Алкивиад] играл в кости на узкой улице, и, когда была его очередь бросать, подъехала нагруженная повозка. Сперва Алкивиад приказал вознице остановиться, так как кости падали как раз в том месте, где повозка должна была проехать. Но грубый человек продолжал двигаться, не слушая его; другие дети расступились, Алкивиад же бросился лицом вниз на землю перед повозкой и велел вознице ехать, если он хочет. Тот, испугавшись, осадил лошадей, а товарищи Алкивиада в страхе за мальчика с громкими криками окружили его»
(«Алкивиад и Гай Марций Кориолан»).
Во втором речь идет об Александре Македонском: «Однажды, когда приближенные спросили Александра, отличавшегося быстротой ног, не пожелает ли он состязаться в беге на Олимпийских играх, он ответил: «Если моими соперниками будут цари, тогда я готов!» («Александр и Цезарь»).
1559
В моих воспоминаниях остался ответ, который я дала королю моему отцу за несколько дней до того несчастного события, [21] которое лишило покоя Францию, а нашу семью – счастья [211]. Тогда мне было около четырех или пяти лет от роду [212]. Король усадил меня к себе на колени, чтобы побеседовать. Он попросил меня выбрать себе в услужение того, кто мне больше нравится: либо господина принца де Жуанвиля (который впоследствии станет великим и несчастным герцогом де Гизом) [213], либо маркиза де Бопрео, сына принца де Ла Рош-сюр-Йон [214] (наделенного таким блестящим разумом, словно Природа стремилась воплотить в нем свое превосходство над Фортуной, что вызвало зависть и смертельную вражду последней, которая и оборвала его жизнь в возрасте четырнадцати лет, лишив его почестей и наград, по справедливости положенных за его добродетель и благородство). Обоим принцам было шесть или семь лет [215]; я по211 1. Маргарита говорит о трагической смерти своего отца Генриха II, которая наступила 10 июля 1559 года в результате смертельного ранения короля в голову во время рыцарского турнира 30 июня. Копье графа де Монтгомери, капитана королевской шотландской гвардии, вонзилось в глаз Генриха II. Турнир был частью придворных празднеств, посвященных заключению Като-Камбрезийского мира с Испанией, который положил конец Итальянским войнам (1494-1559), и двойному бракосочетанию сестры короля Маргариты Французской и герцога Савойского, а также старшей дочери Генриха Елизаветы де Валуа и Филиппа II Испанского. Вскоре после смерти короля во Франции начались кровопролитные гражданские войны, продлившиеся почти сорок лет (1559-1598).
212 2. Маргарита де Валуа, седьмой ребенок Генриха II и Екатерины Медичи, родилась 14 мая 1553 года, поэтому на момент смерти отца ей было шесть лет.
213 3. Генрих Лотарингский (1550-1588), третий герцог де Гиз после смерти своего отца Франсуа Лотарингского (1563), до этого – принц де Жуанвиль. Будущий глава Католической лиги, убитый по приказу Генриха III.
214 4. Маркиз де Бопрео, Генрих де Бурбон (1547-1560) – принц крови, единственный сын Шарля де Бурбона, принца де Ла Рош-сюр-Йон, и Филиппы де Монтеспедон. Погиб в результате несчастного случая.
215 5. В действительности девять и двенадцать лет соответственно.
смотрела на них, как они играют возле короля моего отца, и сказала, что выбираю маркиза. На вопрос отца: «Отчего же? Он не столь красив», ибо принц де Жуанвиль был белокур и белокож, а маркиз де Бопрео обладал смуглой кожей и темными волосами, я ответила: «Потому что он более послушный, а принц не может оставаться в покое, не причиняя ежедневно кому-нибудь зла, и стремится всегда верховодить». Определенно, слова мои стали предвестием того, что мы увидели позднее. [22]
1561
Подобную же настойчивость я обнаружила, чтобы сохранить свое вероисповедание, во время диспута в Пуасси, когда весь двор склонялся к ереси [216]. Многие придворные дамы и кавалеры настойчиво побуждали меня изменить решение, и даже мой брат герцог Анжуйский, позднее король Франции [217], в свои детские годы не смог избежать пагубного воздействия гугенотской религии и неуклонно убеждал меня изменить мою веру. Он бросал в огонь мои часословы, а взамен давал псалмы и молитвенники гугенотов, заставляя меня носить их с собой, каковые сразу же по получении я передавала моей гувернантке мадам де Кюртон [218]. Она, благодаря милости Божьей, к моему счастью, осталась католичкой и часто сопровождала меня к добрейшему господину кардиналу де [23] Турнону [219], который советовал мне и на216 1. Религиозно-политический диспут в доминиканском монастыре Пуасси открылся 9 сентября 1561 года и продолжался чуть больше месяца. Его инициаторами стали королева-регентша Екатерина Медичи и канцлер Франции Мишель де Лопиталь, отстаивавшие позиции веротерпимости. На диспуте присутствовала вся королевская семья, включая одиннадцатилетнего Карла IX и восьмилетнюю Маргариту де Валуа. Королева-мать и канцлер пытались примирить враждующие религиозные стороны путем открытого диспута и изъявления мнений представителей обеих религий: католиков представляли кардиналы Гиз-Лотарингский и Турнон, кальвинистов (гугенотов) – Теодор де Без, один из духовных лидеров протестантов, однако в итоге дело закончилось безрезультатно. При дворе и повсеместно во Франции к тому моменту возникла даже некая мода на протестантизм: о своей приверженности новой религии объявили как знатнейшие персоны королевства – королева Наваррская Жанна д’Альбре, принцы Конде, семейство Шатийонов (Колиньи, д’Андело), старшая герцогиня де Монпансье, – так и простые дворяне. Такой выбор был связан в том числе с политическим засильем т.н. триумвирата герцогов Гиза, Монморанси, маршала де Сент-Андре и их клиентел, фактически находившихся тогда у власти.
217 2. Герцог Анжуйский, Эдуард-Александр, в то время еще герцог Орлеанский, после конфирмации принявший имя Генрих (1564), четвертый сын Генриха II и Екатерины Медичи (после Франциска II, принца Луи, скончавшегося в 1550 году, и Карла IX), будущий король Польши (1573-1575) и последний король Франции из династии Валуа под именем Генриха III (1574-1589).
218 3. Мадам де Кюртон, Шарлотта де Вьенн (1514 – ум. после 1580), дочь Жерара де Вьенна, с 1548 года – супруга Жоашена де Шабанна, сеньора де Кюртона, сенешаля Тулузы и капитана почетной свиты Екатерины Медичи. В первом браке – жена Жака-Луи де Монбуасье, маркиза де Канийака. В 1552 году назначена воспитательницей королевских детей.
219 4. Кардинал Франсуа де Турнон (1489-1562) – видный государственный и религиозный деятель, одна из самых значительных фигур во французской истории XVI века. Известен как вдохновитель итальянских походов французских королей, писатель и талантливый дипломат. Пользовался особым влиянием при Генрихе II, возглавляя частный совет короля. Проявил себя как сторонник Контрреформации и непримиримый противник протестантской религии. Во многом благодаря его усилиям религиозный диспут в Пуасси 1561 года потерпел неудачу. См.: François Michel. Le Cardinal François de Tournon. Homme d’Etat, ставлял меня стойко переживать все, чтобы сохранить истинную веру, и вновь одаривал меня часословами и четками вместо сожженных. Мой брат герцог Анжуйский и его окружение, желая, чтобы я отреклась, находили их у меня и, впадая из-за этого в гнев, оскорбляли меня, говоря, что меня наущают так поступать потому, что я мала, и глупа, как моя гувернантка, и не имею своего рассудка, и что все люди с умом, независимо от возраста и пола, видя, как проповедуется правда, уже отказались от религии ханжей. Брат при этом добавлял угрозы, повторяя, что королева наша мать [220] прикажет меня высечь. Однако все это он говорил только от себя лично, поскольку королева ничего не знала о его ошибочных суждениях, которые он высказывал, а когда однажды узнала о них, то изрядно наказала его и заодно его гувернеров, повелев последним обучать, как и прежде, в духе истинной, святой и древней религии наших отцов, от которой она сама никогда не отходила. Я пребывала еще в довольно нежном возрасте семи или восьми лет, и поэтому, залившись слезами, рассказала ей об угрозах брата, о том, что он хотел приказать меня высечь и даже убить, если того пожелает; но ради моей веры я вытерплю все адские муки, если доведется их испытать.
Среди других моих ответов еще не раз встречались подобные суждения и решительность, но мне более хотелось бы рассказать об ином, и я продолжу мои воспоминания единственно с того времени, когда я получила право присоединиться к свите королевы моей матери с тем, diplomate, mécène et humaniste (1489-1562). Paris, 1951.
220 5. Королева наша мать – Екатерина Медичи (1519-1589), с 1533 г. – жена второго сына Франциска I герцога Генриха Орлеанского, с 1559 г. – короля Франции Генриха II. Дочь герцога Урбинского Лоренцо Медичи и Мадлен де Ла Тур д’Овернь, французской принцессы. Начиная с 1559 г., регулярно привлекалась своими сыновьями Франциском II, Карлом IX и Генрихом III к управлению страной, в том числе дважды – в качестве регентши Франции.
чтобы уже не покидать ее. Так как недовольство [24] результатами диспута в Пуасси привело к началу войны [221], меня вместе с младшим моим братом герцогом Алансонским [222] как самых маленьких отослали в Амбуаз [223], где собрались все окрестные дамы. В их числе была и Ваша тетка, мадам де Дампьер [224], с которой мы тогда подружились, и дружба эта продолжалась вплоть до ее смерти, а также Ваша кузина госпожа герцогиня де Рец [225], которая познала в том месте милость Фортуны, освободившей ее от тягостных оков ее первого мужа господина д’Аннебо, погибшего в битве при Дре [226], ибо он был 221 6. Широкомасштабные гражданские войны во Франции начались после резни гугенотов в местечке Васси 1 марта 1562 года, которая была осуществлена по приказу герцога Франсуа де Гиза, однако столкновения на религиозной почве начались двумя годами ранее. Историки расходятся во мнении, с какого года начинать отсчет гражданских войн: называются, соответственно, 1559, 1560, 1561 и 1562 годы. А. Д. Люблинская настаивала на первой дате, см.: Документы по истории гражданских войн во Франции. 1561-1563 гг. / Под ред. А. Д. Люблинской. М.-Л., 1962. С. 6.
221 6. Широкомасштабные гражданские войны во Франции начались после резни гугенотов в местечке Васси 1 марта 1562 года, которая была осуществлена по приказу герцога Франсуа де Гиза, однако столкновения на религиозной почве начались двумя годами ранее. Историки расходятся во мнении, с какого года начинать отсчет гражданских войн: называются, соответственно, 1559, 1560, 1561 и 1562 годы. А. Д. Люблинская настаивала на первой дате, см.: Документы по истории гражданских войн во Франции. 1561-1563 гг. / Под ред. А. Д. Люблинской. М.-Л., 1962. С. 6.
222 7. Герцог Алансонский (1554-1584) – младший и самый любимый брат Маргариты, в описываемое время носил имя Эркюль (Геркулес) и титул герцога Анжуйского. После конфирмации стал именоваться Франсуа (1566), получив в апанаж герцогство Алансонское. В 1576 году вновь стал герцогом Анжуйским, сохранив при этом прежний титул. Маргарита в своих мемуарах называет его герцогом Алансонским.
223 8. Имеется в виду одна из укрепленных королевских резиденций – Амбуазский замок на Луаре, в котором в 1563 году был подписан мир об окончании так называемой Первой религиозной войны.
224 9. Тетка Брантома – Жанна де Вивонн (ок. 1511-1583), дочь Андре де Вивонна и Луизы де Дайон дю Люд, жена Клода де Клермона, барона де Дампьера. Она была сестрой матери Брантома и матерью герцогини де Рец (см. ниже). Сам мемуарист пишет о ней следующее: «Она так хорошо знала все о прошлом и настоящем, что ее речи воспринимали как оракул».
225 10. Клод (Клотильда)-Екатерина де Клермон-Дампьер (1543-1603) – единственная дочь предыдущей дамы, в первом браке жена Жана д’Аннебо, барона де Реца, затем (1565) – Альбера де Гонди, маршала Франции (1573) и герцога де Реца (1581). Одна из самых образованных дам Франции, в 1570-е годы держала блестящий салон.
225 10. Клод (Клотильда)-Екатерина де Клермон-Дампьер (1543-1603) – единственная дочь предыдущей дамы, в первом браке жена Жана д’Аннебо, барона де Реца, затем (1565) – Альбера де Гонди, маршала Франции (1573) и герцога де Реца (1581). Одна из самых образованных дам Франции, в 1570-е годы держала блестящий салон.
226 11. Битва при Дре состоялась 19 декабря 1562 года. Противниками были, с одной стороны, католики под предводительством герцогов Гиза и Монморанси и маршала де Сент-Андре, с другой – гугеноты под командованием принца де Конде и адмирала Колиньи. Сражение известно тем, что закончилось вничью, а командующие попали в плен друг к другу: Монморанси оказался у гугенотов, а принц де Конде – у католиков. Маршал де Сент-Андре погиб. Такой исход позволил Екатерине Медичи взять на себя роль посредницы и начать переговоры о мире, который и был подписан в Амбуазе 19 марта недостоин обладать такой божественной [25] и совершенной дамой. Я говорю здесь главным образом о нежных чувствах ко мне Вашей тетки, но не Вашей кузины, поскольку знакомство с последней переросло в нашу столь прекрасную дружбу только спустя время. Дружба эта продолжается и сейчас, и будет длиться всегда. Однако в тот момент преклонный возраст Вашей тетки и мои детские годы способствовали нашему большему взаимопониманию, поскольку кажется естественным, когда старые люди любят маленьких детей, и наоборот, зрелый возраст Вашей кузины заставлял ее относиться с пренебрежением и раздражением к моей детской простодушной назойливости.
1563 года.
1564
Я прожила в Амбуазе до начала большого путешествия, когда королева моя мать приказала мне присоединиться ко двору с тем, чтобы более не покидать его; о самом путешествии, однако, мне сказать нечего, ибо я была тогда столь юна, что не смогла сохранить память о чем-либо важном, а частные детали вообще исчезли из моих воспоминаний, как сон [227]. Я даю возможность побеседовать на эту тему тем, кто пребывал в более зрелом возрасте, как Вы [228], и может вспомнить то великолепие, которое царило повсюду: крещение моего племянника принца Лотарингского в Бар-ле-Дюке [229], [26] приезд в Лион герцога и герцогини Савойских [230], встреча в Байонне моей сестры королевы Испании с королевой моей матерью и королем Карлом, моим братом [231]. (Я убежде227 1. Речь идет о так называемом «большом путешествии», которое королева-мать в сопровождении юного Карла IX и всего королевского двора предприняла в 1564-1566 годах, посетив Бургундию, Дофине, Прованс, Лангедок, сделав продолжительные остановки в Лионе, Марселе, Ниме, Тулузе и Байонне. Целью путешествия было восстановление королевского авторитета и правосудия, главным образом, в мятежных южных провинциях Франции, где наиболее усилилось гугенотское движение. Екатерина Медичи и канцлер де Лопиталь выбрали для этого весьма удачное время, поскольку католики и гугеноты после битвы при Дре (см. выше) были деморализованы и обессилены. Королева-мать и королевский совет, в свою очередь, демонстрировали веротерпимость и, по сути, выступали как политические посредники между враждующими сторонами, искренне надеясь на окончательное замирение королевства. См.: Boutier Jean et al. Un Tour de France royal: le voyage de Charles IX. Paris, 1984.
228 2. Брантом был старше Маргариты на двенадцать лет.
