Текст книги "Мемуары. Избранные письма. Документы"

Автор книги: Маргарита де Валуа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)

Сразу же, как я оказалась в своих покоях, я вознесла молитвы Господу, прося Его оберечь меня небесным покровом и защитить, не зная от кого и от чего. Видя это, король мой муж [290], который был уже в постели, попросил меня ложиться, что я и сделала. [49] Вокруг его кровати [291] находилось тридцать или сорок гугенотов, которых я еще плохо знала, ибо немного времени прошло с момента заключения нашего брака [292]. Всю ночь они 290 28. В дальнейшем своем повествовании Маргарита так и будет называть его – «король мой муж», в отличие от «короля», под которым она будет подразумевать только короля Франции.

291 29. По обычаю супруги спали в отдельных кроватях.

292 30. Свидетельство секретаря графа де Ларошфуко сеньора де Мерже: «Названный граф позвал меня и поручил вернуться в покои короля Наваррского, чтобы сказать ему, что получил известие о том, что господа де Гиз и Невер остались в городе и не ночуют в Лувре. Я так и поступил, найдя короля спящим вместе с королевой, его женой, и сказав ему на ухо то, что велел мне передать ему господин граф […]. Король [Франции] попросил названного короля Наваррского призвать к себе по возможности как можно больше дворян, поскольку он опасался, что господа Гизы что-то затеяли; по этой причине вооруженные дворяне вернулись в гардеробную названного короля Наваррского» (Mergey Jean de. Mémoires / Éd. Michaud et Poujoulat. Paris, 1838. P. 575).

только и делали, что обсуждали покушение, совершенное на господина адмирала, решив, как настанет день, потребовать от короля правосудия в отношении господина де Гиза, а если их требование не будет удовлетворено, осуществить его [правосудие] самим. Мне же запали в сердце слезы моей сестры, и я не могла уснуть из-за опасений, которые она мне внушила и о существе которых я ничего не знала. Ночь так и прошла, и я не сомкнула глаз. На рассвете король мой муж сказал, что собирается поиграть в мяч в ожидании церемонии пробуждения короля Карла, где намерен потребовать у него справедливости. Он покинул мою комнату, и все его дворяне ушли вместе с ним. Видя, что уже занялся день и, полагая, что опасность, о которой предупреждала моя сестра, уже миновала, одолеваемая сном, я приказала своей кормилице запереть дверь, чтобы поспать себе в удовольствие.

Час спустя, когда я была погружена в сон, какой-то мужчина стал стучать в дверь руками и ногами, выкрикивая: «Наварра! Наварра!» Кормилица, думая, что это вернулся король, мой муж, быстро отворила дверь и впустила его. В комнату вбежал дворянин по имени Леран, племянник господина д’Одона [293], раненный ударом шпаги в локоть и алебардой в плечо, которого преследовали четверо вооруженных людей, вслед за ним проникнувших в мои покои. Ища спасения, он бросился на мою кровать. Чувствуя, что он схватил меня, я вырвалась и упала на пол, между кроватью и стеной, и он вслед за мной, крепко сжав меня в своих объятиях. Я никогда [50] не знала этого человека и не понимала, явился ли он с целью причинить мне зло или же его преследователи желали ему 293 31. Габриель де Леви, барон де Леран (ок. 1550-1638) – сын Гастона де Леви, барона де Лерана, и племянник Жана-Клода де Леви, барона д’Одона – известных гугенотских капитанов, активных участников гражданских войн.

того, а может и мне самой. Мы оба закричали и были испуганы один больше другого. Наконец, Бог пожелал, чтобы господин де Нансей, капитан [королевских] гвардейцев [294], подоспел к нам и, найдя меня в столь печальном положении и проникшись сочувствием, не смог таки сдержать улыбку. Довольно строго отчитав военных за оскорбительное вторжение и выпроводив их вон, он предоставил мне возможность распоряжаться жизнью этого бедного человека, который все еще держал меня. Я велела его уложить в своем кабинете [295] и оказывать помощь до тех пор, пока он полностью не поправится [296]. Пока я меняла свою рубашку, поскольку вся она была залита кровью, господин де Нансей рассказал мне, что произошло, и уверил, что король мой муж находится в покоях короля [Карла] и ему ничего не угрожает. Меня переодели в платье для ночного выхода, и в сопровождении капитана я поспешила в покои своей сестры мадам Лотарингской, куда вошла скорее мертвая, чем живая. Из прихожей, все двери которой были распахнуты, [сюда] вбежал дворянин по имени Бурс [297], спасаясь от гвардейцев, идущих по пятам, и пал под ударом алебарды в трех шагах от меня. Отшатнувшись в сторону и почти без чувств, я оказалась в руках господина де Нансея, решив, что этот удар пронзит нас обоих. Немного придя в себя, я 294 32. Гаспар де Ла Шатр, сеньор де Нансей (1539-1576) – сын Жоашена де Ла Шатра, губернатора Орлеана, и Франсуазы Фуше. Являлся капитаном королевских гвардейцев с 1568 года, участник многих военных кампаний.

295 33. Как правило, кабинет представлял собой смежное со спальней помещение.

296 34. О дальнейшей судьбе барона де Лерана см. статью В. В. Шишкина.

297 35. В оригинале – Bourse. Французские издатели мемуаров Маргариты обошли молчанием этот трагический персонаж, видимо, по причине отсутствия какой-либо информации. Возможно, погибший (?) в резне дворянин – это Жан де Монморанси, сеньор де Бурс (ок. 1520-1570-е), гугенот, который упоминается в самом подробном биографическом справочнике «Протестантская Франция» братьев Хааг. При каких обстоятельствах и когда он умер, неизвестно, см.: Haag Eug. et Haag Em. La France protestante. T. VII. Paris, 1857. P. 492-493. Не исключено также, что королева пишет об одном из его сыновей, носившем такой же титул – Жозиа де Бурсе.

вошла в малую комнату моей сестры, где она почивала, и когда я там находилась, господин де Миоссан, [51] первый камер-юнкер короля [298], моего мужа, и Арманьяк, его первый камердинер [299], пришли ко мне умолять спасти их жизни. Тогда я отправилась к королю и бросилась в ноги ему и королеве-матери, прося их об этой милости, каковую они в конце концов оказали.

Пять или шесть дней спустя те, кто затеял это деяние, поняли, что не достигли своей главной цели (а таковой были не столько гугеноты, сколько [гугенотские] принцы крови [300]), и, поддерживая раздражение по поводу того, что король мой муж и принц де Конде (младший) были оставлены [в живых], а также понимая, что никто не может посягать на короля Наваррского, поскольку он – мой муж, они начали плести новую сеть. Королеву мою мать стали убеждать в том, что мне нужно развестись. Я узнала об этом уже во время Пасхальных праздников [301], на одной из церемоний утреннего пробуждения королевы-матери. Она взяла с меня клятву что я скажу правду, и потребовала ответа, исполнял ли король мой муж свой супружеский долг, и если нет, то это повод для расторжения брака. Я стала ее уверять, что не понимаю, о чем она меня спрашивает. Могла ли я тогда 298 36. Генрих д’Альбре, барон де Миоссанс и де Коарраз (ок. 1536-1599) – сын Жана д’Альбре и Сюзанны де Бурбон, родственник Генриха Наваррского как со стороны отца, так и матери, в то время – его первый камер-юнкер. Будущий генеральный наместник и губернатор Беарна и Нижней Наварры.

299 37. Жан д’Изоре, сеньор д’Арманьяк (ум. 1591) – (точнее – Жан д’Арманьяк, сеньор д’Изоре, – см. http://armagnac.narod.ru/Texts/MercFr.htm, – Распознаватель) – первый камердинер короля Наваррского. Благополучно пережил Варфоломеевскую ночь, позднее был назначен бальи Лудена. Погиб при осаде Шартра.

300 38. Гугенотские принцы крови – это Генрих де Бурбон, король Наваррский, и его двоюродный брат Генрих I де Бурбон, принц де Конде (1552-1588) – сын принца Людовика I де Конде и Элеоноры де Руа. Оба отреклись от протестантской веры во время Варфоломеевской ночи, чтобы спасти свои жизни.

301 39. По сути, Маргарита говорит здесь уже о пасхальных праздниках следующего, 1573 года, которые выпали на март.

говорить правдиво, как та римлянка, на которую разгневался ее муж за то, что она его не предупредила о его дурном дыхании, и ответившая, что была уверена в том, что у всех мужчин пахнет так же, потому что кроме него ни с кем не была близка… [302] Но как бы то ни было, поскольку она [королева-мать] выдала меня замуж, в этом положении я и хотела бы оставаться, сильно подозревая, что в желании нас разлучить с мужем заложена злая уловка. [52]

[Пропуск в рукописи]

302 40. Королева Наваррская намекает здесь на сюжет из «Славных мужей» св. Иеронима Стридонского (347 – ок. 420), который приводит диалог римлянки Билии и ее мужа, римского консула.

1573

Мы сопровождали короля Польши до Бламона [303]. За несколько месяцев до своего отъезда из Франции он попытался всеми путями заставить забыть меня дурные примеры его неблагодарности и возобновить наши дружеские отношения в той мере, в какой они существовали когда-то, обязывая меня дать соответствующие клятвы и обещания с именем Бога на устах [304]. Его отъезд в Польшу и болезнь короля Карла, возникшая почти в то же время, всколыхнули горячие головы обеих партий королевства, начавших строить различные планы [305]. Гугеноты, в стремлении отомстить за смерть адмирала, заставили в письменной форме короля моего мужа и моего брата герцога Алансонского присоединиться к ним [306]. Незадолго до [53] дня Святого Варфоломея мой брат герцог Алансонский был воодушевлен ими надеждой на 303 1. Генрих де Валуа, герцог Анжуйский был провозглашен королем Польши 11 мая 1573 года на сейме польского дворянства. В то время он находился в армии, осаждавшей Ла-Рошель. В августе в Лувре состоялся пышный прием польской делегации, прибывшей за своим королем. В конце сентября двор двинулся в путь провожать избранного польского монарха на его новую родину и в итоге достиг Бламона, маленького городка в Лотарингии, на границе с германскими княжествами. Пребывание двора в Бламоне продлилось с 29 ноября по 2 декабря 1573 года. Проводив короля Польши, двор направился назад в Париж. См.: Шевалье Пьер. Генрих III. С. 289 и далее.

304 2. Свидетельствует мемуарист Шеверни: «Королева Наваррская в моем присутствии обещала [королю Польши] сохранять к нему большие дружеские чувства, и я уверен, она так и сделает, если вскоре ее не развлечет что-либо иное» // Cheverny, Philippe Hurault, comte de. Mémoires / Ed. Michaud et Poujoulat. Paris, 1838. P. 472.

305 3. Здоровье Карла IX стало заметно ухудшаться летом 1573 года, когда кровь пошла горлом. Это был туберкулез – наследственная болезнь всех последних Валуа. В ноябре королю стало так плохо, что он был вынужден прервать проводы своего брата и остался в Реймсе. Уже тогда все политические интриги стали разворачиваться вокруг потенциального наследника трона – герцога Алансонского. См: Simonin Michel. Charles IX. Paris, 1995. P. 392, 397.

воцарение во Фландрии [307]. Обоих принцев склоняли бежать в Шампань, пока король и королева моя мать возвращаются во Францию, с тем, чтобы присоединиться к ожидающим их там отрядам [308]. Господин де Миоссан, католический дворянин из свиты моего мужа, обязанный мне жизнью, узнав об этих планах, пагубных для короля, его господина, упредил меня обо всем с целью помешать дурным последствиям, которые обрушатся как на них самих, так и на государство. Я сразу же отправилась к королю и королеве моей матери и сообщила им, что собираюсь рассказать о деле особой важности, но смогу это сделать лишь после того, как они мне пообещают, что никто из названных мною персон не понесет наказания, и, принимая надлежащие меры, они [король и королева] будут действовать так, как будто им ничего не известно. Тогда я рассказала, что мой брат и король мой муж утром намереваются бежать и соединиться с отрядами гугенотов, которые требуют их к себе по причине взятого ими обязательства, связанного со смертью адмирала, и что дело это простительно из-за их юного возраста, поэтому я умоляю их помиловать и помешать их отъезду, не показывая никакого виду. Они согласились со мной, и все было проделано с такой осторожностью, что король мой муж и мой брат не смогли узнать, откуда возникло это 307 5. Начиная с 1572 года, восставшие против власти испанского короля фламандцы, в желании восстановить собственную государственность, начали искать принца, который бы устраивал их в конфессиональном и политическом отношении, с целью призвать его в качестве суверена. Франсуа Алансонский весьма подходил для этой роли, поскольку был известен своей религиозной индифферентностью и не запятнал себя участием в событиях Варфоломеевской ночи. Это весьма устраивало и католические, и протестантские провинции Нидерландов. В том же 1572 году начались переговоры о его возможном браке с Елизаветой Английской, союзницей мятежников, что сразу добавило веса его кандидатуре.

препятствие. Более возможности бежать у них не было [309]. [54]

309 7. Упрежденная Маргаритой, Екатерина Медичи установила строгий надзор за принцами: их апартаменты обыскивались 309 7. Упрежденная Маргаритой, Екатерина Медичи установила строгий надзор за принцами: их апартаменты обыскивались ежедневно, а сами они были ограничены в передвижении. См.: Бабелон Ж.-П. Генрих IV. Ростов-на-Дону, 1999. С. 143.

1574

По прошествии времени мы прибыли в Сен-Жермен, где надолго задержались по причине болезни короля [310]. В этот момент мой брат герцог Алансонский прилагал всевозможные усилия и искал пути доставить мне удовольствие, рассчитывая на обретение такой же дружбы, которая связывала меня с королем Карлом. В связи с тем, что детство свое он провел почти вне двора, до недавних пор мы мало с ним виделись и не испытывали большой родственной привязанности. Наконец, убедившись, что он проявляет ко мне только услужливость, покорность и преданность, я решила, что буду любить его и принимать близко все его интересы, однако при том условии, что наша дружба не нанесет вреда моим обязательствам в отношении короля Карла, моего доброго брата, которого я почитала превыше всего. Герцог Алансонский продолжать благоволить ко мне, изъявляя добрые чувства, вплоть до своей кончины [311].

Все это время болезнь короля Карла усиливалась день ото дня, и гугеноты непрестанно получали об этом вести, продолжая вынашивать планы бегства от двора моего брата герцога Алансонского и короля моего мужа, 310 1. 10 января 1574 года двор обосновался в пригороде Парижа – Сен-Жерменском замке, где был более чистый воздух, полезный для больного короля.

310 1. 10 января 1574 года двор обосновался в пригороде Парижа – Сен-Жерменском замке, где был более чистый воздух, полезный для больного короля.

311 2. По сути, Маргарита говорит здесь о своем переходе на сторону партии «политиков». Видя, что король умирает, а герцог Анжуйский находится в другой части Европы, она посчитала единственно возможным поддержать своего младшего брата в его претензиях на французский трон, не без пользы для себя, конечно. Ее искренняя привязанность к герцогу Алансонскому, возникшая в конце 1573 года, продолжалась вплоть до его кончины в июне 1584 года.

и о которых на этот раз я ничего не знала [312]. Однако Богу было угодно, чтобы Ла Моль открыл заговор королеве моей матери незадолго до того момента, когда гугенотские [55] отряды должны были достигнуть Сен-Жермена [313]. Мы вынуждены были отбыть в два часа после полуночи, поместив короля Карла на носилки, и отправиться в Париж [314]. Королева моя мать пригласила в свою карету моего брата и короля моего мужа и обращалась с ними намного мягче, чем прежде. Когда король достиг Венсеннского леса, он запретил покидать Венсенн этим принцам, исполненный все возрастающей горечью от этого зла и новыми известиями, которые вселяли в него все большее недоверие и недовольство герцогом Алансонским и моим мужем [315]. Я уверена, что всему произошедшему весьма поспособствовали ухищрения тех, кто постоянно желал сокрушить наш дом [316].

312 3. Маловероятно, чтобы Маргарита, уже ставшая на сторону своего младшего брата, ничего не знала о заговоре «политиков» – партии, в которую входили равно и гугеноты, и католики. На 10 марта 1574 года было намечено очередное бегство принцев и последующий вооруженный мятеж «политиков» с целью заставить Карла IX признать наследником престола герцога Алансонского в обход короля Польши – герцога Анжуйского. Однако когда отряд из двухсот заговорщиков прибыл в Сен-Жермен за принцами гораздо ранее намеченного срока, 27 февраля, Франсуа Алансонский не рискнул к нему присоединиться. Тем не менее, гугеноты восстали в Ла-Рошели, Пуату, Сентонже и высадились в Нормандии.

313 4. Жозеф де Бонифас, сеньор де Лерак де Ла Моль (ок. 1528-1574) играл роль политического советника при герцоге Алансонском и, возможно, являлся любовником королевы Наваррской. Скорее всего, сам Франсуа де Валуа признался во всем королеве-матери по совету Ла Моля. См. свидетельские показания герцога: Castelnau de La Mauvissière Michel. Mémoires / Éd. Le Laboureur. Bruxelles, 1731. Vol. 2. P. 359.

314 5. В действительности Карл IX отбыл из Сен-Жермена утром 28 февраля 1574 года под охраной швейцарцев.

315 6. Королевская семья и двор переместились в более надежный и укрепленный Венсеннский замок, располагавшийся на юго-востоке от Парижа в Венсеннском лесу. Замок, построенный Карлом V в XIV веке, представлял собой одновременно королевскую тюрьму. Герцог Алансонский и король Наваррский там и были арестованы 9 или 10 апреля 1574 года после раскрытия очередного заговора против короля.

316 7. Очевидный намек на Гизов, внимательно следивших за маневрами враждебных им «политиков», настаивающих на религиозной терпимости и войне с Испанией во Фландрии. Видя, что в начале 1574 года Карл IX склоняется закрепить за герцогом Алансонским освободившееся (после отъезда короля Польши – герцога Анжуйского) место генерального наместника королевства, и роль «политиков» растет с каждым днем, герцог де Гиз спровоцировал стычку с сеньором де Вантабраном, дворянином из свиты герцога Алансонского, обвинив его в том, что по поручению герцога Франсуа де Монморанси он готовит на него покушение. Большая и влиятельная семья Монморанси – первые бароны королевства и постоянные враги Гизов – активно поддерживала претензии Франсуа де Валуа на трон и разделяла его политические амбиции. Скандал получил значительную огласку и вынудил герцога де Монморанси покинуть двор. В итоге не без влияния королевы-матери генеральное наместничество получил глава лотарингского клана – герцог Карл Лотарингский, зять короля. См.: Holt Mack P. The Duke of Anjou and the Politique Struggle during the Wars of Religion. Cambridge, 1986. P. 36.

Подозрения короля зашли так далеко, что господа маршалы де Монморанси и де Коссе были взяты под стражу и препровождены [56] в Венсеннский лес [317], а Ла Моль и граф де Коконнат расстались с жизнью [318]. Видя, что дела обстоят таким образом, было принято решение послать специальных уполномоченных Парижского парламента, чтобы выслушать объяснения моего брата и короля моего мужа. Рядом с моим мужем не было никого, кто мог бы ему дать нужный совет, и он попросил меня письменно изложить, что ему надлежит ответить, причем так, чтобы сказанное не нанесло вред ни ему самому, ни кому другому. Господь помог мне составить документ таким образом, что он остался доволен, а уполномоченные удивились, насколько хорошо подготовлен ответ [319]. Видя, что после смерти Ла Моля и графа де Коконната мой брат и мой муж пребывают в опасении за свои жизни, я решилась, пользуясь своей близостью к королю Карлу, который любил меня более всех на свете, помочь их спасти и освободить, даже ценой своей судьбы. Так как я беспрепятственно покидала и возвращалась в замок, гвардейцы не могли ни досматривать мою карету, ни просить [57] приоткрыть маски сопровождавших меня 317 8. Франсуа герцог де Монморанси (1530-1579) – старший сын коннетабля Анна де Монморанси и Мадлены Савойской, супруг внебрачной дочери Генриха II Дианы де Валуа, сводной сестры Маргариты, маршал Франции с 1559 года (см. выше); Артюс де Коссе, сеньор де Гоннор (1512-1582) – сын Рене де Коссе и Шарлотты Гуфье, маршал с 1567 года. Оба были замешаны в заговоре брата короля и арестованы 4 мая 1574 года, уже после казни главных зачинщиков конспирации – Ла Моля и Коконната. Они пробыли в тюрьме (сначала в Венсенне, затем в Бастилии) больше года и были освобождены Генрихом III по требованию герцога Алансонского.

318 9. Аннибаль граф де Коконнат (1535-1574) – дворянин из Пьемонта на службе у Франсуа Алансонского, возлюбленный герцогини Неверской, подруги королевы Наваррской. Коконнат и Ла Моль (см. выше) без конца интриговали в пользу своего патрона, и после очередного заговора в начале апреля, аналогичного по замыслам событиям февраля 1574 года (см. выше), были признаны виновными, подверглись пытке и были казнены на Гревской площади в Париже 30 апреля. См.: Jouanna Arlette. Le temps des guerres de religion en France (1559-1598) // Jouanna Arlette, Boucher Jacqueline, et als. Histoire et dictionnaire des Guerres de religion. Paris, 1998. P. 237-238.

319 10. Документ, о котором говорит Маргарита, сохранился и известен как одно из блестящих политических сочинений королевы – «Mémoire justificatif pour Henri de Bourbon», «Оправдательная записка Генриха де Бурбона». (Многократно публиковался, см.: Marguerite de Valois. Mémoires et autres écrits. 1574-1614 / Éd. Éliane Viennot. Paris, 1999. P. 213-250). Екатерина Медичи и члены Парижского парламента – главной судебной инстанции Франции – согласились с письменными доводами короля Наваррского (Маргариты), и разбирательство на этом было завершено.

дам, поэтому, переодетый в одну из моих фрейлин, кто-то из них двоих мог бежать таким путем. Дело в том, что они не могли это сделать вместе, поскольку охрана была повсюду, но достаточно было одному обрести свободу, чтобы гарантировать жизнь другому. Они, однако, никак не могли договориться, кто же из них должен занять место в карете, не желая более оставаться [в Венсенне], в результате чего мой замысел расстроился. Между тем, Господь избавил всех от опасности, но самым печальным для меня образом, ибо призвал к себе короля Карла – единственную надежду и поддержку в моей жизни, брата, который дарил мне только добро и который всегда защищал меня от преследований моего другого брата – герцога Анжуйского, как это было в Анжере, и оберегал, и давал совет. Одним словом, с его кончиной я потеряла все, что могла потерять [320].

После этой катастрофы, обернувшейся несчастьем для Франции и для меня, мы отправились в Лион встречать короля Польши, который по-прежнему находился под влиянием Ле Га, остававшегося источником злых дел [321]. Прислушиваясь к губительным наветам этого человека, которого он оставил во Франции представлять свои интересы, король Польши впал в крайнее негодование по 320 11. Известно, что Маргарита самоотверженно ухаживала за умирающим королем и была с ним до последнего часа, который наступил 30 мая 1574 года. Надо полагать, не без ее участия герцогу Алансонскому и королю Наваррскому было даровано королевское прощение. Говоря о герцоге Анжуйском, мемуаристка забегает вперед, чтобы подготовить читателя к рассказу об их дальнейших сложных взаимоотношениях.

321 12. Получив депешу от королевы-матери, которая сообщала ему о смерти Карла IX и призывала любимого сына как можно быстрее прибыть во Францию, Генрих Анжуйский 19 июня тайно покинул Польшу и, проследовав через владения императора, Венецию и Савойю, 6 сентября прибыл в Лион, где его уже ожидали королевская семья и весь двор. Ле Га (см. выше) в свое время последовал за ним в Польшу, оставаясь одним из самых верных людей короля. См.: Эрланже Филипп. Генрих III. С. 172 и далее.

321 12. Получив депешу от королевы-матери, которая сообщала ему о смерти Карла IX и призывала любимого сына как можно быстрее прибыть во Францию, Генрих Анжуйский 19 июня тайно покинул Польшу и, проследовав через владения императора, Венецию и Савойю, 6 сентября прибыл в Лион, где его уже ожидали королевская семья и весь двор. Ле Га (см. выше) в свое время последовал за ним в Польшу, оставаясь одним из самых верных людей короля. См.: Эрланже Филипп. Генрих III. С. 172 и далее.

поводу моего брата герцога Алансонского, считая подозрительным и нетерпимым его союз с королем моим мужем и полагая, что именно я явилась главным связующим звеном, поддерживающим их дружбу [322]. Он решил, что самый лучший способ их разлучить – поссорить нас всех посредством мадам де Сов, которую в то время [58] оба они обхаживали: с одной стороны, направив ее усилия на ухудшение моих отношений с мужем, а с другой – на поддержание большой ревности друг к другу у обоих принцев [323]. Этот отвратительный замысел, источник и причина стольких бед, трудностей и горя, от которых потом пострадал и мой брат, и я сама, был претворен в жизнь с изрядной злобой, хитростью и умением, – так, как и было задумано [324].

Некоторые люди уверены, что Господь Бог особо покровительствует великим людям, чей разум отличен от других своим блеском, и посылает им для этого добрых гениев, упреждающих их о предстоящих событиях, плохих или хороших. Королеву мою мать определенно можно считать принадлежащей к их числу, и тому есть множество примеров. Так, в ночь перед злосчастным турниром ей приснилось, как она видит покойного короля, моего отца, раненного в глаз, что и произошло в действительности; пробудившись, она несколько раз умоляла его не принимать участия в поединке и удовольствоваться толь322 13. В действительности, Ле Га, бывший все время с Генрихом Анжуйским в Польше, в мае 1574 года был послан им во Францию заранее для выяснения политической обстановки в стране и при дворе. За время ожидания прибытия короля он успел поссориться с Маргаритой.

323 14. О баронессе де Сов см. выше. В действительности она выполняла прямое поручение королевы-матери, опасавшейся слишком тесных отношений наваррской четы и герцога Алансонского.

ко зрелищем состязания [325]. Но неотвратимое предзнаменование не позволило воспользоваться этим советом и даровать благо нашему королевству. Всякий раз, перед тем как потерять одного из своих детей, она видела [во сне] огромное пламя, и при этом внезапно вскрикивала: «Господи, сохрани моих детей!» Вскоре она получала печальное известие об утрате – то, что ей уже было предсказано.

Во время ее болезни в Меце, где она подхватила чумную лихорадку и покрылась язвами, впав в крайне тяжелое состояние [326] (случилось это по причине посещения ею женских монастырей, которых было много в этом городе и которые уже были к тому моменту поражены этой заразой), Бог чудесным образом спас ее, возвратив в прежнее состояние, в котором она так нуждалась (благодаря умению ее медика господина Кастелана, нового Эскулапа, [59] который тем самым представил доказательство своего великолепного искусства). Когда она находилась в беспамятстве (и вокруг ее ложа собрались король Карл, мой брат, моя сестра герцогиня Лотарингская и ее муж [327], многие чины Королевского совета, знатные дамы и принцессы, которые, оставаясь при ней, уже не питали надежду на ее исцеление), не приходя в себя, [вдруг] воскликнула, словно увидела перед собой битву при Жарнаке: «Смотрите, как они бегут! Мой сын одер325 16. Биографы Екатерины Медичи единодушны в том, что в ночь с 29 на 30 июня 1559 года ей приснился описанный Маргаритой пророческий сон, предвещавший смертельное ранение Генриха II на турнире 10 июля. См.: Леони Фрида. Екатерина Медичи. М., 2006. С. 177; Клула Иван. Екатерина Медичи. С. 163.

326 17. Этот эпизод относится к весне 1569 года.

327 18. Герцогом Лотарингским в то время был Карл III (1545-1608), единственный сын Франциска I Лотарингского и Кристины Датской. Став герцогом в два года, по требованию Генриха II Валуа он был отправлен в Париж, где получил французское воспитание при дворе и впоследствии являлся надежным союзником Франции. С 1559 году женился на второй дочери Генриха II и Екатерины Медичи Клод (Клотильде) Французской, от которой имел девятерых детей.

живает победу! Ах, Боже мой, поднимите же моего сына, он – на земле! Смотрите, смотрите на эту шеренгу, принц де Конде мертв!» [328] Все присутствовавшие при этом верили, что она бредит и переживает, зная, что мой брат герцог Анжуйский в это время дает сражение. Однако когда следующей ночью господин де Лосc привез ей весть о победе как наиболее желанную вещь (за что рассчитывал получить вознаграждение), она ему сказала: «Вы напрасно меня разбудили ради этого. Мне все хорошо известно. Я уже видела сражение прошлой ночью» [329]. Тогда все поняли, что слова ее были не следствием болезни, а особенным знаком, которым Господь отмечает известных и избранных людей. История сохранила для нас ряд подобных примеров, начиная с античных язычников, таких как призрак, явившийся Бруту [330], и многих иных, о чем я не собираюсь писать, поскольку моим [60] намерением является не украшение этих Мемуаров, а единственно правдивое повествование и скорое окончание моих воспоминаний с тем, чтобы Вы быстрее их получили.

Сама я не удостоилась таких божественных предзнаменований. Однако нельзя быть неблагодарной к милостям, дарованных мне Богом (я готова и способна посвятить всю свою жизнь, дабы воздавать за них Господу, и делать так, чтобы каждый восхвалял Его за чудесные 328 19. О битве при Жарнаке см. выше.

329 20. Жан де Лосе, сеньор де Бан и де Пьертайад (ум. 1586) – капитан шотландской гвардии короля. Сразу же после сражения при Жарнаке был послан Генрихом Анжуйским к Екатерине Медичи с депешей о победе. См.: Шевалье Пьер. Генрих III. С. 176-177.

330 21. Очередной сюжет из «Сравнительных жизнеописаний» Плутарха («Александр и Цезарь»): «Рассказывали, что перед битвой при Филиппах Марку Юнию Бруту ночью явился страшный призрак, который на вопрос Брута, кто он, ответил: «Я – твой злой гений. Мы увидимся при Филиппах». И снова будто бы этот призрак явился Бруту перед вторым сражением при Филиппах, завершившимся полным разгромом войск Брута и его смертью от собственной руки». О явлении призрака Брута упоминает и Монтень в главе XIX кн. 2 «О свободе совести», см.: Монтень Мишель. Опыты. Т. 2. М., 1992. С. 378.

проявления могущества, доброты и милосердия, которыми Ему угодно было удостоить меня), и я признаю, что всегда получала определенные знаки о событиях, зловещих или счастливых, в виде предупреждения, во время сна или как-то иначе. Это даже лучше выразить стихами: «Мой разум, как оракул, укажет на добро иль зло». Такое предупреждение мне было послано во время церемонии встречи короля Польши: королева моя мать вышла приветствовать его, и, когда они обнимались и обменивались соответствующими словами, несмотря на жаркое время года и давку, от которой все задыхались, меня охватил такой сильный озноб и столь заметная дрожь, что сопровождавший меня обратил на это внимание. Мне стоило больших усилий скрыть свое состояние, когда король, оставив королеву-мать, приблизился ко мне для приветствия [331].