Текст книги "Шеф Пьер (ЛП)"

Автор книги: Маргарет Макхейзер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Глава 15

Холли

– Бронвин, – начинаю я, пока сервирую стол для ужина.

– Да, – говорит она, ставит салат на обеденный стол и поворачивается, чтобы достать лазанью, которую я приготовила.

– Эм-м, – мой голос слегка хрипит, нервы зашкаливают, а руки потеют.

– Что такое? Ты в порядке? – заботливо спрашивает она и садится за стол рядом со мной.

– Да, просто... – Говори же, Холли. – Не могла бы ты присмотреть за Эммой во вторник вечером?

– Работа, дорогая? – я улавливаю веселость в ее голосе. Думаю, она знает и наслаждается тем, что мучит меня.

– Не совсем.

– О, это связанное с работой событие? – дожимает она, заставляя меня рассказать ей.

– Э-э-э, ну, не в этом дело. – Давай, будь взрослой. – Хм, ну, вроде как, Пьер пригласил меня на свидание, что-то в этом роде.

Я чувствую, как мое лицо меняет цвет от розового до алого. Почему это так неловко?

– Правда?

– Не совсем.

– Хорошо, он сделал это или не сделал? Тут не слишком много вариантов.

Я делаю огромный вдох, пытаясь успокоить расшатанные нервы. Что Бронвин обо мне подумает? Не слишком ли рано даже рассматривать вариант свиданий? Прошло всего полтора года. Что, если это слишком рано? Что, если Бронвин подумает, что я никогда не любила Стефана?

– Я пригласила его, чтобы отблагодарить за помощь, когда на меня напали, и прежде чем поняла это, он перевернул все и сказал мне, что это он готовит мне ужин, – я делаю паузу, встаю и отодвигаю стул, отчего тот с грохотом падает. Поднимаю руки, чтобы закрыть лицо. – Не слишком ли рано? То, что я делаю – неправильно?

Я слышу скрип стула Бронвин по кафелю и чувствую ее руку на своей спине.

– Если это ощущается неправильно, то, видимо, это так. Но если правильно, тогда действуй. Ничто не заставит меня плохо подумать о тебе, и, как я уже говорила, ты должна начать снова жить. Ты потрясающая мама, и Эмма прекрасно себя чувствует. Удели время себе. Просто посмотри, куда это приведет.

Медленно подняв голову, я вижу счастье на ее лице. Ее морщинки от смеха заметны, но только потому, что она улыбается. Она заботливая и красивая, и была моей спасительницей. Я наклоняюсь и обнимаю ее так долго, как только могу.

– Можно и мне обнимашки? – спрашивает Эмма, когда выходит к нам в пижаме.

– Я не знаю, – говорю я, подмигивая ей. Слеза скатывается, и я вытираю ее, прежде чем моей наблюдательной семилетке выпадет шанс заметить ее.

– Почему ты плачешь?

Слишком поздно.

– Потому что я счастлива.

– Я тоже счастлива. А чему ты радуешься? – она прижимается под моей рукой своим маленьким тельцем ко мне.

– Потому что у меня самая лучшая семья в мире.

– У меня тоже! – она кричит от радости.

Мы проводим некоторое время, обнимаясь, пока своим ангельским маленьким личиком она оставляет сентиментальные поцелуи на мне.

– Ужинать, – говорит Бронвин, и мы садимся и наслаждаемся нашей едой.

Пьер

– Я решил прислушаться к тебе, Ева. Надеюсь, ты не возражаешь, но я пригласил Холли сюда на ужин.

Я распахиваю шторы в гостиной и позволяю свету проникнуть внутрь. Открываю стеклянные двери, и свежий воздух устремляется в комнату, а я стою и решаю, что же мне нужно сделать.

– Конечно, я не уверен, куда все это заведет меня с Холли, ведь она может оказаться не такой, как я думал. Но если ты считаешь, что это хорошая идея – я в жизни ее дочери – тогда мне нужно начать что-то с Холли.

Я подхожу к кухонному шкафчику, в котором хранятся все чистящие средства, и достаю тряпку с моющей жидкостью.

– Я знаю, что ты наблюдала, когда я почти поцеловал ее. И думаю, ты бы тоже одобрила это. Но она так выводит меня из себя.

Я иду в гостиную и начинаю переставлять фотографии на полках, пока вытираю под ними пыль.

– Она не такая, как ты, Ева. Она на самом деле другая. Ты слышала, как она сказала мне о том, что я не готовлю сам бульон? Слышала, оui? Бьюсь об заклад, ты смеялась, глядя на меня.

Я вытираю все поверхности в гостиной, удаляя осевшую пыль и возвращая этому месту тот вид, который когда-то был. В том времени, когда смех и яркий солнечный свет наполнял наш дом. Когда добираюсь до бара, я вижу пустые и полные бутылки, разбросанные упаковки таблеток.

Я перестал принимать таблетки, когда понял, что они влияют на мое душевное состояние. Глядя на отвратные разрешенные наркотики, я должен решить, что делать со всем этим.

Должен ли я сохранить их на случай, если они опять могут мне понадобиться? Или мне стоит выбросить их в мусорное ведро? Знаю, Ева захотела бы, чтобы я избавился от них, но не думаю, что я достаточно силен... пока.

Взяв с кухни мусорный мешок, я иду обратно в гостиную и выстраиваю в ряд все бутылки – тридцать шесть, если быть точным. Большинство из них пусты, и только несколько бутылок с остатками золотистой жидкости, плещущейся на дне.

– Я полагаюсь на веру, Ева. Я доверяю тебе. Ты сказала мне во время своего визита, что нормально отнесешься ко всему. Но я не уверен, что полностью готов отпустить все.

Глядя на бутылки, я жду, в надежде, что Ева скажет мне что-то.

– Думаю, она мне нравится. Думаю, она может быть той, кто мне нужен, но нужен ли я ей?

Вооружившись бутылками, я делаю несколько заходов к мусорным бакам. Пять ходок спустя я остаюсь с чистым баром и только полупустой бутылкой скотча.

– Я лучше помою эту кухню, потому что не смогу готовить в этом беспорядке. Знаю-знаю, ты, должно быть, думала, что я пренебрегал всем. Oui, mon amour, я бы тоже так подумал. Но я постараюсь, потому что, как ты и сказала, пришло время для меня двигаться дальше.

Я открываю холодильник и начинаю вычищать его. Не знаю, как позволил ему так запуститься. Мне должно быть стыдно. И так оно и есть.

Уборка на кухне приносит удовольствие. Ощущается правильно. Есть что-то очищающее в избавлении от всего, за что я держался.

– Как ты думаешь, что я должен приготовить для Холли? Я бы хотел, чтобы ей это понравилось. Помню, что ей понравился пирог с лимонным безе, поэтому, возможно, приготовлю его. Но какое порекомендуешь приготовить основное блюдо?

Знаю, я могу показаться сумасшедшим, если кто-нибудь заглянет ко мне. Тот, кто разговаривает сам с собой, похож на человека, лишившегося рассудка.

Я начинаю хихикать. Я действительно представляю из себя сейчас черт знает что.

– Mon amour, интересно, находишь ли ты тоже это смешным?

Пока убираюсь на кухне, мои мысли медленно уносятся к сексу. Точнее, к сексу с Холли.

– У меня может быть секс с Холли, – шепчу я, надеясь, что Ева не будет слишком сильно злиться на меня.

Протирая внутри холодильника, не могу сдержаться и позволяю своим мыслям вернуться в ресторан, к тому, что я чувствую каждый раз, когда вижу Холли в ее юбке-карандаш, облегающей бедра. Или как ее попка покачивается немного. Она определенно красивая, у нее шоколадного цвета глаза и красные губы. У нее божественная грудь – круглая, невероятно полная и чувственная. Ее фигура, черт возьми, ее фигура. Думаю, она великолепна и на сто процентов женщина. Я бы описал ее фигуру как песочные часы – классически красивые песочные часы.

– Mon amour, я знаю, что ты смеешься надо мной, но надеюсь, ты уйдешь, если мы с Холли решим попробовать наш собственный десерт, – я усмехаюсь и качаю головой. – Я хочу посмотреть, куда все это заведет, потому что если ты права, это может быть больше, чем просто секс. – Я протираю кухонную столешницу. – До тех пор, пока ты понимаешь, что всегда будешь в моем сердце.

Я продолжаю драить и чистить, мои мысли полностью поглощены очень заманчивой картинкой того, как Холли будет выглядеть обнаженной, и кое-что происходит. Предполагаю, я должен был ожидать его – легкий, сладкий аромат цветочных духов Евы.

На мгновение я останавливаюсь и оглядываю комнату. Я побеспокоил ее чем-то? Или она просто говорит мне, что все в порядке?

– Ты смеешься надо мной, не так ли? Я понимаю, mon chéri. Ты говоришь мне, что хорошо к этому относишься. – Я возвращаюсь к чистке раковины. – Надеюсь, что ты счастлива.

Глава 16

Холли

– Ты очень красивая, мамочка. Могу я тоже пойти? – спрашивает Эмма, пока я крашу ресницы в ванной.

– Спасибо, малышка. Я буду дома поздно сегодня вечером, поэтому ты должна слушаться бабушку.

Она опирается на раковину, накручивает прядь волос на палец и продолжает наблюдать за мной.

– Могу я тоже пойти? Мне нравится Пьер.

Мы обсудили их разговор в больнице, но она продолжала повторять мне, что хочет, чтобы он пришел на следующий наш пикник. Хоть меня там и не было, Бронвин сказала, что Эмма и Пьер поговорили буквально несколько минут. Но у Эммы, похоже, появилась с ним связь.

– Не сегодня, – отвечаю я и наношу немного светло-розового блеска на губы.

– Я думала кое о чем, мамочка, – застенчиво говорит она, что, безусловно, мило. – Так как ты не будешь ужинать со мной и бабушкой сегодня, могу я завтра купить обед в школе?

Я смотрю на ее шаловливое личико.

– И почему я должна согласиться на это, учитывая, что ты покупаешь школьный обед только по пятницам?

– Я не знаю, – она пожимает плечами, но ее ротик изгибается в невинной улыбке.

– Ты возьмешь свой обед завтра, как обычно.

– Но, ма-а-ам, – она жалобно хнычет.

– Никаких «но», ты знаешь правила. Делать домашнюю работу, заправлять свою постель каждое утро и убирать со стола, и тогда ты можешь покупать обед по пятницам.

Ее плечики поникают, она опускает голову, и я вижу, как она дуется.

– Хорошо, мамочка, – обиженно говорит она, поворачивается и уходит.

Я заканчиваю собираться, надеваю джинсы и приталенную рубашку с коротким рукавом, и иду прощаться с Бронвин и Эммой.

– Я ухожу, – говорю Бронвин, найдя ее на кухне, нарезающей салат.

– Береги себя и наслаждайся, – отвечает она с озорным блеском в глазах.

Господи, надеюсь, она не думает, что я буду заниматься сексом с Пьером. Потому что этого не произойдет. Не сегодня, во всяком случае.

– Я не знаю, во сколько буду дома.

– Не волнуйся об этом. Расслабься и наслаждайся вечером, – еще раз говорит она, сдерживая улыбку.

– Ничего не случится, – отвечаю я на ее незаданный вопрос.

– И это не мое дело, даже если что-то случится. Тебе тридцать пять. Ты замечательная мама и красивая женщина внутри и снаружи. Ты достаточно взрослая, чтобы принимать собственные решения.

Бронвин действительно понимающая, и, возможно, даже более подготовленная, чем я, к тому, что уготовано нам в будущем.

– Это просто ужин.

– Конечно, – говорит она, не произнося ничего больше.

Целую ее в щеку и иду искать свою крошку, которая, скорее всего, все еще дуется, потому что я не позволила ей купить обед в школьной столовой.

Нахожу ее в комнате, играющей со своими куклами.

– Хей, я уезжаю, – говорю я, прислоняюсь к косяку двери и смотрю на нее.

– Пока, мамочка. Повеселись, – нетерпеливо говорит она. Очевидно, все обиды забыты.

– Я зайду к тебе, когда вернусь домой.

– Я буду спать, поэтому, наверное, не услышу тебя, – небрежно говорит она. Эмма вскакивает, обнимает меня и целует. – Пока, – еще раз говорит она, возвращается к своим куклам и продолжает с ними играть.

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, мамочка.

Беру бутылку вина со стола и иду к машине.

Сказать, что я нервничаю, это ничего не сказать.

Я не была на свидании уже много лет.

* * *

Я легко нахожу дом Пьера благодаря навигационной системе в машине.

Он живет в старом пригороде, где вдоль дороги растут огромные деревья, а домам, кажется, сотни лет.

Подъезжая к его дому, я замечаю аккуратный газон и привлекающее своей старомодностью здание.

Сидя в машине, я чувствую, как у меня сдают нервы. Руки потеют, в животе все скручивает, а сердце бьется так быстро, будто вот-вот выпрыгнет.

Делаю глубокий вдох, чтобы успокоить нервы, и часть меня, вроде как, приходит в норму.

Вылезая из машины, я иду к входной двери и стучу.

Черт! Проклятое вино, я оставила его в машине.

Бегу обратно к машине, открываю пассажирскую дверь и наклоняюсь, чтобы взять бутылку.

– Oui, я рад тебя видеть. Очень рад, – слышу я позади.

О, черт. Чувствую, как горю от смущения. Конечно же, Пьер открыл дверь, не увидел меня и логично, что он вышел, чтобы найти меня. И обнаружил меня с приподнятой вверх задницей, пытающейся достать бутылку вина, которая застряла под проклятым сиденьем.

– Хотела сбежать? – спрашивает он, посмеиваясь.

– Не совсем. Я забыла вино в машине, – отвечаю я, все еще склонившись над пассажирским сиденьем. Мое лицо так горит, что нужно вызвать пожарных, чтобы потушить пламя.

– Я могу стоять здесь весь день.

О, Боже.

Наконец, я вытаскиваю бутылку из-под сиденья, выпрямляюсь, но не рискую пока оборачиваться.

– Какая жалость, non.

Просто прекрати, Холли.

Поворачиваюсь и вижу очень довольного и безумно сексуального Пьера. Он стоит позади и жадно смотрит на меня.

– Non, mon chéri, ты не должна смущаться. Мне нравится то, что я вижу.

Не могу сдержаться и блуждаю по нему взглядом. Он одет в выцветшие голубые джинсы с дыркой чуть выше правого колена и темно-серую футболку под цвет глаз. Его волнистые волосы длиной чуть выше плеч распущены. Он стоит на улице босиком и смотрит на меня так, как, должно быть, я смотрю на него прямо сейчас.

Мое сердце сжимается.

Во рту пересыхает.

А дурацкий пульс учащается до миллиона ударов в секунду.

Господи, он выглядит так хорошо и раскрепощенно. И чертовски сексуально.

– Oui, тебе тоже нравится то, что ты видишь.

Да, черт возьми, мне очень нравится то, что я вижу.

– Ты прав, – насмешливо говорю я, пытаясь преуменьшить то, что чувствую. Но я абсолютно уверена, что пылающий красный цвет, постоянно проявляющийся на моем лице, выдает мои чувства с головой.

Пьер усмехается и протягивает мне руку.

– Пойдем, мы можем поесть снаружи, если хочешь, но я предпочитаю не красоваться перед любопытными соседями.

Я застенчиво оглядываюсь, чтобы посмотреть, смогу ли увидеть кого-нибудь, выглядывающего из своего окна. Например, маленькую старушку лет восьмидесяти, сидящую у своего окна. Но никого не вижу.

– Ты смешная, – говорит Пьер и его губы изгибаются в кривой ухмылке – Пойдем, – он ведет меня в свой дом. – Пожалуйста, чувствуй себя как дома.

– Ох, вот, возьми, – я протягиваю ему бутылку вина, с которой у меня были проблемы в машине.

Пьер берет ее и смотрит на этикетку.

– Ах, «Пенфолдс», очень мило, – говорит он, направляясь на кухню, и я следую за ним.

Дом светлый и просторный, стены украшены множеством фотографий. Подозреваю, что на них его покойная жена, Ева. Она прекрасна. Его кухня – именно такая, какой я ожидала ее увидеть. Вся техника из нержавеющей стали. Холодильник со стеклянной дверцей, и от этого возникает ощущение компактной промышленной кухни.

В центре кухонный островок с четырьмя высокими табуретами.

На варочной поверхности стоят две тяжелые на вид черные кастрюли, в духовке включен свет, и что-то, похожее на хлеб, печется внутри. Запах восхитительный. Весь дом наполнен теплым ароматом, исходящим из духовки.

– У тебя очень красивый дом, – говорю я, выдвигаю табурет и сажусь. Слева от меня огромные французские двери, которые ведут на крытую террасу.

– Merci, – говорит он, берет большую деревянную ложку и что-то мешает в одной из кастрюль.

– Могу я чем-нибудь помочь?

– Oui, ты можешь взять два бокала, они вон в том шкафу, – он указывает на один из них. Дверца шкафчика с матовым стеклом, что позволяет мне увидеть, что внутри. Спрыгнув с табурета и подойдя к шкафу, я слышу, как он говорит отрывисто: – Ты очень красивая, – его голос становится ниже. Вместе с французским акцентом, с его взглядом и всей окружающей обстановкой, его голос скользит по моей коже, вызывая мурашки.

– Спасибо, – говорю я, и мой голос звучит немного хрипло.

Прочищаю горло и иду наливать вино.

– Non, – Пьер останавливает меня. – Мы не должны позволять ему дышать. Просто подожди. Терпение – добродетель, – говорит он спокойным голосом

Хлоп. Ой, что это было? Кажется, мой яичник взорвался.

Глава 17

Холли

– Все очень вкусно, большое спасибо, – говорю я и кладу кусочек равиоли в рот.

– Они домашние, – Пьер замолкает и вытирает рот салфеткой, а затем делает глоток из своего бокала. – Я давно не готовил для кого-нибудь дома.

Могу сказать, для него было сложно признаться в этом.

Он избегает смотреть на меня, и пот, бисеринками скопившийся на лбу – явный признак его дискомфорта.

Слева от обеденного стола стоит книжный шкаф, который занимает всю стену от пола до потолка. В нем, должно быть, около тысячи книг, если не больше.

– Мне нравится твоя библиотека, – говорю я, пытаясь смягчить неловкое молчание.

– Это книги моей жены, она любила читать. Она могла сидеть у окна и читать днями напролет. Я, бывало, приходил домой с работы и находил ее там, где оставил утром. Частенько она все еще была в пижаме, а по дому вообще ничего не было сделано, – он усмехается и качает головой. – Особенно ближе к концу.

Вот черт, от одной неудобной темы к другой. Но мое присутствие в его доме однозначно привело бы к этому.

– Как она умерла?

Пьер опускает вилку и кладет ее сбоку от тарелки. Я избегаю взгляда его печальных серых глаз.

– У нее был рак яичников. Мы не знали, пока не стало слишком поздно.

– Я сожалею, Пьер. Я знаю, как трудно терять человека, которого любишь.

Ну, приплыли. Обстановка определенно становится мрачной.

– Она хотела ребенка, а я постоянно отказывал ей и говорил, что хочу больше продвинуться в карьере. Если бы я послушал и захотел того же, чего и она, то возможно...

– Ты не должен винить себя.

– Очевидно, я могу и буду делать это. – Мое сердце обливается кровью, потому что я знаю, какую боль он испытывает. – Если бы я согласился насчет ребенка, то, возможно, рак бы успешно поддался лечению.

– Ты не должен сомневаться в решениях, которые уже принял. Ты не можешь изменить прошлое.

Тишина заполняет комнату. Мы продолжаем есть, хотя уныние, безусловно, омрачило атмосферу.

– Мой муж умер полтора года назад.

– Merde! Что произошло? – с жаром спрашивает он.

– Он ехал по шоссе, и у него спустило колесо. Он сменил его и уже садился в свою машину, когда грузовик врезался в него. Водитель грузовика не гнал, но у него зазвонил телефон, и он посмотрел вниз, чтобы ответить на звонок, – мой голос дрожит, а кожа становится ледяной от мысли о том дне. – У нас даже не было шанса попрощаться, – я чувствую слезы, наворачивающиеся на глаза.

– Теперь настала моя очередь говорить «я сожалею». Я знаю, к какой сердечной боли может привести потеря супруга.

Вытираю слезу. Я недостаточно сильна, чтобы сдержать их все – одна пробилась сквозь мой контроль.

– Мне сказали, что он умер мгновенно. Он даже не понял, что произошло. Не почувствовал никакой боли.

Минуты идут. Такое чувство, будто время застыло, и мы молчим. Я смотрю в свою тарелку. Не знаю, что делает Пьер или на что смотрит, но я могу понять его чувства из-за потери жены, они такие же, как и у меня после гибели мужа.

– Не самое лучшее первое свидание, – Пьер прерывает наше молчание. Не могу удержаться и поглядываю на него, а он сидит напротив меня с едва заметной улыбкой.

– Возможно, это была не самая лучшая идея, – шепчу я.

– Non, пожалуйста. Теперь мы знаем одну из причин, почему мы стали теми, кто мы есть. Давай закончим нашу трапезу и поговорим о чем-нибудь хорошем, – он подносит бокал вина ко рту и делает глоток.

Вдруг я понимаю, что уставилась на его губы, на то, как они прижимаются к бокалу, пока он пьет.

– Расскажи мне о своей дочери.

Как только он задает этот вопрос, я чувствую, что темная туча миновала, и на сердце становится легче.

– Ей семь, и она ходит в первый класс. Она умная и невероятно общительная.

– Я заметил это, когда она подошла ко мне в больнице.

Кое-что крутится в моей голове, и я хочу выяснить это.

– Пьер?

– Oui.

– Почему ты поцеловал меня в кабинете Ангуса?

Он нерешительно ерзает на своем месте и наполняет рот едой. Подозреваю, что так он поступает, потому что хочет обдумать свой ответ. Я передразниваю его и съедаю еще несколько равиоли.

– Впервые я встретил Еву, когда она вошла в ресторан, в котором я работал в Париже. Гость попросил поговорить с шефом, и я увидел ее, когда шел к его столику. Я проходил мимо нее, и первое, что заметил – ее зеленые глаза. Они были такими красивыми, такими таинственными. Думаю, я влюбился в нее тогда. Пока разговаривал с клиентом, я все продолжал тайком поглядывать на нее. Она делала то же самое, а затем улыбнулась мне.

Я ставлю левый локоть на стол и опираюсь подбородком на ладонь, слушая, что рассказывает Пьер. Он так искрится, словно яркая свеча, освещающая весь мир.

– Меня позвали обратно на кухню, прежде чем я смог поговорить с ней. И когда вернулся обратно, она уже ушла. Я выбежал на улицу, чтобы посмотреть, смогу ли найти ее. И увидел. А мужчина следовал за ней. В ту секунду я ничего плохого не предчувствовал, но затем я увидел, как он подошел к ней и схватил ее за derrière (фр. ягодицы). Это меня очень рассердило. Она повернулась, чтобы накричать на него, и вот тогда я заметил, как он схватил ее за руку и попытался оттащить подальше от друзей.

– Черт! Что было дальше?

– Я подбежал к ним, схватил его и избил. Не люблю, когда мужчины прикасаются к женщинам без их согласия. Особенно к женщинам, о которых я забочусь.

Эм... это неловко. Пьер улавливает мои чувства.

– Oui. Я забочусь о тебе, Холли. Только не знаю почему.

Я смеюсь. Сомнительный комплимент, не правда ли?

– Pardon, это прозвучало не так, как я хотел сказать.

Из-за сильного французского акцента все становится еще смешнее, потому что он пытается быть искренним. Но это не срабатывает.

– Ты поцеловал меня, потому что я напомнила тебе о том, что случилось с Евой?

– Oui.

Он смотрит в свою тарелку и нанизывает еду. Пора менять тему разговора.

– Как давно ты живешь в Австралии? Я заметила, что твой акцент усиливается особенно, когда ты... как бы это сказать? Вспыльчив?

– Это не так! – он почти кричит.

– Это мое мнение.

– Ты упрямая, невыносимая, – он легкомысленно машет левой рукой в мою сторону.

– Я? Но я сижу здесь с тобой, наслаждаюсь этим прекрасным ужином, хотя ты и настаиваешь на том, что я «упрямая и невыносимая».

Он хмурится, рычащий звук исходит из его груди. Уголки его губ приподнимаются, и я замечаю, что он отчаянно пытается сдержать смех.

– И ты называешь меня «упрямой»? – я пожимаю плечами, закатываю глаза и наклоняю голову набок.

– Ты сводишь меня с ума.

– Пф-ф, да брось! Я считаю, ты сам сводишь себя с ума.

– Я больше не собираюсь разговаривать с тобой об этом.

Он встает и несет свою тарелку на кухню, фактически заканчивая этот разговор.

– Что, прости? Ты не можешь просто встать и уйти, – я встаю и следую за ним.

– Я могу, и делаю это, – кричит Пьер из кухни, прежде чем я появляюсь там.

– Ты ведешь себя глупо.

– Не правда.

– Черт, это так! – я кричу на него, когда захожу на кухню. – Поговори со мной. Если ты будешь реагировать так каждый раз, когда тема для тебя будет неприятной, это ни к чему нас не приведет.

– Non.

Он достает два больших стакана для парфе из холодильника и ставит их на кухонный островок.

– Пьер, ты ведешь себя как ребенок.

Все это быстро превращается в то, к чему я совсем не готова.

– Я не буду обсуждать это с тобой.

Он возвращается к холодильнику и достает две миски. В одной взбитые сливки, а в другой – ягоды, которые были порезаны и пустили сок.

Я молчу, пока он осторожно и искусно кладет их в стаканы, которые, оказывается, уже наполовину наполнены шоколадным муссом.

– Пьер, – начинаю я. Он поднимает голову и пытается заставить меня замолчать одним своим пылким взглядом. – Просто с ума сойти. Я даже не знаю, какого черта мы ссоримся.

– Мы ссоримся, потому что ты невыносима, – его акцент усиливается на последнем слове. Хоть это и прозвучало как оскорбление, ничего не могу поделать, но я возбуждаюсь. Потому что, опять же, во всем виноват его акцент.

– Я не невыносимая, – теперь же я просто подстрекаю его, потому что мне нравится то, каким страстным он становится, когда злится.

– Ты такая, – говорит он, едва сдерживаясь.

– Ты высокомерный француз. Это твое «ты такая», только доказывает мне, насколько ты эгоистичен.

Пьер перестает накладывать ягоды. Он кладет ложку в серебристую миску, а руки сжимает в кулаки. Они дрожат, его грудь быстро вздымается, и он с шумом пытается втянуть воздух.

– Именно так, Пьер, я думаю, что ты самовлюбленный. – О боже, какого черта я творю? – Эгоцентрист. – Он снова резко поднимает голову, и я вижу, что его глаза почернели от гнева. – Зацикленный на себе, – мой голос тверд, но тих.

Он обходит островок и становится лицом ко мне.

– Ты так глубоко погряз в себе, что даже не имеешь представления о реальности.

Заткнись, Холли.

– Ты невыносима, – повторяет Пьер, опуская взгляд на мой рот.

Мое сердце громко бьется, кровь быстро бежит по венам, и, не думая о том, насколько интимна эта ситуация, я прижимаюсь грудью к Пьеру.

Руками он хватает меня за плечи, а длинными пальцами прикасается к моей коже. Я опускаю взгляд на его пальцы. Чувствую его дыхание на своем лице, сладковатый запах его одеколона попадает в мой нос.

– Ты невозможен, – шепчу я.

Пьер усиливает хватку и слегка притягивает меня вперед.

Своим твердым телом он подавляет меня.

– Ты такая мягкая, – бормочет он, губами касаясь моей щеки.

Он прижимает свое твердое тело к моему, устраняя малейшее расстояние между нами.

– Пьер, – удается сказать мне до того, как я смотрю в его отчаянные серые глаза.

– Чего ты хочешь от меня? – он проводит носом вдоль моей шеи, а правой рукой скользит по моей пояснице.

– Я хочу, чтобы ты поцеловал меня.

Мои глаза автоматически закрываются, и я чувствую, как теплыми губами он прикасается к местечку между моим плечом и шеей. Пьер растопыривает пальцы на моей талии и немного просовывает ладонь под пояс моих джинсов.

– Я хочу прикоснуться к тебе, – говорит он, а другой рукой хватает меня за задницу.

– Прикоснись ко мне, – мой голос сочится желанием, а тело горит для Пьера.

– Посмотри на меня, – командует он.

Я поднимаю голову, открываю глаза и вижу неутолимый голод, горящий глубоко внутри Пьера.

– Это наш первый поцелуй, – он наклоняет голову и захватывает мои губы. Медленно и нерешительно языком он исследует очертание моей нижней губы. Будто боготворя, Пьер притягивает меня ближе, и мы оба начинаем пятиться.

Моя спина касается прохладной стены, и он нежно прижимается ко мне. Опустив руки вниз к его заднице, я притягиваю его ближе и поднимаю ногу, чтобы обхватить ею его бедро.

– Холли, – бормочет он, одновременно поглаживая ладонью мою грудь через ткань рубашки. Сжимает мои соски, пытается покрутить их, но между нами слишком много слоев одежды.

Поцелуй становится обжигающим. Мы с Пьером пожираем друг друга, я не могу мыслить трезво.

– Больше, – прошу я, хватаюсь за его рубашку и стягиваю ее через его голову.

В этот момент нет никакого страха. Все кажется таким естественным.

– Tu es ma (фр. ты моя), – стонет он мне в рот.

Я поднимаю руку и запускаю пальцы в его волосы на затылке, наматываю пряди на ладонь. Тяну их назад и наблюдаю, как он закрывает глаза, а его шея красиво выгибается.

Кадык Пьера дергается, когда он пытается сглотнуть. Я покрываю поцелуями щетину на подбородке, а затем перехожу к великолепному выступу на его горле.

– Tu es ma, – снова бормочет он, пальцами запутываясь в моих волосах, притягивая к своей шее.

– Пьер, – стону я и целую его, скольжу языком по грубой поверхности.

Глубокий гортанный стон вырывается из его груди, я чувствую силу этой вибрации у своей груди.

Мы окружены прекрасным страстным огнем, пламя которого не поддается контролю. Наши тела изголодались друг по другу. Наша страсть обострена диким плотским желанием.

Я чувствую его возбуждение, когда он толкается своими бедрами, прижимает меня к стене, обездвиживает меня. Черт побери, он овладевает мной.

– Да, – выдыхаю я, и наши губы снова сливаются в поцелуе.

Пьер одерживает верх. Я теряю контроль.

– Не дергайся, черт возьми, – снова приказывает он, опускаясь на колени передо мной.

Он расстегивает мои джинсы, отодвигает трусики в сторону и запускает свои длинные, талантливые пальцы в меня.

О, черт!

Нет, нет, нет. Я не готова к этому. Я не готова быть с другим мужчиной. Пока нет.

– Остановись, – говорю я, а он в это время кусает меня за живот. Но он сразу же делает как ему велено.

– Je suis désolé (фр. прости меня). Я не планировал, чтобы мы заходили так далеко, – Пьер поднимается с пола и делает шаг назад, проводит руками по лицу, а затем по волосам.

– Это... – Эм, что, черт возьми, я могу сказать? Я расправляю рубашку и застегиваю джинсы, отходя от сумасшествия на кухне. – Я... я не... – Я смотрю куда угодно, только не на Пьера.

– Я должен принести свои извинения еще раз. Мне очень стыдно за свои действия.

– Мне уйти? – спрашиваю я, не совсем понимая, что происходит.

– Пожалуйста, останься. Мне нравится твоя компания, но, возможно, будет лучше, если мы не будем больше так давить друг на друга.

Ауч. Серьезно? Отшита.

– Конечно, – говорю я, совсем смущенная. Мой голос обнажает мои чувства, и уверена, он понимает, что я чувствую себя отвергнутой.

– Mon chéri, все это не потому, что я не хочу тебя. А потому, что я жажду тебя так же сильно, как эти сладкие ягоды, которые я вымачивал весь день. Я не смогу остановиться, когда мои губы прикоснутся к твоей сладкой коже.

– Я думала, что ты не хочешь этого.

Он смеется от души, запрокинув голову назад.

– Non, я предвкушаю тот момент, когда смогу насытиться тобой. Поверь мне, я с нетерпением жду того времени, когда окажусь внутри тебя, – он облизывает пальцы и стонет от моего вкуса.

Хлоп. О, да, это был мой второй яичник.