Текст книги "Шеф Пьер (ЛП)"

Автор книги: Маргарет Макхейзер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава 33

Холли

Позднее тем же вечером

– Мамочка, мы поедем к Пьеру?

– Нет, сегодня он занят, – говорю Эмме, готовя нам ужин. – Может, принесешь свое домашнее чтение и почитаешь мне?

Эмма исчезает в своей спальне, а я достаю из кармана телефон и снова звоню Пьеру. Звонок переводится на голосовую почту. Опять. Как и все мои прошлые попытки дозвониться ему.

– Мамочка, – говорит Эмма, вырывая меня из моих тяжелых мыслей.

– Да, солнышко.

– Мишка остался у Пьера. Как я сегодня буду спать?

Черт, и что мне ответить? Пьер ведет себя как ребенок и не отвечает на мои звонки. Она этого не поймет, потому что, если честно, я тоже ничего не понимаю.

– Это только на одну ночь. Зато ты поспишь со мной и будешь обнимать меня, – говорю я ей, затем обнимаю и целую в лобик.

– Я уже большая девочка. Уверена, Пьер присмотрит за Мишкой.

– Я тоже так думаю.

Надеюсь.

Поужинав, Эмма принимает душ и забирается в кровать.

– Мамочка, можешь позвонить Пьеру и попросить его поднести трубку к Мишке? Я хочу пожелать ему спокойной ночи.

Мое сердце разрывается на части, потому что я без конца пыталась связаться с Пьером, и в последний раз его телефон был выключен.

– Думаю, у него села батарея, потому что я не могу дозвониться до него.

Эмма зевает и потирает свои большие карие глазки.

– Надеюсь, он в порядке.

– Я уверена, что Пьер в порядке. – Я глажу ее по волосам и целую.

– Я имела в виду Мишку, – говорит она, накрывается тонким покрывалом и протягивает руки, чтобы тоже меня поцеловать.

– Конечно же. В любом случае, уже поздно и тебе нужно спать, и я слишком устала.

– Я люблю тебя, мамочка.

– Я тоже тебя люблю, – говорю я, наклоняясь для еще одного поцелуя.

– Если будешь разговаривать с Пьером сегодня вечером, можешь сказать ему, что я его тоже люблю?

В глазах стоят слезы, и я едва сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться.

– Хорошо. Спокойной ночи, солнышко.

– Спокойной ночи, мамочка. – Она счастливо переворачивается на бок и закрывает глаза.

9:30 утра

Подбросив Эмму до школы, я еду прямиком к Пьеру. Стучу несколько раз, но он не отвечает, хотя его машина стоит на подъездной дорожке. Я не слышу внутри никакого шума, поэтому не совсем уверена, там ли он. И звонила я ему не меньше двадцати раз, и снова он не ответил.

Сейчас я сижу в машине и открываю вкладку с сообщениями на телефоне. Тупо смотрю на экран, не зная точно, что именно хочу ему написать. Я бы лучше встретилась с ним лицом к лицу, чтобы накричать на него, ударить и высказать ему, что он на самом деле монстр. Он обещал нам с Эммой целый мир, а потом сбежал.

Он влюбил в себя мою девочку, а затем бросил.

Он заставил меня влюбиться в него и ушел, когда я нуждалась в нем больше всего.

Я начинаю набирать ему сообщение – моя последняя попытка понять, что произошло, и почему он сбежал.

Я сидела и смотрела на свой телефон, звонила и оставляла сообщения. Я проверяла зарядку на телефоне и хотела услышать твой голос. Знаешь, почему? На случай, если тебе нужно будет что-то сказать мне, например, почему ты сбежал. Надеюсь, ты поймешь это и скоро мне все расскажешь, потому что я уже ускользаю от тебя. Ты проснешься, а я уже уйду, и Эмма, кстати, тоже. И теперь я знаю – ты просто недостаточно силен, чтобы быть с нами, Пьер. Нам нужен мужчина, который не скроет момент разоблачения истины. Нам нужен мужчина, на которого мы сможем положиться, и он будет рядом с нами независимо от того, что произойдет. Я вот что скажу тебе: ты трус, и я больше не буду преследовать тебя. Ты хочешь быть семьей с Эммой и мной? Тогда докажи, что ты достаточно силен для нас. Если нет, то, пожалуйста, отправь Эмме ее плюшевого мишку обратно по почте.

Я перечитываю сообщение, по крайней мере, раз десять, удерживая палец над кнопкой «отправить». Я не буду преследовать его. Я не заставлю его быть с нами, если он этого не хочет.

Нажимаю «отправить» и выдыхаю. Завожу автомобиль и направляюсь в сторону похоронного агентства, чтобы закончить организацию службы по Бронвин ко вторнику.

19:30 тем же вечером.

– Мамочка, ты говорила с Пьером сегодня? Забрала Мишку? – спрашивает Эмма, пока жует тако, который я приготовила на ужин.

– Прости, солнышко, но я не смогла связаться с ним.

– Может быть, он на работе?

– Не знаю...

Звонят в дверь, и Эмма вскакивает со своего места и бежит, чтобы открыть. Я следую за ней. На пороге стоит Пьер: у него в руках мишка, и сам он выглядит ужасно.

– Мишка! – пищит Эмма, пока я отпираю дверь, и она бросается к своей мягкой игрушке. – Большое спасибо, Пьер. – Она обнимает его за талию, берет мишку и идет готовиться ко сну.

– Пожалуйста, ma belle petite.

Пьер стоит в дверях, опустив глаза в пол. Он небрит, волосы распущены и в беспорядке. Я делаю огромный вдох и выпрямляю спину.

– Выкладывай, – тон моего голоса сообщает ему, что не стоит мне врать.

– Это охренеть как сложно. – Он проводит ладонью по своим растрепанным волосам.

– Да, так и есть. Но я больше не буду вести себя как твоя мамочка. У меня уже есть один ребенок, и я не хочу еще одного, которому сорок один. Ты себя ведешь не как взрослый, Пьер. Ты просто не достоин ни моей любви, ни любви Эммы, поэтому, если тебе нечего сказать, то прощай. – Я собираюсь закрыть перед ним дверь, не желая давать ему шанс сказать что-то, что может еще больше разбить мое сердце.

– Я знал твоего мужа, – в отчаянии говорит Пьер, придерживая рукой дверь, не давая мне возможности захлопнуть ее перед его лицом.

– Что? – спрашиваю я, его слова шокируют меня. – Что значит ты знал Стефана?

Пьер засовывает руки в карманы, смотрит в пол и шаркает ногами.

– Могу я войти? – спрашивает он, не встречаясь со мной взглядом. – Пожалуйста, – шепчет он.

Я смотрю по сторонам, не зная, что, черт возьми, делать. Сглатываю ком в горле и чувствую, как кровь бешено несется по венам. Затем просто киваю и делаю шаг в сторону – по сути даю Пьеру последний шанс.

– Нам нужно поговорить, mon chéri.

– У тебя больше нет права называть меня так. Но я дам тебе час после того, как Эмма ляжет спать. После этого тебе нужно будет уйти.

Пьер кивает и смотрит вниз.

– Ты прекрасно выглядишь, – говорит он и придвигается, чтобы поцеловать меня. Я поворачиваюсь к нему щекой и позволяю его губам скользнуть по моей коже. – Я понимаю. – Ладонью он скользит по моей руке, а затем задерживается на моем бедре. – Пожалуйста, я прошу тебя просто услышать то, что я должен сказать. После того, как мы поговорим, если ты не удовлетворишься моим объяснением, я уйду и не потревожу ни тебя, ни Эмму.

– Ты так легко ушел. Буквально сбежал, – шепчу я, и слезы текут по моим щекам.

– Прости, что причинил тебе боль. – Он снова целует меня в щеку и осторожно скользит своим носом по моему подбородку.

– Что ты делаешь, Пьер? – Я закрываю глаза и наслаждаюсь его прикосновением.

– На случай, если ты скажешь, что не хочешь меня, я хочу впитать твой запах, чтобы он проник в мою душу, и я никогда не смог забыть тебя.

И после этого мое сердце разбилось. Он разбил его на тысячу кусочков, которые уже не склеишь вместе.

Я делаю шаг назад и вытираю слезы, которые текут по моим щекам.

– Хочешь кофе? Или, может, что-нибудь покрепче? Мне нужно выпить, может, даже всю бутылку. – Я иду на кухню и достаю стакан.

– Non, я отказался от всего, что может затуманить мой разум. За исключением, конечно же, нас. Ты мой лучший и единственный наркотик, который мне необходим.

Да? О чем, черт возьми, он говорит?

– Тогда, может, все-таки кофе или стакан воды?

– Если ты не против, я хотел бы пойти и почитать Эмме, прежде чем она уснет. – Он стоит у входа на кухню, глядя на меня и надеясь, что я скажу «да».

– Не знаю. – Я достаю бутылку скотча Бронвин и наливаю себе «на два пальца».

– Пожалуйста, мне просто нужно пожелать ей спокойной ночи и поцеловать.

Сделав глоток из стакана, я киваю один раз и Пьер поворачивается и зовет Эмму.

– Могу я почитать тебе сегодня на ночь, ma belle petite? – я слышу, как он спрашивает ее.

– Да, пожалуйста, – восторженно отвечает она.

Я опустошаю свой первый стакан скотча и слушаю их разговор. Я не подслушиваю, но трудно не заинтересоваться, когда Эмма спрашивает:

– Вы с мамочкой поссорились? – И мое бедное сердце болезненно сжимается.

– Non, у нас не было ссоры, – слышу я ответ Пьера. – Твоя мама ничего плохого не сделала. Только я.

– Она плакала прошлой ночью. Я думала, это потому, что бабушка умерла, но я слышала, как она спрашивала папу, почему ты ее больше не любишь. Папочка не ответил ей. Если ты не любишь мамочку, значит, ты и меня не любишь?

Из глаз текут слезы, и я пытаюсь сдержать судорожный вздох, рвущийся из легких.

– Я люблю тебя так сильно, что даже сердце болит. Очень сильно, ma belle petite.

– Можешь просто извиниться перед мамочкой? Потому что я тоже тебя люблю, Пьер, и не хочу, чтобы мамочка грустила.

После этого я опять наливаю «на два пальца» скотча и сижу за обеденным столом, стараясь не подслушивать их разговор. Проходит несколько минут, и Пьер выходит и прислоняется к стене подальше от меня.

– Хочешь выпить? – предлагаю я, не вставая.

– Просто воду, пожалуйста. – Я собираюсь встать, но Пьер качает головой. – Пожалуйста, сиди, я сам возьму. – Он идет на кухню, достает стакан и наполняет его водой из-под крана.

Я кручу стакан в руке и наблюдаю, как жидкость плещется на дне. Пьер возвращается, выдвигает стул напротив меня и ждет, пока я кивну, прежде чем сесть.

Молчание окутывает нас. Мы оба молчим. Никто не двигается.

Неприятная тишина между нами нарастает.

Пьер поднимает стакан и пьет воду, затем ставит его и смотрит на меня.

– Прости меня, – говорит он.

Глава 34

Пьер

– Прости меня, – говорю я, глядя в свой стакан, пристыженный за свое незрелое поведение.

– За что именно? За то, что сбежал вчера от меня? Или за признание в любви? – спрашивает Холли, откидываясь на спинку стула и оборонительно скрещивая руки на груди.

– За то, что я... – я делаю паузу и провожу рукой по волосам, – putain, – говорю и смотрю в ее карие глаза, которые сейчас цвета темного, горького шоколада.

– Не знаю точно, что ты сказал, но да, я полностью с этим согласна.

– Я идиот.

– Это точно.

Делаю вдох и снова замолкаю.

– Просто скажи мне, почему ты сбежал, – шепчет она, опуская руки.

– Потому что у меня проблема.

– Какая же? – она наклоняется вперед и кладет руки на край стола.

– Когда умерла Ева, я находил силы только в трех вещах. Первая – это работа. Я собирался, шел на работу и направлял страсть, которую когда-то испытывал к жене, на еду. Создавал что-то новое и открывал уникальные сочетания продуктов.

– Хорошо, – скептически говорит Холли.

– Я ходил на работу и всю свою боль выплескивал в нее, отдавал ей всю страсть. Все, что чувствовал к женщине, которую любил, и которая покинула меня. Я почти не спал. Вместо этого я работал, чтобы не думать о своей потере.

– Это я понимаю, – говорит она. Вижу, как она смягчается.

– Именно так мы получили звезду Мишлен. Прошло чуть больше двух лет. Не часто так быстро награждают звездой, но, тем не менее, это произошло, – я перестаю говорить и отвожу взгляд.

– Продолжай, – подбадривает меня Холли.

– Но когда возвращался домой после смены, я разваливался на части. Я не мог находиться там без Евы. Я слышал ее смех в каждой комнате, запах ее духов преследовал меня, куда бы я ни пошел. Я видел ее в каждой комнате нашего дома. – Я делаю глубокий вдох. – Я не мог спать. Не мог есть. Я перестал жить и стал выживать только на кофе и воде.

– Пьер. – Она протягивает ко мне руку, но я качаю головой.

– Пожалуйста, позволь мне закончить. – Она кивает головой и убирает руку. – Я становился все более раздражительным, увольнял своих сотрудников, кричал на официантов. Я не спал и не ел, я был убит горем. Прошло почти три месяца с тех пор, как умерла Ева, и я выживал только благодаря воздуху и работе. Вот тогда я и начал пить. Сперва, чтобы притупить все чувства и уснуть, я выпивал стакан на ночь, но это быстро перешло в два стакана, затем в половину бутылки, а затем и в полную бутылку.

– Черт возьми, – шепчет она.

– Oui, бутылки хватало для того, что я мог уснуть, но потом... – Я смотрю на нее. – Затем перестало хватать и этого. Я спал час, просыпался и шел за новой бутылкой.

– Ты алкоголик, – говорит она приглушенным голосом.

– Все становилось хуже, – говорю я, подготавливая ее к худшему.

– Как?

– Алкоголь перестал работать, и я снова не мог спать. Поэтому я обратился к врачу, чтобы получить рецепт на снотворное.

Глаза Холли округляются, и она понимает, что я имею в виду ее мужа.

– Стефан, – говорит она, когда к ней приходит понимание.

– Oui. Я пристрастился к таблеткам, а он продолжал выписывать рецепты на них. Он не знал, что у меня была алкогольная зависимость, и не знал, что стал зависимым от снотворного, или что смешивал и то, и другое. Я старался продержаться как можно дольше, чтобы казалось, будто я нормально их принимаю, затем я опять приходил к нему и просил еще.

– Как он не заметил, что у тебя была зависимость? – Холли кладет голову на скрещенные на столе руки.

– Я был убедителен.

– Ты наркоман.

– Я бывший наркоман. Я перестал принимать таблетки, когда начал отключаться и впадать в беспамятство.

– Алкоголь?

Я пристыжено смотрю в пол.

– Я перестал пить после того, как встретил тебя.

– Пьер, я не могу позволить алкоголику находиться рядом с нами.

– Я жадный человек. Я собственник, и у меня были зависимости. Но я люблю тебя и Эмму и клянусь, что не сделаю ничего, что сможет причинить боль кому-то из вас.

– Ты уже причинил боль, Пьер, – шепчет она.

– Mon chéri. – Я встаю из-за стола, чтобы подойти к ней.

– Пожалуйста, не надо, – говорит она, останавливая меня. – Я не могу растить ребенка с таким человеком.

– Я не вернусь ни к одному из этих пороков.

– Может, и нет, но наркоман привязывается к тому, чего он жаждал. Ты можешь желать меня сейчас, но через месяц, через год или когда-нибудь ты решишь, что меня недостаточно, и найдешь новую зависимость.

– Non, это неправда! – Я чувствую, что теряю контроль над собой.

– Тогда скажи мне кое-что, – говорит она, вставая из-за стола, и становится передо мной.

– Что угодно.

– Что ты делал вчера, когда ушел отсюда? – Я отвожу взгляд, избегая смотреть в ее сердитые карие глаза. – Именно то, что я подумала. Ты пошел домой и напился, верно? – гневно спрашивает она.

– Нет.

– Может быть, закинулся таблетками? Присутствие рядом со мной и Эммой – это слишком для тебя, поэтому ты пошел и вернулся к тому, что давало тебе ложное чувство уверенности?

– Mon chéri, я не делал и этого.

– Тогда скажи мне, какого черта ты делал, что не смог взять трубку, когда я звонила тебе? Или не отвечал на мои чертовы сообщения? Что было важнее того, чтобы поговорить со мной и сказать, что ты знал моего мужа? Что, ради всего святого, скажи мне?! – она кричит на меня, придвигаясь ко мне и тыча пальцем в мою грудь.

– Я всю ночь был на кладбище и разговаривал с Евой.

Холли осматривает меня с головы до ног, замечая грязь и пятна от травы на моих джинсах.

– Вот почему ты в той же одежде, что и вчера.

Я киваю и делаю шаг к ней.

– Пьер, обнаружив проблему, ты не можешь убегать, не поговорив со мной.

– Знаю, и поверь мне, я пожалел об этом сразу же, как вышел вчера отсюда.

– Убежал, – поправляет она меня.

– Oui, убежал. Я был дураком.

– Да, ты дурак, – опять поправляет она меня.

– Я увидел фотографию Стефана и запаниковал. Я испугался и не знал, что делать.

– Ты должен был поговорить со мной.

– Я должен был понять, что происходит в моей голове, прежде чем говорить с тобой об этом.

– Ты понимаешь, что я не могу быть с кем-то вроде тебя? – Она отодвигает стул и садится. – Как мы должны работать над отношениями, если ты сбегаешь каждый раз, когда что-то происходит? В конце концов, ты оставишь нас с Эммой.

– Я не хочу, чтобы это произошло.

– И я тоже. И еще я не могу рисковать, Пьер. Эмма растет слишком быстро, и я не хочу, чтобы ты то появлялся, то исчезал из ее жизни. Ей нужен сильный мужчина, пример для подражания, но я готова быть для нее всем, если это необходимо.

– Пожалуйста, не надо. Я хочу быть с ней, быть ее отцом и твоим мужем.

– Ты понятия не имеешь, каково это. Ты ушел, Пьер. Ты буквально сбежал. Я не могу не думать о том, что ты сделаешь это снова, снова и снова. Мы не можем продолжать эти отношения, потому что я просто не доверяю тебе. – Она встает и показывает на входную дверь, требуя, чтобы я ушел.

– Я не уйду, больше не сбегу.

– Слова, Пьер, это все, что я слышу. Если хочешь, чтобы я поверила тебе, тогда ты должен доказать мне.

– Как? – спрашиваю я, отчаянно желая удержать ее и Эмму. Я сделаю все, что она захочет.

– Не мне говорить тебе, что делать. Ты должен доказать мне, что ты мужчина, который будет рядом и всегда будет поддерживать свою семью. Вступить в общество анонимных алкоголиков было бы неплохим началом.

Конечно, все что угодно. Я посвящу остаток своих дней Холли и Эмме – моей семье.

Глава 35

Холли

– Спасибо, что пришли, – говорю друзьям Бронвин, когда они подходят ко мне и Эмме поцеловать и выразить свои соболезнования.

Люди, которых я никогда не встречала, люди, о которых даже не слышала от Бронвин, пришли попрощаться с ней.

Мы с Эммой стоим снаружи церкви. Казалось бы, наши слезы иссякли, но затем шепот или слово доносится до нас, и мы снова начинаем плакать.

– Пьер, – говорит Эмма. Я смотрю налево и вижу Пьера в идеально скроенном черном костюме, его волосы зачесаны назад, лицо гладко выбрито. Он становится на колени перед Эммой.

– Ma belle petite, я скучал по тебе, – говорит он, обнимая и целуя ее.

– Я тоже скучала по тебе. Я люблю тебя, – говорит Эмма, у нее снова наворачиваются слезы, и она плачет в его объятиях. Он подхватывает ее на руки и крепко прижимает к груди. Она обнимает его, крепко обхватив руками за шею.

– Я так тебя люблю, – говорит он, целуя ее щеку. Пьер стоит передо мной, такой гордый и уверенный в себе, что я не могу сдержаться и распадаюсь на части, как только заглядываю в его серые глаза. Правой рукой он притягивает меня в объятия, не задавая вопросов. – Я люблю тебя, – шепчет он, когда я утыкаюсь лицом ему в шею.

– Спа-па-сибо тебе, чт-что пришел, – говорю я между всхлипами. Я ощущаю, как его рука согревает мое тело.

– Не держи все в себе, ангел, – говорит он, а я чувствую его горячие, влажные губы на виске.

Я делаю шаг назад и смотрю на него.

– Почему ты назвал меня ангелом? – спрашиваю я, недоумевая, почему он не назвал меня «mon chéri».

Он наклоняет голову в сторону и гладит волосы Эммы, пока она продолжает прижиматься к нему.

– Потому что ты спасла меня и вернула к жизни, когда все, чего я хотел, это лечь и умереть.

Последние несколько дней я держала Пьера на расстоянии вытянутой руки, не позволяя ему вернуться в нашу с Эммой жизнь и опасаясь, что он сбежит, когда настанут трудности. Он постоянно звонил или отправлял мне сообщения, и каждый вечер привозил ужин для нас с Эммой, а затем уезжал.

– Ангел? – спрашивает он, пока я вспоминаю все то хорошее, что он сделал для нас с Эммой с тех пор, как мы в последний раз разговаривали с ним у нас дома. – Положись на меня. Позволь заботиться о тебе, когда будет трудно. Обещаю, я больше никогда тебя не оставлю.

– Не надо, Пьер. Не обещай того, чего не сможешь выполнить.

Люди начинают расходиться, остается только несколько друзей, которые дожидаются своей очереди выразить нам свои соболезнования.

– Я буду любить тебя, и я уже люблю тебя, – шепчет Пьер, наклоняясь и завладевая моими губами. Он не ждет, когда я скажу «да», он просто клеймит то, что ему принадлежит. Он еще раз обнимает нас на несколько драгоценных минут, тем самым защищая близость нашей семьи. – Мы семья, и я был придурком, когда ушел. Ты нужна мне, Холли, как вода, чтобы утолить жажду, и мне нужна Эмма, нужна как воздух.

– Пьер, – говорю я еще раз, качая головой, не желая ему верить. – Ты можешь причинить нам боль, – тихо вздыхаю я.

– Больше никогда. – Отпустив Эмму, он поворачивается ко мне и нежно обхватывает мое лицо своими теплыми ладонями. – Никогда больше я не причиню тебе вреда. Ты владеешь мной, каждой частью меня. Я дышу только для тебя и Эммы. Четыре года назад я потерял женщину, которую любил, и я не позволю тебе ускользнуть сквозь мои пальцы только из-за моей глупости. Я никогда не перестану любить тебя.

Я не могу больше прятаться за воздвигнутыми мной стенами, не буду позволять им контролировать меня из-за страха страданий.

– Впусти меня, – умоляет он, притягивая меня для обжигающего поцелуя и запутываясь пальцами в моих волосах. – Прости меня, – говорит он напротив моих губ.

Все его тело излучает силу, его объятия защищают меня.

Тихий вздох исходит из глубин моей души, и это не сексуальный стон удовлетворения, а больше признание того, что я впускаю Пьера в свой мир раз и навсегда.

– Я не могу сделать это в одиночку, не могу пройти через это снова.

– Я стою в свете моего ангела, которого больше никогда не хочу видеть грустным. Твоя яркость направит меня, и я буду любить тебя до последнего вздоха. Ты единственная, кого я хочу. Клянусь, я больше никогда не подведу вас с Эммой, – обещания стремительно слетают с его губ.

Я снова киваю и смотрю вниз, не способная выдержать пронзительный взгляд серых глаз. Не из-за его страсти или яростного огня, горящего в их глубине, а из-за того, что построенные мною стены рушатся, рассыпаясь осколками вокруг меня, обнажая мою хрупкую любовь.

– Давай, позволь мне отвезти моих девочек домой. У вас был тяжелый день, и я хочу позаботиться о вас.

– Подожди, мне нужно поговорить еще с несколькими людьми.

– Я присмотрю за Эммой, иди.

Я приподнимаюсь на носочки и целую Пьера.

– Спасибо.

Он протягивает Эмме руку, а я иду поговорить с несколькими оставшимися людьми до того, как мы отправимся на кладбище.

* * *

Несколько человек собрались вокруг открытой могилы, пока гроб опускают в землю. Эмма держит меня за руку, а второй обнимает плюшевого мишку. Она стоит перед Пьером, который одну руку по-отцовски положил ей на плечо, а другой обнимает меня за талию.

У меня текут слезы, голова кружится, пока я стою и говорю свое последнее «прощай» женщине, которая была матерью, лучшим другом и по-настоящему прекрасным человеком.

Ярко-красные и желтые розы украшают ее гроб – ее любимые цветы.

Комок застревает в горле, и мне никак не удается избавиться от него. Я плачу сильнее, когда гроб опускается. Воспоминания о материнском отношении ко мне, о ее красивом и душевном смехе мелькают в памяти при мысли о Бронвин.

Пьер крепче прижимает меня к себе и ближе притягивает плачущую Эмму. Мы долго и горестно плачем, потому что эта прекрасная женщина была отобрана у нас слишком рано.

Эта часть службы длится не более получаса, и как только гроб опущен и последние слова сказаны, все друзья Бронвин подходят пожелать мне всего самого наилучшего в последний раз, прежде чем уйти.

Во второй половине дня солнце ужасно печет, и в итоге остаемся только я, Эмма и Пьер.

Эмма сидит на идеально ухоженной, пышной темно-зеленой траве со скрещенными ногами. Ее прекрасные щечки покраснели из-за непрекращающегося потока слез, и она крепко прижимает к себе плюшевого мишку.

– Я пойду и подгоню машину, – говорит Пьер, замечая, как я наблюдаю за Эммой.

– Хорошо.

Он наклоняется и целует меня, прежде чем тихо уйти.

– Эмма, – говорю я, садясь рядом с ней на траву. Моя юбка слишком высоко задирается на бедрах, но этого никто не видит, поэтому мне все равно. Я нужна своему ребенку, и я буду рядом с ней.

– Все было так же, когда папа умер, – говорит она, а крупные слезы продолжают катиться по ее щекам.

– Знаю, солнышко. Это трудное время.

Она поворачивается ко мне, ее глаза красные и мокрые из-за пролитых слез.

– Я не хочу, чтобы Бог забрал и тебя, мамочка. – Она наклоняется и обнимает меня изо всех сил.

– Я тоже надеюсь, что Бог меня не заберет. – Я обнимаю ее и целую.

– Что, если ты заболеешь, как и бабушка. Кто будет присматривать за тобой, пока я буду в школе? – ее вопрос такой искренний и невинный.

– Я буду, – говорит Пьер, стоя позади нас. – Я буду присматривать за твоей мамой и за тобой, потому что так делает семья, Эмма. Мы присматриваем друг за другом и никогда не отпускаем.

Мы с Эммой поворачиваемся, чтобы увидеть, как Пьер в своем костюме становится на колени на траву.

– Хорошо, – говорит Эмма, легко принимая его слова, затем встает и оборачивает свои руки вокруг его шеи.

Пьер встает и предлагает мне свою руку. Когда наши ладони соприкасаются, это ощущается таким правильным, что оглушительные искры проходят сквозь все мое тело. Слова Пьера о семье и вечности оседают глубоко во мне. Он убежден, что мы должны быть семьей. Он уверен, что мы принадлежим друг другу.

И вдруг мой собственный луч солнца прорывается сквозь сумерки моей души. Вся тьма тает, все мои так называемые «правила» рушатся, и я остаюсь совершенно обнаженной и неприкрытой – готовой, наконец, принять драгоценный дар, который Пьер пытается вручить мне.

– Пьер, – говорю я, и в прикосновениях наших рук ощущается сейчас нечто большее.

– Oui? – он поворачивается, чтобы посмотреть на меня. В его серых глазах отражается неистовая сила.

– Я люблю тебя, – наконец, признаю я, когда последний кирпич неуверенности рушится, а тяжелый туман мучений рассеивается.

Пьер с трудом сглатывает.

– Я знаю, – говорит он.

А затем его взгляд становится дерзким, и он захватывает мои губы поцелуем, показывая мне, что он – мое будущее, а я – его.