Текст книги "Смерть призрака"

Автор книги: Марджери (Марджори) Аллингем (Аллингхэм)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Глава 16
Это было в воскресенье

– Никотин, – сказал инспектор, разворачивая свой экземпляр заключения биохимической экспертизы, – один из наиболее утонченных ядов в мире, наверное специально задуманных потусторонними силами, чтобы застопоривать выполнение долга офицерами полиции…

Кэмпион и инспектор расположились в библиотеке Литтл Вэнис. Было воскресное утро той недели, в пятницу которой велся допрос мистера Поттера.

Мистер Кэмпион, напротив, подумал, что химики Скотланд-Ярда проявили непривычную оперативность, и он высказал это инспектору.

– Мне представлялось, что на такую работу им понадобилось бы не меньше шести недель!

– Но не тогда, когда весь департамент поднят на ноги, – бросил инспектор. – Мы все хотим прояснить это дело раньше, чем пресса поднимет вой и забьется в истерике. К несчастью, мы, кажется, только и можем возбуждать всех вокруг. Но на данном этапе в этом есть и что-то положительное. Те бедняги слегка поломают себе головы. Но все же это интересно, правда? Я имею в виду никотин. Он, сдается мне, начинает входить в моду, а еще несколько лет назад лишь однажды его применили в преступных целях. Я имею в виду графа Бокармэ с женой, укокошивших некоего Фунье этим алкалоидом, который граф сам синтезировал. Вы об этом яде что-нибудь слыхали?

– Не очень много, – ответил Кэмпион, – но, кажется, даже малая его доза может оказаться роковой?

– От десяти до двадцати миллиграммов через три-пять минут обеспечивают вам весь фокус: в числе прочего также паралич дыхательных путей, – с яростью сказал Оутс. – Я видел эту штуку в лаборатории прошлой ночью… Меня бросает в дрожь, когда я знакомлюсь с вещами подобного рода. Вы бы удивились, узнав, как много я знаю о мышьяке, – добавил он неожиданно. – Преступники не должны были бы отказываться от мышьяка… А этот причудливый яд никогда не перестанет причинять нам беспокойство. Этот никотин бесцветен, летуч, если его оставить в незакупоренном сосуде, он желтеет, а с течением времени становится твердым. Вот все, что я сумел извлечь из наших парней в лаборатории…

Кэмпион взял в руки экспертное заключение.

– «Применив метод анализа Стаса-Отто к содержимому желудка, мы извлекли 14,8 миллиграмма алкалоида «никотин табачный», – прочел он вслух и добавил: – Ну да, это достаточно ясно. Но было бы куда лучше, если бы можно было проследить, откуда взялся этот алкалоид. Вы же не можете просто пойти и купить пинту этой гадости!

Инспектор поглядел на собеседника с удивлением и устало заметил:

– Но каждый может купить ящик сигар!

– Ящик сигар? – светлые глаза Кэмпиона широко раскрылись. – И его так легко экстрагировать?

– Насколько я понял, именно так! – гневно подтвердил инспектор. – Я сделал вывод, что каждый из нас, располагая минимальными знаниями и не имея никаких особых приспособлений, может безнаказанно использовать этот ящик гаванских сигар, предоставив аналитикам в течение многих месяцев ломать головы. А уж искать источник поступления яда среди всех покупателей сигар – дело более чем бесполезное! Мы немного зашли в тупик, Кэмпион. Может быть, это делает задачу более интересной, но я не собираюсь тратить на нее годы жизни! – Мистер Кэмпион хотел было что-то сказать, но сдержался, а Оутс этого не заметил. – Пойдемте, – сказал он. – Спустимся в эту проклятую студию. Здесь нам все равно нечего делать. Мне кажется, я эту библиотеку теперь всегда использую как свой кабинет. Еще с самого начала расследования! Миссис Лафкадио, благослови ее Бог, не обижается на это. Да еще все время посылает мне чай!

Собеседники спустились в холл и вышли в сад через застекленную дверь.

Студия Поттеров выглядела заброшенной и нежилой, хотя перед входной дверью на крошечном крыльце расположился человек в штатском.

Инспектор снял пломбу с двери, и они с Кэмпионом вошли внутрь.

Когда Кэмпион впервые здесь побывал, только что случившееся несчастье придало помещению какой-то значительный вид. Теперь никакой значительности в комнатке не было, и она показалась ему совсем небольшой. Воздух здесь был довольно-таки спертый, с неприятным оттенком сырости, несмотря на то что двери заперли не так давно. Комната не была в особом беспорядке, хотя было заметно, что содержимое книжных полок и ящиков стола недавно обследовалось.

Оутс постоял, глядя вокруг с легким неудовольствием.

– Вот видите, абсолютно никаких признаков. Ни бутылки, ни фляги, ни чего-нибудь в этом роде. Ни малейшего следа алкоголя ни в чем.

– А не могла ли она приносить алкоголь из дома в стакане? – без особой веры в это спросил Кэмпион.

Инспектор пожал плечами.

– И уже выпивать его здесь? Конечно, в принципе, могла бы. Но мне в это не особенно верится. И даже если так, то где же она держала тогда никотин? Здесь нет ни пузырька от пилюль, ничего, в чем он мог бы содержаться. Кроме того, хоть кто-нибудь мог же ее увидеть, хотя бы а же Лайза. Ведь ее окна смотрят прямо на этот домик.

Кэмпион кивнул с отсутствующим видом.

– Вы тут обшарили все, я полагаю?

– Да, я поручил это Ричардсону и мисс Петерс. Вы их, кажется, знаете?

Кэмпион припомнил крепкого неторопливого человека осторожными руками и острыми испытующими глазами, которого сопровождала миниатюрная, похожая на птицу женщина, чьи руки двигались так быстро и так методично, осязая и выгружая на стол содержимое ящиков. С ними была связана легенда, гласящая, что они состоят в родстве «ангелом учета», от которого ничто никогда не могло скользнуть.

– Они тут все привели в порядок. Ничего не заметно.

– Я это знаю.

– Так что же, ни следа алкоголя или яда?

– Яда? – инспектор неожиданно взорвался. – Дорогой мой мальчик, – этот сад прямо-таки набит ядом! У Рэнни имеется около двух мешков чистейшего мышьяка, это для начала. Затем имеются полтора штофа едкой хлористо-водородной кислоты в сарае позади кухоньки – для травления. Поттер использовал ее для получения своих литографий. Затем мы нашли в шкафчике над раковиной соляную кислоту, не говоря уже о целом наборе патентованных лекарств, большинство из которых вполне ядовито на мой взгляд. И при этом – никакого намека на то, что мы искали!

– Сам по себе выбор яда делает факт убийства вполне очевидным, – сказал Кэмпион. – Теперь, я полагаю, мы можем исходить из этого?

– Несомненно, – отрезал Оутс. – Если бы тот молодой доктор был не особенно честен, либо если бы у него не было сомнений, навеянных делом Дакра, то ставлю сто против одного, что он бы констатировал сердечную недостаточность (что само по себе правильно) и выдал бы заключение о смерти. И все бы осталось именно так. Кто-то ловок, даже очень и, будем надеяться, что с этим он немного переборщил!

Кэмпион сел на стул около откидного столика у окна. Он был так занят обдумыванием услышанного, что Оутс поглядел на него, как будто ожидая чего-то. Кэмпион пока не собирался откровенничать, но был явно доволен тем, что обыскивавшие не нашли ничего интересного, в том числе и отпечатков чужих пальцев.

– На телефоне были только отпечатки пальцев погибшей, – заметил инспектор. – Но ведь та особа, мисс Каннингхэм, твердила о телефонном звонке, слышанном ею тем вечером. И я просто интереса ради проверил, откуда звонили. Но это едва ли даст что-либо. Эти сведения о звонках так недостаточны. Кто ей мог звонить? Единственное, что удалось установить, что этот номер примерно в указанное время вызывали из переговорного пункта. Сперва были какие-то помехи, и связь не устанавливалась, поэтому пришлось позвать монтера. Он проконтролировал прохождение разговора, вот почему я и сумел это установить. Я повидал обеих телефонисток, но они не очень мне помогли. Единственное, что удалось узнать, это время вызова. Четыре тридцать одна. Это подтверждает показания мисс Каннингхэм, но не особенно продвигает нас вперед.

– Где находится переговорный пункт?

– На Клиффорд Стрит. Ну и что? Это вам о чем-то говорит?

Кэмпион сидел на своем стуле, глядя поверх его головы. Потом он снял очки.

– Послушайте, Станислас, – сказал он. – Лучше, если я все же скажу вам. Миссис Поттер убил Макс Фастиен.

Инспектор секунд двадцать не сводил с него глаз.

– Думаете? – спросил он наконец.

– Уверен в этом!

– У вас есть неоспоримые факты?

– Ни единого.

Оутс швырнул сигаретный окурок в пустой очаг.

– Так на кой черт мне ваше мнение? – взорвался он.

– Мне как-то спокойнее после того, как я его высказал, – ответил Кэмпион.

Инспектор закурил новую сигарету.

– Давайте выкладывайте все! – сказал он. – Это в основном умозрительные выводы, я полагаю?

Кэмпион встал на ноги и, нисколько не боясь того, что его могут упрекнуть в игре воображения, изложил обратившемуся в слух полицейскому все те маленькие детали и клочки подозрений, из которых складывалась его уверенность. Когда он кончил, Оутс уже с остервенением истязал собственные усы.

– Вы мне нравитесь, Кэмпион, – выговорил он наконец. – Вы уловили нерв проблемы. Я с вами внутренне согласен, но если я кому-нибудь все это предложу в качестве версии, то даже дураки побоятся принять ее. У вас нет вещественных доказательств вовсе.

– Я знаю.

– И практически ничего для обоснования подозрений. Мистер Кэмпион молча прошелся по комнате.

– Вот это меня и приводит в ярость, Оутс! И все же я прав! Разве вы не видите, что все так называемые факты выстроены таким образом, чтобы отвести от него подозрения?

– Я не знаю, чего еще вы от меня ждете, – сердито возразил инспектор. – Я, конечно, понимаю, куда вы гнете. Нет ничего обманчивее фактов. Вы это можете утверждать, Бог знает, и давая свидетельские показания перед присяжными! Однако давайте рассмотрим ваши соображения по поводу первого убийства. Я согласен с вами в том, что признание Макса Фастиена выглядит подозрительно нелепым для интеллигентного человека, вознамерившегося убедить следствие. Но факты, мой мальчик, факты! А как насчет его алиби в тот вечер, когда убили Дакра?

Кэмпион испытующе взглянул на своего друга.

– Меня удивляет одно, – сказал он. – Когда вы допрашивали донну Беатрис, вы не поинтересовались, о чем они беседовали, когда погас свет?

Оутс нахмурился.

– Я поинтересовался, и мои усилия были сторицей вознаграждены. Я выслушал некий нескончаемый анекдот о каком-то чокнутом в турецких банях, который принял мисс Беатрис за картину. Эта женщина ненормальна, Кэмпион!

– Это повествование было долгим? – поинтересовался Кэмпион.

– Очень долгим.

– А донна Беатрис не приняла ли вас за слушателя, который способен вставить хоть слово в ее монолог?

Инспектор покачал головой.

– Это нехорошо, Кэмпион, – сказал он. – Если вы пытаетесь меня уверить в том, что Фастиен улизнул от нее, как только погас свет, и оставил ее говорить в одиночестве, а затем вернулся, и она при этом ничего не заметила, то вы лишь тратите зря и свое время, и мое!

– Но почему?

– Да потому, что это невозможно. Подумайте сами. Вы стояли рядом со мной в темноте. Вы будете знать – я еще рядом или нет?

– Но как я могу это знать?

– Но, черт возьми, вы же слышите мое дыхание, мое перемещение, может быть, касание или, скажем, ворчание, если я пытаюсь вставить слово. И если я двинусь или даже уползу, вы все равно хоть что-то услышите. Конечно же, услышите!

Кэмпион кивнул.

– Я знаю, – неловко согласился он. – Я-то услышу. А она – нет! Я просто об этом забыл в тот день. Она же глуха, как яйцо, без того приспособления, которое обычно носит. Но в тот день в течение всего приема она была без этой штуковины! Вы понимаете, ведь она не слышала ничего, и было абсолютно темно!

Инспектор приподнялся.

– Она была без слухового аппарата? Но почему?

– Полагаю, что из кокетства.

– Ну ладно, будь я проклят! – Оутс откинулся назад на своем стуле и некоторое время угрюмо молчал. – И все же это не твердое доказательство, – сказал он наконец. – Ни одного факта, ничего я не смогу предоставить суду, даже если то дело снова начнут рассматривать! Как я уже когда-то говорил, то было импульсивное, спонтанное убийство, совершенное под влиянием момента. И оно нами досконально рассмотрено. Там была всего лишь случайность, зато во втором случае, благодарение Богу, все задумано заранее. Это дает нам шанс на удачу.

– Так вы согласны со мной?

– Я? Господи Боже, конечно, нет! Я оставляю свой разум непредвзятым. Я подозреваю всех и никого до тех пор, пока не соберу надежных доказательств. – Оутс усмехнулся. – Добрая старая официальная позиция является великой опорой. А не посыплются ли из вашего рукава еще какие-нибудь открытия?

Кэмпион остался серьезным.

– Я пока не понимаю мотивов, – медленно проговорил он. – Для Макса Фастиена молодой Дакр и миссис Поттер были на самом деле самыми незначительными людьми в мире.

– Если вернуться к фактам, – прервал его Оутс без всякой резкости, – то где находился Фас… то есть, подозреваемый вами субъект между половиной пятого в последний четверг?

– Он позаботился о том, чтобы сообщить мне это, – сказал Кэмпион. – В художественной галерее Сейера. Он там восторгался пастелями герцогини. Старик Сейер, между прочим, мой приятель, и я его вчера навестил. Он был весь полон своей частной выставкой, и сам мне все рассказал без каких-либо наводящих вопросов с моей стороны. Макс явился в галерею примерно без двадцати пяти пять. Сейер заметил время, потому что это было поздновато. Он прождал его с полудня. Выставка закрылась в половине седьмого, но Макс остался поболтать с Сейером до семи часов. Затем они вышли вдвоем и выпили. Сейер был весьма польщен, но и слегка удивлен такой любезностью со стороны великого человека, как я себе это представляю. Макс обычно бывает далеко не столь любезен.

– Мисс Каннингхэм ушла в 4.30, – заметил инспектор, – а Фастиен появился у Сейера в 4.35 и оставался там больше двух часов. За это время миссис Поттер успела умереть, что было обнаружено, и появились мы. Таким образом, у него оставалось всего пять минут между 4.30 и 4.35, чтобы совершить убийство. Не слишком достаточно времени, чтобы что-нибудь совершить, мой мальчик!

– Но достаточно, чтобы позвонить!

– Что вы имеете в виду?

Кэмпион подался вперед, не вставая со стула, и резюмировал:

– Когда мисс Каннингхэм вышла, было 4.30. Она услышала звонок телефона. Вы выследили этот звонок и установили, что он поступил из переговорной на Клиффорд Стрит. Макс вошел в галерею Сейера в 4.35. Галерея Сейера находится на Клиффорд Стрит и там же, в двадцати ярдах, имеется переговорный пункт… единственный на этой улице.

– Но и это еще не говорит ни о чем!..

– Согласен, но это дает основания для подозрений. Его в этом переговорном пункте могли видеть не менее двенадцати человек. Он же так бросается в глаза, вы не находите? И практически каждый из тех, кто тогда там был, должен его припомнить. Поэтому найти свидетелей было бы нетрудно.

– Ну и к чему это приведет? – невзирая на скептический тон, было очевидно, что интерес инспектора к обсуждаемому предмету заметно растет. – Допустим, мы удостоверимся, что сюда звонил именно он. Это будет, пожалуй, нетрудно. Ну и что из этого? Он что, отравил ее по телефону? Вы начитались триллеров, дружок!

Бледный молодой собеседник инспектора глядел непривычно серьезно из-за своих очков в роговой оправе.

– Это всего лишь чистая теория, – произнес он, – но держу пари на любых предложенных вами условиях, я прав! Вот посудите сами. Мы с вами вдвоем установили на основании и собственных наблюдений, и рассказа мистера Поттера, что, когда миссис Поттер сталкивалась с неприятностями, она вливала себе в глотку полный стакан неразбавленного виски и отключалась. Мы знаем, что Поттер и в этот раз решил, что так и было. Он сам об этом сказал. Предположим, что именно так оно и было.

– Но на этот раз ее обычный источник выпивки содержал примесь небольшого количества алкалоида никотина?

– Именно.

– Весьма ценная мысль, – сказал инспектор, осторожно поддаваясь. – Она получила по телефону свой шок или чтобы там ни было, а звонящий знал, что за этим последует привычная реакция, причем выбрано было такое время, когда у убийцы было неопровержимое алиби. Не так уж плохо, Кэмпион!

– Я думаю, что это произошло именно так, – спокойно согласился Кэмпион. – Кроме того, возьмем во внимание следующее. Все складывалось очень четко. Миссис Поттер должна была быть дома в 4.30, поскольку мисс Каннингхэм должна уходить в 4.15, но всегда задерживается на десять минут или около того. Кроме того, Поттера нет дома – в этот единственный день недели он всегда отсутствует, и его Супруга может принять свою порцию и умереть в одиночестве. Разумеется, наш умелец никак не мог рассчитывать на то, что Поттер вернется раньше и отмоет стакан, но вполне надеялся на то, что Феттес констатирует сердечную недостаточность от острого алкогольного отравления.

– Это искусно задумано, – произнес инспектор, – в высшей степени искусно! И это выглядит вполне выполнимым. И все же имеется слишком много прорех и чистых гипотез. Как он всунул никотин в спирт и как он мог надеяться, что она не приложится к нему раньше?

Кэмпион задумался.

– Я полагаю, что ответ на последний вопрос состоит в том, что отравленный спирт находился в ее распоряжении не слишком долго, – сказал он наконец. – Даже Макс, эта наиболее оптимистичная душа на свете, не мог рискнуть и позволить ей выпить слишком рано. Следовательно, ответ и на первый вопрос в том же: он доставил эту штуку сюда в какое-то время в четверг.

– А что, в четверг он был здесь?

– Нет.

– А в течение недели?

– Нет. Я все это уже допускал. Но, кроме всего прочего, она была женщиной весьма скрытной. Это могло приходить по почте. Он мог, скажем, передавать ей это в городе. Возможностей так много, что мы не можем их полностью проработать! Вот почему я согласен с вами в том, что у нас одна лишь надежда – найти контейнер или тот предмет, в котором содержится эта жидкость.

Инспектор оглядел маленькую комнату.

– Мы его найдем, – с неожиданной уверенностью сказал он. – Мы найдем его! Но до того я воздержусь от суждений. Хотя в этом есть проблеск надежды, мой мальчик, определенный проблеск! За дело! Давайте прочешем это проклятое место вдвоем!

Инспектор проявил такую дотошность, что Кэмпион был изумлен, хотя у него самого и не было навыков специалиста по обыску. Каждый предмет обстановки в перегруженной вещами комнате был тщательно изучен, каждая отстающая планка плинтуса обследована, каждый уголок, где мог быть встроен потайной шкафчик или бар, осмотрен с пристрастием.

Жилая комната, кухонька и сарай – все эти помещения были подвергнуты этой изнурительной процедуре. И Кэмпион вновь и вновь обнаруживал маленькие секреты домашнего хозяйства Поттеров, маленькие ухищрения экономии, маленькие неопрятности, носившие сугубо частный характер и свидетельствующие о невыносимой трагедии бедности. И каким бы малоприятным ни был характер миссис Поттер, ее гибель была также и концом дома, который без нее превратился лишь в набор разрозненной рухляди и ненужного хлама.

Они ответили отказом на доброе приглашение Бэлл разделить с нею ленч и провозились до половины четвертого пополудни. И лишь закончив свои поиски, они, разгоряченные, растрепанные и потерпевшие поражение, закурили по сигарете, присев на стулья посередине разгромленной комнаты.

– Мы потерпели крах, – сказал инспектор, – и я рад, что хоть обрел уверенность в себе. Вы теперь можете убедиться, что Ричардсон и мисс Петере были правы. Здесь ничего нет.

Кэмпион огорченно согласился, и они еще посидели в безнадежном молчании до тех пор, пока в дверь не постучала Лайза.

– Миссис Лафкадио сказала, что вы должны попить чаю, – объявила она, ставя на стол поднос. – Коль вы не пожелали прийти, я сама вам его принесла.

Она стала разливать чай по чашкам, и Кэмпион заметил, как ее блестящие острые глаза оглядели сперва комнату, в которой царил беспорядок, а потом и их самих.

И, нехотя возвращаясь к уже исследованной задаче, он спросил:

– Скажите, а после смерти миссис Поттер и до моего прихода никто, кроме вас, миссис Лафкадио и Фреда Рэнни сюда не заходил?

– Я же говорила вам, что не заходил, – с достоинством ответила Лайза, – я и вам это сказала, – добавила она, кивнув головой в сторону инспектора.

Он устало улыбнулся ей, ставя чашку обратно на поднос.

– Да, говорили, мисс Капелла, – подтвердил он. – Говорили, нока, боюсь, не устали!

Кэмпион нахмурился.

– Но кто-то обязательно должен был зайти сюда, – бросил он. – Кто-то должен был прийти, хотя бы и не переступая порога! Это так, Лайза! Никто не приходил в это время с поручением? Совсем, совсем никто?

– Я же вам сказала, – резко повторила старая женщина. – Ни одна душа не приходила, кроме мальчика из художественной галереи.

Мужчины обалдело уставились на нее. Рука инспектора застыла на полпути к его губам, сигарета выскользнула из пальцев, а Кэмпион одеревенело выпрямился на сидении, утратив всякое выражение лица.

Лайза попыталась загладить сенсацию, произведенную ее словами. На ее желтых щеках загорелись два ярких пятна.

– Это все ерунда, – поспешно объяснила она. – Он часто приходит в это время. Я отдала ему печатные формы, и он ушел. Я его в студию-то, конечно, не впустила. Это было, когда миссис Лафкадио ушла звонить.

Инспектор взял себя в руки. Глаза его посуровели, он пристально поглядел на женщину.

– Вы обязаны были сказать мне это раньше, – произнес он, – но теперь это уже неважно. Так когда точно заходил мальчик?

В глазах Лайзы появился страх.

– Миссис Лафкадио пошла звонить, – повторила она, – а я как раз вошла и увидела миссис Поттер. Тут постучали. Я испугалась, наверное, и подбежала к двери. Но увидев, что это всего-навсего мальчик, я обрадовалась. Я велела ему подождать и прикрыла дверь, чтобы он ничего не заметил. Потом я взяла эти формы. Они были завернуты в чехол. Я отдала их ему, и он ушел. Вот и все!

– Очень хорошо, – мягко сказал инспектор, – очень хорошо! А что это за формы?

– Это деревянные доски, гравюрные! – объяснила Лайза, как бы удивляясь невежеству инспектора. Она начала медленно и внятно объяснять, как если бы говорила с новичком, каковым он, конечно, и оказался в художестве. – Большие тяжелые квадратные доски. Она их расчищала и печатала с них для него…

– Для кого?

– Для мистера Макса. Я вам говорила. Его мальчик и приходил за ними. Вот я и отдала их ему.

Инспектор посмотрел на Кэмпиона, и его лицо исказилось неким подобием улыбки.

– Вот она и отдала их ему! – сказал он многозначительно.