Текст книги "Смерть призрака"

Автор книги: Марджери (Марджори) Аллингем (Аллингхэм)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Глава 7
Признание

– Итак, вы совершили предумышленное убийство, мистер Фастиен? Тогда, быть может, вы присели бы и рассказали нам ясно и четко, своими словами, как вы это осуществили и почему?

Медленная речь инспектора прозвучала на редкость буднично в комнате, где, казалось, еще звенели и вибрировали отзвуки патетического заявления Макса Фастиена.

Ситуация, сама по себе достаточно странная, становилась еще более тягостной и серьезной, причем грань между реалиями и игрой начинала вовсе стираться. Картина усугублялась напрягшимся в ожидании констэблем, который с карандашом наизготове сидел в конце длинного стола, приготовившись записывать показания. Его каска была аккуратно положена на стол прямо перед ним.

В комнате, кроме констэбля, инспектора и человека, обвинившего самого себя, пребывал также мистер Кэмпион, растянувшийся поодаль от них в кресле перед книжным шкафом. Его белокурая голова была склонена набок, а руки покоились глубоко в карманах.

Освещение в комнате было раздражающе тусклым, камин не был затоплен, вентиляция также оставляла желать лучшего.

Макс был возбужден, если не сказать – взвинчен. На его желтых щеках горели лихорадочные пятна, а глаза светились нездоровым блеском.

– Не угодно ли вам, инспектор, принять от меня признание и оформить его должным образом? Итак, в полном соответствии с принятым порядком, сообщаю: мое имя – Макс Нейгельблатт Фастиен. Мне сорок лет…

– Не утруждайте себя, мистер Фастиен. Мы все это уже знаем! – И снова исполненный терпения, неэмоциональный голос инспектора прозвучал естественной нотой на фоне театральных декламаций Макса. – Мне сейчас всего этого не надо, пока не станут ясны факты. Исключительно важно их тщательно установить. Мы не хотим никаких ошибок в начале следствия. Если оно начато правильно, то это облегчит дело для всех в конце. И прошу вас не слишком спешить, поскольку Бейнбридж должен все записать. Думайте перед тем, как решите что-то сказать. Ведь то, что происходит потом, почти всегда опирается на то, что вы сказали в начале, и одно слово, произнесенное сейчас, стоит дюжины, сказанных завтра утром. Итак, начните с того, как вам пришло в голову решение убить того джентльмена.

Макс глядел на угрюмого, неторопливо роняющего слова полицейского с пренебрежительной яростью. Было ясно, что инспектор никак не способен оценить его красноречие.

– Меня приводит в негодование это крючкотворство! – взорвался он. – Неужели вы не понимаете, что я хочу помочь вам? Я прихожу к вам в то время, пока вы еще путаетесь в догадках!.. Мысль убить Дакра пришла мне в голову вчера ночью. Я еще не знал, как и когда я это совершу, но как только я услышал, что несносный молодой идиот женился на этой девке Розе-Розе и нанес оскорбление мисс Лафкадио, я решил, что его следует уничтожить. Мной двигали лишь альтруистические соображения. Я отношусь к тем благословенным или проклятым натурам, которые весьма впечатлительны. И если я вижу, что поступок необходим, я его совершаю. – Он расхаживал, выпаливая все это, взад и вперед по комнате, выкрикивая свои короткие, эффектные сентенции с видом любующегося собой ребенка. Инспектор хмуро водил за ним глазами, а констэбль записывал все, что слышал, ни разу не подняв головы. Мистер Кэмпион, казалось, целиком погрузился в раздумье… – У меня не было времени на разработку тщательного плана. Представился случай, и я им воспользовался. Эти ножницы меня заворожили с самого начала. Когда погас свет, я понял, что случай представился. Остальное оказалось легким. Я спокойно пересек комнату, поднял ножницы, нанес удар. Парень хрюкнул и рухнул, как свинья. Так называемый кинжал был еще в моей руке. Я вытер рукоятку, кинул его на тело и удалился. Это и в самом деле оказалось очень просто. Я думаю, что сказал вам все. Вы, должно быть, хотите, чтобы я сейчас же пошел с вами? Там на углу есть стоянка такси. Может быть, мистер Кэмпион будет настолько добр, что пошлет Рэнни за экипажем?

Инспектор тоже издал звук, похожий на хрюканье.

– Всему свое время, мистер Фастиен, – мягко произнес он. – Вы должны, если не трудно, предоставить нам самим определять, что следует делать. Пока что нам еще предстоит выяснить одну или две детали… Бэйнбридж, прочтите, пожалуйста, что сообщил джентльмен о том, как он вонзил «кинжал»?

Констэбль, выглядевший без каски совсем юным и неопытным, прочистил горло и прочел написанное безо всякого выражения и пунктуации:

– Я спокойно пересек комнату поднял ножницы нанес удар парень клюкнул и рухнул как свинья кинжал был еще в моей руке я вытер рукоятку кинул его на тело…

– Ах, – сказал инспектор, – там должно быть «хрюкнул» на второй строчке, Бэйнбридж! «Хрюкнул, как свинья», а не «клюкнул»…

– Благодарю, сэр, – ответил констэбль и внес поправку.

– Ну-с, прекрасно, – отметил инспектор, – пока все идет как надо. Теперь, мистер Фастиен, предположим, перед вами ножницы. Не могли бы вы их взять? Пожалуйста!

Он поднял длинную круглую линейку с письменного прибора и вложил ее в руку Макса.

– А вы, мистер Кэмпион, не могли бы изобразить пострадавшего? Прошу вас! Дакр сидел на краешке стола с ювелирными изделиями, опираясь сзади руками и откинувшись корпусом. Не могли бы вы сесть так же, мистер Кэмпион?

Кэмпион послушно подошел к столу и выполнил просьбу инспектора. Тот кое-что подправил в позе Кэмпиона и нашел, что она соответствует описанию. После этого он вернулся к Максу.

– А теперь, мистер Фастиен, пожалуйста, продемонстрируйте с помощью линейки, как вы в точности нанесли удар.

– Но это же смешно! И невыполнимо! – голос Макса почти срывался на фальцет от негодования. – Я сделал признание, сам себя обвинил перед вами! Что еще вам от меня нужно?

– Всего лишь несколько деталей обычной процедуры, сэр! Мы должны восстановить все в точности. Это нас избавит от многих трудностей потом. Ну-с, подойдите к жертве точно так же, как вы это сделали в мастерской в темноте. Вы подошли к нему. Ладно, теперь, предположим, вы подняли ножницы…

Макс уставился на инспектора, глаза его метали молнии. Он весть трясся от возбуждения и безудержного гнева. На мгновение даже показалось, что если он не совладает С собой, то вполне будет способен на насилие. Однако он взял себя в руки и с великолепным пожатием плеч позволил себе изобразить свою знаменитую лукавую усмешку.

– Да ладно уж, – произнес он спокойно. – Если вам угодно играть в игры, то почему бы и нет? Так смотрите же внимательно, я покажу вам, как было совершено это Мерзкое убийство! – Он схватил линейку, поднял ее над головой и ткнул в жилет мистера Кэмпиона, вдавив ее примерно на дюйм. – Вот вы это увидели, – сказал он. – Все абсолютно просто. Прямо в сердце, между ребрами. Прекрасный удар, ей-богу! Думаю, что он доставил мне Удовольствие!

Но инспектор кивнул, отнюдь не разделяя этого восторга.

– Еще разок, пожалуйста! – потребовал он.

Макс покорился, сохраняя все то же выражение несколько презрительной любезности.

– Я поднял руку, вот так, и опустил ее на него изо всей силы…

– Почувствовали ли вы какое-либо сопротивление? – вдруг неожиданно спросил Оутс.

Макс поднял брови.

– Ах, да, это было слабое сопротивление ткани жилета и, полагаю, я коснулся кости, но все это произошло так быстро! Боюсь, что мне не хватает вашего прозаического мышления, инспектор!..

– Скорее всего, это так, мистер Фастиен, – в тоне Оутса не ощущалось ни малейшей колкости. – И что же вы сделали, почувствовав это сопротивление кости, мистер Фастиен?

– Я почувствовал, что парень упал. Потом… о, дайте вспомнить, да… потом я протер рукоятку ножниц своим платком и бросил их на тело. После этого я удалился. Что же еще мне остается вам сказать?

Оутс задумался.

– Пожалуй, ничего больше, – наконец подтвердил он. – Нет, я думаю, этого достаточно, мистер Фастиен. Присядьте, пожалуйста.

– И что же, все это было так нужно? – уже почти успокоившись, протянул Макс. – Уверяю вас, инспектор, эта процедура вымотала мне нервы, и я надеюсь, что с ней покончено?

– Мы тоже на это надеемся, мистер Фастиен, – с оттенком любезного упрека ответил Оутс. – Но это весьма серьезная процедура, видите ли. Убийство – это дело не шуточное, и, как вы понимаете, я сказал вам, что мы должны постараться с самого начала исключить любые ошибки. Бэйнбридж, передайте мне ваши записи. Спасибо. Итак, вы в темноте пересекли комнату и схватили ножницы. Но то, что погас свет, было абсолютной случайностью. Это явилось сюрпризом для всех. Тут сомнений быть не может. Но у нас есть свидетельство о том, что в момент, когда погас свет, вы беседовали с мисс Гарриэт Пиккеринг то есть находились на расстоянии пятнадцати футов от жертвы. Это подтверждено тремя разными свидетелями. Если верить вашим показаниям, вы прошли это расстояние, схватили ножницы… Ну да, мы это уже знаем! Погодите минуточку, сэр!.. – Он жестом отмел попытку Макса что-то вставить. – Итак, вы сообщили нам (и мы очень внимательно отнеслись к этому пункту!) и даже продемонстрировали, как вы подняли руку над головой и нанесли удар сверху вниз, отметив сопротивление плотной ткани жилета жертвы и легкое трение лезвия, скользнувшего по кости ребра. И вот какие выводы мы из этого сделали… – Инспектор остановился на мгновение и так же невозмутимо продолжил: – Удар, убивший Томаса Дакра, был нанесен снизу вверх и при том с полным знанием анатомии. А поскольку на пострадавшем был вязаный шерстяной пуловер, а вовсе не жилет, то орудие убийства не могло встретить сопротивления ткани. Оно вошло в тело как раз под нижним ребром и проникло прямо в сердце, вызвав почти мгновенную смерть.

Макс сидел в кресле, неестественно выпрямившись. Он сильно побледнел и не сводил глаз с лица инспектора. Оутс оставался совершенно серьезным и слегка озабоченным.

– Вернемся к вашим показаниям, сэр. Вы говорите, что вытащили лезвие из раны, протерли его рукоятку и бросили его на тело. Я отмечаю это потому, что на самом деле оно оставалось в теле Дакра до той минуты, пока его не вытащил полицейский медик. И, кроме того, рукоятка его не была протерта. Я полагаю, что этим все сказано, но еще несколько слов о названном вами мотиве преступления. – Оутс снова помедлил и завершил: – Мы ежегодно сталкиваемся со множеством убийств, большинство из которых вполне ясно мотивировано, а у некоторых имеются весьма громкие поводы. Но убийцы-альтруисты – это большая редкость, и я вряд ли смог бы отнести вас к их разряду до тех пор, пока полицейский медик-эксперт не дал бы заключения о состоянии вашей психики. Но мне кажется разумным на данном этапе воздержаться от исследований такого рода. Тем более что смысла в них нет никакого из-за тех несовпадений, о которых я вам уже сообщил.

Макс посмотрел на него очень внимательно.

– Могу ли я сделать вывод, что вы отказываетесь принять мое признание? – ледяным тоном осведомился он.

Оутс сложил листки, заполненные констэблем, и спрятал их в свою записную книжку прежде, чем ответить. Он поднял глаза на собеседника. Во взгляде его усталых глаз не было и тени суровости.

– Да, мистер Фастиен, – подтвердил он. – Примерно так оно и есть. – Макс ничего не сказал, а инспектор, помолчав, вновь заговорил. – Послушайте меня, мистер Фастиен. Вы должны вполне уяснить себе нашу позицию. Мы стараемся докопаться до истины. И у нас нет ни малейших сомнений, что вами двигали наилучшие побуждения. Вы думали, что юной леди грозит арест и хотели отвести это от нее. Очень возможно, что вы сочли предполагаемый арест грубой ошибкой и попытались нас остановить, взяв на себя мнимую вину. Я ценю ваш порыв и считаю ваш поступок прекрасным, но вы должны признать, что в результате вы лишь отняли время у нас и у самого себя и не дали нам продвинуться дальше. О да, я еще до вашего прихода знал из показаний мисс Гарриэт Пиккеринг, что все время, пока не было света, она беседовала с вами. Так что ваша попытка была обречена на провал с самого начала. Спокойной ночи. Сожалею, что так получилось, но вы сами видите, почему это произошло.

Прошло еще несколько мгновений после того, как инспектор закончил говорить, и лишь тогда Макс медленно поднялся и побрел к выходу, не сказав больше ни слова. Они услышали замирающий звук его шагов из коридора.

Инспектор кивнул констэблю, тот надел свою каску и вышел из комнаты.

Мистер Кэмпион и его напарник посмотрели друг другу в глаза.

– Дурной спектакль, – отметил молодой человек. Инспектор хмыкнул. – Такое происходит ежеминутно, – произнес Кэмпион. – Впрочем, я не любитель таких субъектов. Их называют эксгибиционистами, не так ли? Это вернуло нас на исходные позиции и не принесло ровно никакого выигрыша. Я, пожалуй, дам девушке еще двадцать четыре часа, авось за это время еще что-нибудь прояснится… А теперь мне лучше вернуться домой и составить отчет. Ничего себе, приятное времяпровождение для воскресного вечера! – Мистер Кэмпион закурил сигарету. – Это непостижимо, – заметил он. – Ведь и в самом деле, единственной персоной в мире, которая предположительно могла бы иметь хоть какое-нибудь основание для убийства такой незначительной личности, как молодой Дакр, является эта девушка. Но я абсолютно убежден в ее невиновности. Я готов прозакладывать за это свой последний шиллинг! – Он добавил с надеждой, поскольку инспектор не откликнулся. – Конечно же, здесь возможна любая случайность. Я думаю, что Дакр мог быть вовсе не тем человеком, в которого метил убийца. Кроме того, я даже готов предположить, что этот удар, нанесенный в темноте, предназначался всему дому в целом и тому, что в нем в тот момент праздновалось.

– О, это уже фальшивка, – сердито буркнул инспектор. – Я знал, что такая версия возникнет, как только ответил на ваш телефонный звонок. – Он сказал это, как бы предчувствуя возможные неприятности и скручивая в трубку протоколы допросов. – На основании собранных мною показаний, можно прийти к выводу, что здесь какой-то приют для психопатов. Лишь два или три рассказа содержат что-то ясное. Та женщина Поттер оказалась довольно толковой. Уж про нее не скажешь, что она не в своем уме. Но ее муженек – это самый рассеянный тип в мире. Знаете, Кэмпион, я иногда удивляюсь, как такие ребята ухитряются выжить. А впрочем, Бог знает, как умудряются выжить и те, которые вполне в своем уме. Но такие блаженненькие все же остаются в живых. Кто-то, наверное, присматривает за ними!..

Кэмпион решил проводить инспектора до парадной двери, и, когда они спустились в холл, объект невеселых рассуждений Оутса как раз вывалился из двери столовой и застыл перед ними.

Красное жалкое лицо мистера Поттера выражало еще более горькие страдания, чем обычно, а в глазах его вдобавок застыл страх.

– О, знаете ли, я хотел бы вернуться в свою студию, – пролепетал он. – Я не вижу смысла в том, чтобы оставаться здесь далее. Все так печально и нелепо, я понимаю, но мы должны жить дальше. Я полагаю, жизнь должна продолжаться, не правда ли? Я все равно здесь не могу сделать ничего путного…

Он, произнося все это, как-то боком вжался в проем двери, ведущей в столовую, и при этом бросил два опасливых взгляда через плечо куда-то внутрь комнаты. Он был настолько осязаемо встревожен и поглощен тем, что было за его спиной, что инспектор с Кэмпионом тоже невольно посмотрели туда.

То, что открылось их глазам, оказалось уже вовсе неожиданным. В раму, образованную полуоткрытой дверью, было вписано изображение пары дамских ножек, простертых на каминном коврике и обутых в весьма немалые по размеру коричневые туфли. Остальное оставалось за пределами «рамы».

Инспектор решительно шагнул в комнату, отстранив мистера Поттера и игнорируя его попытки жестами воспрепятствовать этому.

– Ну что ж, мистер Поттер, – сказал он, окинув комнату взглядом, – я не вижу причин, которые помешали бы вам теперь вернуться в вашу студию. Она ведь всего лишь в саду, не так ли?

– Да, да, именно!

Поттер все еще выделывал какие-то замысловатые па, безнадежно пытаясь заслонить от инспектора особу, расположившуюся на полу.

Все эти усилия, естественно, были обречены на провал, и Кэмпион, вошедший в столовую вслед за Оутсом, увидел, что заинтересовавшим их объектом была миссис Поттер, лежавшая навзничь с ярко-пунцовым лицом и всклокоченными волосами. Она всхрапывала время от времени, и глаза ее были плотно закрыты.

Мистер Поттер попытался схитрить и, слегка пожав плечами, нарушил наступившее неловкое молчание:

– Это, знаете ли, моя жена, – сказал он, как бы извиняясь. – Этот удар слишком сильно на нее подействовал. Она так глубоко все чувствует… Эти… эти властные женщины иногда способны на такие переживания!..

– Вам бы лучше уложить ее в постель, – уклончиво заметил инспектор. – Вы можете ее довести?

– О да, да! Это нетрудно! Спокойной ночи!

Мистер Поттер постарался их выпроводить и довел до самой парадной двери.

– Спокойной ночи, – ответил Оутс и обратился к Кэмпиону: – Вы пойдете со мной?

Когда они спускались по ступенькам на тротуар, инспектор взглянул на своего молодого коллегу:

– Ну, так что вы скажете о виденном? Забавно, не так ли? И я теперь должен еще понять, что бы это значило!

Лицо Кэмпиона все еще хранило слегка изумленное выражение.

– Я был не так уж близко от нее, – нерешительно начал он, – но мне показалось, что она в какой-то мере..

– О, ну разумеется, она мертвецки пьяна! – подтвердил Оутс. – Вы разве не заметили графин на буфете? Она, несомненно, хватила приличную дозу неразбавленного виски, что и довело ее до такого состояния. Некоторые имеют к этому склонность, вы же знаете. Это как бы разновидность наркотика. Но что ее на это толкнуло? Что у нее было на уме такого и зачем ей захотелось забыться? Это все очень, очень странно, Кэмпион, и мне еще предстоит поломать над этим голову…

Глава 8
Маленькие вещицы

Расследование происшествия в Литтл Вэнис так и застряло на этой стадии, а вскоре на него в Скотланд-Ярде было наложено табу. Потом всякие толки об этом почти затихли, поскольку небезызвестному суровому господину из Департамента иностранных дел после недавнего в его ведомстве скандала и вовсе расхотелось, чтобы дело в Бейсуотере обсуждалось, да еще с упоминанием его ведомства. В те дни происходили некоторые важные дипломатические события, поэтому даже прессе были даны соответствующие рекомендации, ввиду чего оказалось, что это убийство до странности мало ее заинтересовало. Поэтому проведенное скорее для проформы следствие и последовавшая за этим скромная церемония захоронения останков Томаса Дакра на кладбище Виллесден, казалось, исчерпали все внимание, которое полиция смогла уделить этому делу.

Жизнь в доме Лафкадио снова вошла в привычное уединенное русло, и проходило оно тихо и мирно до тех пор, пока вскоре не грянуло еще одно внезапное несчастье, еще одно убийство. Немногим более трех недель прошло после гибели Дакра, и инспектор Оутс под давлением властей уже прекратил расследование, когда в квартире мистера Кэмпиона на Баттл Стрит раздался звонок. Это была Линда.

Она ворвалась к нему нежданно, в плотно облегающем пальто, стремительная и очень современная стройная молодая особа. При взгляде на нее всякий мог бы отметить, что Лафкадио несомненно ее прямой предок. В ней бушевал тот же мятежный нрав, то же пренебрежение условностями, та же искренняя уверенность, что она в некотором роде – персона привилегированная.

Линда была не одна. Ее сопровождал молодой человек примерно одних с нею лет. Кэмпион, еще до того как Линда представила гостя, почувствовал, что симпатизирует ему.

Он чем-то очень походил на Линду, был небрежен, крепко сбит, широк в плечах, узок в бедрах. У него была светлая шевелюра, крупный волевой нос и застенчивые лучезарные голубые глаза.

Было такое впечатление, что он в восторге от встречи с Кэмпионом, а квартиру он явно весьма одобрил, разглядывая ее с искренним и каким-то ребячьим удивлением.

– Это Матт д'Урфи, – объявила Линда. – Он снимал мансарду пополам с Томом.

– О, я о вас слышал! Кажется, где-то были опубликованы ваши рисунки пером, я не ошибаюсь? – обратился Кэмпион к гостю.

– Вполне возможно, – нисколько не чванясь, ответил д'Урфи. – Мне же надо как-то существовать… А ваша квартира мне очень нравится!..

Он пересек комнату и уставился на небольшую вещицу Камерона, висящую над книжной полкой, предоставив Линде самой начать разговор. Она это немедленно сделала, сразу с присущей ей прямотой введя его в самую суть вопроса, занимавшего ее мысли.

– Алберт, – сказала она. – Это снова касается Томми. Происходит нечто весьма странное!..

Кэмпион внимательно и настороженно посмотрел на нее, его глаза за стеклами очков блеснули.

– Еще что-то? – осведомился он и добавил: – Надеюсь, что-нибудь новое?

– Да, кажется, именно так. – В голосе Линды прозвучали нотки былой напряженности. – Вы, конечно, можете игнорировать все на свете, но только не факты! Вот почему я притащила сюда Матта. Если вы взглянете на него, то убедитесь, что он не из тех людей, которые способны вообразить что бы там ни было!

Адресат этого несколько неопределенного комплимента, поглядев через плечо, приветливо улыбнулся и снова погрузился в созерцание офорта, которому он с таким удовольствием все это время предавался.

– Дорогая моя девочка! – постарался снять напряжение Кэмпион, – я же еще не услышал ни об одном факте. Что случилось?

– Да там не просто факты! Там нечто абсолютно возмутительное!

Ее огромные серо-зеленые глаза вдруг наполнились слезами, в скуластом лице появилось что-то беспомощное. Кэмпион уселся в кресло.

– Не хотите ли вы все рассказать по порядку? – попробовал он ее сосредоточить.

– Да, хочу, хочу! Поэтому и пришла. Алберт, те, кто убил Томми, не удовлетворились лишением его жизни. Они хотят вычеркнуть его всего, целиком! – Мистер Кэмпион был человеком любезным, доброжелательным и к тому же наделенным бесконечным терпением. Он постарался успокоить девушку и побудить ее членораздельно выложить причину охватившего ее волнения. Ему это в известной мере удалось. – Сперва пропали все наброски Томми, которые я показала вам в тот день, когда происходил вернисаж, – начала она. – Вы же помните их? Они лежали в шкафу в студии. Их было не то двенадцать, не то четырнадцать. Всего лишь эскизы, но я их хранила, так как они были очень хороши. Я хотела их на прошлой неделе вынуть из шкафа, потому что надумала устроить небольшой показ работ Томми. Не какую-нибудь амбициозную выставку, а всего лишь скромное количество его вещей в одном из маленьких выставочных залов. Мне не хотелось, чтобы память о нем совсем угасла, вы же понимаете. Потому что… потому что ведь в нем все же что-то было, не так ли? – Ее голос, никогда не отличавшийся уравновешенностью, стал подозрительно звенеть, но она с усилием взяла себя в руки и уже ровнее продолжила: – Прежде всего, я убедилась, что те рисунки пропали. Я перерыла все, подняла вверх дном все свое жилище, но они как в воду канули. Они исчезли, словно их никогда и не было! И, следовательно, мне нечего было нести в галерею. – Она помолчала и серьезно взглянула на Кэмпиона. – Вы могли бы поверить, что в Лондоне не найдется ни одной маленькой галереи, которая из любви к искусству не выставила бы работы Томми? Такого не могло быть, даже если бы все они процветали и деньги бы к ним текли рекой! Это просто заговор, Алберт, попытка каких-то презренных негодяев навсегда стереть Томми из памяти людей.

Мистер Кэмпион чувствовал себя весьма неуютно.

– Моя дорогая девочка, – произнес он наконец. – Ведь не думаете же вы, что несчастный случай, послуживший причиной гибели Дакра, был целенаправленным и предполагал именно его смерть? Кроме того, я знаю, что далеко не все владельцы галерей обладают хорошим вкусом, но не думаете ли вы, что сейчас им бы не захотелось прослыть падкими на сенсации? Почему бы вам не подождать с этим, например, с годик, а потом позволить им сделать такой бросок на публику, не вызывая при этом неприятных ассоциаций? Девушка пожала плечами.

– Может быть, вы и правы, – сказала она. – То же говорит и эта маленькая скотина Макс. Но ведь я не сказала вам и половины, даже четверти всего! Алберт, дело в том, что пропали не только рисунки. Похищено все, что он сделал когда-либо, все его работы! Кто-то ненавидел его так сильно, что не мог позволить хоть чему-то сохраниться!

Матт наконец оторвался от созерцания стен и встал рядом с Линдой.

– Я думал о том, что довольно-таки странно, что нашу мансарду обчистили, – заметил он. – Что такого было у Томми за душой? Ничего, кроме картин и старых рубашек. А ведь моего ничего не тронули, слава тебе, Господи!

Последние слова он произнес немного иронически.

– Так вас обокрали? – поразился Кэмпион.

– Боже правый, разумеется! Разве Линда вам не сказала? Я считал, что мы за этим и пришли сюда! – д'Урфи выглядел обескураженным – Позавчера ночью, когда я был у Фицроя, какой-то безумец влез в нашу мансарду и унес все до единой вещи Томми. Его одежду, один или два старых холста, все его краски и прочее барахло. Это довольно странно, не правда ли? Я бы и сам был не прочь когда-нибудь отделаться от чужого хлама, вы ведь понимаете меня? Но мне это показалось очень странным, и я сказал об этом Линде, а поскольку все работы бедняги испарились, то мы и решили прийти к вам.

Мистер Кэмпион выслушал это необычное сообщение с большим интересом.

– Но если вы утверждаете, что исчезли все его работы значит, вы имеете в виду еще что-то? – спросил он.

– Именно, – подтвердила Линда. – У Сейгэлса на Дюк-Стрит было несколько его эскизов, и сразу после смерти Томми он их выставил в маленькой витрине слева от двери. Вы знаете, там у окон места очень немного. Ну вот, вся эта витрина оттуда украдена! Это случилось во время ленча, когда улица совершенно безлюдна. Никто не видел похитителя… И еще кое-что произошло с содержимым его мастерской во Флоренции. Кто-то скупил все, что там было, через двадцать четыре часа после его гибели. Я списалась с тамошними людьми на прошлой неделе и сегодня получила от них ответ. – Она слегка замялась, но потом с некоторой неловкостью добавила: – Он там изрядно задолжал, и они были рады принять любое предложение о продаже оставленных им работ. Похоже, что они и понятия не имеют о покупателе. Я телеграфировала им с просьбой дать его подробное описание, но пока никакого ответа не получила…

Мистер Кэмпион уселся на ручку кресла и вытянул вперед свои длинные худощавые ноги.

– Весьма, весьма странно, – констатировал он. – А вот, э-э, относительно кражи в мансарде… Вы не сказали ничего о том, что еще было взято, кроме вещей Дакра?

– Ох, да, они еще взяли мой старый халат, – небрежно обронил д'Урфи, – а все остальное принадлежало Дакру. Во всем этом не было бы ничего особенного, – добавил он искренне, – но Дакр был довольно аккуратным человеком, к тому же он только недавно вернулся, поэтому большинство его работ, еще не распакованных, было сложено в углу мастерской. – Он явно произнес гораздо более длинную речь, чем собирался, и закончил ее риторически: – И вот что мне показалось странным: кому понадобилось залезть в мансарду? Вообще-то туда войти ничего не стоит, но зачем это кому-то могло понадобиться?

– А где находится эта мансарда? – спросил мистер Кэмпион.

– На Кристиен Стрит. В нее упирается левый конец Шафтсбери Авеню, – быстро ответил мистер д'Урфи. – Это та маленькая зловонная улочка прямо напротив театра Прэнс, идущая параллельно Друри Лэйн. Мансарда состоит из двух чердачных комнат в доме, где находится лавка старьевщика. Пока поднимаешься наверх, как-то привыкаешь к зловонию, а может, оно слегка слабеет, я так и не смог это установить, – добавил он с детской непосредственностью. – Не очень гигиенично, зато есть центральное отопление и прочее… Любой может войти и унести все мое имущество, конечно, но этого никогда не случалось раньше. И зачем им это понадобилось?

– А вам никто не говорил о том, что к вам заходил кто-то чужой? Я имею в виду тот день, когда произошла кража? Например, те люди, что живут под вами?

– Нет. Этажом ниже живет миссис Стифф. Она продавщица цветов на Пикадилли и никогда не бывает дома вечерами. Лавка старьевщика закрывается в пять, а после восьми все вокруг погружается в тьму. У нас не очень-то освещенная улочка, мальчишки вечно разбивают фонари, поэтому любой может незаметно к нам войти. Это не так уж важно, но довольно забавно, не так ли?

Мистер Кэмпион задумался. Линда посмотрела на него очень мрачно, а глаза мистера д'Урфи уже снова обратились к гравюрам Карриера и Айвса, которые еще раньше привлекли его внимание, а теперь он, наконец, мог их поближе рассмотреть.

У Кэмпиона вертелся на языке один деликатный вопрос.

– Но ведь здесь находится жена Дакра, – решился он наконец, – быть может, она считает, что все эти вещи принадлежат ей?

– Какая жена? – Матт с большой неохотой оторвался от эстампов. – Ах да, Роза-Роза, я и забыл! Да, мы тоже о ней вначале подумали. Я виделся с ней, но она и понятия не имеет ни о чем таком. Она очень расстроена лишь пропажей его чемодана. Она очень тупая, вы ведь знаете, но это у нее фамильная черта, насколько я смог уловить. Вы хоть немного понимаете, о чем она думает, Линда?

– Роза-Роза не брала вещей Томми, – отрезала Линда с уверенностью, исключающей необходимость любых доказательств. – Она помолчала. – Я и сама не знаю, зачем я к вам пришла, Алберт… Не знаю, чего я от вас жду?.. Но ведь случилось что-то настолько странное! – вдруг почти закричала она. – Случилось такое, чего я никак не могу понять!

Она тряхнула своими сильными руками, обтянутыми коричневой тканью. Это был жест, выражающий полное отчаяние.

– Я не могу и подумать о том, что мне уже нельзя прикоснуться ни к одной вещи, которая принадлежала ему, – не осталось ни клочка рисунка, ни красок, ни кистей!..

Кэмпион подошел к ней и похлопал по плечу.

– Мне кажется, я могу изменить это положение вещей, – произнес он с оттенком явного удовлетворения в голосе. – В соседней комнате у меня имеется рисунок Дакра. Вы можете взять его себе, если захотите.

Он быстро вышел и почти тотчас же вернулся с большим плоским коричневым пакетом, который положил на стол.

– Должен признать, что, по-видимому, я совершил довольно остроумную покупку, – проговорил он, надрезая шпагат. – Я позвонил Максу Фастиену в его офис на следующий день после… э-э… вернисажа и сказал, что видел несколько рисунков Дакра и что они произвели на меня очень сильное впечатление. Полагаю, что после этого он прямиком отправился в галерею Сейтэлса, так как, когда я к нему пришел, он показал мне с полдюжины рисунков. И я купил у него один из них, но, поскольку тогда же вечером выехал в Париж, он до вчерашнего дня мне его не мог переслать. Я, как видите, еще не успел вскрыть пакет. Рисунок мне очень понравился. Это набросок головы мальчика, по-видимому, испанского.